Страница:
От Филлипса Лорен узнала о том, что Адриана переведут в Вашингтон. Она слышала о том, что из этой печально известной тюрьмы не убежать. Она даже прогулялась неподалеку от этой тюрьмы, и ей очень скоро велели убираться прочь. Зевакам разрешалось смотреть на эту тюрьму, стоя не ближе, чем через улицу от нее. А любым посетителям приходилось пройти несколько инстанций, чтобы получить разрешение. Она подозревала, что одной из таких инстанций является Филлипс.
Лорен понимала, что должна действовать до того, как Адриан попадет в эту тюрьму. Она считала, что, скорее всего, его повезут поездом. Если бы только узнать, когда это будет. В Вашингтонских газетах публиковалось много материалов о захвате знаменитого корабля, совершавшего рейсы сквозь блокаду, и там сообщалось, что его отправят в Вашингтон на ближайшей неделе. Конкретная дата не указывалась, и Лорен подозревала, что одной из причин для этого могла быть возможная попытка освободить Адриана.
Лорен посетила в Вашингтоне две оружейные лавки и приобрела по пистолету в каждой, объясняя это необходимостью путешествовать «в эти ужасные времена», чтобы навестить «бедного раненого жениха». Один из пистолетов она засунула в карман, который пришила к платью, а второй, «дерринжер», сунула в дорожную сумку.
Она купила билет на поезд, который был полон ранеными, направлявшимися в госпитали северной части страны. В поезде о ней явно судачили, потому что она была молодой женщиной, путешествующей без провожатых, да еще с обезьяной. Путешествовать с Сократом было нелегко. Она начинала понимать, чего натерпелся от него Адриан, и ее восхищение Адрианом стало еще больше. Сократ набросился на двух мужчин, которые подошли слишком близко, и покусал бы их, если бы Лорен не успела быстро отреагировать. В этом был свой плюс, потому что после этого немногие мужчины решались ее побеспокоить.
Лорен нашла подходящий для ее целей городок в нескольких остановках от Вашингтона. Там из поезда вынесли нескольких раненых. Должно быть, там был госпиталь. А это значило, что на незнакомого человека здесь не обратят внимания. Она запомнила время стоянки — сорок минут. Очень хорошо.
Перед самым отправлением поезда Лорен схватила Сократа, сумку, сошла с поезда и несколько минут постояла на платформе. Она спросила станционного служащего о том, где можно снять комнату и о местонахождении госпиталя.
Лорен пришлось обойти три дома, где сдавались комнаты. Все это были обычные дома, наспех приспособленные для того, чтобы дать приют семьям госпитализированных военных. Наконец Лорен нашла место, где могли выдержать присутствие Сократа.
— Любимец моего бедного жениха, — покорно объяснила Лорен. — Это ужасное существо, но Адам его просто обожает и… ну… мне сказали, что Адам долго не проживет, и его заветным желанием было вновь увидеть своего маленького друга.
Поскольку на лице хозяйки появилось удивленное выражение, Лорен поспешно добавила:
— И меня, конечно.
Сейчас она не была уверена в том, что это действительно так. И, конечно, это будет не так через несколько дней.
— Конечно, конечно, — с сочувствием произнесла женщина.
День прошел быстро. Она посетила конюшню, где давали на прокат лошадей, и лавку, где приобрела грубую мужскую одежду, которую сложила в дорожную сумку. Она решила не думать о возможной неудаче. К тому времени, как она вернулась к себе в комнату, она потратила половину тех денег, что ей дал мистер Филлипс.
Завтра она увидит Адриана. При мысли об этом у нее пересохло во рту. И она не могла заснуть.
Догадался ли он? Знает ли он? Она чувствовала, что ей холодно, но дело было не в погоде. Сократ бесцельно скакал по комнате. Она достала для него немного фруктов и тонких сухих крекеров. Вяло поев, он подошел и прижался к ней, ища в ней утешения в своем горе. Он не перестал искать Адриана, и когда он смотрел на нее своими грустными глазами, у нее разрывалось сердце.
— Мне его тоже не хватает, — прошептала она.
Но Сократ получит его обратно. А она нет.
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
Лорен понимала, что должна действовать до того, как Адриан попадет в эту тюрьму. Она считала, что, скорее всего, его повезут поездом. Если бы только узнать, когда это будет. В Вашингтонских газетах публиковалось много материалов о захвате знаменитого корабля, совершавшего рейсы сквозь блокаду, и там сообщалось, что его отправят в Вашингтон на ближайшей неделе. Конкретная дата не указывалась, и Лорен подозревала, что одной из причин для этого могла быть возможная попытка освободить Адриана.
Лорен посетила в Вашингтоне две оружейные лавки и приобрела по пистолету в каждой, объясняя это необходимостью путешествовать «в эти ужасные времена», чтобы навестить «бедного раненого жениха». Один из пистолетов она засунула в карман, который пришила к платью, а второй, «дерринжер», сунула в дорожную сумку.
Она купила билет на поезд, который был полон ранеными, направлявшимися в госпитали северной части страны. В поезде о ней явно судачили, потому что она была молодой женщиной, путешествующей без провожатых, да еще с обезьяной. Путешествовать с Сократом было нелегко. Она начинала понимать, чего натерпелся от него Адриан, и ее восхищение Адрианом стало еще больше. Сократ набросился на двух мужчин, которые подошли слишком близко, и покусал бы их, если бы Лорен не успела быстро отреагировать. В этом был свой плюс, потому что после этого немногие мужчины решались ее побеспокоить.
Лорен нашла подходящий для ее целей городок в нескольких остановках от Вашингтона. Там из поезда вынесли нескольких раненых. Должно быть, там был госпиталь. А это значило, что на незнакомого человека здесь не обратят внимания. Она запомнила время стоянки — сорок минут. Очень хорошо.
Перед самым отправлением поезда Лорен схватила Сократа, сумку, сошла с поезда и несколько минут постояла на платформе. Она спросила станционного служащего о том, где можно снять комнату и о местонахождении госпиталя.
Лорен пришлось обойти три дома, где сдавались комнаты. Все это были обычные дома, наспех приспособленные для того, чтобы дать приют семьям госпитализированных военных. Наконец Лорен нашла место, где могли выдержать присутствие Сократа.
— Любимец моего бедного жениха, — покорно объяснила Лорен. — Это ужасное существо, но Адам его просто обожает и… ну… мне сказали, что Адам долго не проживет, и его заветным желанием было вновь увидеть своего маленького друга.
