Джесс отступила на шаг, удачно избежав братских объятий, и синие глаза мужчины сощурились от удовольствия. Он почти не изменился. Усы, конечно, исчезли, и волосы стали соломенными, тускловатыми, как иногда бывает, если спешно их перекрашивать.
— Вам больше идет без усов, — сказала Джесс.
— Я тоже так думаю, — без запинки ответил ее кузен. — Поэтому я их никогда не отращивал.
— Замечательно, — одобрил Дэвид. — Где вы этому научились? В Оксфордском театральном обществе? Или в местном кружке? Сделать легкую паузу изумления, потом быстренько оклематься, как говорят у них в Штатах...
Кузен Джон выпрямился. Он был среднего роста, в старенькой рубашке с открытым воротом под потертым блейзером, но когда смерил глазами Дэвида, начав с его изящно выгнутого носа, показался истинным, с головы до ног аристократом, разглядывающим оборванца в монокль.
— Я, кажется, не имел удовольствия, мистер...
Джесс догадалась, что он ждет, чтобы она представила своего спутника, но была слишком ошеломлена откровенной наглостью спектакля. Пока она колебалась, Дэвид сам взялся за дело, схватил попытавшуюся ускользнуть руку и энергично потряс ее.
— Дэвид Рэндолл. Наконец-то мне выпало счастье официального знакомства с вами, кузен Джон. Можно мне называть вас кузен Джон, да? В конце концов, скоро мы породнимся. Зовите меня просто кузен Дэвид.
Кузен Джон приподнял брови:
— Вы... помолвлены?
Дэвид закивал изо всех сил.
— Но это просто великолепно! — радостно продолжал кузен Джон. — Значит, вы привезли своего жениха, чтобы познакомить его с семьей, Джесс? Прекрасно, прекрасно. Но почему мы стоим на пороге? Входите, выпьем чего-нибудь, чтобы отметить все это.
«Хрюкочет, — злобно подумала Джесс, — как Джабберуок»[43]. Кузен Джон производил такое же впечатление — страшное и смешное одновременно.
В холле было темно после яркого солнца; Джесс стукнулась лодыжкой о что-то низкое и твердое, откуда-то рядом из темноты услышала глухое проклятие Дэвида и догадалась, что он тоже сводит знакомство с мебелью.
— Жуткое место, — раздался веселый голос ее кузена, — без окон. Добро пожаловать в гостиную, — хихикнул он.
Скрипя зубами на все эти штучки, Джесс тащилась за ним. Потом тяжелые гардины были отброшены и в комнату хлынул поток света.
Джесс подумала, что понимает, почему шторы держат закрытыми. Если это парадная гостиная, или салон, или как его там называют, она лучше всего выглядит в полутьме. На интерьере дома лежала та же печать упадка и разрушения, которая отмечала его снаружи, свидетельствуя об отсутствии надлежащего ухода и намекая не столько на скудость средств, сколько на равнодушие. Мебель никогда не представляла особой ценности, а теперь обивка потерлась и дерево покрылось царапинами. Плотный слой пыли лежал на всем, кроме стоявшего в углу инструмента. В резком контрасте с прочей обстановкой комнаты он напоминал тщательно ухоженный розовый куст и формой походил на миниатюрный рояль.
Кузен Джон проследил за ее взглядом и неверно истолковал его удивленное выражение.
— Это клавесин, — вежливо пояснил он. — Предшественник фортепьяно.
— Ладно, приятель, — сказала Джессика, одаривая его столь же любезной улыбкой. — Уж Ванду Ландовску мы как-нибудь знаем[44].
Его нежную кожу вдруг окрасил румянец. А потом усмешка превратилась в первую искреннюю улыбку, которую она видела на этом лице, неожиданно для себя найдя ее привлекательной.
— Touche[45], дорогая кузина. Прямо насквозь, через печенку и селезенку. Вы играете?
— Нет. А вы?
— Немного, — скромно ответил кузен Джон.
Выпавший из беседы Дэвид не мог больше терпеть и вмешался:
— Ничего, если я открою и другие шторы? Тут все еще темновато.
— Нет-нет. Глупо, конечно, блюсти все эти старые традиции, но, — он передернул плечами, — приходится. Чтобы соседи не думали, что мы не проявляем подобающего уважения.
Дэвид, уже взявшись за штору, медленно оглянулся. И еще прежде, чем он задал вопрос, Джесс знала ответ на него.
— К чему уважения?
Большие синие глаза кузена Джона расширились.
— Как к чему? — мягко сказал он. — К покойнику.
Как только он вышел из комнаты, Джесс с Дэвидом мгновенно оказались друг возле друга, словно притянутые магнитом. Они стояли, шипя, лицом к лицу, как персонажи телесериала.
— Это он, точно.
— Это, безусловно, он.
— Он умер!
— Насколько я вижу, не он лично. Но все равно верно.
— Что будем делать?
— Где вы прячете кольцо?
— Вот этого я вам здесь говорить совершенно не собираюсь.
— Ради Бога, неужели вы думаете, что он устроил прослушивание гостиной?
— Насколько я его знаю, он способен слышать сквозь стены.
— Похоже на то, — мрачно согласился Дэвид.
— Зачем вы сказали ему, что мы помолвлены?
— Вы не можете сосредоточиться на одной какой-нибудь теме?
— Нет. Я совсем растерялась. Зачем вы это сказали?
— Нам надо поговорить. Этот заговор до того мощный, что затягивает, словно патока.
— Вам не кажется, что они его убили?
— Кого? О нет, не думаю.
— Зачем вы сказали ему, что мы помолвлены?
— Чтобы не дать повода выставить меня отсюда, идиотка. А вы думали, почему?
Они сверлили друг друга глазами, придвинувшись почти вплотную, когда неслышными кошачьими шажками вернулся кузен Джон. Джесс подскочила от неожиданности, услышав веселый вопрос:
— Надеюсь, не помешал?
— О нет, нисколько, — сказал Дэвид, опуская руки, готовые вцепиться Джесс в горло.
— Отлично, отлично. — Кузен Джон бросил на них откровенно коварный взгляд. — Если бы я не знал, мог бы подумать, что у вас маленькая забавная любовная ссора. Удивительно, как ошибочно иногда оцениваешь происходящее. Джесси, я знаю, для подкрепляющего рановато, но, полагаю, вы вполне можете выпить шерри. Вы, конечно, не знали нашего дорогого дедушку, но все равно кажетесь несколько потрясенной.
