– Альберт! – воскликнула Эсси.
   – Ты мне потакаешь, Альберт, – пожаловался я.
   Он долго молча смотрел на меня.
   Потом встал. Волосы его стали курчавыми, кожа потемнела. Держа в руке соломенную шляпу (я такой у него не помнил), он протанцевал несколько па кекуока и пропел:
   – Диди а из са, я, са, юк, юк, юк!
   – Черт побери, Альберт! – закричал я.
   Он вернул себе нормальную внешность.
   – У вас больше нет чувства юмора, Робин, – пожаловался он.
   Эсси открыла рот, собираясь заговорить. Потом снова закрыла, вопросительно гладя на меня. Покачала головой и, к моему удивлению, сказала только:
   – Продолжай, Альберт.
   – Спасибо, – ответил он, как будто именно этого и ожидал от нее, несмотря на предыдущие угрозы. – Выражаясь прозаически, если уж вы решили всех расхолаживать, позвольте мне вернуться к предыдущим положениям, если вы их помните. Я представил их в полуюмористической форме, чтобы сделать более воспринимаемыми. Это своего рода мнемонический прием. «Галактика – лошадь». Да. Троянский конь. Вся внешность свидетельствует, что Галактика такова, какой была всю нашу жизнь, но я полагаю, что в ней полно вражеских войск. Или, выражаясь еще проще, вокруг нас полно представителей Врага, Робин, но мы не можем их обнаружить.
   – Но ведь нет никаких доказательств! – воскликнул я, и так как он продолжал смотреть на меня, добавил: – Ну, да, я понимаю, о чем ты говоришь. Если мы не видим их, то потому, что они прячутся. Хорошо. Это я понял. Но откуда ты знаешь, что они прячутся? Была одна-единственная передача, в которой мы можем винить Врага – что?
   Он качал головой.
   – Мы обнаружили одну. Единственная причина того, что мы это сделали, – Враг использовал стандартное земное оборудование, и поэтому передача, шедшая из капсул детей на Моореа, была зафиксирована как аномалия. Но ведь мы не следим за всем, Робин. Если Враг, скажем, на планете Лести, где порядки намного свободней, разве кто-нибудь заметил бы одну лишнюю передачу? Или с корабля в космосе? Или, кстати, с самого Сторожевого Колеса несколько месяцев назад, прежде чем ужесточили контроль? Не думаю, Робин. Мне кажется, нужно согласиться, что все так называемые «ложные» тревоги на Колесе были совсем не ложными, что Враг проник в него некоторое время назад, что он распространился повсюду в нашем пространстве и увидел все, что хотел. И, несомненно, сообщил в кугельблитц. – Именно это я имел в виду, – сказал он, весело улыбаясь, когда сказал, что кошка среди голубей. Да меня нисколько не удивило бы, – добавил он, оглядываясь с легким любопытством, – если бы несколько их не оказалось прямо здесь, с нами, на борту «Истинной любви».
   Я подпрыгнул.
   Не мог сдержаться. Все еще испытывал боль и потрясение от своей ужасной встречи. Дико огляделся, а Альберт сказал:
   – О, вы не увидите их, Робин.
   – И не думаю увидеть, – огрызнулся я. – Но где они могут прятаться?
   Он пожал плечами.
   – Если меня вынудят рассуждать, – сказал он, – что ж, я попытался бы поставить себя на их место. Где бы я спрятался, если бы хотел оставаться на борту «Истинной любви» необнаруженным? Это нетрудно. У нас здесь большое количество записанной информации. Тысячи файлов, которые мы еще не открывали. В каждом из них может скрываться парочка зайцев – или целая тысяча. Конечно, если понятие количества индивидуальностей имеет смысл для скорее всего коллективного разума. Робин, – серьезно сказал он, – не думаю, чтобы с существами, которые способны повернуть ход развития вселенной, было бы легко справиться. Если я могу придумать место, где они способны спрятаться – допустим, программа проникновения в черные дыры, например, или подпрограмма перевода, скажем, с польского на хичи, – поверьте мне, они, несомненно, найдут тысячи таких мест. Я даже допускаю, что они допустили свое уничтожение на Таити просто потому, что вы... – Он остановился и откашлялся, виновато глядя на меня.