Поскольку на лице хозяйки появилось удивленное выражение, Лорен поспешно добавила:
— И меня, конечно.
Сейчас она не была уверена в том, что это действительно так. И, конечно, это будет не так через несколько дней.
— Конечно, конечно, — с сочувствием произнесла женщина.
День прошел быстро. Она посетила конюшню, где давали на прокат лошадей, и лавку, где приобрела грубую мужскую одежду, которую сложила в дорожную сумку. Она решила не думать о возможной неудаче. К тому времени, как она вернулась к себе в комнату, она потратила половину тех денег, что ей дал мистер Филлипс.
Завтра она увидит Адриана. При мысли об этом у нее пересохло во рту. И она не могла заснуть.
Догадался ли он? Знает ли он? Она чувствовала, что ей холодно, но дело было не в погоде. Сократ бесцельно скакал по комнате. Она достала для него немного фруктов и тонких сухих крекеров. Вяло поев, он подошел и прижался к ней, ища в ней утешения в своем горе. Он не перестал искать Адриана, и когда он смотрел на нее своими грустными глазами, у нее разрывалось сердце.
— Мне его тоже не хватает, — прошептала она.
Но Сократ получит его обратно. А она нет.
ГЛАВА 16
В замке камеры Адриана загремел ключ, и он удивленно посмотрел на дверь. Его должны были везти в Вашингтон только завтра, а дверь открывали очень редко. Еду передавали через маленькое отверстие в нижней части камеры, через него же он получал и немного воды.
Он лежал на железной койке, глядя в никуда, пытаясь вызвать в памяти образы моря, неба и солнца. Он пытался сделать то же самое в отношении Риджли, но это причиняло ему боль. Столь же болезненными были и воспоминания о Лорен. К тому же, когда он думал о ней, желание воспламеняло его тело.
Он снял рубашку, и она лежала в ногах койки вместе с его форменным сюртуком. В подземных камерах было жарко, как в аду. Воздух здесь был неподвижен, и ничто не уменьшало июльской духоты. Вероятно, было около полудня. Он стал экспертом по части определения времени в этом проклятом месте, где не светило солнце и время отсчитывалось от моментов раздачи еды. Кормили узников дважды в день.
Утром давали жидкую овсяную кашу и кофе, а вечером обычно приносили бобы и хлеб, иногда добавляли кусочек тухлой свинины.
Когда открылась дверь, Адриан нехотя сел. Охранники были с ним осторожны, потому что ему уделялось много внимания. В первые несколько дней заключения к нему шел нескончаемый поток посетителей, включая старших военно-морских офицеров, правительственных чиновников и британских дипломатов. Но в последние две недели никого не было. Было принято решение о месте его постоянного заключения, и перевод его туда откладывался только до приговора суда.
Адриан ладил со всеми тюремщиками, потому что у него не было оснований вести себя иначе, к тому же ему была свойственна не только врожденная гордость, но и врожденная любезность. Тюремщики относились к нему со свойственной им грубоватой симпатией. Осторожно, но уважительно.
— К вам посетитель, Кэбот, — сказал один из тюремщиков.
Это был сержант, на попечении которого находилась эта усиленно охраняемая часть тюрьмы.
«Опять вопросы», — подумал Адриан.
Большинство вопросов касалось исчезнувшего лоцмана, речек и проток, которыми он пользовался. Он ничего им не рассказал, но они настаивали, убеждая его в том, что передача им подобной информации могла бы облегчить его положение. Он считал их обещания ложью. Он был уверен, что они его ни за что не выпустят.
Но вопросы, по крайней мере, давали ему возможность на время покинуть эту проклятую камеру. Он потянулся за рубашкой, которая некогда была светло-зеленой, а теперь стала серой от тюремной грязи и засохшего пота. Он натянул сюртук и ощупал рукой лицо, чувствуя свежую щетину. Ему разрешали бриться через день под присмотром тюремщика.
Черт побери. Никому дела нет до того, как он выглядит. Он неожиданно усмехнулся сержанту и пожал плечами.
— Кто это?
Второй стражник, с хитрым выражением лица, ответил:
— Женщина.
Адриан почувствовал, что сердце его забилось сильнее.
— Женщина?
— И ребенок. Она говорит, что он ваш, и что ей нужно немного денег.
Адриан постарался ничем не выдать своих чувств. У него был большой опыт по части того, как скрывать свои чувства. Но мозг его лихорадочно работал, рассматривая различные варианты.
Ребенок?
Надежда, появившаяся у него при словах сержанта, угасла. Женщина явно была не Лорен. Тогда кто?
Бог видит, последние полтора года он вел себя как монах. Не потому, что не было выбора, а потому что было некогда. Была одна вдова в Чарльстоне, но она была слишком опытной для того, чтобы так попасться.
Он расправил плечи, становясь меж двух тюремщиков. Что за чертовщина. Ну, да все равно, лишь бы выбраться из камеры.
Адриана сначала провели по одному коридору, потом по другому, потом на несколько ступенек вверх. В конце концов они остановились перед одной из дверей. Адриан ждал, пока ее откроют, и он увидит женщину. Он сразу же узнал ее стройную фигуру.
Неожиданно пульс его стал неровным, как у пьяной лягушки, на которую он однажды заключил пари в Нассау. Он вошел в комнату и лениво прислонился к стене, делая вид, что ему ни до чего на свете нет дела.
Лорен чопорно сидела на стуле, лицо ее было спокойно, хотя в душе у нее был шквал эмоций. Она ждала появления Адриана.
В руках у нее был сверток, и его содержимое беспокойно ворочалось, закутанное в одеяло, скрывавшее черты, но не формы маленького существа.
— Прикинься мертвым, — прошептала она, и Сократ мгновенно затих, словно понял, как много поставлено на карту. Лорен напряглась, когда услышала, что дверь открывается, и мысленно взмолилась о том, чтобы Адриан понял, что происходит.
Ее план сработал. До сих пор все шло нормально. Теперь ей было легче прикидываться. Слезы легко лились из ее глаз, когда она объясняла ситуацию тюремщикам. Она рассказала, что является дочерью торговца, которая пала жертвой негодяя моряка. Он покинул ее с больным ребенком, и ее выгнали из дому. Она узнала о том, что Адриан Кэбот попал в плен, и всю дорогу шла пешком из Южной Каролины. Если бы только она могла поговорить с ним, убедить его помочь ей, возможно, даже убедить его жениться на ней!
