Страница:
Володя рассказал про Елению:
— Дают ей простой мешок, она его так раскрасит, что смотришь и думаешь: золотая вышивка. А один раз из простой рогожи ковер сделала. Никто не верит даже, что рогожа.
О Милочке и говорить нечего — в театре она свой человек. И она знает такие театральные слова, которых не знает ни один человек в классе: «Разводка. Ремарка. Пауза…» И уже совсем чудесные слова: «Вошла в образ…»
Нечего и говорить, что любимыми книгами в классе сделались пьесы. В класс натащили много всяких сборников и журналов с пьесами. Особенным успехом пользовалась какая-то драма без названия, так как первые и последние страницы были оторваны. Но все равно эта пьеса понравилась всем, а особенно мальчишкам. Тут было все, что надо для отважных, готовых на все сердец: отчаянные сражения, схватки разбойников с полицией в горах на краю пропасти. Зря, конечно, неизвестный автор приплел сюда любовь и этим испортил все дело. Атаман пошел на свидание, тут его и схватили. Очень ему надо было влюбляться.
Девчонки закатывали глаза и говорили такими ненормальными голосами, словно у них к зубам приклеились ириски:
— Ах, много вы понимаете…
И, обнявшись, уходили шептаться.
Как и всегда, Васька Рыжий держался в стороне и не принимал никакого участия в общих разговорах. Но тут и его прорвало:
— А мой батька в опере участвовал.
— Так он же хрипатый, — закричал Володя.
— Ну и что?
Милочка строго посмотрела на Ваську и со знанием дела спросила:
— Хорошо. Какая эта опера?
— Про черта.
Васька вытаращил глаза, указательными пальцами растянул рот и зарычал. Все засмеялись, а он вдруг спросил:
— Такую оперу знаешь, «Демон»?
— Конечно, — ответила Милочка. — Кто же этого не знает?
— Там еще одного убивают…
— Князя Гудала.
— Его мертвое тело приносят невесте. Вот батька его и представлял.
— Князя? Ни за что не поверю!
— Да не князя, а, говорю, его мертвое тело. Живого другой представлял. Артист. На батьку очень похожий: такой же мордан. Вот он батьку и нанял. «Я, говорит, не могу долго лежать не дыша. Я щекотки, говорит, боюсь и не выдерживаю, когда на мое убитое тело невеста со всего размаха кидается. Я вздрагиваю, и тогда из меня не тело получается, а черт те знает что…» Он по пятерке батьке выплачивал за каждый раз.
Над Васькой посмеялись, и все решили, что он врет, а он сморщил нос и спросил:
— Дураки. Кто же задарма врет?
— А тебе бы все за деньги?
— За деньги каждый соврет, — рассудительно заметил Васька. — Врут всегда за деньги или для выгоды. А даром только правду говорят.
Но все равно ему никто не поверил.
Словом, целую неделю после каникул в классе стоял такой гомон, какой поднимают воробьи, собираясь напасть на ворону. Мальчишки распределяли роли из разбойничьей пьесы, при этом они все отчаянно размахивали руками и прыгали по партам.
Володя сразу объявил, что он будет атаманом. Против этого никто не возражал. Но когда он сказал, что никаких свиданий и вообще любовных сцен он не допустит, то все Девочки подняли такой крик, что пришлось их всех принять в разбойники.
ВАСЬКА ПОЛУЧАЕТ РОЛЬ
ПЕРВАЯ ПЯТЕРКА
МАМИНА ПОДУШКА
ВАСЬКА МЕЧТАЕТ
ТЕЗКА
— Дают ей простой мешок, она его так раскрасит, что смотришь и думаешь: золотая вышивка. А один раз из простой рогожи ковер сделала. Никто не верит даже, что рогожа.
О Милочке и говорить нечего — в театре она свой человек. И она знает такие театральные слова, которых не знает ни один человек в классе: «Разводка. Ремарка. Пауза…» И уже совсем чудесные слова: «Вошла в образ…»
Нечего и говорить, что любимыми книгами в классе сделались пьесы. В класс натащили много всяких сборников и журналов с пьесами. Особенным успехом пользовалась какая-то драма без названия, так как первые и последние страницы были оторваны. Но все равно эта пьеса понравилась всем, а особенно мальчишкам. Тут было все, что надо для отважных, готовых на все сердец: отчаянные сражения, схватки разбойников с полицией в горах на краю пропасти. Зря, конечно, неизвестный автор приплел сюда любовь и этим испортил все дело. Атаман пошел на свидание, тут его и схватили. Очень ему надо было влюбляться.
Девчонки закатывали глаза и говорили такими ненормальными голосами, словно у них к зубам приклеились ириски:
— Ах, много вы понимаете…
И, обнявшись, уходили шептаться.
Как и всегда, Васька Рыжий держался в стороне и не принимал никакого участия в общих разговорах. Но тут и его прорвало:
— А мой батька в опере участвовал.
— Так он же хрипатый, — закричал Володя.
— Ну и что?
Милочка строго посмотрела на Ваську и со знанием дела спросила:
— Хорошо. Какая эта опера?
— Про черта.
Васька вытаращил глаза, указательными пальцами растянул рот и зарычал. Все засмеялись, а он вдруг спросил:
— Такую оперу знаешь, «Демон»?
— Конечно, — ответила Милочка. — Кто же этого не знает?
— Там еще одного убивают…
— Князя Гудала.
— Его мертвое тело приносят невесте. Вот батька его и представлял.
— Князя? Ни за что не поверю!
— Да не князя, а, говорю, его мертвое тело. Живого другой представлял. Артист. На батьку очень похожий: такой же мордан. Вот он батьку и нанял. «Я, говорит, не могу долго лежать не дыша. Я щекотки, говорит, боюсь и не выдерживаю, когда на мое убитое тело невеста со всего размаха кидается. Я вздрагиваю, и тогда из меня не тело получается, а черт те знает что…» Он по пятерке батьке выплачивал за каждый раз.
Над Васькой посмеялись, и все решили, что он врет, а он сморщил нос и спросил:
— Дураки. Кто же задарма врет?
— А тебе бы все за деньги?
— За деньги каждый соврет, — рассудительно заметил Васька. — Врут всегда за деньги или для выгоды. А даром только правду говорят.
Но все равно ему никто не поверил.
Словом, целую неделю после каникул в классе стоял такой гомон, какой поднимают воробьи, собираясь напасть на ворону. Мальчишки распределяли роли из разбойничьей пьесы, при этом они все отчаянно размахивали руками и прыгали по партам.
