Он отцепил свой медный значок и безо всяких мыслей потер его о полу плаща. Затем поднес поближе к свету, так что тот заблестел матовым блеском. А М Г С N 177. Временами он приходил в изумление, думая о том, сколь много стражников носили этот значок до него.
* * *
   Это Анк-Морпорк, Город Тысячи Чудес (как следовало из путеводителя Гильдии Торговцев). Что еще нужно сказать?
   Сногсшибательное место, дом для миллиона людей, величайший из городов Мира Диска, расположенный на обеих сторонах реки Анк, столь сильно заиленной, что казалось она течет вверх ногами.
   Приезжие задавались вопросом: как может существовать подобный город? Как он продолжает жить? С тех пор как в городе река стала такой, что ее можно было жевать, откуда же брать воду для питья? Что же на самом деле является основой экономики города? Как вопреки всему возможному он может работать?
   В действительности приезжие говорили такое не часто.
   Обычно они спрашивали нечто вроде. — «Как попасть, вы понимаете, э …знаете, к юным леди, верно?»
   Но если бы вдруг они начали думать своими умишками чуть-чуть больше, то вот до чего бы они додумались.
   Патриций Анк-Морпорка уселся на свой строгий стул с внезапно засверкавшей улыбкой человека, весьма занятого и внезапно обнаружившего в конце рабочего дня в своем расписании напоминание, гласящее. — «7.00 — 7.05 Быть Веселым, Расслабиться и Быть Человеком.»
   «Разумеется, я был весьма опечален, получив ваше письмо, капитан…»
   «Да, сэр.» — сказал Бодряк, замерев как бревно на дровяном складе.
   «Пожалуйста садитесь, капитан.»
   «Да, сэр.» — Бодряк остался стоять. Это было предметом его гордости.
   «Ну разумеется, я полностью с вами согласен. Полагаю, что деревенское поместье Рэмкинов весьма обширно. Убежден, что леди Рэмкин считает вас своей опорой и правой рукой.»
   «Сэр.» — капитан Бодряк, находясь в присутствии правителя города, всегда вперял свой взор в точку, на фут выше и на шесть дюймов левее от его головы.
   «И разумеется, вы станете весьма богатым человеком, капитан.»
   «Да, сэр.»
   «Надеюсь, что вы задумывались над этим. У вас появятся новые обязанности.»
   «Да, сэр.»
   Патриция угнетало, что он трудится по обе стороны диалога. Он отодвинул лежавшие на столе бумаги.
   «Разумеется, я должен назначить нового офицера на должность командира Ночного Дозора.» — сказал Патриций. — «У вас есть предложения, капитан?»
   Бодряк очнулся от тумана, клубившегося в его голове. Это был вопрос по его ведомству.
   «Ну, хотя бы Фред Двоеточие… Он один из сержантов, прирожденный руководитель…»
   Сержант Двоеточие, Городская Стража Анк-Морпорка (Ночной Дозор), обозревал сияющие лица новобранцев. Он припомнил свой первый день на службе. Старина сержант Стервятник.
   Какой ад! Язык, как удар плетью! Если бы старина Стервятник смог дожить, чтобы воочию узреть такое. Как это называется? Ах, да. Акция утверждения процедуры найма или что-то в этом роде. Кремниевая Антидиффамационная Лига собралась вокруг Патриция, а тут …
   — «Повторите это еще раз, младший констебль Осколок.» сказал он. — «Загвоздка в том, что вы останавливаете руку выше уха. Оторвитесь от пола и попытайтесь отдать честь еще раз. А сейчас…младший констебль Жвачка?»
   «Здесь!»
   «Где?»
   «Перед вами, сержант.»
   Двоеточие глянул вниз и сделал шаг назад. Его громаднейший живот сдвинулся в сторону, чтобы обнаружить повернутое лицо младшего констебля Жвачки с выражением смиренного понимания и обладавшего одним стеклянным глазом.
   «А…верно.»
   «Я выше, чем кажусь.»
