Страница:
ради вас, Марионетта, ибо вы и есть мой бог, я скажу вам: помрачение
рассудка - вот что все это значит. Я обожаю вас, Марионетта, и ваша
жестокость сводит меня с ума.
Он бросился к ее ногам, осыпал руку ее поцелуями, и с уст его полетели
тысячи заверений самого пылкого и романтического свойства.
Марионетта долго слушала молча, покуда любовник ее не истощил своего
красноречия и не смолк в ожидании ответа. А потом она сказала, бросив на
него лукавый взор:
- Умоляю тебя, выражайся по-человечески {21}.
Неуместность реплики и тона, каким была она произнесена, так не
вязались с восторженным вдохновением романтического влюбленного, что он
тотчас вскочил на ноги и стал бить себя кулаками по лбу. Юная леди
перепугалась не на шутку. И, сочтя за благо его утешить, она взяла его за
руку, свободную свою руку положила ему на плечо, заглянула ему в глаза с
неотразимой серьезностью и сказала нежнейшим голосом:
- Чего же вы хотите, Скютроп?
Скютроп уже снова был на седьмом небе.
- Чего я хочу? Мне нужна только ты, Марионетта! Как подруга моих
трудов, соучастница моих мыслей, как помощница в великом моем замысле
освобождения рода человеческого!
- Боюсь, что смогу стать лишь скромной помощницей, Скютроп. Что должна
я для этого делать?
- Давайте поступим, как Розалия с Карлосом, о божественная Марионетта.
Пусть каждый из нас вскроет другому вену, а потом смешаем нашу кровь в чаше
и выпьем в залог любви {22}. И нас озарит трансцендентальный свет, и мы
воспарим на крылах идей в сферы чистого разума.
Марионетта промолчала; ей недостало отваги Розалии, и мысль не
показалась ей заманчивой. Вдруг она бросилась прочь от Скютропа за порог и
бегом побежала по коридору.
Скютроп кинулся ей вслед с криком:
- Остановитесь, Марионетта, любовь моя, жизнь моя!
И он непременно настиг бы ее, когда б на злополучном углу, где
сходились два коридора и спускалась вниз лестница, не случилось весьма
неудачного и бурного столкновения его с мистером Гибелем, в результате
которого оба покатились вниз, как два бильярдных шара в одну лузу. Юная леди
тем временем ускользнула и заперлась у себя в комнате; а мистер Гибель,
поднявшись и потирая ушибленные коленки, сказал:
- Этот пустячный случай, милый Скютроп, одно из несчетных доказательств
временного превосходства дьявола; ибо что же еще, кроме его упорных
происков, могло заставить углы времени и пространства так несчастливо
совпасть наверху проклятой лестницы?
- Разумеется, - ответил Скютроп, - что же еще? Ваша правда, мистер
Гибель. Зло, и коварство, и муки, и разброд, и суета, и томление духа {23},
и смерть, и болезни, и убийство, и война, и нищета, и мор, и голод, и
алчность, и себялюбие, и ненависть, и хандра, и зависть, и разочарования
благотворительности, и обманутая дружба, и попранная любовь - все доказывает
истинность ваших суждений и справедливость ваших выводов; и возможно, что
подстроенное адом паденье с лестницы сделает отныне несчастливой мою участь.
- Милый юноша, - сказал мистер Гибель, - ты понимаешь толк в
последовательности вещей.
С этими словами он обнял Скютропа, и тот безутешно удалился:
переодеваться к обеду; а мистер Гибель долго еще ходил по просторной зале,
повторяя:
- Горе живущим на земле и на море, потому что к вам сошел диавол в
сильной ярости.
Бегство Марионетты и преследование Скютропа не укрылось от взора
мистера Сплина, и потому вечером он пристально наблюдал своего сына и
племянницу; и, по поведению их заключив, что меж ними куда больше согласия,
чем ему бы того хотелось, наутро решился он потребовать от Скютропа полного
и удовлетворительного объяснения. Поэтому тотчас после завтрака он вошел к
Скютропу в башню со строгим лицом и начал без обиняков и предисловий:
- Так, значит, сэр, вы влюблены в свою кузину. Скютроп после минутного
замешательства ответил:
- Да, сэр.
- Ну вот, хоть это честно; а она влюблена в тебя.
- О, если бы, сэр.
- Ты прекрасно знаешь, что влюблена.
- Да нет же, не знаю, сэр.
- Ну так надеешься.
- От всей души.
- И это весьма досадно, Скютроп; не ожидал, никогда б не подумал, что
ты, Скютроп Сплин из Кошмарского аббатства, можешь потерять голову из-за
такой вертушки, хохотушки, певуньи, из-за такой беспечной и веселой особы,
как Марионетта, - во всех отношениях она полная противоположность тебе и
мне. Не ожидал, Скютроп. Да и знаете ли вы, сэр, что у Марионетты нет
состояния?
- Тем более желательно, сэр, чтоб оно было у ее мужа.
- Желательно для нее; но не для тебя. У моей жены не было состояния, и
у меня не было утешенья в моем бедствии. Да и подумал ли ты о том, во что
обошлась мне эта тяжба? Какую львиную долю нашего именья я на ней потерял? А
ведь мы были самыми крупными землевладельцами во всем Линкольншире...
- Разумеется, сэр, у нас было больше акров болот, чем у кого-нибудь еще
на побережье; но что такое болота рядом с любовью? Что такое дамбы и
ветряные мельницы рядом с Марионеттой?
- А что такое любовь рядом с ветряной мельницей, сэр? Уж она-то не льет
на нее воду. К тому же я присмотрел для тебя партию. Я присмотрел для тебя
партию, Скютроп. Красота, ум, воспитанье и огромное состояние в придачу.
Такая милая, серьезная девушка и так благородно и тонко разочарована в целом
свете и во всех его частностях. Я готовил тебе такой приятный сюрприз! Сэр,
я уже дал слово, я поручился своей честью, честью Сплина из Кошмарского
аббатства. Так что же, сэр, прикажешь теперь делать?
- Право, не знаю, сэр. В этом случае я ратую, сэр, за свободу воли,
каковая от рожденья дается всякому мыслящему существу.
- Свобода воли, сэр? Нет никакой свободы воли. Все мы рабы и игрушки в
руках слепой и безжалостной необходимости.
- Совершенно верно, сэр; но свобода воли применительно к индивиду
заключается в том, что на разных индивидов по-разному воздействует
одинаковый для всех закон всеобщей необходимости, что приводит к
несовпадающим следствиям, и вызванные необходимостью волеизъявления
отдельных индивидов отталкиваются весьма неожиданным образом.
- В логике ты силен. Но тебе также должно быть известно, что один
индивид может быть медиумом, с помощью которого та или иная форма
необходимости сообщается другому индивиду, и тем самым способствовать
совпадению волеизъявлений, а потому, сэр, если вы не покоритесь моему
желанию в этом случае (во всем прочем ты вечно делал, что хотел), я покорюсь
необходимости лишить вас наследства, хоть видит бог, как мне это трудно. - С
этими словами он вдруг исчез, убоявшись логики Скютропа.
