Страница:
***
На следующий день корабль обогнул мыс и перед ним раскинулось побережье Эфебы с белым пятном города на горизонте, которое под влиянием времени и расстояния превратилось в россыпь слепяще-белых домов на протяжении всего подъема в гору. Город вызвал большой интерес сержанта Симони. До того Брута не перемолвился с ним ни словом. Запанибратство между солдатами и духовенством не поощрялось; среди солдат наблюдалась явная склонность к нечестивости... Брута, снова предоставленный самому себе, с тех пор как экипаж занялся подготовкой к входу в порт, внимательно рассматривал солдата. С точки зрения младшего духовенства, большинство солдат было неряшливо и, обычно, неотесанно. Симони таким не был. Уж не говоря обо всем остальном, он сверкал. Его нагрудник слепил глаза. Его кожа казалась отполированной щеткой. Сержант стоял на носу, пристально глядя на приближающийся город. Было необычно видеть его так далеко от Ворбиса. Где бы ни стоял Ворбис, там был сержант, рука на рукояти меча, глаза сверлят окружающих на предмет... зачем?
И всегда безмолвный, разве что с ним заговаривали. Брута попытался быть дружелюбным. - Выглядит очень... белым, не правда ли? - сказал он. - Город. Очень белый. Сержант Симони?
Сержант медленно повернулся и взглянул на Бруту. Взор Ворбиса вгонял в ужас. Ворбис смотрел сквозь твою голову на грехи внутри, интересуясь человеком лишь как вместилищем прегрешений. А во взгляде Симони была обычная, чистая ненависть. Брута попятился. - Ох. Извините. - пробормотал он. Он угрюмо вернулся на тупой конец и постарался не попадаться на пути солдата. В любом случае, скоро здесь будет много солдат... Эфебцы ждали их. Их солдаты выстроились на набережной держа оружие так, словно их останавливало лишь отсутствие прямого оскорбления. И их было много. Брута тащился в хвосте. Голос черепахи проник в его сознание. - Так эфебцы желают мира, да? сказал Ом. -Не похоже. Не похоже, что мы прибыли дать закон побежденному врагу. Выглядит скорее так, будто нас побили, и мы не хотим этого еще раз. Словно мы просим мира. Вот на что это, по-моему, похоже. - В Цитадели все говорили, что это была славная победа. - сказал Брута. Он заметил, что теперь может говорить почти не шевеля губами; кажется, Ом мог разобрать слова как только они достигали голосовых связок. Перед ним Симони тенью следовал за дьяконом, подозрительно оглядывая каждого эфебского стражника. - Интересное наблюдение. - сказал Ом. -Победители никогда не говорят о славных победах. Потому что именно они видят, на что потом похоже поле боя. Славные победы бывают лишь у проигравших. Брута не знал, что и ответить. - Это звучит очень не по-божески. - рискнул он. - Это черепашьи мысли. - Что?
- Ты ничего не знаешь? Тело - не только удобное вместилище разума. Форма влияет на то, как ты думаешь. Морфология всюду. - Что?
Ом вздохнул. - Если я не сосредотачиваюсь, я думаю, как черепаха. - В смысле? Ты имеешь ввиду, медленно?
- Нет! Черепахи - циники. Они всегда ожидают худшего. - Почему?
- Не знаю. Может, потому что это с ними часто случается. Брута разглядывал Эфебу. Стражники в шлемах, увенчанных плюмажами, похожими на конские хвосты, продолжали злобно вышагивать по обе стороны колонны. Несколько эфебцев лениво наблюдали с обочины. Они выглядели удивительно похожими на людей дома, а совсем не как двуногие демоны. - Они люди. - сказал он. - "Отлично" по сравнительной антропологии. - Брат Намрод говорил, что эфебцы едят человеческую плоть. - сказал Брута. - Он бы не стал врать. Маленький мальчик глубокомысленно рассматривал Бруту, что-то выкапывая из ноздри. Если это был демон в человечьем обличье, то он был фантастически хорошим актером. Вдоль всей дороги из доков на некотором расстоянии друг от друга стояли белокаменные статуи. Брута никогда прежде не видел статуй. За исключением статуй Семи Основателей, конечно, но это было совсем не то. - Кто они?
- Ну, тот, боченкоподобный, в тоге, -Тавелпит, Бог Вина. В Цорте его называют Смимто. Широкозадая баба с прической - Астория, Богиня Любви. Полная дура. Тот урод - Оффер, Божественный крокодил. Это не просто местный божок. По происхождению, он из Клатча, но эфебцы, прослышав о нем, решили, что это хорошая идея. Обрати внимание на зубы. Хорошие зубы. Отменные зубы. Потом тот, со змеиным гнездом на голове... - Ты говоришь о них, словно они существуют. Они и существуют. - Нет бога, кроме тебя. Ты сказал это Оссори. - Ну... понимаешь... Я слегка преувеличил. Но они не так хороши. Один из них большую часть времени сидит сиднем играя на флейте или гоняется за доярками. Я бы не сказал, что это очень по-божески. А по-твоему, это по-божески? Ну, Я бы так не сказал. Дорога, круто поднимаясь, вилась вокруг каменного холма. Большая часть города выглядела выстроенной на выступах или врезанной в саму гору так, что внутренний дворик одного дома являлся крышей другого. Дороги в действительности состояли из серий невысоких ступенек, удобных для людей и осликов, но ножа острого для повозок. Эфеба была городом пешеходов. Большинство смотрело на них молча. Как и статуи богов. Богов в Эфебе было, как в других городах - крыс. Брута взглянул на лицо Ворбиса. Эксквизитор смотрел прямо перед собой. Бруте было интересно, что же этот человек видит. Все было так ново!
И дьявольски, конечно. Хотя боги на статуях не слишком напоминали демонов, но он словно наяву слышал голос Намрода, отмечавшего, что именно этот факт и делает их еще более демоническими. Грех подкрадывается к тебе, как волк в овечьей шкуре. Как заметил Брута, у одной из богинь были очень серьезные проблемы с одеждой; если бы здесь был Брат Намрод, ему пришлось бы спешно удалиться для нескольких очень серьезных простираний. - Петулия, Богиня Продажной Любви. - сказал Ом. - Почитается ночными пташками и прочей фауной, если ты понял, о чем я. - У них есть богиня для размалеванных иелизавелей?