   – Продолжай, – проворчал я. – Не бойся напоминать мне, что я умер. Я не забыл.
   Он пожал плечами.
   – Во всяком случае, что касается того, не наблюдают ли они за нами прямо сейчас, мы просто не знаем, – закончил он.
   – Мы обыщем корабль! – закричал генерал Кассата, который довольно давно уже слушал молча. – Миссис Броадхед, большая часть этих программ – ваши, верно? Отлично! Вы скажете нам, что делать, и...
   Эсси, глядя на Альберта, сказала:
   – Минутку, генерал. Я думаю, эта хитрая программа еще не кончила свой дурацкий отчет.
   – Спасибо, миссис Броадхед, – улыбнулся Альберт. – Вы, вероятно, забыли еще одну фразу в моем кратком резюме. «Собака не лает».
   Я не мог не рассмеяться.
   – Дьявольщина, Альберт, – сказал я, – ты меня убьешь своими глупыми литературными потугами. Ну, в чем дело, Шерлок Холмс? Хочешь сказать: важно, что что-то не происходит? И что именно?
   – Ну, просто то, что мы еще здесь, – сказал он, одобрительно улыбаясь моей проницательности.
   Я перестал смеяться. Не думал, что понял его правильно, но боялся, что понял.
   – То есть, – уточнил он, уютно посасывая трубку, – мы должны предположить, что Враг уже какое-то время расположился в нашей Галактике, и хотя он, несомненно, в состоянии стереть всю цивилизацию, что он не раз проделывал в прошлом, и мы никак не могли помешать этому, даже если бы и знали, что он собирается делать это, тем не менее – мы еще не уничтожены.
   К этому времени я уже сидел прямо, и мне было не до смеха.
   – Продолжай! – рявкнул я.
   Он казался слегка удивленным.
   – Ну, Боб, – сказал он миролюбиво, – мне кажется, из этого следуют неоспоримые заключения.
   – Может, они еще просто не подобрались к нам, – сказал я – или прохныкал; потому что, если говорить правду, я больше не чувствовал себя так хорошо, как в начале разговора.
   – Да, это возможно, – серьезно сказал он, посасывая трубку.
   – Тогда, ради Бога, – заорал я, – какого дьявола ты выглядишь таким довольным?
   Он мягко ответил:
   – Робин, я знаю, это вас расстраивает, но постарайтесь рассуждать логично. Если они собираются нас уничтожить, а мы никак этого предотвратить не можем, что же нам делать? Ничего: это бесплодная гипотеза, потому что не ведет ни к какому полезному курсу действий. Я предпочитаю противоположное предположение.
   – А именно?
   – Что они по крайней мере воздержались от решения, – сказал он. – Что в каком-то будущем мы сможем предпринять действия, о которых еще не знаем. А до тех пор мы можем расслабиться и наслаждаться жизнью, верно, миссис Броадхед?
   – Подожди Богом проклятую минуту! – завопил я. – О каких будущих действиях ты говоришь? И почему мы направляемся к кугельблитцу? Неужели ты хоть на секунду думаешь, что кто-то из нас пойдет в кугельблитц и попытается разговаривать с этими...
   Я остановился. Все смотрели на меня с выражением, которое мне хорошо знакомо.
   Я видел его давным-давно, на астероиде Врата. Так смотрят на вас другие старатели, когда вы записались на полет, который может сделать вас богатым, но гораздо вероятнее убьет вас. Но я не помнил, чтобы вызывался добровольцем.
   К этому времени мы, вероятно, около часа уже находились в пути, и уже тогда путешествие было долгим-долгим.