   Бог мой, — подумал устало сержант Двоеточие. Сложите их вместе и разделите на двое, получив двух нормальных людей, за исключением того, что нормальные люди не вступают в Стражу. Тролль и гном. И это еще не самое худшее…
   Бодряк постукивал пальцами по столу. «Да, Двоеточие.» сказал он. — «при том он уже не такой юный, каким был когда— то. Он провел много дней на службе в Доме Стражи, занимаясь бумажной работой. Кроме того у него и так много в тарелке.»
   «Я бы сказал, что сержант Двоеточие всегда имел много в тарелке.» — сказал Патриций.
   «Полагаю, что благодаря новобранцам.» — сказал задумчиво Бодряк. — «Вы припоминаете, сэр?»
   "Это те, о которых вы мне говорили, что я должен принять на службу? " — добавил он мысленно про себя. — «Разумеется, они не попадут в Дневной Дозор. Но и эти ублюдки из Дневного Дозора их не получат.»
   "Нет, нет. Направьте их в Ночной Дозор. В любом случае это славная шутка и никто их в действительности не видел.
   Никто важный, как бы то ни было."
   Бодряк только еще склонялся к этой мысли, ибо знал, что вскоре это не будет его проблемой. Возможно так и было бы, будь он ничем не примечательным, — говорил он себе. Но Стража была работой для мужчин.
   "А как насчет капрала Валета? " — спросил Патриций.
   «Валет?»
   Они мысленно оценили кандидатуру капрала Валета.
   «Нет.»
   «Нет.»
   "Далее, разумеется, " — улыбнулся Патриций. — «капрал Морковка. Прекрасный юноша. Уже снискавший себе имя, по моему мнению.»
   «Это …правда.» — согласился Бодряк.
   «Что ж, возможность дальнейшего продвижения, не так ли? Я оценил ваш совет.»
   Бодряк мысленно воссоздал у себя в памяти портрет капрала Морковки.
   «Это Сторожевые Ворота Ступицы.» — сказал капрал Морковка. — «От всего города. Вот что мы охраняем.»
   "От чего? " — спросила младший констебль Любимица, замыкавшая строй новобранцев. «А, вы понимаете. Орды варваров, воинствующие туземцы, шайки бандитов…и т.п.»
   «Что? Только мы?»
   «Мы? Нет, нет!» — засмеялся Морковка. — «Если бы вы увидели такое, то изо всех сил звонил бы колокол.»
   «А что произойдет потом?»
   «Сержанты Валет и Двоеточие, да и все остальные сбегутся так быстро, как только смогут.»
   Младший констебль Любимица оглядела туманный горизонт.
   И улыбнулась.
   Морковка покраснел от стыда.
   Констебль Любимица первой научилась отдавать честь, хотя у нее еще не было полной униформы, приходилось ждать, пока кто-нибудь отдаст свой нагрудник, да-да, взглянем правде в глаза, старому Пересылке, оружейнику, А тот прикажет бить здесь и здесь, но ни один шлем в мире не может скрыть копну пепельно-русых волос, но, как в случае с Морковкой, констебль Любимица не нуждалась в подобных принадлежностях.
   Люди стояли бы в очереди, только бы их арестовали.
   "Так что мы будем сейчас делать? " — спросила она.
   «Я полагаю, что будем продвигаться назад в Дом Стражи.»
   — сказал Морковка. — «Сержант Двоеточие отдаст вечерний рапорт. Я жду.»
   Она научилась и «продвижению» тоже. Так называлась особая походка, выдуманная бывалыми служаками повсюду во вселенной. Мягкий подъем ступни, осторожный размах ногой, ритмичный шаг, который может продолжаться час за часом, улица за улицей. Младший констебль Осколок еще не был готов изучать «продвижение», по крайней мере до тех пор, пока не прекратит хлопать самого себя при отдании чести.
   «Сержант Двоеточие.» — сказала Любимица. — «Такой толстячок, верно?»
   «Верно.»
   «Зачем ему ручная обезьяна?»
   «А…» — ответил Морковка. — «Капрал Валет, думаю, что это относится к нему…»
   «Эта образина? Да у него лицо как из головоломки 'соедини точки'!»
   «Бедняга, у него прекрасная коллекция фурункулов. Он постоянно их выводит. Никогда не становитесь между ним и зеркалом.»
