Страница:
Так полагается вести банковскую службу. Поль всегда думал о своей работе как о службе, которая включает в себя и советы частным лицам по размещению капитала, и руководство эмиссией облигаций на многие миллионы. В любом случае усовершенствуется механизм производства, создавая поле деятельности для нации. Во всем этом были ответственность и большое достоинство.
Поднявшись наверх, он сел за большой письменный стол в квадратной передней, чтобы просмотреть почту. Его внимание привлекли два письма с иностранными марками. Одно было подписано знакомым почерком Йахима. Словоохотливый и многословный в письмах, как и в жизни, Йахим присылал письма регулярно каждые пять или шесть недель. Во втором конверте, от Элизабет Натансон, будет записка с благодарностью за его ханукальные подарки детям. Он собирался открыть письмо Йахима, когда в кабинет вошла секретарша:
– Звонит мистер Пауэрс. Он бы хотел встретиться с вами.
– По какому поводу? И когда?
– Он не сказал. Он говорит, когда вам будет удобно. До одиннадцати вы свободны, так что могли бы принять его.
– Хорошо, пусть приходит, – и быстро добавил, соблюдая приличия: – Если ему удобно.
Что могло понадобиться Доналу Пауэрсу? Сомнительно, чтобы он нуждался в совете: наверняка у него есть свои источники информации. Как бы то ни было, судя по редким высказываниям Элфи – из которых становилось ясно, что зять не посвящает Элфи в свои дела, – Пауэрс управляет своими делами сам. Он мог бы, вероятно, заняться и моей работой, подумал Поль, и справляться с ней не хуже меня. У этого человека прекрасно работает голова.
Донал и Поль встречались очень редко, о чем Поль сожалел только потому, что хотел бы почаще видеть Мэг. Ее брак все изменил. Донал ввел ее в совершенно другой мир. Они больше не встречались в общественных местах. У нее не было свободного времени: если она не была с детьми, она была с Доналом. Так что они виделись только в исключительных случаях: день рождения Элфи или визит к Дэну, поправлявшемуся после сердечного приступа.
Донал всегда появлялся в нужное время и в нужном месте – он был сама корректность. Он даже внес щедрое пожертвование храму на поминовение матери Поля.
И все-таки имя Донала окружало нечто неясное и зловещее, что Поль мог определить только одним словом, написанным большими буквами: «БАНДА».
Весьма трудно совместить образ консервативного джентльмена в английском костюме и полосатом галстуке с тем, что узнаешь из газет о нападениях, бандитах и вымогателях. Бен, конечно, твердит, что газеты преувеличивают, что перевоз спиртного – уважаемое, хоть и временно незаконное дело, что управляется оно, как и обычное предприятие, и волноваться не из-за чего.
Поль никогда не обсуждал эти вопросы и не проявлял к ним интереса. Единственное, что он хотел бы знать, довольна ли Мэг. «Я не буду жить без него…» Донал выглядел мужчиной, который знает, как удовлетворить женщину – по крайней мере, как сделать ей ребенка. Прошлым летом у Мэг появились близнецы, Люси и Лоретта. У всех детей были имена святых, что было странно, если учесть абсолютное равнодушие Донала к религии.
Мэг выглядела хорошо, небольшие тени под глазами от усталости – все-таки четверо детей за четыре года и, возможно, будет пятый. Но лицо такое же милое и здоровое, как всегда, и такие же манеры, несмотря на новые драгоценности и «Изоту-Франчини» с шофером. Так что, может, все складывается для нее как нельзя лучше.
Поль не знал, что ей известно о делах мужа. Он вернулся к письмам.
Йахим заполнил три страницы своим угловатым европейским почерком.
«Мы переехали в Берлин в прошлом месяце, и у нас прекрасная квартира, лучше той, что ты видел в Мюнхене. Я занимаюсь расширением импорта в нашем бизнесе и очень занят. Ты бы не узнал Германию. За пять лет с 1923 года мы прошли путь от отчаяния к процветанию. Инфляция, такое жестокое лекарство, оказалась целительной. Она избавила нас от долгов, и сейчас мы возрождаемся. Ты бы видел театры, спортивные арены и новое жилье. Безработицы почти нет, фабрики работают – это чудо, Поль, германское чудо! Помнишь, когда ты был здесь, я говорил, что так будет! Немного терпения, говорил я, и ты увидишь!..»
Немного терпения и много американских денег. Он открыл письмо Элизабет.
«Мы думали, что вы с Мариан приедете к нам погостить. У нас большие перемены. Теперь не надо кутаться в шаль, чтобы согреться. Жить стало легче, и можно дать детям все, что им требуется. Во время инфляции было много волнений, что они не получают достаточно витаминов. Но у Регины сменились зубки, и они отличные, слава Богу. Она очень живая и привлекательная девочка. Но я беспокоюсь. Я не могу говорить о своих тревогах дома. Йахим считает, что я невротик, когда я говорю о своих волнениях. Я не могу забыть тот ужасный день, когда его ранили. Мне кажется, ты поймешь и не будешь сердиться, если я выскажу тебе свои мысли. Тебе не надо отвечать, если ты не захочешь. Ты знаешь, что этот Гитлер, как только отсидел короткий срок в тюрьме, вышел героем? Известные люди дают ему громадные суммы. Потихоньку, несмотря ни на что, это зло растет…»
– Мистер Пауэрс, – сказала мисс Бриггс.
Донал ждал на пороге. Поль встал. Они поздоровались. Надо было соблюсти приличия: предложить кресло вдали от окна, кофе, от которого гость отказался, задать обычные вопросы о семье.
– Надеюсь, Мариан чувствует себя лучше? Поль немного растерялся.
– Я ошибся? Мне показалось, что Мэг говорила что-то, или, может быть, это был Бен…
Конечно. Это могло стать известным от Ли, с которой Мэг дружит. Мариан, хоть и любила покритиковать вкус Ли, продолжала покупать у нее платья.
– Нет, это старая история, ничего серьезного. Просто влажная зима в Нью-Йорке. К счастью, она всегда может уехать во Флориду.
Поль остался недовольным, как прозвучали его слова. Рассердившись на себя, он более бодрым голосом спросил о Мэг и детях.
– О, прекрасно. Прекрасно. Все хорошо. Дети занимают все время Мэг.
– Должно быть, приятно иметь двух девочек после двух мальчиков.
Интересно, сколько можно вести такой диалог, который никому не интересен. Вероятно, долго.
– Они прелестные крошки, но я надеюсь еще на одного или двух мальчиков.
