Полещук Александр
Падает вверх
А. ПОЛЕЩУК
ПАДАЕТ ВВЕРХ
СОДЕРЖАНИЕ
Рисс Банг ведет передачу Неожиданная командировка Падает вверх... Космический лифт Таинственное предупреждение Первая встреча Диспетчер Джигит Полковник Гусар Морж Совет друзей Загадочный диск появляется и исчезает Мальчик и море Личный друг настоящей обезьяны Инстинкт материнства Утром Петух спасает свой хвост Богословский спор Неожиданная находка На пароходе Отрывок, для понимания которого следует знать, что сквау - это женщина, а мокасины несъедобны Димкин дедушка В этом что-то есть... Смерть дедушки Великий Вождь в "букварях" "Священный вампум" одесских делаваров Над Киевом "Батюшки" "Вечный двигатель" будет изобретен мною! Рыцари Ольгинской улицы Пока существует мир! Я принимаю воздушный парад Отлично, но неверно Первая любовь Мы - мушкетеры! Тайное общество "Луч смерти" Письмо Тетя Фрося Игнатьев Тайна цепи Всеобщий поиск Разгадка Об авторе
Вопрос: "Почему же обитатели иных миров
не дадут нам о себе знать?"
Ответ: "Потому что человечество к этому
еще не подготовлено... Когда же распростра
нится просвещение, возвысится культурный
уровень, тогда мы узнаем многое о жителях
других планет. Пока довольно и того, что я
вам сообщаю. Это необходимая предварительная
прививка".
К. Э. Циолковский
РИСС БАНГ ВЕДЕТ ПЕРЕДАЧУ
Высоко над морем взметнулся, будто выплавленный из одного куска, зеленый и сверкающий корпус Лаборатории Межзвездной Связи - застывшая гигантская волна с белой пеной тентов на крыше. с блестящими пузырьками-окнами вдоль верхнего этажа. Там, наверху, располагались эмиссионные камеры, и каждый, кто хоть раз побывал в них, оставлял там часть себя: минута пребывания в камере обходилась в год жизни, двенадцать часов означали смерть... В нижнем этаже корпуса разместилась молекулярно-регистрационная установка, являвшаяся одновременно и библиотекой и электронно-вычислительным центром.
В тот день море было спокойно, и группа сотрудников лаборатории расположилась на отдых у нижних ступеней каменной лестницы, ведущей в корпус.
Напряженный рабочий день был позади, и сейчас не хотелось ни о чем думать, только смотреть на багровое солнце - диск его прочертила далекая темная тучка, а край уже касался смутной полоски, где море смыкалось с небосводом.
- Ана Чари закончил работу, - сказал один из сотрудников лаборатории, кивнув в сторону здания.
- Говорят, он сегодня вел передачу, - заметил другой, вглядываясь в темный силуэт человека, появившегося на верхней площадке лестницы.
- Нет, он только проверял физиологическую контактность нового генератора. После передачи Ана Чари уже не может без посторонней помощи сойти вниз. Возраст дает себя знать...
- Но он моложе многих из нас... - заметил третий, загорелый коренастый крепыш, и, размахнувшись, бросил камешек в море.
- На его счету семь планет, и, кроме того, он работал без гиперзвукового концентратора.
- Я до сих пор не представляю себе, как вообще могла происходить эмиссия, - пожал плечами тот, кто начал разговор. Нет ли в этом случае самоиндукции?
Ана Чари подошел к отдыхающим и присел на песок возле ржавой лапы старого якоря.
- Новый объект, Ана? - спросил кто-то.
- Да, новый, - коротко ответил Ана Чари. - Я и сейчас под впечатлением увиденного...
- Вы сами им займетесь?
- Нет... У меня не хватит сил...
- Значит, кто-нибудь из нас?
- Нет...
- Тогда кто же?
- Рисс Банг.
- Но Рисс Банг ушел от нас.
- Он возвращается сегодня.
- В Институте Истории им были довольны.
- И все-таки он возвращается к нам... Пусть кто-нибудь из вас поднимется на берег. Он уже близко...
Крепыш перестал бросать камни и взбежал по узкой тропке на берег.
- Рисс идет! - закричал он оттуда. - Ребята, Рисс идет...
Рисс подошел к обрыву над морем и крикнул:
- Я вернулся! Слышите там, на берегу?
- Спускайся, Рисс! - ответили ему снизу, а с верхней площадки здания лаборатории, как эхо, прозвучало:
- Рисс Банг вернулся!
Ана Чари медленно поднялся на ноги и устало зашагал вдоль берега, а Рисс Банг быстро разделся и побежал, поднимая брызги, по мелководью.
- Он ничуть не изменился, - сказал крепыш. - А я рад, что он вернулся, и понимаю, почему Ана Чари так ждал его. И я ему завидую...
Солнце уже зашло. Голова Банга скрылась в волнах, только тихий плеск доносился до берега. Вот над корпусом зажглись огни, ярко освещая белоснежные тенты. Кто-то включил приемник, и над морем полились звуки задумчивой песни.
Рисс Банг вышел на берег и засмеялся, увидев поверх якорной лапы чье-то полотенце. Насухо вытер голову, мускулистые руки, быстро оделся.
- Эй, Рисс, - позвал Ана Чари. Он возвращался вдоль берега, но теперь шел быстро: прогулка освежила его. Рисс молча пошел ему навстречу.
- Хорошо, что ты приехал, Рисс... У меня есть для тебя планета.
- Та самая? - спросил Рисс.
- Да.
- Как ты отыскал ее?
- Я провел в камере поиска два часа...
- Она старше нашей планеты?
- Нет, нас разделяет столетие.