Володя сразу объявил, что он будет атаманом. Против этого никто не возражал. Но когда он сказал, что никаких свиданий и вообще любовных сцен он не допустит, то все Девочки подняли такой крик, что пришлось их всех принять в разбойники.
ВАСЬКА ПОЛУЧАЕТ РОЛЬ
И вдруг Мария Николаевна объявила, что по желанию всего класса будет поставлена настоящая пьеса.
Конечно, все пришли в неописуемый восторг, и все сейчас же захлопали в ладоши, а Володя вскочил с места и закричал:
— Ура!
Мария Николаевна велела ему выйти из класса.
Володя покорно подошел к двери и тут только понял, что уйти ему сейчас никак нельзя, что без него произойдет все самое интересное.
— Честное слово, больше не буду, — сказал он.
— Ну, смотри, — предупредила Мария Николаевна. — Ты за последнее время что-то совсем развинтился.
Он правильно сделал, что не ушел, потому что на самом деле все самое главное было сказано именно теперь, Оказалось, сегодня после уроков состоится чтение пьесы, и руководитель будет Людмила Борисовна — Милочкина мама — настоящая актриса из настоящего театра. А пьеса-то какая: «Случай на границе». Про шпионов и пограничников!
В классе снова поднялся восторженный шум, и Володе вновь захотелось сделать что-нибудь отчаянное, но он приложил все усилия и сдержался.
Репетиции проводили раз в неделю по вечерам, после уроков.
Ваське, как неуспевающему, да еще второгоднику, конечно, никакой роли не дали, да он и не надеялся, что дадут. Он до того привык, что все школьные привилегии в первую очередь достаются примерным ученикам, пятерочникам, что даже и не задумывался, справедливо это или нет. Да и не очень-то он сокрушался. Но все же на репетиции ходил и сидел так тихо-смирно, как не сиживал на уроках. Он даже и сам не понимал, как это у него получается.
Особенно внимательно следил он за Сенькой Любушкиным, которому досталась самая большая и самая интересная роль. Он должен был играть старика-балагура и прибауточника. Он ловко обнаруживает шпионов и помогает пограничникам задержать их. Всем хотелось сыграть эту роль, и еще когда только читали пьесу, то все знали, что достанется она Сеньке Любушкину — «украшению класса». Так, конечно, и получилось.
А играл он очень плохо и говорил таким тоном, словно урок отвечал. Но он привык к тому, что его всегда хвалили, и очень переживал, если у него что-нибудь не удавалось. Как-то один раз он ответил не совсем хорошо. На тройку, не больше. Но ему поставили четыре. Как он переживал! Даже противно было смотреть. Он проплакал два урока, а на другой день приходила его мать и сказала, что Сенечка заболел.
На каждой репетиции Людмила Борисовна просто изматывалась: по сто раз показывала ему, как надо пройти стариковской походкой, как сказать.
— Скажи вот так: «Куда ты спешишь, еловый корень!»
Любушкин повторял ровным голосом первого ученика и все поглядывал на Марию Николаевну, ожидая, что она скажет, как всегда:
— Очень хорошо, Сеня, садись.
Но ничего она не говорила, а только вздыхала и покачивала головой. На этот раз «украшение» сплоховало. Розовое лицо его сделалось очень уж розовым и заблестело от пота. Он охрип и, пытаясь подражать Людмиле Борисовне, он вытягивал шею, хрипел и шипел на разные лады.
Все начали перешептываться и посмеиваться. Тут уж даже Васька не сдержался. Он громко сказал:
— Эх ты, дубовый корень!
Людмила Борисовна строго спросила:
— Это кто нам мешает?
А Мария Николаевна, ничего не спрашивая, прямо посмотрела на Ваську и предупредила:
— Еще слово — и ты уйдешь. И вообще шел бы ты уроки учить, тем более, делать тут тебе нечего.
Васька ненадолго успокоился, но потом снова начал шипеть и стонать, прячась за партой:
— Ох, дурак! Ох, портач…
Наконец, Любушкин допек Людмилу Борисовну, но она напустилась не на него, а на Ваську:
— Можно подумать, что уж ты-то лучше его сыграешь.
Все притихли, а Васька ничуть не смутился. Он ответил:
— А то!
Снова вмешалась Мария Николаевна:
— Как надо отвечать старшим?
Васька встал, и все увидели, как он побледнел и только круглый его носик нежно светился среди веснушек, как маленькая луна среди звезд.
— Ну, выходи, покажи свое уменье, — раздраженно сказала Людмила Борисовна.
— Нельзя мне, — строго ответил Васька и зачем-то вытер ладони о свои широкие лыжные штаны.
— Почему нельзя?
— Учится плохо, — объяснила Мария Николаевна.
Любушкин стоял, утомленно прислонившись к стене. Он презрительно улыбался, все еще уверенный в своем превосходстве. И он был убежден, что уж если ему, такому хорошему, не удается эта роль, то уж, конечно, не Ваське, второгоднику, тягаться с ним.
Да и сам Васька не собирался вступать в единоборство с «украшением класса».
— Мне нельзя, — повторил он и, сморщив свою репку, посмотрел на Любушкина. — Эх ты, еловый корень! — проскрипел он стариковским голосом.
Людмила Борисовна глянула на Ваську так, словно он только в эту секунду свалился ей под ноги. Она часто заморгала своими длинными ресницами.
— Оказывается, какой ты! — удивленно проговорила она.
Васька струсил; вот сейчас уж обязательно выставят из класса.
— Не буду я больше, — пробурчал он, — слово даю.
Любушкин мстительно засмеялся. Но Людмила Борисовна подошла к Ваське, положила руку на его плечо и ласковым голосом спросила:
— Тебя как зовут?
Васька вздохнул. Он не спешил отвечать. Он никогда не стремился к известности, по опыту зная, что его именем интересовались только затем, чтобы причинить ему неприятности. Ни к чему хорошему это никогда еще не приводило.
— Васька его зовут, — презрительно сообщил Любушкин, горделиво закидывая свою розовую голову. — Васька Рыжий.
Людмила Борисовна обняла его за плечи и вывела на середину класса.
— Ты, Вася, сейчас очень здорово это сказал. Давай-ка попробуем еще. Я тебе буду подсказывать, а ты говори.
— Не надо подсказывать, — торопливо проговорил Васька, в волнении облизывая губы.
В классе наступила тишина. Такого случая, чтобы Васька отказался от подсказки, еще никогда не было. Любушкин моргал своими белыми ресницами и удивленно посматривал на Марию Николаевну, но та, пораженная не меньше других, не обращала на него никакого внимания.