- Почему бы и нет? В моем понимании, это очень религиозный народ. Они используют для своего... Они проводят очень много времени на... Слушай, вера есть там, где ты ее находишь. Специализация. Это безопасно, видишь ли. Низкий риск, гарантированный доход. Где-то существует и Бог Салата. В смысле, не то, что бы кто-то другой годился стать Богом Салата. Просто находишь выращивающую салат общину и прицепляешься к ней. Боги Грома приходят и уходят, но именно к тебе обращаются всякий раз, когда нападает салатная мушка. Ты должен... ну... передать об этом Петулии. Она изучит дефицит на рынке и заполнит его. Существует Бог Салата?
- Почему бы и нет? Если достаточно верующих, можно быть Богом чего угодно... Ом остановился в ожидании, заметит ли что-нибудь Брута. Но, оказалось, Брута имел ввиду нечто другое. - Это не правильно. Так обходиться с людьми. Он врезался в спину субдьякона. Делегация остановилась, отчасти от того, что остановился эфебский эскорт, но в основном потому, что вниз по дороге бежал человек. Он был весьма стар и во многом походил на довольно долго сушеную лягушку. Что-то в нем обычно заставляло людей вспомнить слово "проворный", но в данный момент, куда более вероятно, им пришли бы на ум слова "в чем мать родила" и, возможно, еще и "насквозь промокший"; и они соответствовали бы действительности на все сто. Однако, тут была борода. Такая борода, в которую можно было бы завернуться Человек скатился вниз по улице без каких-либо явных признаков рассудка и остановился возле магазина горшечника. Горшечник, казалось, не был слишком обеспокоен тем, что к нему обратился некто маленький, мокрый и голый. Вообще-то, никто на улице не удостоил его второго взгляда. - Мне, пожалуйста, сосуд Номер Девять и несколько ниток. - сказал старик. - Да, сэр, г-н. Легибус. - Горшечкик пошарил под прилавком и достал полотенце. Голый рассеянно взял его. У Бруты было чувство, что все это уже случалось с ними обоими прежде. - И еще, рычаг бесконечной длинны и, гм, неподвижное место опоры. - сказал Легибус вытираясь. - То, что вы видите, это все, что у меня есть, сэр. Посуда и основные бытовые принадлежности, но некоторая нехватка самоочевидных аксиоматических механизмов. - Ну а кусок мела у вас будет?
- Последнее время прямо здесь имеется несколько. - сказал горшечник. Маленький голый человек взял мел и принялся чертить треугольники на ближайшем участке стены. Потом он взглянул вниз. - Почему на мне нет одежды? - сказал он. - Мы снова купались, разве нет? - сказал горшечник. - Я оставил одежду в ванной?
- По моему, вам вроде как пришла идея, пока вы были в ванной? подсказал горшечник. - Верно! Верно! Такая идея о передвижении мира! - сказал Легибус. -Простой принцип рычага. Должен отлично работать. Осталось разобраться в технических деталях. - Прекрасно. Мы сможем передвинуться куда-нибудь потеплее на зиму. - сказал горшечник. - Могу я позаимствовать полотенце?
- В любом случае, оно ваше, г-н Легибус. - Действительно?
- Уверяю, вы его оставили здесь в прошлый раз. Помните? Когда вам в голову пришла идея маяка. - Отлично. Отлично. - сказал Легибус, обертываясь полотенцем. Он начертил еще несколько линий на стене. - Отлично. ОК. Я пришлю кого-нибудь за стеной, попозже. Он повернулся и, казалось, лишь сейчас впервые заметил омнианцев. Он взглянул них и пожал плечами. - Хм... - сказал он и побрел прочь. Брута подергал за плащ одного из эфебских солдат. - Извините, а почему мы остановились? - сказал он. - У философов есть право пути. - сказал солдат. - А что такое философ? - сказал Брута. - Тот, кто достаточно умен, чтобы найти себе работенку полегче. - сказал голос в его голове. - Неверный, идущий к заслуженной гибели, которой ему не миновать. - сказал Ворбис. Создатель заблуждений. Этот проклятый город притягивает их, как навозная куча мух. - В действительности, все дело в климате. - сказал голос черепахи. Подумай. Если ты склонен выскакивать из ванной и мчаться вниз по улице всякий раз, когда тебе кажется, что тебе пришла блестящая идея, ты не захочешь этого делать там, где холодно. Если же ты сделаешь это там, где холодно, ты умрешь. Это естественный отбор, вот что это. Эфеба славится своими философами. Это лучше театра. - Что, множество стариков, бегающих по улицам без одежды? сказал Брута, пыхтя, так как они снова двинулись вперед. - Более-менее. Когда большую часть времени проводишь размышляя о вселенной, менее важные ее части выскакивают из головы. Например, подштанники. И 99 из 100 идей, с которыми они носятся совершенно бесполезны. - Почему же тогда никто не запрет их в безопасном месте? По-моему, от них нет никакого толку. - сказал Брута. Потому что сотая идея - сказал Ом, - обычно бывает потрясающая. - Что?
- Взгляни на высочайшую башню на скале. Брута взглянул. На верхушке башни, удерживаемый металлическими обручами, находился большой диск, сверкавший в утреннем свете. - Что это? прошептал он. - Причина, по которой у Омнии нет большей части флота. - сказал Ом. - Вот почему всегда стоит иметь несколько философов в округе. Некоторое время все это сводится к "Прекрасна ли Истина" и "Истинно ли Прекрасное", и "Издает ли падающее в лесу дерево звук, если рядом нет никого, кто мог бы услышать", а потом, когда начинаешь думать, что они собираются............. . , один из них говорит: "Кстати, установка тридцатифутового параболического рефлектора на высоком месте, чтобы посылать солнечные лучи во вражеские корабли, была бы интереснейшей демонстрацией оптических принципов. - Он добавил: "Всегда носятся с потрясающе новыми идеями, эти философы. Перед тем был замысловатый механизм, демонстрировавший принцип рычага неожиданным швырянием шаров горящего фосфора на две мили. А еще перед тем, по-моему, была какая-то подводная штуковина, стрелявшая заостренными бревнами в днища кораблей." Брута снова взглянул на диск. В последнем изложении он разобрал не более трети. - Ну и, - сказал он, издает? Что?
- Звук. Когда падает и никто не слышит?
- Какая разница. Делегация достигла прохода в стене, охватывающей вершину скалы, как повязка - голову. Эфебский капитан остановился и обернулся. -...Посетителям должны быть завязаны глаза. - сказал он. - Это возмутительно! - сказал Ворбис. - Мы здесь с дипломатической миссией!