- Значит, у них период ракет.
- Только первые шаги.
- И ты хочешь, чтобы я продолжил?
- Нет, начал... Я все равно не смогу довести дело до конца.
- Хорошо, я согласен. Но они очень похожи на нас?
- Не все, конечно, но кое-что поражает. Такое ощущение, что наблюдаешь историю нашей планеты.
- Очертания материков?
- Совершенно сходное.
- Центральное светило далеко от нас?
- По ту сторону ядра, на расстоянии двадцати шести тысяч световых лет от центра Галактики.
- Этого можно было ожидать... Им что-нибудь известно о мерах движения?
- Почти все...
- Это облегчает задачу.
- Пойдем, Рисс.
- Ты хочешь начать сегодня же?
- Когда-нибудь все равно нужно начать. Пусть это будет сегодня.
- Я согласен.
Они поднялись по внешнему эскалатору, прошли в зал, где помещалась молекулярно-регистрационная установка, и Ана Чари достал из шкатулки, спрятанной в стене, какой-то блестящий предмет.
Рисс Банг взял этот предмет у него из рук и удивленно спросил:
- Что это? Какая-то цепь? Ах, вот в чем дело... Ты закодировал принцип компенсации сил тяготения в среднем звене... Не сложно ли?
- Проще нельзя. Рисс.
- Шесть птичьих крыльев в замкнутом объеме - так читается этот шифр?
- Да.
- Но почему не четыре?
- У них развита трехфазная система токов.
- Так ты хочешь использовать аналогию?
- Да.
- Сейчас свободны все камеры, Ана Чари, я согласен начать.
Камера межзвездной эмиссии представляла собой небольшую комнату, с потолка которой спускался изогнутый стержень. Рисс Банг сел в кресло посередине комнаты, и его затылок лег на вогнутую площадку, которой оканчивался стержень. Ана Чари придвинул к нему легкую полочку и положил на нее цепь.
- Можешь начинать, - сказал он. - Система отрегулирована, если только планета не выйдет из гравитационного фокуса прибора.
- Хорошо, Ана, сейчас отойди в сторону. Я хочу сосредоточиться...
Рисс Банг замер в кресле. Его левая рука медленно заскользила по подлокотнику кресла, нащупала рычаг включения аппарата, остановилась.
- Я начинаю, - сказал он и повернул рычаг. В камере ничего не изменилось, только вниз по стержню поползли светящиеся синие пятна, но Ана Чари знал: гигантская энергия вливается в мозг Рисса, мысль его сейчас остра, как лезвие меча; мир, окружавший его, исчез. Где-то в просторах Галактики блуждает "фокус" прибора - незримый шар, отразивший волю Банга. В ином мире появится "вещь"-образ, и мозг мыслящего существа, попавший в этот "фокус", примет информацию, которую пожелает передать Банг, и она будет передана людям того далекого мира...
- Я вижу море, - сказал вдруг Банг, - очень ясно вижу, оно совсем как наше. Над ним сейчас утро.
- Чьими глазами ты видишь? - спросил Ана Чари.
- Информация очень бедна... Это ребенок. Он купается в море. Но рядом, рядом еще один мальчик... Как ясно видно! Еще один человек на берегу, совсем седой...
- Ты выбираешь мальчика?
- Да... Он любознателен... Ана Чари, там большие помехи, на этой планете обилие льющихся вод...
- Как и на нашей... - заметил Ана Чари.
- Я начинаю эмиссию...
Левой рукой Рисс Банг взял с полочки цепь и, держа ее перед глазами, всем корпусом откинулся назад. Теперь по стержню побежали синие искры, и где-то наверху стал постепенно нарастать гул работающих генераторов. Незримые нити образной связи пересекли просторы Галактики Млечного Пути.
Рисс Банг вздрогнул и выронил цепь. Звон металла наполнил камеру, и Рисс Банг повернул рукоять, выключая прибор.
- Неужели, он воспринял полный квал? - спросил Ана Чари.
Искры больше не бежали по стержню, и сразу же оборвался гул наверху.
- Да, принял, - ответил после паузы Рисс Банг. - Полный квал...
- Что за мальчик?
- Еще не могу ответить... Чувствую смутно, что попадание совсем неплохое.
- Как называет он свою планету?
- Земля... Планета Земля... Пройдут годы, прежде чем передача проявится... Там многое еще не готово, не созрело... Хватит ли моей жизни?
- Что ж, передашь планету другому, - сказал Ана Чари. - С этой планетой стоит поработать. Во всей Галактике нет никого нам ближе, внутренне ближе. Ты это почувствовал?
- Я это знаю...
Ана Чари открыл стенной шкаф, донесся звон стекла.
- Рисс Банг, - сказал Ана Чари, подходя к креслу, - за твой успех!
Он протянул ему бокал с вином, а Рисс Банг медленно поднялся и, принимая бокал, сказал:
- За планету Земля... Нашу сестру во вселенной...
Рисс Банг залпом осушил бокал и протянул его Ана Чари.
- Что ты так смотришь на меня? - спросил он. Ана Чари не ответил. Чувство щемящей тоски охватило его: лицо Банга прорезали темные и глубокие морщины. Это была цена эмиссии...
НЕОЖИДАННАЯ КОМАНДИРОВКА
Каждый год в последних числах сентября областной военкомат отзывал Платона Григорьевича для участия в призывных или отборочных комиссиях. Поэтому он и. не удивился, услышав в трубке знакомый голос военкома.
- Так когда приступать, товарищ военком? - спросил Платон Григорьевич.
- Вас просят сегодня же позвонить вот по этому телефону... - ответил собеседник.