А Васька вдруг часто-часто замигал, чуть сгорбился и, шаркая ногами, совсем как настоящий старик, подошел к командиру пограничников.
— Куда ты спешишь, еловый корень! — сказал он таким стариковским голосом, что у всех дух захватило, так это здорово у него получилось.
Пограничника играл Володя. Он сразу же ответил то, что полагалось по пьесе, и Васька, покряхтывая, начал его поучать:
— А ты не спеши. Не спеши. Подумай сперва, каждое дело надо до ума довести…
— Молодец какой! — сказала Людмила Борисовна и бодрым голосом, словно она отдохнула после дальней дороги, добавила: — Пошли дальше.
Конечно, все пришли в неописуемый восторг, и все сейчас же захлопали в ладоши, а Володя вскочил с места и закричал:
— Ура!
Мария Николаевна велела ему выйти из класса.
Володя покорно подошел к двери и тут только понял, что уйти ему сейчас никак нельзя, что без него произойдет все самое интересное.
— Честное слово, больше не буду, — сказал он.
— Ну, смотри, — предупредила Мария Николаевна. — Ты за последнее время что-то совсем развинтился.
Он правильно сделал, что не ушел, потому что на самом деле все самое главное было сказано именно теперь, Оказалось, сегодня после уроков состоится чтение пьесы, и руководитель будет Людмила Борисовна — Милочкина мама — настоящая актриса из настоящего театра. А пьеса-то какая: «Случай на границе». Про шпионов и пограничников!
В классе снова поднялся восторженный шум, и Володе вновь захотелось сделать что-нибудь отчаянное, но он приложил все усилия и сдержался.
Репетиции проводили раз в неделю по вечерам, после уроков.
Ваське, как неуспевающему, да еще второгоднику, конечно, никакой роли не дали, да он и не надеялся, что дадут. Он до того привык, что все школьные привилегии в первую очередь достаются примерным ученикам, пятерочникам, что даже и не задумывался, справедливо это или нет. Да и не очень-то он сокрушался. Но все же на репетиции ходил и сидел так тихо-смирно, как не сиживал на уроках. Он даже и сам не понимал, как это у него получается.
Особенно внимательно следил он за Сенькой Любушкиным, которому досталась самая большая и самая интересная роль. Он должен был играть старика-балагура и прибауточника. Он ловко обнаруживает шпионов и помогает пограничникам задержать их. Всем хотелось сыграть эту роль, и еще когда только читали пьесу, то все знали, что достанется она Сеньке Любушкину — «украшению класса». Так, конечно, и получилось.
А играл он очень плохо и говорил таким тоном, словно урок отвечал. Но он привык к тому, что его всегда хвалили, и очень переживал, если у него что-нибудь не удавалось. Как-то один раз он ответил не совсем хорошо. На тройку, не больше. Но ему поставили четыре. Как он переживал! Даже противно было смотреть. Он проплакал два урока, а на другой день приходила его мать и сказала, что Сенечка заболел.
На каждой репетиции Людмила Борисовна просто изматывалась: по сто раз показывала ему, как надо пройти стариковской походкой, как сказать.
— Скажи вот так: «Куда ты спешишь, еловый корень!»
Любушкин повторял ровным голосом первого ученика и все поглядывал на Марию Николаевну, ожидая, что она скажет, как всегда:
— Очень хорошо, Сеня, садись.
Но ничего она не говорила, а только вздыхала и покачивала головой. На этот раз «украшение» сплоховало. Розовое лицо его сделалось очень уж розовым и заблестело от пота. Он охрип и, пытаясь подражать Людмиле Борисовне, он вытягивал шею, хрипел и шипел на разные лады.
Все начали перешептываться и посмеиваться. Тут уж даже Васька не сдержался. Он громко сказал:
— Эх ты, дубовый корень!
Людмила Борисовна строго спросила:
— Это кто нам мешает?
А Мария Николаевна, ничего не спрашивая, прямо посмотрела на Ваську и предупредила:
— Еще слово — и ты уйдешь. И вообще шел бы ты уроки учить, тем более, делать тут тебе нечего.
Васька ненадолго успокоился, но потом снова начал шипеть и стонать, прячась за партой:
— Ох, дурак! Ох, портач…
Наконец, Любушкин допек Людмилу Борисовну, но она напустилась не на него, а на Ваську:
— Можно подумать, что уж ты-то лучше его сыграешь.
Все притихли, а Васька ничуть не смутился. Он ответил:
— А то!
Снова вмешалась Мария Николаевна:
— Как надо отвечать старшим?
Васька встал, и все увидели, как он побледнел и только круглый его носик нежно светился среди веснушек, как маленькая луна среди звезд.
— Ну, выходи, покажи свое уменье, — раздраженно сказала Людмила Борисовна.
— Нельзя мне, — строго ответил Васька и зачем-то вытер ладони о свои широкие лыжные штаны.
— Почему нельзя?
— Учится плохо, — объяснила Мария Николаевна.
Любушкин стоял, утомленно прислонившись к стене. Он презрительно улыбался, все еще уверенный в своем превосходстве. И он был убежден, что уж если ему, такому хорошему, не удается эта роль, то уж, конечно, не Ваське, второгоднику, тягаться с ним.
Да и сам Васька не собирался вступать в единоборство с «украшением класса».
— Мне нельзя, — повторил он и, сморщив свою репку, посмотрел на Любушкина. — Эх ты, еловый корень! — проскрипел он стариковским голосом.
Людмила Борисовна глянула на Ваську так, словно он только в эту секунду свалился ей под ноги. Она часто заморгала своими длинными ресницами.
— Оказывается, какой ты! — удивленно проговорила она.
Васька струсил; вот сейчас уж обязательно выставят из класса.
— Не буду я больше, — пробурчал он, — слово даю.
Любушкин мстительно засмеялся. Но Людмила Борисовна подошла к Ваське, положила руку на его плечо и ласковым голосом спросила:
— Тебя как зовут?
Васька вздохнул. Он не спешил отвечать. Он никогда не стремился к известности, по опыту зная, что его именем интересовались только затем, чтобы причинить ему неприятности. Ни к чему хорошему это никогда еще не приводило.
— Васька его зовут, — презрительно сообщил Любушкин, горделиво закидывая свою розовую голову. — Васька Рыжий.
Людмила Борисовна обняла его за плечи и вывела на середину класса.
— Ты, Вася, сейчас очень здорово это сказал. Давай-ка попробуем еще. Я тебе буду подсказывать, а ты говори.
— Не надо подсказывать, — торопливо проговорил Васька, в волнении облизывая губы.
