— А вот и Тиффи, — шепнула она. — И мы идем домой.
Здесь-то я и должна столкнуться с Королевой, подумала Тиффани. Но не было ни крика ярости, ни взрыва магии… ничего.
Только жужжание пчел вдали, шорох ветра в траве, да икота и всхлипы Вентворта, который был так стиснут в ее объятиях, что ему не хватало воздуха реветь.
Сейчас она заметила, что на дальней стороне кущей находится ложе из листьев, окруженное склонившимися цветами. Но на этом ложе никого не было.
Это потому, что я у тебя за спиной, — сказал голос Королевы на ухо Тиффани.
Она быстро повернулась.
У нее за спиной никого не было.
Все так же у тебя за спиной, — сказала Королева. — Это мой мир, детка. Ты никогда не будешь такой быстрой, как я. Ни такой ловкой. Зачем ты пытаешься отнять у меня моего мальчика?
— Он не твой, а наш! — ответила Тиффани.
Ты его никогда не любила. У тебя сердце как маленький комочек снега. Мне видно это.
У Тиффани на лбу появилась морщинка.
— Любовь? — сказала она. — А при чем это здесь? Он мой брат! Мой брат!
— Да, это так по-ведьмовски, не правда ли, — сказал голос Королевы. — Эгоизм. Мое, мое, мое. Все, что заботит ведьму, это «мое».
— Ты его украла!
— Украла? Ты имеешь в виду, что ты им владела?
Второй Помысел сказал Тиффани: она выискивает твои слабые места. Не слушай ее.
— Ах, у тебя есть Второй Помысел, — сказала Королева. — Ты думаешь, что это тебя делает очень большой ведьмой, не правда ли?
— Почему ты не показываешься мне? — спросила Тиффани. — Боишься?
— Мне бояться? — сказала Королева. — Чего-то такого, как ты?
И возникла прямо перед нею. Королева была гораздо выше Тиффани, но такая же тоненькая; ее волосы — длинны и черны, лицо бледно, губы вишнево-алы, одежда из черного, и белого, и красного. И во всем этом было, самую чуточку, что-то не то.
Второй Помысел сказал Тиффани: это потому, что она совершенство. Полное совершенство. Словно кукла. Никто реальный таким совершенным быть не может.
— Это не ты, — проговорила Тиффани с полнейшей уверенностью. — Это всего лишь твой сон о себе. Это вовсе не ты сама.
Улыбка Королевы исчезла на миг, а потом вернулась — напряженной, натянутой.
— Какая грубость, а ты ведь со мной едва знакома, — сказала она, усаживаясь на ложе из листьев. И слегка похлопала по нему рядом с собой. — Садись же. Стоять друг против друга — это как-то враждебно. Я отнесу твои дурные манеры на счет простой дезориентации. — Она улыбнулась Тиффани дивной улыбкой.
Посмотри, как движутся ее глаза, сказал Тиффани Второй Помысел. Вряд ли она пользуется ими, чтобы тебя видеть. Они лишь очаровательные украшения.
— Ты вторглась в мой дом, убила нескольких моих питомцев и в целом вела себя недостойно, постыдно. Впрочем, я понимаю: ты слишком пошла на поводу у подрывных элементов…
— Ты украла моего брата, — сказала Тиффани, крепко прижимая к себе Вентворта. — Ты вообще все крадешь. — Но собственный голос прозвучал в ее ушах слабым и тоненьким.
— Он бродил одиноко, потерявшись, — ответила Королева спокойно. — Я отвела его домой и утешила.
И вот что было в голосе Королевы, вот что в нем было самое главное: он говорил тебе, дружелюбно и понимающе — я права, а ты нет. И это, в сущности, не твоя вина. Возможно, вина лежит на твоих родителях, или на какой-то скверной пище, которую ты ела, или виновато какое-то событие — столь ужасное, что ты начисто выбросила его из памяти. Это была не твоя вина, Королева все понимает, потому что ты — вполне милый, славный человек. Дело просто в том, что все эти дурные влияния заставили тебя делать неправильный выбор. Если ты сможешь осознать это, Тиффани, мир станет счастливее…
…этот холодный мир, охраняемый чудовищными тварями, где ничто не созревает и не растет, сказал ее Второй Помысел. Мир, где все решает Королева. Не слушай.
Тиффани нашла в себе силы попятиться на шаг.
— Неужели я чудовище? — сказала Королева. — Я всего лишь хотела, чтобы кто-то был рядом…
И Второй Помысел Тиффани, затопленный, вязнущий в дивном голосе Королевы, произнес: Мисс Женпола Робинсон…
Она пришла много лет назад и работала с тех пор у фермеров домашней прислугой. Говорили, она выросла в Тявкинском Приюте для Неимущих. Рассказывали, что в этом приюте она и родилась, после того, как ее мать явилась туда во время жуткой грозы, и хозяин записал в большом черном журнале: «Мисс Робинсон, дитя жен. пола». Молодая мать была не очень сообразительной и вообще она умирала, и решила, что так назвали младенца. Как-никак, это была запись в большой книге официального вида.
Мисс Робинсон теперь была уже довольно пожилой, всегда мало разговаривала и мало ела, но ее никогда нельзя было застать без работы. Никто не сравнился бы в мытье полов с Мисс Дитя Женполой Робинсон. У нее было худое лицо с кулачок, острый красный нос и худые бледные руки с красными костяшками на кулаках, и она этих рук никогда не покладала. Работать Мисс Робинсон умела.
Тиффани мало что понимала в происходящем, когда случилось преступление. Женщины говорили об этом, собираясь по две — по три возле калиток, и руки у них были сплетены под грудью, и они прекращали разговор и смотрели оскорбленно, если мимо шел мужчина.
Тиффани ухватывала обрывки разговоров, но иногда они состояли сплошь из обиняков: «своего собственного у бедолаги-то и не было никогда, она же не виновата, что худющая, как швабра». И «говорят, нашли ее, а она обнимает его и говорит — мой». И «в доме полно было детских вязаных вещичек, она их наделала!» Вот это последнее было для Тиффани особенно загадочным, потому что говорилось таким тоном, как будто «в доме полно было человеческих черепов!»
Но все соглашались в одном: «Такого мы не потерпим. Преступление — оно и есть преступление. Надо сообщить Барону».
Мисс Робинсон украла младенца по имени Пунктуалити Риддл, которого молодые родители очень любили, хоть и выдумали такое имя. (Они рассуждали так, что если детям дают имена разных добродетелей — Вера, Надежда, Любовь — чем плохо умение везде успевать вовремя?)
Ребенка оставили на дворе, в колыбельке, и он исчез. Были обычные поиски, слёзы, а потом кто-то упомянул, что в последнее время Мисс Робинсон стала носить к себе домой больше молока…
Это было похищение. На Мелу стояло не так уж много заборов и дверных запоров. Кражу, какую бы то ни было, воспринимали очень серьезно. Если нельзя будет на пять минут повернуться спиной к своему добру, до чего мы дойдем? Закон — это закон. Преступление, оно и есть преступление.