Платон Григорьевич записал номер телефона и задумался. Он мысленно перебрал всех сотрудников. Кого оставить? "Радовский лучше разбирается, но много пропустил; да и сейчас не крепок... Уткин, пожалуй, справится, если не выкинет какуюнибудь рискованную штуку..."
Вновь зазвонил телефон. Платон Григорьевич поднял трубку и машинально сказал в нее:
- Уткин, стало быть...
- И мы так считаем, - ответил кто-то и засмеялся. - Беда с психиатрами. И все они знают...
- Кто это? Кто говорит? - спросил Платон Григорьевич.
- Говорят из дирекции. - Платон Григорьевич узнал голос заместителя директора по научной части. - Так мы тут сидели и обсуждали, кого временно назначить вместо вас, и пришли к заключению, что лучше всего подойдет Уткин, если, конечно, вы не возражаете.
- Не понимаю, вам уже, выходит, известно, что меня отзывает военком?
- Да, вчера обсуждалась ваша кандидатура. Так желаю вам счастливого пути. Ни о чем не беспокойтесь, я сам проконтролирую работу вашей лаборатории. Итак, счастливого пути.
Платон Григорьевич забеспокоился: "Счастливого пути? Но куда?"
Платон Григорьевич выглянул из окна и увидел служителя вивария. Тот шел по асфальтированной аллейке, толкая перед собой тележку, уставленную ведрами с пищей. Все было как обычно, и все-таки Платон Григорьевич уловил какую-то небольшую, но тревожную несообразность. Всегда он сам ставил дирекцию института в известность о своем откомандировании, он сам решал, кого следует оставить на время его отсутствия, да и тон, которым говорил с ним заместитель директора, был необычно мягок, особенно если учесть последнюю перепалку на ученом совете...
Платон Григорьевич набрал номер телефона, который ему дал военком, и назвал себя.
- Очень хорошо, Платон Григорьевич, что вы позвонили, ответил ему тотчас незнакомый голос. - Вам надлежит выехать на один объект недельки на две, на три. Вы как, Платон Григорьевич, сами-то хорошо переносите перелеты? Или других проверять легче?
- Прошу прощения, но я считаюсь мобилизованным? - спросил Платон Григорьевич.
- Так точно, мобилизованным... Соберите вещички - самое необходимое. Вечером в восемь за вами зайдут. - Платон Григорьевич услышал, как на другом конце провода его собеседник чиркнул спичкой. - Ну, у меня все. Желаю счастливого пути.
Совещание сотрудников лаборатории, проверка состояния работ, десятки требований на поставку оборудования, заказы мастерским, которые нужно было внимательно просмотреть, ознакомление с новым экспериментальным материалом - все это до предела утомило Платона Григорьевича. К концу рабочего дня он уже не без удовольствия думал о предстоящей длительной командировке.
Ровно в восемь, когда все вещи были уже собраны и Платон Григорьевич прилег на несколько минут отдохнуть, в прихожей раздался звонок. Платон Григорьевич распахнул дверь и обрадованно воскликнул:
- Василий Тимофеевич, вот не ждал! Заходи, заходи... А мы тебя как раз сегодня вспоминали с женой. Давненько не был.
Вошедший обнял Платона Григорьевича.
- И я рад тебя видеть, Платон Григорьевич, очень рад.
- Ты, говорят, уже генерал? - спросил Платон Григорьевич, когда они прошли в кабинет. - Поздравляю. От души поздравляю.
Василий Тимофеевич немного смущенно пожал плечами и сказал закуривая:
- Да оно как-то случайно вышло, Платон Григорьевич.
Платон Григорьевич рассмеялся.
- Нет, не случайно, Василий Тимофеевич. Ты ведь был ведущим хирургом фронтового госпиталя, а это такой опыт... что пойди поищи... А знаешь, Василий Тимофеевич, ты меня удачно застал. Я ведь сегодня уезжаю.
- А куда уезжаешь? - спросил Василий Тимофеевич.
- И сам не знаю, какая-то командировка по просьбе военных. Вероятно, какая-нибудь отборочная комиссия.
- Нет, не комиссия, - сказал неожиданно Василий Тимофеевич.
- Так это ты меня сосватал?!
- Было такое дело, Платон Григорьевич.
- Ну конечно же, ровно в восемь ко мне должен был прийти какой-то товарищ. Как я не догадался?
- Вот что, Платон Григорьевич, - сказал Василий Тимофеевич, доставая из бокового кармана какой-то пакет и протягивая его собеседнику. - Вот возьми. Тут подробная инструкция для тебя. Ознакомишься с ней сейчас же, дома, и вернешь мне. Понял? Отчет напишешь, когда вернешься, еще раз все продумаешь и напишешь. Дело неясное и очень нелегкое. Тебе придется посетить ряд важных объектов. О том, что ты психиатр, никто не должен знать. Мы посылаем тебя как представителя авиационной медицины для проверки некоторых новых положений. Поступили докладные, просят смягчить требования к физической подготовке пилотов космических кораблей. Какие-то технические предпосылки есть для этого - сам знаешь, сколько сейчас внедрено новинок, - но управление медицинской службы может и должно интересоваться всем, что связано с жизнедеятельностью человеческого организма в космосе.
- Ты сказал, Василий Тимофеевич, что это только предлог?
- Да, это только предлог... Главная часть задания заключается в другом. К нам поступили сведения, что среди летного состава бродят неясные слухи о каких-то таинственных встречах в космосе. Официально поданных рапортов нет, но слухи очень упорные...
- Нечто вроде массового психоневроза? - спросил Платон Григорьевич.