В классе наступила тишина. Такого случая, чтобы Васька отказался от подсказки, еще никогда не было. Любушкин моргал своими белыми ресницами и удивленно посматривал на Марию Николаевну, но та, пораженная не меньше других, не обращала на него никакого внимания.
А Васька вдруг часто-часто замигал, чуть сгорбился и, шаркая ногами, совсем как настоящий старик, подошел к командиру пограничников.
— Куда ты спешишь, еловый корень! — сказал он таким стариковским голосом, что у всех дух захватило, так это здорово у него получилось.
Пограничника играл Володя. Он сразу же ответил то, что полагалось по пьесе, и Васька, покряхтывая, начал его поучать:
— А ты не спеши. Не спеши. Подумай сперва, каждое дело надо до ума довести…
— Молодец какой! — сказала Людмила Борисовна и бодрым голосом, словно она отдохнула после дальней дороги, добавила: — Пошли дальше.
ПЕРВАЯ ПЯТЕРКА
Васька очень боялся, что у него отберут роль и не дадут играть в пьесе, если он теперь проштрафится. И поэтому он ходил по струнке, учил уроки, словом, старался изо всех сил.
Каждый день он приходил к Володе, просил его:
— Вовка, помогай!
Володя с удивлением заметил, что Васька как-то вдруг притих и даже будто повзрослел. Он почти не ввязывался в драки и потасовки, которые то и дело возникали на переменах, и даже походка его сделалась неторопливой, степенной.
В школу он теперь не врывался, как бешеный. Нет, он входил, стряхивал снег у порога и долго снимал свою меховую куртку, про которую говорили, что ее трепали все оторвановские собаки. И в самом деле, купленная на барахолке года два тому назад, она была сейчас очень уж какая-то лохматая и растрепанная.
Повесив куртку, он входил в класс и смирно усаживался на свое место.
В этот день до начала уроков около Милочки Инаевой собрались девочки и начали шептаться о чем-то. Шептаться и поглядывать на Ваську. Он смутился и отвернулся от них.
А Милочка нарочно громко сказала:
— Мама вчера сказала Марии Николаевне: «Есть у вас там один очень способный мальчик, настоящий актер».
Тогда и мальчики посмотрели на Ваську, и все почему-то притихли.
А Васька еще больше смутился и, чтобы прийти в себя, он сморщил носик-репку и высунул язык.
Девочки не отвернулись, не обиделись, а Милочка даже улыбнулась ему. Мальчишки засмеялись, как будто первый раз увидали, как Васька показывает язык. Он нахмурился и начал торопливо листать учебник.
Володя с удивлением посмотрел на Ваську, которого назвали способным. Он знал, что Васька здорово умеет всех передразнивать и говорить на разные голоса, но способным мальчиком никто и никогда его еще не называл.
— Актер, штаны протер! — крикнул Володя.
Мальчишки перестали смеяться, а девочки возмущенно залопотали и начали наскакивать на Володю.
Все думали, что Васька сейчас набросится на обидчика. Но он только посмотрел на Володю задумчиво и немного презрительно, как сытая кошка на хлебную корку. Тогда Володе стало неловко за свою глупую выходку, но он уже не мог остановиться. Он подошел к Ваське и, усевшись на соседней парте, сладким голосом пропищал:
— Способный мальчик Васенька.
Он тут же получил то, чего добивался и чего ожидали все в классе. Ухо, по которому он получил от Васьки, сразу сделалось приятного розового цвета.
Но Васька немедленно получил сдачи, и его носик вдруг зарумянился от Володиного удара и сделался похожим теперь уже не на репку, а на молоденькую редиску.
И грянул бой. Мальчишки дрались жестоко, самоотверженно, не щадя ни себя, ни друг друга, ни казенного имущества.
Девчонки визжали так, что никто не услыхал звонка. Вдруг раздался сигнал:
— Марь Николаевна идет!
Володя к этому времени уже притиснул Ваську к парте. Их растащили. Они едва успели сесть на свои места, как в класс вошла Мария Николаевна. Она, наверное, все видела, потому что спросила:
— Володя, отчего ты такой красный? Что случилось?
Володя вскочил, стукнув крышкой парты.
— Опоздал. Очень торопился, — тяжело дыша, ответил он.
— А почему ухо красное?
— А это я отморозил и натер, чтобы отогреть.
— Вася, ты тоже торопился?
Стукнула крышка парты. Васька вскочил:
— Ага, тоже.
— Удивительно…
— Так мы же рядом живем.
— Но это не значит, что надо драться в классе, — заметила Мария Николаевна.
— Это мы понарошке, — сощурив глаза и улыбаясь, сказал Володя.
— Баловались, — снисходительно пояснил Васька.
Что она сама не понимает, что ли? Разве можно расспрашивать мальчишек о драке! Какой-нибудь уж очень не уважающий себя человек согласится рассказать, из-за чего все разгорелось. А уж если который пожалуется, так тот и не человек вовсе.
По классу прошелся невнятный шумок, кто-то потихоньку хихикнул.
— Так, — строго сказала Мария Николаевна, — чтобы в классе этого больше не было.
— Больше не будет, — пообещал Володя.
Васька молчал. Он не любил ничего обещать.
Когда он впервые поднял руку, чтобы ответить на вопрос, Мария Николаевна сразу даже не поняла, что ему надо. А Васька встал и ответил. И как еще ответил-то!
Все удивились, зашумели, а Мария Николаевна спросила:
— В чем дело?
И сказала:
— Ничего не понимаю…
И долго думала, прежде чем поставить отметку.
Поставила и удивленно объявила:
— Я поставила тебе пятерку.
Это у него была, наверное, первая пятерка в жизни, но он стоял с таким равнодушным лицом, будто ему это ничего не стоит.
— Садись, — сказала Мария Николаевна.
Она не заметила, как Васька, медленно опускаясь на свое место, подмигнул Володе и даже кивнул ему головой.
Когда кончился урок и Мария Николаевна ушла из класса, Васька продолжал сидеть на своем месте. У него хотя и было равнодушное выражение лица, но он остро переживал. Подумать только — пятерка!
Каждый день он приходил к Володе, просил его:
— Вовка, помогай!
Володя с удивлением заметил, что Васька как-то вдруг притих и даже будто повзрослел. Он почти не ввязывался в драки и потасовки, которые то и дело возникали на переменах, и даже походка его сделалась неторопливой, степенной.
В школу он теперь не врывался, как бешеный. Нет, он входил, стряхивал снег у порога и долго снимал свою меховую куртку, про которую говорили, что ее трепали все оторвановские собаки. И в самом деле, купленная на барахолке года два тому назад, она была сейчас очень уж какая-то лохматая и растрепанная.