- Это не мое дело. - сказал капитан. Мое дело сказать: если вы пойдете через эти ворота, то пойдете с завязанными глазами. Вы не обязаны завязывать глаза. Вы можете остаться снаружи. Но если хотите пройти, то должны надеть повязки. Это один из ваших жизненных выборов. Один из субъдьяконов зашептал на ухо Ворбису. Он коротко sotto voce переговорил с начальником омнианской охраны. - Хорошо , - сказал он. - протестуя. Повязка была достаточно мягкой и совершенно не прозрачной. Но так как Бруту вели первым... ...десять шагов вдоль по коридору, потом пять налево, потом по диагонали вперед и налево три-с-половиной, потом направо сто три, три вниз, повернуться вокруг семнадцать с половиной раз, вперед девять, один влево, вперед 19, 3 секунды пауза, вправо 2, 2 назад, влево 2, 3 с половиной раза обернуться, секунду подождать, три вверх и 20 вправо, 5 с четвертью оборотов и 15 влево, 7 прямо и 18 направо, 7 вверх и по диагонали, пауза 2 секунды, 4 вправо и вниз по склону, спускающемуся на метр каждые 10 шагов 30 шагов, потом 7 с половиной оборотов и 6 вперед... ...он удивлялся, для чего, это, собственно, было нужно. Повязки были сняты на открытом дворе из белого камня, превращавшего солнечный свет в сияние. Брута зажмурился. Лучники окаймляли двор. Их стрелы были направлены вниз, но поза подразумевала, что горизонтальное направление они могут принять в любую минуту. Еще один лысый поджидал их. Эфеба, казалось, располагала неограниченными ресурсами тощих лысых мужчин, завернутых в простыни. Этот улыбался одним лишь ртом. "Никто нас особенно не любит. " подумал Брута. - Я уверен, вы простите это небольшое неудобство. - сказал тощий человек. Меня зовут Аристократес. Я секретарь Тиранта. Пожалуйста, попросите своих людей сложить оружие. Ворбис выпрямился в полный рост. Он был наголову выше эфебца. Хотя цвет его лица все время был бледным, он побледнел еще больше. - Мы имеем право сохранить наше оружие! - сказал он. - Мы эмиссары в чужой стране!
- Но не в варварской, - кротко сказал Аристократис, - Оружие здесь не понадобится. - Не в варварской? сказал Ворбис. -Вы сожгли наши корабли!
Аристократес поднял руку. - Это мы обсудим позже, сказал он. - А сейчас моей приятной обязанностью является проводить вас в ваши комнаты. Уверен, вы пожелаете немного отдохнуть после путешествия. Вы, разумеется, вольны свободно разгуливать по дворце. И если мы пожелаем, чтобы вы куда-нибудь не заглядывали, стража тактично и незамедлительно сообщит вам об этом. - И мы можем покинуть дворец? - холодно сказал Ворбис. Аристократес пожал плечами. Мы охраняем ворота только во время войны. сказал он. - Если вы запомните дорогу, вы можете ею воспользоваться. Однако, должен предупредить вас, что наобум перамбулировать по лабиринту неразумно. К сожалению, наши прадеды были весьма подозрительны и, из-за своей недоверчивости понаставили множество ловушек; отдавая дань традиции, мы держим их хорошо смазанными и заряженными. А теперь, если вы соизволите проследовать за мной... Омнианцы кучкой следовали по дворцу за Аристократесом. Тут были фонтаны. Тут были сады. Там и сям сидели группы людей, болтавших и не больше ровным счетом ничего не делавших. Казалось, эфебцы весьма смутно различали понятия "снаружи" и "внутри"- кроме, разве что, опоясывавшего дворец лабиринта, совершенно недвусмысленного по сути своей. - Опасности подстерегают нас на каждом углу, тихо сказал Ворбис. Любой, нарушивший строй, или вступивший в какого-либо рода сношения, будет объяснять свой проступок инквизиторам. Подробно. Брута взглянул на женщину, наполнявшую у колодца кувшин. Это выглядело не слишком воинственно. Он снова ощущал это странное чувство раздвоенности. На поверхности находились мысли Бруты, именно те мысли, которые одобрялись Цитаделью: это гнездилище неверных и неверующих, сама его обыденность является лишь искусной маскировкой ловушек ереси и неправильного мышления. Оно может быть залито солнцем, но на самом деле, это обиталище тьмы. Но глубоко внизу притаились мысли Бруты, наблюдавшего за Брутой изнутри... Оттуда Ворбис выглядел несправедливым. Злым и неприятным. А города, где горшечников совершенно не волнует, что мокрые голые старики прибегают и рисуют треугольники на стенах их домов, были местом, о котором Брута хотел бы разузнать побольше. Он чувствовал себя большим пустым кувшином. А пустое следует наполнять. - Ты что-нибудь делаешь со мной? прошептал он. Ом взглянул из своей коробки на форму мыслей в Брутиной голове. Потом постарался думать быстро. - Нет, сказал он, и это было, по крайней мере, правдой. Случалось ли такое прежде?
Бывало ли такое в первые дни? Должно было. Сейчас все было так расплывчато. Он не мог вспомнить своих тогдашних мыслей, лишь их форму. Все сияло в те дни, все разрасталось день ото дня - он разрастался день ото дня. Мысли и их мыслящий мозг развивались с той же скоростью. Это легко забыть. Словно огню пытаться вспомнить форму своего пламени. Но ощущения помнились. Он ничего не делал с Брутой. Брута делал это сам. Брута начинал думать богоугодным образом. Брута начинал становиться пророком. И как же хотелось Ому, чтобы было с кому рассказать! Кому-нибудь, кто понял бы. Это ведь Эфеба, верно. Где люди живут тем, что пытаются понять?
***
Омнианцы были расквартированы в маленьких комнатках вокруг центрального двора. Посреди него, в крошечных зарослях сладковато пахнущих хвойных деревьев был фонтан. Солдаты кивнули друг другу. Люди считают, что профессиональные солдаты много думают о войнах, но настоящие профессиональные солдаты куда больше думают о еде и теплом месте для сна, ибо с этим, обычно, бывает сложно, в то время как случай повоевать склонен подворачиваться постоянно. В келье Бруты стояла ваза с фруктами и тарелка холодного мяса. Но, в первую очередь, главное. Он выудил Бога из коробки. - Вот фрукты. - сказал он. - А это что за ягоды?
- Виноград. - сказал Ом. - Исходный материал для вина. - Ты и прежде упоминал это слово. Что оно означает?
Снаружи раздался вопль:
- Брута!