- Это уж тебе решать. Но нужно проявить в этом вопросе и осторожность и тактичность. Если мы направим тебя с прямым указанием выяснить, кто и когда наблюдал странные явления в космическом пространстве, то боюсь, люди поведут себя более замкнуто, побоятся отстранения от полетов, да мало ли что... С другой стороны, не исключена возможность, что действительно кое-что наблюдается. А это, в свою очередь, ломает всю программу работ. Если же, что скорее всего, мы имеем дело с самовнушением, то тебе следует провести разъяснительную работу, а для нас ты дашь рекомендации по психотерапии лиц, склонйых к подобному самовнушению. Это не просто, но тебе, Платон Григорьевич, вполне по плечу.
- Но почему выбор пал на меня? Мы только приступили к очень ответственной плановой работе...
- Мы отрываем тебя только на время, - перебил его Василий Тимофеевич. - У нас нет никаких оснований считать тех, к кому ты поедешь, людьми несерьезными. Это один из сильнейших отрядов исследователей космоса. Но не исключена возможность, что длительное пребывание вдали от планеты может выявить некоторый объективно существующий комплекс нервных расстройств. И в этом деле мало быть просто хорошим специалистом. Здесь нужен большой жизненный опыт, умение работать с людьми, обязательное знакомство с авиационной медициной... Пожалуй, кроме тебя, некому этим заняться.
Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.
- Дружба дружбой, а служба службой, - сказал Василий Тимофеевич. - Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.
- Когда вылет? А, вижу, в половине первого...
- Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.
ПАДАЕТ ВВЕРХ...
- У вас служебный рейс, - сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. - Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.
Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.
- Вы тоже служебным летите? - спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.
- Да, служебным, - коротко ответил Платон Григорьевич.
- А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.
- У моря были? - спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.
- В первый раз товарищ к нам, - сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.
- Ну почему же, я по загару сужу, - сказал он. - Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.
- Загар-то уже сошел, - сказал сидящий рядом летчик. - У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.
- Лучше, чем в Сочи, - добавил кто-то.
- А купанья какие! - не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.
- В море Лаптевых... - усмехнулся тот, что сидел с краю.
Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:
- Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.
- Что, разоблачили вас, товарищ военврач? - спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.
- Нас ждут, - сказал он, возвращаясь.
И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
- Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, - далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, - отменяются...
Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
- На нас не распространяется... Матч состоится при любой погоде...
Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
- Не споткнитесь! - предупредил рослый пилот. - Там посередине рельсы.
Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
- Добрый вечер, граждане пассажиры! - громко сказал он. Позвольте провести перекличку.
- Не позволим, - сказал кто-то. - Это дело стюардессы.
- Чего нет, того нет, - нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих "пассажиров".
- Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, - обратился к остальным рослый пилот. - Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
- У меня античное лицо, - строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
- Античное? - переспросил кто-тo. - Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
- А вы, товарищ военврач? - обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. - Давайте я помогу вам.
- Нет, нет, я сам, - Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.
- Так дело не пойдет, - сказал ему сосед. - А ну-ка, дайте мне. - Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. - Шуток нет меж нами, строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.
- Внимание! - донесся голос командира корабля. - Приготовились! Рельсы свободны?
Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:
- Свободны.
И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от .хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.
- Подъем! - сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.
- Пошел... - тихо сказал сосед Платона Григорьевича.
- Воздух... - подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. Хорошо...
Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. "Профессия и связанные с нею внешние признаки чем не тема для психолога, - подумал он. - Но тут что-то другое, что-то другое".
- Закрыть окна, - последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.
- Возьмите его на себя, - сказал летчик. - Вот так.
Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.
- Вы не скажете, зачем это? - осведомился Платон Григорьевич.
- Сейчас увидите, - ответил пилот, не отрывая глаз от окна.
И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.
- Вот оно, солнце! - воскликнул сосед Платона Григорьевича. - Смотрите!
Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.
Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.
- Откуда же солнце? - спросил он. - Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу...
- На вершине гор - день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.
- Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?
- Вон, над дверью высотомер, - сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого-то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.
- Неужели шестьдесят километров? - спросил Платон Григорьевич.
- Самая распространенная ошибка, - вмешался в разговор рослый пилот, сидевший сзади, - самая распространенная ошибка среди школьников - ошибка на нуль. Даже сам Ньютон, говорят, однажды на нуль ошибся.
- А между тем, - сказал сосед Платона Григорьевича, - котенок, увеличенный в десять раз, больше тигра.
- Уссурийского, - добавил рослый пилот.
- На нуль? Ну, не шестьсот же километров? - возразил Платон Григорьевич. Ему никто не ответил.
- Начинаю маневр, - раздался голос в динамике. - Проверить ремни.
- Держитесь, товарищ военврач, - сказал сосед, и Платон Григорьевич, копируя его движения, вытянул вперед ноги, уперся в пол, ступни ног нащупали каучуковый валик.
За окном узким длинным конусом вспыхнула огненная струя. Диск солнца метнулся куда-то вверх и пропал из виду, и вслед за тем Платон Григорьевич ощутил какую-то необыкновенную легкость во всем теле.
- Это невесомость? - спросил он.
- Нет, не полная, - ответил сосед и, повернувшись к рослому пилоту, спросил: - Тормозное ускорение по последней инструкции не помнишь ли какое?
- Три четверти "же", - ответил рослый пилот. - Все страхуют нашего брата.
Прошло минут двадцать, в динамике раздался шорох, и голос командира корабля сказал с какой-то ленцой:
- Окна открыть.
Первое, что увидел Платон Григорьевич, было синее небо вверху и мутная, в пелене облаков, еще покрытая утренними сумерками земля. Земля была над головой, хотя Платон Григорьевич ясно, всем своим существом ощущал, что сила веса прижимает его к сиденью.