Возможно, физически братец Джон был не очень достойным противником, но на словах с ним приходилось считаться, тут он мог сравняться с самим д'Артаньяном. Джесс уже перестала подсчитывать бесчисленные уколы и выпады.
Она села спиной к двери и вскоре поняла, от кого ее кузен унаследовал бесшумную походку, не заметив нового персонажа, пока мужчины не встали, чем дали понять, что в комнату вошел кто-то еще.
— Вот, мама, она наконец здесь, — сказал кузен Джон. — С опозданием, но...
— Тетя... Гвиневра, — изумленно проговорила Джесс.
Было очевидно, что тетка не собирается одаривать ее даже официальным поцелуем в щеку, подобающим родственникам. Она пожала ей руку, твердо, но без теплоты, и коротко кивнула Дэвиду. Потом уселась, взяла бокал шерри и посмотрела на Джесс, которая ответила ей заинтересованным взглядом.
Джесс сначала подумала, что лицо тетки кажется ей знакомым из-за фамильного сходства, но, всматриваясь в твердые черты, не находила ничего, что напоминало бы ее отца или кузена Джона, который походил на своего дядю больше, чем на кого-либо из других родственников. Тетя Гвиневра когда-то была привлекательной, но наверняка никогда не считалась хорошенькой при своих правильных, но мужественных чертах, значительность которых подчеркивалась зачесанными назад и собранными на шее в пучок волосами с проседью. На ней было темное, строгого покроя платье. Незнакомец с легкостью принял бы ее за домоправительницу, и именно это слово дало Джесс разгадку. Тетя Гвиневра выглядела точно так же, как злобные домоправительницы в доброй половине прочитанных ею полуготических романов. По красноречивому взгляду Дэвида она поняла, что у него создалось аналогичное впечатление.
Джесс сердито моргнула ему, он громко захлопнул рот и глотнул шерри. Выражение его лица изменилось, и он бросил уважительный взгляд на янтарную жидкость.
— Великолепная штука, правда? — сказал кузен Джон. — Старик был знаток. К сожалению. Вот куда ушла добрая половина его состояния — на вино. А другая — на раскопки. Так что, старина, если вы женитесь на Джесси ради денег, вас ждет жестокое разочарование.
Глаза Дэвида вспыхнули, и он нанес ответный удар:
— Какая жалость! Извини, дорогая, мне придется вернуть тебе кольцо.
— Кольцо? — невольно повторил кузен Джон.
— Да, такая сентиментальная вещица. Старое фамильное наследство. — Дэвид равномерно расточал улыбки всем присутствующим. Тетя Гвиневра ухом не повела, а кузен Джон, как настоящий игрок, взял себя в руки.
— Джесси, дорогая, вы ненароком не дедушкино кольцо подарили? Вам, полагаю, известно, что у него были иные планы на этот счет.
— Какие же, например? — поинтересовался Дэвид.
— О... — неопределенно протянул кузен Джон. — Надо бы подождать, когда прочтут завещание. Берегите его хорошенько, Дэвид. Просто на случай, если дедушка высказал предсмертную волю...
— Честно признаться, я уже несколько раз его чуть не потерял, — небрежно сообщил Дэвид. — Похоже, оно еще кому-то понадобилось.
Он откинулся на спинку стула и попытался поднять одну бровь. Поднялись обе. Не стараясь скрыть, что все это его забавляет, кузен Джон тоже поднял бровь. Она поползла вверх, как будто была смазана маслом, а другая осталась на месте.
— В самом деле?
— Да, в самом деле. И как странно, что тот тип, что дважды пытался его украсть, поразительно напоминает вас.
Бомба была брошена, но не взорвалась.
— Случайные совпадения всегда поразительны, — сказал братец Джон.
Тетя Гвиневра пошевелилась и заговорила.
— Джонни всю прошлую неделю не выходил из дому, — заявила она. — Он так заботился о своем дедушке, милый мальчик...
— Побольше бы паутины — и полный порядок, — сказала она вслух и издала сдавленный крик, когда дверь сдвинулась с места, отворилась, несмотря на противодействие, и появилась голова Дэвида. Он вошел и закрыл дверь за собой.
— Вам сюда нельзя, — заявила Джесс, приходя в себя. — Право частной собственности, знаете ли.
— Да, я заметил, что меня поместили в противоположном конце дома. Однако я сомневаюсь, что их занимало при этом право частной собственности.
Он с видом знатока оглядел мрачную захламленную комнату и тихонько присвистнул.
— Кузену Джону надо было здорово потрудиться, чтобы добиться такого эффекта.
— Это не декорация, — сказала Джесс, кивая на постель. — Тут целые полчища пауков!
— А это вклад тети Гвиневры. Она, вероятно, их собирала весь вчерашний день. Я просто вижу, как она ползает в высокой траве, раскидывая паутину для пауков...
— Вы начинаете говорить совсем как кузен Джон.
— Знаю. Будь он проклят.
— Дэвид, я в самом деле хочу убраться из этого места.
Дэвид быстро прошел к окну. В другой комнате это окно было бы очаровательным; оно выгибалось, повторяя изгиб стены, а под ним шла обширная скамья. Но штор на окне не было, рамы потрескались, и, когда Дэвид оперся коленом на подушку сиденья, от выцветшего ситца поднялось облачко пыли.
— Ненадежно, — заметил он, кашляя. — Джесс, не вздумайте любоваться звездами, слышите?
Джесс подошла к окну и встала рядом с ним. Она понимала, почему он старается ступать легко; половицы были достаточно прочными, но почему-то казалось, что они провалятся при малейшем нажатии. Она посмотрела в окно вниз на мощеные плиты заросшей террасы.
— Дэвид, — повторила она, — я в самом деле хочу...
— Сочувствую и разделяю ваше хотение. Но в любом случае нельзя уезжать до похорон, и я надеюсь, что вы будете присутствовать при чтении завещания. Если мы не получим ключа из него и из того, что мне удастся вытянуть из кузена Джона...
— А как насчет его алиби?
— Вздор. Тетя Гвиневра — одна из тех заботливых мамаш, которая обеспечит ему алиби, если он убьет восемь бедных крошек и сбросит их в море с утеса.
— Шесть бедных крошек.
— Простите?
— Шесть бедных крошек ты тут закопал, так ложись вместе с ни-и-ми, — пропела Джесс.
— А! И я тоже об этом подумал. Интересно, почему?
