Страница:
Однако, лояльное отношение ханов к христианству, переход в Православие многих монгольских аристократов, татарской элиты, нисколько не смягчили отношений между русскими и татарами. Они остаются столь же напряженными и враждебными вплоть до падения ига. Переход из числа «поганых» в христианство означал переход в лагерь русских. Еще острее это начинает ощущаться после массовой исламизации татар в XIV в. Жестокость татар остается прежней на протяжении всего периода их владычества над Русью. И к концу XIV, в нашествие Тохтамыша, видны та же жестокость, то же коварство, что и полутора столетиями раньше. «И тот час начали сечь их всех подряд… Эти беды от поганых роду христианскому за грехи наши… Воистину суета человеческая, и всуе суетность людская», — писал современник разорения Москвы.
Страшные карательные набеги на Русь повторялись периодически до самого конца татарского ига в XV в. (впрочем, набеги татар с целью теперь уже не усмирения, а грабежа будут происходить и после свержения ордынского ига). Поэтому имел место, конечно, никоим образом не союз, а противоборство двух совершенно полярных систем — христианской Руси и языческой (а затем мусульманской) Орды. Причем, одна была основана на Евангельском учении о мире и любви, а вторая, наоборот, ставила во главу угла жестокость, возведенную на уровень доблести.
Для начала «Монгольского» периода русской истории характерно, в первую очередь, то, что государственное начало в жизни страны очень сильно ослабевает. Но русский народ, несмотря на все недостатки Киевского периода и последовавшее за Батыевым нашествием страшное духовное одичание, — это уже народ православный. Именно поэтому недостаток государственности компенсируется за счет возрастания значения Церкви в жизни общества. Именно Русская Церковь является ведущей консолидирующей силой, которая препятствует полному развалу разоренной страны.
В домонгольскую пору мы видим очень мало выдающихся митрополитов Киевских. И напротив, мы встречаем таких великих князей-государственников, как Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, св. Мстислав Великий, св. Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо. В XIII–XIV вв. картина меняется. Это, наоборот, время великих святителей Русской Церкви: Кирилла II, Максима, Петра, Феогноста и Алексия. Среди Предстоятелей Русской Церкви мы уже гораздо чаще встречаем русских по происхождению, которые занимают митрополичью кафедру в законном порядке, в отличие от прецедентов с Иларионом и Климентом Смолятичем. И даже митрополиты-греки этого времени мало похожи на отстраненных и безвыездно пребывавших в Киеве Первосвятителей прежней поры, как правило, даже не знавших русского языка. Владыки-греки Максим и Феогност ведут себя не менее ревностно и патриотично, чем русские Кирилл или Петр.
Именно Церкви в первую очередь обязана Русь тем, что к XV веку она смогла, несмотря на потерю западных земель, вновь консолидироваться и сбросить ордынское иго. Русские митрополиты, проявлявшие, сменяя друг друга, поразительное единодушие и преемственность, заложили основы той политической линии, которую впоследствии восприняли и развили Московские великие князья.
Первым в ряду этих великих святителей необходимо назвать митрополита Кирилла II. Иногда его именуют Кириллом III, хотя реальность бытия митрополита XI в. Кирилла I, помещаемого между Феопемптом и Иларионом, не доказана. Предшественник Кирилла II — грек Иосиф — прибыл на Русь в 1237 г., перед самым нашествием Батыя. Летописи дружно молчат относительно его последующей участи. Если бы он погиб мучеником, то скорее всего память об этом сохранилась бы. Скорее всего он просто покинул Русь. Быть может, это было не малодушие или нежелание положить жизнь за чужую ему русскую паству, но политическое требование Никейских императоров, которые стремились к миру и союзу с монголами ради совместной борьбы с латинянами-крестоносцами. Скорее всего, по этой же самой дипломатической причине греки не могли найти замену Иосифу. Кроме того, после страшного разгрома, учиненного на Руси Батыем, Русская митрополия уже мало прельщала византийских иерархов. В итоге Русская Церковь оказалась обезглавленной в самое трагическое время. Этим попытался воспользоваться Угровский епископ Иоасаф, самочинно присвоивший себе митрополичью власть. Он был за это низложен Даниилом Галицким. Однако, вмешавшись в дела церковные, князь вошел во вкус. И поскольку греки дипломатично медлили с присылкой митрополита, а князья Северо-Восточной Руси не проявляли в этом необычном для Руси деле никакой инициативы, Даниил решил провести на митрополию своего кандидата. Им в 1242 г. стал Кирилл. Кем он был до своего наречения в митрополиты точно неизвестно. При дворе Даниила Галицкого служил какой-то боярин — хранитель печати — по имени Кирилл. Быть может, это и был будущий Первосвятитель. В 1243 г. Кирилл уже именуется нареченным митрополитом, хотя митрополит Макарий (Булгаков) сомневался в том, что ему могли подчиняться не только южные, но и северо-восточные епархии Руси. Это стало возможным лишь после того, как при патриархе Мануиле II в Никее состоялось поставление Кирилла в митрополиты. Он отправился туда в 1246 г., а возвратился на Русь в 1249 г. Вероятно, греки рады были в это сложное время перепоручить Киевскую митрополию заботам русского выходца. Кирилл управлял Русской Церковью довольно долго, до 1281 г.
Практически с самого начала правления митрополита Кирилла проявляется его наиболее характерная черта — Первосвятитель почти что не бывает в кафедральном Киеве, но посвящает большую часть своего времени поездкам по Руси. Тому были свои причины. Во-первых, Киев был разорен дотла, и пребывать в нем было для митрополита весьма затруднительно. Даже кафедральный Софийский собор лежал в развалинах. Город превратился в захолустную деревеньку с ничтожным числом жителей. Киевская земля находилась в непосредственном подчинении монголов, которые управляли ею по своему усмотрению, повсюду чиня насилие и притеснения. Но была и вторая причина для поездок митрополита по Руси: необходимо было устроить церковную жизнь после разорения, ибо везде налицо были черты страшного духовного одичания и деградации.
