— Акцент, будь он проклят, — обиженно произнес Рэндолл. — Я-то думал, что гнусавлю, как чистокровный нью-йоркский корешок.
   — Чистокровный воспитанник Оксфорда.
   — Точней сказать, Кембриджа. Откуда у вас, у американцев, такое извращенное представление...
   — У вас изумительное произношение. Мне нравится просто слушать, как вы говорите.
   Как она и рассчитывала, это заставило Рэндолла замолчать на некоторое время.
   — Не хочется повторяться, — вымолвил наконец он, — но куда именно вы направляетесь?
   — Я думаю, в какой-нибудь отель.
   — В «Хилтон»?
   — О Господи, нет! У меня нет таких денег. Я забронировала номер и рассчитывала на него. Но мне пришлось отправлять багаж из Саутгемптона, и если им удалось проследить...
   — Им? Ах да, плохим мальчикам. Простите, они на секундочку выветрились у меня из головы. Конечно, все правильно; им не составит труда проследить за вашим багажом, и, если вы не объявитесь в этом отеле, они станут искать в других. В таких, где имеют обыкновение останавливаться американцы. Я полагаю, вы ждете, что я посоветую вам какой-нибудь милый укромный пансионат?
   — Не имеет значения, — устало ответила Джесс. — Я не обижаюсь, что вы считаете меня обманщицей. Надо, наверно, сказать спасибо, что вы не считаете меня сумасшедшей. Да, будьте добры, я с благодарностью приму вашу рекомендацию.
   — Прекрасно. Я знаю подходящее место.
   В напряженном молчании они проехали еще пару миль. Потом Рэндолл сказал:
   — Если вы ничего не имеете против, я хотел бы выслушать вашу сагу еще разок. Первый раунд был несколько бессвязным.
   Джесс почувствовала искушение прибегнуть к крепкому, чисто американскому местному выражению, но напомнила себе, что сидит в его автомобиле.
   — В целом не так плохо, — одобрил он, когда она закончила свой рассказ. — Лучше, чем я думал. Я даже не могу вот так сходу с уверенностью разглядеть скелет. Таковой существует?
   — Что?
   Рэндолл нажал на гудок — он звучал, как небольшой камерный оркестр, — включил фары и принялся обгонять идущие впереди машины. Джессика сжалась; она не привыкла к левостороннему движению.
   — Скелет. Ну, образец, по которому пишутся такие истории. Как там это у вас называется, канва, выкройка, что ли. Писатель-то видит скелет целиком, а читателю швыряет отдельные кости, иными словами, часть целого. Естественно, выглядит все непонятно и нелогично — мистификация. А в последней главе он вплетает недостающее, и наивный читатель вдруг видит, в чем дело.
   — Ну ладно. Если вы мне не верите, почему возвращаетесь к этой теме?
   — Я уже говорил, интрига неплохая. Мне особенно нравится деталь с кольцом, брошенным в мешок для пожертвований. Хотя старинная фамильная драгоценность — давно отработанный материал. Кассета с микрофильмом, украденный контейнер с новыми бактериями-мутантами — вот что теперь в моде.
   — Бред, — заявила Джесс.
   — Но главная в этой интриге проблема, — жизнерадостно продолжал Рэндолл, — состоит в том, что вы ушли от врагов. Как, по-вашему, они вас отыщут в таком улье, как Лондон? Лучше езжайте в «Хилтон» или в отель, где заказан номер.
   Джесс тихо зарычала.
   — Любопытная маленькая проблема, — повторил Рэндолл, щурясь на непомерно яркий свет фар приближающейся машины. — Я имею в виду, как нам снова вывести на вас злодеев и чтобы при этом вы не выглядели полной идиоткой. Тут кроется одна из трудностей литературы подобного рода: героиня должна быть идиоткой, иначе она не вляпается в идиотские приключения. Умная женщина сразу пойдет в полицию.
   — Где ей, конечно, поверят без всяких вопросов.
   — Да, знаю, это обычная отговорка. Секундочку... Нет, это не пойдет. Даже если они проследили за вами до «Синего кабана», Альф не сможет сказать им, куда вы направились. Не то чтобы он не сказал, если в знал. Он обожает осложнять людям жизнь. Но он не знает. М-м-м...