ПАДАЕТ ВВЕРХ
СОДЕРЖАНИЕ
Рисс Банг ведет передачу Неожиданная командировка Падает вверх... Космический лифт Таинственное предупреждение Первая встреча Диспетчер Джигит Полковник Гусар Морж Совет друзей Загадочный диск появляется и исчезает Мальчик и море Личный друг настоящей обезьяны Инстинкт материнства Утром Петух спасает свой хвост Богословский спор Неожиданная находка На пароходе Отрывок, для понимания которого следует знать, что сквау - это женщина, а мокасины несъедобны Димкин дедушка В этом что-то есть... Смерть дедушки Великий Вождь в "букварях" "Священный вампум" одесских делаваров Над Киевом "Батюшки" "Вечный двигатель" будет изобретен мною! Рыцари Ольгинской улицы Пока существует мир! Я принимаю воздушный парад Отлично, но неверно Первая любовь Мы - мушкетеры! Тайное общество "Луч смерти" Письмо Тетя Фрося Игнатьев Тайна цепи Всеобщий поиск Разгадка Об авторе
Вопрос: "Почему же обитатели иных миров
не дадут нам о себе знать?"
Ответ: "Потому что человечество к этому
еще не подготовлено... Когда же распростра
нится просвещение, возвысится культурный
уровень, тогда мы узнаем многое о жителях
других планет. Пока довольно и того, что я
вам сообщаю. Это необходимая предварительная
прививка".
К. Э. Циолковский
РИСС БАНГ ВЕДЕТ ПЕРЕДАЧУ
Высоко над морем взметнулся, будто выплавленный из одного куска, зеленый и сверкающий корпус Лаборатории Межзвездной Связи - застывшая гигантская волна с белой пеной тентов на крыше. с блестящими пузырьками-окнами вдоль верхнего этажа. Там, наверху, располагались эмиссионные камеры, и каждый, кто хоть раз побывал в них, оставлял там часть себя: минута пребывания в камере обходилась в год жизни, двенадцать часов означали смерть... В нижнем этаже корпуса разместилась молекулярно-регистрационная установка, являвшаяся одновременно и библиотекой и электронно-вычислительным центром.
В тот день море было спокойно, и группа сотрудников лаборатории расположилась на отдых у нижних ступеней каменной лестницы, ведущей в корпус.
Напряженный рабочий день был позади, и сейчас не хотелось ни о чем думать, только смотреть на багровое солнце - диск его прочертила далекая темная тучка, а край уже касался смутной полоски, где море смыкалось с небосводом.
- Ана Чари закончил работу, - сказал один из сотрудников лаборатории, кивнув в сторону здания.
- Говорят, он сегодня вел передачу, - заметил другой, вглядываясь в темный силуэт человека, появившегося на верхней площадке лестницы.
- Нет, он только проверял физиологическую контактность нового генератора. После передачи Ана Чари уже не может без посторонней помощи сойти вниз. Возраст дает себя знать...
- Но он моложе многих из нас... - заметил третий, загорелый коренастый крепыш, и, размахнувшись, бросил камешек в море.
- На его счету семь планет, и, кроме того, он работал без гиперзвукового концентратора.
- Я до сих пор не представляю себе, как вообще могла происходить эмиссия, - пожал плечами тот, кто начал разговор. Нет ли в этом случае самоиндукции?
Ана Чари подошел к отдыхающим и присел на песок возле ржавой лапы старого якоря.
- Новый объект, Ана? - спросил кто-то.
- Да, новый, - коротко ответил Ана Чари. - Я и сейчас под впечатлением увиденного...
- Вы сами им займетесь?
- Нет... У меня не хватит сил...
- Значит, кто-нибудь из нас?
- Нет...
- Тогда кто же?
- Рисс Банг.
- Но Рисс Банг ушел от нас.
- Он возвращается сегодня.
- В Институте Истории им были довольны.
- И все-таки он возвращается к нам... Пусть кто-нибудь из вас поднимется на берег. Он уже близко...
Крепыш перестал бросать камни и взбежал по узкой тропке на берег.
- Рисс идет! - закричал он оттуда. - Ребята, Рисс идет...
Рисс подошел к обрыву над морем и крикнул:
- Я вернулся! Слышите там, на берегу?
- Спускайся, Рисс! - ответили ему снизу, а с верхней площадки здания лаборатории, как эхо, прозвучало:
- Рисс Банг вернулся!
Ана Чари медленно поднялся на ноги и устало зашагал вдоль берега, а Рисс Банг быстро разделся и побежал, поднимая брызги, по мелководью.
- Он ничуть не изменился, - сказал крепыш. - А я рад, что он вернулся, и понимаю, почему Ана Чари так ждал его. И я ему завидую...
Солнце уже зашло. Голова Банга скрылась в волнах, только тихий плеск доносился до берега. Вот над корпусом зажглись огни, ярко освещая белоснежные тенты. Кто-то включил приемник, и над морем полились звуки задумчивой песни.
Рисс Банг вышел на берег и засмеялся, увидев поверх якорной лапы чье-то полотенце. Насухо вытер голову, мускулистые руки, быстро оделся.
- Эй, Рисс, - позвал Ана Чари. Он возвращался вдоль берега, но теперь шел быстро: прогулка освежила его. Рисс молча пошел ему навстречу.
- Хорошо, что ты приехал, Рисс... У меня есть для тебя планета.
- Та самая? - спросил Рисс.
- Да.
- Как ты отыскал ее?
- Я провел в камере поиска два часа...
- Она старше нашей планеты?
- Нет, нас разделяет столетие.
- Значит, у них период ракет.