В голосе у Поля вихрем пронеслись воспоминания: восковой, белый, мертвый мальчик, которого он никогда не видел, его сын; темные огромные глаза, встревоженные или просто серьезные, на маленьком личике незнакомой маленькой девочки, которую он знал только по фотографии, его дочери.
Поль ответил вежливым замечанием:
– Да, мальчики тоже хорошо.
Донал протянул портсигар Полю, солидную золотую вещь с монограммой, выполненную с большим вкусом.
– Нет, спасибо. В последнее время я стал курить трубку.
Донал откинулся в кресле.
– Кстати, коль скоро мы заговорили о мальчиках, этот парнишка Хенк подрастает. Высокий для своего возраста. Забыл, сколько ему лет?
– Будет тринадцать весной.
– Он очень хорошо о вас отзывается. «Мы куда-то идем», – подумал Поль.
– Я рад, – просто ответил он.
– Он приезжает к нам с Беном в основном по субботам. Поэтому я знаю его, знаю, что он чувствует к вам. И вы к нему, конечно.
Поль ждал.
– Я понял, что вы ведете его трастовые дела. Ах, вот оно что! Но почему?
Поль спокойно ответил:
– Я опекун, вместе с банком, в котором находится траст, пока Хенку не исполнится двадцать один год. Вот и все.
– Я понял, что любые изменения во вложениях, покупка или продажа ценных бумаг должны согласовываться с вами и трастовым отделом банка?
– Верно.
– Так мне сказали. Поль наклонился вперед:
– Кто вам сказал?
– В трастовом отделе банка. Бен как-то упомянул название банка, и когда мне попалось интересное предложение, я подумал, что мог бы оказать Хенку большую услугу, включив его в эту сделку.
«Бен не просто упомянул, это ты его спросил». В груди Поля поднималось негодование.
– Вы не возражаете, я надеюсь?
– Вы не объяснили мне, в чем дело.
– Конечно. Я вкладываю деньги во множество предприятий, нефть, резину, недвижимость… У меня большой пакет «Нэшенел электроникс». А они купили компании типа «Ричмонт Динамо», например, и парочку других, с которыми вы, возможно, знакомы.
Поль кивнул. Теперь они приближались к сути дела.
– Ну а Ричмонт заинтересован в поглощении компании «Финн Вебер».
Они почти дошли до самой сути дела.
– У «Финн Вебер» интересная история. Я узнал, что больше всего денег они заработали на военном заказе, который получили после изобретения Дэна Рота. Конечно, вам это давно известно.
– Конечно.
– Они неплохо работают. После войны они привлекали много молодых, выросли и даже завязали связи за океаном. Я считаю, что у них большое будущее, и только что приобрел пакет их акций – это строго конфиденциально, – чтобы откупиться от «Ричмонта».
– Зачем?
– Мне кажется, они задерживают их развитие. Им лучше будет пробиваться в одиночку, и вы поймете почему, когда я расскажу вам о их заграничных связях. Не думайте, что я предаю Нэшенел – у них слишком много всего, вы понимаете!
Поль понимал – игра на два фронта.
– Теперь я подхожу к сути. Вы, возможно, уже обо всем догадались.
– Да. Встреча акционеров на следующей неделе, и вы хотите, чтобы акции Хенка поддержали вас. Вам нужны акции Хенка.
– Да. Конечно. Я мог бы послать людей и скупить сколько нужно, но это заняло бы время, а так мы провернули бы все с меньшими хлопотами.
– Так вы ходили в банк? – сказал Поль, едва сдерживая гнев. Наглость! Какая наглость! – Почему вы не пришли ко мне, раз вы знали, что я тоже опекун?
– Вас не было в городе на прошлой неделе, не так ли? Время играет существенную роль. – Взгляд Донала был безмятежен. – Поэтому я поговорил с мистером Уолкоттом из трастового отдела.
– И что он сказал?
– О, что они верят в теперешнее руководство «Финн Вебер». Что оно уже проявило себя – они увеличили количество акций и активно растут. Но если этот процесс будет и дальше ускоряться, у них нет причин возражать. Конечно, это дело надо обсудить с вами.
– Я не люблю расстраивать чужие планы, – заметил Поль. – Как вам сказали, «Финн Вебер» неплохо работает. Хенк получил гораздо больше, чем ему нужно, и без риска. Зачем искушать судьбу??
– Искушать? Нет. Я говорю о том, чтобы удвоить, утроить капитал компании. Вот как обстоит дело: в Германии есть фирма, которой нужна продукция «Финн Вебер», патентованное электронное оборудование. Фактически немцев интересует проблема обнаружения объекта на большом расстоянии, новое приложение старого изобретения Рота. У меня самого работают инженеры над этой проблемой. Интересно, правда?
– Очень.
– Короче говоря, я бы хотел владеть, или, вернее, я бы хотел, чтобы мы с Хенком завладели «Финн Вебер», прежде чем эти немцы начнут покупать, а они собираются много покупать. Пока я сдерживал их.
Донал положил окурок в пепельницу и долго мял его. Поль несколько минут наблюдал за движениями сильных ухоженных пальцев, потом спросил:
– Откуда ваши немцы возьмут такие деньги?
– О, они получили много! Вы ведь знаете, наверное, что произошло в Германии за последние два года? Начиная с двадцать пятого года она процветает. Прошлой весной, когда мы с Мэг были там, меня удивило увиденное. Вы знаете, что они достигли довоенного уровня производства, а в некоторых отраслях даже превысили его на двадцать два процента. Люди довольны, хорошо одеты и сыты… Рестораны великолепны. Мы много посмотрели. Откровенно говоря, Берлин понравился мне больше Парижа. Кафе, парки, музыка, театр…
Глубокий голос Донала звучал мягко. Еще одно ценное качество, подумал Поль и тут же поправился: одно из его многих ценных качеств. Женщину можно было бы заворожить этим голосом.
– А картины, – продолжал Поль. – Я мало понимаю в искусстве, к сожалению. Но мне говорили, что сейчас в Германии делают очень интересные вещи. В галереях полно посетителей. Мечта для такого коллекционера, как вы.
– Я согласен с вами, что Германия процветает. Но вы понимаете почему?
Донал рассмеялся:
– Это понимает любой дурак. Займы! Они должны миллиарды. Говоря о дураках, большинство кредиторов – американцы. Естественно, я не вложил бы и цента в Германию! Я бы только продавал за наличные.
– Вы полагаете, что они потерпят крах? – спросил Поль, понимающий неизбежность катастрофы.
– Без сомнения.
Ответ был быстрым и уверенным.
– Потом придет новое правительство, откажется признать долги и потянет страну назад. Возможно, к войне. Они принесут беду всей Европе.