Уже в 1250 г. митрополит Кирилл посещает Черниговскую, Рязанскую и Суздальскую земли, прибывает во Владимир на Клязьме. С этого времени начинает крепнуть связь этого галичанина, выходца из Юго-Западной Руси, с великим княжением Владимиро-Суздальским и лично со св. князем Александром Невским. Надежды Даниила Галицкого не оправдались: Кирилл отнюдь не стал проводником его политики, но обратил свой взор в сторону святого Александра, духовное родство с которым ощущал все больше и больше. Даниил не снискал симпатий Кирилла, главным образом, в силу своего западничества. Митрополиту были, вероятно, весьма неприятны его заигрывания с папским Римом, от которого Галицкий князь получил в 1253 г. корону и обещание помощи в борьбе с монголами, разумеется, в обмен на обязательство перевести свой народ в католичество. Естественно, что для Предстоятеля Русской Церкви на первом месте стоял вопрос верности Православию, а не сиюминутной политической выгоды. И хотя Даниил впоследствии порвал свои связи с Римом, Кириллу гораздо больше импонировал великий князь Александр, который по отношению к латинянам-крестоносцам был непримирим. Его победы над ливонскими рыцарями и решительный отказ от католицизма перед лицом присланных к нему папой легатов-кардиналов были антитезой прозападным настроениям Даниила.
И дело здесь, быть может, было не только в духовно-нравственной оценке позиции обоих князей. Как мудрый архипастырь Русской Церкви и настоящий подвижник Кирилл, вероятно, умел заглянуть намного вперед. А потому понимал, что стратегия Александра, направленная на замирение с монголами и активное противостояние латинской агрессии, была единственно правильной. Митрополит видел, что лояльность Александра к монголам вовсе не является проявлением угодничества по отношению к ним, но лишь жесткой необходимостью при невозможности воевать на два фронта. Сил противостоять Орде у Руси еще не было. Вместе с тем, при всех ужасах татарщины взаимоотношения с Ордой были таковы, что Русь могла при этом сохранить свою государственность, пусть и ограниченную, сберечь свою православную веру и национальную культуру, самобытность. А это давало в перспективе надежду на возрождение Руси.
В то же время на примере Прибалтики Русь уже могла составить себе представление о том, что такое латино-германский Drang nach Osten. Целые племена, такие, как, например, пруссы, просто истреблялись физически, а их остатки насильственно германизировались. Исчезал язык покоренных народов, исчезали любые формы национальной самобытности. Сами покоренные народы превращались в сословие рабов и обрекались на вековое подневольное бытие. Но главное, не приходилось даже и думать о сохранении Православия на Руси в случае успеха натиска ливонских крестоносцев. Всех ждало насильственное обращение в католицизм. Так что Александр из двух зол все-таки выбирал меньшее.
Поэтому именно ему оказал поддержку Кирилл. Митрополит, вероятно, имел замечательную возможность убедиться в том, что несет православному миру Запад, когда побывал у греков, приехав в Никею для поставления. Это было время, когда Империя Ромеев пала под натиском западного крестоносного воинства в 1204 г. Константинополь, разграбленный и поруганный европейскими вандалами, лежавший в таких же руинах, как и Киев, стал столицей Латинской империи. На обломках Византии возникло множество княжеств крестоносцев и несколько греческих православных государств. Крупнейшим из них была Никейская империя, претендовавшая на преемство от Византии. Никейские патриархи стали Константинопольскими патриархами «в изгнании». Борьба между Никеей и крестоносцами за обладание Константинополем развернулась самая ожесточенная. Причем, налицо было религиозное противостояние католического Запада и православного Востока в этой войне. Митрополит Кирилл, поставленный на Киевскую кафедру в Никее, очень ярко должен был ощутить характер этого противостояния двух христианских миров, трагически разошедшихся между собой.
Этого не в состоянии был постичь Даниил Галицкий, который видел главного противника не в западных феодалах, а в монголах. В конечном итоге политика Даниила и его преемников оказалась обреченной на провал. Западные «союзники» — Польша и Венгрия — к XIV столетию поглотили Галицко-Волынское княжество. В то же самое время, продолжая политику св. Александра Невского, Русь Московская окрепла и положила основание единому Российскому государству. У его истоков, таким образом, лежит та подлинная православная симфония государства и Церкви, которая проявилась в страшное время монгольского разорения в деятельности митрополита Кирилла и св. князя Александра Невского.
Святитель Кирилл особое внимание уделяет Северо-Востоку Руси. В 1251 г. он посещает Новгород. В 1252 г. торжественно встречает Александра Невского, своего духовного сына, по возвращении из Орды и ставит его на великое княжение. А в 1263 г. погребает святого князя в Рождественском монастыре во Владимире. Еще несколько раз приезжал он по разным поводам в столицу Северо-Восточной Руси. Лишь в 1276 г. летописец упоминает о его пребывании в Киеве. Но в 1280 г., за год до кончины, он снова во Владимире. Никоновская летопись говорит о причинах нового путешествия митрополита: «Того же лета (1280) преосвященный Кирилл митрополит Киевский и всея Руси изыде из Киева по обычаю своему и прохождаше грады всея Руси, учаше, наказуеше, исправляше». Здесь, в Суздальской земле, в Переславле-Залесском, великий Первосвятитель скончался 9 декабря 1281 г. Но погребен был по старой традиции Русских митрополитов в Киеве, в соборе св. Святитель Кирилл был очень ревностным и энергичным митрополитом, который деятельно трудился над тем, чтобы сохранить, насколько это было возможно, русскую церковную и культурную жизнь. Он непрерывно разъезжал по различным городам и весям Руси и восстанавливал все, что было возможно. Он ставил епископов и священников, возрождал епархии, монастыри и храмы. Вся его жизнь прошла в поездках по епархиям.