Повесив куртку, он входил в класс и смирно усаживался на свое место.
В этот день до начала уроков около Милочки Инаевой собрались девочки и начали шептаться о чем-то. Шептаться и поглядывать на Ваську. Он смутился и отвернулся от них.
А Милочка нарочно громко сказала:
— Мама вчера сказала Марии Николаевне: «Есть у вас там один очень способный мальчик, настоящий актер».
Тогда и мальчики посмотрели на Ваську, и все почему-то притихли.
А Васька еще больше смутился и, чтобы прийти в себя, он сморщил носик-репку и высунул язык.
Девочки не отвернулись, не обиделись, а Милочка даже улыбнулась ему. Мальчишки засмеялись, как будто первый раз увидали, как Васька показывает язык. Он нахмурился и начал торопливо листать учебник.
Володя с удивлением посмотрел на Ваську, которого назвали способным. Он знал, что Васька здорово умеет всех передразнивать и говорить на разные голоса, но способным мальчиком никто и никогда его еще не называл.
— Актер, штаны протер! — крикнул Володя.
Мальчишки перестали смеяться, а девочки возмущенно залопотали и начали наскакивать на Володю.
Все думали, что Васька сейчас набросится на обидчика. Но он только посмотрел на Володю задумчиво и немного презрительно, как сытая кошка на хлебную корку. Тогда Володе стало неловко за свою глупую выходку, но он уже не мог остановиться. Он подошел к Ваське и, усевшись на соседней парте, сладким голосом пропищал:
— Способный мальчик Васенька.
Он тут же получил то, чего добивался и чего ожидали все в классе. Ухо, по которому он получил от Васьки, сразу сделалось приятного розового цвета.
Но Васька немедленно получил сдачи, и его носик вдруг зарумянился от Володиного удара и сделался похожим теперь уже не на репку, а на молоденькую редиску.
И грянул бой. Мальчишки дрались жестоко, самоотверженно, не щадя ни себя, ни друг друга, ни казенного имущества.
Девчонки визжали так, что никто не услыхал звонка. Вдруг раздался сигнал:
— Марь Николаевна идет!
Володя к этому времени уже притиснул Ваську к парте. Их растащили. Они едва успели сесть на свои места, как в класс вошла Мария Николаевна. Она, наверное, все видела, потому что спросила:
— Володя, отчего ты такой красный? Что случилось?
Володя вскочил, стукнув крышкой парты.
— Опоздал. Очень торопился, — тяжело дыша, ответил он.
— А почему ухо красное?
— А это я отморозил и натер, чтобы отогреть.
— Вася, ты тоже торопился?
Стукнула крышка парты. Васька вскочил:
— Ага, тоже.
— Удивительно…
— Так мы же рядом живем.
— Но это не значит, что надо драться в классе, — заметила Мария Николаевна.
— Это мы понарошке, — сощурив глаза и улыбаясь, сказал Володя.
— Баловались, — снисходительно пояснил Васька.
Что она сама не понимает, что ли? Разве можно расспрашивать мальчишек о драке! Какой-нибудь уж очень не уважающий себя человек согласится рассказать, из-за чего все разгорелось. А уж если который пожалуется, так тот и не человек вовсе.
По классу прошелся невнятный шумок, кто-то потихоньку хихикнул.
— Так, — строго сказала Мария Николаевна, — чтобы в классе этого больше не было.
— Больше не будет, — пообещал Володя.
Васька молчал. Он не любил ничего обещать.
Когда он впервые поднял руку, чтобы ответить на вопрос, Мария Николаевна сразу даже не поняла, что ему надо. А Васька встал и ответил. И как еще ответил-то!
Все удивились, зашумели, а Мария Николаевна спросила:
— В чем дело?
И сказала:
— Ничего не понимаю…
И долго думала, прежде чем поставить отметку.
Поставила и удивленно объявила:
— Я поставила тебе пятерку.
Это у него была, наверное, первая пятерка в жизни, но он стоял с таким равнодушным лицом, будто ему это ничего не стоит.
— Садись, — сказала Мария Николаевна.
Она не заметила, как Васька, медленно опускаясь на свое место, подмигнул Володе и даже кивнул ему головой.
Когда кончился урок и Мария Николаевна ушла из класса, Васька продолжал сидеть на своем месте. У него хотя и было равнодушное выражение лица, но он остро переживал. Подумать только — пятерка!
МАМИНА ПОДУШКА
Все было, как всегда: Володя лежал в своей постели, И над ним в холодном небе сияла его звезда. Стекла в фонаре запорошены снегом, блестят искрами инея, и сквозь них, конечно, ничего не видно, но все равно звезда стоит на постоянном месте.
И капитан сидит в своей каюте. Его корабль, занесенный снегом, дрейфует во льдах. А в каюте тепло. Капитан слушает, как от мороза потрескивают заиндевевшие снасти, и мечтает о весеннем ветре, который взломает лед и откроет вольные пути на все стороны света белого.
Все было, как всегда: за стенкой спит Тая, а дядя ушел к Капитону, он теперь почти каждый вечер уходит к соседу. Васька говорит — в карты играют. В подкидного дурака. А когда не хватает четвертого партнера, сажают Ваську.
Ваоныч сидит один. Он сегодня не ушел домой, у него какое-то срочное дело. Он рисует и ждет, когда Елена Карповна позовет ужинать. Она ужинает ночью, в одиннадцать часов, такой уж у нее порядок.
Все это Володе известно, и он ясно видит каждого на его привычном месте, за привычным занятием. Одного он никак не может представить себе: где сейчас мама и что она делает.
Она уехала в девять часов вечера. Ваоныч ездил провожать ее на вокзал. Вернувшись, он зашел к Володе и сказал, что мама хорошо устроилась на нижнем диване в купейном вагоне.
Володя никогда еще не ездил в поездах и никак не мог представить себе маму в такой непонятной и сложной обстановке. Что она делает сейчас?
Купейный вагон несется в темноте, а она лежит на своем нижнем диване и боится пошевельнуться.
А он спит в своих двух комнатах, совершенно один, и никому до него нет дела.
Подумав так, Володя почувствовал, что у него защекотало в носу и глаза налились слезами. Он всхлипнул несколько раз и попробовал подумать, что он не плачет, а просто никак не может чихнуть. И он уже совсем было доказал себе, что сейчас он чихнет и слезы прекратятся, но в это время он открыл глаза и увидел белеющую в темноте подушку на маминой постели.