Донал пожал плечами:
– Но нас это не касается, во всяком случае, сейчас, когда все прекрасно.
Цинизм был отвратителен. Если бы Йахим слышал его…
– Я не могу дать разрешение проголосовать акциями Хенка за ваше предложение, – четко выговорил Поль.
Донал пристально посмотрел на него:
– Это окончательный ваш ответ?
– Я не хочу ввязываться в это. Как я уже сказал, «Финн Вебер» достаточно хорошо работает. Я удовлетворен, а кроме того, не хочу иметь никаких дел с Германией.
– Но почему?
– Потому что это способствует их вооружению. Эта страна тихо, тайно перевооружается. Даже сейчас, при этой республике. О, они скажут, что покупают для мирных целей, но ведь они не обманут вас, не так ли?
– Не обманут. Но что из того, если они хотят вооружаться? – бросил Донал. – Они получат, что хотят, здесь или в другом месте.
– Тогда пусть это будет в другом месте. Взгляд Поля упал на стопку писем на столе. Он опять увидел себя стоящим на узкой улице, прижатым к нагретой солнцем стене дома, и Йахима на тротуаре с залитым кровью лицом.
– Зло, – повторил он. – Вот что вы будете продавать. Не аппаратуру, а зло.
– Вы преувеличиваете, – сказал Донал. Улыбка давно исчезла с его лица. – Я нахожу все это странным, с вашего позволения.
Поль пожал плечами:
– Думайте, что вам угодно.
– Вряд ли этот ответ понравится Ли и Бену. На этот раз Поль не сдержался:
– Опекун Хенка я, а не Бен! Что же касается Ли, она, возможно, не согласится со мной, но, по крайней мере, поймет. Дэн Рот не взял ни цента за свою работу, потому что ее купило военное ведомство, а это едва ли сравнится с получением денег за перевооружение иностранной армии.
– Дэн Рот и его угрызения совести! Можете купить себе скамейку в парке на эти угрызения. Или место в Томбе.
В прекрасных глазах с девичьими ресницами сверкнуло презрение.
Как будто Полю нужно было напоминать, что это Донал Пауэрс, а не Поль Вернер, выходец из знаменитой семьи банковских магнатов, освободил незначительного учителя, ученого, наивного и простодушного мечтателя, из тюрьмы.
– Будьте уверены, компания будет продавать немецкой фирме, – сказал Донал. – Так что Хенк все равно получит прибыль. Жаль, он мог бы получить больше, если бы вы не стояли у него на пути. Если бы вы не были таким…
– Упрямым? – подсказал Поль.
– Это сказали вы, не я.
– Я никогда не приветствовал слияния, «дружеские поглощения». Они редко бывают дружескими, а уж в данном случае тем более!
Донал встал:
– Это ваше окончательное решение?
– Это мое окончательное решение. Простите.
– Очень хорошо. Я ухожу. Мне надо многое успеть, а время уходит.
Поль тоже встал:
– Как я понимаю, вы собираетесь приобрести контрольный пакет акций?
– А что еще мне остается, черт побери?
– Но акции Хенка не продаются.
– Я в этом не сомневался, – нетерпеливо сказал Донал, как бы говоря: «За кого вы меня принимаете?»
«Да, он не дурак, – думал Поль. – Но не любит, когда ему противоречат, и запомнит того, кто осмелился это сделать».
– Помните о сердце Дэна, – продолжил он. – Когда вы будете торговать с немцами, я надеюсь, что это не дойдет до него.
Опять в глазах вспыхнуло презрение.
– Свои дела я держу в голове.
– Прекрасно. Это хорошее место для них. Донал, не теряя времени, надевал плащ и перчатки.
Потом сказал:
– Извините мой неожиданный визит. Обычно это не в моих правилах.
Поль понял намек. Надо соблюсти приличия. Так лучше.
– Все в порядке. Передайте привет Мэг. Она когда-нибудь бывает в городе?
– Она сейчас здесь, в магазинах. – Донал слегка поклонился. – Приветы домочадцам.
Дверь закрылась с легким скрипом. «Не хотел бы я находиться рядом с ним, когда он отбрасывает в сторону приличия», – подумал Поль.
Из окна он увидел, как Донал быстро шагал под проливным дождем. «Этот человек – мой враг», – подумал Поль.
Тот же проливной дождь бил в витрины под позолоченными буквами: «ЛИ». За стеклом два манекена в белых льняных одеждах и соломенных шляпах с маргаритками возвещали о наступлении курортного сезона.
Мэг постояла минутку, глядя в окно, как прохожие борются с ветром, выворачивающим их зонты. Потом вернулась к большому зеркалу.
Ли обошла ее, рассматривая каждую складку; ее круглые глаза сощурились от напряжения, и наконец она сказала:
– Да, это. Оно для тебя. В нем есть изюминка, и оно красивое.
Мэг увидела в зеркале женщину в черном бархатном вечернем платье. Юбка едва доходила до колен. Широкая лента из розового стекляруса, пришитая к платью, образовывала большой плоский бант спереди.
– Тебе нужны черные бархатные туфли, – сказала Ли. – И сумка из розового стекляруса.
Мэг вздохнула.
– Кто будет бегать в поисках всех этих вещей? У меня четверо детей. О, говорят: «Расслабься, у тебя есть няня», но это мои дети, и я не могу… – Почувствовав, что жалуется, она замолчала.
– Я могу подобрать тебе сумочку. Видела одну на прошлой неделе, – с готовностью предложила Ли. – Прислать ее?
– О, пожалуйста. Теперь все?
– Кроме шляпы для зеленого костюма. Пошли в примерочную.
В небольшой комнате вдоль стен, обитых серебряной парчой, висели платья.
– Мне кажется, я скупила весь магазин, – заметила Мэг в пустоту: Ли успела куда-то исчезнуть.
Она вернулась с охапкой велюровых колпаков, из которых кроятся и шьются шляпы.
– Я принесла тебе примерить одну модель. Мы сделали ее для постоянной клиентки ярко-розовой, но болотно-зеленый цвет потрясающе подошел бы к твоему костюму. Примерь.
Мэг подчинилась, и опять на нее из зеркала посмотрело лицо: глаза утонули в темной тени под полями колокола, которые доходили до бровей; щеки вытянулись – с каждым ребенком они все больше вытягивались.
– Не понимаю, что в ней хорошего, – пробормотала она, – выглядишь так, словно нет лба.
– Ты выглядишь прелестно. Тебе надо привыкнуть к ней, – произнесла Ли, с одобрением глядя на Мэг. Она погладила зеленый колпак. – Потрогай материал, ну разве это не роскошь? Шелковистый, как мех. Конечно, французский.