- Только первые шаги.
- И ты хочешь, чтобы я продолжил?
- Нет, начал... Я все равно не смогу довести дело до конца.
- Хорошо, я согласен. Но они очень похожи на нас?
- Не все, конечно, но кое-что поражает. Такое ощущение, что наблюдаешь историю нашей планеты.
- Очертания материков?
- Совершенно сходное.
- Центральное светило далеко от нас?
- По ту сторону ядра, на расстоянии двадцати шести тысяч световых лет от центра Галактики.
- Этого можно было ожидать... Им что-нибудь известно о мерах движения?
- Почти все...
- Это облегчает задачу.
- Пойдем, Рисс.
- Ты хочешь начать сегодня же?
- Когда-нибудь все равно нужно начать. Пусть это будет сегодня.
- Я согласен.
Они поднялись по внешнему эскалатору, прошли в зал, где помещалась молекулярно-регистрационная установка, и Ана Чари достал из шкатулки, спрятанной в стене, какой-то блестящий предмет.
Рисс Банг взял этот предмет у него из рук и удивленно спросил:
- Что это? Какая-то цепь? Ах, вот в чем дело... Ты закодировал принцип компенсации сил тяготения в среднем звене... Не сложно ли?
- Проще нельзя. Рисс.
- Шесть птичьих крыльев в замкнутом объеме - так читается этот шифр?
- Да.
- Но почему не четыре?
- У них развита трехфазная система токов.
- Так ты хочешь использовать аналогию?
- Да.
- Сейчас свободны все камеры, Ана Чари, я согласен начать.
Камера межзвездной эмиссии представляла собой небольшую комнату, с потолка которой спускался изогнутый стержень. Рисс Банг сел в кресло посередине комнаты, и его затылок лег на вогнутую площадку, которой оканчивался стержень. Ана Чари придвинул к нему легкую полочку и положил на нее цепь.
- Можешь начинать, - сказал он. - Система отрегулирована, если только планета не выйдет из гравитационного фокуса прибора.
- Хорошо, Ана, сейчас отойди в сторону. Я хочу сосредоточиться...
Рисс Банг замер в кресле. Его левая рука медленно заскользила по подлокотнику кресла, нащупала рычаг включения аппарата, остановилась.
- Я начинаю, - сказал он и повернул рычаг. В камере ничего не изменилось, только вниз по стержню поползли светящиеся синие пятна, но Ана Чари знал: гигантская энергия вливается в мозг Рисса, мысль его сейчас остра, как лезвие меча; мир, окружавший его, исчез. Где-то в просторах Галактики блуждает "фокус" прибора - незримый шар, отразивший волю Банга. В ином мире появится "вещь"-образ, и мозг мыслящего существа, попавший в этот "фокус", примет информацию, которую пожелает передать Банг, и она будет передана людям того далекого мира...
- Я вижу море, - сказал вдруг Банг, - очень ясно вижу, оно совсем как наше. Над ним сейчас утро.
- Чьими глазами ты видишь? - спросил Ана Чари.
- Информация очень бедна... Это ребенок. Он купается в море. Но рядом, рядом еще один мальчик... Как ясно видно! Еще один человек на берегу, совсем седой...
- Ты выбираешь мальчика?
- Да... Он любознателен... Ана Чари, там большие помехи, на этой планете обилие льющихся вод...
- Как и на нашей... - заметил Ана Чари.
- Я начинаю эмиссию...
Левой рукой Рисс Банг взял с полочки цепь и, держа ее перед глазами, всем корпусом откинулся назад. Теперь по стержню побежали синие искры, и где-то наверху стал постепенно нарастать гул работающих генераторов. Незримые нити образной связи пересекли просторы Галактики Млечного Пути.
Рисс Банг вздрогнул и выронил цепь. Звон металла наполнил камеру, и Рисс Банг повернул рукоять, выключая прибор.
- Неужели, он воспринял полный квал? - спросил Ана Чари.
Искры больше не бежали по стержню, и сразу же оборвался гул наверху.
- Да, принял, - ответил после паузы Рисс Банг. - Полный квал...
- Что за мальчик?
- Еще не могу ответить... Чувствую смутно, что попадание совсем неплохое.
- Как называет он свою планету?
- Земля... Планета Земля... Пройдут годы, прежде чем передача проявится... Там многое еще не готово, не созрело... Хватит ли моей жизни?
- Что ж, передашь планету другому, - сказал Ана Чари. - С этой планетой стоит поработать. Во всей Галактике нет никого нам ближе, внутренне ближе. Ты это почувствовал?
- Я это знаю...
Ана Чари открыл стенной шкаф, донесся звон стекла.
- Рисс Банг, - сказал Ана Чари, подходя к креслу, - за твой успех!
Он протянул ему бокал с вином, а Рисс Банг медленно поднялся и, принимая бокал, сказал:
- За планету Земля... Нашу сестру во вселенной...
Рисс Банг залпом осушил бокал и протянул его Ана Чари.
- Что ты так смотришь на меня? - спросил он. Ана Чари не ответил. Чувство щемящей тоски охватило его: лицо Банга прорезали темные и глубокие морщины. Это была цена эмиссии...
НЕОЖИДАННАЯ КОМАНДИРОВКА
Каждый год в последних числах сентября областной военкомат отзывал Платона Григорьевича для участия в призывных или отборочных комиссиях. Поэтому он и. не удивился, услышав в трубке знакомый голос военкома.
- Так когда приступать, товарищ военком? - спросил Платон Григорьевич.
- Вас просят сегодня же позвонить вот по этому телефону... - ответил собеседник.