- Это Ворбис. Мне надо идти. Ворбис стоял в центре своей кельи. - Съел ли ты что-нибудь? - спросил он. . - Нет, господин. - Фрукты и мясо, Брута. сказал он, - А сейчас - постный день. Они пытаются оскорбить нас!
- Гм... Может, они не знали, что сегодня - постный день? - осмелился сказать Брута. - Незнание - само по себе грех. - сказал Ворбис. - Оссори, книга 7, стих4. - автоматически сказал Брута. Ворбис улыбнулся и похлопал плече Бруты. - Ты - ходячая книга, Брута. Septateuch perambulatus. Брута посмотрел вниз, на свои сандалии. "Он прав." - подумал он. - "И я забыл. Или, по крайней мере, не захотел помнить". А потом он услышал, как эхом возвращаются к нему его собственные мысли: это фрукты, хлеб, и мясо. Вот, что это такое. Постные дни, пиршественные дни, дни Пророков и Хлебные дни... Кому это важно? Богу, чья единственная забота относительно пищи состоит в том, достаточно ли она низко, чтобы ее достать?
Надеюсь, он не будет продолжать хлопать по моему плечу. Ворбис отвернулся. - Мне напомнить остальным? - сказал Брута. - Нет. Нашим рукоположенным братьям, конечно, не требуется напоминание. А солдатам... возможно, допустимы небольшие поблажки так далеко от дома. Брута удалился обратно в свою келью. Ом все еще был на столе, вперившись в дыню. - Я почти совершил ужасный грех. сказал Брута. - Я почти съел фрукт в безфруктовый день. - Ужасно, ужасно, сказал Ом. - А теперь разрежь эту дыню. - Но это - поедание фруктов, вызывающее жажду владычества над миром. - сказал Брута. - Оно вызывает лишь скопление газов. - сказал Ом. - Режь дыню!
- Ты испытываешь меня!
- Нет. Я дарую тебе позволение. Особую милость! Режь эту проклятую дыню!
- Лишь епископу и выше предоставлено право даро... начал Брута. Потом остановился. Ом глядел на него. - Да. Именно. сказал он. -А теперь режь. - его тон стал чуть мягче. -Если это заставит тебя чувствовать себя лучше, я провозглашу это хлебом. Мне тут случилось быть богом в непосредственной близости. Я могу называть это чем мне, ко всем чертям, будет угодно. Это хлеб. Идет? А теперь режь эту проклятую дыню. - Буханку. - поправил Брута. - Верно. И дай мне ломоть без семечек. Брута так и поступил, с определенной осторожностью. - И съешь это по-быстрому. - сказал Ом. - Что бы Ворбис не застал?
- Потому, что потом тебе надо будет пойти и найти философа. - сказал Ом. Тот факт, что его рот был битком набит не сказывался на голосе в голове Бруты. - Знаешь, в пустынях встречаются дикорастущие дыни. Не такие большие, как эти. Маленькие зеленые штучки. Кожура, как кожа. Не прокусишь. Я тратил годы на поедание мертвых листьев, выплюнутых какой-нибудь козой возле самых дынных плодов. У дынь должна быть более тонкая кожица. Запомни это. - Найти философа?
- Да, кого-нибудь, кто знает, как думать. Кто-то, кто может помочь мне перестать быть черепахой. - Но... Я могу понадобиться Ворбису. - Ты просто пойдешь на прогулку. Нет проблем. И бегом. В Эфебе есть другие боги. Мне не хотелось бы встретиться с ними прямо сейчас. И не смотри так. Брута выглядел паникующим. - Как мне найти философа? - сказал он. - Здесь? Кинь камень, по-моему.
***
Лабиринт в Эфебе древний. Он наполнен сотнями изумительных приспособлений, какие только можно сделать с потайными пружинами, острыми, как бритва ножами и падающими камнями. Тут был не один гид. Их было шесть, и каждый знал свой участок пути, через одну шестую лабиринта. Каждый год они устраивали свои соревнования, во время которых делалась небольшая перестройка. Они состязались между собой, кто сделает свою секцию наиболее смертоносной для случайного прохожего. Был список экспертов и небольшой приз. Максимум, сколько удалось одному человеку пройти по лабиринту без гида, было 19 шагов. Ну, около того. Его голова прокатилась вперед еще 7 шагов. Но это, пожалуй, уже не в счет. На каждом пункте передачи имеется крошечная комнатка безо всяких ловушек. В ней находится маленький бронзовых колокольчик. Это небольшие комнаты ожидания, где посетители предаются следующему гиду. Тут и там, высоко в потолке лабиринта, над наиболее опасными ловушками находятся обзорные оконца, ибо стражники любят хорошо посмеяться ни чуть не меньше всех остальных. Все это пропало втуне. Брута простодушно протопал по тоннелям и коридорам, даже, в сущности, не задумываясь об этом, и в конце открыл выход на поздний вечерний воздух. Он благоухал цветами. Во мгле вились ночные бабочки. - На что похожи философы? сказал Брута. - В смысле, когда они не принимают ванну?
- Они много думают, сказал Ом . - Поищи кого-нибудь с напряженным выражением лица. - Это может означать запор. - Ну, пока они философски относятся к нему... Их окружала Эфеба. Лаяли собаки. Где-то вопил кот. Стоял тот обычный шум, создаваемый негромкими уютными звуками, который свидетельствует, что тут, вокруг, живут своей жизнью множество людей. Потом ниже по улице дверь распахнулась настежь и раздался треск весьма солидной винной амфоры, разбиваемой о чью-то голову. Тощий пожилой человек в тоге подобрал себя с булыжников, куда он приземлился, и взглянул на дверной проем. - Слушай, говорю тебе, ограниченный разум, конечно, не способен методом сравнения постичь абсолютную истину хода вещей, потому что, будучи по природе своей неделима, истина охватывает концепции "больше" и "меньше", потому ничто кроме самой истины не может быть верным мерилом истинности, ты, ублюдок. сказал он. Кто-то изнутри здания сказал: "Ах вот как? Ну и хрен с тобой." Старик, не обращая внимания на Бруту, с огромными усилиями вытащил из мостовой булыжник и взвесил его в руке. Потом он нырнул обратно в дверной проем. Раздался приглушенный вопль ярости. - Ага. Философия. - сказал Ом. Брута осторожно заглянул за дверь. Внутри комнаты две группы почти неотличимых людей в тогах пытались удержать двоих коллег. Подобные сцены повторяются по миллиону раз на дню в барах мультиверсума: оба потенциальных драчуна рычат и строят друг другу рожи и вырываются из рук удерживающий друзей, только, конечно, не слишком сильно, потому что нет ничего хуже, чем действительно преуспеть освобождаясь и вдруг оказаться одному в центре круга с сумасшедшим, готовым врезать тебе камнем промеж глаз. - Дасс...-сказал Ом. - Это философы, совершенно верно. - Но они дерутся. - Да, свободный и полноценный обмен мнениями. Теперь, когда Брута смог лучше рассмотреть имеющуюся картину, он увидел, что между мужчинами имелась пара различий. У одного была покороче борода, он был очень красен и обвиняюще размахивал пальцем. - Он дьявольски хорошо обвинил меня в клевете! - кричал он. - Нет! - кричал другой. - Да! Да! Повтори, что ты говорил!