До слуха Тиффани долетали обрывки споров, что шли по всему поселку, но некоторые фразы проскакивали снова и снова. «Она ничего плохого и в мыслях не держала, бедная. Она всегда была работящая, никогда не жаловалась. Она не в себе. Закон — это закон. Преступление, оно и есть преступление».
И вот сообщили Барону, и он устроил суд в Большом Зале, и пришли все, кто мог отлучиться с пастбищ на холмах — в том числе Мистер и Миссис Риддл, она со встревоженным видом, он с решительным — и Мисс Робинсон, которая только смотрела в землю, сложив на коленях руки с красными костяшками на кулаках.
Вряд ли это получился суд. Мисс Робинсон не совсем ясно понимала, в чем ее обвиняют. И Тиффани казалось, что все остальные тоже не совсем понимают. Они не знали наверняка, зачем пришли сюда, и собирались это выяснить.
Барону тоже было неловко. Закон гласил ясно: кража — очень скверное преступление, а украсть человека — и того хуже. В Тявкине была тюрьма, прямо рядом с Приютом для Неимущих. Говорили, они даже дверью соединены. Туда и дорога ворам.
Барон был не великий мыслитель. Его род правил Мелом, применяя способ: не менять образ мыслей ни по какому поводу, в течение сотен лет. Барон слушал, барабанил пальцами по столу, смотрел на лица людей и выглядел так, словно сиденье кресла у него жутко горячее.
У Тиффани было место в первом ряду. Она сидела там, когда Барон начал оглашать свой вердикт, эм-м-мкая и н-н-нукая, пытаясь не произнести те слова, которые он вынужден был сказать, и тут отворилась дверь зала, и трусцой вбежали Гром с Молнией.
Они уселись между скамьями переднего ряда и столом судьи, повернувшись к Барону и глядя на него яркими, внимательными глазами.
Тиффани была единственной, кто вытянул шею — посмотреть на входную дверь. Створки были слишком тяжелые для того, чтобы даже сильная собака сумела их открыть. В тот момент они были приоткрыты на щелочку, и можно было заметить, что снаружи кто-то стоит и через эту щелочку заглядывает внутрь.
Барон прервал свою речь, уставился на собак, тоже посмотрел на дверь.
А потом, через несколько секунд, отложил в сторону книгу законов и сказал: «Возможно, нам следует в этом деле пойти другим путем».
И другой путь был найден, отчасти он заключался в том, чтобы люди уделяли Мисс Робинсон больше внимания. Это было не идеальное решение, и не все остались довольны, но оно сработало.
Тиффани учуяла запах «Бравого Морехода», когда вышла из зала на улицу, и ей вспомнилась собака Барона. Будешь помнить нынешний день? — говорила ему Бабушка когда-то. — У тебя на то еще найдется повод.
Бароны нуждаются в напоминаниях…
— Кто скажет слово за тебя? — проговорила Тиффани вслух.
— За меня? — переспросила Королева, подняв тонкие брови.
А Третий Помысел сказал Тиффани: присмотрись, какое у нее лицо, когда она встревожена.
— Здесь нет никого, кто вступился бы за тебя, правда? — сказала Тиффани, продолжая пятиться. — Кто скажет, что ты была к нему доброй? Что ты не просто наглая воровка? Потому что ты такая и есть. У тебя… У тебя, как у дрёмов — одна-единственная уловка в запасе…
Да, вот оно. Сейчас Тиффани увидела то, что ее Третий Помысел заметил прежде. Лицо Королевы на миг зарябило.
— И это не твое тело, — припечатала Тиффани. — Это лишь то, чем ты хочешь казаться. Оно не настоящее. Так же, как и все тут: пустышка дутая…
Королева бросилась вперед и влепила ей пощечину, куда ощутимее, чем способно было бы сновидение. Тиффани шлепнулась на мох, Вентворт откатился в сторону, вопя:
— Хаччу тваль…ет!
Хорошо, сказал Третий Помысел Тиффани.
— Хорошо? — сказала она вслух.
— Хорошо? — сказала Королева.
Да, подтвердил Третий Помысел. Ей неизвестно, что у тебя есть Третий Помысел, и сковородка лежит всего в нескольких дюймах от твоей руки, а существа вроде нее не выносят железа, верно? Сейчас она злится. Сделай так, чтобы она совсем разъярилась, чтобы она перестала соображать. Сделай ей больно.
— Ты живешь тут среди сплошной зимы и ничего не делаешь, только смотришь сны про лето, — сказала Тиффани. — Неудивительно, что Король от тебя ушел.
На мгновение Королева застыла, словно прекрасная скульптура, на которую она и так была похожа. И вновь эта воплощенная мечта зарябила, и Тиффани увидела… нечто. Ростом не намного выше самой Тиффани, почти человекообразное, чуток облезлое и — лишь на секунду — потрясенное. Потом снова перед ней возникла Королева, высокая, гневная, набирающая в грудь воздуха, чтобы…
Тиффани схватила сковороду и махнула ею, вскакивая на ноги. Ей удалось зацепить высокую фигуру только вскользь, но Королева заколыхалась, как воздух над раскаленной дорогой, и пронзительно закричала.
Тиффани не стала ждать и смотреть, что случится дальше. Схватила брата и понеслась прочь сквозь высокую траву, мимо странных созданий, которые смотрели в ту сторону, откуда летели звуки королевского гнева.
Вот теперь в лишенной теней траве зашевелились тени. Некоторые существа — шуточные, как на составной картинке — меняли облик и начинали двигаться вслед за Тиффани с ее вопящим братом.
На дальней стороне прогалины раздался громовой гул. Две великанши, которых Роланд называл Шмелиными Тетками, поднимались в воздух. Их маленькие крылышки от усилия превратились в размытые круги.
Кто-то поймал Тиффани за руку и втянул в гущу травы. Это был Роланд.
— Можешь сейчас выбраться отсюда? — сказал он. Лицо у него было красное.
— Э-э… — начала Тиффани.
— Тогда просто бежим. Давай руку. Погнали!
— А ты знаешь дорогу отсюда? — еле переводя дыхание, спросила Тиффани, мчась рядом с ним среди гигантских маргариток.
— Нет, — пропыхтел Роланд. — Нету дороги. Видела там… дрёмов снаружи… это сильный сон…
— Тогда чего мы бежим?
— Не попадаться ей… под руку. Если надолго… спрятаться… Снибс говорит, она… забывает…
Вряд ли она меня так уж скоро забудет, подумала Тиффани.
Роланд остановился, она вырвала у него свою руку и побежала дальше вместе с Вентвортом, который цеплялся за нее с молчаливым изумлением.
— Ты куда? — закричал Роланд у нее за спиной.
— Я точно не хочу ей попадаться под руку!
— Вернись! Ты назад бежишь!