 
   Хотя это путешествие было... было... пожалуй, я бы сравнил с зубной болью, но в истории человечества случай не уникальный.
   Люди давно отучились проводить много времени в пути, вот и все. Теперь нам приходилось заново учиться этому.
   У наших предков несколько столетий назад вообще не возникло бы такой проблемы. Они знали о взаимоотношениях времени и пространства задолго до Альберта Эйнштейна. Чтобы преодолеть большое пространство, нужно длительное время. Таково правило. И только когда появились реактивные самолеты, люди начали забывать его. (Им пришлось снова его вспомнить, когда они вышли в космос). Подумайте об адмирале Нельсоне, в последний раз играющем в кегли перед тем, как сесть на корабль и отправиться навстречу испанской армаде [по-видимому, ошибка – испанская армада была разбита англичанами в 1588 году, а адмирал Нельсон воевал с французским флотом в начале XIX века]. О Наполеоне, вторгающемся в Россию, как будто отправляющемся в туристическое путешествие с удобствами, с обедами, балами и развлечениями каждый вечер. Вот это способ ведения войн! Старые способы лучше всех. Когда Александр Великий вышел из Македонии, чтобы завоевать мир, это был не блицкриг. На это потребовалось время. Он останавливался, чтобы провести зиму, там установить марионеточное правительство, тут сделать беременной прелестную местную леди – и часто дожидался рождения ребенка. Если вы участвуете в битве, а потом бездельничаете у транспорта в ожидании следующей, вас ожидает странное, нереальное время.
   Мы, строго говоря, не вели войну. По крайней мере надеялись на это. Но находились на пути к чему-то не менее решающему и опасному, и, о, как много на это ушло времени! Знаете ли вы, сколько длятся пятьдесят дней? Примерно четыре миллиарда миллисекунд, и мы провели их так, как наши почтенные предки. Мы пировали, праздновали и занимались сексом на всем пути по Галактике.
   И делали мы это в стиле Наполеона или Александра Великого, потому что Альберт располагал огромными возможностями. Такого окружения, какое он предоставлял нам, я никогда не видел. Часами мы с Эсси прятались от своих спутников, купались и плавали с аквалангами на Большом Барьерном Рифе. Выходили из теплой мелкой воды на песчаный островок размером в четверть гектара и любили друг друга в тени шелкового навеса, который трепетал на легком ветерке. Тут же бар и стол для пикника и горячий пресный душ, и так мы проведи свой первый «день». После этого мы могли смотреть в лицо своим спутникам и реальности – недолго. А когда снова становилось скучно, Альберт появлялся с виноградной беседкой в оазисе на Больших Песках планеты Пегги. Оазис рядом с горной стеной, с нее стекают ледяные ручейки. Вокруг нас белый виноград, черный и красный виноград, сливы и ягоды, дыни и персики. Мы лежали рядом в тени листвы, касались друг друга, разговаривали, и так прошел второй «день».
   Мы едва ли думали, куда летим... в тот момент.
   Бесконечное разнообразие Альберта непрерывно снабжало нас новыми окружениями. Хижина на огромном дереве в африканском тропическом лесу, внизу по ночам молча скользят слоны и львы. Дом-лодка в индийском озере, со слугами в тюрбанах, которые приносят свежие цветочные шербеты, телятину с острыми приправами и разнообразное печенье среди водяных лилий. Пентхаус на сотом этаже над Чикаго, выходящий на широкое озеро под освещенными молниями грозовыми облаками. Ночь в Рио во время карнавала, и другой карнавал – Марди-Гра – в Новом Орлеане. Платформа на воздушной подушке, непрерывно вибрирующая на краю кратера на горе Ад планеты Персефона, с потоками лавы, почти доходящими до того места, где мы сидим. У Альберта были их миллионы, и все превосходные.
   Но мне все равно было не очень хорошо.
   Эсси, тяжело дыша, усаживаясь на краю Большого Каньона, взглянула на меня критически и сказала:
   – Все в порядке, мой Робин?