   Остаток пути они проделали молча, не считая бормотания Рэндолла, и Джесс с интересом разглядывала его профиль в мелькающих вспышках фар встречных автомобилей. Мстительно сосредоточившись сначала на размерах выдающегося украшения его физиономии, она вдруг поняла, что оно восхищает ее все больше. При всех своих размерах, нос был прекрасной формы и только чуть-чуть загибался — истинно римский нос по изяществу и крючковатой надменности. Она попыталась представить Рэндолла в шлеме с гребнем на макушке вроде щетки для чистки ботинок, лающим тоном выкрикивающего по латыни приказания полкам легионеров. Не получилось. Остальные черты лица не подходили. Подбородок твердый, но не агрессивный, а форма губ так изящна, и они кажутся очень нежными. Если бы над всем не господствовал нос, рот можно было бы назвать впечатляющим.
   Потом накопившаяся за день усталость обрушилась на нее, как кувалда, и она проснулась, только когда в глаза ударили бегущие волны света от уличных фонарей.
   — Почти приехали, — спокойно сообщил ее спутник, с плеча которого она поспешно подняла свою голову.
   Если они и проезжали мимо лондонских достопримечательностей, Джесс все проспала и, увидев, что машина поворачивает в тихую, почти пустую улочку, не имела понятия, где находится.
   Рэндолл остановился у бровки тротуара и, не ожидая ее, поднялся по каменным ступеням и позвонил в дверной звонок.
   На взгляд слабо моргавшей из окна автомобиля Джесс, дом нисколько не походил на отель. Он стоял в длинном ряду таких же домов, высоких и узких, отделенных друг от друга тесными проходами и выходящих прямо на тротуар. Отличался он от соседних выкрашенными в черный цвет дверями и большим медным дверным молотком, но был так же прокопчен смогом, нес на себе отпечаток диккенсовской респектабельности и, как она позже узнала, в самом деле был выстроен в те времена.
   Дверь скоро открыл сутулый пожилой человек, приветствовавший Дэвида сердечным рукопожатием. Они обменялись несколькими фразами, потом старик пошел к автомобилю и потянулся за чемоданом Джессики.
   — Добрый вечер, мисс Трегарт. У нас осталась только одна свободная комната на четвертом этаже. К сожалению, лифта нет...
   — Ну и прекрасно.
   Он понес багаж в дом, а Дэвид открыл дверцу машины. Джесс отупела от усталости и, неловко выбираясь из автомобиля, обронила сумочку. Часть содержимого разлетелась по тротуару — бумажник, ручка, губная помада и карманный триллер, который она собиралась читать.
   Рэндолл наклонился и принялся собирать вещи. Когда он выпрямился, на губах его появилась улыбка, но далеко не дружелюбная.
   — Великолепная шутка, мисс Трегарт. В какой-то момент я почти... Мы посмеемся над ней при следующей встрече.
   Он даже не стал дожидаться ответа, а умчался под негодующий взрыв из выхлопной трубы. Джесс осталась стоять, недоуменно глядя на сумочку и на книжку, которую он сунул ей в руки.
* * *
   Стук в дверь прозвучал как удар грома. Джесс села в кровати, смахнула с глаз спутанные пряди волос, насторожившись, но не испугавшись, ибо спросонья не помнила, где находится, не говоря уж о том, что происходило накануне.
   — Ваш чай, мисс Трегарт, — объявил голос из-за двери. — Можно войти?
   Дверная ручка повернулась прежде, чем она успела ответить, и девушка нырнула под одеяло. Вошел встречавший ее прошлой ночью пожилой человек с подносом в руках. Он подарил ей любезную улыбку, и Джесс улыбнулась в ответ несколько неуверенно, чувствуя себя неотесанной деревенщиной. Чаю она не просила. Что это — принятая в английских отелях услуга? Очень мило, конечно, но странно, что хозяин отеля решает, когда гостям надо вставать.
   — Надеюсь, вы хорошо спали? — поинтересовался хозяин, швейцар и официант в одном лице. — Вчера вы выглядели такой усталой и перепуганной.
   — Действительно, так и было на самом деле, — проговорила Джессика из-под одеяла. — И я забыла, что ваш четвертый этаж — это по-нашему пятый.
   — Ах вот как? — Он поставил поднос на стул и придвинул его к кровати. — В обычных обстоятельствах я, разумеется, никогда не решился бы вас потревожить, но мистер Рэндолл позвонил и велел убедиться, что вы проснулись, прежде чем я впущу его к вам. Он обладает таким чувством юмора...
   — Да уж, действительно, — холодно бросила Джесс. — Благодарю вас за чай.