Она была просто без ума от горя, и комендант тюрьмы лично успокаивал ее, и у нее обыскали лишь ее ридикюль. Ей не пришлось изображать нервозность. При мысли о том, что она снова увидит Адриана, у нее тряслись руки. Она боялась, что он станет ее осуждать, боялась находиться с ним в одной комнате. Она вновь чувствовала знакомую дрожь, и ее обдавало жаром. Она услышала шум в дверях, тело ее напряглось, и она понадеялась, что Сократ сыграет свою роль как следует.
Вошел сержант, которого она совсем недавно видела у коменданта. За ним вошел Адриан. Когда он ее увидел, глаза его просияли. Взгляд его перешел от ее лица к свертку у нее в руках. Потом он подошел к стене и прислонился к ней. Движения его были ленивы, взгляд — настороженным.
— Моя дорогая, тебе не следовало сюда приходить, — мягко сказал он, когда она поднялась и направилась к нему.
Выражение его глаз не изменилось, но он раскрыл объятия ей навстречу. Они взглянули друг на друга осторожно, как два заговорщика. Лорен почувствовала, что кровь в ее жилах побежала быстрее. Между ними опять появились знакомые им электрические разряды. Это были разряды влечения и желания, и даже нечто большее, нечто похожее на ту ночь, когда они вышли из Нассау и когда за ними гнались вооруженные пушками корабли. Несмотря на страх и опасения встретиться с ним лицом к лицу, Лорен вновь ощутила волнение той опасности, которую они пережили вместе. Она этого не чувствовала в ту ночь, когда захватили его корабль. Тогда она была слишком несчастна, но теперь…
— Сержант, — сказала она, чувствуя движение внутри свертка и зная, что Сократ осознал присутствие Адриана, — не могли бы вы ненадолго оставить нас наедине?
На глаза ее навернулись слезы, голос звучал умоляюще.
Она обеспокоенно наблюдала, как сержант осмотрел пустую комнату, где были только стол, стул и скамья.
— Хорошо, мисс. Даю вам тридцать минут, но после свидания мы его обыщем.
Это было предупреждение, и она это поняла. Лорен кивнула.
Сержант последний раз с жалостью взглянул на нее и вышел как раз в тот момент, когда Сократ выбрался из пеленок и бросился к Адриану, отчаянно бранясь и хватая хозяина за руку.
Адриан отпустил Лорен и прислонился к двери и, не обращая внимания на возню Сократа, забросил его себе на плечо.
Он похудел. Сильно похудел. Светлая щетина проступила у него на щеках. Его одежда, обычно безупречная, была помятой и грязной. Рукой он держал обезьяну за лапу, словно старался ее успокоить. Однако, когда он встретился глазами с Лорен, она увидела в нем такую настороженность, словно он имел дело с животным, поведение которого невозможно предсказать.
Он поднял бровь.
— Ребенок?
Лорен вздохнула. Знал ли он? Не потому ли он столь сдержан? Или дело в чем-то другом?
— Я… это был единственный способ добраться до вас.
— И они не посмотрели на младенца Сократа?
— Я сказала ем, что ребенок деформирован и я не хочу, чтобы кто-либо его видел.
Он скривил губы.
— Деформирован?
— Мне казалось, что я смогу спрятать вот это.
Лорен решительно вытащила крошечный «деринжер» из пеленок.
Губы Адриана искривились еще сильнее.
— Пистолетный младенец. Я бы никогда до этого не додумался.
Лорен почувствовала, как искривились ее собственные губы. Это действительно странно.
— Ну, это сработало, — сказала она, защищаясь.
— До определенного момента, — сухо согласился он. — Пока они меня не обыскали.
— Нет ли такого места, куда бы вы могли его засунуть?
— И указать на вас, если они его найдут? Я не думаю, что такое место существует. Они обыскивают очень тщательно. У меня есть опыт в этом деле.
Лорен было трудно собраться с мыслями. Его прикосновения разбудили в ней дремавший огонь. Несмотря на худобу, он по-прежнему был очень красив, а щетина на щеках придавала ему вид головореза. Его нахмуренные брови были сведены вместе, а от его иронического изгиба губ сердце ее работало с перебоями. Но несмотря на его настороженный вид, ни в его глазах, ни на его устах не было никаких обвинений.
Сократ прижимался к Адриану, с невыразимой нежностью касаясь мордочкой лица хозяина. Адриан же явно рассеянно ласкал обезьяну.
— Спасибо, что позаботились о нем, — сказал он. Теперь, когда он отклонил ее предложение, лицо его было сурово.
Голос его звучал искренне, и при звуках этого голоса у Лорен в душе все переворачивалось, она испытывала такую боль, которая, казалось, никогда не прекратится.
— У меня есть другой план, — предложила она.
Взяв ее за руку, он отошел от стены и подвел ее к скамье. Усадив ее на скамью, сам он сел на стол, не отрывая взгляда от ее глаз. Он слегка улыбался.
— Я с нетерпением жду, — сказал он.
Несмотря на сознание своей вины, она почувствовала себя растерянной и даже сердитой из-за его легкомысленного ответа. Все выглядело так, словно он получал от общения с нею невероятное наслаждение. Не от ее усилий. От нее самой. Это ее смущало. Ей очень хотелось знать, что у него на уме, но она не могла этого понять. Хотя губы его весело улыбались, глаза смотрели спокойно и было трудно понять, о чем он думает.
— Как я понимаю, они увозят вас в Вашингтон.
— Мне так сказали.
— Я купила лошадь в одном из городков недалеко от Вашингтона. Там останавливается поезд.
— Купили?
Губы его опять дернулись.
— Вы не прочь взорвать тюрьму. Неужели вы и лошадей крадете?
Лорен закусила губу.
— Я хотела… быть под рукой.
Улыбка на его губах погасла.
— И что же… — побуждал он ее говорить дальше.
— Если бы у вас был пистолет, вы могли бы удрать с поезда?
— Возможно. Если бы у меня в самом деле был пистолет
— Сократ вам его доставит.
— Как?
— Я пройду мимо… как раз в тот момент, когда поезд начнет замедлять ход перед станцией, и сделаю так, что Сократ поверит, что ваш охранник мне угрожает. Скорей всего Сократ бросится на охранника, а вы поможете его оттащить. Там будет «деринжер» — тот, который я принесла сегодня, — в кармане, который я пришью с внутренней стороны его куртки.
— А почему никто не заметит, как я забираю пистолет у обезьяны?
— Я изображу истерику.
Адриан внимательно посмотрел на нее.