— Потому что он именно такой тип. — Джесс уселась на пыльную подушку, восхищенная своим новым открытием. — «Снимай, снимай золотой свой халат, снимай свой халат, — вот так он и должен говорить, — хоть пришел я тебя убить, не хочу я его кровянить...» Очень умно с вашей стороны, Дэвид.
— У вас поразительно недисциплинированный ум. — Дэвид сел рядом с ней. — Вы способны на чем-нибудь сосредоточиться? Я хочу сказать, тип этого негодяя безусловно интересен, но...
— Я позабыла, о чем мы говорили, — сказала Джесс.
— Я тоже, — нежно сказал Дэвид. И на протяжении нескольких следующих минут в комнате не раздалось ни единого звука, только глухое тяжелое дыхание. Они не услышали тихого стука в дверь, не увидели, как она приоткрылась, и вошедшему пришлось кашлянуть несколько раз, прежде чем они отскочили друг от друга.
— Еще раз извините, — сказал кузен Джон. — Ужасно, что я вам все время мешаю... — Его тон и поднятые брови содержали в себе целые тома невысказанных соображений. — Я подумал, может быть, вы захотите пройтись перед обедом. Наследственные акры и вся эта ерунда... Все время забываю, что вы обручены! Как глупо с моей стороны!
Джесс хоть и сама была смущена, не могла не насладиться выражением лица Дэвида. Захваченный врасплох, сам не свой, он был не в силах вести разговор о погоде, а тем более иметь дело с кузеном Джоном. Поэтому она скромно сказала:
— Мы тоже пока еще к этому не привыкли. Но нам очень хочется взглянуть на наследственные акры. Правда, дорогой?
Фасад дома Джесс нашла удручающим, но сзади он был поистине трагичен. То, что некогда было оранжереей, кухней, цветником, группой служебных построек, теперь представляло собой заросшие сорняками руины. Конюшни без особого успеха попытались превратить в гаражи. Одна из дверей стояла не только закрытой, но и запертой на сверкающий новенький замок.
Они прошли через небольшой, засаженный деревьями участок и оказались на краю утеса. Вид был великолепный. Солнце спускалось к ровному горизонту, где жемчужные воды почти невыносимо блистали на серебряном фоне небе, отражая алые блики заката. Внизу светлый прибой накатывался на небольшой уединенный пляж, и его песок напоминал белоснежный сахар. По обеим сторонам пляжа вздымались острые темные пики скал, вокруг которых кипела и клокотала вода.
Внезапно охваченная неожиданно сильным чувством, Джесс опустилась на землю. Фамильный дом не вселил в нее уверенности, что она возвратилась в родные места, кровные родственники не оказали теплого приема. А вот море и скалы, заходящее солнце и холодный, щиплющий щеки соленый бриз — все слилось во всеобъемлющем ощущении чего-то знакомого. Она не чувствовала, а знала, что когда-то в другое время, в другом обличье она стояла здесь и смотрела, как заходит солнце над океаном, откуда ушедшая на дно земля Лайонесс[46] до сих пор шлет из глубин чистое эхо перезвона с колоколен своих потонувших церквей.
— Замечательный вид, — сказал Дэвид, нарушая молчание, и на какой-то момент Джесс возмутилась, что он ничего не понимает, и почувствовала, вопреки логике, что другой, тот, кто, в конце концов, был открытым ее врагом, понимает все. Она поймала случайный взгляд кузена Джона и поняла, что он тоже ощущает родство и выражает свои чувства столь же свободно, как и она. Он на мгновение потерял контроль над выражением своего лица, и в его чертах, ярко освещенных заходящим солнцем, отразилась тревога и печаль. Потом губы сложились в сардоническую усмешку.
— Зов крови, — проговорил он так, что его могла слышать только Джессика. — И все же это единственное, что стоит сберечь во всем этом гиблом месте. Как бы там ни было, мы давно здесь живем, Джесс. Вот этот обтесанный камень, на котором вы сидите... когда-то здесь стоял замок.
— Вы говорите так, словно вам предстоит это все потерять, — сказала Джесс.
— А так оно и есть. — Тон его был равнодушным, но она сразу увидела через броню и поняла потаенные переживания. — У нас практически ничего не осталось, а похороны дорого стоят. Наверно, все и уйдет.
Джесс поднялась, движимая и любопытством, и неудобством — камень был жестким и острым.
— Замок? — спросила она, ковыряя носком торф. — Здесь?
Но ей даже не требовался его подтверждающий кивок, чтобы понять, что когда-то на этом месте стояло творение человеческих рук. Блок, на котором она сидела, обтесан был грубо, полностью определить его форму было трудно, ибо он наполовину зарос сорной травой, но форма эта была, несомненно, правильной. Джесс побрела вдоль края утеса и обнаружила еще несколько отдельных глыб, а потом целый ряд, как будто камни стены одновременно рухнули во время смертельного штурма. Засунув руки в карманы и глядя на сияющий закат, Дэвид присоединился к ней. Он пнул камень.
— Не самое безопасное место для замка, — заметил он. — Прямо на краю утеса.
— Пятьсот лет назад край утеса не подступал так близко, — объяснил кузен Джон. — Утес каждый год уменьшается на несколько футов.
— Да, но почему вы считаете, что это замок? Может быть, старый оловянный рудник. Их башни торчат по всему Корнуоллу. Примерно вековой давности.
— Каждый, у кого есть хоть пол глаза, сразу заметит разницу, — грубовато сказал кузен Джон. — Видели когда-нибудь Тинтейджел? Выше по побережью. Точно такой же тип постройки, как эта.
Джесс охватила одна из главнейших страстей человеческих — страсть к раскопкам. Она присела и запустила пальцы в землю.
— Как было бы здорово найти что-нибудь, — сказала она, ковыряя дерн. — Женскую брошь, или меч, или... Ой, Дэвид! Могу поспорить, что наше кольцо из раскопок!
Великолепие заката и обстановки заставило ее позабыть осторожность, иначе она никогда не сказала бы этого. Подняв глаза, Джесс поразилась выражению обоих лиц, совершенно разному, но свидетельствующему об одинаковом изумлении.
Как всегда, кузен Джон опомнился первым.
— Едва ли, — беззаботно сказал он. — Я всегда подозревал, что это кольцо — один из трюков нашего старика. Вы не думаете, что нам пора возвращаться?
— Оно не из средневекового замка, — медленно произнес Дэвид. — Оно не... — Он столь явно прикусил язык на полуслове, не договорив чего-то очень важного, что двое других в ожидании уставились на него. — Вы говорили, мистер Трегарт потратил много денег на раскопки? Здесь? Он что, был археолог-любитель?