Митрополит Кирилл вынес из своих поездок по Руси впечатление страшного духовного одичания русского народа, серьезнейших искажений и нестроений в церковной жизни. Его жизнь была посвящена тому, чтобы предотвратить духовную деградацию Руси, возродить православную духовность. Его главной задачей было устроение церковной жизни в разоренной стране. Одним из главнейших мероприятий в этом направлении стал Собор во Владимире, созванный в 1274 г. Формально он созывался для поставления на Владимирскую кафедру епископа Серапиона. Кстати, эта кафедра пустовала более двадцати лет после гибели епископа Митрофана. Быть может, Кирилл держал ее вакантной, подумывая о переезде во Владимир. Так что перенос сюда кафедры при преемнике Кирилла — Максиме — осуществился, возможно, не без учета нереализованных планов самого митрополита Кирилла.
Однако, помимо вопроса о поставлении Серапиона, едва ли не главным предметом обсуждения на Соборе стали те нестроения, которые имели место в Русской Церкви. Вот что говорил митрополит, обращаясь к собравшимся епископам, духовенству и мирянам: «Какую прибыль получили мы, оставив Божии правила, не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли, не взяты ли наши города, не погибли ли сильные князья наши от острия меча, не уведены ли в плен наши дети, не запустели ли святые Божии церкви, не томят ли нас на всякий день нечестивые и безбожные язычники — все это случилось нам за то, что не храним правил святых наших и преподобных отцов». Итогом работы Владимирского Собора стало «Правило митрополита Кирилла», которое подытожило все, что Собор определил в целях уврачевания нравов. Вместе с митрополитом Кириллом Правило составляли епископы Долмат Новгородский, Игнатий Ростовский, Феогност Переяславский и Симеон Полоцкий. Пункты Кириллова Правила дают представление о нравах, бытовавших среди русского народа в ту страшную пору.
Первый пункт Правила касается вопроса о симонии, то есть продаже церковных должностей и даже священного сана. «Приде бо в слухе нашем, яко неции от братиев наших дерзнувше продати священный сан», — говорится в Правиле. Митрополит Кирилл обрушивается со всей строгостью на это страшное зло — поставление священнослужителей за мзду, взятку. Святитель считал это особенно недопустимым в пору постигших Русь испытаний, ибо в этом видел корень многих зол. Коль скоро за мзду ставится недостойный пастырь, то чего ждать тогда от его паствы? Кого он может воспитать в таком случае, если сам бездуховен?
Второй раздел говорит о нарушениях богослужебного характера. Особенно сильные искажения отмечались, когда речь шла о практике совершения таинств крещения и миропомазания. Владимирский Собор осуждал практику обливательного крещения, которая распространилась на Руси в это время в силу пастырского небрежения. Митрополит Кирилл считал допустимым крестить через обливание лишь в случае крайней нужды, при невозможности совершать погружение. Собор отмечал также, что по невежеству священнослужителей часто смешивалось помазание елеем при оглашении и миропомазание после крещения. Это, безусловно, страшный показатель полнейшей безграмотности части духовенства. Отчасти это могло случиться и потому, что не было достаточного количества Требников: к этому привели пожары, гибель писцов, недостаток материалов для письма. Да и в клир, ввиду гибели большинства священнослужителей в дни Батыева нашествия, нередко приходилось принимать людей, мало пригодных к священническому подвигу, элементарно безграмотных. Видимо, неграмотные священники заучивали что-то с голоса, не особенно понимая смысл совершаемых священнодействий, — отсюда и страшные погрешности.
Третье правило Владимирского Собора 1274 г. решительно осуждает чудовищный языческий обычай, распространившийся на Руси после Батыева нашествия. Речь идет о кулачных боях на праздники. Почти всегда они заканчивались смертоубийством и последующим снятием одежды с убитого. В Киевский период истории Руси этот варварский языческий обычай был практически изжит. За подобное изуверство законодательство Ярослава Мудрого предусматривало самые суровые кары. Но в пору татарщины, когда жизнь человеческая невероятно обесценилась, когда к смерти привыкли, как к обыденному явлению, возрождаются эти безумные языческие «турниры». Митрополит Кирилл решительно протестовал против этого проявления очерствления душ.
Еще одно правило Владимирского Собора направлено против такого богослужебного нарушения, как совершение проскомидии диаконами. Митрополит Кирилл во время путешествий в Новгородскую землю обнаружил, что там диаконы запросто перед литургией приготовляют Агнец. Этот древний обычай к XIII в. на Руси уже исчез, но после Батыева разорения эта практика появилась вновь в силу безграмотности духовенства и дефицита богослужебной литературы, в том числе Служебников.
Но самым диким нарушением богослужебного устава является, безусловно, возникший в ряде мест в годы татарщины обычай начинать празднование Пасхи уже в день Вербного Воскресения. В результате на Страстной вместо важнейших служб, предваряющих Пасху, шло сплошное гуляние и пьянство. Так низко пал уровень духовного просвещения одновременно с упадком нравственности клириков. Это закономерно, ведь лучшие погибли, а на их место ставили кого попало, так как выбор кандидатов в клирики был небогат.
Два правила митрополита Кирилла особо касались такой тяжелой проблемы, как возобновление среди народа языческих праздников. Церковь решительно встала на борьбу с этими рецидивами языческих культов, которые неожиданно подняли голову в смутные годы анархии и разорения. В частности, осуждает Владимирский Собор празднество «русалии», которое выглядело особенно кощунственным, так как совершалось в Пасхальную ночь или в ночь на Рождество Иоанна Предтечи. Участвовала в «русалиях» молодежь. Это были крайнее разнузданные оргии, сопровождавшиеся ритуальными языческими плясками и массовым блудодеянием.
То есть, можно видеть, что период, последовавший за Батыевым нашествием на Русь, характеризуется не только огромными жертвами и упадком культуры. Запустели не только земли, но и души русских людей. Страшная духовная деградация постигла массы народа. Погибло множество пастырей, и паства моментально стала неуправляемой. Понабились нечеловеческие усилия митрополита Кирилла и его преемников, прежде чем удалось воспитать по-настоящему православный народ, преодолев всю эту поднятую в годы татарщины бесовскую муть. И тогда стало возможным начать процесс возрождения и объединения русских земель.