— Ничего не назад! Я прямо!
— Это сон! — заорал Роланд, на сей раз близко, потому что догонял ее. — Ты бежишь по кру…
Тиффани вылетела на поляну…
… на ту самую поляну.
Шмелиные Тетки приземлились по бокам от нее. Королева шагнула вперед.
— Ты знаешь, — сказала она, — я ожидала от тебя большего, Тиффани. А сейчас давай сюда мальчика, и я буду решать, что дальше.
— Это небольшой сон, — пробормотал Роланд позади. — Если убегаешь далеко, то делаешь круг…
— Я могу сделать для тебя сон, который будет меньше, чем ты сама, — приятным тоном поговорила Королева. — Тебе может быть очень больно!
Цвета стали ярче. Звуки громче. Тиффани уловила какой-то запах, и это показалось ей странным, потому что до той секунды никаких запахов тут не было.
Резкий, горький запах, который ни за что не забудешь. Запах снега. И сквозь жужжание насекомых в траве Тиффани различила едва-едва уловимое:
— Кривенс! Не могу вылезти отсюдава!
Глава 11. Пробуждение
Здесь-то я и должна столкнуться с Королевой, подумала Тиффани. Но не было ни крика ярости, ни взрыва магии… ничего.
Только жужжание пчел вдали, шорох ветра в траве, да икота и всхлипы Вентворта, который был так стиснут в ее объятиях, что ему не хватало воздуха реветь.
Сейчас она заметила, что на дальней стороне кущей находится ложе из листьев, окруженное склонившимися цветами. Но на этом ложе никого не было.
Это потому, что я у тебя за спиной, — сказал голос Королевы на ухо Тиффани.
Она быстро повернулась.
У нее за спиной никого не было.
Все так же у тебя за спиной, — сказала Королева. — Это мой мир, детка. Ты никогда не будешь такой быстрой, как я. Ни такой ловкой. Зачем ты пытаешься отнять у меня моего мальчика?
— Он не твой, а наш! — ответила Тиффани.
Ты его никогда не любила. У тебя сердце как маленький комочек снега. Мне видно это.
У Тиффани на лбу появилась морщинка.
— Любовь? — сказала она. — А при чем это здесь? Он мой брат! Мой брат!
— Да, это так по-ведьмовски, не правда ли, — сказал голос Королевы. — Эгоизм. Мое, мое, мое. Все, что заботит ведьму, это «мое».
— Ты его украла!
— Украла? Ты имеешь в виду, что ты им владела?
Второй Помысел сказал Тиффани: она выискивает твои слабые места. Не слушай ее.
— Ах, у тебя есть Второй Помысел, — сказала Королева. — Ты думаешь, что это тебя делает очень большой ведьмой, не правда ли?
— Почему ты не показываешься мне? — спросила Тиффани. — Боишься?
— Мне бояться? — сказала Королева. — Чего-то такого, как ты?
И возникла прямо перед нею. Королева была гораздо выше Тиффани, но такая же тоненькая; ее волосы — длинны и черны, лицо бледно, губы вишнево-алы, одежда из черного, и белого, и красного. И во всем этом было, самую чуточку, что-то не то.
Второй Помысел сказал Тиффани: это потому, что она совершенство. Полное совершенство. Словно кукла. Никто реальный таким совершенным быть не может.
— Это не ты, — проговорила Тиффани с полнейшей уверенностью. — Это всего лишь твой сон о себе. Это вовсе не ты сама.
Улыбка Королевы исчезла на миг, а потом вернулась — напряженной, натянутой.
— Какая грубость, а ты ведь со мной едва знакома, — сказала она, усаживаясь на ложе из листьев. И слегка похлопала по нему рядом с собой. — Садись же. Стоять друг против друга — это как-то враждебно. Я отнесу твои дурные манеры на счет простой дезориентации. — Она улыбнулась Тиффани дивной улыбкой.
Посмотри, как движутся ее глаза, сказал Тиффани Второй Помысел. Вряд ли она пользуется ими, чтобы тебя видеть. Они лишь очаровательные украшения.
— Ты вторглась в мой дом, убила нескольких моих питомцев и в целом вела себя недостойно, постыдно. Впрочем, я понимаю: ты слишком пошла на поводу у подрывных элементов…
— Ты украла моего брата, — сказала Тиффани, крепко прижимая к себе Вентворта. — Ты вообще все крадешь. — Но собственный голос прозвучал в ее ушах слабым и тоненьким.
— Он бродил одиноко, потерявшись, — ответила Королева спокойно. — Я отвела его домой и утешила.
И вот что было в голосе Королевы, вот что в нем было самое главное: он говорил тебе, дружелюбно и понимающе — я права, а ты нет. И это, в сущности, не твоя вина. Возможно, вина лежит на твоих родителях, или на какой-то скверной пище, которую ты ела, или виновато какое-то событие — столь ужасное, что ты начисто выбросила его из памяти. Это была не твоя вина, Королева все понимает, потому что ты — вполне милый, славный человек. Дело просто в том, что все эти дурные влияния заставили тебя делать неправильный выбор. Если ты сможешь осознать это, Тиффани, мир станет счастливее…
…этот холодный мир, охраняемый чудовищными тварями, где ничто не созревает и не растет, сказал ее Второй Помысел. Мир, где все решает Королева. Не слушай.
Тиффани нашла в себе силы попятиться на шаг.
— Неужели я чудовище? — сказала Королева. — Я всего лишь хотела, чтобы кто-то был рядом…
И Второй Помысел Тиффани, затопленный, вязнущий в дивном голосе Королевы, произнес: Мисс Женпола Робинсон…
Она пришла много лет назад и работала с тех пор у фермеров домашней прислугой. Говорили, она выросла в Тявкинском Приюте для Неимущих. Рассказывали, что в этом приюте она и родилась, после того, как ее мать явилась туда во время жуткой грозы, и хозяин записал в большом черном журнале: «Мисс Робинсон, дитя жен. пола». Молодая мать была не очень сообразительной и вообще она умирала, и решила, что так назвали младенца. Как-никак, это была запись в большой книге официального вида.
Мисс Робинсон теперь была уже довольно пожилой, всегда мало разговаривала и мало ела, но ее никогда нельзя было застать без работы. Никто не сравнился бы в мытье полов с Мисс Дитя Женполой Робинсон. У нее было худое лицо с кулачок, острый красный нос и худые бледные руки с красными костяшками на кулаках, и она этих рук никогда не покладала. Работать Мисс Робинсон умела.
Тиффани мало что понимала в происходящем, когда случилось преступление. Женщины говорили об этом, собираясь по две — по три возле калиток, и руки у них были сплетены под грудью, и они прекращали разговор и смотрели оскорбленно, если мимо шел мужчина.