На не лишенное привлекательности лицо кузена Джона легла печать младенческой невинности, и это, как Джесс уже было известно, означало, что он собирается преподнести очередную байку.
— Любитель, вот именно, — кисло сказал он. — Но не археолог. De mortuis...[47] и так далее, но старик был слегка не в своем уме. Ваш отец никогда не рассказывал о его мании, Джесси?
— Вы имеете в виду происхождение от короля Артура? — Руки Джесс уже были безнадежно грязны, но она увлеклась своим делом серьезно, сидя в жесткой траве.
— Я так и думал, что он должен был рассказать. Бедный дядя Гавейн.
— Ну, говорил он не очень много, — неопределенно сказала Джесс; она наткнулась на острый предмет, погребенный под дюймами грязи, сломав ноготь.
— Так вот, о раскопках, — напомнил Дэвид. — Он копал здесь и что-то надеялся доказать. Что это... Господи, ну конечно! Что это Камелот!
— Полный бред, — любезно согласился кузен Джон.
— Не такой уж и бред... Джесс, вылезай из этой грязной лужи!
— Я нашла что-то! Смотрите, нашла...
Она выкопала предмет из его могилы, сломав при этом еще два ногтя. В слабом сумеречном свете подняла, счистила налипшие куски грязи, искажающие округлые вытянутые формы. Это был сосуд. Толстое, коричневатое, непрозрачное стекло, грубо обработанное, удлиненный овал...
— Пивная бутылка, — с усмешкой сказал кузен Джон. — Вот такие вещи он и выкапывал, бедный старик. А не кости короля Артура.
Джесс вытерла руки о траву и встала.
— Прямо какое-то сумасшествие! — сказала она.
Ей никто не ответил. Дэвид смотрел на пастбище, повернувшись спиной к морю, которое было теперь нежно-золотистым и жемчужным. Джон смотрел на Дэвида.
— Все равно, не такой уж и бред, — пробормотал Дэвид. — Где-то... где я читал эту статью?..
— Пивная бутылка, — пробормотала Джесс. — Б-р-р... Дэвид, становится холодно.
— В научном журнале? Вряд ли. В газете? В книжке?
— Если не поторопитесь, вам не достанется шерри, — окликнул их Джон. Его стройная фигура вырисовывалась невдалеке на фоне неба.
Полпути к дому они прошли молча. Свет угасал, и Джесс сосредоточилась на дороге. Дэвид, устремив взгляд к горизонту, без конца спотыкался. Дорожка свернула, морской утес, озаренный закатом, оказался по правую руку, и Дэвид остановился.
— Что это?
Джесс проследила за его вытянутым перстом и увидела объект, на который он указывал, отчетливо обрисовавшийся на темнеющем небе. Теперь было хорошо видно, что очертания у него правильные — длинный, низкий, как гигантская гробница, холм.
— Это? — осторожно спросил кузен Джон.
— Да, холм. Похоже на могильный курган.
— Похоже.
— Мистер Трегарт там не копал?
— Копал. Пусто. Но его это не очень-то интересовало. Видите ли, это могильник другой эпохи — для короля Артура рановато.
Они провели один из самых тягостных вечеров, какие выпадали Джесс за всю ее жизнь. Дэвид был рассеянным до неприличия, губы его непрерывно кривились и шевелились, словно он спорил с невидимым оппонентом.
После скудного обеда, поданного молчаливой прислугой, все переместились в гостиную. Вечером она была еще менее привлекательной, тем более что Джон предложил посидеть при свечах — «для настроения», как он выразился. В слабом свете не так бросалась в глаза пыль и убогость, но повсюду мелькали тени, и на лицах людей играли резкие неприятные блики. Надо было видеть тетю Гвиневру при свечах — ее жесткие неподвижные черты застыли, словно у трупа, вокруг глаз залегли глубокие темные круги, губы изогнулись в мрачной усмешке.
Единственным приятным исключением стал момент, когда кузен Джон согласился сыграть. В течение часа в большой комнате эхом разносились отчетливые металлические звуки клавесина. Играл он блестяще — Скарлатти, Баха и какие-то незнакомые маленькие пьесы, как он объяснил, средневековые танцевальные мелодии.
— Но вы настоящий профессионал! — воскликнула Джесс, от восхищения позабыв о вражде.
— Нет, не дотягиваю, — кротко отвечал кузен. — Для профессионального уровня требуется такая дисциплина, на которую я не способен.
Позже он отомстил ей за то, что она толкнула его на это признание, — в конце вечера поднял со стола канделябр и обратился к матери:
— Джесс еще не видела его, мама. Ты сейчас собираешься подниматься?
Мать, кивнув, встала, и Джесс сообразила, что они имеют в виду.
— Вы... вы хотите сказать, что он... он все еще здесь?
— Где ж ему быть? — Тетка испытующе глядела на нее с неприкрытым презрением. — Мы не разделяем вашего лицемерного, легковесного отношения к смерти. Он, разумеется, здесь, в своем доме, где и желал бы лежать.
Пламя свечей заколебалось, как будто держащая подсвечник рука с длинными пальцами музыканта дрогнула. На холодном лице тетки лихорадочно заплясали тени, придавая ему безумное искаженное выражение. И тут Джесс почувствовала на своей руке руку Дэвида и услышала голос Дэвида, который спокойно сказал:
— Похороны завтра?
— Завтра, — ответила тетя Гвиневра. — А сегодня Джессика должна посмотреть на него. Таков обычай.
Процессию возглавил кузен Джон с канделябром. Тетка шествовала со сложенными руками, торжественно, как монахиня. Проходя темными коридорами, залами, по которым гуляли сквозняки, Джесс знала, что все это инсценировка, все напоказ, и, подобно многим трюкам ее кузена, игра заходила чересчур далеко. К тому моменту, когда они поднялись по огромной лестнице и подошли к комнате, Джесс успокоилась и приготовилась.
Это была комната хозяина дома — комната Артура Трегарта. Обширная, с высокими потолками, с высокими окнами с видом на море, почти пустая, если не считать теней. Горели свечи, и в душной комнате пламя их оставалось неестественно неподвижным. Они освещали лицо старика, который покоился не в гробу, а на той же постели, что и при жизни.
Завидев вошедших, со стула молча поднялась крепко сбитая женщина средних лет в черном, кивнула головой и выскользнула из комнаты, а Джессика сделала четыре шага вперед и остановилась, опустив первый и последний взгляд на лицо отца своего отца.