Выражением заботы митрополита Кирилла о нравственном воспитании своего народа стало и приобретение им нового, более совершенного славянского перевода Кормчей-Номоканона, сделанное через болгарского князя Иакова-Святислава. При Кирилле была, как уже упоминалось ранее, основана епархия в столице Орды — Сарае. В 1261 г. был поставлен первый Сарайский епископ Митрофан. Новая епархия открылась при митрополите Кирилле также и в Твери. Ко времени Кирилла относится и древнейший ханский ярлык русскому митрополиту. Его выдал Кириллу в 1267 г. Менгу-Тимур.
Преемником Кирилла на митрополии был св. митрополит Максим, грек по происхождению. Ко времени смерти митрополита Кирилла греки сумели отвоевать у латинян Константинополь и возродить Византийскую империю. Политическая ситуация изменилась, и теперь, после некоторой стабилизации положения империи, можно было не опасаться иметь греческого иерарха во главе Русской Церкви, на подвластных монголам территориях.
Несмотря на свое греческое происхождение Максим проявил себя столь же ревностным архипастырем, как и Кирилл. Он продолжал линию своего предшественника, направленную на возрождение духовной жизни в русских землях. Максим был поставлен на Киевскую кафедру в 1283 г. Прибыв в следующем году на Русь, он отправился в Орду за ханским ярлыком. Возвратившись в Киев, Максим в 1284 г. созвал Собор епископов. Характерно, что в годы татарщины активизируется соборное начало в Русской Церкви. Соборы созываются намного чаще, нежели в спокойный Киевский период, ибо есть потребность соборным разумом решать важнейшие дела церковной жизни и устранять недостатки.
Вероятно, целью Киевского Собора было довести до ведома русских архиереев ситуацию, сложившуюся в Константинопольском Патриархате. Наверное, на первом месте стоял вопрос о Лионской унии 1274. То, что Кирилл созвал свой Владимирский Собор в том же году, наводит на мысль о том, что он явился антитезой Лионскому собору. Быть может, после этого имело место некоторое недоверие к грекам. Митрополит Максим, вероятно, желал объявить русским епископам о том, что затея императора Михаила Палеолога с унией потерпела крах, и в Византии по-прежнему торжествует Православие.
Максим очень скоро подтверждает, что его образ управления Русской Церковью остается тем же, что и при Кирилле. В 1285 митрополит предпринимает дальнее путешествие по русским землям, также повсюду уча, проповедуя и внося исправления в церковную жизнь епархий. Он посетил Новгород и Псков, приходил в Суздальскую землю, к которой тоже, как и Кирилл, начинает наиболее тяготеть. Поначалу Максим не помышляет о переезде во Владимир, о чем свидетельствуют совершенные им хиротонии епископов для Владимира — Иакова (в 1288 г.) и Симеона (в 1295 г.). Наконец, в 1299 г. Максим, переведя епископа Симеона в Ростов, все же решается перебраться из совершенно разоренного татарами Киева во Владимир. Выбор Максима, скорее всего, диктовался приверженностью Владимиро-Суздальских князей Православию в противовес пролатинским авантюрам Галицких князей.
Перенос кафедры, конечно же, был делом непростым. Первоначально это, скорее всего, выглядело как частное мероприятие самого Максима, сменившего не кафедру, но лишь резиденцию. Перенесение кафедры могло совершиться лишь при условии соборного утверждения и императорского указа. Все это было позднее задним числом проделано в Константинополе много позже. Вероятно, решение Максима было связано с тем, что Киев был в очередной раз подвергнут монголами разгрому. Под 1300 г. Лаврентьевская и Никоновская летописи сообщают: «…митрополит Максим, не терпя татарскаго насилiя, оставя митрополью и збежа ис Кiева, и весь Кiев разбежался; а митрополит иде к Бряньску, и оттоль иде в Суждальскую землю, и со всем своим житьем и с крылосом». Уже из Владимира Максим вновь совершает свои поездки по Руси: в Новгород, на Волынь. Отсюда он едет в Константинополь.
Максим скончался во Владимире в 1305 г. и был погребен там же, в Успенском соборе, а не в Софии Киевской. Хотя именовался по-прежнему митрополитом Киевским и всея Руси. Грек Максим показал себя иерархом, близко к сердцу принимающим заботы о Русской Церкви. Он обладал, конечно же, и замечательным чутьем, ибо верно уловил особенности политической ситуации на Руси, сделав свой выбор в пользу Владимиро-Суздальского, а не Галицко-Волынского княжества, чья судьба уже была предрешена губительной политикой его князей. Митрополит Максим, наверное, понимал, что ему, греку, легче провести столь болезненную процедуру, как перенос церковной столицы из Киева во Владимир. Этим он оказал неоценимую услугу и Церкви, и государству. По сути новый статус Владимира как церковного центра Руси являлся благословением великим князьям Владимирским на собирание русских земель.
Погрязшие в своих сепаратистских амбициях Галицко-Волынские князья были очень недовольны начинанием митрополита Максима. Они верно угадали, что шаг Первосвятителя был направлен на укрепление авторитета князей Северо-Восточной Руси. Смириться с этим ради единства Руси, если не политического, то хотя бы церковного, они не могли. Галицкие князья опасались, наверное, также и возможности подпадения митрополита в зависимость от Владимирских князей. Это побудило князя Юрия Львовича Галицкого начать хлопоты о создании в Галиче собственной митрополии, независимой от Киево-Владимирской. Эти хлопоты увенчались успехом в 1302-1303 гг. при императоре Андронике II Палеологе Старшем и патриархе Афанасии. Галицкий епископ Нифонт получил титул митрополита. В его юрисдикции оказались 6 епархий: Галицкая, Перемышльская, Туровская, Владимиро-Волынская, Луцкая и Холмская. Однако, новоиспеченная митрополия, впервые нарушившая единство Русской Церкви и создавшая крайне опасный прецедент, просуществовала очень недолго. В 1305 г., почти одновременно с кончиной св. Максима, Нифонт умер, а с ним до времени была упразднена и Галицкая митрополия.