   На улицах было совсем немного народу. Было слишком жарко, даже для лета в Анк-Морпорке. Жара истекала отовсюду.
   Река угрюмо кралась по своему ложу, как ученик в 11 часов утра. Люди, не связанные жестким трудовым расписанием, прятались по подвалам и выползали оттуда ночью.
   Морковка двигался вдоль раскаленных улиц, дыша соответствующим воздухом и покрывшись толикой честного пота, обмениваясь на ходу приветствиями. Все знали Морковку. Он был легко узнаваем. Лишь он один обладал двухметровым ростом и огненно-рыжей шевелюрой. Кроме того, он шествовал так, как будто он владел этим городом.
   "Кто тот человек с каменным лицом, которого я видела в Доме Стражи? " — спросила Любимица, когда они проходили по Бродвею.
   «Это Осколок, тролль.» — ответил Морковка. — «Он был немного замешан в преступлениях, но сейчас он ухаживает за Руби, а та говорит, что он собирается жениться на ней.»
   «Нет, совсем другой.» — ответила Любимица, замечая, как и многие другие, как Морковка пытается справиться с метафорами. — «с лицом как четверг — с весьма недовольным лицом.»
   «А-а, так это капитан Бодряк. Но я полагаю, что он никогда не бывает недовольным. В конце недели он выходит в отставку и женится.»
   «Все это смотрится как-то невесело.» — сказала Любимица.
   «Как сказать.»
   «Я думаю, что ему вряд ли понравились новобранцы.»
   Еще одной особенностью констебля Морковки была та, что он совсем был неспособен лгать.
   «Да, он совершенно не выносит троллей.» — сказал он. «Мы не услышали от него ни единого слова за день, когда он услыхал, что должны вербовать рекрутов из троллей. А потому мы должны набирать гномов, иначе хлопот с ними не оберешься. Я — тоже гном, но здешние гномы этому не верят.»
   "Вы не обмолвились? " — спросила Любимица, глядя на него.
   «Я — приемный сын у матери.»
   «А-а. Ну а я не гном и не тролль.» — сказала поспешно Любимица.
   «Да, но вы женщина…»
   Любимица остановилась. «Это все так. Боже мой! Вы же знаете, что сейчас Век Фруктовой Летучей Мыши. Он что на самом деле так думает?»
   «Он немного на этом заклинился.»
   «А по-моему, так у него полный стопор.»
   «Патриций говорил, что у нас должны быть представители от групп меньшинств.» — сказал Морковка.
   «Группы меньшинств!»
   «Простите. В любом случае у него осталось несколько дней службы.»
   На улице раздался шум и грохот. Повернувшись они увидели человека, выбежавшего из таверны и помчавшегося по улице, пытаясь догнать — еще чуть-чуть — толстяка в фартуке.
   «Стой! Стой! Вор без лицензии!»
   «А.» — сказал Морковка. Он пересек дорогу. Любимица вслед за ним, в то время как толстяк не спеша вперевалку сбавил ход.
   «Доброе утро, мистер Фланель.» — сказал он. — «что-то случилось?»
   «Он взял семь долларов и я не увидал совершенно никакой лицензии Вора.» — сказал мистер Фланель. — «Что вы собираетесь делать? Я исправно плачу свои налоги!»
   «В любой миг мы готовы пуститься в погоню.» — сказал успокаивающе Морковка, доставая блокнот. — «Семь долларов, а было?»
   «По меньшей мере четырнадцать.»
   Мистер Фланель осмотрел Любимицу с ног до головы. Мужчины редко упускают такую возможность.
   "Зачем она нацепила шлем? " — спросил он.
   «Она — новобранец, мистер Фланель.»
   Любимица наградила улыбкой мистера Фланель. Тот сделал шаг назад.
   «Но она —»
   «Идите в ногу со временем.» — сказал Морковка, убирая блокнот. Мысли мистера Фланель вернулись к бизнесу.
   «Тем временем я никогда не увижу своих восемнадцати долларов.» — резко сказал он.
   «Ах, nil desperandum, мистер Фланель, не отчаивайтесь.»