Тут уж он совсем перестал хитрить, а просто заплакал от всей души. Он босиком по холодному полу подбежал к маминой кровати, схватил подушку и перенес к себе.
Сразу стало легче, и он уснул, плача в мамину подушку.
И капитан сидит в своей каюте. Его корабль, занесенный снегом, дрейфует во льдах. А в каюте тепло. Капитан слушает, как от мороза потрескивают заиндевевшие снасти, и мечтает о весеннем ветре, который взломает лед и откроет вольные пути на все стороны света белого.
Все было, как всегда: за стенкой спит Тая, а дядя ушел к Капитону, он теперь почти каждый вечер уходит к соседу. Васька говорит — в карты играют. В подкидного дурака. А когда не хватает четвертого партнера, сажают Ваську.
Ваоныч сидит один. Он сегодня не ушел домой, у него какое-то срочное дело. Он рисует и ждет, когда Елена Карповна позовет ужинать. Она ужинает ночью, в одиннадцать часов, такой уж у нее порядок.
Все это Володе известно, и он ясно видит каждого на его привычном месте, за привычным занятием. Одного он никак не может представить себе: где сейчас мама и что она делает.
Она уехала в девять часов вечера. Ваоныч ездил провожать ее на вокзал. Вернувшись, он зашел к Володе и сказал, что мама хорошо устроилась на нижнем диване в купейном вагоне.
Володя никогда еще не ездил в поездах и никак не мог представить себе маму в такой непонятной и сложной обстановке. Что она делает сейчас?
Купейный вагон несется в темноте, а она лежит на своем нижнем диване и боится пошевельнуться.
А он спит в своих двух комнатах, совершенно один, и никому до него нет дела.
Подумав так, Володя почувствовал, что у него защекотало в носу и глаза налились слезами. Он всхлипнул несколько раз и попробовал подумать, что он не плачет, а просто никак не может чихнуть. И он уже совсем было доказал себе, что сейчас он чихнет и слезы прекратятся, но в это время он открыл глаза и увидел белеющую в темноте подушку на маминой постели.
Тут уж он совсем перестал хитрить, а просто заплакал от всей души. Он босиком по холодному полу подбежал к маминой кровати, схватил подушку и перенес к себе.
Сразу стало легче, и он уснул, плача в мамину подушку.
ВАСЬКА МЕЧТАЕТ
Возвращаясь после репетиции домой, Васька говорил Володе:
— Я теперь знаю, что буду делать, когда вырасту. Я в актеры пойду. Или в цирк. Тоже здорово!
Володя все эти дни с удивлением посматривает на Ваську. Все, что он делал и говорил, было совсем не похоже на его слова и поступки. Будто и не Васька это, а другой кто-то! Он вроде красивый стал и даже не такой уж отчаянно рыжий. Или это оттого, что сейчас лицо у него раскраснелось, волосы кажутся не такими красными. И все в классе заметили, как изменился Васька за последнее время.
Володя спросил:
— На актера, знаешь, сколько учиться надо? Ого!
— Выучусь! — азартно пообещал Васька.
— Терпенья не хватит.
— У меня-то?
— Сорвешься.
— Вот увидишь!
— А до этого не учился.
— На фиг мне это было, — отмахнулся Васька и сейчас же поправился: — Не хотел и не учился.
— А батька что говорит?
— Плевал я на него!
— А помнишь, он говорил? «Выучу, сказал, Ваську за четыре года, и хватит». А дядька ему сказал: «Правильно, выше родителей прыгнуть хотят, шибко грамотные…» Помнишь?
Васька вдруг остановился и, прижав локтем портфель, вытащил из рукавов свои руки. Потрясая перед самым Володиным носом крепко сжатыми, покрасневшими от мороза кулаками, он угрожающе проговорил:
— Они все и с дядькой твоим вот где у меня!
Тяжелый портфель выскользнул из-под локтя и упал в снег, но Васька не заметил этого. Лицо его побледнело до того, что веснушки казались темными, как брызги коричневой краски на стене. Он злобно щурил глаза и все потрясал своими кулаками.
— Вот они где!..
Володя притих. Ему показалось, что вот сейчас перед ним распахнется дверь и он проникнет в тайну, которую так старательно скрывали от него. Сейчас он узнает все, и жизнь его сразу сделается полнее и увлекательнее. У него замерло сердце от ожидания.
Но Васька что-то не особенно спешил открывать таинственную дверь. Тогда Володя, задыхаясь от волнения, спросил:
— А они что?
— Ничего, — все еще угрожающе сказал Васька.
Приоткрытая было дверь снова захлопнулась, щелкнув Володю по носу.
— Не доверяешь, значит.
— Доверяют только дураки, — рассудительно ответил Васька хриплым голосом Капитона.
Он поднял портфель и, обняв его, поглубже засунул в рукава озябшие руки.
И вдруг тайна открылась сама и оказалась такой огромной, такой страшной, что Володя не сразу сообразил, что надо сделать, чтобы выручить Ваську из беды. Он сразу забыл и свою обиду, и нелепые Васькины выходки; в силу вступил могучий закон: товарищ в беде — выручай!
Но это пришло позже, когда Володя стоял один посреди улицы и смотрел, как в морозном вечернем тумане исчезает, удаляясь, Васькина сгорбленная фигура.
А до этого, когда они возвращались после репетиции домой, Володя меньше всего думал о дружбе. И никогда он и не считал Ваську своим другом. Не было друзей у Васьки.
Володя шел впереди, всем видом стараясь подчеркнуть свое презрение и к Ваське, и к его тайне. Да скорей всего и тайны-то никакой нет. Все это Васька выдумал. И не стоит себе голову забивать всякой ерундой. Небось, уроки учить бежит к Володе: «Выручай, Вовка!» А сейчас тащится сзади и только носом хлюпает. Боится, наверное, что никто теперь не поможет ему готовить уроки.
Но Васька, по-видимому, ничего такого не испытывал, никаких угрызений совести, потому что он вдруг заговорил как ни в чем не бывало:
— Слушай, Вовка, а теперь бродячих актеров нет? Я в кино видел. Понимаешь нет: собираются актеры — и пошли через всю землю. Как цыгане.
Володя и сам не знал, есть ли такие актеры. Скорей всего, нет. Он так и сказал Ваське.
— Жаль, — вздохнул Васька. — А то бы я сбежал от Капитона к бродячим актерам. Они всех принимали. И меня бы взяли. Я на все дела ловкий. Верно, жизнь у них хреновая, да я терпелив.
— Я теперь знаю, что буду делать, когда вырасту. Я в актеры пойду. Или в цирк. Тоже здорово!