   — Мистер Рэндолл сказал, что дает вам пять минут, а потом перезвонит.
   Он вышел, а Джесс принялась за чай, испытывая смешанные чувства. В конце концов победило любопытство. Что бы ни замышлял сейчас Дэвид Рэндолл, — а она сильно подозревала, что его замыслы будут ей не по вкусу, — она все же обязана ему кое-чем за эту жемчужину среди отелей. Ее забавная комнатушка под самой крышей когда-то, наверно, была в старом доме комнатой для прислуги. Здесь так причудливо смешивалось старое и новое: стоял телефон, но не было тумбочки у кровати, в углу торчал умывальник, а потолок наклонялся над постелью так косо, что, садясь, она чуть не стукнулась головой. А хозяин — это в самом деле хозяин? Или какой-нибудь там благородный лорд? Он что, сам заваривал чай, кроме того, что тащил его через пять лестничных пролетов? Чай был превосходный, и к моменту, когда зазвонил телефон, она была готова встретиться даже с самим Дэвидом Рэндоллом.
   — Проснулись? — поинтересовался знакомый голос.
   — Проснулась, только не знаю зачем.
   — Вы спали целую вечность. Уже почти полдень.
   Мягкий тон звучал как-то по-другому. Джесс с подозрением вслушивалась в трубку.
   — Вы что, пьяны?
   — Еще нет, но скоро буду. Присоединяйтесь ко мне. Я даже могу угостить вас завтраком.
   — Завтракайте сами. Я совсем не уверена, что мне хочется с вами встретиться.
   — Я о вас лучше думал.
   — Это звучит угрожающе, — медленно произнесла Джессика. И сразу же задрожала под градом сомнений. Его случайное появление, странное поведение... он знает, где она находится... Он сказал про слабое место в интриге... Но это не так, если он тоже враг.
   — Угроза действительно существует. Только не с моей стороны. Они появились, я их видел, они выиграли.
   — Они... о нет! Вы хотите сказать...
   — Хочу, — произнес своеобразный приглушенный голос, театрально вздохнув. — Нам надо поговорить. Попросите вызвать для вас такси, я думаю, вы плохо знаете Лондон. Велите шоферу отвезти вас по адресу Линкольнс-Инн-Филдс, 13. Поняли? Это музей, музей сэра Джона Соуна.
   — Но я даже еще...
   — Так быстренько одевайтесь. Во что-нибудь, что не так бросается в глаза, как тот ослепительный желтый костюм, в котором вы были вчера. Сгодилось бы тускло-коричневое. Попросите служителя провести вас в кабинет Монка[15]. Если меня там не будет, ждите.
   Было половина первого, когда Джесс расплатилась с таксистом и поднялась по ступенькам к входу в музей сэра Джона Соуна. Это явно было не самое популярное среди туристов место в Лондоне, и по залам бродило больше служителей, чем посетителей. Она попросила показать дорогу в кабинет Монка, дежурный направил ее вверх по лестнице, и Джесс заспешила, бросая лишь беглые взгляды на другие залы музея, который сам по себе был красивым зданием, но кабинет Монка манил ее, словно доза наркотика в горсти других таблеток.
   В комнате с низеньким потолком царил полумрак. Она казалась меньше, чем была на самом деле, ибо была завалена самой причудливой коллекцией разнообразных предметов, которую Джесс когда-либо видела. Стены увешаны всяческими фрагментами — скульптурными деталями, целыми горгульями[16], античными масками, которые в сумраке выглядели как слепые отрубленные головы. Дом стоял на лондонской улице, но за окнами кабинета виднелись какие-то руины — колонны, арки и уныло валявшиеся камни.
   Джесс прислонилась спиной к лестничным перилам. Это место ей о чем-то напоминало, и, когда первоначальное шокирующее впечатление улеглось, она начала припоминать что-то из колледжского курса о безумном увлечении готикой, охватившем Англию в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века. В литературе тогда появились такие перлы, как «Замок Отранто» Уолпола и «Удольфские тайны» миссис Радклифф[17]. Жанр этот тонко и убийственно спародировала остроумнейшая мисс Остин в своей книжке «Нортэнгерское аббатство»[18].
   Безумие распространилось и на архитектуру, классическим примером чему может служить излюбленный Уолполом Строберри-Хилд. Возводились зубчатые стены и башни с амбразурами, газоны украшались фальшивыми руинами, увитыми искусственным мхом, окруженными гротами, которые заполнялись псевдоантичными статуями. Сэр Джон, очевидно, был ярым приверженцем этого дела.