- Смотри, я всего лишь предложил, чтобы продемонстрировать природу парадокса, да, что если Ксено Эфебец скажет: "Все эфебцы лжецы"... - Видите? Видите? Он опять!
- ...нет, нет, слушайте, слушайте... потом, ибо Ксено сам Эфебец, это означает, что он сам лжец и потому... Ксено сделал очевидную попытку вырваться, волоча четырех отчаявшихся коллег-философов по полу. - Да я тебя, коллега... Брута сказа л: "Извините, пожалуйста?". Философы заныли. Потом повернулись взглянуть на Бруту. Они стали на порядок спокойнее. Раздался хор смущенных покашливаний. - Вы все - философы? - спросил Брута. Тот, кого звали Ксено, выступил вперед, приводя в порядок вид своей тоги. - Верно. - сказал он. - Мы философы. Мы думаем, следовательно мы есмь. - Мы есть. автоматически сказал неудачливый конструктор парадоксов. Ксено развернулся: "Я щас верну это в твою глотку!" проревел он. Потом снова повернулся к Бруте. -Мы есть, то есть мы есмь. - сообщил он доверительно. Вот оно как. Несколько философов с интересом взглянули друг на друга. - Это действительно весьма интересно. - сказал один. - Свидетельством нашего существования является факт нашего существования, ты об этом?
На следующий день корабль обогнул мыс и перед ним раскинулось побережье Эфебы с белым пятном города на горизонте, которое под влиянием времени и расстояния превратилось в россыпь слепяще-белых домов на протяжении всего подъема в гору. Город вызвал большой интерес сержанта Симони. До того Брута не перемолвился с ним ни словом. Запанибратство между солдатами и духовенством не поощрялось; среди солдат наблюдалась явная склонность к нечестивости... Брута, снова предоставленный самому себе, с тех пор как экипаж занялся подготовкой к входу в порт, внимательно рассматривал солдата. С точки зрения младшего духовенства, большинство солдат было неряшливо и, обычно, неотесанно. Симони таким не был. Уж не говоря обо всем остальном, он сверкал. Его нагрудник слепил глаза. Его кожа казалась отполированной щеткой. Сержант стоял на носу, пристально глядя на приближающийся город. Было необычно видеть его так далеко от Ворбиса. Где бы ни стоял Ворбис, там был сержант, рука на рукояти меча, глаза сверлят окружающих на предмет... зачем?
И всегда безмолвный, разве что с ним заговаривали. Брута попытался быть дружелюбным. - Выглядит очень... белым, не правда ли? - сказал он. - Город. Очень белый. Сержант Симони?
Сержант медленно повернулся и взглянул на Бруту. Взор Ворбиса вгонял в ужас. Ворбис смотрел сквозь твою голову на грехи внутри, интересуясь человеком лишь как вместилищем прегрешений. А во взгляде Симони была обычная, чистая ненависть. Брута попятился. - Ох. Извините. - пробормотал он. Он угрюмо вернулся на тупой конец и постарался не попадаться на пути солдата. В любом случае, скоро здесь будет много солдат... Эфебцы ждали их. Их солдаты выстроились на набережной держа оружие так, словно их останавливало лишь отсутствие прямого оскорбления. И их было много. Брута тащился в хвосте. Голос черепахи проник в его сознание. - Так эфебцы желают мира, да? сказал Ом. -Не похоже. Не похоже, что мы прибыли дать закон побежденному врагу. Выглядит скорее так, будто нас побили, и мы не хотим этого еще раз. Словно мы просим мира. Вот на что это, по-моему, похоже. - В Цитадели все говорили, что это была славная победа. - сказал Брута. Он заметил, что теперь может говорить почти не шевеля губами; кажется, Ом мог разобрать слова как только они достигали голосовых связок. Перед ним Симони тенью следовал за дьяконом, подозрительно оглядывая каждого эфебского стражника. - Интересное наблюдение. - сказал Ом. -Победители никогда не говорят о славных победах. Потому что именно они видят, на что потом похоже поле боя. Славные победы бывают лишь у проигравших. Брута не знал, что и ответить. - Это звучит очень не по-божески. - рискнул он. - Это черепашьи мысли. - Что?
- Ты ничего не знаешь? Тело - не только удобное вместилище разума. Форма влияет на то, как ты думаешь. Морфология всюду. - Что?
Ом вздохнул. - Если я не сосредотачиваюсь, я думаю, как черепаха. - В смысле? Ты имеешь ввиду, медленно?
- Нет! Черепахи - циники. Они всегда ожидают худшего. - Почему?
- Не знаю. Может, потому что это с ними часто случается. Брута разглядывал Эфебу. Стражники в шлемах, увенчанных плюмажами, похожими на конские хвосты, продолжали злобно вышагивать по обе стороны колонны. Несколько эфебцев лениво наблюдали с обочины. Они выглядели удивительно похожими на людей дома, а совсем не как двуногие демоны. - Они люди. - сказал он. - "Отлично" по сравнительной антропологии. - Брат Намрод говорил, что эфебцы едят человеческую плоть. - сказал Брута. - Он бы не стал врать. Маленький мальчик глубокомысленно рассматривал Бруту, что-то выкапывая из ноздри. Если это был демон в человечьем обличье, то он был фантастически хорошим актером. Вдоль всей дороги из доков на некотором расстоянии друг от друга стояли белокаменные статуи. Брута никогда прежде не видел статуй. За исключением статуй Семи Основателей, конечно, но это было совсем не то. - Кто они?