— Я никогда не думал, что вы, Лорен, так изворотливы.
Эти слова он произнес очень тихо.
Пульс Лорен забился быстрее. Его глаза, эти прекрасные, обаятельные глаза, казалось, проникали ей в душу, ища там ответы на вопросы, на которые сама она отвечать не хотела.
— Вы нужны Сократу, — сказала она, немного помедлив.
— А вам?
Лорен вздохнула.
Адриан наклонился, и Сократ спрыгнул с его плеча. Лицо Адриана было рядом с ее лицом.
— Я нужен вам, Лорен?
Лорен чувствовала его дыхание на своей коже и его руку на своей руке, и эта рука гладила ее медленным чувственным движением. Она сама себе казалась пленницей желания. Ей так страстно хотелось, чтобы он ее целовал, чтобы он держал ее в своих объятиях.
— Нужен, Лорен? — вновь прозвучал вопрос.
— Нет, — ответила она защищаясь, но даже сама она чувствовала, что это ложь.
— Зачем тогда вы здесь, а? Зачем… так сильно рисковать?
Лорен нечего было ему ответить.
— Зачем, Лорен? — его голос вонзился в нее, словно острие пики.
— Потому что… — ответила она в конце концов, — это несправедливо. Тот… лейтенант собирался застрелить Сократа.
— Вы в самом деле думаете, что их заботит справедливость? Они за меня получили премию. Все, что им было нужно — это предлог. И многие скажут, что по-своему это справедливо.
Он пожал плечами.
— Все зависит от того, на чьей вы стороне.
— Как вы можете быть столь рассудительным?
Он еле заметно улыбнулся.
— Я едва ли в состоянии быть другим. Я знал, что рискую.
— Это несправедливо, — неожиданно сказала она. Его рука коснулась ее подбородка, поднимая его вверх до тех пор, пока их глаза не встретились.
— На войне все несправедливо, любимая.
Лорен не могла отвести взгляд. Она дрожала, охваченная сильным волнением. Знал ли он? И был ли он прав? Все ли было справедливо? Простил бы он ее? И простил ли бы ей это Ларри? Мог ли Ларри простить ей спасение человека, виновного в его смерти?
Ее размышления прервал его голос.
— Вас могут начать преследовать, вы можете попасть в тюрьму.
— Никто не узнает, — ответила она. — Я не пользовалась своим именем. Тюремщики не знают о Сократе. Они уверены, что у меня ребенок, а не обезьяна. Они не смогут связать меня с вашим побегом.
— А вы поедете со мной? — его синие глаза были темны, таинственны и словно пытались разгадать ее тайны.
— Нет.
— Почему?
— Сейчас не время для вопросов, — в отчаянии сказала она. — Они скоро вернутся.
Адриан посмотрел на дверь.
— Ну да, — согласился он, словно желая того. Боже, как он хотел вновь обрести свободу. Но мог ли он рисковать ее свободой?
И что на самом деле заставляет ее помогать ему? Только ли чувство справедливости? Вина? Любовь? И то, и другое, и третье?
В ее больших золотисто-зеленых глазах он видел ожидание.
Они были такими бесконечно зовущими.
Он наклонился так, что его губы коснулись ее губ. Он столько раз за последние три недели вспоминал ее губы. Однако самые соблазнительные его мечты не шли ни в какое сравнение с тем упоительным ощущением, которое он испытал, когда ее губы ответили ему столь же жадно и столь же отчаянно, как и его собственные.
Его подозрение — нет, его уверенность в ее участии в захвате «Призрака» все еще была сильна, и он пытался узнать правду, когда его губы прижимались к ее губам.
Но единственное, что он узнал, это то, что они отчаянно нуждались друг в друге. Пожалуй сейчас, когда он пережил утрату Лорен и сопровождающую эту утрату пустоту, он чувствовал потребность в ней еще сильнее, чем прежде.
Если она действительно предала его, то она явно жалела об этом, иначе ее бы здесь не было. А для того, чтобы вновь предать его, не было никаких оснований. Правительство получило его корабль.
Рот ее приоткрылся в поцелуе, языки их встретились, ее тело вплавлялось в его тело, вызывая до боли знакомые ощущения. Черт побери, как он хотел ее. Всю ее.
Его охватила дрожь. Слабость. В нем не было места слабости, и все же с нею он забывал о прошлом. Он не думал о будущем. Единственно реальными были только ее глаза. И она смотрела на него так, словно он был Богом. Ее тело отвечало на его ласки так, словно было частью его самого, ее губы обещали ему то, чего не обещали слова.
Ее руки ласкали его шею, пробежали по его волосам, которые теперь были растрепаны, ее пальцы прижимались к его коже так, словно ей все было мало. Он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел, что в ее глазах блестят слезы.
Он знал, что она предала его.
И он знал, что она его любила.
И он понимал, что по крайней мере в данный момент он принимает обе эти реальности.
Адриан притянул ее к себе. Он почувствовал жар, возбуждение, желание, нежность, когда ее слезы коснулись его щеки как частицы влажного серебра.
— Вы удивительная женщина, Лорен Брэдли.
Он ощутил, как она замерла в его руках, ощутил ее опасение.
— Прийти сюда, в тюрьму, и все это спланировать.
— Вы… вы сделаете это, не правда ли?
Он кивнул. Он хотел привязать ее к себе. Последние несколько недель ясно показали ему, как она нужна ему. Неважно, что она сделала, она все еще была нужна ему. Он еще узнает, что за секреты она скрывает, но он подождет, пока она будет готова сама рассказать о них. А тем временем он постарается ее удержать. Он найдет способ ее удержать. Потому что сейчас он был абсолютно уверен в том, что ничто не имеет значения до тех пор, пока он не отгадает загадку Лорен Брэдли.
За дверью послышалось шарканье. Лорен схватила Сократа, наблюдавшего за ними с большим интересом, и спеленала его. Раздался стук в дверь и Адриан едва успел произнести волшебные слова «прикинься мертвым», как дверь открылась.
А произнеся эти слова, он стал целовать Лорен. Он делал это, не торопясь и с видимым удовольствием, игнорируя покашливание у себя за спиной.
— Конечно, я женюсь на тебе, моя дорогая, — проговорил он с дерзкой усмешкой на лице. — Если бы ты только рассказала мне раньше… об этом малыше. Я затребую разрешения в Вашингтоне.
Он повернулся к сержанту, который чувствовал себя неловко при виде такой демонстрации привязанности.