Тиффани ухватывала обрывки разговоров, но иногда они состояли сплошь из обиняков: «своего собственного у бедолаги-то и не было никогда, она же не виновата, что худющая, как швабра». И «говорят, нашли ее, а она обнимает его и говорит — мой». И «в доме полно было детских вязаных вещичек, она их наделала!» Вот это последнее было для Тиффани особенно загадочным, потому что говорилось таким тоном, как будто «в доме полно было человеческих черепов!»
Но все соглашались в одном: «Такого мы не потерпим. Преступление — оно и есть преступление. Надо сообщить Барону».
Мисс Робинсон украла младенца по имени Пунктуалити Риддл, которого молодые родители очень любили, хоть и выдумали такое имя. (Они рассуждали так, что если детям дают имена разных добродетелей — Вера, Надежда, Любовь — чем плохо умение везде успевать вовремя?)
Ребенка оставили на дворе, в колыбельке, и он исчез. Были обычные поиски, слёзы, а потом кто-то упомянул, что в последнее время Мисс Робинсон стала носить к себе домой больше молока…
Это было похищение. На Мелу стояло не так уж много заборов и дверных запоров. Кражу, какую бы то ни было, воспринимали очень серьезно. Если нельзя будет на пять минут повернуться спиной к своему добру, до чего мы дойдем? Закон — это закон. Преступление, оно и есть преступление.
До слуха Тиффани долетали обрывки споров, что шли по всему поселку, но некоторые фразы проскакивали снова и снова. «Она ничего плохого и в мыслях не держала, бедная. Она всегда была работящая, никогда не жаловалась. Она не в себе. Закон — это закон. Преступление, оно и есть преступление».
И вот сообщили Барону, и он устроил суд в Большом Зале, и пришли все, кто мог отлучиться с пастбищ на холмах — в том числе Мистер и Миссис Риддл, она со встревоженным видом, он с решительным — и Мисс Робинсон, которая только смотрела в землю, сложив на коленях руки с красными костяшками на кулаках.
Вряд ли это получился суд. Мисс Робинсон не совсем ясно понимала, в чем ее обвиняют. И Тиффани казалось, что все остальные тоже не совсем понимают. Они не знали наверняка, зачем пришли сюда, и собирались это выяснить.
Барону тоже было неловко. Закон гласил ясно: кража — очень скверное преступление, а украсть человека — и того хуже. В Тявкине была тюрьма, прямо рядом с Приютом для Неимущих. Говорили, они даже дверью соединены. Туда и дорога ворам.
Барон был не великий мыслитель. Его род правил Мелом, применяя способ: не менять образ мыслей ни по какому поводу, в течение сотен лет. Барон слушал, барабанил пальцами по столу, смотрел на лица людей и выглядел так, словно сиденье кресла у него жутко горячее.
У Тиффани было место в первом ряду. Она сидела там, когда Барон начал оглашать свой вердикт, эм-м-мкая и н-н-нукая, пытаясь не произнести те слова, которые он вынужден был сказать, и тут отворилась дверь зала, и трусцой вбежали Гром с Молнией.
Они уселись между скамьями переднего ряда и столом судьи, повернувшись к Барону и глядя на него яркими, внимательными глазами.
Тиффани была единственной, кто вытянул шею — посмотреть на входную дверь. Створки были слишком тяжелые для того, чтобы даже сильная собака сумела их открыть. В тот момент они были приоткрыты на щелочку, и можно было заметить, что снаружи кто-то стоит и через эту щелочку заглядывает внутрь.
Барон прервал свою речь, уставился на собак, тоже посмотрел на дверь.
А потом, через несколько секунд, отложил в сторону книгу законов и сказал: «Возможно, нам следует в этом деле пойти другим путем».
И другой путь был найден, отчасти он заключался в том, чтобы люди уделяли Мисс Робинсон больше внимания. Это было не идеальное решение, и не все остались довольны, но оно сработало.
Тиффани учуяла запах «Бравого Морехода», когда вышла из зала на улицу, и ей вспомнилась собака Барона. Будешь помнить нынешний день? — говорила ему Бабушка когда-то. — У тебя на то еще найдется повод.
Бароны нуждаются в напоминаниях…
— Кто скажет слово за тебя? — проговорила Тиффани вслух.
— За меня? — переспросила Королева, подняв тонкие брови.
А Третий Помысел сказал Тиффани: присмотрись, какое у нее лицо, когда она встревожена.
— Здесь нет никого, кто вступился бы за тебя, правда? — сказала Тиффани, продолжая пятиться. — Кто скажет, что ты была к нему доброй? Что ты не просто наглая воровка? Потому что ты такая и есть. У тебя… У тебя, как у дрёмов — одна-единственная уловка в запасе…
Да, вот оно. Сейчас Тиффани увидела то, что ее Третий Помысел заметил прежде. Лицо Королевы на миг зарябило.
— И это не твое тело, — припечатала Тиффани. — Это лишь то, чем ты хочешь казаться. Оно не настоящее. Так же, как и все тут: пустышка дутая…
Королева бросилась вперед и влепила ей пощечину, куда ощутимее, чем способно было бы сновидение. Тиффани шлепнулась на мох, Вентворт откатился в сторону, вопя:
— Хаччу тваль…ет!
Хорошо, сказал Третий Помысел Тиффани.
— Хорошо? — сказала она вслух.
— Хорошо? — сказала Королева.
Да, подтвердил Третий Помысел. Ей неизвестно, что у тебя есть Третий Помысел, и сковородка лежит всего в нескольких дюймах от твоей руки, а существа вроде нее не выносят железа, верно? Сейчас она злится. Сделай так, чтобы она совсем разъярилась, чтобы она перестала соображать. Сделай ей больно.
— Ты живешь тут среди сплошной зимы и ничего не делаешь, только смотришь сны про лето, — сказала Тиффани. — Неудивительно, что Король от тебя ушел.
На мгновение Королева застыла, словно прекрасная скульптура, на которую она и так была похожа. И вновь эта воплощенная мечта зарябила, и Тиффани увидела… нечто. Ростом не намного выше самой Тиффани, почти человекообразное, чуток облезлое и — лишь на секунду — потрясенное. Потом снова перед ней возникла Королева, высокая, гневная, набирающая в грудь воздуха, чтобы…
Тиффани схватила сковороду и махнула ею, вскакивая на ноги. Ей удалось зацепить высокую фигуру только вскользь, но Королева заколыхалась, как воздух над раскаленной дорогой, и пронзительно закричала.
Тиффани не стала ждать и смотреть, что случится дальше. Схватила брата и понеслась прочь сквозь высокую траву, мимо странных созданий, которые смотрели в ту сторону, откуда летели звуки королевского гнева.
Вот теперь в лишенной теней траве зашевелились тени. Некоторые существа — шуточные, как на составной картинке — меняли облик и начинали двигаться вслед за Тиффани с ее вопящим братом.
На дальней стороне прогалины раздался громовой гул. Две великанши, которых Роланд называл Шмелиными Тетками, поднимались в воздух. Их маленькие крылышки от усилия превратились в размытые круги.