Платон Григорьевич записал номер телефона и задумался. Он мысленно перебрал всех сотрудников. Кого оставить? "Радовский лучше разбирается, но много пропустил; да и сейчас не крепок... Уткин, пожалуй, справится, если не выкинет какуюнибудь рискованную штуку..."
Вновь зазвонил телефон. Платон Григорьевич поднял трубку и машинально сказал в нее:
- Уткин, стало быть...
- И мы так считаем, - ответил кто-то и засмеялся. - Беда с психиатрами. И все они знают...
- Кто это? Кто говорит? - спросил Платон Григорьевич.
- Говорят из дирекции. - Платон Григорьевич узнал голос заместителя директора по научной части. - Так мы тут сидели и обсуждали, кого временно назначить вместо вас, и пришли к заключению, что лучше всего подойдет Уткин, если, конечно, вы не возражаете.
- Не понимаю, вам уже, выходит, известно, что меня отзывает военком?
- Да, вчера обсуждалась ваша кандидатура. Так желаю вам счастливого пути. Ни о чем не беспокойтесь, я сам проконтролирую работу вашей лаборатории. Итак, счастливого пути.
Платон Григорьевич забеспокоился: "Счастливого пути? Но куда?"
Платон Григорьевич выглянул из окна и увидел служителя вивария. Тот шел по асфальтированной аллейке, толкая перед собой тележку, уставленную ведрами с пищей. Все было как обычно, и все-таки Платон Григорьевич уловил какую-то небольшую, но тревожную несообразность. Всегда он сам ставил дирекцию института в известность о своем откомандировании, он сам решал, кого следует оставить на время его отсутствия, да и тон, которым говорил с ним заместитель директора, был необычно мягок, особенно если учесть последнюю перепалку на ученом совете...
Платон Григорьевич набрал номер телефона, который ему дал военком, и назвал себя.
- Очень хорошо, Платон Григорьевич, что вы позвонили, ответил ему тотчас незнакомый голос. - Вам надлежит выехать на один объект недельки на две, на три. Вы как, Платон Григорьевич, сами-то хорошо переносите перелеты? Или других проверять легче?
- Прошу прощения, но я считаюсь мобилизованным? - спросил Платон Григорьевич.
- Так точно, мобилизованным... Соберите вещички - самое необходимое. Вечером в восемь за вами зайдут. - Платон Григорьевич услышал, как на другом конце провода его собеседник чиркнул спичкой. - Ну, у меня все. Желаю счастливого пути.
Совещание сотрудников лаборатории, проверка состояния работ, десятки требований на поставку оборудования, заказы мастерским, которые нужно было внимательно просмотреть, ознакомление с новым экспериментальным материалом - все это до предела утомило Платона Григорьевича. К концу рабочего дня он уже не без удовольствия думал о предстоящей длительной командировке.
Ровно в восемь, когда все вещи были уже собраны и Платон Григорьевич прилег на несколько минут отдохнуть, в прихожей раздался звонок. Платон Григорьевич распахнул дверь и обрадованно воскликнул:
- Василий Тимофеевич, вот не ждал! Заходи, заходи... А мы тебя как раз сегодня вспоминали с женой. Давненько не был.
Вошедший обнял Платона Григорьевича.
- И я рад тебя видеть, Платон Григорьевич, очень рад.
- Ты, говорят, уже генерал? - спросил Платон Григорьевич, когда они прошли в кабинет. - Поздравляю. От души поздравляю.
Василий Тимофеевич немного смущенно пожал плечами и сказал закуривая:
- Да оно как-то случайно вышло, Платон Григорьевич.
Платон Григорьевич рассмеялся.
- Нет, не случайно, Василий Тимофеевич. Ты ведь был ведущим хирургом фронтового госпиталя, а это такой опыт... что пойди поищи... А знаешь, Василий Тимофеевич, ты меня удачно застал. Я ведь сегодня уезжаю.
- А куда уезжаешь? - спросил Василий Тимофеевич.
- И сам не знаю, какая-то командировка по просьбе военных. Вероятно, какая-нибудь отборочная комиссия.
- Нет, не комиссия, - сказал неожиданно Василий Тимофеевич.
- Так это ты меня сосватал?!
- Было такое дело, Платон Григорьевич.
- Ну конечно же, ровно в восемь ко мне должен был прийти какой-то товарищ. Как я не догадался?
- Вот что, Платон Григорьевич, - сказал Василий Тимофеевич, доставая из бокового кармана какой-то пакет и протягивая его собеседнику. - Вот возьми. Тут подробная инструкция для тебя. Ознакомишься с ней сейчас же, дома, и вернешь мне. Понял? Отчет напишешь, когда вернешься, еще раз все продумаешь и напишешь. Дело неясное и очень нелегкое. Тебе придется посетить ряд важных объектов. О том, что ты психиатр, никто не должен знать. Мы посылаем тебя как представителя авиационной медицины для проверки некоторых новых положений. Поступили докладные, просят смягчить требования к физической подготовке пилотов космических кораблей. Какие-то технические предпосылки есть для этого - сам знаешь, сколько сейчас внедрено новинок, - но управление медицинской службы может и должно интересоваться всем, что связано с жизнедеятельностью человеческого организма в космосе.
- Ты сказал, Василий Тимофеевич, что это только предлог?
- Да, это только предлог... Главная часть задания заключается в другом. К нам поступили сведения, что среди летного состава бродят неясные слухи о каких-то таинственных встречах в космосе. Официально поданных рапортов нет, но слухи очень упорные...
- Нечто вроде массового психоневроза? - спросил Платон Григорьевич.