— Я благодарю вас, сержант, за то, что вы сделали из меня честного человека и принимаю ваши поздравления, — сказал он, и улыбка на его лице являла собой саму искренность.
Тюремщик что-то пробормотал в ответ.
Рука Адриана задержалась на руке Лорен, и он почувствовал, как она дрожит.
— Подожди немного, любовь моя.
Прощальные слова эхом прозвучали в комнате. Адриан повернулся, кивнул сержанту и быстро вышел, словно он здесь был захватчиком, а не пленником. Он ушел, а Лорен чувствовала слабость, головокружение и странное ликование.
Он лежал на железной койке, глядя в никуда, пытаясь вызвать в памяти образы моря, неба и солнца. Он пытался сделать то же самое в отношении Риджли, но это причиняло ему боль. Столь же болезненными были и воспоминания о Лорен. К тому же, когда он думал о ней, желание воспламеняло его тело.
Он снял рубашку, и она лежала в ногах койки вместе с его форменным сюртуком. В подземных камерах было жарко, как в аду. Воздух здесь был неподвижен, и ничто не уменьшало июльской духоты. Вероятно, было около полудня. Он стал экспертом по части определения времени в этом проклятом месте, где не светило солнце и время отсчитывалось от моментов раздачи еды. Кормили узников дважды в день.
Утром давали жидкую овсяную кашу и кофе, а вечером обычно приносили бобы и хлеб, иногда добавляли кусочек тухлой свинины.
Когда открылась дверь, Адриан нехотя сел. Охранники были с ним осторожны, потому что ему уделялось много внимания. В первые несколько дней заключения к нему шел нескончаемый поток посетителей, включая старших военно-морских офицеров, правительственных чиновников и британских дипломатов. Но в последние две недели никого не было. Было принято решение о месте его постоянного заключения, и перевод его туда откладывался только до приговора суда.
Адриан ладил со всеми тюремщиками, потому что у него не было оснований вести себя иначе, к тому же ему была свойственна не только врожденная гордость, но и врожденная любезность. Тюремщики относились к нему со свойственной им грубоватой симпатией. Осторожно, но уважительно.
— К вам посетитель, Кэбот, — сказал один из тюремщиков.
Это был сержант, на попечении которого находилась эта усиленно охраняемая часть тюрьмы.
«Опять вопросы», — подумал Адриан.
Большинство вопросов касалось исчезнувшего лоцмана, речек и проток, которыми он пользовался. Он ничего им не рассказал, но они настаивали, убеждая его в том, что передача им подобной информации могла бы облегчить его положение. Он считал их обещания ложью. Он был уверен, что они его ни за что не выпустят.
Но вопросы, по крайней мере, давали ему возможность на время покинуть эту проклятую камеру. Он потянулся за рубашкой, которая некогда была светло-зеленой, а теперь стала серой от тюремной грязи и засохшего пота. Он натянул сюртук и ощупал рукой лицо, чувствуя свежую щетину. Ему разрешали бриться через день под присмотром тюремщика.
Черт побери. Никому дела нет до того, как он выглядит. Он неожиданно усмехнулся сержанту и пожал плечами.
— Кто это?
Второй стражник, с хитрым выражением лица, ответил:
— Женщина.
Адриан почувствовал, что сердце его забилось сильнее.
— Женщина?
— И ребенок. Она говорит, что он ваш, и что ей нужно немного денег.
Адриан постарался ничем не выдать своих чувств. У него был большой опыт по части того, как скрывать свои чувства. Но мозг его лихорадочно работал, рассматривая различные варианты.
Ребенок?
Надежда, появившаяся у него при словах сержанта, угасла. Женщина явно была не Лорен. Тогда кто?
Бог видит, последние полтора года он вел себя как монах. Не потому, что не было выбора, а потому что было некогда. Была одна вдова в Чарльстоне, но она была слишком опытной для того, чтобы так попасться.
Он расправил плечи, становясь меж двух тюремщиков. Что за чертовщина. Ну, да все равно, лишь бы выбраться из камеры.
Адриана сначала провели по одному коридору, потом по другому, потом на несколько ступенек вверх. В конце концов они остановились перед одной из дверей. Адриан ждал, пока ее откроют, и он увидит женщину. Он сразу же узнал ее стройную фигуру.
Неожиданно пульс его стал неровным, как у пьяной лягушки, на которую он однажды заключил пари в Нассау. Он вошел в комнату и лениво прислонился к стене, делая вид, что ему ни до чего на свете нет дела.
Лорен чопорно сидела на стуле, лицо ее было спокойно, хотя в душе у нее был шквал эмоций. Она ждала появления Адриана.
В руках у нее был сверток, и его содержимое беспокойно ворочалось, закутанное в одеяло, скрывавшее черты, но не формы маленького существа.
— Прикинься мертвым, — прошептала она, и Сократ мгновенно затих, словно понял, как много поставлено на карту. Лорен напряглась, когда услышала, что дверь открывается, и мысленно взмолилась о том, чтобы Адриан понял, что происходит.
Ее план сработал. До сих пор все шло нормально. Теперь ей было легче прикидываться. Слезы легко лились из ее глаз, когда она объясняла ситуацию тюремщикам. Она рассказала, что является дочерью торговца, которая пала жертвой негодяя моряка. Он покинул ее с больным ребенком, и ее выгнали из дому. Она узнала о том, что Адриан Кэбот попал в плен, и всю дорогу шла пешком из Южной Каролины. Если бы только она могла поговорить с ним, убедить его помочь ей, возможно, даже убедить его жениться на ней!
Она была просто без ума от горя, и комендант тюрьмы лично успокаивал ее, и у нее обыскали лишь ее ридикюль. Ей не пришлось изображать нервозность. При мысли о том, что она снова увидит Адриана, у нее тряслись руки. Она боялась, что он станет ее осуждать, боялась находиться с ним в одной комнате. Она вновь чувствовала знакомую дрожь, и ее обдавало жаром. Она услышала шум в дверях, тело ее напряглось, и она понадеялась, что Сократ сыграет свою роль как следует.
Вошел сержант, которого она совсем недавно видела у коменданта. За ним вошел Адриан. Когда он ее увидел, глаза его просияли. Взгляд его перешел от ее лица к свертку у нее в руках. Потом он подошел к стене и прислонился к ней. Движения его были ленивы, взгляд — настороженным.
— Моя дорогая, тебе не следовало сюда приходить, — мягко сказал он, когда она поднялась и направилась к нему.