Мистер Сплин тотчас отыскал миссис Пикник и сообщил ей свои
соображения. Миссис Сплин - как обычно говорят - любила Марионетту, словно
родное дитя, но - а тут всегда следует "но" - что до состояния, она ничего
не могла для нее поделать, ибо имела двоих многообещающих сыновей, которые
заканчивали курс в Нахалле и вовсе бы не обрадовались, когда бы что-то
помешало их видам выйти из места томления ума - иначе из университета - на
землю, текущую молоком и медом, иначе - лондонский вестэнд.
Миссис Пикник дала понять Марионетте, что благоразумие, правила,
достоинство et cetera, et cetera {Наш язык слишком беден. Отсылаем читателя
к любому роману любой литературной дамы. (Примеч. автора).} требуют, чтоб
они тотчас оставили аббатство. Марионетта слушала в молчаливом смирении,
зная, что все наследство ее - покорность; однако, когда Скютроп,
воспользовавшись уходом миссис Пикник, вошел к ней и, ни слова не сказав, в
несказанной тоске бросился к ее ногам, Марионетта, тоже молча и в такой же
печали, обвила руками его шею и залилась слезами. Последовала нежнейшая
сцена, которую верней вообразит отзывчивое сердце читателя, нежели передаст
наше скромное перо. Когда же Марионетта обмолвилась, что должна тотчас
покинуть аббатство, Скютроп вынул из хранилища череп предка, наполнил его
мадерой {24} и предстал пред мистером Сплином, грозя выпить все до дна, если
мистер Сплин тотчас не пообещает, что Марионетту не увезут из аббатства без
собственного ее согласия. Мистер Сплин, сочтя мадеру смертоносным питьем, ни
жив ни мертв от ужаса, тотчас покорился. Скютроп вернулся к Марионетте с
легким сердцем, по дороге осушив череп предка.
Во время пребывания в Лондоне мистер Сплин пришел к общему выводу с
другом своим мистером Гибелем, что брак между Скютропом и дочерью мистера
Гибеля был бы весьма желательным событием. Она воспитывалась в немецком
монастыре и должна была скоро оттуда выйти, но мистер Гибель утверждал, что
она достаточно прониклась истиной его аримановой философии {Ариман в
персидской мифологии властитель зла, князь тьмы. Он соперник Оромаза, князя
света. Они равны могуществом. Иногда один из них берет верх. Согласно мнению
мистера Мрака, нынешний век - век господства Аримана. Того же мнения,
очевидно, и лорд Байрон судя по тому, как использовал он Аримана в
"Панфреде", где находим мы и греческих Немезид, и скандинавских Валькирий,
они же Парки; и астрологических духов средневековых алхимиков; где простая
весьма переселена из Дании в Альпы; и хор ведьм из "Фауста" является в конце
по душу героя. Непостижимо, где могла познакомиться такая разношерстная
публика? Разве за табльдотом, как шестеро королей в "Кандиде" {25}. (Примеч.
автора).} и в точности такая унылая и антиталийная {26} юная леди, какую
только мог пожелать сам мистер Сплин в роли госпожи Кошмарского аббатства. В
распоряжении ее было и большое состояние, не ускользнувшее от внимания
мистера Сплина, когда он предпочел ее в качестве будущей своей невестки;
потому его весьма опечалила своевольная страсть Скютропа к Марионетте. Он
посетовал на нежелательное происшествие мистеру Гибелю. Тот отвечал, что
слишком уже привык к вмешательству дьявола во все его дела и ничуть не
удивлен, видя и на этот раз след его раздвоенного копыта; но наконец-то он
надеется его перехитрить; ибо уверен, что между дочерью его и Марионеттой и
сравненья быть не может в глазах всякого, кому дано понять, что мир - арена
зла, а потому серьезность и степенность суть признаки ума, тогда как хохот и
веселье лишь уподобляют человеческую особь мартышке. Мистер Сплин утешился
этим взглядом на вещи и просил мистера Гибеля ускорить возврат дочери из
Германии. Мистер Гибель отвечал, что ожидает ее со дня на день в Лондон и
тотчас же поедет за нею, дабы немедля привезти в аббатство.
- А там увидим, - прибавил он, - Талия или Мельпомена, Аллегра или
Пенсероза {27} украсится венком победы.
- У меня нет сомнений в том, - сказал мистер Сплин, - как склонится
чаша весов, или Скютроп не подлинный отпрыск славного древа Сплинов.
Марионетта уже не сомневалась в нежных чувствах Скютропа; и несмотря на
препятствия, ее подстерегавшие, она не могла отказать себе в удовольствии
терзать верного обожателя и ни на минуту не давала ему успокоиться. То
выказывала она ему самую неожиданную нежность; то самое замораживающее
безразличие; выводила его из себя притворной холодностью; смягчала его
любящее сердце ласковым обхожденьем; а то воспламеняла его ревность,
кокетничая с сиятельным мистером Лежебоком, в котором под влиянием ее чар,
словно бутон ночной фиалки, раскрылась жизненная сила. Она могла, сидя у
фортепьян, слушать горькие упреки Скютропа; но неожиданно прерывала самые
пламенные его излияния и совершенно сбивала его с мысли, вдруг проходясь по
клавишам в рондо аллегро и замечая:
- Не правда ли, как мило?
Скютроп негодовал; а она отвечала ему пением:
- Zitti, zitti, piano, piano,
Non facciamo confusione {*} -
{* Тише, тише, не шумите, чтобы он не догадался (ит.) {28}.}
или другой, столь же легкомысленной выходкой; Скютроп, сам не свой от гнева,
бросался от нее прочь, запирался у себя в башне и отрекался от нее и от
всего ее пола - навсегда; и возвращался к ней, непреложно призываемый
запиской, полной раскаяния и обещаний исправиться. Замысел Скютропа обновить
мир и отыскать семь своих золотых светильников развивался очень медленно
из-за этих треволнений.
Так проходил день за днем; и мистер Сплин начинал уже тревожиться, не
получая известий от мистера Гибеля, когда этот последний однажды вечером
ворвался в библиотеку, где собрались хозяева и гости, с криком:
- К вам сошел дьявол в сильной ярости! - Затем он увлек мистера Сплина
в соседний покой и, переговорив наедине, оба вернулись к гостям в полном
смятении, никому, однако же, не объясняя его причины.