— Вам больше идет без усов, — сказала Джесс.
— Я тоже так думаю, — без запинки ответил ее кузен. — Поэтому я их никогда не отращивал.
— Замечательно, — одобрил Дэвид. — Где вы этому научились? В Оксфордском театральном обществе? Или в местном кружке? Сделать легкую паузу изумления, потом быстренько оклематься, как говорят у них в Штатах...
Кузен Джон выпрямился. Он был среднего роста, в старенькой рубашке с открытым воротом под потертым блейзером, но когда смерил глазами Дэвида, начав с его изящно выгнутого носа, показался истинным, с головы до ног аристократом, разглядывающим оборванца в монокль.
— Я, кажется, не имел удовольствия, мистер...
Джесс догадалась, что он ждет, чтобы она представила своего спутника, но была слишком ошеломлена откровенной наглостью спектакля. Пока она колебалась, Дэвид сам взялся за дело, схватил попытавшуюся ускользнуть руку и энергично потряс ее.
— Дэвид Рэндолл. Наконец-то мне выпало счастье официального знакомства с вами, кузен Джон. Можно мне называть вас кузен Джон, да? В конце концов, скоро мы породнимся. Зовите меня просто кузен Дэвид.
Кузен Джон приподнял брови:
— Вы... помолвлены?
Дэвид закивал изо всех сил.
— Но это просто великолепно! — радостно продолжал кузен Джон. — Значит, вы привезли своего жениха, чтобы познакомить его с семьей, Джесс? Прекрасно, прекрасно. Но почему мы стоим на пороге? Входите, выпьем чего-нибудь, чтобы отметить все это.
«Хрюкочет, — злобно подумала Джесс, — как Джабберуок»[43]. Кузен Джон производил такое же впечатление — страшное и смешное одновременно.
В холле было темно после яркого солнца; Джесс стукнулась лодыжкой о что-то низкое и твердое, откуда-то рядом из темноты услышала глухое проклятие Дэвида и догадалась, что он тоже сводит знакомство с мебелью.
— Жуткое место, — раздался веселый голос ее кузена, — без окон. Добро пожаловать в гостиную, — хихикнул он.
Скрипя зубами на все эти штучки, Джесс тащилась за ним. Потом тяжелые гардины были отброшены и в комнату хлынул поток света.
Джесс подумала, что понимает, почему шторы держат закрытыми. Если это парадная гостиная, или салон, или как его там называют, она лучше всего выглядит в полутьме. На интерьере дома лежала та же печать упадка и разрушения, которая отмечала его снаружи, свидетельствуя об отсутствии надлежащего ухода и намекая не столько на скудость средств, сколько на равнодушие. Мебель никогда не представляла особой ценности, а теперь обивка потерлась и дерево покрылось царапинами. Плотный слой пыли лежал на всем, кроме стоявшего в углу инструмента. В резком контрасте с прочей обстановкой комнаты он напоминал тщательно ухоженный розовый куст и формой походил на миниатюрный рояль.
Кузен Джон проследил за ее взглядом и неверно истолковал его удивленное выражение.
— Это клавесин, — вежливо пояснил он. — Предшественник фортепьяно.
— Ладно, приятель, — сказала Джессика, одаривая его столь же любезной улыбкой. — Уж Ванду Ландовску мы как-нибудь знаем[44].
Его нежную кожу вдруг окрасил румянец. А потом усмешка превратилась в первую искреннюю улыбку, которую она видела на этом лице, неожиданно для себя найдя ее привлекательной.
— Touche[45], дорогая кузина. Прямо насквозь, через печенку и селезенку. Вы играете?
— Нет. А вы?
— Немного, — скромно ответил кузен Джон.
Выпавший из беседы Дэвид не мог больше терпеть и вмешался:
— Ничего, если я открою и другие шторы? Тут все еще темновато.
— Нет-нет. Глупо, конечно, блюсти все эти старые традиции, но, — он передернул плечами, — приходится. Чтобы соседи не думали, что мы не проявляем подобающего уважения.
Дэвид, уже взявшись за штору, медленно оглянулся. И еще прежде, чем он задал вопрос, Джесс знала ответ на него.
— К чему уважения?
Большие синие глаза кузена Джона расширились.
— Как к чему? — мягко сказал он. — К покойнику.
Как только он вышел из комнаты, Джесс с Дэвидом мгновенно оказались друг возле друга, словно притянутые магнитом. Они стояли, шипя, лицом к лицу, как персонажи телесериала.
— Это он, точно.
— Это, безусловно, он.
— Он умер!
— Насколько я вижу, не он лично. Но все равно верно.
— Что будем делать?
— Где вы прячете кольцо?
— Вот этого я вам здесь говорить совершенно не собираюсь.
— Ради Бога, неужели вы думаете, что он устроил прослушивание гостиной?
— Насколько я его знаю, он способен слышать сквозь стены.
— Похоже на то, — мрачно согласился Дэвид.
— Зачем вы сказали ему, что мы помолвлены?
— Вы не можете сосредоточиться на одной какой-нибудь теме?
— Нет. Я совсем растерялась. Зачем вы это сказали?
— Нам надо поговорить. Этот заговор до того мощный, что затягивает, словно патока.
— Вам не кажется, что они его убили?
— Кого? О нет, не думаю.
— Зачем вы сказали ему, что мы помолвлены?
— Чтобы не дать повода выставить меня отсюда, идиотка. А вы думали, почему?
Они сверлили друг друга глазами, придвинувшись почти вплотную, когда неслышными кошачьими шажками вернулся кузен Джон. Джесс подскочила от неожиданности, услышав веселый вопрос:
— Надеюсь, не помешал?
— О нет, нисколько, — сказал Дэвид, опуская руки, готовые вцепиться Джесс в горло.
— Отлично, отлично. — Кузен Джон бросил на них откровенно коварный взгляд. — Если бы я не знал, мог бы подумать, что у вас маленькая забавная любовная ссора. Удивительно, как ошибочно иногда оцениваешь происходящее. Джесси, я знаю, для подкрепляющего рановато, но, полагаю, вы вполне можете выпить шерри. Вы, конечно, не знали нашего дорогого дедушку, но все равно кажетесь несколько потрясенной.
Возможно, физически братец Джон был не очень достойным противником, но на словах с ним приходилось считаться, тут он мог сравняться с самим д'Артаньяном. Джесс уже перестала подсчитывать бесчисленные уколы и выпады.