- Ну, тот, боченкоподобный, в тоге, -Тавелпит, Бог Вина. В Цорте его называют Смимто. Широкозадая баба с прической - Астория, Богиня Любви. Полная дура. Тот урод - Оффер, Божественный крокодил. Это не просто местный божок. По происхождению, он из Клатча, но эфебцы, прослышав о нем, решили, что это хорошая идея. Обрати внимание на зубы. Хорошие зубы. Отменные зубы. Потом тот, со змеиным гнездом на голове... - Ты говоришь о них, словно они существуют. Они и существуют. - Нет бога, кроме тебя. Ты сказал это Оссори. - Ну... понимаешь... Я слегка преувеличил. Но они не так хороши. Один из них большую часть времени сидит сиднем играя на флейте или гоняется за доярками. Я бы не сказал, что это очень по-божески. А по-твоему, это по-божески? Ну, Я бы так не сказал. Дорога, круто поднимаясь, вилась вокруг каменного холма. Большая часть города выглядела выстроенной на выступах или врезанной в саму гору так, что внутренний дворик одного дома являлся крышей другого. Дороги в действительности состояли из серий невысоких ступенек, удобных для людей и осликов, но ножа острого для повозок. Эфеба была городом пешеходов. Большинство смотрело на них молча. Как и статуи богов. Богов в Эфебе было, как в других городах - крыс. Брута взглянул на лицо Ворбиса. Эксквизитор смотрел прямо перед собой. Бруте было интересно, что же этот человек видит. Все было так ново!
И дьявольски, конечно. Хотя боги на статуях не слишком напоминали демонов, но он словно наяву слышал голос Намрода, отмечавшего, что именно этот факт и делает их еще более демоническими. Грех подкрадывается к тебе, как волк в овечьей шкуре. Как заметил Брута, у одной из богинь были очень серьезные проблемы с одеждой; если бы здесь был Брат Намрод, ему пришлось бы спешно удалиться для нескольких очень серьезных простираний. - Петулия, Богиня Продажной Любви. - сказал Ом. - Почитается ночными пташками и прочей фауной, если ты понял, о чем я. - У них есть богиня для размалеванных иелизавелей?
- Почему бы и нет? В моем понимании, это очень религиозный народ. Они используют для своего... Они проводят очень много времени на... Слушай, вера есть там, где ты ее находишь. Специализация. Это безопасно, видишь ли. Низкий риск, гарантированный доход. Где-то существует и Бог Салата. В смысле, не то, что бы кто-то другой годился стать Богом Салата. Просто находишь выращивающую салат общину и прицепляешься к ней. Боги Грома приходят и уходят, но именно к тебе обращаются всякий раз, когда нападает салатная мушка. Ты должен... ну... передать об этом Петулии. Она изучит дефицит на рынке и заполнит его. Существует Бог Салата?
- Почему бы и нет? Если достаточно верующих, можно быть Богом чего угодно... Ом остановился в ожидании, заметит ли что-нибудь Брута. Но, оказалось, Брута имел ввиду нечто другое. - Это не правильно. Так обходиться с людьми. Он врезался в спину субдьякона. Делегация остановилась, отчасти от того, что остановился эфебский эскорт, но в основном потому, что вниз по дороге бежал человек. Он был весьма стар и во многом походил на довольно долго сушеную лягушку. Что-то в нем обычно заставляло людей вспомнить слово "проворный", но в данный момент, куда более вероятно, им пришли бы на ум слова "в чем мать родила" и, возможно, еще и "насквозь промокший"; и они соответствовали бы действительности на все сто. Однако, тут была борода. Такая борода, в которую можно было бы завернуться Человек скатился вниз по улице без каких-либо явных признаков рассудка и остановился возле магазина горшечника. Горшечник, казалось, не был слишком обеспокоен тем, что к нему обратился некто маленький, мокрый и голый. Вообще-то, никто на улице не удостоил его второго взгляда. - Мне, пожалуйста, сосуд Номер Девять и несколько ниток. - сказал старик. - Да, сэр, г-н. Легибус. - Горшечкик пошарил под прилавком и достал полотенце. Голый рассеянно взял его. У Бруты было чувство, что все это уже случалось с ними обоими прежде. - И еще, рычаг бесконечной длинны и, гм, неподвижное место опоры. - сказал Легибус вытираясь. - То, что вы видите, это все, что у меня есть, сэр. Посуда и основные бытовые принадлежности, но некоторая нехватка самоочевидных аксиоматических механизмов. - Ну а кусок мела у вас будет?
- Последнее время прямо здесь имеется несколько. - сказал горшечник. Маленький голый человек взял мел и принялся чертить треугольники на ближайшем участке стены. Потом он взглянул вниз. - Почему на мне нет одежды? - сказал он. - Мы снова купались, разве нет? - сказал горшечник. - Я оставил одежду в ванной?
- По моему, вам вроде как пришла идея, пока вы были в ванной? подсказал горшечник. - Верно! Верно! Такая идея о передвижении мира! - сказал Легибус. -Простой принцип рычага. Должен отлично работать. Осталось разобраться в технических деталях. - Прекрасно. Мы сможем передвинуться куда-нибудь потеплее на зиму. - сказал горшечник. - Могу я позаимствовать полотенце?
- В любом случае, оно ваше, г-н Легибус. - Действительно?
- Уверяю, вы его оставили здесь в прошлый раз. Помните? Когда вам в голову пришла идея маяка. - Отлично. Отлично. - сказал Легибус, обертываясь полотенцем. Он начертил еще несколько линий на стене. - Отлично. ОК. Я пришлю кого-нибудь за стеной, попозже. Он повернулся и, казалось, лишь сейчас впервые заметил омнианцев. Он взглянул них и пожал плечами. - Хм... - сказал он и побрел прочь. Брута подергал за плащ одного из эфебских солдат. - Извините, а почему мы остановились? - сказал он. - У философов есть право пути. - сказал солдат. - А что такое философ? - сказал Брута. - Тот, кто достаточно умен, чтобы найти себе работенку полегче. - сказал голос в его голове. - Неверный, идущий к заслуженной гибели, которой ему не миновать. - сказал Ворбис. Создатель заблуждений. Этот проклятый город притягивает их, как навозная куча мух. - В действительности, все дело в климате. - сказал голос черепахи. Подумай. Если ты склонен выскакивать из ванной и мчаться вниз по улице всякий раз, когда тебе кажется, что тебе пришла блестящая идея, ты не захочешь этого делать там, где холодно. Если же ты сделаешь это там, где холодно, ты умрешь. Это естественный отбор, вот что это. Эфеба славится своими философами. Это лучше театра. - Что, множество стариков, бегающих по улицам без одежды? сказал Брута, пыхтя, так как они снова двинулись вперед. - Более-менее. Когда большую часть времени проводишь размышляя о вселенной, менее важные ее части выскакивают из головы. Например, подштанники. И 99 из 100 идей, с которыми они носятся совершенно бесполезны. - Почему же тогда никто не запрет их в безопасном месте? По-моему, от них нет никакого толку. - сказал Брута. Потому что сотая идея - сказал Ом, - обычно бывает потрясающая. - Что?