   Атмосфера кабинета не очень-то подходила для издерганных нервов. Джесс и представить себе не могла лучшего места, чтобы повеситься в случае угрозы для добродетели, как сказала бы миссис Радклифф. Какими бы соображениями ни руководствовался Дэвид Рэндолл, он, должно быть, свихнулся, если назначил свидание среди всего этого готического кошмара.
   Вскоре она услышала шаги и увидела на лестнице пару ног, которые, судя по их длине, не могли принадлежать никому, кроме Дэвида. Потом в поле зрения возникли остальные части его тела, и она поняла, почему аристократический голос звучал невнятно.
   Джессика оставалась безмолвной, что для нее было не характерно; такого развития событий она не предвидела, хотя могла бы догадаться после беседы с Дэвидом по телефону. Дэвид нервно прокашлялся. Он, непонятно почему, казался смущенным; было бы естественнее и понятнее, если бы он начал злиться, негодовать или упрекать ее. Прежде чем кто-то из них нашел в себе силы заговорить, на лестнице загромыхали шаги. Дэвид посторонился, пропуская в зал юную пару, чрезвычайно стильную и длинноволосую. Они хором похихикали, повизжали и не стали задерживаться, однако Дэвид сказал:
   — Здесь слишком людно. Пошли к саркофагу.
   — К саркофагу! Неужели сэр Джон...
   — О да. Вы ведь уже повидали достаточно, чтобы оценить его вкус и сообразить, что он обожал саркофаги.
   Дэвид взял ее за руку и потащил к нужной двери.
   Предмет несомненно был саркофагом, даже на непривычный к созерцанию декоративных предметов подобного рода взгляд, — необычайно огромный, грубый белый каменный саркофаг, древний египетский саркофаг, испещренный ровными рядами иероглифических знаков, которые некогда были прописаны синей краской. Теперь почти вся краска стерлась, а оставшиеся следы стали грязно-серыми. Устрашающее впечатление от предмета дополняла накрывающая его пыльная стеклянная витрина.
   Парочка встала в узкой нише у дальнего конца гигантской каменной гробницы.
   — Примите вид исследователя-энтузиаста, — посоветовал Дэвид. — Друзья уверяли меня, что этот экземпляр представляет собой великолепнейший саркофаг среди всех саркофагов.
   — Его бы хорошенько почистить. Дэвид, я так виновата...
   — Ни слова больше! Даже такой безнадежный дурак, как я, не может выдумать ни одной надежной причины, которая дала бы вам повод считать себя виноватой. Вы рассказали мне чистую правду, а я посмеялся над вами. Но извиняться не буду, ибо не желаю нырять вместе с вами в бездну.
   — Вот именно, в бездну. Признаюсь, я вспоминаю одного из ваших второстепенных поэтов.
   — Кого именно?
   — Блейка[19].
   Она рассчитывала сбить его с толку и была вознаграждена и откровенно обрадована, когда после минутного напряженного раздумья он разразился хохотом. Смех гулко покатился по высокому залу со стеклянной крышей и эхом отозвался в саркофаге. Дэвид вздрогнул, поморщился и промокнул нижнюю губу платком, уже запачканным кровью.
   — Черт, рана опять открылась. Надо привыкнуть не гоготать. Но все не так плохо, как говорят у вас в...
   — Ой, перестаньте.
   — "Огневой соразмерный образ твой?..", да? Можно ли красочней обрисовать мои классические черты?
   — Сейчас они выглядят вполне огневыми, — мрачно заметила Джесс. — Вы не могли залепить чем-нибудь эти синячищи? Мне на них просто больно смотреть.
   — И вполовину не так больно, как мне. Я серьезно подумываю отпустить бороду.
   — Это совсем не смешно.
   — В самом деле не очень.
   — Что случилось?
   — Давайте обсудим за ленчем. Пожалуй, я долго не вынесу вида этого саркофага. Можно спокойно предположить, что за мной не следят, если бы я не оторвался, джентльмены уже появились бы в этой уютной и тихой ловушке.
   — Поэтому вы предложили тут встретиться? Святители небесные, вы сумасшедший! Пошли из этого жуткого места.
   Знаменитое британское хладнокровие было продемонстрировано Джесс официантом в излюбленном ресторане Дэвида, который отреагировал на его появление с расквашенной физиономией только слегка приподняв одну бровь. Когда предварительная часть программы, состоявшая в выборе блюд, завершилась, Дэвид наконец уступил ее настойчивым просьбам дать объяснения.