Страшные карательные набеги на Русь повторялись периодически до самого конца татарского ига в XV в. (впрочем, набеги татар с целью теперь уже не усмирения, а грабежа будут происходить и после свержения ордынского ига). Поэтому имел место, конечно, никоим образом не союз, а противоборство двух совершенно полярных систем — христианской Руси и языческой (а затем мусульманской) Орды. Причем, одна была основана на Евангельском учении о мире и любви, а вторая, наоборот, ставила во главу угла жестокость, возведенную на уровень доблести.
Для начала «Монгольского» периода русской истории характерно, в первую очередь, то, что государственное начало в жизни страны очень сильно ослабевает. Но русский народ, несмотря на все недостатки Киевского периода и последовавшее за Батыевым нашествием страшное духовное одичание, — это уже народ православный. Именно поэтому недостаток государственности компенсируется за счет возрастания значения Церкви в жизни общества. Именно Русская Церковь является ведущей консолидирующей силой, которая препятствует полному развалу разоренной страны.
В домонгольскую пору мы видим очень мало выдающихся митрополитов Киевских. И напротив, мы встречаем таких великих князей-государственников, как Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, св. Мстислав Великий, св. Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо. В XIII–XIV вв. картина меняется. Это, наоборот, время великих святителей Русской Церкви: Кирилла II, Максима, Петра, Феогноста и Алексия. Среди Предстоятелей Русской Церкви мы уже гораздо чаще встречаем русских по происхождению, которые занимают митрополичью кафедру в законном порядке, в отличие от прецедентов с Иларионом и Климентом Смолятичем. И даже митрополиты-греки этого времени мало похожи на отстраненных и безвыездно пребывавших в Киеве Первосвятителей прежней поры, как правило, даже не знавших русского языка. Владыки-греки Максим и Феогност ведут себя не менее ревностно и патриотично, чем русские Кирилл или Петр.
Именно Церкви в первую очередь обязана Русь тем, что к XV веку она смогла, несмотря на потерю западных земель, вновь консолидироваться и сбросить ордынское иго. Русские митрополиты, проявлявшие, сменяя друг друга, поразительное единодушие и преемственность, заложили основы той политической линии, которую впоследствии восприняли и развили Московские великие князья.
Первым в ряду этих великих святителей необходимо назвать митрополита Кирилла II. Иногда его именуют Кириллом III, хотя реальность бытия митрополита XI в. Кирилла I, помещаемого между Феопемптом и Иларионом, не доказана. Предшественник Кирилла II — грек Иосиф — прибыл на Русь в 1237 г., перед самым нашествием Батыя. Летописи дружно молчат относительно его последующей участи. Если бы он погиб мучеником, то скорее всего память об этом сохранилась бы. Скорее всего он просто покинул Русь. Быть может, это было не малодушие или нежелание положить жизнь за чужую ему русскую паству, но политическое требование Никейских императоров, которые стремились к миру и союзу с монголами ради совместной борьбы с латинянами-крестоносцами. Скорее всего, по этой же самой дипломатической причине греки не могли найти замену Иосифу. Кроме того, после страшного разгрома, учиненного на Руси Батыем, Русская митрополия уже мало прельщала византийских иерархов. В итоге Русская Церковь оказалась обезглавленной в самое трагическое время. Этим попытался воспользоваться Угровский епископ Иоасаф, самочинно присвоивший себе митрополичью власть. Он был за это низложен Даниилом Галицким. Однако, вмешавшись в дела церковные, князь вошел во вкус. И поскольку греки дипломатично медлили с присылкой митрополита, а князья Северо-Восточной Руси не проявляли в этом необычном для Руси деле никакой инициативы, Даниил решил провести на митрополию своего кандидата. Им в 1242 г. стал Кирилл. Кем он был до своего наречения в митрополиты точно неизвестно. При дворе Даниила Галицкого служил какой-то боярин — хранитель печати — по имени Кирилл. Быть может, это и был будущий Первосвятитель. В 1243 г. Кирилл уже именуется нареченным митрополитом, хотя митрополит Макарий (Булгаков) сомневался в том, что ему могли подчиняться не только южные, но и северо-восточные епархии Руси. Это стало возможным лишь после того, как при патриархе Мануиле II в Никее состоялось поставление Кирилла в митрополиты. Он отправился туда в 1246 г., а возвратился на Русь в 1249 г. Вероятно, греки рады были в это сложное время перепоручить Киевскую митрополию заботам русского выходца. Кирилл управлял Русской Церковью довольно долго, до 1281 г.
Практически с самого начала правления митрополита Кирилла проявляется его наиболее характерная черта — Первосвятитель почти что не бывает в кафедральном Киеве, но посвящает большую часть своего времени поездкам по Руси. Тому были свои причины. Во-первых, Киев был разорен дотла, и пребывать в нем было для митрополита весьма затруднительно. Даже кафедральный Софийский собор лежал в развалинах. Город превратился в захолустную деревеньку с ничтожным числом жителей. Киевская земля находилась в непосредственном подчинении монголов, которые управляли ею по своему усмотрению, повсюду чиня насилие и притеснения. Но была и вторая причина для поездок митрополита по Руси: необходимо было устроить церковную жизнь после разорения, ибо везде налицо были черты страшного духовного одичания и деградации.