   – Все отлично, – ответил я голосом таким же твердым, как и ложным.
   – Ага, – сказала она, кивая. – Ха, – добавила, внимательно разглядывая меня. – Я думаю, хватит с нас туризма. В целом Робин все же не тупой мальчик. Альберт! Где ты?
   – Здесь, миссис Броадхед, – сказал Альберт, заглядывая рядом с нами в каньон.
   Эсси искоса посмотрела на его дружелюбное лицо на фоне яркой имитации аризонского неба.
   – Как ты думаешь, – спросила она, – можно ли найти окружение... скажем, менее сибаритское для моего дорогого мужа, который способен на все, не может только ничего не делать.
   – Конечно, – ответил Альберт. – В сущности я как раз собирался предложить, чтобы мы на время отказались от имитированных окружений. Наверно, интереснее будет провести какое-то время с гостями «Истинной любви». Боюсь, они уже несколько соскучились.
 
   За многие миллионы миллисекунд своего опыта я знаком был с разными существами, среди них были и хичи. Но Двойная Связь – совсем особое дело.
   Особое было то, что в нем очень много этого особого. Успокоенный долгими днями лежания на пляже (и подъема на горы, и подводной охоты, и даже участия в автомобильных гонках) вместе с Эсси, я готов был стать серьезным.
   Двойная Связь тоже.
   – Надеюсь, – сказал он вежливо, виновато подергивая мышцами на тыльной стороне ладоней, – вы меня простите за то, что я пробрался на ваш корабль, Робинетт Броадхед. Это было предложение Температурного Скачка. Он очень мудр.
   – Конечно, – сказал я, отвечая вежливостью на вежливость, – но кто такой этот Температурный Скачок?
   – Он второй представитель хичи в совете Звездного Управления Быстрого реагирования, – сказал Двойная Связь, а Кассата добавил:
   – И к тому же настоящая заноза в заду, – говоря это, он улыбался, и я с любопытством взглянул на него. Для Кассаты слова очень характерны, но сказал он их как-то не по-кассатовски. И даже вел он себя не по-кассатовски. Сидел рядом с Алисией Ло, и они держались за руки.
   Двойная Связь воспринял эту реплику по-дружески.
   – Да, у нас были разногласия. Особенно часто с вами, генерал Кассата, вернее с вашим органическим оригиналом.
   – Старик Кассата Кровь-и-Смерть, – с улыбкой сказала копия. – Вам, хичи, не нравится, когда мы говорим о взрыве кугельблитца.
   И правда. Мышцы шеи Двойной Связи сразу напряглись – это эквивалентно человеческой дрожи. Альберт откашлялся и миролюбиво сказал:
   – Двойная Связь, я уже давно хочу кое-что обсудить с вами. Может, вы поможете мне прояснить дело.
   – С большим удовольствием, – ответил хичи.
   – Были ли вы еще органическим, когда стали одним из главных авторитетов по планете лежебок? Мне интересно. Не можете ли визуально показать нам некоторые материалы о лежебоках?
   – Не помню, – ответил Двойная Связь, улыбаясь. Это улыбка хичи – мышцы начинают извиваться вокруг огромных розовых шаров-глаз. – Но мы связали свои веера с вашей информационной системой, и у меня готовы такие материалы.
   – Я так и думал, – сказал Альберт, имея в виду готовность материалов. – Позвольте мне сначала кое-что показать вам. Находясь на спутнике ЗУБов, мы заглядывали к свиньям вуду. У миссис Броадхед и у меня появилась одна и та же мысль. Помните? – спросил он, глядя на меня.
   – Конечно, – ответил я, потому что Альберт много раз показывал нам свиней, воспроизводил всю их грязь, за исключением запаха. Одна из свиней трудолюбиво выгрызала очередную куклу вуду, а на заднем плане – сама такая маленькая фигурка, отмытая от грязи и слизи. – Эсси сказала, что они интересны. Алисия – что они похожи на кукол, просто игрушки, а потом ты сказала – что ты сказала, Эсси?