Она села спиной к двери и вскоре поняла, от кого ее кузен унаследовал бесшумную походку, не заметив нового персонажа, пока мужчины не встали, чем дали понять, что в комнату вошел кто-то еще.
— Вот, мама, она наконец здесь, — сказал кузен Джон. — С опозданием, но...
— Тетя... Гвиневра, — изумленно проговорила Джесс.
Было очевидно, что тетка не собирается одаривать ее даже официальным поцелуем в щеку, подобающим родственникам. Она пожала ей руку, твердо, но без теплоты, и коротко кивнула Дэвиду. Потом уселась, взяла бокал шерри и посмотрела на Джесс, которая ответила ей заинтересованным взглядом.
Джесс сначала подумала, что лицо тетки кажется ей знакомым из-за фамильного сходства, но, всматриваясь в твердые черты, не находила ничего, что напоминало бы ее отца или кузена Джона, который походил на своего дядю больше, чем на кого-либо из других родственников. Тетя Гвиневра когда-то была привлекательной, но наверняка никогда не считалась хорошенькой при своих правильных, но мужественных чертах, значительность которых подчеркивалась зачесанными назад и собранными на шее в пучок волосами с проседью. На ней было темное, строгого покроя платье. Незнакомец с легкостью принял бы ее за домоправительницу, и именно это слово дало Джесс разгадку. Тетя Гвиневра выглядела точно так же, как злобные домоправительницы в доброй половине прочитанных ею полуготических романов. По красноречивому взгляду Дэвида она поняла, что у него создалось аналогичное впечатление.
Джесс сердито моргнула ему, он громко захлопнул рот и глотнул шерри. Выражение его лица изменилось, и он бросил уважительный взгляд на янтарную жидкость.
— Великолепная штука, правда? — сказал кузен Джон. — Старик был знаток. К сожалению. Вот куда ушла добрая половина его состояния — на вино. А другая — на раскопки. Так что, старина, если вы женитесь на Джесси ради денег, вас ждет жестокое разочарование.
Глаза Дэвида вспыхнули, и он нанес ответный удар:
— Какая жалость! Извини, дорогая, мне придется вернуть тебе кольцо.
— Кольцо? — невольно повторил кузен Джон.
— Да, такая сентиментальная вещица. Старое фамильное наследство. — Дэвид равномерно расточал улыбки всем присутствующим. Тетя Гвиневра ухом не повела, а кузен Джон, как настоящий игрок, взял себя в руки.
— Джесси, дорогая, вы ненароком не дедушкино кольцо подарили? Вам, полагаю, известно, что у него были иные планы на этот счет.
— Какие же, например? — поинтересовался Дэвид.
— О... — неопределенно протянул кузен Джон. — Надо бы подождать, когда прочтут завещание. Берегите его хорошенько, Дэвид. Просто на случай, если дедушка высказал предсмертную волю...
— Честно признаться, я уже несколько раз его чуть не потерял, — небрежно сообщил Дэвид. — Похоже, оно еще кому-то понадобилось.
Он откинулся на спинку стула и попытался поднять одну бровь. Поднялись обе. Не стараясь скрыть, что все это его забавляет, кузен Джон тоже поднял бровь. Она поползла вверх, как будто была смазана маслом, а другая осталась на месте.
— В самом деле?
— Да, в самом деле. И как странно, что тот тип, что дважды пытался его украсть, поразительно напоминает вас.
Бомба была брошена, но не взорвалась.
— Случайные совпадения всегда поразительны, — сказал братец Джон.
Тетя Гвиневра пошевелилась и заговорила.
— Джонни всю прошлую неделю не выходил из дому, — заявила она. — Он так заботился о своем дедушке, милый мальчик...
* * *
Джесс стояла в дверях башни. Спиной она прижималась к деревянным панелям, а ладони ее вспотели от волнения.— Побольше бы паутины — и полный порядок, — сказала она вслух и издала сдавленный крик, когда дверь сдвинулась с места, отворилась, несмотря на противодействие, и появилась голова Дэвида. Он вошел и закрыл дверь за собой.
— Вам сюда нельзя, — заявила Джесс, приходя в себя. — Право частной собственности, знаете ли.
— Да, я заметил, что меня поместили в противоположном конце дома. Однако я сомневаюсь, что их занимало при этом право частной собственности.
Он с видом знатока оглядел мрачную захламленную комнату и тихонько присвистнул.
— Кузену Джону надо было здорово потрудиться, чтобы добиться такого эффекта.
— Это не декорация, — сказала Джесс, кивая на постель. — Тут целые полчища пауков!
— А это вклад тети Гвиневры. Она, вероятно, их собирала весь вчерашний день. Я просто вижу, как она ползает в высокой траве, раскидывая паутину для пауков...
— Вы начинаете говорить совсем как кузен Джон.
— Знаю. Будь он проклят.
— Дэвид, я в самом деле хочу убраться из этого места.
Дэвид быстро прошел к окну. В другой комнате это окно было бы очаровательным; оно выгибалось, повторяя изгиб стены, а под ним шла обширная скамья. Но штор на окне не было, рамы потрескались, и, когда Дэвид оперся коленом на подушку сиденья, от выцветшего ситца поднялось облачко пыли.
— Ненадежно, — заметил он, кашляя. — Джесс, не вздумайте любоваться звездами, слышите?
Джесс подошла к окну и встала рядом с ним. Она понимала, почему он старается ступать легко; половицы были достаточно прочными, но почему-то казалось, что они провалятся при малейшем нажатии. Она посмотрела в окно вниз на мощеные плиты заросшей террасы.
— Дэвид, — повторила она, — я в самом деле хочу...
— Сочувствую и разделяю ваше хотение. Но в любом случае нельзя уезжать до похорон, и я надеюсь, что вы будете присутствовать при чтении завещания. Если мы не получим ключа из него и из того, что мне удастся вытянуть из кузена Джона...
— А как насчет его алиби?
— Вздор. Тетя Гвиневра — одна из тех заботливых мамаш, которая обеспечит ему алиби, если он убьет восемь бедных крошек и сбросит их в море с утеса.
— Шесть бедных крошек.
— Простите?
— Шесть бедных крошек ты тут закопал, так ложись вместе с ни-и-ми, — пропела Джесс.
— А! И я тоже об этом подумал. Интересно, почему?
— Потому что он именно такой тип. — Джесс уселась на пыльную подушку, восхищенная своим новым открытием. — «Снимай, снимай золотой свой халат, снимай свой халат, — вот так он и должен говорить, — хоть пришел я тебя убить, не хочу я его кровянить...» Очень умно с вашей стороны, Дэвид.