   — ободряюще сказал Морковка. — «Идемте, констебль Любимица. Давайте займемся нашим расследованием.» Он удалился, оставив Фланель с разинутым от удивления ртом.
   «Не забудьте о моих двадцати пяти долларах.» — прокричал тот вдогонку.
   "Вы не собираетесь гнаться за вором? " спросила Любимица, стараясь не отстать.
   «Ни малейшего желания.» — ответил Морковка, шагнув вбок на аллею, такую узкую, что та была еле видна. Он прошел между сырыми, замшелыми стенами в глубокую тень.
   «Интересно.» — сказал он. — «Держу пари, что мало кто из людей знает, как можно добраться на улицу Зефир с Бродвея. Они скажут, что вы не выберетесь с противоположного конца Рубашки. Но это возможно, если вы пройдете по улице Мормышки, а затем нужно пролезть между этими столбами на улицу Урчания Кишок — очень чудный уголок — и мы уже на аллее Былого…» Он прошел до конца аллеи и постоял прислушиваясь.
   "Чего мы ждем? " — спросила Любимица.
   Топот бегущих ног не был совершенно слышен. Морковка наклонился через стену и протянул руку на улицу Зефир. Последовал глухой удар. Рука Морковки не двинулась ни на дюйм.
   Это походило на движение балки. Они посмотрели на человека, лежавшего без сомнения. Серебряные доллары раскатились по мостовой.
   «Ах ты, боже мой.» — сказал Морковка. — "Бедный старина Здесь-и-Сейчас. Он обещал мне, что собирается с этим завязать. Ладно… " Он оторвал от земли ногу и, подумав, поднял ее. "Сколько денег? " спросил он.
   «Похоже, что три доллара.» — сказала Любимица.
   «Дело сделано. Требуемая сумма.»
   «Но владелец магазина сказал …»
   "Пошли. Возвращаемся в Дом Стражи. Давай, Здесь-и-Сейчас.
   Это твой счастливый день."
   "Почему же это его счастливый день? " — спросила Любимица. — «Его же поймали, разве не так?»
   «Да. Но мы. Гильдия Воров не была первой. Они не такие вежливые как мы.»
   Здесь-и-Сейчас бился головой по булыжникам.
   «Стащил три доллара и помчался прямехонько домой.» вздохнул Морковка. — «Это же Здесь-и-Сейчас, самый худший вор в мире.»
   «Но вы сказали, что Гильдия Воров …»
   «Если бы вы побыли здесь подольше, то смогли бы понять, как все это происходит.» — сказал Морковка. Здесь-и-Сейчас бился головой на обочине. "В конце концов, " — добавил он.
   — «но так все это и происходит. Ты изумлена. Именно так. Я сам полагал, что должно быть по-другому. Но именно так.»
   В то время как потрясенный Здесь-и-Сейчас был на пути к безопасности в тюрьме, был убит клоун.
   Он плелся вдоль аллеи с уверенностью человека, который весь этот год был на содержании Гильдии Воров, когда внезапно перед ним появилась фигура в капюшоне.
   «Фасолька?»
   «А, привет… Эдвард, не так ли?»
   Фигура заколебалась.
   «Я только что вернулся из Гильдии.» — сказал Фасолька.
   Фигура в капюшоне кивнула.
   "С тобой все в порядке? " — спросил Фасолька.
   «Прости за это.» — сказал тот. — «Но это для блага города. В этом нет ничего личного.» Он шагнул поближе к клоуну. Фасолька услышал хруст, а затем вселенная внутри него погасла.
   Он присел.
   «У-ух.» — сказал он. — «Это чертовски —»
   Но все было не так.
   Эдвард с'Мерть посмотрел на него с ужасным выражением.
   «Ах… Я и не думал бить вас так сильно. Я только хотел, чтобы вы убрались с дороги!»
   «Но почему вы вообще должны меня бить?»
   А затем Фасолька ощутил, что Эдвард совсем на него не смотрит и ничего ему не говорит. Он посмотрел на землю и испытал то странное чувство, известное только вновь умершим — ужас от того, что ты видишь перед собой лежащего самого себя и преследуемый неотвязным вопросом : кто же производит осмотр?
   ЩЕЛК ЩЕЛК.