Уже в 1250 г. митрополит Кирилл посещает Черниговскую, Рязанскую и Суздальскую земли, прибывает во Владимир на Клязьме. С этого времени начинает крепнуть связь этого галичанина, выходца из Юго-Западной Руси, с великим княжением Владимиро-Суздальским и лично со св. князем Александром Невским. Надежды Даниила Галицкого не оправдались: Кирилл отнюдь не стал проводником его политики, но обратил свой взор в сторону святого Александра, духовное родство с которым ощущал все больше и больше. Даниил не снискал симпатий Кирилла, главным образом, в силу своего западничества. Митрополиту были, вероятно, весьма неприятны его заигрывания с папским Римом, от которого Галицкий князь получил в 1253 г. корону и обещание помощи в борьбе с монголами, разумеется, в обмен на обязательство перевести свой народ в католичество. Естественно, что для Предстоятеля Русской Церкви на первом месте стоял вопрос верности Православию, а не сиюминутной политической выгоды. И хотя Даниил впоследствии порвал свои связи с Римом, Кириллу гораздо больше импонировал великий князь Александр, который по отношению к латинянам-крестоносцам был непримирим. Его победы над ливонскими рыцарями и решительный отказ от католицизма перед лицом присланных к нему папой легатов-кардиналов были антитезой прозападным настроениям Даниила.
И дело здесь, быть может, было не только в духовно-нравственной оценке позиции обоих князей. Как мудрый архипастырь Русской Церкви и настоящий подвижник Кирилл, вероятно, умел заглянуть намного вперед. А потому понимал, что стратегия Александра, направленная на замирение с монголами и активное противостояние латинской агрессии, была единственно правильной. Митрополит видел, что лояльность Александра к монголам вовсе не является проявлением угодничества по отношению к ним, но лишь жесткой необходимостью при невозможности воевать на два фронта. Сил противостоять Орде у Руси еще не было. Вместе с тем, при всех ужасах татарщины взаимоотношения с Ордой были таковы, что Русь могла при этом сохранить свою государственность, пусть и ограниченную, сберечь свою православную веру и национальную культуру, самобытность. А это давало в перспективе надежду на возрождение Руси.
В то же время на примере Прибалтики Русь уже могла составить себе представление о том, что такое латино-германский Drang nach Osten. Целые племена, такие, как, например, пруссы, просто истреблялись физически, а их остатки насильственно германизировались. Исчезал язык покоренных народов, исчезали любые формы национальной самобытности. Сами покоренные народы превращались в сословие рабов и обрекались на вековое подневольное бытие. Но главное, не приходилось даже и думать о сохранении Православия на Руси в случае успеха натиска ливонских крестоносцев. Всех ждало насильственное обращение в католицизм. Так что Александр из двух зол все-таки выбирал меньшее.
Поэтому именно ему оказал поддержку Кирилл. Митрополит, вероятно, имел замечательную возможность убедиться в том, что несет православному миру Запад, когда побывал у греков, приехав в Никею для поставления. Это было время, когда Империя Ромеев пала под натиском западного крестоносного воинства в 1204 г. Константинополь, разграбленный и поруганный европейскими вандалами, лежавший в таких же руинах, как и Киев, стал столицей Латинской империи. На обломках Византии возникло множество княжеств крестоносцев и несколько греческих православных государств. Крупнейшим из них была Никейская империя, претендовавшая на преемство от Византии. Никейские патриархи стали Константинопольскими патриархами «в изгнании». Борьба между Никеей и крестоносцами за обладание Константинополем развернулась самая ожесточенная. Причем, налицо было религиозное противостояние католического Запада и православного Востока в этой войне. Митрополит Кирилл, поставленный на Киевскую кафедру в Никее, очень ярко должен был ощутить характер этого противостояния двух христианских миров, трагически разошедшихся между собой.
Этого не в состоянии был постичь Даниил Галицкий, который видел главного противника не в западных феодалах, а в монголах. В конечном итоге политика Даниила и его преемников оказалась обреченной на провал. Западные «союзники» — Польша и Венгрия — к XIV столетию поглотили Галицко-Волынское княжество. В то же самое время, продолжая политику св. Александра Невского, Русь Московская окрепла и положила основание единому Российскому государству. У его истоков, таким образом, лежит та подлинная православная симфония государства и Церкви, которая проявилась в страшное время монгольского разорения в деятельности митрополита Кирилла и св. князя Александра Невского.
Святитель Кирилл особое внимание уделяет Северо-Востоку Руси. В 1251 г. он посещает Новгород. В 1252 г. торжественно встречает Александра Невского, своего духовного сына, по возвращении из Орды и ставит его на великое княжение. А в 1263 г. погребает святого князя в Рождественском монастыре во Владимире. Еще несколько раз приезжал он по разным поводам в столицу Северо-Восточной Руси. Лишь в 1276 г. летописец упоминает о его пребывании в Киеве. Но в 1280 г., за год до кончины, он снова во Владимире. Никоновская летопись говорит о причинах нового путешествия митрополита: «Того же лета (1280) преосвященный Кирилл митрополит Киевский и всея Руси изыде из Киева по обычаю своему и прохождаше грады всея Руси, учаше, наказуеше, исправляше». Здесь, в Суздальской земле, в Переславле-Залесском, великий Первосвятитель скончался 9 декабря 1281 г. Но погребен был по старой традиции Русских митрополитов в Киеве, в соборе св. Святитель Кирилл был очень ревностным и энергичным митрополитом, который деятельно трудился над тем, чтобы сохранить, насколько это было возможно, русскую церковную и культурную жизнь. Он непрерывно разъезжал по различным городам и весям Руси и восстанавливал все, что было возможно. Он ставил епископов и священников, возрождал епархии, монастыри и храмы. Вся его жизнь прошла в поездках по епархиям.
Митрополит Кирилл вынес из своих поездок по Руси впечатление страшного духовного одичания русского народа, серьезнейших искажений и нестроений в церковной жизни. Его жизнь была посвящена тому, чтобы предотвратить духовную деградацию Руси, возродить православную духовность. Его главной задачей было устроение церковной жизни в разоренной стране. Одним из главнейших мероприятий в этом направлении стал Собор во Владимире, созванный в 1274 г. Формально он созывался для поставления на Владимирскую кафедру епископа Серапиона. Кстати, эта кафедра пустовала более двадцати лет после гибели епископа Митрофана. Быть может, Кирилл держал ее вакантной, подумывая о переезде во Владимир. Так что перенос сюда кафедры при преемнике Кирилла — Максиме — осуществился, возможно, не без учета нереализованных планов самого митрополита Кирилла.