На другое утро, чуть свет, мистер Гибель отбыл. Мистер Сплин весь день
тяжко вздыхал и никому не говорил ни слова. Скютроп, как всегда, повздорил с
Марионеттой и, смертельно уязвленный, заперся у себя в башне. Марионетта
утешалась игрой на фортепьянах и пением арий из "Nina pazza per amore"
{"Нина, или Безумная от любви" (ит.) {29}.}, а его сиятельство мистер
Лежебок вслушивался в сладостные звуки, распростершись на софе и держа в
руке книжку, в которую то и дело заглядывал. Его преподобие мистер Горло
приблизился к софе и предложил партию на бильярде.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Бильярд! Право же, я бы с радостью. Но я так изнурен, я не вынесу
напряженья. Не помню, когда я мог себе это позволить. (Звонит в колокольчик,
входит Сильвупле.) Сильвупле! Когда я в последний раз играл на бильярде?
Сильвупле:
- Шетырнасатого декабра прошлого года, мосье.
(Кланяется и уходит.)
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Ну вот. Тому уже семь месяцев. Вы сами понимаете, мистер Горло; вы
понимаете, сэр. У меня расстроены нервы, мисс О'Кэррол. Врачи шлют меня в
Бат, иные рекомендуют Челтнем. Надо бы попробовать то и другое, если
позволит сезон. Сезон, понимаете ли, мистер Горло, сезон, мисс О'Кэррол,
сезон - это все.
Марионетта:
- А здоровье - это кое-что. N'est-ce pas {Не так ли (фр.).}, мистер
Горло?
Его преподобие мистер Горло:
- Положительно, мисс О'Кэррол. Ибо, сколько б ни спорили мыслители
относительно summum bonum {высшего Блага, т. е. Бога (лат.).}, никто из них
не станет отрицать, что прекраснейший обед есть вещь прекраснейшая. Но что
такое прекрасный обед без прекрасного аппетита? И отчего же происходит
хороший аппетит, как не от хорошего здоровья? Ну, а в Челтнеме, мистер
Лежебок, у всех прекраснейший аппетит.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Логичнейшее рассуждение, мистер Горло; какая стройность. Я и так уж
всерьез подумывал о Челтнеме; идея глубоко меня захватила. Я думал о нем...
погодите-ка - когда же это я о нем думал? (Звонит в колокольчик, появляется
Сильвупле.) Сильвупле! Когда я думал ехать в Челтнем и не поехал?
Сильвупле:
- Двасать перво юля, прошлым летом, мосье.
(Сильвупле уходит.)
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Ну вот. Бесценный малый, мисс О'Кэррол, просто бесценный, мистер
Горло.
Марионетта:
- В самом деле. Он служит вам ходячей памятью и как живая летопись не
только действий ваших, но и мыслей.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Превосходное определение, мисс О'Кэррол, превосходное, честное слово!
Ха! Ха! Ха! Смех - приятное занятие, только мне вредно напрягаться.
Принесли пакет для мистера Лежебока; он был доставлен с нарочным. Был
призван Сильвупле и распечатал пакет. Там оказались новый роман и новая
поэма, давно и с трепетом ожидаемые всей светскою читающею публикой; а еще
свежий нумер популярного журнала, коего издатели снискали милости двора и
крупный пенсион {Пенсион - плата, получаемая государственным рабом за измену
своему отечеству (словарь Джонсона) {30}. (Примеч. автора).} беспорочной
службой Церкви и государству. Когда Сильвупле ушел, явился мистер Флоски и с
интересом стал осматривать литературные новинки.
Мистер Флоски (листая страницы):
- "Тумандагиль" {31}, роман. Гм. Ненависть, мстительность, мизантропия
и цитаты из Библии. Гм. Патологическая анатомия черной желчи. Так... "Пол
Джонс", поэма. Гм. Понимаю. Пол Джонс, прелестный и восторженный юноша...
разочарованный в лучших чувствах... становится пиратом с тоски и от величия
души... режет глотки многим мужчинам, покоряет сердца многих женщин... и,
наконец, вздернут на нок-рее! Развязка весьма искусственна и непоэтична
{32}. "Даунингстритское обозрение" {33}. Гм. Первая статья. "Ода к "Красной
книге"", Родерик Винобери {34}, эсквайр. Гм. Разбор собственного сочинения.
Гм-м.
(Мистер Флоски молча просматривает остальные статьи в журнале;
Марионетта листает роман, а мистер Лежебок поэму.) Его преподобие мистер
Горло:
- Вы такой светский молодой человек и такого высокого рода, мистер
Лежебок, а тем не менее весьма прилежны.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Прилежен! Вы изволите шутить, мистер Горло. Какое же может быть у
меня прилежание? Образование мое уже закончено. Но есть модные книги,
которые нельзя не прочесть, потому что все о них говорят; а в остальном я не
больший охотник до чтения, чем, извините мою смелость, вы сами, мистер
Горло.
Его преподобие мистер Горло:
- Отчего же, сэр? Не могу сказать, чтобы я уж очень любил книги; однако
ж я и не то чтобы вовсе никогда ничего не читал. Прочитать иной раз вслух
занимательный рассказец или поэмку в кругу дам, занятых рукоделием, не
значит еретически употребить свои голосовые данные, сэр. И мне кажется, сэр,
мало кто с таким достойным Иова долготерпеньем сносит вечные вопросы и
ответы, которые так и сыпятся вперемежку в самых интересных местах и
нагнетают напряженье. Его сиятельство мистер Лежебок:
- А часто и создают напряжение там, где у автора его незаметно.
Марионетта:
- Надо мне как-нибудь в плохую погоду испытать ваше долготерпенье,
мистер Горло; а мистер Лежебок назовет нам новейшую из новинок, которую все
читают.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Вы получите ее, мисс О'Кэррол, во всем блеске новизны; свеженькую,
как спелая слива, только с ветки, вся в пушку; вы получите ее почтой из
Эдинбурга с нарочным из Лондона.
Мистер Флоски:
- Эта жажда новизны губит литературу. Кроме моих произведений да еще
кое-кого из моих друзей, все, что появилось после старика Джереми Тэйлора
{36}, никуда не годится; и, entre nous, лучшее в книгах моих друзей написано
либо придумано мною {37}.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Я глубоко чту вас, сэр. Но, признаюсь, книги нынешние созвучны моим
чувствам. Будто восхитительный северо-восточный ветер, отравляющий мысль и
душу, прошелся по их страницам; чарующая мизантропия и мрачность доказывают,
сколь ничтожны деятельность и добродетель, и окончательно примиряют меня с
самим собою и моим диваном.
Мистер Флоски:
- Совершенно верно, сэр. Нынешняя литература - северо-восточный ветер,
губящий души. И должен признать, в том немалая моя заслуга. Чтобы получить
прекрасный плод, надобно погубить цветок. Парадокс, скажете вы? Вот и
прекрасно. Подумайте над ним.
Беседа была прервана появлением мистера Гибеля. Он показался в дверях,
весь покрытый грязью, проговорил:
- К вам сошел диавол, - и тотчас исчез.