Выражение его глаз не изменилось, но он раскрыл объятия ей навстречу. Они взглянули друг на друга осторожно, как два заговорщика. Лорен почувствовала, что кровь в ее жилах побежала быстрее. Между ними опять появились знакомые им электрические разряды. Это были разряды влечения и желания, и даже нечто большее, нечто похожее на ту ночь, когда они вышли из Нассау и когда за ними гнались вооруженные пушками корабли. Несмотря на страх и опасения встретиться с ним лицом к лицу, Лорен вновь ощутила волнение той опасности, которую они пережили вместе. Она этого не чувствовала в ту ночь, когда захватили его корабль. Тогда она была слишком несчастна, но теперь…
— Сержант, — сказала она, чувствуя движение внутри свертка и зная, что Сократ осознал присутствие Адриана, — не могли бы вы ненадолго оставить нас наедине?
На глаза ее навернулись слезы, голос звучал умоляюще.
Она обеспокоенно наблюдала, как сержант осмотрел пустую комнату, где были только стол, стул и скамья.
— Хорошо, мисс. Даю вам тридцать минут, но после свидания мы его обыщем.
Это было предупреждение, и она это поняла. Лорен кивнула.
Сержант последний раз с жалостью взглянул на нее и вышел как раз в тот момент, когда Сократ выбрался из пеленок и бросился к Адриану, отчаянно бранясь и хватая хозяина за руку.
Адриан отпустил Лорен и прислонился к двери и, не обращая внимания на возню Сократа, забросил его себе на плечо.
Он похудел. Сильно похудел. Светлая щетина проступила у него на щеках. Его одежда, обычно безупречная, была помятой и грязной. Рукой он держал обезьяну за лапу, словно старался ее успокоить. Однако, когда он встретился глазами с Лорен, она увидела в нем такую настороженность, словно он имел дело с животным, поведение которого невозможно предсказать.
Он поднял бровь.
— Ребенок?
Лорен вздохнула. Знал ли он? Не потому ли он столь сдержан? Или дело в чем-то другом?
— Я… это был единственный способ добраться до вас.
— И они не посмотрели на младенца Сократа?
— Я сказала ем, что ребенок деформирован и я не хочу, чтобы кто-либо его видел.
Он скривил губы.
— Деформирован?
— Мне казалось, что я смогу спрятать вот это.
Лорен решительно вытащила крошечный «деринжер» из пеленок.
Губы Адриана искривились еще сильнее.
— Пистолетный младенец. Я бы никогда до этого не додумался.
Лорен почувствовала, как искривились ее собственные губы. Это действительно странно.
— Ну, это сработало, — сказала она, защищаясь.
— До определенного момента, — сухо согласился он. — Пока они меня не обыскали.
— Нет ли такого места, куда бы вы могли его засунуть?
— И указать на вас, если они его найдут? Я не думаю, что такое место существует. Они обыскивают очень тщательно. У меня есть опыт в этом деле.
Лорен было трудно собраться с мыслями. Его прикосновения разбудили в ней дремавший огонь. Несмотря на худобу, он по-прежнему был очень красив, а щетина на щеках придавала ему вид головореза. Его нахмуренные брови были сведены вместе, а от его иронического изгиба губ сердце ее работало с перебоями. Но несмотря на его настороженный вид, ни в его глазах, ни на его устах не было никаких обвинений.
Сократ прижимался к Адриану, с невыразимой нежностью касаясь мордочкой лица хозяина. Адриан же явно рассеянно ласкал обезьяну.
— Спасибо, что позаботились о нем, — сказал он. Теперь, когда он отклонил ее предложение, лицо его было сурово.
Голос его звучал искренне, и при звуках этого голоса у Лорен в душе все переворачивалось, она испытывала такую боль, которая, казалось, никогда не прекратится.
— У меня есть другой план, — предложила она.
Взяв ее за руку, он отошел от стены и подвел ее к скамье. Усадив ее на скамью, сам он сел на стол, не отрывая взгляда от ее глаз. Он слегка улыбался.
— Я с нетерпением жду, — сказал он.
Несмотря на сознание своей вины, она почувствовала себя растерянной и даже сердитой из-за его легкомысленного ответа. Все выглядело так, словно он получал от общения с нею невероятное наслаждение. Не от ее усилий. От нее самой. Это ее смущало. Ей очень хотелось знать, что у него на уме, но она не могла этого понять. Хотя губы его весело улыбались, глаза смотрели спокойно и было трудно понять, о чем он думает.
— Как я понимаю, они увозят вас в Вашингтон.
— Мне так сказали.
— Я купила лошадь в одном из городков недалеко от Вашингтона. Там останавливается поезд.
— Купили?
Губы его опять дернулись.
— Вы не прочь взорвать тюрьму. Неужели вы и лошадей крадете?
Лорен закусила губу.
— Я хотела… быть под рукой.
Улыбка на его губах погасла.
— И что же… — побуждал он ее говорить дальше.
— Если бы у вас был пистолет, вы могли бы удрать с поезда?
— Возможно. Если бы у меня в самом деле был пистолет
— Сократ вам его доставит.
— Как?
— Я пройду мимо… как раз в тот момент, когда поезд начнет замедлять ход перед станцией, и сделаю так, что Сократ поверит, что ваш охранник мне угрожает. Скорей всего Сократ бросится на охранника, а вы поможете его оттащить. Там будет «деринжер» — тот, который я принесла сегодня, — в кармане, который я пришью с внутренней стороны его куртки.
— А почему никто не заметит, как я забираю пистолет у обезьяны?
— Я изображу истерику.
Адриан внимательно посмотрел на нее.
— Я никогда не думал, что вы, Лорен, так изворотливы.
Эти слова он произнес очень тихо.
Пульс Лорен забился быстрее. Его глаза, эти прекрасные, обаятельные глаза, казалось, проникали ей в душу, ища там ответы на вопросы, на которые сама она отвечать не хотела.
— Вы нужны Сократу, — сказала она, немного помедлив.
— А вам?
Лорен вздохнула.
Адриан наклонился, и Сократ спрыгнул с его плеча. Лицо Адриана было рядом с ее лицом.
— Я нужен вам, Лорен?
Лорен чувствовала его дыхание на своей коже и его руку на своей руке, и эта рука гладила ее медленным чувственным движением. Она сама себе казалась пленницей желания. Ей так страстно хотелось, чтобы он ее целовал, чтобы он держал ее в своих объятиях.
— Нужен, Лорен? — вновь прозвучал вопрос.
— Нет, — ответила она защищаясь, но даже сама она чувствовала, что это ложь.