Однако, помимо вопроса о поставлении Серапиона, едва ли не главным предметом обсуждения на Соборе стали те нестроения, которые имели место в Русской Церкви. Вот что говорил митрополит, обращаясь к собравшимся епископам, духовенству и мирянам: «Какую прибыль получили мы, оставив Божии правила, не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли, не взяты ли наши города, не погибли ли сильные князья наши от острия меча, не уведены ли в плен наши дети, не запустели ли святые Божии церкви, не томят ли нас на всякий день нечестивые и безбожные язычники — все это случилось нам за то, что не храним правил святых наших и преподобных отцов». Итогом работы Владимирского Собора стало «Правило митрополита Кирилла», которое подытожило все, что Собор определил в целях уврачевания нравов. Вместе с митрополитом Кириллом Правило составляли епископы Долмат Новгородский, Игнатий Ростовский, Феогност Переяславский и Симеон Полоцкий. Пункты Кириллова Правила дают представление о нравах, бытовавших среди русского народа в ту страшную пору.
Первый пункт Правила касается вопроса о симонии, то есть продаже церковных должностей и даже священного сана. «Приде бо в слухе нашем, яко неции от братиев наших дерзнувше продати священный сан», — говорится в Правиле. Митрополит Кирилл обрушивается со всей строгостью на это страшное зло — поставление священнослужителей за мзду, взятку. Святитель считал это особенно недопустимым в пору постигших Русь испытаний, ибо в этом видел корень многих зол. Коль скоро за мзду ставится недостойный пастырь, то чего ждать тогда от его паствы? Кого он может воспитать в таком случае, если сам бездуховен?
Второй раздел говорит о нарушениях богослужебного характера. Особенно сильные искажения отмечались, когда речь шла о практике совершения таинств крещения и миропомазания. Владимирский Собор осуждал практику обливательного крещения, которая распространилась на Руси в это время в силу пастырского небрежения. Митрополит Кирилл считал допустимым крестить через обливание лишь в случае крайней нужды, при невозможности совершать погружение. Собор отмечал также, что по невежеству священнослужителей часто смешивалось помазание елеем при оглашении и миропомазание после крещения. Это, безусловно, страшный показатель полнейшей безграмотности части духовенства. Отчасти это могло случиться и потому, что не было достаточного количества Требников: к этому привели пожары, гибель писцов, недостаток материалов для письма. Да и в клир, ввиду гибели большинства священнослужителей в дни Батыева нашествия, нередко приходилось принимать людей, мало пригодных к священническому подвигу, элементарно безграмотных. Видимо, неграмотные священники заучивали что-то с голоса, не особенно понимая смысл совершаемых священнодействий, — отсюда и страшные погрешности.
Третье правило Владимирского Собора 1274 г. решительно осуждает чудовищный языческий обычай, распространившийся на Руси после Батыева нашествия. Речь идет о кулачных боях на праздники. Почти всегда они заканчивались смертоубийством и последующим снятием одежды с убитого. В Киевский период истории Руси этот варварский языческий обычай был практически изжит. За подобное изуверство законодательство Ярослава Мудрого предусматривало самые суровые кары. Но в пору татарщины, когда жизнь человеческая невероятно обесценилась, когда к смерти привыкли, как к обыденному явлению, возрождаются эти безумные языческие «турниры». Митрополит Кирилл решительно протестовал против этого проявления очерствления душ.
Еще одно правило Владимирского Собора направлено против такого богослужебного нарушения, как совершение проскомидии диаконами. Митрополит Кирилл во время путешествий в Новгородскую землю обнаружил, что там диаконы запросто перед литургией приготовляют Агнец. Этот древний обычай к XIII в. на Руси уже исчез, но после Батыева разорения эта практика появилась вновь в силу безграмотности духовенства и дефицита богослужебной литературы, в том числе Служебников.
Но самым диким нарушением богослужебного устава является, безусловно, возникший в ряде мест в годы татарщины обычай начинать празднование Пасхи уже в день Вербного Воскресения. В результате на Страстной вместо важнейших служб, предваряющих Пасху, шло сплошное гуляние и пьянство. Так низко пал уровень духовного просвещения одновременно с упадком нравственности клириков. Это закономерно, ведь лучшие погибли, а на их место ставили кого попало, так как выбор кандидатов в клирики был небогат.
Два правила митрополита Кирилла особо касались такой тяжелой проблемы, как возобновление среди народа языческих праздников. Церковь решительно встала на борьбу с этими рецидивами языческих культов, которые неожиданно подняли голову в смутные годы анархии и разорения. В частности, осуждает Владимирский Собор празднество «русалии», которое выглядело особенно кощунственным, так как совершалось в Пасхальную ночь или в ночь на Рождество Иоанна Предтечи. Участвовала в «русалиях» молодежь. Это были крайнее разнузданные оргии, сопровождавшиеся ритуальными языческими плясками и массовым блудодеянием.
То есть, можно видеть, что период, последовавший за Батыевым нашествием на Русь, характеризуется не только огромными жертвами и упадком культуры. Запустели не только земли, но и души русских людей. Страшная духовная деградация постигла массы народа. Погибло множество пастырей, и паства моментально стала неуправляемой. Понабились нечеловеческие усилия митрополита Кирилла и его преемников, прежде чем удалось воспитать по-настоящему православный народ, преодолев всю эту поднятую в годы татарщины бесовскую муть. И тогда стало возможным начать процесс возрождения и объединения русских земель.