Дорога, соединявшая Кошмарское аббатство с цивилизованным миром, была
искусственно поднята над уровнем болот и шла сквозь них прямой чертой,
насколько хватал глаз; а по обеим сторонам ее тянулись канавы, причем воду в
них совершенно скрывала водная растительность. И в одну из этих канав, из-за
странного поступка лошади, прянувшей от ветряной мельницы, опрокинулась
бричка мистера Гибеля, которому пришлось в глубокой тоске выпрыгнуть в окно.
Одно колесо сломалось; и мистер Гибель, предоставя форейтору доставить
экипаж до Гнилистока, чтоб там починить его и почистить, пешком отправился
назад к аббатству, сопровождаемый слугою с сундуком, и всю дорогу повторял
свое любимое место из Апокалипсиса.
Мистер Гибель нашел дочь свою Селинду в Лондоне и, как только улеглась
первая радость встречи, сообщил ей, что присмотрел для нее мужа. Юная леди с
большой твердостью отвечала, что берет на себя смелость выбирать мужа сама.
Мистер Гибель сказал, что дьявол всегда вмешивается во все его дела, но что
он, со своей стороны, уже решился не брать на душу греха и не потакать
проискам Люцифера, и, следственно, она должна пойти замуж за того, кого
выбрал для нее отец. Мисс Гибель возразила, что решительно не согласна.
- Селинда, Селинда, - сказал мистер Гибель, - ты решительно должна.
- Разве мое состояние не принадлежит мне, сэр? - спросила Селинда.
- Тем досадней, - отвечал мистер Гибель. - Но я управу на тебя найду,
мать моя. Уж я сумею укротить строптивую девчонку.
Они простились на ночь каждый при своем мнении, а утром комната юной
леди оказалась пуста, и мистер Гибель мог только теряться в догадках о том,
что с нею сталось. Он искал ее повсюду, то и дело наезжая в Кошмарское
аббатство посоветоваться с другом своим мистером Сплином. Мистер Сплин
соглашался с мистером Гибелем, что тут ужасающий пример своенравия и
непослушания воле родительской, а мистер Гибель обещал, что, когда он
настигнет беглянку, он покажет-таки ей, что "к ней сошел диавол в сильной
ярости".
Вечером, как всегда, все сошлись в библиотеке; Марионетта сидела за
арфой, его сиятельство мистер Лежебок сидел рядом и перелистывал ноты,
рискуя перенапрячь свои силы. Его преподобие мистер Горло время от времени
сменял его, беря на себя сей сладостный труд. Скютроп, терзаемый демоном
ревности, сидел в углу и кусал губы и ногти. Марионетта поглядывала на него,
совершенно выводя его из себя добродушнейшей улыбкой, которой старался он не
замечать, отчего приходил в еще большее смятение. Он положил на колени том
Данта и делал вид, будто углублен в чтение "Чистилища", хоть не понимал ни
слова, о чем вполне догадывалась Марионетта; перейдя комнату, она заглянула
в книгу и сказала:
- Я вижу, вы посреди "Чистилища".
- Я посреди ада, - отвечал Скютроп, сам не свой от бешенства.
- О? - сказала она. - Тогда перейдемте в тот угол, и я спою вам финал
из "Дон-Жуана" {38}.
- Оставьте меня, - сказал Скютроп.
Марионетта взглянула на него с улыбкой и укором и сказала:
- Несправедливый, упрямый злюка, вот вы кто!
- Оставьте меня, - отвечал Скютроп, но уже куда с меньшей пылкостью и
вовсе не желая, чтобы его поймали на слове. Марионетта тотчас его оставила
и, снова садясь к арфе, сказала погромче, чтобы Скютроп услышал:
- Читали вы когда-нибудь Данта, мистер Лежебок? Скютроп читает Данта, и
сейчас он в чистилище.
- Ну а я, - отвечал его сиятельство мистер Лежебок, - я не читаю сейчас
Данта, и я в раю. - И он поклонился Марионетте.
Марионетта:
- Вы очень любезны, мистер Лежебок; и, полагаю, очень любите Данта.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- До последнего времени Дант мне как-то не попадался. В библиотеке моей
его не было, а если б и был, я б не собрался его прочесть. Но нынче, я вижу,
он входит в моду {39}, и боюсь, как-нибудь утром мне придется его прочитать.
Марионетта:
- Нет, непременно читайте его вечером, слышите! Любили ль вы
когда-нибудь, мистер Лежебок?
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Уверяю вас, мисс О'Кэррол, - никогда. Пока не приехал в Кошмарское
аббатство. И любить, скажу я вам, так приятно; но от этого столько тревог,
что, боюсь, я не выдержу напряжения.
Марионетта:
- Преподать вам краткий способ ухаживать вовсе без тревог? Его
сиятельство мистер Лежебок:
- Вы безмерно меня обяжете. Я горю нетерпеньем выучиться вашему
способу.
Марионетта:
- Садитесь к даме спиною и читайте Данта; только непременно начните с
середины и листайте сразу по три страницы - вперед и назад, - и она тотчас
догадается, что вы от нее без ума.
(Его сиятельство мистер Лежебок, сидя между Марионеттой и Скютропом и
все свое внимание обрати к чаровнице, не видит Скютропа, поступающего в
точности согласно ее описанью.)
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Вы изволите шутить, мисс О'Кэррол. Леди, конечно, подумает, что я
ужаснейший невежа.
Марионетта:
- Нисколько. Разве что удивится тому, как странно иные выказывают свои
чувства.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Однако ж, покоряясь вам...
Мистер Флоски (подходя к ним с дальнего конца комнаты):
- Мистер Лежебок считает, кажется, что Дант входит в моду, так ли я
расслышал?
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Я осмелился это заметить, хоть говорю о подобных предметах с
сознанием собственного ничтожества в присутствии такого великого человека,
как вы, мистер Флоски. Я не знаю Дантовых форм и фигур, не знаю даже цвета
его чертей, но, коль скоро он входит в моду, заключаю, что они у него
черные; ибо черный цвет, я полагаю, мистер Флоски, и особенно черная
меланхолия в моде у нынешних сочинителей.
Мистер Флоски:
- В самом деле на черную меланхолию большой спрос, но, когда - чем черт
не шутит - ее нет под рукой, ее заменяет зеленая тоска, серая скука, а также
хандра, уныние, ночные кошмары и прочая чертовщина. Из-за чая, поздних
обедов и Французской революции все пошло к дьяволу и в игру вступил сам
дьявол.
Мистер Гибель (встрепенувшись):
- В сильной ярости.
Мистер Флоски:
- Здесь не игра слов, но суровая и горестная истина.
Мистер Лежебок:
- Чай, поздние обеды, Французская революция. Я не вполне улавливаю
связь идей.
Мистер Флоски:
- Я бы весьма огорчился, если б вы ее улавливали; мне жаль того, кто
улавливает связь собственных идей. Еще более жаль мне того, в чьих идеях
любой другой улавливает связь. Сэр, величайшее зло в том, что моральная и
политическая литература наша чересчур доступна; доступность, вообще ясность,
рассудка - вот что все это значит. Я обожаю вас, Марионетта, и ваша
жестокость сводит меня с ума.