— Зачем тогда вы здесь, а? Зачем… так сильно рисковать?
Лорен нечего было ему ответить.
— Зачем, Лорен? — его голос вонзился в нее, словно острие пики.
— Потому что… — ответила она в конце концов, — это несправедливо. Тот… лейтенант собирался застрелить Сократа.
— Вы в самом деле думаете, что их заботит справедливость? Они за меня получили премию. Все, что им было нужно — это предлог. И многие скажут, что по-своему это справедливо.
Он пожал плечами.
— Все зависит от того, на чьей вы стороне.
— Как вы можете быть столь рассудительным?
Он еле заметно улыбнулся.
— Я едва ли в состоянии быть другим. Я знал, что рискую.
— Это несправедливо, — неожиданно сказала она. Его рука коснулась ее подбородка, поднимая его вверх до тех пор, пока их глаза не встретились.
— На войне все несправедливо, любимая.
Лорен не могла отвести взгляд. Она дрожала, охваченная сильным волнением. Знал ли он? И был ли он прав? Все ли было справедливо? Простил бы он ее? И простил ли бы ей это Ларри? Мог ли Ларри простить ей спасение человека, виновного в его смерти?
Ее размышления прервал его голос.
— Вас могут начать преследовать, вы можете попасть в тюрьму.
— Никто не узнает, — ответила она. — Я не пользовалась своим именем. Тюремщики не знают о Сократе. Они уверены, что у меня ребенок, а не обезьяна. Они не смогут связать меня с вашим побегом.
— А вы поедете со мной? — его синие глаза были темны, таинственны и словно пытались разгадать ее тайны.
— Нет.
— Почему?
— Сейчас не время для вопросов, — в отчаянии сказала она. — Они скоро вернутся.
Адриан посмотрел на дверь.
— Ну да, — согласился он, словно желая того. Боже, как он хотел вновь обрести свободу. Но мог ли он рисковать ее свободой?
И что на самом деле заставляет ее помогать ему? Только ли чувство справедливости? Вина? Любовь? И то, и другое, и третье?
В ее больших золотисто-зеленых глазах он видел ожидание.
Они были такими бесконечно зовущими.
Он наклонился так, что его губы коснулись ее губ. Он столько раз за последние три недели вспоминал ее губы. Однако самые соблазнительные его мечты не шли ни в какое сравнение с тем упоительным ощущением, которое он испытал, когда ее губы ответили ему столь же жадно и столь же отчаянно, как и его собственные.
Его подозрение — нет, его уверенность в ее участии в захвате «Призрака» все еще была сильна, и он пытался узнать правду, когда его губы прижимались к ее губам.
Но единственное, что он узнал, это то, что они отчаянно нуждались друг в друге. Пожалуй сейчас, когда он пережил утрату Лорен и сопровождающую эту утрату пустоту, он чувствовал потребность в ней еще сильнее, чем прежде.
Если она действительно предала его, то она явно жалела об этом, иначе ее бы здесь не было. А для того, чтобы вновь предать его, не было никаких оснований. Правительство получило его корабль.
Рот ее приоткрылся в поцелуе, языки их встретились, ее тело вплавлялось в его тело, вызывая до боли знакомые ощущения. Черт побери, как он хотел ее. Всю ее.
Его охватила дрожь. Слабость. В нем не было места слабости, и все же с нею он забывал о прошлом. Он не думал о будущем. Единственно реальными были только ее глаза. И она смотрела на него так, словно он был Богом. Ее тело отвечало на его ласки так, словно было частью его самого, ее губы обещали ему то, чего не обещали слова.
Ее руки ласкали его шею, пробежали по его волосам, которые теперь были растрепаны, ее пальцы прижимались к его коже так, словно ей все было мало. Он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел, что в ее глазах блестят слезы.
Он знал, что она предала его.
И он знал, что она его любила.
И он понимал, что по крайней мере в данный момент он принимает обе эти реальности.
Адриан притянул ее к себе. Он почувствовал жар, возбуждение, желание, нежность, когда ее слезы коснулись его щеки как частицы влажного серебра.
— Вы удивительная женщина, Лорен Брэдли.
Он ощутил, как она замерла в его руках, ощутил ее опасение.
— Прийти сюда, в тюрьму, и все это спланировать.
— Вы… вы сделаете это, не правда ли?
Он кивнул. Он хотел привязать ее к себе. Последние несколько недель ясно показали ему, как она нужна ему. Неважно, что она сделала, она все еще была нужна ему. Он еще узнает, что за секреты она скрывает, но он подождет, пока она будет готова сама рассказать о них. А тем временем он постарается ее удержать. Он найдет способ ее удержать. Потому что сейчас он был абсолютно уверен в том, что ничто не имеет значения до тех пор, пока он не отгадает загадку Лорен Брэдли.
За дверью послышалось шарканье. Лорен схватила Сократа, наблюдавшего за ними с большим интересом, и спеленала его. Раздался стук в дверь и Адриан едва успел произнести волшебные слова «прикинься мертвым», как дверь открылась.
А произнеся эти слова, он стал целовать Лорен. Он делал это, не торопясь и с видимым удовольствием, игнорируя покашливание у себя за спиной.
— Конечно, я женюсь на тебе, моя дорогая, — проговорил он с дерзкой усмешкой на лице. — Если бы ты только рассказала мне раньше… об этом малыше. Я затребую разрешения в Вашингтоне.
Он повернулся к сержанту, который чувствовал себя неловко при виде такой демонстрации привязанности.
— Я благодарю вас, сержант, за то, что вы сделали из меня честного человека и принимаю ваши поздравления, — сказал он, и улыбка на его лице являла собой саму искренность.
Тюремщик что-то пробормотал в ответ.
Рука Адриана задержалась на руке Лорен, и он почувствовал, как она дрожит.
— Подожди немного, любовь моя.
Прощальные слова эхом прозвучали в комнате. Адриан повернулся, кивнул сержанту и быстро вышел, словно он здесь был захватчиком, а не пленником. Он ушел, а Лорен чувствовала слабость, головокружение и странное ликование.
ГЛАВА 17
После тюрьмы Лорен направилась в свою комнату в отеле в Балтиморе. Она была в смятении.
Кажется, Сократ испытывал то же самое. Он был раздражен — разбил фарфоровую миску и кувшин. Она понимала, что это из-за Адриана. Он скучал по Адриану. Позднее он забрался к ней на руки и скулил. Ей было жаль его, и она быстро простила ему те деньги, что ей придется заплатить за нанесенный урон.