Володя все эти дни с удивлением посматривает на Ваську. Все, что он делал и говорил, было совсем не похоже на его слова и поступки. Будто и не Васька это, а другой кто-то! Он вроде красивый стал и даже не такой уж отчаянно рыжий. Или это оттого, что сейчас лицо у него раскраснелось, волосы кажутся не такими красными. И все в классе заметили, как изменился Васька за последнее время.
Володя спросил:
— На актера, знаешь, сколько учиться надо? Ого!
— Выучусь! — азартно пообещал Васька.
— Терпенья не хватит.
— У меня-то?
— Сорвешься.
— Вот увидишь!
— А до этого не учился.
— На фиг мне это было, — отмахнулся Васька и сейчас же поправился: — Не хотел и не учился.
— А батька что говорит?
— Плевал я на него!
— А помнишь, он говорил? «Выучу, сказал, Ваську за четыре года, и хватит». А дядька ему сказал: «Правильно, выше родителей прыгнуть хотят, шибко грамотные…» Помнишь?
Васька вдруг остановился и, прижав локтем портфель, вытащил из рукавов свои руки. Потрясая перед самым Володиным носом крепко сжатыми, покрасневшими от мороза кулаками, он угрожающе проговорил:
— Они все и с дядькой твоим вот где у меня!
Тяжелый портфель выскользнул из-под локтя и упал в снег, но Васька не заметил этого. Лицо его побледнело до того, что веснушки казались темными, как брызги коричневой краски на стене. Он злобно щурил глаза и все потрясал своими кулаками.
— Вот они где!..
Володя притих. Ему показалось, что вот сейчас перед ним распахнется дверь и он проникнет в тайну, которую так старательно скрывали от него. Сейчас он узнает все, и жизнь его сразу сделается полнее и увлекательнее. У него замерло сердце от ожидания.
Но Васька что-то не особенно спешил открывать таинственную дверь. Тогда Володя, задыхаясь от волнения, спросил:
— А они что?
— Ничего, — все еще угрожающе сказал Васька.
Приоткрытая было дверь снова захлопнулась, щелкнув Володю по носу.
— Не доверяешь, значит.
— Доверяют только дураки, — рассудительно ответил Васька хриплым голосом Капитона.
Он поднял портфель и, обняв его, поглубже засунул в рукава озябшие руки.
И вдруг тайна открылась сама и оказалась такой огромной, такой страшной, что Володя не сразу сообразил, что надо сделать, чтобы выручить Ваську из беды. Он сразу забыл и свою обиду, и нелепые Васькины выходки; в силу вступил могучий закон: товарищ в беде — выручай!
Но это пришло позже, когда Володя стоял один посреди улицы и смотрел, как в морозном вечернем тумане исчезает, удаляясь, Васькина сгорбленная фигура.
А до этого, когда они возвращались после репетиции домой, Володя меньше всего думал о дружбе. И никогда он и не считал Ваську своим другом. Не было друзей у Васьки.
Володя шел впереди, всем видом стараясь подчеркнуть свое презрение и к Ваське, и к его тайне. Да скорей всего и тайны-то никакой нет. Все это Васька выдумал. И не стоит себе голову забивать всякой ерундой. Небось, уроки учить бежит к Володе: «Выручай, Вовка!» А сейчас тащится сзади и только носом хлюпает. Боится, наверное, что никто теперь не поможет ему готовить уроки.
Но Васька, по-видимому, ничего такого не испытывал, никаких угрызений совести, потому что он вдруг заговорил как ни в чем не бывало:
— Слушай, Вовка, а теперь бродячих актеров нет? Я в кино видел. Понимаешь нет: собираются актеры — и пошли через всю землю. Как цыгане.
Володя и сам не знал, есть ли такие актеры. Скорей всего, нет. Он так и сказал Ваське.
— Жаль, — вздохнул Васька. — А то бы я сбежал от Капитона к бродячим актерам. Они всех принимали. И меня бы взяли. Я на все дела ловкий. Верно, жизнь у них хреновая, да я терпелив.
ТЕЗКА
Они уже подходили к Васькину дому, как вдруг калитка распахнулась и оттуда вышел молодой человек в коричневом пальто и новых валенках. Он спросил очень веселым голосом:
— А который тут мой тезка Василий?
Он стоял красивый, смеющийся, можно было подумать, что Васька ему понадобился для какого-то очень веселого дела. Но сам Васька, по-видимому, так не думал, потому что с ответом не спешил.
— Ладно, — продолжал молодой человек, — я, ребята, сейчас сам все узнаю. Вот этот рыжик и есть Васька. Угадал? А ты Володя. Верно? А меня зовут Василий Андреевич, тезка, значит, тебе. Пошли, Василий. Я к тебе в гости пришел.
Он, будто сам встречал дорогих гостей, пошире распахнул калитку:
— Заходи, Василий.
Васька покорно шагнул во двор. Молодой человек последовал за ним, не обратив на Володю никакого внимания.
На крыльце стояла Муза Демьяновна — Васькина мачеха. Она куталась в пуховый платок и, зажимая рот, беззвучно плакала, вздрагивая жирными плечами. Увидав Ваську, она вдруг громко, на всю улицу завыла:
— Вот он идет, бандюга, отца-матери погубитель!
Но Василий Андреевич строго посоветовал:
— Шли бы вы домой, гражданка, простудитесь. Живо, живо. Нечего тут.
Продолжая завывать, но уже потише, Муза скрылась в сенях. Василий Андреевич опять сделался веселым.
— Пошли, тезка, показывай свой склад.
— Какой еще склад? — хмуро спросил Васька, поглядывая на забор.
Заметив это, Василий Андреевич сообщил:
— А я, между прочим, мастер спорта.
— А мне-то что?
— Это я тебе сказал на тот случай, если ты меня на соревнование вызовешь по прыжкам через забор. От меня не уйдешь. Учти.
— Да где я вам склад возьму?
— Я так и знал, что верить тебе нельзя.
— Никто и не просит…
— Тогда я сам тебе что-то покажу. А ты почему без варежек бегаешь?
— Потерял я варежки.
— Другие купить надо.
— На меня не напасешься.
— Давно потерял?
— Не помню.
— С месяц или больше?
— Еще до каникул. Перед Новым годом. На елку ходил. Одну потерял, а другая и так совсем рваная была. Закинул я ее.
Василий Андреевич задумчиво сказал:
— До Нового, значит, года. Дай-ка подержу твой портфель, а то ты совсем руки отморозишь.