Ли действительно любила все эти тряпки. Сколько энтузиазма! Сколько энергии! Интересно, откуда это в ней.
– Так, мы сметаем шляпу, и ты сможешь примерить ее на следующей неделе. Пока ты не купила бархатные туфли, почему бы тебе не приобрести бронзовые лайковые бальные туфельки? Знаешь, такие с квадратными пряжками? Они чудесно подошли бы к зеленому костюму. И длинные янтарные бусы.
Мэг сняла шляпу, открыв короткую стрижку, и только сказала:
– И зачем только столько хлопот с перманентом, если шляпа все примнет.
– Что поделать. C'est la vie!
Мэг улыбнулась. Ли нравилось вставлять замечания на только что выученном французском.
– Ну все, – сказала Мэг, снимая через голову бархатное платье и отдавая его Ли. – Дай мне одеться и выйти отсюда.
Ли перекинула через руку ворох платьев.
– Ты уверена, что не хочешь взглянуть еще раз на шарнез? [3]
– Нет, я возьму бархат, этого хватит.
– Ты так много выходишь. Театры и ночные клубы. Тебе нельзя надевать одно и то же слишком часто. – Помолчав, Ли добавила: – У женщин, в обществе которых ты бываешь, тонны платьев!
Мэг представила ночные клубы, кабаки, джаз, блюз, гарлем. Скользские мужчины с жестким взглядом, немногословные мужчины. Их раболепные женщины в дорогих нарядах. Три часа утра. Спишь в машине по дороге домой. Однажды Донал признался, что тоже очень часто скучает в этом мире. Но приходится соблюдать приличия.
– Я не такая, как эти женщины, – произнесла Мэг. Ли с нежностью посмотрела на нее:
– Мэг, дорогая, я совсем не давлю на тебя.
– Боже, я понимаю! Я не это имела в виду…
– Просто вчера позвонил Донал и продиктовал целый список того, что ты должна купить. Три костюма, два вечерних платья, плащ, спортивное пальто для скачек, вот – я все записала. Это он, а не я.
– Не понимаю, зачем мне нужны все эти тряпки, когда через пару месяцев я опять забеременею.
Казалось, Ли проигнорировала последнее замечание. Она позвала продавщицу и дала ей указания:
– Лотти, будьте добры, заверните эти платья и отнесите в машину миссис Пауэрс. Коричневая машина слева от нашей двери. О, проверьте, чтобы заказ миссис Лемминг был закончен, – она собирается в Европу и должна получить его до десяти утра. И попросите Аннетт сделать копию этой шляпы для миссис Пауэрс – вот из этого зеленого колпака, нет, не этот, болотный. Спасибо.
Мэг уже переоделась.
– Знаешь, я так восхищаюсь тобой, Ли. Ты создала это место, сделала себе имя, занимаясь любимым делом. Это должно быть чудесно. Я читала о тебе в Vogue, когда ты была в Париже.
Ли пожала плечами, скрывая свое удовольствие от похвалы.
– Мне всегда нравилось шить, еще когда я была бедной девчонкой. Правда, я много работала, я и сейчас много работаю, и мне повезло. Деньги Бена были совсем не лишними, по крайней мере до тех пор, пока у меня не появились собственные.
– Даже так! Все это, – Мэг махнула в сторону салона, в котором через открытую дверь примерочной были видны бежевый ковер на полу, обитые шелком стулья, букет огненно-рыжих лилий в черной фарфоровой вазе, – ты создала, окончив всего лишь городскую школу, в то время как я училась в частной школе и колледже, получала почти одни отличные оценки, и я ничем не занята.
– Ничем? Четверых детей ты называешь ничем?
– Я не это имею в виду. Конечно, они чудесные. Мальчики – прелесть. Они все хотят знать, особенно Томми. Ты же знаешь двухлетних малышей. И девочки становятся очень хорошенькими, у них уже волнистые темные волосы, как у Донала.
– Что же тогда ты имеешь в виду?
Мэг села. Она не могла бы описать слабость, охватывающую ее иногда, какое-то опустошение и страх… И она вздохнула, словно не могла больше сдерживать свои чувства:
– Я знаю, что не смогу заниматься делом и оставлять детей на целый день. Я не похожа на тебя, я не могла бы управлять делом. Нет, – оправдывалась она, боясь обидеть Ли, – тебе легче – у тебя один ребенок.
Она помолчала. Что-то она хотела узнать и робко спросила:
– Это потому, что ты больше не могла иметь детей, Ли? Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего, а ответ такой – я не хочу больше.
Вот так просто женщина могла сказать: «Я не хочу больше».
Мэг продолжила:
– Ты никогда не думала, что это плохо – не хотеть больше детей?
– Ну, это мое тело и моя жизнь, не так ли?
Ли села и пристально посмотрела на Мэг. На переносье появились две вертикальные складки, когда она нахмурилась.
– Так вот в чем проблема, да? Хочешь рассказать мне?
Вопрос был слишком личный. Он касался только ее и ее мужа. Как только эта интимность кем-то нарушается, разрушается таинство брака. Ее замужество было безупречным: их любовь отвергала посторонних.
Нельзя разрешать кому бы то ни было совать нос в этот совершенный мир.
– Нечего рассказывать. Забудь мои слова. Мне грех жаловаться, имея столь многое. Кажется, я просто устала. Люди говорят глупости, когда устают.
– Я понимаю, что тебя угнетает мысль о новой беременности. – Ли смотрела открыто и доброжелательно. – Это так? Подними голову. Подними голову и посмотри на меня.
Мэг неохотно подняла глаза и ответила:
– Да, наверное.
– Тогда зачем это делать?
– Донал хочет.
Вот она и произнесла это. Первое проявление нелояльности.
– О, да черт с ним, с Доналом! Ему ведь не приходится ходить с огромным животом девять месяцев!
Мэг вскочила:
– Ли, нас услышат…
Ли захлопнула ногой дверь.
– Сейчас нет клиентов, девушки в мастерской, и кроме того, ты говоришь так тихо, что я напрягаю слух, чтобы тебя расслышать. Послушай, ты хочешь сказать, что Донал не предохраняется?
Мэг бросило в жар.
– О нет! Он даже не мыслит об этом!
– Почему? Я могла бы понять, если бы вопрос касался религии. Но он ведь никогда не ходит в церковь, правда?
– Нет, – прошептала Мэг.
– Тогда из-за чего?
И опять она вздохнула.
– Просто существуют вещи, которых он придерживается. Привычка, наверное. Обычаи.