   — Они отыскали «Синий кабан», — начал он. — Как — не знаю, но вижу несколько способов, которыми это можно было сделать. К моменту их появления Альф уже лежал в постели, и свойственная ему от природы раздражительность ничуть не смягчилась от того, что его подняли среди ночи. И он раскололся. Он, видите ли, меня знает; моя тетка, богатая старая дева, живет по соседству, и я обычно останавливаюсь в «Кабане» выпить рюмочку по дороге домой. Тетка — завзятая трезвенница. Я просто убить себя готов! Такая очевидная вещь, а я ее проглядел! А ведь это моя специальность...
   — Специальность? Что вы имеете в виду? Чем вы зарабатываете на жизнь?
   — Вы не догадываетесь? — Он улыбнулся. — Где книжка, которая выпала вчера вечером из вашей сумочки?
   Она все еще лежала там же. Ни слова не говоря, Джесс вытащила ее, Дэвид положил ее на стол и ткнул в синенькую обложку длинным пальцем, попав прямо в живот героине.
   — "Призрак замка", — прочел он нараспев. — Автор Десмонд Дюбуа. Это я. Я и есть Десмонд.
   — Вы пишете... вы сочиняете эту... эту...
   — Макулатуру? Да, и делаю это очень хорошо, благодарю вас. Теперь видите, почему я заподозрил, что вы водите меня за нос? Я подумал, что вас ради смеха подослал кто-нибудь из моих дорогих старых друзей.
   — Теперь вижу. О Господи!
   — Все это сослужило мне добрую службу. Вот почему наши общие приятели застали меня врасплох — я не верил в их существование. Многие мои знакомые с артистическими наклонностями живут по неортодоксальному расписанию. Услышав звонок в дверь, я пошел и открыл ее нараспашку, заготовив лишь самые естественные проклятия. И даже когда эта парочка втолкнула меня обратно в дом, я все еще думал, что они обыкновенные грабители.
   — А когда вы поняли, кто они на самом деле?
   — Когда они спросили о вас, разумеется. Странно, что они не попытались замаскироваться, хотя бы платки повязали на свои квадратные подбородки. Один худой, среднего роста, темноволосый, неплохого сложения и с самыми жуткими усами, какие я когда-либо видел. Другой — чуть повыше, смуглый, с оливковой кожей и таким вороватым бегающим взглядом. Смахивает, скорее, на американского хулигана.
   — Это они, — подтвердила Джесс.
   — Ну, естественно, я спросил, что им от вас надо. Они, столь же естественно, отвечать отказались. Каким-то манером в их недалеких умишках зародилась мысль, что мы с вами не просто случайные знакомые.
   — Но... они должны знать, что я встретила вас совершенно случайно.
   — Мы могли встретиться совершенно случайно и все же расстаться друзьями — и очень хорошими. Я полагаю, что старый шутник Альф дал им нелицеприятное описание моего характера — в своем собственном представлении.
   — Все равно. — Джессика наклонилась вперед и посмотрела на своего спутника с безрассудным осуждением. — Вы ведь могли им соврать, правда? Сказать, что высадили меня в каком-нибудь жутком старом «Хилтоне». Или на станции метро. Или еще где-нибудь. Неужели вы повели себя так... так глупо и благородно, и позволили им вас ударить, и...
   — Боже милостивый, только не это! — Дэвид тревожно оглянулся через плечо. — Если вы приметесь плакать, я сюда никогда больше не осмелюсь прийти. Разумеется, я соврал. Сказал, что отвез вас в какой-то никому не известный отель в Блумсбери, а название забыл, но это как раз рядышком с Рассел-сквер.
   — Тогда почему они вас избили?
   — Ну... — Дэвид явно чувствовал себя неловко. — Не мог же я сразу выдать им эту информацию, после первого вопроса, правда?
   — Понятно. Не могли выйти из образа. Идеальный английский джентльмен. Рыцарь. Старая школа. Правила игры.
   — Это было необходимо, чтобы все выглядело убедительно! — протестующе воскликнул Дэвид.