   Она ответила:
   – Посетители.
   Сказала отчасти вызывающим голосом, словно ожидала, что с нею будут спорить, отчасти... ну, голос звучал испуганно. Альберт кивнул.
   – Совершенно верно, миссис Броадхед. Посетители. Чужаки для этой планеты. Логичное заключение, поскольку фигурки все одинаковые, изображение очень детализированное, и на планете нет ничего, что могло бы послужить для него моделью.
   – Наверно, просто исчезли, – небрежно заметил я. – Свиньи вуду просто их съели.
   Альберт бросил на меня один из своих отцовских, полных терпимости взглядов.
   – Судя по внешности, было бы вероятнее, если бы они съели свиней дуду. И в сущности я даже подозреваю это, но сейчас клоню не к этому. Поверьте, Робин, эти существа никогда не были туземными обитателями планеты свиней вуду. Мне кажется. Двойная Связь согласен со мной.
   – Это верно, – вежливо отозвался Двойная Связь. – Мы провели обширные палеонтологические исследования. Это не местные существа.
   – Следовательно... – начал Альберт.
   Эсси закончила за него.
   – Следовательно, я была права. Посетители. Существа с другой планеты, которые произвели на свиней вуду такое впечатление, что они до сих пор вырезают их фигуры.
   – Да, – сказал Альберт, кивая, – что-то в этом роде. А теперь. Двойная Связь...
   Но хичи тоже опередил его.
   – Я думаю, теперь вы хотите увидеть существа, нападавшие на лежебок. – Он вежливо подождал, пока Альберт уберет свое изображение, потом заместил его новым. Показался город лежебок. Город подвергался разрушению. Существа размером с огромных голубых китов, но с осьминожьими щупальцами, в которых они держали оружие, систематично уничтожали город.
   – Имитация весьма приблизительная, – виновато сказал Двойная Связь, – но в основных чертах верная. Весьма вероятно отсутствие иных конечностей, помимо щупалец: лежебоки обязательно заметили бы руки или ноги, так как в их собственном организме они есть.
   – А размер? – спросил Альберт.
   – О, да, – ответил Двойная Связь, утвердительно тряся запястьями, – это совершенно определенно. Относительные размеры убийц и лежебок надежно обоснованы.
   – И они гораздо больше свиней вуду, – сказал Альберт.
   – Если предположить, что их куклы представляют существа такого же размера, как они сами, они не могут быть теми же.
   Алисия Ло шевельнулась.
   – Я думала... – Она заколебалась. – Я думала. Враг – единственная другая раса, способная к космическим полетам.
   – Да, – кивнул Альберт.
   Я выжидательно смотрел на него. Но он молчал. Я сказал:
   – Давай, Альберт! Да, единственная, так все считали, кроме тебя, потому что ты всех умнее.
   Он ответил:
   – Я на самом деле не знаю, Робин. Но скажу вам, что думаю. Я думаю, что ни существа, едва не уничтожившие лежебок, ни создания, которых продолжают изображать свиньи вуду, на самом деле не были космическими путешественниками. Я думаю, их привезли туда.
   Двойная Связь сказал:
   – Я тоже так считаю, Альберт. Я считаю, что эти убийцы на самом деле не Убийцы. Сами Убийцы физически не нападали на других, хотя, вероятно, перевозили существа, которые это делали. Поэтому мне больше нравится ваше их название – Враг. Я считаю его более точным, – сказал он, глядя на Альберта.
   Но Альберт не ответил.