Кто-то поймал Тиффани за руку и втянул в гущу травы. Это был Роланд.
— Можешь сейчас выбраться отсюда? — сказал он. Лицо у него было красное.
— Э-э… — начала Тиффани.
— Тогда просто бежим. Давай руку. Погнали!
— А ты знаешь дорогу отсюда? — еле переводя дыхание, спросила Тиффани, мчась рядом с ним среди гигантских маргариток.
— Нет, — пропыхтел Роланд. — Нету дороги. Видела там… дрёмов снаружи… это сильный сон…
— Тогда чего мы бежим?
— Не попадаться ей… под руку. Если надолго… спрятаться… Снибс говорит, она… забывает…
Вряд ли она меня так уж скоро забудет, подумала Тиффани.
Роланд остановился, она вырвала у него свою руку и побежала дальше вместе с Вентвортом, который цеплялся за нее с молчаливым изумлением.
— Ты куда? — закричал Роланд у нее за спиной.
— Я точно не хочу ей попадаться под руку!
— Вернись! Ты назад бежишь!
— Ничего не назад! Я прямо!
— Это сон! — заорал Роланд, на сей раз близко, потому что догонял ее. — Ты бежишь по кру…
Тиффани вылетела на поляну…
… на ту самую поляну.
Шмелиные Тетки приземлились по бокам от нее. Королева шагнула вперед.
— Ты знаешь, — сказала она, — я ожидала от тебя большего, Тиффани. А сейчас давай сюда мальчика, и я буду решать, что дальше.
— Это небольшой сон, — пробормотал Роланд позади. — Если убегаешь далеко, то делаешь круг…
— Я могу сделать для тебя сон, который будет меньше, чем ты сама, — приятным тоном поговорила Королева. — Тебе может быть очень больно!
Цвета стали ярче. Звуки громче. Тиффани уловила какой-то запах, и это показалось ей странным, потому что до той секунды никаких запахов тут не было.
Резкий, горький запах, который ни за что не забудешь. Запах снега. И сквозь жужжание насекомых в траве Тиффани различила едва-едва уловимое:
— Кривенс! Не могу вылезти отсюдава!
Глава 11. Пробуждение
На дальнем конце поляны, где разбиватель орехов занимался своим делом, остался последний орех. В половину роста Тиффани величиной. И он слегка покачивался. Щелкун взмахнул молотом, и орех уткатился из-под удара.
Зри то, что по-настоящему тут… сказала себе Тиффани и засмеялась.
Королева бросила на нее озадаченный взгляд и властно спросила:
— Ты находишь это забавным? Что тебя так развеселило?
— Просто смешная мысль пришла, — ответила Тиффани.
Королева сверкнула глазами, как делают все обделенные чувством юмора, когда им в ответ кто-то смеется.
Не такая уж ты умная и ловкая, подумала Тиффани. Тебе никогда не было это нужно. Ты же могла получить все, что хочешь, просто погрезив об этом. Ты веришь в свои сны, поэтому тебе никогда не надо думать.
Она повернулась к Роланду и шепнула:
— Расколи орех! Не волнуйся, что я буду делать, расколи!
Мальчик посмотрел на нее растерянно.
— Что ты ему сказала? — резко спросила Королева.
— Я сказала «прощай», — ответила Тиффани, крепко прижимая к себе брата. — Своего брата не отдам, делай, что хочешь!
— Ты знаешь, какого цвета у тебя внутренности? — спросила Королева.
Тиффани молча помотала головой.
— Ну, сейчас узнаешь, — сказала Королева с приветливой улыбкой.
— Ты не настолько могущественная, чтобы это сделать, — проговорила Тиффани.
— А знаешь, ты права, — ответила Королева. — Такой вид физической магии действительно весьма труден. Однако я могу заставить тебя думать, что делаю с тобой очень… страшные вещи. А это, малышка — все, что мне требуется. Не хочешь сейчас попросить, чтобы я тебя пожалела? Возможно, потом будешь уже не в состоянии.
Тиффани выдержала паузу и сказала:
— Не-ет. Я, пожалуй, не стану.
Королева склонилась к ней. Ее серые глаза на миг заполнили для Тиффани весь мир.
— Мой народ будет помнить об этом очень долго, — промолвила Королева.
— Надеюсь, — ответила Тиффани. — Рас-ко-ли о-рех.
По лицу Королевы снова мелькнуло выражение озадаченности. Она не привыкла к резко меняющимся ситуациям.
— Что?
— А? О… ага… — пробормотал Роланд.
— Что ты ему сказала? — спросила Королева, когда он кинулся к человеку с молотом.
Тиффани пнула ее в голень. Это было не по-ведьмовски. Это было так по-девятилетнему, что Тиффани хотела бы придумать нечто получше. С другой стороны, ботинки у нее были крепкие, и пинок тоже.
Королева встряхнула ее.
— Зачем ты это сделала? — сказала она. — Почему не делаешь то, что я говорю? Всем было бы так хорошо, если бы они делали то, что я говорю!
Тиффани смотрела ей в лицо. Глаза у Королевы теперь были серые, но зрачки — как серебряные зеркальца.
Я знаю, что ты такое, сказал ее Третий Помысел. Ты то, что никогда ничему не способно научиться. Ты не знаешь о людях ничего. Ты просто… старый маленький ребенок.
— Хочешь сладкого? — шепнула Тиффани.
У нее за спиной раздались крики. Она извернулась в цепких руках Королевы и увидела, что Роланд борется за кувалду. Под взглядом Тиффани он отчаянно взмахнул этой тяжелой хреновиной, занося ее над головой, и сбил с ног эльфа позади себя.
Королева яростно повернула Тиффани к себе, когда молот обрушился на орех.
— Сладкого? — прошипела она. — Я тебе покажу сла…
— Кривенс! Энто Кралева! У ней наша келда, у старой головешки!
— Без царев! Без королёв! Мальцы-вольнецы!
— Рррастерзаю кебаб!
— Навешаем ей!
Наверно, Тиффани была единственным существом всех времен и народов, кто радуется, заслышав поблизости Нак Мак Фигглов.
Они хлынули наружу из расколотого ореха. Некоторые были еще в галстуках-бабочках. Другие, как обычно, в своих кильтах. Но все как один — в боевом духе и, чтобы не терять времени, лупили друг друга набегу, набирая скорость.
Прогалина… очистилась. Создания хоть реальности, хоть сна способны заметить опасность, когда она летит к ним орущей, ругающейся, сине-рыжей волной.
Тиффани вырвалась у Королевы из рук, по-прежнему держа Вентворта, и поспешила в сторонку, чтобы смотреть из травы.
Здоров Ян пробежал мимо, неся над головой извивающегося эльфа, в полный рост. Потом резко затормозил и швырнул свою ношу высоко вверх, через всю поляну.
— Прилетел соловушка на свою головушку! — возопил Ян и устремился обратно в гущу битвы.