Он бросился к ее ногам, осыпал руку ее поцелуями, и с уст его полетели
тысячи заверений самого пылкого и романтического свойства.
Марионетта долго слушала молча, покуда любовник ее не истощил своего
красноречия и не смолк в ожидании ответа. А потом она сказала, бросив на
него лукавый взор:
- Умоляю тебя, выражайся по-человечески {21}.
Неуместность реплики и тона, каким была она произнесена, так не
вязались с восторженным вдохновением романтического влюбленного, что он
тотчас вскочил на ноги и стал бить себя кулаками по лбу. Юная леди
перепугалась не на шутку. И, сочтя за благо его утешить, она взяла его за
руку, свободную свою руку положила ему на плечо, заглянула ему в глаза с
неотразимой серьезностью и сказала нежнейшим голосом:
- Чего же вы хотите, Скютроп?
Скютроп уже снова был на седьмом небе.
- Чего я хочу? Мне нужна только ты, Марионетта! Как подруга моих
трудов, соучастница моих мыслей, как помощница в великом моем замысле
освобождения рода человеческого!
- Боюсь, что смогу стать лишь скромной помощницей, Скютроп. Что должна
я для этого делать?
- Давайте поступим, как Розалия с Карлосом, о божественная Марионетта.
Пусть каждый из нас вскроет другому вену, а потом смешаем нашу кровь в чаше
и выпьем в залог любви {22}. И нас озарит трансцендентальный свет, и мы
воспарим на крылах идей в сферы чистого разума.
Марионетта промолчала; ей недостало отваги Розалии, и мысль не
показалась ей заманчивой. Вдруг она бросилась прочь от Скютропа за порог и
бегом побежала по коридору.
Скютроп кинулся ей вслед с криком:
- Остановитесь, Марионетта, любовь моя, жизнь моя!
И он непременно настиг бы ее, когда б на злополучном углу, где
сходились два коридора и спускалась вниз лестница, не случилось весьма
неудачного и бурного столкновения его с мистером Гибелем, в результате
которого оба покатились вниз, как два бильярдных шара в одну лузу. Юная леди
тем временем ускользнула и заперлась у себя в комнате; а мистер Гибель,
поднявшись и потирая ушибленные коленки, сказал:
- Этот пустячный случай, милый Скютроп, одно из несчетных доказательств
временного превосходства дьявола; ибо что же еще, кроме его упорных
происков, могло заставить углы времени и пространства так несчастливо
совпасть наверху проклятой лестницы?
- Разумеется, - ответил Скютроп, - что же еще? Ваша правда, мистер
Гибель. Зло, и коварство, и муки, и разброд, и суета, и томление духа {23},
и смерть, и болезни, и убийство, и война, и нищета, и мор, и голод, и
алчность, и себялюбие, и ненависть, и хандра, и зависть, и разочарования
благотворительности, и обманутая дружба, и попранная любовь - все доказывает
истинность ваших суждений и справедливость ваших выводов; и возможно, что
подстроенное адом паденье с лестницы сделает отныне несчастливой мою участь.
- Милый юноша, - сказал мистер Гибель, - ты понимаешь толк в
последовательности вещей.
С этими словами он обнял Скютропа, и тот безутешно удалился:
переодеваться к обеду; а мистер Гибель долго еще ходил по просторной зале,
повторяя:
- Горе живущим на земле и на море, потому что к вам сошел диавол в
сильной ярости.
Бегство Марионетты и преследование Скютропа не укрылось от взора
мистера Сплина, и потому вечером он пристально наблюдал своего сына и
племянницу; и, по поведению их заключив, что меж ними куда больше согласия,
чем ему бы того хотелось, наутро решился он потребовать от Скютропа полного
и удовлетворительного объяснения. Поэтому тотчас после завтрака он вошел к
Скютропу в башню со строгим лицом и начал без обиняков и предисловий:
- Так, значит, сэр, вы влюблены в свою кузину. Скютроп после минутного
замешательства ответил:
- Да, сэр.
- Ну вот, хоть это честно; а она влюблена в тебя.
- О, если бы, сэр.
- Ты прекрасно знаешь, что влюблена.
- Да нет же, не знаю, сэр.
- Ну так надеешься.
- От всей души.
- И это весьма досадно, Скютроп; не ожидал, никогда б не подумал, что
ты, Скютроп Сплин из Кошмарского аббатства, можешь потерять голову из-за
такой вертушки, хохотушки, певуньи, из-за такой беспечной и веселой особы,
как Марионетта, - во всех отношениях она полная противоположность тебе и
мне. Не ожидал, Скютроп. Да и знаете ли вы, сэр, что у Марионетты нет
состояния?
- Тем более желательно, сэр, чтоб оно было у ее мужа.
- Желательно для нее; но не для тебя. У моей жены не было состояния, и
у меня не было утешенья в моем бедствии. Да и подумал ли ты о том, во что
обошлась мне эта тяжба? Какую львиную долю нашего именья я на ней потерял? А
ведь мы были самыми крупными землевладельцами во всем Линкольншире...
- Разумеется, сэр, у нас было больше акров болот, чем у кого-нибудь еще
на побережье; но что такое болота рядом с любовью? Что такое дамбы и
ветряные мельницы рядом с Марионеттой?
- А что такое любовь рядом с ветряной мельницей, сэр? Уж она-то не льет
на нее воду. К тому же я присмотрел для тебя партию. Я присмотрел для тебя
партию, Скютроп. Красота, ум, воспитанье и огромное состояние в придачу.
Такая милая, серьезная девушка и так благородно и тонко разочарована в целом
свете и во всех его частностях. Я готовил тебе такой приятный сюрприз! Сэр,
я уже дал слово, я поручился своей честью, честью Сплина из Кошмарского
аббатства. Так что же, сэр, прикажешь теперь делать?
- Право, не знаю, сэр. В этом случае я ратую, сэр, за свободу воли,
каковая от рожденья дается всякому мыслящему существу.
- Свобода воли, сэр? Нет никакой свободы воли. Все мы рабы и игрушки в
руках слепой и безжалостной необходимости.
- Совершенно верно, сэр; но свобода воли применительно к индивиду
заключается в том, что на разных индивидов по-разному воздействует
одинаковый для всех закон всеобщей необходимости, что приводит к
несовпадающим следствиям, и вызванные необходимостью волеизъявления
отдельных индивидов отталкиваются весьма неожиданным образом.
- В логике ты силен. Но тебе также должно быть известно, что один
индивид может быть медиумом, с помощью которого та или иная форма
необходимости сообщается другому индивиду, и тем самым способствовать
совпадению волеизъявлений, а потому, сэр, если вы не покоритесь моему
желанию в этом случае (во всем прочем ты вечно делал, что хотел), я покорюсь
необходимости лишить вас наследства, хоть видит бог, как мне это трудно. - С
этими словами он вдруг исчез, убоявшись логики Скютропа.