– Обычаи! Привычка!
– Возможно, какие-то убеждения. У его бабушки было девять детей.
– Боже! Он что, ожидает, что у тебя тоже будет девять детей?
Поднявшись наверх, он сел за большой письменный стол в квадратной передней, чтобы просмотреть почту. Его внимание привлекли два письма с иностранными марками. Одно было подписано знакомым почерком Йахима. Словоохотливый и многословный в письмах, как и в жизни, Йахим присылал письма регулярно каждые пять или шесть недель. Во втором конверте, от Элизабет Натансон, будет записка с благодарностью за его ханукальные подарки детям. Он собирался открыть письмо Йахима, когда в кабинет вошла секретарша:
– Звонит мистер Пауэрс. Он бы хотел встретиться с вами.
– По какому поводу? И когда?
– Он не сказал. Он говорит, когда вам будет удобно. До одиннадцати вы свободны, так что могли бы принять его.
– Хорошо, пусть приходит, – и быстро добавил, соблюдая приличия: – Если ему удобно.
Что могло понадобиться Доналу Пауэрсу? Сомнительно, чтобы он нуждался в совете: наверняка у него есть свои источники информации. Как бы то ни было, судя по редким высказываниям Элфи – из которых становилось ясно, что зять не посвящает Элфи в свои дела, – Пауэрс управляет своими делами сам. Он мог бы, вероятно, заняться и моей работой, подумал Поль, и справляться с ней не хуже меня. У этого человека прекрасно работает голова.
Донал и Поль встречались очень редко, о чем Поль сожалел только потому, что хотел бы почаще видеть Мэг. Ее брак все изменил. Донал ввел ее в совершенно другой мир. Они больше не встречались в общественных местах. У нее не было свободного времени: если она не была с детьми, она была с Доналом. Так что они виделись только в исключительных случаях: день рождения Элфи или визит к Дэну, поправлявшемуся после сердечного приступа.
Донал всегда появлялся в нужное время и в нужном месте – он был сама корректность. Он даже внес щедрое пожертвование храму на поминовение матери Поля.
И все-таки имя Донала окружало нечто неясное и зловещее, что Поль мог определить только одним словом, написанным большими буквами: «БАНДА».
Весьма трудно совместить образ консервативного джентльмена в английском костюме и полосатом галстуке с тем, что узнаешь из газет о нападениях, бандитах и вымогателях. Бен, конечно, твердит, что газеты преувеличивают, что перевоз спиртного – уважаемое, хоть и временно незаконное дело, что управляется оно, как и обычное предприятие, и волноваться не из-за чего.
Поль никогда не обсуждал эти вопросы и не проявлял к ним интереса. Единственное, что он хотел бы знать, довольна ли Мэг. «Я не буду жить без него…» Донал выглядел мужчиной, который знает, как удовлетворить женщину – по крайней мере, как сделать ей ребенка. Прошлым летом у Мэг появились близнецы, Люси и Лоретта. У всех детей были имена святых, что было странно, если учесть абсолютное равнодушие Донала к религии.
Мэг выглядела хорошо, небольшие тени под глазами от усталости – все-таки четверо детей за четыре года и, возможно, будет пятый. Но лицо такое же милое и здоровое, как всегда, и такие же манеры, несмотря на новые драгоценности и «Изоту-Франчини» с шофером. Так что, может, все складывается для нее как нельзя лучше.
Поль не знал, что ей известно о делах мужа. Он вернулся к письмам.
Йахим заполнил три страницы своим угловатым европейским почерком.
«Мы переехали в Берлин в прошлом месяце, и у нас прекрасная квартира, лучше той, что ты видел в Мюнхене. Я занимаюсь расширением импорта в нашем бизнесе и очень занят. Ты бы не узнал Германию. За пять лет с 1923 года мы прошли путь от отчаяния к процветанию. Инфляция, такое жестокое лекарство, оказалась целительной. Она избавила нас от долгов, и сейчас мы возрождаемся. Ты бы видел театры, спортивные арены и новое жилье. Безработицы почти нет, фабрики работают – это чудо, Поль, германское чудо! Помнишь, когда ты был здесь, я говорил, что так будет! Немного терпения, говорил я, и ты увидишь!..»
Немного терпения и много американских денег. Он открыл письмо Элизабет.
«Мы думали, что вы с Мариан приедете к нам погостить. У нас большие перемены. Теперь не надо кутаться в шаль, чтобы согреться. Жить стало легче, и можно дать детям все, что им требуется. Во время инфляции было много волнений, что они не получают достаточно витаминов. Но у Регины сменились зубки, и они отличные, слава Богу. Она очень живая и привлекательная девочка. Но я беспокоюсь. Я не могу говорить о своих тревогах дома. Йахим считает, что я невротик, когда я говорю о своих волнениях. Я не могу забыть тот ужасный день, когда его ранили. Мне кажется, ты поймешь и не будешь сердиться, если я выскажу тебе свои мысли. Тебе не надо отвечать, если ты не захочешь. Ты знаешь, что этот Гитлер, как только отсидел короткий срок в тюрьме, вышел героем? Известные люди дают ему громадные суммы. Потихоньку, несмотря ни на что, это зло растет…»
– Мистер Пауэрс, – сказала мисс Бриггс.
Донал ждал на пороге. Поль встал. Они поздоровались. Надо было соблюсти приличия: предложить кресло вдали от окна, кофе, от которого гость отказался, задать обычные вопросы о семье.
– Надеюсь, Мариан чувствует себя лучше? Поль немного растерялся.
– Я ошибся? Мне показалось, что Мэг говорила что-то, или, может быть, это был Бен…
Конечно. Это могло стать известным от Ли, с которой Мэг дружит. Мариан, хоть и любила покритиковать вкус Ли, продолжала покупать у нее платья.
– Нет, это старая история, ничего серьезного. Просто влажная зима в Нью-Йорке. К счастью, она всегда может уехать во Флориду.
Поль остался недовольным, как прозвучали его слова. Рассердившись на себя, он более бодрым голосом спросил о Мэг и детях.
– О, прекрасно. Прекрасно. Все хорошо. Дети занимают все время Мэг.
– Должно быть, приятно иметь двух девочек после двух мальчиков.
Интересно, сколько можно вести такой диалог, который никому не интересен. Вероятно, долго.
– Они прелестные крошки, но я надеюсь еще на одного или двух мальчиков.
В голосе у Поля вихрем пронеслись воспоминания: восковой, белый, мертвый мальчик, которого он никогда не видел, его сын; темные огромные глаза, встревоженные или просто серьезные, на маленьком личике незнакомой маленькой девочки, которую он знал только по фотографии, его дочери.