Нак Мак Фигглов нельзя ни растоптать, ни задавить. Они работали группами, взбираясь друг по другу, чтобы на подходящей высоте треснуть эльфа кулаком. Или, предпочтительнее, боднуть. А когда противник упал, тут его вдоль и поперек пинками обработают.
В драке у них был определенный метод. Например, они всегда выбирали самого крупного из противников, потому что — как объяснил позднее Роб Всякограб — «тама попасть легче, ведаешь». И они просто не останавливались. Вот что изматывало врага напрочь. Как будто на тебя напали осы с кулаками.
Прошло некоторое время, прежде чем Фигглы сообразили, что противник закончился. Они еще немного подрались между собой, чтобы не зря была вся эта долгая дорога и типа того, потом утихомирились и стали проверять карманы лежащих врагов на предмет завалявшейся монетки.
Тиффани поднялась на ноги.
— Эччч, ну непоганая работа, сам скажу, — произнес Роб Всякограб, оглядевшись. — Сполнили брань аккуратно, даже стихов не читали.
— Как вы попали в орех? — спросила Тиффани. — В смысле, он же… орех!
— Иного пути не нашлося, — ответил Роб. — Пригодный путь искать надобно, чтобы дать на орехи. Навигация во сне — дело тяжкое.
— Особо ежели чуток мальца клюкнумши, — сказал Вулли Валенок, широко улыбаясь.
— Что? Вы там… выпивали? — сказала Тиффани. — Я тут лицом к лицу с Королевой, а вы были в пивной?
— Эччч, нет! — ответил Роб. — Помнишь сон тот с большою вечеринкой? Где ты в платьице красивое разубрана была? Мы застряли там.
— Я же прикончила дрёма!
У Роба сделался не совсем искренний вид.
— Н-н-ну-у-у, — сказал он, — не так легко смогли мы выбраться, как ты. Пошло чуть больше времени у нас.
— Всю выпивку пришлося там прикончить, — пришел ему на помощь Вулли. Роб сверкнул на него взглядом и огрызнулся:
— Негоже все так оборачивать!
— Вы хотите сказать, что сон может продолжаться без дрёма? — спросила Тиффани.
— Коли жажда сильно замучила, — ответил Вулли Валенок. — И ежели бы только выпивка, там же ж еще канапы энти…
— Но я думала, что если будешь есть или пить во сне, то навсегда останешься там!
— Для многих так, — ответил Роб. — Но не для нас. Домы, банки али сны — нету места, куда нам влезти не под силу и вылезти обратно.
— Вот разве что кроме пивных, — сказал Здоров Ян.
— О, айе, — весело подтвердил Роб. — С пивными так, без труда не вытащишь рыбку из пруда, слово даю кр-р-репкое.
— А куда пропала Королева? — спросила Тиффани.
— Эччч, она сделала гэтьски, как только завидела нас, — ответил Роб. — И нам то же самое надобно, леди, пока не изменился сон. — Он кивнул в сторону Вентворта. — Энто и есть мальца родич твой? Соплей-то в носе!
— Хаччу сладка! — заорал Вентворт на сладком автопилоте.
— Обойдешься! — заорал Роб в ответ. — Сопли отставить, с нами резво иттить, на мальца сестре своей мешком не висеть!
Тиффани открыла рот, чтобы возмутиться, и закрыла снова: Вентворт после секундного ошеломления хихикнул.
— Ляля! — сказал он. — Маля! Маля-маля цацы!
— Мама дорогая, — сказала Тиффани. — Теперь начнется.
И все-таки она была здорово удивлена. Вентворт никогда не проявлял столько интереса ни к чему, кроме сахарных пупсов.
— Роб, у нас тута один настоящий, — окликнул кто-то из пиктси. К своему ужасу Тиффани увидела, что Фигглы приподняли над землей голову Роланда. Он лежал, растянувшись во весь рост, без сознания.
— А, парнишка, что тебе грубиянил, — сказал Роб. — И Здорова Яна целился молотком тюкнуть, не от великого разума. Чего с ним делать будем?
Трава задрожала. Свет в небе угасал. И становилось холоднее.
— Оставлять его тут нельзя! — сказала Тиффани.
— Окей, поволокем, — ответил Роб. — Двигаем щас же!
— Маля-маля цацы-цы! Маля-маля-цы! — с наслаждением выкрикивал Вентворт.
— Он так весь день теперь будет, — сказала Тиффани. — Простите.
— К двери беги, — сказал Роб. — Можешь зреть ее?
Тиффани стала отчаянно озираться. Ветер уже сделался морозно-колючим.
— Зри дверь! — скомандовал Роб.
Тиффани моргнула, повернулась кругом.
— Эм-м… Э…
Ощущение мира за пленкой сна теперь не приходило так легко, как в момент ее страха перед Королевой. Тиффани старалась сосредоточиться. Запах снега…
Это же смешно, говорить о том, что снег чем-то пахнет. Он просто замерзшая вода. Но Тиффани всегда понимала сразу же, проснувшись утром, если ночью выпал снег. Его запах был как вкус жести. У жести правда есть вкус, хотя он примерно то же самое, что и запах снега.
Тиффани показалось, что мозги у нее трещат от напряжения. Если я во сне, надо проснуться. Только бежать — без толку. Во снах всегда полно беготни. Но она чувствовала, что есть направление, в котором окружающая картина как-то… тоньше. И белее.
Она закрыла глаза и стала думать о снеге, скрипучем, свежем, словно крахмальные простыни. Сосредоточилась на ощущении снега под ногами. Все, что надо сделать — это проснуться…
Она действительно стояла на снегу.
— Славно, — сказал Роб.
— Я уловила, как это! — сказала Тиффани.
— Эччч, порою дверь бывает и в главе твоей, — ответил Роб Всякограб. — Теперя двигаем!
Тиффани почувствовала, что ее приподнимают вверх. Роланд, похрапывающий рядом, тоже поднялся над землей на дюжинах синих ног, когда пиктси залезли под него.
— Не тормозим, покудава не убрались отсюдава! — сказал Роб. — Фигглы, ва-хэй!
Они заскользили по снегу за группами дозорных, которые бежали впереди. Через минуту или две Тиффани оглянулась назад и увидела, что голубые тени растекаются вширь. И становятся темнее.
— Роб… — сказала она.
— Айе, я ведаю, — отозвался он. — Резвей, парни!
— Они быстро текут, Роб!
— Энто ведаю тож!
Крупинки снега секли ей лицо. Деревья по бокам сливались в полосы. Лес проносился мимо. Но тени расползались впереди, преграждая дорогу, и бежать сквозь них было как сквозь что-то плотное. Как сквозь густой туман.
А тени за спиной были уже полуночно-черными внутри.
Но пиктси оставили позади последнее дерево, теперь перед ними раскинулась белая равнина.
Они остановились — так резко, что Тиффани чуть не кувыркнулась вперед.
— Что такое?