Выражением заботы митрополита Кирилла о нравственном воспитании своего народа стало и приобретение им нового, более совершенного славянского перевода Кормчей-Номоканона, сделанное через болгарского князя Иакова-Святислава. При Кирилле была, как уже упоминалось ранее, основана епархия в столице Орды — Сарае. В 1261 г. был поставлен первый Сарайский епископ Митрофан. Новая епархия открылась при митрополите Кирилле также и в Твери. Ко времени Кирилла относится и древнейший ханский ярлык русскому митрополиту. Его выдал Кириллу в 1267 г. Менгу-Тимур.
Преемником Кирилла на митрополии был св. митрополит Максим, грек по происхождению. Ко времени смерти митрополита Кирилла греки сумели отвоевать у латинян Константинополь и возродить Византийскую империю. Политическая ситуация изменилась, и теперь, после некоторой стабилизации положения империи, можно было не опасаться иметь греческого иерарха во главе Русской Церкви, на подвластных монголам территориях.
Несмотря на свое греческое происхождение Максим проявил себя столь же ревностным архипастырем, как и Кирилл. Он продолжал линию своего предшественника, направленную на возрождение духовной жизни в русских землях. Максим был поставлен на Киевскую кафедру в 1283 г. Прибыв в следующем году на Русь, он отправился в Орду за ханским ярлыком. Возвратившись в Киев, Максим в 1284 г. созвал Собор епископов. Характерно, что в годы татарщины активизируется соборное начало в Русской Церкви. Соборы созываются намного чаще, нежели в спокойный Киевский период, ибо есть потребность соборным разумом решать важнейшие дела церковной жизни и устранять недостатки.
Вероятно, целью Киевского Собора было довести до ведома русских архиереев ситуацию, сложившуюся в Константинопольском Патриархате. Наверное, на первом месте стоял вопрос о Лионской унии 1274. То, что Кирилл созвал свой Владимирский Собор в том же году, наводит на мысль о том, что он явился антитезой Лионскому собору. Быть может, после этого имело место некоторое недоверие к грекам. Митрополит Максим, вероятно, желал объявить русским епископам о том, что затея императора Михаила Палеолога с унией потерпела крах, и в Византии по-прежнему торжествует Православие.
Максим очень скоро подтверждает, что его образ управления Русской Церковью остается тем же, что и при Кирилле. В 1285 митрополит предпринимает дальнее путешествие по русским землям, также повсюду уча, проповедуя и внося исправления в церковную жизнь епархий. Он посетил Новгород и Псков, приходил в Суздальскую землю, к которой тоже, как и Кирилл, начинает наиболее тяготеть. Поначалу Максим не помышляет о переезде во Владимир, о чем свидетельствуют совершенные им хиротонии епископов для Владимира — Иакова (в 1288 г.) и Симеона (в 1295 г.). Наконец, в 1299 г. Максим, переведя епископа Симеона в Ростов, все же решается перебраться из совершенно разоренного татарами Киева во Владимир. Выбор Максима, скорее всего, диктовался приверженностью Владимиро-Суздальских князей Православию в противовес пролатинским авантюрам Галицких князей.
Перенос кафедры, конечно же, был делом непростым. Первоначально это, скорее всего, выглядело как частное мероприятие самого Максима, сменившего не кафедру, но лишь резиденцию. Перенесение кафедры могло совершиться лишь при условии соборного утверждения и императорского указа. Все это было позднее задним числом проделано в Константинополе много позже. Вероятно, решение Максима было связано с тем, что Киев был в очередной раз подвергнут монголами разгрому. Под 1300 г. Лаврентьевская и Никоновская летописи сообщают: «…митрополит Максим, не терпя татарскаго насилiя, оставя митрополью и збежа ис Кiева, и весь Кiев разбежался; а митрополит иде к Бряньску, и оттоль иде в Суждальскую землю, и со всем своим житьем и с крылосом». Уже из Владимира Максим вновь совершает свои поездки по Руси: в Новгород, на Волынь. Отсюда он едет в Константинополь.
Максим скончался во Владимире в 1305 г. и был погребен там же, в Успенском соборе, а не в Софии Киевской. Хотя именовался по-прежнему митрополитом Киевским и всея Руси. Грек Максим показал себя иерархом, близко к сердцу принимающим заботы о Русской Церкви. Он обладал, конечно же, и замечательным чутьем, ибо верно уловил особенности политической ситуации на Руси, сделав свой выбор в пользу Владимиро-Суздальского, а не Галицко-Волынского княжества, чья судьба уже была предрешена губительной политикой его князей. Митрополит Максим, наверное, понимал, что ему, греку, легче провести столь болезненную процедуру, как перенос церковной столицы из Киева во Владимир. Этим он оказал неоценимую услугу и Церкви, и государству. По сути новый статус Владимира как церковного центра Руси являлся благословением великим князьям Владимирским на собирание русских земель.
Погрязшие в своих сепаратистских амбициях Галицко-Волынские князья были очень недовольны начинанием митрополита Максима. Они верно угадали, что шаг Первосвятителя был направлен на укрепление авторитета князей Северо-Восточной Руси. Смириться с этим ради единства Руси, если не политического, то хотя бы церковного, они не могли. Галицкие князья опасались, наверное, также и возможности подпадения митрополита в зависимость от Владимирских князей. Это побудило князя Юрия Львовича Галицкого начать хлопоты о создании в Галиче собственной митрополии, независимой от Киево-Владимирской. Эти хлопоты увенчались успехом в 1302-1303 гг. при императоре Андронике II Палеологе Старшем и патриархе Афанасии. Галицкий епископ Нифонт получил титул митрополита. В его юрисдикции оказались 6 епархий: Галицкая, Перемышльская, Туровская, Владимиро-Волынская, Луцкая и Холмская. Однако, новоиспеченная митрополия, впервые нарушившая единство Русской Церкви и создавшая крайне опасный прецедент, просуществовала очень недолго. В 1305 г., почти одновременно с кончиной св. Максима, Нифонт умер, а с ним до времени была упразднена и Галицкая митрополия.