Поль ответил вежливым замечанием:
– Да, мальчики тоже хорошо.
Донал протянул портсигар Полю, солидную золотую вещь с монограммой, выполненную с большим вкусом.
– Нет, спасибо. В последнее время я стал курить трубку.
Донал откинулся в кресле.
– Кстати, коль скоро мы заговорили о мальчиках, этот парнишка Хенк подрастает. Высокий для своего возраста. Забыл, сколько ему лет?
– Будет тринадцать весной.
– Он очень хорошо о вас отзывается. «Мы куда-то идем», – подумал Поль.
– Я рад, – просто ответил он.
– Он приезжает к нам с Беном в основном по субботам. Поэтому я знаю его, знаю, что он чувствует к вам. И вы к нему, конечно.
Поль ждал.
– Я понял, что вы ведете его трастовые дела. Ах, вот оно что! Но почему?
Поль спокойно ответил:
– Я опекун, вместе с банком, в котором находится траст, пока Хенку не исполнится двадцать один год. Вот и все.
– Я понял, что любые изменения во вложениях, покупка или продажа ценных бумаг должны согласовываться с вами и трастовым отделом банка?
– Верно.
– Так мне сказали. Поль наклонился вперед:
– Кто вам сказал?
– В трастовом отделе банка. Бен как-то упомянул название банка, и когда мне попалось интересное предложение, я подумал, что мог бы оказать Хенку большую услугу, включив его в эту сделку.
«Бен не просто упомянул, это ты его спросил». В груди Поля поднималось негодование.
– Вы не возражаете, я надеюсь?
– Вы не объяснили мне, в чем дело.
– Конечно. Я вкладываю деньги во множество предприятий, нефть, резину, недвижимость… У меня большой пакет «Нэшенел электроникс». А они купили компании типа «Ричмонт Динамо», например, и парочку других, с которыми вы, возможно, знакомы.
Поль кивнул. Теперь они приближались к сути дела.
– Ну а Ричмонт заинтересован в поглощении компании «Финн Вебер».
Они почти дошли до самой сути дела.
– У «Финн Вебер» интересная история. Я узнал, что больше всего денег они заработали на военном заказе, который получили после изобретения Дэна Рота. Конечно, вам это давно известно.
– Конечно.
– Они неплохо работают. После войны они привлекали много молодых, выросли и даже завязали связи за океаном. Я считаю, что у них большое будущее, и только что приобрел пакет их акций – это строго конфиденциально, – чтобы откупиться от «Ричмонта».
– Зачем?
– Мне кажется, они задерживают их развитие. Им лучше будет пробиваться в одиночку, и вы поймете почему, когда я расскажу вам о их заграничных связях. Не думайте, что я предаю Нэшенел – у них слишком много всего, вы понимаете!
Поль понимал – игра на два фронта.
– Теперь я подхожу к сути. Вы, возможно, уже обо всем догадались.
– Да. Встреча акционеров на следующей неделе, и вы хотите, чтобы акции Хенка поддержали вас. Вам нужны акции Хенка.
– Да. Конечно. Я мог бы послать людей и скупить сколько нужно, но это заняло бы время, а так мы провернули бы все с меньшими хлопотами.
– Так вы ходили в банк? – сказал Поль, едва сдерживая гнев. Наглость! Какая наглость! – Почему вы не пришли ко мне, раз вы знали, что я тоже опекун?
– Вас не было в городе на прошлой неделе, не так ли? Время играет существенную роль. – Взгляд Донала был безмятежен. – Поэтому я поговорил с мистером Уолкоттом из трастового отдела.
– И что он сказал?
– О, что они верят в теперешнее руководство «Финн Вебер». Что оно уже проявило себя – они увеличили количество акций и активно растут. Но если этот процесс будет и дальше ускоряться, у них нет причин возражать. Конечно, это дело надо обсудить с вами.
– Я не люблю расстраивать чужие планы, – заметил Поль. – Как вам сказали, «Финн Вебер» неплохо работает. Хенк получил гораздо больше, чем ему нужно, и без риска. Зачем искушать судьбу??
– Искушать? Нет. Я говорю о том, чтобы удвоить, утроить капитал компании. Вот как обстоит дело: в Германии есть фирма, которой нужна продукция «Финн Вебер», патентованное электронное оборудование. Фактически немцев интересует проблема обнаружения объекта на большом расстоянии, новое приложение старого изобретения Рота. У меня самого работают инженеры над этой проблемой. Интересно, правда?
– Очень.
– Короче говоря, я бы хотел владеть, или, вернее, я бы хотел, чтобы мы с Хенком завладели «Финн Вебер», прежде чем эти немцы начнут покупать, а они собираются много покупать. Пока я сдерживал их.
Донал положил окурок в пепельницу и долго мял его. Поль несколько минут наблюдал за движениями сильных ухоженных пальцев, потом спросил:
– Откуда ваши немцы возьмут такие деньги?
– О, они получили много! Вы ведь знаете, наверное, что произошло в Германии за последние два года? Начиная с двадцать пятого года она процветает. Прошлой весной, когда мы с Мэг были там, меня удивило увиденное. Вы знаете, что они достигли довоенного уровня производства, а в некоторых отраслях даже превысили его на двадцать два процента. Люди довольны, хорошо одеты и сыты… Рестораны великолепны. Мы много посмотрели. Откровенно говоря, Берлин понравился мне больше Парижа. Кафе, парки, музыка, театр…
Глубокий голос Донала звучал мягко. Еще одно ценное качество, подумал Поль и тут же поправился: одно из его многих ценных качеств. Женщину можно было бы заворожить этим голосом.
– А картины, – продолжал Поль. – Я мало понимаю в искусстве, к сожалению. Но мне говорили, что сейчас в Германии делают очень интересные вещи. В галереях полно посетителей. Мечта для такого коллекционера, как вы.
– Я согласен с вами, что Германия процветает. Но вы понимаете почему?
Донал рассмеялся:
– Это понимает любой дурак. Займы! Они должны миллиарды. Говоря о дураках, большинство кредиторов – американцы. Естественно, я не вложил бы и цента в Германию! Я бы только продавал за наличные.
– Вы полагаете, что они потерпят крах? – спросил Поль, понимающий неизбежность катастрофы.
– Без сомнения.
Ответ был быстрым и уверенным.
– Потом придет новое правительство, откажется признать долги и потянет страну назад. Возможно, к войне. Они принесут беду всей Европе.
Донал пожал плечами:
– Но нас это не касается, во всяком случае, сейчас, когда все прекрасно.