 
   Гости не доставляют никаких забот, если их не нужно кормить и менять им постельное белье. К своему удивлению, я обнаружил, что мне нравится присутствие Алисии Ло на корабле, как ни казалась она увлеченной человеком, которого я считал совсем бесполезным. Еще больше удивило меня, что сам Кассата стал почти терпим. Прежде всего, он больше не надевал мундир. Так мне кажется. Большую часть времени я понятия не имел, во что он одет, потому что они с Алисией находились в каком-нибудь своем частном окружении. Но когда мы были вместе, на нем бывало что-нибудь обычное: шорты и рубашка, костюм для сафари с элегантным белым галстуком (На Алисии все время сверкающее вечернее платье с блестками, так что я решил, что это их личный розыгрыш. Впрочем, это тоже слегка удивительно, потому что, видите ли, генерал Кассата из тех людей, кто не способен на личные розыгрыши).
   Но, как мог бы сказать Альберт, термальное равновесие было достигнуто. Потому что Хулио Кассата стал более переносим, а я все больше нервничал, беспокоился... да, был глупым.
   Я пытался скрыть это. Напрасная трата времени: разве можно что-нибудь скрыть от моей дорогой портативной Эсси? Наконец она прижала меня.
   – Хочешь поговорить об этом? – спросила она. Я попытался ответить ей широкой улыбкой. Но вместо этого получилось мрачное пожатие плечами. – Не со мной, черт побори! С Альбертом!
   – А, милая, – возразил я, – о чем поговорить?
   – Не знаю, о чем. Может, Альберт знает. Но ты ведь ничего не потеряешь.
   – Конечно, ничего, – ответил я, намереваясь согласиться... намереваясь также сделать так, чтобы мое согласие было сардоническим. Может, с дерганьем бровью. Но, заметив ее взгляд, я торопливо сказал: – Конечно. Альберт!
   Но когда Альберт появился, я просто сидел и смотрел на него.
   Он терпеливо смотрел на меня в ответ, попыхивая трубкой, ожидая, пока я заговорю. Эсси из вежливости удалилась – мне хотелось думать, что из вежливости, а не от презрения и скуки. Так мы сидели некоторое время, потом мне пришло в голову, что я действительно хочу кое о чем поговорить с Альбертом.
   – Альберт, – сказал я, довольный, что нашел тему для разговора, – на что это похоже?
   – Что именно похоже, Робин?
   – То, где ты был до того, как появился здесь, – сказал я. – Каково это – ну, ты знаешь – растворяться? Когда я велю тебе уйти? Когда ты ничего не делаешь. Когда становишься часть гигабайтного запаса информации. Когда перестаешь существовать, быть... ну... тобою, а становишься пучком кусочков и частей, плавающих в огромном электронном амбаре, становишься строительными блоками для создания чего-то нового.
   Альберт не застонал. Он только посмотрел так, словно ему очень хочется застонать. И сказал, весь пропитанный терпением:
   – Мне кажется, я вам уже говорил, что когда я не запрограммирован быть вашей активной информационной программой, различные биты памяти, которая и есть «Альберт Эйнштейн», используются в общем запасе. Конечно, общий запас памяти на «Истинной любви» гораздо меньше существующей всемирной гигабитной сети, хотя тоже достаточно велик и пригоден для решения множества задач. Об этом вы спрашиваете?
   – Да, Альберт. Так каково это испытывать? Что ты чувствуешь?
   Он вытащил трубку – знак, что он обдумывает мой вопрос.
   – Не знаю, сумею ли объяснить это, Робин.
   – Почему?
   – Потому что вопрос неверно сформулирован. Вы предполагаете существование «меня», способного «чувствовать». Но когда мои части распределены по другим задачам, «меня» не существует. Кстати, и сейчас «меня» тоже нет.
   – Но я тебя вижу, – сказал я.
   – О, Робин, – вздохнул он, – мы ведь уже много раз это обсуждали. Мы просто уклоняемся от той реальной проблемы, которая вас беспокоит. Будь я вашей психоаналитической программой, я бы спросил вас...
   – Но ты не моя психоаналитическая программа, – сказал я, улыбаясь и чувствуя, что улыбка получилась напряженной, – поэтому и не спрашивай. Ты знаешь. Вернемся к тому месту, где я сказал «Но я тебя вижу», и ты расскажешь мне о Ниагарском водопаде.