Но увидев, что Васька все еще о чем-то раздумывает и топчется на месте, он приказал:
— Пошли, пошли.
И, крепко положив руку на Васькино плечо, повел его к заваленному снегом старому дровянику.
Все это было так необыкновенно, что Володя просто не мог остаться на месте. Он осторожно двинулся вслед, замирая от страха, что его заметят и прогонят и он не увидит самого главного. Он был очень рад тому, что в дровянике оказалось темно.
Выглянув из-за поленницы, Володя увидел в углу какое-то черное пятно. Приглядевшись, он понял, что это люк, ведущий в подполье. Крышка была открыта. Из подполья пахло керосином.
Василий Андреевич отпустил Васькино плечо и достал из кармана электрический фонарик. Вспыхнул свет. Голубой луч осветил подземелье. Стало видно какие-то ящики и части машин, густо смазанные желтым машинным маслом.
— Вот тебе и склад, — сказал Василий Андреевич.
Васька ничего не ответил.
— Чья работа?
— Моя, — вздохнул Васька.
— Не ври, не ври…
— Зачем мне врать?
— Вот и я думаю, зачем тебе врать.
— Я не вру.
— Ты учти, я ведь все знаю. Мне твою честность проверить охота.
— Чего меня проверять. Я один виноват.
— Врешь. Одному такого ящика не поднять.
— А зачем его поднимать? Я по отдельности все натаскивал.
— По отдельности можно, — согласился Василий Андреевич, — если каждую ночь таскать.
— Почти каждую, — хмуро подтвердил Васька.
Василий Андреевич погасил фонарик. Снова спросил:
— По такому морозу и без варежек?
— А я закаленный.
— Это сразу видно. Врать ты закаленный.
Наверное, поняв, что совсем заврался, Васька замолчал и только чаще захлюпал носом.
— Врать ты умеешь, но еще плохо. Настоящие воры, знаешь, как врут? Так врут, что даже сами себе верят. А ты вот врешь, а я тебе не верю. Будешь правду говорить?
— Нечего мне говорить.
Тут даже Володя не выдержал и крикнул из-за поленницы:
— Ворюга!
Василий Андреевич мгновенно зажег фонарик.
— А который тут мой тезка Василий?
Он стоял красивый, смеющийся, можно было подумать, что Васька ему понадобился для какого-то очень веселого дела. Но сам Васька, по-видимому, так не думал, потому что с ответом не спешил.
— Ладно, — продолжал молодой человек, — я, ребята, сейчас сам все узнаю. Вот этот рыжик и есть Васька. Угадал? А ты Володя. Верно? А меня зовут Василий Андреевич, тезка, значит, тебе. Пошли, Василий. Я к тебе в гости пришел.
Он, будто сам встречал дорогих гостей, пошире распахнул калитку:
— Заходи, Василий.
Васька покорно шагнул во двор. Молодой человек последовал за ним, не обратив на Володю никакого внимания.
На крыльце стояла Муза Демьяновна — Васькина мачеха. Она куталась в пуховый платок и, зажимая рот, беззвучно плакала, вздрагивая жирными плечами. Увидав Ваську, она вдруг громко, на всю улицу завыла:
— Вот он идет, бандюга, отца-матери погубитель!
Но Василий Андреевич строго посоветовал:
— Шли бы вы домой, гражданка, простудитесь. Живо, живо. Нечего тут.
Продолжая завывать, но уже потише, Муза скрылась в сенях. Василий Андреевич опять сделался веселым.
— Пошли, тезка, показывай свой склад.
— Какой еще склад? — хмуро спросил Васька, поглядывая на забор.
Заметив это, Василий Андреевич сообщил:
— А я, между прочим, мастер спорта.
— А мне-то что?
— Это я тебе сказал на тот случай, если ты меня на соревнование вызовешь по прыжкам через забор. От меня не уйдешь. Учти.
— Да где я вам склад возьму?
— Я так и знал, что верить тебе нельзя.
— Никто и не просит…
— Тогда я сам тебе что-то покажу. А ты почему без варежек бегаешь?
— Потерял я варежки.
— Другие купить надо.
— На меня не напасешься.
— Давно потерял?
— Не помню.
— С месяц или больше?
— Еще до каникул. Перед Новым годом. На елку ходил. Одну потерял, а другая и так совсем рваная была. Закинул я ее.
Василий Андреевич задумчиво сказал:
— До Нового, значит, года. Дай-ка подержу твой портфель, а то ты совсем руки отморозишь.
Но увидев, что Васька все еще о чем-то раздумывает и топчется на месте, он приказал:
— Пошли, пошли.
И, крепко положив руку на Васькино плечо, повел его к заваленному снегом старому дровянику.
Все это было так необыкновенно, что Володя просто не мог остаться на месте. Он осторожно двинулся вслед, замирая от страха, что его заметят и прогонят и он не увидит самого главного. Он был очень рад тому, что в дровянике оказалось темно.
Выглянув из-за поленницы, Володя увидел в углу какое-то черное пятно. Приглядевшись, он понял, что это люк, ведущий в подполье. Крышка была открыта. Из подполья пахло керосином.
Василий Андреевич отпустил Васькино плечо и достал из кармана электрический фонарик. Вспыхнул свет. Голубой луч осветил подземелье. Стало видно какие-то ящики и части машин, густо смазанные желтым машинным маслом.
— Вот тебе и склад, — сказал Василий Андреевич.
Васька ничего не ответил.
— Чья работа?
— Моя, — вздохнул Васька.
— Не ври, не ври…
— Зачем мне врать?
— Вот и я думаю, зачем тебе врать.
— Я не вру.
— Ты учти, я ведь все знаю. Мне твою честность проверить охота.
— Чего меня проверять. Я один виноват.
— Врешь. Одному такого ящика не поднять.
— А зачем его поднимать? Я по отдельности все натаскивал.
— По отдельности можно, — согласился Василий Андреевич, — если каждую ночь таскать.
— Почти каждую, — хмуро подтвердил Васька.
Василий Андреевич погасил фонарик. Снова спросил:
— По такому морозу и без варежек?
— А я закаленный.
— Это сразу видно. Врать ты закаленный.
Наверное, поняв, что совсем заврался, Васька замолчал и только чаще захлюпал носом.
— Врать ты умеешь, но еще плохо. Настоящие воры, знаешь, как врут? Так врут, что даже сами себе верят. А ты вот врешь, а я тебе не верю. Будешь правду говорить?
— Нечего мне говорить.
Тут даже Володя не выдержал и крикнул из-за поленницы:
— Ворюга!
Василий Андреевич мгновенно зажег фонарик.