Цинизм был отвратителен. Если бы Йахим слышал его…
– Я не могу дать разрешение проголосовать акциями Хенка за ваше предложение, – четко выговорил Поль.
Донал пристально посмотрел на него:
– Это окончательный ваш ответ?
– Я не хочу ввязываться в это. Как я уже сказал, «Финн Вебер» достаточно хорошо работает. Я удовлетворен, а кроме того, не хочу иметь никаких дел с Германией.
– Но почему?
– Потому что это способствует их вооружению. Эта страна тихо, тайно перевооружается. Даже сейчас, при этой республике. О, они скажут, что покупают для мирных целей, но ведь они не обманут вас, не так ли?
– Не обманут. Но что из того, если они хотят вооружаться? – бросил Донал. – Они получат, что хотят, здесь или в другом месте.
– Тогда пусть это будет в другом месте. Взгляд Поля упал на стопку писем на столе. Он опять увидел себя стоящим на узкой улице, прижатым к нагретой солнцем стене дома, и Йахима на тротуаре с залитым кровью лицом.
– Зло, – повторил он. – Вот что вы будете продавать. Не аппаратуру, а зло.
– Вы преувеличиваете, – сказал Донал. Улыбка давно исчезла с его лица. – Я нахожу все это странным, с вашего позволения.
Поль пожал плечами:
– Думайте, что вам угодно.
– Вряд ли этот ответ понравится Ли и Бену. На этот раз Поль не сдержался:
– Опекун Хенка я, а не Бен! Что же касается Ли, она, возможно, не согласится со мной, но, по крайней мере, поймет. Дэн Рот не взял ни цента за свою работу, потому что ее купило военное ведомство, а это едва ли сравнится с получением денег за перевооружение иностранной армии.
– Дэн Рот и его угрызения совести! Можете купить себе скамейку в парке на эти угрызения. Или место в Томбе.
В прекрасных глазах с девичьими ресницами сверкнуло презрение.
Как будто Полю нужно было напоминать, что это Донал Пауэрс, а не Поль Вернер, выходец из знаменитой семьи банковских магнатов, освободил незначительного учителя, ученого, наивного и простодушного мечтателя, из тюрьмы.
– Будьте уверены, компания будет продавать немецкой фирме, – сказал Донал. – Так что Хенк все равно получит прибыль. Жаль, он мог бы получить больше, если бы вы не стояли у него на пути. Если бы вы не были таким…
– Упрямым? – подсказал Поль.
– Это сказали вы, не я.
– Я никогда не приветствовал слияния, «дружеские поглощения». Они редко бывают дружескими, а уж в данном случае тем более!
Донал встал:
– Это ваше окончательное решение?
– Это мое окончательное решение. Простите.
– Очень хорошо. Я ухожу. Мне надо многое успеть, а время уходит.
Поль тоже встал:
– Как я понимаю, вы собираетесь приобрести контрольный пакет акций?
– А что еще мне остается, черт побери?
– Но акции Хенка не продаются.
– Я в этом не сомневался, – нетерпеливо сказал Донал, как бы говоря: «За кого вы меня принимаете?»
«Да, он не дурак, – думал Поль. – Но не любит, когда ему противоречат, и запомнит того, кто осмелился это сделать».
– Помните о сердце Дэна, – продолжил он. – Когда вы будете торговать с немцами, я надеюсь, что это не дойдет до него.
Опять в глазах вспыхнуло презрение.
– Свои дела я держу в голове.
– Прекрасно. Это хорошее место для них. Донал, не теряя времени, надевал плащ и перчатки.
Потом сказал:
– Извините мой неожиданный визит. Обычно это не в моих правилах.
Поль понял намек. Надо соблюсти приличия. Так лучше.
– Все в порядке. Передайте привет Мэг. Она когда-нибудь бывает в городе?
– Она сейчас здесь, в магазинах. – Донал слегка поклонился. – Приветы домочадцам.
Дверь закрылась с легким скрипом. «Не хотел бы я находиться рядом с ним, когда он отбрасывает в сторону приличия», – подумал Поль.
Из окна он увидел, как Донал быстро шагал под проливным дождем. «Этот человек – мой враг», – подумал Поль.
Тот же проливной дождь бил в витрины под позолоченными буквами: «ЛИ». За стеклом два манекена в белых льняных одеждах и соломенных шляпах с маргаритками возвещали о наступлении курортного сезона.
Мэг постояла минутку, глядя в окно, как прохожие борются с ветром, выворачивающим их зонты. Потом вернулась к большому зеркалу.
Ли обошла ее, рассматривая каждую складку; ее круглые глаза сощурились от напряжения, и наконец она сказала:
– Да, это. Оно для тебя. В нем есть изюминка, и оно красивое.
Мэг увидела в зеркале женщину в черном бархатном вечернем платье. Юбка едва доходила до колен. Широкая лента из розового стекляруса, пришитая к платью, образовывала большой плоский бант спереди.
– Тебе нужны черные бархатные туфли, – сказала Ли. – И сумка из розового стекляруса.
Мэг вздохнула.
– Кто будет бегать в поисках всех этих вещей? У меня четверо детей. О, говорят: «Расслабься, у тебя есть няня», но это мои дети, и я не могу… – Почувствовав, что жалуется, она замолчала.
– Я могу подобрать тебе сумочку. Видела одну на прошлой неделе, – с готовностью предложила Ли. – Прислать ее?
– О, пожалуйста. Теперь все?
– Кроме шляпы для зеленого костюма. Пошли в примерочную.
В небольшой комнате вдоль стен, обитых серебряной парчой, висели платья.
– Мне кажется, я скупила весь магазин, – заметила Мэг в пустоту: Ли успела куда-то исчезнуть.
Она вернулась с охапкой велюровых колпаков, из которых кроятся и шьются шляпы.
– Я принесла тебе примерить одну модель. Мы сделали ее для постоянной клиентки ярко-розовой, но болотно-зеленый цвет потрясающе подошел бы к твоему костюму. Примерь.
Мэг подчинилась, и опять на нее из зеркала посмотрело лицо: глаза утонули в темной тени под полями колокола, которые доходили до бровей; щеки вытянулись – с каждым ребенком они все больше вытягивались.
– Не понимаю, что в ней хорошего, – пробормотала она, – выглядишь так, словно нет лба.
– Ты выглядишь прелестно. Тебе надо привыкнуть к ней, – произнесла Ли, с одобрением глядя на Мэг. Она погладила зеленый колпак. – Потрогай материал, ну разве это не роскошь? Шелковистый, как мех. Конечно, французский.
Ли действительно любила все эти тряпки. Сколько энтузиазма! Сколько энергии! Интересно, откуда это в ней.