— А где наши старые следы подевалися? — сказал Вулли Валенок. — Только что были! В которую сторону нам?
Протоптанная по снегу тропа, что вела их все это время, исчезла.
Роб Всякограб глянул в сторону леса. Там клубилась тьма, словно дым, и расстилалась вдоль горизонта.
— Она кошмары за нами послала, — прорычал Роб. — Туго будет, ребята.
Тиффани различила очертания в надвигающейся ночи. Обняла Вентворта покрепче.
— Кошмары, — повторил Роб, обернувшись к ней. — Тебе с ними знаться нечего. Мы придержим их. Тебе тикать надо. Уматывай сей же миг!
— Мне же некуда бежать! — сказала Тиффани.
Она слышала тонкие звуки, вроде стрекотания, вроде шума насекомых, со стороны леса. Пиктси плотно стянулись друг к другу. Обычно, когда они чуяли будущую драку, то ухмылялись от уха до уха. Но сейчас они были смертельно серьезны.
— Эччч, не умеет она проигрывать, Кралева, — сказал Роб.
Тиффани посмотрела на противоположную сторону горизонта. Кипящая чернота была и там: кольцо смыкалось вокруг них со всех сторон.
Зри то, что по-настоящему тут… сказала себе Тиффани и засмеялась.
Королева бросила на нее озадаченный взгляд и властно спросила:
— Ты находишь это забавным? Что тебя так развеселило?
— Просто смешная мысль пришла, — ответила Тиффани.
Королева сверкнула глазами, как делают все обделенные чувством юмора, когда им в ответ кто-то смеется.
Не такая уж ты умная и ловкая, подумала Тиффани. Тебе никогда не было это нужно. Ты же могла получить все, что хочешь, просто погрезив об этом. Ты веришь в свои сны, поэтому тебе никогда не надо думать.
Она повернулась к Роланду и шепнула:
— Расколи орех! Не волнуйся, что я буду делать, расколи!
Мальчик посмотрел на нее растерянно.
— Что ты ему сказала? — резко спросила Королева.
— Я сказала «прощай», — ответила Тиффани, крепко прижимая к себе брата. — Своего брата не отдам, делай, что хочешь!
— Ты знаешь, какого цвета у тебя внутренности? — спросила Королева.
Тиффани молча помотала головой.
— Ну, сейчас узнаешь, — сказала Королева с приветливой улыбкой.
— Ты не настолько могущественная, чтобы это сделать, — проговорила Тиффани.
— А знаешь, ты права, — ответила Королева. — Такой вид физической магии действительно весьма труден. Однако я могу заставить тебя думать, что делаю с тобой очень… страшные вещи. А это, малышка — все, что мне требуется. Не хочешь сейчас попросить, чтобы я тебя пожалела? Возможно, потом будешь уже не в состоянии.
Тиффани выдержала паузу и сказала:
— Не-ет. Я, пожалуй, не стану.
Королева склонилась к ней. Ее серые глаза на миг заполнили для Тиффани весь мир.
— Мой народ будет помнить об этом очень долго, — промолвила Королева.
— Надеюсь, — ответила Тиффани. — Рас-ко-ли о-рех.
По лицу Королевы снова мелькнуло выражение озадаченности. Она не привыкла к резко меняющимся ситуациям.
— Что?
— А? О… ага… — пробормотал Роланд.
— Что ты ему сказала? — спросила Королева, когда он кинулся к человеку с молотом.
Тиффани пнула ее в голень. Это было не по-ведьмовски. Это было так по-девятилетнему, что Тиффани хотела бы придумать нечто получше. С другой стороны, ботинки у нее были крепкие, и пинок тоже.
Королева встряхнула ее.
— Зачем ты это сделала? — сказала она. — Почему не делаешь то, что я говорю? Всем было бы так хорошо, если бы они делали то, что я говорю!
Тиффани смотрела ей в лицо. Глаза у Королевы теперь были серые, но зрачки — как серебряные зеркальца.
Я знаю, что ты такое, сказал ее Третий Помысел. Ты то, что никогда ничему не способно научиться. Ты не знаешь о людях ничего. Ты просто… старый маленький ребенок.
— Хочешь сладкого? — шепнула Тиффани.
У нее за спиной раздались крики. Она извернулась в цепких руках Королевы и увидела, что Роланд борется за кувалду. Под взглядом Тиффани он отчаянно взмахнул этой тяжелой хреновиной, занося ее над головой, и сбил с ног эльфа позади себя.
Королева яростно повернула Тиффани к себе, когда молот обрушился на орех.
— Сладкого? — прошипела она. — Я тебе покажу сла…
— Кривенс! Энто Кралева! У ней наша келда, у старой головешки!
— Без царев! Без королёв! Мальцы-вольнецы!
— Рррастерзаю кебаб!
— Навешаем ей!
Наверно, Тиффани была единственным существом всех времен и народов, кто радуется, заслышав поблизости Нак Мак Фигглов.
Они хлынули наружу из расколотого ореха. Некоторые были еще в галстуках-бабочках. Другие, как обычно, в своих кильтах. Но все как один — в боевом духе и, чтобы не терять времени, лупили друг друга набегу, набирая скорость.
Прогалина… очистилась. Создания хоть реальности, хоть сна способны заметить опасность, когда она летит к ним орущей, ругающейся, сине-рыжей волной.
Тиффани вырвалась у Королевы из рук, по-прежнему держа Вентворта, и поспешила в сторонку, чтобы смотреть из травы.
Здоров Ян пробежал мимо, неся над головой извивающегося эльфа, в полный рост. Потом резко затормозил и швырнул свою ношу высоко вверх, через всю поляну.
— Прилетел соловушка на свою головушку! — возопил Ян и устремился обратно в гущу битвы.
Нак Мак Фигглов нельзя ни растоптать, ни задавить. Они работали группами, взбираясь друг по другу, чтобы на подходящей высоте треснуть эльфа кулаком. Или, предпочтительнее, боднуть. А когда противник упал, тут его вдоль и поперек пинками обработают.
В драке у них был определенный метод. Например, они всегда выбирали самого крупного из противников, потому что — как объяснил позднее Роб Всякограб — «тама попасть легче, ведаешь». И они просто не останавливались. Вот что изматывало врага напрочь. Как будто на тебя напали осы с кулаками.
Прошло некоторое время, прежде чем Фигглы сообразили, что противник закончился. Они еще немного подрались между собой, чтобы не зря была вся эта долгая дорога и типа того, потом утихомирились и стали проверять карманы лежащих врагов на предмет завалявшейся монетки.
Тиффани поднялась на ноги.
— Эччч, ну непоганая работа, сам скажу, — произнес Роб Всякограб, оглядевшись. — Сполнили брань аккуратно, даже стихов не читали.
— Как вы попали в орех? — спросила Тиффани. — В смысле, он же… орех!