   Он поглядел вверх.
   «Кто здесь?»
   СМЕРТЬ.
   «Чья смерть?»
   В воздухе повеяло холодом. Фасолька ждал. Эдвард легонько похлопал по лицу…по тому, что еще недавно было его лицом.
   Я ПОЛАГАЮ… МЫ МОГЛИ БЫ НАЧАТЬ НЕМЕДЛЕННО? НЕ ВИЖУ СМЫСЛА ВСЕ ЭТО ЗАТЯГИВАТЬ.
   "Простите? " — сказал Фасолька.
   «Это я извиняюсь.» — простонал Эдвард. — «Я полагал, что это во имя всего наилучшего.»
   Фасолька видел, как его убийца утаскивает…прочь…его тело.
   «Ничего личного, говорю вам.» — сказал тот. — «Я рад, что в этом не было ничего личного. Мне ненавистна мысль, что я был вынужден убить из-за личных причин.»
   ЭТО БЫЛО МУЧИТЕЛЬНО БОЛЬНО ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО Я БЫЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТЬЮ.
   "Я все думаю, почему? Я думал, что мы действительно все уладили. Так трудно заводить друзей при моей работе.
   Полагаю, что и при твоей работе тоже."
   СЛОМИТЕ ЭТО ДЛЯ НИХ НЕЖНО.
   «Минута прогулки, а в следующую — смерть. Почему?»
   ПОДУМАЙ О ТОМ, ЧТО БОЛЬШЕ ЧЕМ СУЩЕСТВОВАНИЕ… НЕОБОЗРИМОМ В РАЗМЕРАХ…
   "О чем вы говорите? "
   ТЫ МЕРТВ. «Да, я знаю.» Фасолька расслабился и перестал сильно удивляться происходящему во все более неуместном мире.
   Смерть обнаружила, что люди часто совершали подобное после первоначального замешательства. После того, как самое худшее уже свершилось. И наконец…без малейшего намека на удачу.
   ЕСЛИ ТЫ ПОСТАРАЕШЬСЯ ПОСЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ.
   "А там будут торты с заварным кремом? Красные носы?
   Жонглеры? Люди в мешковатых штанах?"
   НЕТ.
   Всю свою краткую жизнь Фасолька провел клоуном. Он печально улыбнулся под гримом.
   «Я это люблю.»
   Встреча Бодряка с Патрицием закончилась так, как заканчиваются все подобные встречи, когда гость удаляется во власти неутихающего подозрения, что он только что удрал от смерти со своей жизнью.
   Бодряк собрался повидать свою невесту. Он знал, где ее можно найти.
   Надпись, начертанная поперек больших двухстворчатых ворот по улице Морфной, гласила. — «Здесь есть драконы.»
   Латунная табличка около ворот провозглашала. — «Анк-Морпоркское Сияющее Убежище Для Больных Драконов.»
   Там же стоял маленький, пустотелый и жалкий дракон из папье-маше, прикованный прочно к стене и державший коробку для пожертвований, с надписью на ней. — «Не Позволяйте Моему Пламени Извергаться.»
   Именно здесь леди Сибил Рэмкин проводила большую часть своего времени.
   Она была, как уже упоминал Бодряк, самой богатой женщиной в Анк-Морпорке. По правде говоря она была богаче всех остальных женщин В Анк-Морпорке вместе взятых и сложенных, впрочем это вряд ли возможно. А потому свадьба должна была получиться странной, говорили люди. Бодряк обращался со своими власть предержащими с едва скрываемым отвращением, ибо женщины вызывали у него головную боль, а мужчины — зуд в кулаках. А Сибил Рэмкин была последней из оставшихся в живых наследницей стариннейших семей в Анк-Морпорке. Их швыряло как ветки в водовороте, а они кричали безжизненному…
   Когда Сэм Бодряк был мальчиком, то думал, что богачи едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах. Позднее он узнал кое-что новое : очень богатые люди могут походить на бедняков. Сибил Рэмкин жила в нищете, которая доступна только очень богатым, нищета происходила совсем по другой причине. Женщины, бывшие просто зажиточными, копили деньги и покупали платья, сшитые из шелка и украшенные жемчугом и кружевами, но леди Рэмкин была так богата, что могла появляться, топая резиновыми сапогами, в твидовой юбке, принадлежавшей ее матери. Она была так богата, что могла позволить себе жить на бисквитах и сэндвичах с сыром. Она была так богата, что жила в трех комнатах тридцати четырех комнатного особняка, остальные комнаты были забиты очень дорогой и очень старой мебелью, покрытой слоем пыли.