– Так, мы сметаем шляпу, и ты сможешь примерить ее на следующей неделе. Пока ты не купила бархатные туфли, почему бы тебе не приобрести бронзовые лайковые бальные туфельки? Знаешь, такие с квадратными пряжками? Они чудесно подошли бы к зеленому костюму. И длинные янтарные бусы.
Мэг сняла шляпу, открыв короткую стрижку, и только сказала:
– И зачем только столько хлопот с перманентом, если шляпа все примнет.
– Что поделать. C'est la vie!
Мэг улыбнулась. Ли нравилось вставлять замечания на только что выученном французском.
– Ну все, – сказала Мэг, снимая через голову бархатное платье и отдавая его Ли. – Дай мне одеться и выйти отсюда.
Ли перекинула через руку ворох платьев.
– Ты уверена, что не хочешь взглянуть еще раз на шарнез? [3]
– Нет, я возьму бархат, этого хватит.
– Ты так много выходишь. Театры и ночные клубы. Тебе нельзя надевать одно и то же слишком часто. – Помолчав, Ли добавила: – У женщин, в обществе которых ты бываешь, тонны платьев!
Мэг представила ночные клубы, кабаки, джаз, блюз, гарлем. Скользские мужчины с жестким взглядом, немногословные мужчины. Их раболепные женщины в дорогих нарядах. Три часа утра. Спишь в машине по дороге домой. Однажды Донал признался, что тоже очень часто скучает в этом мире. Но приходится соблюдать приличия.
– Я не такая, как эти женщины, – произнесла Мэг. Ли с нежностью посмотрела на нее:
– Мэг, дорогая, я совсем не давлю на тебя.
– Боже, я понимаю! Я не это имела в виду…
– Просто вчера позвонил Донал и продиктовал целый список того, что ты должна купить. Три костюма, два вечерних платья, плащ, спортивное пальто для скачек, вот – я все записала. Это он, а не я.
– Не понимаю, зачем мне нужны все эти тряпки, когда через пару месяцев я опять забеременею.
Казалось, Ли проигнорировала последнее замечание. Она позвала продавщицу и дала ей указания:
– Лотти, будьте добры, заверните эти платья и отнесите в машину миссис Пауэрс. Коричневая машина слева от нашей двери. О, проверьте, чтобы заказ миссис Лемминг был закончен, – она собирается в Европу и должна получить его до десяти утра. И попросите Аннетт сделать копию этой шляпы для миссис Пауэрс – вот из этого зеленого колпака, нет, не этот, болотный. Спасибо.
Мэг уже переоделась.
– Знаешь, я так восхищаюсь тобой, Ли. Ты создала это место, сделала себе имя, занимаясь любимым делом. Это должно быть чудесно. Я читала о тебе в Vogue, когда ты была в Париже.
Ли пожала плечами, скрывая свое удовольствие от похвалы.
– Мне всегда нравилось шить, еще когда я была бедной девчонкой. Правда, я много работала, я и сейчас много работаю, и мне повезло. Деньги Бена были совсем не лишними, по крайней мере до тех пор, пока у меня не появились собственные.
– Даже так! Все это, – Мэг махнула в сторону салона, в котором через открытую дверь примерочной были видны бежевый ковер на полу, обитые шелком стулья, букет огненно-рыжих лилий в черной фарфоровой вазе, – ты создала, окончив всего лишь городскую школу, в то время как я училась в частной школе и колледже, получала почти одни отличные оценки, и я ничем не занята.
– Ничем? Четверых детей ты называешь ничем?
– Я не это имею в виду. Конечно, они чудесные. Мальчики – прелесть. Они все хотят знать, особенно Томми. Ты же знаешь двухлетних малышей. И девочки становятся очень хорошенькими, у них уже волнистые темные волосы, как у Донала.
– Что же тогда ты имеешь в виду?
Мэг села. Она не могла бы описать слабость, охватывающую ее иногда, какое-то опустошение и страх… И она вздохнула, словно не могла больше сдерживать свои чувства:
– Я знаю, что не смогу заниматься делом и оставлять детей на целый день. Я не похожа на тебя, я не могла бы управлять делом. Нет, – оправдывалась она, боясь обидеть Ли, – тебе легче – у тебя один ребенок.
Она помолчала. Что-то она хотела узнать и робко спросила:
– Это потому, что ты больше не могла иметь детей, Ли? Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего, а ответ такой – я не хочу больше.
Вот так просто женщина могла сказать: «Я не хочу больше».
Мэг продолжила:
– Ты никогда не думала, что это плохо – не хотеть больше детей?
– Ну, это мое тело и моя жизнь, не так ли?
Ли села и пристально посмотрела на Мэг. На переносье появились две вертикальные складки, когда она нахмурилась.
– Так вот в чем проблема, да? Хочешь рассказать мне?
Вопрос был слишком личный. Он касался только ее и ее мужа. Как только эта интимность кем-то нарушается, разрушается таинство брака. Ее замужество было безупречным: их любовь отвергала посторонних.
Нельзя разрешать кому бы то ни было совать нос в этот совершенный мир.
– Нечего рассказывать. Забудь мои слова. Мне грех жаловаться, имея столь многое. Кажется, я просто устала. Люди говорят глупости, когда устают.
– Я понимаю, что тебя угнетает мысль о новой беременности. – Ли смотрела открыто и доброжелательно. – Это так? Подними голову. Подними голову и посмотри на меня.
Мэг неохотно подняла глаза и ответила:
– Да, наверное.
– Тогда зачем это делать?
– Донал хочет.
Вот она и произнесла это. Первое проявление нелояльности.
– О, да черт с ним, с Доналом! Ему ведь не приходится ходить с огромным животом девять месяцев!
Мэг вскочила:
– Ли, нас услышат…
Ли захлопнула ногой дверь.
– Сейчас нет клиентов, девушки в мастерской, и кроме того, ты говоришь так тихо, что я напрягаю слух, чтобы тебя расслышать. Послушай, ты хочешь сказать, что Донал не предохраняется?
Мэг бросило в жар.
– О нет! Он даже не мыслит об этом!
– Почему? Я могла бы понять, если бы вопрос касался религии. Но он ведь никогда не ходит в церковь, правда?
– Нет, – прошептала Мэг.
– Тогда из-за чего?
И опять она вздохнула.
– Просто существуют вещи, которых он придерживается. Привычка, наверное. Обычаи.
– Обычаи! Привычка!
– Возможно, какие-то убеждения. У его бабушки было девять детей.
– Боже! Он что, ожидает, что у тебя тоже будет девять детей?