Когда он, наконец, уснул, она осмотрела одежду, которую взяла для него с «Призрака». Лорен скоро поняла, что одежда для Сократа не прихоть, а необходимость, ибо у обезьянки не было никакой скромности при оправлении естественных потребностей. Лорен выбрала подходящую одежду — просторную курточку и штанишки в тон. С внутренней стороны курточки она пришила карман и положила туда «дерринжер», приделав небольшую петельку, которая будет удерживать оружие на месте и которую легко расстегнуть.
Потом Лорен расчесала волосы и посмотрела на себя в зеркало. Она больше не знала, кто она такая. Из зеркала на нее глядела совсем другая Лорен.
Как она могла помогать человеку, ответственному за смерть брата?
Как она могла не помочь ему?
Год назад глаза Лорен так не сияли от волнения. Она была, как говорил ее отец, «подобна нежным вечерним сумеркам». Ларри же был подобен сиянию солнечного утра, он был искателем приключений. Она оставалась дома, разводила огонь, готовила еду, шила одежду. Она была очень ответственным человеком до тех пор, пока под влиянием импульса не согласилась осуществить план мистера Филлипса. Теперь же она находилась на гребне волны и не могла выбраться.
А хуже всего то, что она и не желала выбираться. Она познала волнение опасности. Она пристрастилась к этому. Точно так же, как она привязалась к Адриану Кэботу.
— Прости меня, Ларри, — прошептала она, глядя в зеркало и, как ни странно, ей показалось, что Ларри понял бы ее.
Однако скоро это все кончится. Она покинет Адриана, и он никогда не сможет ее найти. Даже если бы он захотел ее найти, даже если бы он никогда не узнал об истинной ее роли в этом деле.
Она услышала, что где-то недалеко от Пенсильвании идет битва. Местечко называлось Геттисберг. В битву были вовлечены сотня тысяч людей. По телеграфу передали, что тысячи людей убиты и ранены.
До Лорен доносились обрывки слухов. Конфедераты прорывались. Вашингтон снова был в опасности. И северяне, и южане сдавали свои позиции.
Повсюду царила паника, все куда-то спешили. В памяти ее воскресли знакомые образы — пушечный выстрел, дым, смерть. Холод одиночества охватил Лорен. Ее ожидания, связанные с сегодняшним днем, с осуществлением ее плана, несколько угасли, когда перед нею опять предстала реальность войны. Она помешала одной пушке попасть на Юг, но ведь ее теперь наверняка используют, чтобы убивать солдат-южан? Познакомившись в Нассау с Клеем и с некоторыми другими южанами, Лорен перестала испытывать какую бы то ни было личную вражду. Северяне или южане, все они были молодыми людьми, у которых были надежды, мечты, семьи и возлюбленные.
«Смерть любого человека уносит частицу меня самого». Джон Дон сказал это два века назад. Эти слова всегда казались Лорен прекрасными, но сейчас они травили ей душу, они были реальными и убийственными, потому что сама она стала частицей этой войны. Она сама сделала себя ее частью.
Кажется, Сократ испытывал то же самое. Он был раздражен — разбил фарфоровую миску и кувшин. Она понимала, что это из-за Адриана. Он скучал по Адриану. Позднее он забрался к ней на руки и скулил. Ей было жаль его, и она быстро простила ему те деньги, что ей придется заплатить за нанесенный урон.
Когда он, наконец, уснул, она осмотрела одежду, которую взяла для него с «Призрака». Лорен скоро поняла, что одежда для Сократа не прихоть, а необходимость, ибо у обезьянки не было никакой скромности при оправлении естественных потребностей. Лорен выбрала подходящую одежду — просторную курточку и штанишки в тон. С внутренней стороны курточки она пришила карман и положила туда «дерринжер», приделав небольшую петельку, которая будет удерживать оружие на месте и которую легко расстегнуть.
Потом Лорен расчесала волосы и посмотрела на себя в зеркало. Она больше не знала, кто она такая. Из зеркала на нее глядела совсем другая Лорен.
Как она могла помогать человеку, ответственному за смерть брата?
Как она могла не помочь ему?
Год назад глаза Лорен так не сияли от волнения. Она была, как говорил ее отец, «подобна нежным вечерним сумеркам». Ларри же был подобен сиянию солнечного утра, он был искателем приключений. Она оставалась дома, разводила огонь, готовила еду, шила одежду. Она была очень ответственным человеком до тех пор, пока под влиянием импульса не согласилась осуществить план мистера Филлипса. Теперь же она находилась на гребне волны и не могла выбраться.
А хуже всего то, что она и не желала выбираться. Она познала волнение опасности. Она пристрастилась к этому. Точно так же, как она привязалась к Адриану Кэботу.
— Прости меня, Ларри, — прошептала она, глядя в зеркало и, как ни странно, ей показалось, что Ларри понял бы ее.
Однако скоро это все кончится. Она покинет Адриана, и он никогда не сможет ее найти. Даже если бы он захотел ее найти, даже если бы он никогда не узнал об истинной ее роли в этом деле.
* * *
На станции было полно народу. Как ни странно, голоса людей звучали приглушенно и обеспокоенно.Она услышала, что где-то недалеко от Пенсильвании идет битва. Местечко называлось Геттисберг. В битву были вовлечены сотня тысяч людей. По телеграфу передали, что тысячи людей убиты и ранены.
До Лорен доносились обрывки слухов. Конфедераты прорывались. Вашингтон снова был в опасности. И северяне, и южане сдавали свои позиции.
Повсюду царила паника, все куда-то спешили. В памяти ее воскресли знакомые образы — пушечный выстрел, дым, смерть. Холод одиночества охватил Лорен. Ее ожидания, связанные с сегодняшним днем, с осуществлением ее плана, несколько угасли, когда перед нею опять предстала реальность войны. Она помешала одной пушке попасть на Юг, но ведь ее теперь наверняка используют, чтобы убивать солдат-южан? Познакомившись в Нассау с Клеем и с некоторыми другими южанами, Лорен перестала испытывать какую бы то ни было личную вражду. Северяне или южане, все они были молодыми людьми, у которых были надежды, мечты, семьи и возлюбленные.
«Смерть любого человека уносит частицу меня самого». Джон Дон сказал это два века назад. Эти слова всегда казались Лорен прекрасными, но сейчас они травили ей душу, они были реальными и убийственными, потому что сама она стала частицей этой войны. Она сама сделала себя ее частью.