Мистер Сплин тотчас отыскал миссис Пикник и сообщил ей свои
соображения. Миссис Сплин - как обычно говорят - любила Марионетту, словно
родное дитя, но - а тут всегда следует "но" - что до состояния, она ничего
не могла для нее поделать, ибо имела двоих многообещающих сыновей, которые
заканчивали курс в Нахалле и вовсе бы не обрадовались, когда бы что-то
помешало их видам выйти из места томления ума - иначе из университета - на
землю, текущую молоком и медом, иначе - лондонский вестэнд.
Миссис Пикник дала понять Марионетте, что благоразумие, правила,
достоинство et cetera, et cetera {Наш язык слишком беден. Отсылаем читателя
к любому роману любой литературной дамы. (Примеч. автора).} требуют, чтоб
они тотчас оставили аббатство. Марионетта слушала в молчаливом смирении,
зная, что все наследство ее - покорность; однако, когда Скютроп,
воспользовавшись уходом миссис Пикник, вошел к ней и, ни слова не сказав, в
несказанной тоске бросился к ее ногам, Марионетта, тоже молча и в такой же
печали, обвила руками его шею и залилась слезами. Последовала нежнейшая
сцена, которую верней вообразит отзывчивое сердце читателя, нежели передаст
наше скромное перо. Когда же Марионетта обмолвилась, что должна тотчас
покинуть аббатство, Скютроп вынул из хранилища череп предка, наполнил его
мадерой {24} и предстал пред мистером Сплином, грозя выпить все до дна, если
мистер Сплин тотчас не пообещает, что Марионетту не увезут из аббатства без
собственного ее согласия. Мистер Сплин, сочтя мадеру смертоносным питьем, ни
жив ни мертв от ужаса, тотчас покорился. Скютроп вернулся к Марионетте с
легким сердцем, по дороге осушив череп предка.
Во время пребывания в Лондоне мистер Сплин пришел к общему выводу с
другом своим мистером Гибелем, что брак между Скютропом и дочерью мистера
Гибеля был бы весьма желательным событием. Она воспитывалась в немецком
монастыре и должна была скоро оттуда выйти, но мистер Гибель утверждал, что
она достаточно прониклась истиной его аримановой философии {Ариман в
персидской мифологии властитель зла, князь тьмы. Он соперник Оромаза, князя
света. Они равны могуществом. Иногда один из них берет верх. Согласно мнению
мистера Мрака, нынешний век - век господства Аримана. Того же мнения,
очевидно, и лорд Байрон судя по тому, как использовал он Аримана в
"Панфреде", где находим мы и греческих Немезид, и скандинавских Валькирий,
они же Парки; и астрологических духов средневековых алхимиков; где простая
весьма переселена из Дании в Альпы; и хор ведьм из "Фауста" является в конце
по душу героя. Непостижимо, где могла познакомиться такая разношерстная
публика? Разве за табльдотом, как шестеро королей в "Кандиде" {25}. (Примеч.
автора).} и в точности такая унылая и антиталийная {26} юная леди, какую
только мог пожелать сам мистер Сплин в роли госпожи Кошмарского аббатства. В
распоряжении ее было и большое состояние, не ускользнувшее от внимания
мистера Сплина, когда он предпочел ее в качестве будущей своей невестки;
потому его весьма опечалила своевольная страсть Скютропа к Марионетте. Он
посетовал на нежелательное происшествие мистеру Гибелю. Тот отвечал, что
слишком уже привык к вмешательству дьявола во все его дела и ничуть не
удивлен, видя и на этот раз след его раздвоенного копыта; но наконец-то он
надеется его перехитрить; ибо уверен, что между дочерью его и Марионеттой и
сравненья быть не может в глазах всякого, кому дано понять, что мир - арена
зла, а потому серьезность и степенность суть признаки ума, тогда как хохот и
веселье лишь уподобляют человеческую особь мартышке. Мистер Сплин утешился
этим взглядом на вещи и просил мистера Гибеля ускорить возврат дочери из
Германии. Мистер Гибель отвечал, что ожидает ее со дня на день в Лондон и
тотчас же поедет за нею, дабы немедля привезти в аббатство.
- А там увидим, - прибавил он, - Талия или Мельпомена, Аллегра или
Пенсероза {27} украсится венком победы.
- У меня нет сомнений в том, - сказал мистер Сплин, - как склонится
чаша весов, или Скютроп не подлинный отпрыск славного древа Сплинов.
Марионетта уже не сомневалась в нежных чувствах Скютропа; и несмотря на
препятствия, ее подстерегавшие, она не могла отказать себе в удовольствии
терзать верного обожателя и ни на минуту не давала ему успокоиться. То
выказывала она ему самую неожиданную нежность; то самое замораживающее
безразличие; выводила его из себя притворной холодностью; смягчала его
любящее сердце ласковым обхожденьем; а то воспламеняла его ревность,
кокетничая с сиятельным мистером Лежебоком, в котором под влиянием ее чар,
словно бутон ночной фиалки, раскрылась жизненная сила. Она могла, сидя у
фортепьян, слушать горькие упреки Скютропа; но неожиданно прерывала самые
пламенные его излияния и совершенно сбивала его с мысли, вдруг проходясь по
клавишам в рондо аллегро и замечая:
- Не правда ли, как мило?
Скютроп негодовал; а она отвечала ему пением:
- Zitti, zitti, piano, piano,
Non facciamo confusione {*} -
{* Тише, тише, не шумите, чтобы он не догадался (ит.) {28}.}
или другой, столь же легкомысленной выходкой; Скютроп, сам не свой от гнева,
бросался от нее прочь, запирался у себя в башне и отрекался от нее и от
всего ее пола - навсегда; и возвращался к ней, непреложно призываемый
запиской, полной раскаяния и обещаний исправиться. Замысел Скютропа обновить
мир и отыскать семь своих золотых светильников развивался очень медленно
из-за этих треволнений.
Так проходил день за днем; и мистер Сплин начинал уже тревожиться, не
получая известий от мистера Гибеля, когда этот последний однажды вечером
ворвался в библиотеку, где собрались хозяева и гости, с криком:
- К вам сошел дьявол в сильной ярости! - Затем он увлек мистера Сплина
в соседний покой и, переговорив наедине, оба вернулись к гостям в полном
смятении, никому, однако же, не объясняя его причины.