— У вас поразительно недисциплинированный ум. — Дэвид сел рядом с ней. — Вы способны на чем-нибудь сосредоточиться? Я хочу сказать, тип этого негодяя безусловно интересен, но...
— Я позабыла, о чем мы говорили, — сказала Джесс.
— Я тоже, — нежно сказал Дэвид. И на протяжении нескольких следующих минут в комнате не раздалось ни единого звука, только глухое тяжелое дыхание. Они не услышали тихого стука в дверь, не увидели, как она приоткрылась, и вошедшему пришлось кашлянуть несколько раз, прежде чем они отскочили друг от друга.
— Еще раз извините, — сказал кузен Джон. — Ужасно, что я вам все время мешаю... — Его тон и поднятые брови содержали в себе целые тома невысказанных соображений. — Я подумал, может быть, вы захотите пройтись перед обедом. Наследственные акры и вся эта ерунда... Все время забываю, что вы обручены! Как глупо с моей стороны!
Джесс хоть и сама была смущена, не могла не насладиться выражением лица Дэвида. Захваченный врасплох, сам не свой, он был не в силах вести разговор о погоде, а тем более иметь дело с кузеном Джоном. Поэтому она скромно сказала:
— Мы тоже пока еще к этому не привыкли. Но нам очень хочется взглянуть на наследственные акры. Правда, дорогой?
Фасад дома Джесс нашла удручающим, но сзади он был поистине трагичен. То, что некогда было оранжереей, кухней, цветником, группой служебных построек, теперь представляло собой заросшие сорняками руины. Конюшни без особого успеха попытались превратить в гаражи. Одна из дверей стояла не только закрытой, но и запертой на сверкающий новенький замок.
Они прошли через небольшой, засаженный деревьями участок и оказались на краю утеса. Вид был великолепный. Солнце спускалось к ровному горизонту, где жемчужные воды почти невыносимо блистали на серебряном фоне небе, отражая алые блики заката. Внизу светлый прибой накатывался на небольшой уединенный пляж, и его песок напоминал белоснежный сахар. По обеим сторонам пляжа вздымались острые темные пики скал, вокруг которых кипела и клокотала вода.
Внезапно охваченная неожиданно сильным чувством, Джесс опустилась на землю. Фамильный дом не вселил в нее уверенности, что она возвратилась в родные места, кровные родственники не оказали теплого приема. А вот море и скалы, заходящее солнце и холодный, щиплющий щеки соленый бриз — все слилось во всеобъемлющем ощущении чего-то знакомого. Она не чувствовала, а знала, что когда-то в другое время, в другом обличье она стояла здесь и смотрела, как заходит солнце над океаном, откуда ушедшая на дно земля Лайонесс[46] до сих пор шлет из глубин чистое эхо перезвона с колоколен своих потонувших церквей.
— Замечательный вид, — сказал Дэвид, нарушая молчание, и на какой-то момент Джесс возмутилась, что он ничего не понимает, и почувствовала, вопреки логике, что другой, тот, кто, в конце концов, был открытым ее врагом, понимает все. Она поймала случайный взгляд кузена Джона и поняла, что он тоже ощущает родство и выражает свои чувства столь же свободно, как и она. Он на мгновение потерял контроль над выражением своего лица, и в его чертах, ярко освещенных заходящим солнцем, отразилась тревога и печаль. Потом губы сложились в сардоническую усмешку.
— Зов крови, — проговорил он так, что его могла слышать только Джессика. — И все же это единственное, что стоит сберечь во всем этом гиблом месте. Как бы там ни было, мы давно здесь живем, Джесс. Вот этот обтесанный камень, на котором вы сидите... когда-то здесь стоял замок.
— Вы говорите так, словно вам предстоит это все потерять, — сказала Джесс.
— А так оно и есть. — Тон его был равнодушным, но она сразу увидела через броню и поняла потаенные переживания. — У нас практически ничего не осталось, а похороны дорого стоят. Наверно, все и уйдет.
Джесс поднялась, движимая и любопытством, и неудобством — камень был жестким и острым.
— Замок? — спросила она, ковыряя носком торф. — Здесь?
Но ей даже не требовался его подтверждающий кивок, чтобы понять, что когда-то на этом месте стояло творение человеческих рук. Блок, на котором она сидела, обтесан был грубо, полностью определить его форму было трудно, ибо он наполовину зарос сорной травой, но форма эта была, несомненно, правильной. Джесс побрела вдоль края утеса и обнаружила еще несколько отдельных глыб, а потом целый ряд, как будто камни стены одновременно рухнули во время смертельного штурма. Засунув руки в карманы и глядя на сияющий закат, Дэвид присоединился к ней. Он пнул камень.
— Не самое безопасное место для замка, — заметил он. — Прямо на краю утеса.
— Пятьсот лет назад край утеса не подступал так близко, — объяснил кузен Джон. — Утес каждый год уменьшается на несколько футов.
— Да, но почему вы считаете, что это замок? Может быть, старый оловянный рудник. Их башни торчат по всему Корнуоллу. Примерно вековой давности.
— Каждый, у кого есть хоть пол глаза, сразу заметит разницу, — грубовато сказал кузен Джон. — Видели когда-нибудь Тинтейджел? Выше по побережью. Точно такой же тип постройки, как эта.
Джесс охватила одна из главнейших страстей человеческих — страсть к раскопкам. Она присела и запустила пальцы в землю.
— Как было бы здорово найти что-нибудь, — сказала она, ковыряя дерн. — Женскую брошь, или меч, или... Ой, Дэвид! Могу поспорить, что наше кольцо из раскопок!
Великолепие заката и обстановки заставило ее позабыть осторожность, иначе она никогда не сказала бы этого. Подняв глаза, Джесс поразилась выражению обоих лиц, совершенно разному, но свидетельствующему об одинаковом изумлении.
Как всегда, кузен Джон опомнился первым.
— Едва ли, — беззаботно сказал он. — Я всегда подозревал, что это кольцо — один из трюков нашего старика. Вы не думаете, что нам пора возвращаться?
— Оно не из средневекового замка, — медленно произнес Дэвид. — Оно не... — Он столь явно прикусил язык на полуслове, не договорив чего-то очень важного, что двое других в ожидании уставились на него. — Вы говорили, мистер Трегарт потратил много денег на раскопки? Здесь? Он что, был археолог-любитель?