   Как предполагал Бодряк, причина, по которой богатые были так богаты, была та, что они ухитрялись тратить меньше денег. Например носить сапоги. Он зарабатывал тридцать восемь долларов в месяц плюс довольствие. Отличная пара кожаных сапог стоила пятьдесят долларов. Но доступная пара сапог, которая выдерживала сезон или два, а затем текла как из преисподней, после того как протирался картон, стоила десять долларов. Именно такие сапоги всегда покупал Бодряк и носил до тех пор, пока подошвы не становились такими тонкими, что он мог поведать о туманной ночи в Анк-Морпорке, ощущая ногами булыжники. Увы истина была в том, что хорошие сапоги носились годами. Человек, который мог позволить пару сапог за пятьдесят долларов, всегда содержал свои ноги в сухости в течение десяти лет, в то время как бедный человек, который мог позволить только дешевые сапоги, тратил по десять долларов каждый год и имел постоянно сырые ноги. Это была «сапожная» теория капитана Сэмюэля Бодряка о социально-экономической несправедливости.
   Загвоздка была в том, что Сибил Рэмкин упорно не собиралась ничего покупать. Особняк был забит этой громадной, прочной мебелью, приобретенной ее предками. Она не изнашивалась. У нее были целые ящики, полные ювелирных украшений, которые казалось собирались веками. Бодряку довелось увидеть винный погреб, в котором полк спелеологов смог бы выжить таким образом, что они даже и не вспоминали бы о том, что потерялись. Леди Рэмкин жила совершенно комфортабельно, тратя изо дня в день, как подсчитал Бодряк, в половину меньше, чем он. Но она тратила гораздо больше на драконов. Сияющее Убежище Для Больных Драконов было выстроено с очень-очень толстыми стенами и очень-очень легкой крышей, архитектурная причуда, которую можно найти только на фабрике фейерверков. И все потому, что нормальное состояние обычного болотного дракона — это быть хроническим больным, а естественное состояние недомогающего дракона — расплющиваться вдоль стен, пола и потолка той комнаты, в которой он находится. Болотный дракон — это плохо бегающая, опасно неустойчивая химическая фабрика в одном шаге от катастрофы. Одном малюсеньком шажке. Строились догадки, что их привычка внезапно взрываться, когда они были злыми, возбужденными, испуганными или просто немного скучающими, была выработавшейся для выживания чертой характера <С точки зрения вида вообще, но не с точки зрения дракона, разлетающегося на кусочки по окружающему ландшафту.
   Потому Бодряк открыл дверь аккуратным толчком. Его охватил смрад драконов. Это был весьма необычный запах, даже по стандартам Анк-Морпорка, — и он привел Бодряка к мысли о пруде, годами засорявшемся алхимическими отходами, а затем осушенном.>, чтобы лишить хищника мужества.
   Ешьте драконов, как предлагается, и у вас будет острое несварение, к которому более подходит название «радиус взрыва».
   Дракончики свистели и орали на него из загонов по обеим сторонам дорожки. Многочисленные трепещущие языки пламени шипели, сжигая волосы на его голенях. Он нашел Сибил Рэмкин в компании с двумя малознакомыми девушками в бриджах, помогавших управляться в убежище. Их обычно звали Сара или Эмма, и все они выглядели для Бодряка на одно лицо. Они сражались с тем, что на первый взгляд казалось разгневанным мешком. Она подняла глаза при его приближении.
   «Ах, это ты — Сэм.» — сказала она. — «Подержи мешок, там ягненок.»
   Ему в руки всучили мешок : в тот же миг низ мешка прорвался и высунувшийся коготь тщетно пытался оцарапать его нагрудник. Остроухая голова появилась с другой стороны, два горящих красных глаза на миг уставились на него. Зубастая пасть разверзлась и брызги дурно пахнущего пара окатили его.