На другое утро, чуть свет, мистер Гибель отбыл. Мистер Сплин весь день
тяжко вздыхал и никому не говорил ни слова. Скютроп, как всегда, повздорил с
Марионеттой и, смертельно уязвленный, заперся у себя в башне. Марионетта
утешалась игрой на фортепьянах и пением арий из "Nina pazza per amore"
{"Нина, или Безумная от любви" (ит.) {29}.}, а его сиятельство мистер
Лежебок вслушивался в сладостные звуки, распростершись на софе и держа в
руке книжку, в которую то и дело заглядывал. Его преподобие мистер Горло
приблизился к софе и предложил партию на бильярде.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Бильярд! Право же, я бы с радостью. Но я так изнурен, я не вынесу
напряженья. Не помню, когда я мог себе это позволить. (Звонит в колокольчик,
входит Сильвупле.) Сильвупле! Когда я в последний раз играл на бильярде?
Сильвупле:
- Шетырнасатого декабра прошлого года, мосье.
(Кланяется и уходит.)
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Ну вот. Тому уже семь месяцев. Вы сами понимаете, мистер Горло; вы
понимаете, сэр. У меня расстроены нервы, мисс О'Кэррол. Врачи шлют меня в
Бат, иные рекомендуют Челтнем. Надо бы попробовать то и другое, если
позволит сезон. Сезон, понимаете ли, мистер Горло, сезон, мисс О'Кэррол,
сезон - это все.
Марионетта:
- А здоровье - это кое-что. N'est-ce pas {Не так ли (фр.).}, мистер
Горло?
Его преподобие мистер Горло:
- Положительно, мисс О'Кэррол. Ибо, сколько б ни спорили мыслители
относительно summum bonum {высшего Блага, т. е. Бога (лат.).}, никто из них
не станет отрицать, что прекраснейший обед есть вещь прекраснейшая. Но что
такое прекрасный обед без прекрасного аппетита? И отчего же происходит
хороший аппетит, как не от хорошего здоровья? Ну, а в Челтнеме, мистер
Лежебок, у всех прекраснейший аппетит.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Логичнейшее рассуждение, мистер Горло; какая стройность. Я и так уж
всерьез подумывал о Челтнеме; идея глубоко меня захватила. Я думал о нем...
погодите-ка - когда же это я о нем думал? (Звонит в колокольчик, появляется
Сильвупле.) Сильвупле! Когда я думал ехать в Челтнем и не поехал?
Сильвупле:
- Двасать перво юля, прошлым летом, мосье.
(Сильвупле уходит.)
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Ну вот. Бесценный малый, мисс О'Кэррол, просто бесценный, мистер
Горло.
Марионетта:
- В самом деле. Он служит вам ходячей памятью и как живая летопись не
только действий ваших, но и мыслей.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Превосходное определение, мисс О'Кэррол, превосходное, честное слово!
Ха! Ха! Ха! Смех - приятное занятие, только мне вредно напрягаться.
Принесли пакет для мистера Лежебока; он был доставлен с нарочным. Был
призван Сильвупле и распечатал пакет. Там оказались новый роман и новая
поэма, давно и с трепетом ожидаемые всей светскою читающею публикой; а еще
свежий нумер популярного журнала, коего издатели снискали милости двора и
крупный пенсион {Пенсион - плата, получаемая государственным рабом за измену
своему отечеству (словарь Джонсона) {30}. (Примеч. автора).} беспорочной
службой Церкви и государству. Когда Сильвупле ушел, явился мистер Флоски и с
интересом стал осматривать литературные новинки.
Мистер Флоски (листая страницы):
- "Тумандагиль" {31}, роман. Гм. Ненависть, мстительность, мизантропия
и цитаты из Библии. Гм. Патологическая анатомия черной желчи. Так... "Пол
Джонс", поэма. Гм. Понимаю. Пол Джонс, прелестный и восторженный юноша...
разочарованный в лучших чувствах... становится пиратом с тоски и от величия
души... режет глотки многим мужчинам, покоряет сердца многих женщин... и,
наконец, вздернут на нок-рее! Развязка весьма искусственна и непоэтична
{32}. "Даунингстритское обозрение" {33}. Гм. Первая статья. "Ода к "Красной
книге"", Родерик Винобери {34}, эсквайр. Гм. Разбор собственного сочинения.
Гм-м.
(Мистер Флоски молча просматривает остальные статьи в журнале;
Марионетта листает роман, а мистер Лежебок поэму.) Его преподобие мистер
Горло:
- Вы такой светский молодой человек и такого высокого рода, мистер
Лежебок, а тем не менее весьма прилежны.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Прилежен! Вы изволите шутить, мистер Горло. Какое же может быть у
меня прилежание? Образование мое уже закончено. Но есть модные книги,
которые нельзя не прочесть, потому что все о них говорят; а в остальном я не
больший охотник до чтения, чем, извините мою смелость, вы сами, мистер
Горло.
Его преподобие мистер Горло:
- Отчего же, сэр? Не могу сказать, чтобы я уж очень любил книги; однако
ж я и не то чтобы вовсе никогда ничего не читал. Прочитать иной раз вслух
занимательный рассказец или поэмку в кругу дам, занятых рукоделием, не
значит еретически употребить свои голосовые данные, сэр. И мне кажется, сэр,
мало кто с таким достойным Иова долготерпеньем сносит вечные вопросы и
ответы, которые так и сыпятся вперемежку в самых интересных местах и
нагнетают напряженье. Его сиятельство мистер Лежебок:
- А часто и создают напряжение там, где у автора его незаметно.
Марионетта:
- Надо мне как-нибудь в плохую погоду испытать ваше долготерпенье,
мистер Горло; а мистер Лежебок назовет нам новейшую из новинок, которую все
читают.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Вы получите ее, мисс О'Кэррол, во всем блеске новизны; свеженькую,
как спелая слива, только с ветки, вся в пушку; вы получите ее почтой из
Эдинбурга с нарочным из Лондона.
Мистер Флоски:
- Эта жажда новизны губит литературу. Кроме моих произведений да еще
кое-кого из моих друзей, все, что появилось после старика Джереми Тэйлора
{36}, никуда не годится; и, entre nous, лучшее в книгах моих друзей написано
либо придумано мною {37}.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Я глубоко чту вас, сэр. Но, признаюсь, книги нынешние созвучны моим
чувствам. Будто восхитительный северо-восточный ветер, отравляющий мысль и
душу, прошелся по их страницам; чарующая мизантропия и мрачность доказывают,
сколь ничтожны деятельность и добродетель, и окончательно примиряют меня с
самим собою и моим диваном.
Мистер Флоски:
- Совершенно верно, сэр. Нынешняя литература - северо-восточный ветер,
губящий души. И должен признать, в том немалая моя заслуга. Чтобы получить
прекрасный плод, надобно погубить цветок. Парадокс, скажете вы? Вот и
прекрасно. Подумайте над ним.
Беседа была прервана появлением мистера Гибеля. Он показался в дверях,
весь покрытый грязью, проговорил:
- К вам сошел диавол, - и тотчас исчез.