   Подскочил официант, взволнованно замахав руками. Дэвид послал ему слабую улыбку и понизил голос:
   — Ну, видите, что вы наделали? Поймите своими куриными американскими мозгами — тут вам не Чикаго, мы не привыкли, чтобы негодяи врывались в наши дома, а если они все же врываются, мы впадаем в неистовство и кипим гневом. Собственно говоря, образ я принял до чертиков омерзительный. Настоящий джентльмен позволил бы измолотить себя в пух и прах. Я же сопротивлялся ровно столько, сколько требовалось для правдоподобия. И даже после всего этого предположил, что им хватит ума обыскать мою квартиру. Поэтому утром и опоздал на свидание с вами.
   — По-моему, вы переиграли в смысле правдоподобия, — заметила Джесс, разглядывая синяки. — В следующий раз подумайте об образе труса.
   Дэвид покраснел.
   — Лесть не доведет вас... Что? Ах да, официант, я хотел бы десерт. Бисквит с вином? Отлично. Сливки. Джесс?
   — Ничего. Я сыта. Как вы можете столько есть?
   — Я жутко нервничаю. Давайте прекратим дальнейший обмен комплиментами. Вопрос вот в чем: что будем делать дальше?
   Джесс медлила с ответом. Она обнаружила, что по каким-то необъяснимым причинам не в состоянии смотреть ему в глаза, поэтому уставилась на его руки. Руки были на вид умелыми, тонкими и подвижными, с длинными плоскими пальцами.
   — Но ведь это понятно, правда? — сказала она наконец. — Пойдем в полицию. То есть если вы согласитесь меня поддержать. Теперь, по крайней мере, у меня есть независимый и надежный свидетель, чтобы подтвердить мой рассказ.
   — Не получится.
   — Почему?
   Он не ответил — подошел официант с подносом, и Джесс с восхищением наблюдала, как Дэвид щедро поливает сливками десерт, и без того перенасыщенный калориями. Она деликатно отхлебнула кофе, ожидая, пока официант удалится, и снова спросила:
   — Почему нет?
   — Подстегните воображение. "Вы говорите, что эти люди ничего не взяли в вашей квартире, мистер... э-э-э... так? И вы сами открыли им дверь? Что ж, сэр, боюсь... Разумеется, сэр, мы постараемся. Не желаете ли взглянуть на несколько фотографий, сэр? Ах, вы не считаете их профессиональными преступниками? Но тогда, сэр, чего же, по-вашему, им было нужно? М-м-м... я...
   понимаю, сэр. А какова, сэр, ваша профессия, сэр? О! Да. Сэр".
   Он проглотил остаток десерта и откинулся на спинку стула.
   — Вы преувеличиваете.
   — Я вам не поверил. Почему они должны мне поверить? Я даже не такой красивый. Другое дело, если в у нас была хоть какая-нибудь ничтожная догадка о мотиве всех этих безобразий. Джесс, вы уверены, что...
   — Уверена. Не вижу ни в чем ни малейшего смысла.
   — Должен быть смысл. — Дэвид поставил локти на стол и запустил в шевелюру все десять пальцев. Джесс скоро узнала, что это излюбленная им поза для размышлений. — Поведайте мне историю вашей жизни.
   — Но...
   — Только секундочку обождите. Я забыл. У нас все-таки есть ключ, если вы точно мне все рассказали вчера вечером. Кольцо. Что это за кольцо, откуда оно взялось — прошу полную информацию, будьте добры.
   — Оно безобразное, — сказала Джесс. — И ничего не стоит. Из золота, но низкопробного и плохо обработанного. Размер? О, большое, мужское, для меня чересчур велико, а оправа, наверно, целый дюйм в диаметре. Камень ужасный, темный, мутный — агат, что ли. Он даже не ограненный, просто обточенный. Вся вещь страшно грубая. Ой, я забыла, на камне коряво выцарапан знак. По словам моего отца, меч, хоть на меч он совсем не похож. Но это был фамильный герб, так что...
   — Оно принадлежало Трегартам? Отцовской ветви вашей семьи?
   — Да. О, мне и об этом, наверно, надо вам рассказать, только все получается чересчур средневековым. Или лучше сказать, викторианским? Ну ладно. Мой дед еще жив, он в Корнуолле. Отец много лет назад имел с ним ужасную стычку и сбежал, прямо через Атлантику. Я никогда не знала, из-за чего они поссорились; отец умер, когда я была маленькой, а мама никогда не заговаривала о его семье, только замечала, что это истинное крысиное гнездо. Она их, разумеется, никогда не видела, с отцом они встретились в Штатах и там поженились.
   Несколько месяцев назад я получила от деда письмо. Он жутко состарился и, по-моему, сильно смягчился; захотел повидать меня перед смертью.