   Леди Рэмкин с триумфом ухватилась за нижнюю челюсть, а другой рукой вцепилась в глотку дракончику.
   "Поймался! " Она повернулась к застывшему от потрясения Бодряку. «Дьяволенок не хочет принимать таблетку известняка. Глотай! Глотай! Немедленно! А кто у нас хороший мальчик? Можете его отпустить.»
   Мешок выскользнул из рук Бодряка.
   «Тяжелый случай беспламенной жалобы на …» — сказала леди Рэмкин. — «Надеюсь, что мы его со временем излечим.»
   Дракон проткнул насквозь мешок и осматривался в поисках чего-либо сжечь. Все пытались исчезнуть с его пути.
   Глаза дракона скрестились в одной точке и он неожиданно икнул.
   Таблетка известняка шлепнулась со стуком о противоположную стену.
   «Все вниз!»
   Они прыгнули в укрытие из брезента и кирпичей. Дракон снова икнул и в недоумении оглянулся.
   Затем он взорвался.
   Они подняли головы после того, как рассеялся дым, и взглянули на маленький печальный кратер.
   Леди Рэмкин вытащила из кармана кожаного комбинезона носовой платок и вытерла нос.
   "Глупое маленькое создание! " — сказала она. — "Да-а.
   Как ты, Сэм? Ты ходил навестить Хейвлока?"
   Бодряк кивнул. Никогда в своей жизни, подумал он, не смог бы воспользоваться идеей Патриция Анк-Морпорка называться только по имени, так что любой незнакомый человек мог его называть таким образом.
   «Я тут подумал о завтрашнем обеде.» — сказал он. — «И знаешь, мне кажется, что я вряд ли смогу …»
   «Не будь глупцом.» — сказала леди Рэмкин. — «Ты будешь наслаждаться обществом. Во время обеда ты сможешь познакомиться с Нужными Людьми. Ты сам об этом знаешь.»
   Он со скорбью кивнул.
   «Мы ждем тебя дома в восемь часов.» — сказала она. — «И не надо такого вида. Это только заставит тебя сильнее нервничать. Ты слишком хороший человек, чтобы проводить вечера, шляясь по темным мокрым улицам. Настало время тебе появиться в свете.»
   Бодряк хотел возразить, что ему нравится шляться по темным мокрым улицам, но это было бесполезно. Ему самому это не очень нравилось, но лишь потому что он поступал так всегда. Он припомнил свой значок, но совсем иначе, чем если бы он вспомнил о собственном носе. Впрочем нельзя сказать, что он не любил свой значок, но ненависти к нему он тоже вряд ли испытывал. Это был его значок.
   «Вот почему ты сейчас уходишь от разговора. Там будет ужасно весело. У тебя есть носовой платок?»
   Бодряк запаниковал.
   «Что?»
   «Дай его мне.» Она прижала платок ему к рту.
   «Сплюнь…» — скомандовала она.
   Она вытерла пятно у него на щеке. Одна из неизменных Эмм чуть слышно захихикала. Леди Рэмкин проигнорировала смех.
   «Уходи.» — сказала она. — «Так лучше для тебя. Уходи и охраняй свои улицы для нашей безопасности. А если захочешь сделать что-нибудь по-настоящему полезное, то отыщи Пухляка.»
   «Пухляка?»
   «Вчера вечером он сбежал из загона.»
   «Дракон?»
   Бодряк вздохнул и вытащил из кармана дешевую сигару. Болотные драконы понемногу начинали надоедать городу. Леди Рэмкин за это очень сердилась на город. Люди покупали драконов, когда те были шести дюймов длиной и премилым образом разжигали с их помощью огонь, но после того, как те начинали сжигать мебель и оставлять пропалины на ковре, полу и по толке, их выпихивали на произвол судьбы.
   «Мы вызволили его у кузнеца на Легкой улице.» — напомнила леди Рэмкин. — «Я обратилась к тому словами. — 'Добрый человек, вы можете пользоваться обычным горном, как все остальные люди.' Бедная крошка…»