— Иного пути не нашлося, — ответил Роб. — Пригодный путь искать надобно, чтобы дать на орехи. Навигация во сне — дело тяжкое.
— Особо ежели чуток мальца клюкнумши, — сказал Вулли Валенок, широко улыбаясь.
— Что? Вы там… выпивали? — сказала Тиффани. — Я тут лицом к лицу с Королевой, а вы были в пивной?
— Эччч, нет! — ответил Роб. — Помнишь сон тот с большою вечеринкой? Где ты в платьице красивое разубрана была? Мы застряли там.
— Я же прикончила дрёма!
У Роба сделался не совсем искренний вид.
— Н-н-ну-у-у, — сказал он, — не так легко смогли мы выбраться, как ты. Пошло чуть больше времени у нас.
— Всю выпивку пришлося там прикончить, — пришел ему на помощь Вулли. Роб сверкнул на него взглядом и огрызнулся:
— Негоже все так оборачивать!
— Вы хотите сказать, что сон может продолжаться без дрёма? — спросила Тиффани.
— Коли жажда сильно замучила, — ответил Вулли Валенок. — И ежели бы только выпивка, там же ж еще канапы энти…
— Но я думала, что если будешь есть или пить во сне, то навсегда останешься там!
— Для многих так, — ответил Роб. — Но не для нас. Домы, банки али сны — нету места, куда нам влезти не под силу и вылезти обратно.
— Вот разве что кроме пивных, — сказал Здоров Ян.
— О, айе, — весело подтвердил Роб. — С пивными так, без труда не вытащишь рыбку из пруда, слово даю кр-р-репкое.
— А куда пропала Королева? — спросила Тиффани.
— Эччч, она сделала гэтьски, как только завидела нас, — ответил Роб. — И нам то же самое надобно, леди, пока не изменился сон. — Он кивнул в сторону Вентворта. — Энто и есть мальца родич твой? Соплей-то в носе!
— Хаччу сладка! — заорал Вентворт на сладком автопилоте.
— Обойдешься! — заорал Роб в ответ. — Сопли отставить, с нами резво иттить, на мальца сестре своей мешком не висеть!
Тиффани открыла рот, чтобы возмутиться, и закрыла снова: Вентворт после секундного ошеломления хихикнул.
— Ляля! — сказал он. — Маля! Маля-маля цацы!
— Мама дорогая, — сказала Тиффани. — Теперь начнется.
И все-таки она была здорово удивлена. Вентворт никогда не проявлял столько интереса ни к чему, кроме сахарных пупсов.
— Роб, у нас тута один настоящий, — окликнул кто-то из пиктси. К своему ужасу Тиффани увидела, что Фигглы приподняли над землей голову Роланда. Он лежал, растянувшись во весь рост, без сознания.
— А, парнишка, что тебе грубиянил, — сказал Роб. — И Здорова Яна целился молотком тюкнуть, не от великого разума. Чего с ним делать будем?
Трава задрожала. Свет в небе угасал. И становилось холоднее.
— Оставлять его тут нельзя! — сказала Тиффани.
— Окей, поволокем, — ответил Роб. — Двигаем щас же!
— Маля-маля цацы-цы! Маля-маля-цы! — с наслаждением выкрикивал Вентворт.
— Он так весь день теперь будет, — сказала Тиффани. — Простите.
— К двери беги, — сказал Роб. — Можешь зреть ее?
Тиффани стала отчаянно озираться. Ветер уже сделался морозно-колючим.
— Зри дверь! — скомандовал Роб.
Тиффани моргнула, повернулась кругом.
— Эм-м… Э…
Ощущение мира за пленкой сна теперь не приходило так легко, как в момент ее страха перед Королевой. Тиффани старалась сосредоточиться. Запах снега…
Это же смешно, говорить о том, что снег чем-то пахнет. Он просто замерзшая вода. Но Тиффани всегда понимала сразу же, проснувшись утром, если ночью выпал снег. Его запах был как вкус жести. У жести правда есть вкус, хотя он примерно то же самое, что и запах снега.
Тиффани показалось, что мозги у нее трещат от напряжения. Если я во сне, надо проснуться. Только бежать — без толку. Во снах всегда полно беготни. Но она чувствовала, что есть направление, в котором окружающая картина как-то… тоньше. И белее.
Она закрыла глаза и стала думать о снеге, скрипучем, свежем, словно крахмальные простыни. Сосредоточилась на ощущении снега под ногами. Все, что надо сделать — это проснуться…
Она действительно стояла на снегу.
— Славно, — сказал Роб.
— Я уловила, как это! — сказала Тиффани.
— Эччч, порою дверь бывает и в главе твоей, — ответил Роб Всякограб. — Теперя двигаем!
Тиффани почувствовала, что ее приподнимают вверх. Роланд, похрапывающий рядом, тоже поднялся над землей на дюжинах синих ног, когда пиктси залезли под него.
— Не тормозим, покудава не убрались отсюдава! — сказал Роб. — Фигглы, ва-хэй!
Они заскользили по снегу за группами дозорных, которые бежали впереди. Через минуту или две Тиффани оглянулась назад и увидела, что голубые тени растекаются вширь. И становятся темнее.
— Роб… — сказала она.
— Айе, я ведаю, — отозвался он. — Резвей, парни!
— Они быстро текут, Роб!
— Энто ведаю тож!
Крупинки снега секли ей лицо. Деревья по бокам сливались в полосы. Лес проносился мимо. Но тени расползались впереди, преграждая дорогу, и бежать сквозь них было как сквозь что-то плотное. Как сквозь густой туман.
А тени за спиной были уже полуночно-черными внутри.
Но пиктси оставили позади последнее дерево, теперь перед ними раскинулась белая равнина.
Они остановились — так резко, что Тиффани чуть не кувыркнулась вперед.
— Что такое?
— А где наши старые следы подевалися? — сказал Вулли Валенок. — Только что были! В которую сторону нам?
Протоптанная по снегу тропа, что вела их все это время, исчезла.
Роб Всякограб глянул в сторону леса. Там клубилась тьма, словно дым, и расстилалась вдоль горизонта.
— Она кошмары за нами послала, — прорычал Роб. — Туго будет, ребята.
Тиффани различила очертания в надвигающейся ночи. Обняла Вентворта покрепче.
— Кошмары, — повторил Роб, обернувшись к ней. — Тебе с ними знаться нечего. Мы придержим их. Тебе тикать надо. Уматывай сей же миг!
— Мне же некуда бежать! — сказала Тиффани.
Она слышала тонкие звуки, вроде стрекотания, вроде шума насекомых, со стороны леса. Пиктси плотно стянулись друг к другу. Обычно, когда они чуяли будущую драку, то ухмылялись от уха до уха. Но сейчас они были смертельно серьезны.
— Эччч, не умеет она проигрывать, Кралева, — сказал Роб.
Тиффани посмотрела на противоположную сторону горизонта. Кипящая чернота была и там: кольцо смыкалось вокруг них со всех сторон.