- Взгляни на высочайшую башню на скале. Брута взглянул. На верхушке башни, удерживаемый металлическими обручами, находился большой диск, сверкавший в утреннем свете. - Что это? прошептал он. - Причина, по которой у Омнии нет большей части флота. - сказал Ом. - Вот почему всегда стоит иметь несколько философов в округе. Некоторое время все это сводится к "Прекрасна ли Истина" и "Истинно ли Прекрасное", и "Издает ли падающее в лесу дерево звук, если рядом нет никого, кто мог бы услышать", а потом, когда начинаешь думать, что они собираются............. . , один из них говорит: "Кстати, установка тридцатифутового параболического рефлектора на высоком месте, чтобы посылать солнечные лучи во вражеские корабли, была бы интереснейшей демонстрацией оптических принципов. - Он добавил: "Всегда носятся с потрясающе новыми идеями, эти философы. Перед тем был замысловатый механизм, демонстрировавший принцип рычага неожиданным швырянием шаров горящего фосфора на две мили. А еще перед тем, по-моему, была какая-то подводная штуковина, стрелявшая заостренными бревнами в днища кораблей." Брута снова взглянул на диск. В последнем изложении он разобрал не более трети. - Ну и, - сказал он, издает? Что?
- Звук. Когда падает и никто не слышит?
- Какая разница. Делегация достигла прохода в стене, охватывающей вершину скалы, как повязка - голову. Эфебский капитан остановился и обернулся. -...Посетителям должны быть завязаны глаза. - сказал он. - Это возмутительно! - сказал Ворбис. - Мы здесь с дипломатической миссией!
- Это не мое дело. - сказал капитан. Мое дело сказать: если вы пойдете через эти ворота, то пойдете с завязанными глазами. Вы не обязаны завязывать глаза. Вы можете остаться снаружи. Но если хотите пройти, то должны надеть повязки. Это один из ваших жизненных выборов. Один из субъдьяконов зашептал на ухо Ворбису. Он коротко sotto voce переговорил с начальником омнианской охраны. - Хорошо , - сказал он. - протестуя. Повязка была достаточно мягкой и совершенно не прозрачной. Но так как Бруту вели первым... ...десять шагов вдоль по коридору, потом пять налево, потом по диагонали вперед и налево три-с-половиной, потом направо сто три, три вниз, повернуться вокруг семнадцать с половиной раз, вперед девять, один влево, вперед 19, 3 секунды пауза, вправо 2, 2 назад, влево 2, 3 с половиной раза обернуться, секунду подождать, три вверх и 20 вправо, 5 с четвертью оборотов и 15 влево, 7 прямо и 18 направо, 7 вверх и по диагонали, пауза 2 секунды, 4 вправо и вниз по склону, спускающемуся на метр каждые 10 шагов 30 шагов, потом 7 с половиной оборотов и 6 вперед... ...он удивлялся, для чего, это, собственно, было нужно. Повязки были сняты на открытом дворе из белого камня, превращавшего солнечный свет в сияние. Брута зажмурился. Лучники окаймляли двор. Их стрелы были направлены вниз, но поза подразумевала, что горизонтальное направление они могут принять в любую минуту. Еще один лысый поджидал их. Эфеба, казалось, располагала неограниченными ресурсами тощих лысых мужчин, завернутых в простыни. Этот улыбался одним лишь ртом. "Никто нас особенно не любит. " подумал Брута. - Я уверен, вы простите это небольшое неудобство. - сказал тощий человек. Меня зовут Аристократес. Я секретарь Тиранта. Пожалуйста, попросите своих людей сложить оружие. Ворбис выпрямился в полный рост. Он был наголову выше эфебца. Хотя цвет его лица все время был бледным, он побледнел еще больше. - Мы имеем право сохранить наше оружие! - сказал он. - Мы эмиссары в чужой стране!
- Но не в варварской, - кротко сказал Аристократис, - Оружие здесь не понадобится. - Не в варварской? сказал Ворбис. -Вы сожгли наши корабли!
Аристократес поднял руку. - Это мы обсудим позже, сказал он. - А сейчас моей приятной обязанностью является проводить вас в ваши комнаты. Уверен, вы пожелаете немного отдохнуть после путешествия. Вы, разумеется, вольны свободно разгуливать по дворце. И если мы пожелаем, чтобы вы куда-нибудь не заглядывали, стража тактично и незамедлительно сообщит вам об этом. - И мы можем покинуть дворец? - холодно сказал Ворбис. Аристократес пожал плечами. Мы охраняем ворота только во время войны. сказал он. - Если вы запомните дорогу, вы можете ею воспользоваться. Однако, должен предупредить вас, что наобум перамбулировать по лабиринту неразумно. К сожалению, наши прадеды были весьма подозрительны и, из-за своей недоверчивости понаставили множество ловушек; отдавая дань традиции, мы держим их хорошо смазанными и заряженными. А теперь, если вы соизволите проследовать за мной... Омнианцы кучкой следовали по дворцу за Аристократесом. Тут были фонтаны. Тут были сады. Там и сям сидели группы людей, болтавших и не больше ровным счетом ничего не делавших. Казалось, эфебцы весьма смутно различали понятия "снаружи" и "внутри"- кроме, разве что, опоясывавшего дворец лабиринта, совершенно недвусмысленного по сути своей. - Опасности подстерегают нас на каждом углу, тихо сказал Ворбис. Любой, нарушивший строй, или вступивший в какого-либо рода сношения, будет объяснять свой проступок инквизиторам. Подробно. Брута взглянул на женщину, наполнявшую у колодца кувшин. Это выглядело не слишком воинственно. Он снова ощущал это странное чувство раздвоенности. На поверхности находились мысли Бруты, именно те мысли, которые одобрялись Цитаделью: это гнездилище неверных и неверующих, сама его обыденность является лишь искусной маскировкой ловушек ереси и неправильного мышления. Оно может быть залито солнцем, но на самом деле, это обиталище тьмы. Но глубоко внизу притаились мысли Бруты, наблюдавшего за Брутой изнутри... Оттуда Ворбис выглядел несправедливым. Злым и неприятным. А города, где горшечников совершенно не волнует, что мокрые голые старики прибегают и рисуют треугольники на стенах их домов, были местом, о котором Брута хотел бы разузнать побольше. Он чувствовал себя большим пустым кувшином. А пустое следует наполнять. - Ты что-нибудь делаешь со мной? прошептал он. Ом взглянул из своей коробки на форму мыслей в Брутиной голове. Потом постарался думать быстро. - Нет, сказал он, и это было, по крайней мере, правдой. Случалось ли такое прежде?