   Он бросил на меня взгляд, отчасти раздраженный, отчасти озабоченный. Оба эти выражения я понимал очень хорошо. Я знаю, что часто раздражаю Альберта, но знаю также, что он очень беспокоится обо мне. Он сказал:
   – Ну, хорошо, поиграем снова в вашу игру. Вы видите «меня» в том смысле, в каком видите водопад. Если вы посмотрите на Ниагарский водопад сегодня, а потом придете через неделю и снова посмотрите, вы решите, что видите тот же самый водопад. На самом деле ни одного атома прежнего водопада не осталось. Водопад существует только потому, что подчиняется законам гидравлики, поверхностного натяжения и законам Ньютона, и все основано на том факте, что один объем воды расположен выше другого. Я появляюсь перед вами только потому, что таковы правила программы, написанной вашей супругой С.Я.Лавровой-Броадхед. Молекулы воды не Ниагарский водопад. Они только материал, из которого сделан Ниагарский водопад. Байты и биты, которые позволяют мне действовать, когда моя программа активизирована, это не я. Вы поняли это? Но если поняли, то поняли также, что бессмысленно спрашивать, как я себя чувствую, когда я не "я", потому что тогда нет никакого "я", способного чувствовать. А теперь, – сказал он, энергично наклоняясь вперед, – теперь скажите, что вы сами чувствуете и что привело вас к этому разговору, Робин.
   Я обдумал его слова. Его спокойная, с легким акцентом речь действовала успокаивающе, и мне понадобилось время, чтобы вспомнить ответ на его вопрос.
   Но я вспомнил и больше не ощущал спокойствия. Я сказал:
   – Я боюсь.
   Он поджал губы, глядя на меня.
   – Боитесь. Понятно. Робин, вы можете сказать, что вас пугает?
   – Ну, из всех четырех или пяти сотен...
   – Нет, нет, Робин. Самое главное...
   Я сказал:
   – Я ведь тоже только программа.
   – Ага, – сказал он. – Понятно. – Набил трубку, глядя на меня. – Думаю, я понял, – сказал он. – Вы тоже записаны машиной и считаете, что то, что происходит со мной, может произойти и с вами.
   – Или еще хуже.
   – О, Робин, – сказал он, качая головой, – вы слишком о многом беспокоитесь. Вы боитесь, я думаю, что как-нибудь забудетесь и сами отключите себя. Верно? И потом никогда снова не сможете собраться? Но, Робин, этого не может произойти.
   – Я тебе не верю, – сказал я.
   Это его остановило, по крайней мере на время.
   Медленно и методично Альберт снова набил трубку, чиркнул спичкой о подошву, закурил и задумчиво затянулся, не отрывая от меня взгляда. И не отвечал.
   Потом он пожал плечами.
   Альберт никогда не уходит, пока я ему не прикажу, но сейчас выглядел он так, будто хочет уйти.
   – Не уходи, – сказал я.
   – Конечно, Робин, – удивленно ответил он.
   – Поговори со мной еще. Полет долгий, и я, кажется, становлюсь раздражителен.
   – Правда? – спросил он, выгнув брови: Альберт в такие моменты становится похожим на судью. Потом он сказал: – Знаете, Робин, вам совсем не обязательно все время бодрствовать. Может, хотите отключиться на время полета?
   – Нет!
   – Но, Робин, тут не о чем беспокоиться. Когда вы в состоянии готовности к действиям, время просто не ощущается. Спросите у своей жены.
   – Нет! – повторил я. Я даже не хотел обсуждать этот вопрос: состояние готовности очень похоже на другое состояние – состояние смерти. – Нет, просто я хочу немного поговорить. Я думаю... я правда думаю, – сказал я, обдумывая только что пришедшую мысль, – что неплохо бы тебе рассказать мне о девятимерном пространстве.