Дорога, соединявшая Кошмарское аббатство с цивилизованным миром, была
искусственно поднята над уровнем болот и шла сквозь них прямой чертой,
насколько хватал глаз; а по обеим сторонам ее тянулись канавы, причем воду в
них совершенно скрывала водная растительность. И в одну из этих канав, из-за
странного поступка лошади, прянувшей от ветряной мельницы, опрокинулась
бричка мистера Гибеля, которому пришлось в глубокой тоске выпрыгнуть в окно.
Одно колесо сломалось; и мистер Гибель, предоставя форейтору доставить
экипаж до Гнилистока, чтоб там починить его и почистить, пешком отправился
назад к аббатству, сопровождаемый слугою с сундуком, и всю дорогу повторял
свое любимое место из Апокалипсиса.
Мистер Гибель нашел дочь свою Селинду в Лондоне и, как только улеглась
первая радость встречи, сообщил ей, что присмотрел для нее мужа. Юная леди с
большой твердостью отвечала, что берет на себя смелость выбирать мужа сама.
Мистер Гибель сказал, что дьявол всегда вмешивается во все его дела, но что
он, со своей стороны, уже решился не брать на душу греха и не потакать
проискам Люцифера, и, следственно, она должна пойти замуж за того, кого
выбрал для нее отец. Мисс Гибель возразила, что решительно не согласна.
- Селинда, Селинда, - сказал мистер Гибель, - ты решительно должна.
- Разве мое состояние не принадлежит мне, сэр? - спросила Селинда.
- Тем досадней, - отвечал мистер Гибель. - Но я управу на тебя найду,
мать моя. Уж я сумею укротить строптивую девчонку.
Они простились на ночь каждый при своем мнении, а утром комната юной
леди оказалась пуста, и мистер Гибель мог только теряться в догадках о том,
что с нею сталось. Он искал ее повсюду, то и дело наезжая в Кошмарское
аббатство посоветоваться с другом своим мистером Сплином. Мистер Сплин
соглашался с мистером Гибелем, что тут ужасающий пример своенравия и
непослушания воле родительской, а мистер Гибель обещал, что, когда он
настигнет беглянку, он покажет-таки ей, что "к ней сошел диавол в сильной
ярости".
Вечером, как всегда, все сошлись в библиотеке; Марионетта сидела за
арфой, его сиятельство мистер Лежебок сидел рядом и перелистывал ноты,
рискуя перенапрячь свои силы. Его преподобие мистер Горло время от времени
сменял его, беря на себя сей сладостный труд. Скютроп, терзаемый демоном
ревности, сидел в углу и кусал губы и ногти. Марионетта поглядывала на него,
совершенно выводя его из себя добродушнейшей улыбкой, которой старался он не
замечать, отчего приходил в еще большее смятение. Он положил на колени том
Данта и делал вид, будто углублен в чтение "Чистилища", хоть не понимал ни
слова, о чем вполне догадывалась Марионетта; перейдя комнату, она заглянула
в книгу и сказала:
- Я вижу, вы посреди "Чистилища".
- Я посреди ада, - отвечал Скютроп, сам не свой от бешенства.
- О? - сказала она. - Тогда перейдемте в тот угол, и я спою вам финал
из "Дон-Жуана" {38}.
- Оставьте меня, - сказал Скютроп.
Марионетта взглянула на него с улыбкой и укором и сказала:
- Несправедливый, упрямый злюка, вот вы кто!
- Оставьте меня, - отвечал Скютроп, но уже куда с меньшей пылкостью и
вовсе не желая, чтобы его поймали на слове. Марионетта тотчас его оставила
и, снова садясь к арфе, сказала погромче, чтобы Скютроп услышал:
- Читали вы когда-нибудь Данта, мистер Лежебок? Скютроп читает Данта, и
сейчас он в чистилище.
- Ну а я, - отвечал его сиятельство мистер Лежебок, - я не читаю сейчас
Данта, и я в раю. - И он поклонился Марионетте.
Марионетта:
- Вы очень любезны, мистер Лежебок; и, полагаю, очень любите Данта.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- До последнего времени Дант мне как-то не попадался. В библиотеке моей
его не было, а если б и был, я б не собрался его прочесть. Но нынче, я вижу,
он входит в моду {39}, и боюсь, как-нибудь утром мне придется его прочитать.
Марионетта:
- Нет, непременно читайте его вечером, слышите! Любили ль вы
когда-нибудь, мистер Лежебок?
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Уверяю вас, мисс О'Кэррол, - никогда. Пока не приехал в Кошмарское
аббатство. И любить, скажу я вам, так приятно; но от этого столько тревог,
что, боюсь, я не выдержу напряжения.
Марионетта:
- Преподать вам краткий способ ухаживать вовсе без тревог? Его
сиятельство мистер Лежебок:
- Вы безмерно меня обяжете. Я горю нетерпеньем выучиться вашему
способу.
Марионетта:
- Садитесь к даме спиною и читайте Данта; только непременно начните с
середины и листайте сразу по три страницы - вперед и назад, - и она тотчас
догадается, что вы от нее без ума.
(Его сиятельство мистер Лежебок, сидя между Марионеттой и Скютропом и
все свое внимание обрати к чаровнице, не видит Скютропа, поступающего в
точности согласно ее описанью.)
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Вы изволите шутить, мисс О'Кэррол. Леди, конечно, подумает, что я
ужаснейший невежа.
Марионетта:
- Нисколько. Разве что удивится тому, как странно иные выказывают свои
чувства.
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Однако ж, покоряясь вам...
Мистер Флоски (подходя к ним с дальнего конца комнаты):
- Мистер Лежебок считает, кажется, что Дант входит в моду, так ли я
расслышал?
Его сиятельство мистер Лежебок:
- Я осмелился это заметить, хоть говорю о подобных предметах с
сознанием собственного ничтожества в присутствии такого великого человека,
как вы, мистер Флоски. Я не знаю Дантовых форм и фигур, не знаю даже цвета
его чертей, но, коль скоро он входит в моду, заключаю, что они у него
черные; ибо черный цвет, я полагаю, мистер Флоски, и особенно черная
меланхолия в моде у нынешних сочинителей.
Мистер Флоски:
- В самом деле на черную меланхолию большой спрос, но, когда - чем черт
не шутит - ее нет под рукой, ее заменяет зеленая тоска, серая скука, а также
хандра, уныние, ночные кошмары и прочая чертовщина. Из-за чая, поздних
обедов и Французской революции все пошло к дьяволу и в игру вступил сам
дьявол.
Мистер Гибель (встрепенувшись):
- В сильной ярости.
Мистер Флоски:
- Здесь не игра слов, но суровая и горестная истина.
Мистер Лежебок:
- Чай, поздние обеды, Французская революция. Я не вполне улавливаю
связь идей.
Мистер Флоски:
- Я бы весьма огорчился, если б вы ее улавливали; мне жаль того, кто
улавливает связь собственных идей. Еще более жаль мне того, в чьих идеях
любой другой улавливает связь. Сэр, величайшее зло в том, что моральная и
политическая литература наша чересчур доступна; доступность, вообще ясность,