На не лишенное привлекательности лицо кузена Джона легла печать младенческой невинности, и это, как Джесс уже было известно, означало, что он собирается преподнести очередную байку.
— Любитель, вот именно, — кисло сказал он. — Но не археолог. De mortuis...[47] и так далее, но старик был слегка не в своем уме. Ваш отец никогда не рассказывал о его мании, Джесси?
— Вы имеете в виду происхождение от короля Артура? — Руки Джесс уже были безнадежно грязны, но она увлеклась своим делом серьезно, сидя в жесткой траве.
— Я так и думал, что он должен был рассказать. Бедный дядя Гавейн.
— Ну, говорил он не очень много, — неопределенно сказала Джесс; она наткнулась на острый предмет, погребенный под дюймами грязи, сломав ноготь.
— Так вот, о раскопках, — напомнил Дэвид. — Он копал здесь и что-то надеялся доказать. Что это... Господи, ну конечно! Что это Камелот!
— Полный бред, — любезно согласился кузен Джон.
— Не такой уж и бред... Джесс, вылезай из этой грязной лужи!
— Я нашла что-то! Смотрите, нашла...
Она выкопала предмет из его могилы, сломав при этом еще два ногтя. В слабом сумеречном свете подняла, счистила налипшие куски грязи, искажающие округлые вытянутые формы. Это был сосуд. Толстое, коричневатое, непрозрачное стекло, грубо обработанное, удлиненный овал...
— Пивная бутылка, — с усмешкой сказал кузен Джон. — Вот такие вещи он и выкапывал, бедный старик. А не кости короля Артура.
Джесс вытерла руки о траву и встала.
— Прямо какое-то сумасшествие! — сказала она.
Ей никто не ответил. Дэвид смотрел на пастбище, повернувшись спиной к морю, которое было теперь нежно-золотистым и жемчужным. Джон смотрел на Дэвида.
— Все равно, не такой уж и бред, — пробормотал Дэвид. — Где-то... где я читал эту статью?..
— Пивная бутылка, — пробормотала Джесс. — Б-р-р... Дэвид, становится холодно.
— В научном журнале? Вряд ли. В газете? В книжке?
— Если не поторопитесь, вам не достанется шерри, — окликнул их Джон. Его стройная фигура вырисовывалась невдалеке на фоне неба.
Полпути к дому они прошли молча. Свет угасал, и Джесс сосредоточилась на дороге. Дэвид, устремив взгляд к горизонту, без конца спотыкался. Дорожка свернула, морской утес, озаренный закатом, оказался по правую руку, и Дэвид остановился.
— Что это?
Джесс проследила за его вытянутым перстом и увидела объект, на который он указывал, отчетливо обрисовавшийся на темнеющем небе. Теперь было хорошо видно, что очертания у него правильные — длинный, низкий, как гигантская гробница, холм.
— Это? — осторожно спросил кузен Джон.
— Да, холм. Похоже на могильный курган.
— Похоже.
— Мистер Трегарт там не копал?
— Копал. Пусто. Но его это не очень-то интересовало. Видите ли, это могильник другой эпохи — для короля Артура рановато.
Они провели один из самых тягостных вечеров, какие выпадали Джесс за всю ее жизнь. Дэвид был рассеянным до неприличия, губы его непрерывно кривились и шевелились, словно он спорил с невидимым оппонентом.
После скудного обеда, поданного молчаливой прислугой, все переместились в гостиную. Вечером она была еще менее привлекательной, тем более что Джон предложил посидеть при свечах — «для настроения», как он выразился. В слабом свете не так бросалась в глаза пыль и убогость, но повсюду мелькали тени, и на лицах людей играли резкие неприятные блики. Надо было видеть тетю Гвиневру при свечах — ее жесткие неподвижные черты застыли, словно у трупа, вокруг глаз залегли глубокие темные круги, губы изогнулись в мрачной усмешке.
Единственным приятным исключением стал момент, когда кузен Джон согласился сыграть. В течение часа в большой комнате эхом разносились отчетливые металлические звуки клавесина. Играл он блестяще — Скарлатти, Баха и какие-то незнакомые маленькие пьесы, как он объяснил, средневековые танцевальные мелодии.
— Но вы настоящий профессионал! — воскликнула Джесс, от восхищения позабыв о вражде.
— Нет, не дотягиваю, — кротко отвечал кузен. — Для профессионального уровня требуется такая дисциплина, на которую я не способен.
Позже он отомстил ей за то, что она толкнула его на это признание, — в конце вечера поднял со стола канделябр и обратился к матери:
— Джесс еще не видела его, мама. Ты сейчас собираешься подниматься?
Мать, кивнув, встала, и Джесс сообразила, что они имеют в виду.
— Вы... вы хотите сказать, что он... он все еще здесь?
— Где ж ему быть? — Тетка испытующе глядела на нее с неприкрытым презрением. — Мы не разделяем вашего лицемерного, легковесного отношения к смерти. Он, разумеется, здесь, в своем доме, где и желал бы лежать.
Пламя свечей заколебалось, как будто держащая подсвечник рука с длинными пальцами музыканта дрогнула. На холодном лице тетки лихорадочно заплясали тени, придавая ему безумное искаженное выражение. И тут Джесс почувствовала на своей руке руку Дэвида и услышала голос Дэвида, который спокойно сказал:
— Похороны завтра?
— Завтра, — ответила тетя Гвиневра. — А сегодня Джессика должна посмотреть на него. Таков обычай.
Процессию возглавил кузен Джон с канделябром. Тетка шествовала со сложенными руками, торжественно, как монахиня. Проходя темными коридорами, залами, по которым гуляли сквозняки, Джесс знала, что все это инсценировка, все напоказ, и, подобно многим трюкам ее кузена, игра заходила чересчур далеко. К тому моменту, когда они поднялись по огромной лестнице и подошли к комнате, Джесс успокоилась и приготовилась.
Это была комната хозяина дома — комната Артура Трегарта. Обширная, с высокими потолками, с высокими окнами с видом на море, почти пустая, если не считать теней. Горели свечи, и в душной комнате пламя их оставалось неестественно неподвижным. Они освещали лицо старика, который покоился не в гробу, а на той же постели, что и при жизни.
Завидев вошедших, со стула молча поднялась крепко сбитая женщина средних лет в черном, кивнула головой и выскользнула из комнаты, а Джессика сделала четыре шага вперед и остановилась, опустив первый и последний взгляд на лицо отца своего отца.