- Это уж тебе решать. Но нужно проявить в этом вопросе и осторожность и тактичность. Если мы направим тебя с прямым указанием выяснить, кто и когда наблюдал странные явления в космическом пространстве, то боюсь, люди поведут себя более замкнуто, побоятся отстранения от полетов, да мало ли что... С другой стороны, не исключена возможность, что действительно кое-что наблюдается. А это, в свою очередь, ломает всю программу работ. Если же, что скорее всего, мы имеем дело с самовнушением, то тебе следует провести разъяснительную работу, а для нас ты дашь рекомендации по психотерапии лиц, склонйых к подобному самовнушению. Это не просто, но тебе, Платон Григорьевич, вполне по плечу.
- Но почему выбор пал на меня? Мы только приступили к очень ответственной плановой работе...
- Мы отрываем тебя только на время, - перебил его Василий Тимофеевич. - У нас нет никаких оснований считать тех, к кому ты поедешь, людьми несерьезными. Это один из сильнейших отрядов исследователей космоса. Но не исключена возможность, что длительное пребывание вдали от планеты может выявить некоторый объективно существующий комплекс нервных расстройств. И в этом деле мало быть просто хорошим специалистом. Здесь нужен большой жизненный опыт, умение работать с людьми, обязательное знакомство с авиационной медициной... Пожалуй, кроме тебя, некому этим заняться.
Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.
- Дружба дружбой, а служба службой, - сказал Василий Тимофеевич. - Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.
- Когда вылет? А, вижу, в половине первого...
- Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.
ПАДАЕТ ВВЕРХ...
- У вас служебный рейс, - сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. - Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.
Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.
- Вы тоже служебным летите? - спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.
- Да, служебным, - коротко ответил Платон Григорьевич.
- А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.
- У моря были? - спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.
- В первый раз товарищ к нам, - сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.
- Ну почему же, я по загару сужу, - сказал он. - Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.
- Загар-то уже сошел, - сказал сидящий рядом летчик. - У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.
- Лучше, чем в Сочи, - добавил кто-то.
- А купанья какие! - не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.
- В море Лаптевых... - усмехнулся тот, что сидел с краю.
Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:
- Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.
- Что, разоблачили вас, товарищ военврач? - спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.
- Нас ждут, - сказал он, возвращаясь.
И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
- Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, - далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, - отменяются...
Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
- На нас не распространяется... Матч состоится при любой погоде...
Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
- Не споткнитесь! - предупредил рослый пилот. - Там посередине рельсы.
Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
- Добрый вечер, граждане пассажиры! - громко сказал он. Позвольте провести перекличку.
- Не позволим, - сказал кто-то. - Это дело стюардессы.
- Чего нет, того нет, - нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих "пассажиров".
- Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, - обратился к остальным рослый пилот. - Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
- У меня античное лицо, - строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
- Античное? - переспросил кто-тo. - Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
- А вы, товарищ военврач? - обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. - Давайте я помогу вам.
- Нет, нет, я сам, - Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.
- Так дело не пойдет, - сказал ему сосед. - А ну-ка, дайте мне. - Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. - Шуток нет меж нами, строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.
- Внимание! - донесся голос командира корабля. - Приготовились! Рельсы свободны?
Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:
- Свободны.
И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от .хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.
- Подъем! - сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.
- Пошел... - тихо сказал сосед Платона Григорьевича.
- Воздух... - подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. Хорошо...
Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. "Профессия и связанные с нею внешние признаки чем не тема для психолога, - подумал он. - Но тут что-то другое, что-то другое".
- Закрыть окна, - последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.
- Возьмите его на себя, - сказал летчик. - Вот так.
Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.
- Вы не скажете, зачем это? - осведомился Платон Григорьевич.
- Сейчас увидите, - ответил пилот, не отрывая глаз от окна.
И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.
- Вот оно, солнце! - воскликнул сосед Платона Григорьевича. - Смотрите!
Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.
Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.
- Откуда же солнце? - спросил он. - Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу...
- На вершине гор - день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.
- Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?
- Вон, над дверью высотомер, - сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого-то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.
- Неужели шестьдесят километров? - спросил Платон Григорьевич.
- Самая распространенная ошибка, - вмешался в разговор рослый пилот, сидевший сзади, - самая распространенная ошибка среди школьников - ошибка на нуль. Даже сам Ньютон, говорят, однажды на нуль ошибся.
- А между тем, - сказал сосед Платона Григорьевича, - котенок, увеличенный в десять раз, больше тигра.
- Уссурийского, - добавил рослый пилот.
- На нуль? Ну, не шестьсот же километров? - возразил Платон Григорьевич. Ему никто не ответил.
- Начинаю маневр, - раздался голос в динамике. - Проверить ремни.
- Держитесь, товарищ военврач, - сказал сосед, и Платон Григорьевич, копируя его движения, вытянул вперед ноги, уперся в пол, ступни ног нащупали каучуковый валик.
За окном узким длинным конусом вспыхнула огненная струя. Диск солнца метнулся куда-то вверх и пропал из виду, и вслед за тем Платон Григорьевич ощутил какую-то необыкновенную легкость во всем теле.
- Это невесомость? - спросил он.
- Нет, не полная, - ответил сосед и, повернувшись к рослому пилоту, спросил: - Тормозное ускорение по последней инструкции не помнишь ли какое?
- Три четверти "же", - ответил рослый пилот. - Все страхуют нашего брата.
Прошло минут двадцать, в динамике раздался шорох, и голос командира корабля сказал с какой-то ленцой:
- Окна открыть.
Первое, что увидел Платон Григорьевич, было синее небо вверху и мутная, в пелене облаков, еще покрытая утренними сумерками земля. Земля была над головой, хотя Платон Григорьевич ясно, всем своим существом ощущал, что сила веса прижимает его к сиденью.