Бывало ли такое в первые дни? Должно было. Сейчас все было так расплывчато. Он не мог вспомнить своих тогдашних мыслей, лишь их форму. Все сияло в те дни, все разрасталось день ото дня - он разрастался день ото дня. Мысли и их мыслящий мозг развивались с той же скоростью. Это легко забыть. Словно огню пытаться вспомнить форму своего пламени. Но ощущения помнились. Он ничего не делал с Брутой. Брута делал это сам. Брута начинал думать богоугодным образом. Брута начинал становиться пророком. И как же хотелось Ому, чтобы было с кому рассказать! Кому-нибудь, кто понял бы. Это ведь Эфеба, верно. Где люди живут тем, что пытаются понять?
***
Омнианцы были расквартированы в маленьких комнатках вокруг центрального двора. Посреди него, в крошечных зарослях сладковато пахнущих хвойных деревьев был фонтан. Солдаты кивнули друг другу. Люди считают, что профессиональные солдаты много думают о войнах, но настоящие профессиональные солдаты куда больше думают о еде и теплом месте для сна, ибо с этим, обычно, бывает сложно, в то время как случай повоевать склонен подворачиваться постоянно. В келье Бруты стояла ваза с фруктами и тарелка холодного мяса. Но, в первую очередь, главное. Он выудил Бога из коробки. - Вот фрукты. - сказал он. - А это что за ягоды?
- Виноград. - сказал Ом. - Исходный материал для вина. - Ты и прежде упоминал это слово. Что оно означает?
Снаружи раздался вопль:
- Брута!
- Это Ворбис. Мне надо идти. Ворбис стоял в центре своей кельи. - Съел ли ты что-нибудь? - спросил он. . - Нет, господин. - Фрукты и мясо, Брута. сказал он, - А сейчас - постный день. Они пытаются оскорбить нас!
- Гм... Может, они не знали, что сегодня - постный день? - осмелился сказать Брута. - Незнание - само по себе грех. - сказал Ворбис. - Оссори, книга 7, стих4. - автоматически сказал Брута. Ворбис улыбнулся и похлопал плече Бруты. - Ты - ходячая книга, Брута. Septateuch perambulatus. Брута посмотрел вниз, на свои сандалии. "Он прав." - подумал он. - "И я забыл. Или, по крайней мере, не захотел помнить". А потом он услышал, как эхом возвращаются к нему его собственные мысли: это фрукты, хлеб, и мясо. Вот, что это такое. Постные дни, пиршественные дни, дни Пророков и Хлебные дни... Кому это важно? Богу, чья единственная забота относительно пищи состоит в том, достаточно ли она низко, чтобы ее достать?
Надеюсь, он не будет продолжать хлопать по моему плечу. Ворбис отвернулся. - Мне напомнить остальным? - сказал Брута. - Нет. Нашим рукоположенным братьям, конечно, не требуется напоминание. А солдатам... возможно, допустимы небольшие поблажки так далеко от дома. Брута удалился обратно в свою келью. Ом все еще был на столе, вперившись в дыню. - Я почти совершил ужасный грех. сказал Брута. - Я почти съел фрукт в безфруктовый день. - Ужасно, ужасно, сказал Ом. - А теперь разрежь эту дыню. - Но это - поедание фруктов, вызывающее жажду владычества над миром. - сказал Брута. - Оно вызывает лишь скопление газов. - сказал Ом. - Режь дыню!
- Ты испытываешь меня!
- Нет. Я дарую тебе позволение. Особую милость! Режь эту проклятую дыню!
- Лишь епископу и выше предоставлено право даро... начал Брута. Потом остановился. Ом глядел на него. - Да. Именно. сказал он. -А теперь режь. - его тон стал чуть мягче. -Если это заставит тебя чувствовать себя лучше, я провозглашу это хлебом. Мне тут случилось быть богом в непосредственной близости. Я могу называть это чем мне, ко всем чертям, будет угодно. Это хлеб. Идет? А теперь режь эту проклятую дыню. - Буханку. - поправил Брута. - Верно. И дай мне ломоть без семечек. Брута так и поступил, с определенной осторожностью. - И съешь это по-быстрому. - сказал Ом. - Что бы Ворбис не застал?
- Потому, что потом тебе надо будет пойти и найти философа. - сказал Ом. Тот факт, что его рот был битком набит не сказывался на голосе в голове Бруты. - Знаешь, в пустынях встречаются дикорастущие дыни. Не такие большие, как эти. Маленькие зеленые штучки. Кожура, как кожа. Не прокусишь. Я тратил годы на поедание мертвых листьев, выплюнутых какой-нибудь козой возле самых дынных плодов. У дынь должна быть более тонкая кожица. Запомни это. - Найти философа?
- Да, кого-нибудь, кто знает, как думать. Кто-то, кто может помочь мне перестать быть черепахой. - Но... Я могу понадобиться Ворбису. - Ты просто пойдешь на прогулку. Нет проблем. И бегом. В Эфебе есть другие боги. Мне не хотелось бы встретиться с ними прямо сейчас. И не смотри так. Брута выглядел паникующим. - Как мне найти философа? - сказал он. - Здесь? Кинь камень, по-моему.
***
Лабиринт в Эфебе древний. Он наполнен сотнями изумительных приспособлений, какие только можно сделать с потайными пружинами, острыми, как бритва ножами и падающими камнями. Тут был не один гид. Их было шесть, и каждый знал свой участок пути, через одну шестую лабиринта. Каждый год они устраивали свои соревнования, во время которых делалась небольшая перестройка. Они состязались между собой, кто сделает свою секцию наиболее смертоносной для случайного прохожего. Был список экспертов и небольшой приз. Максимум, сколько удалось одному человеку пройти по лабиринту без гида, было 19 шагов. Ну, около того. Его голова прокатилась вперед еще 7 шагов. Но это, пожалуй, уже не в счет. На каждом пункте передачи имеется крошечная комнатка безо всяких ловушек. В ней находится маленький бронзовых колокольчик. Это небольшие комнаты ожидания, где посетители предаются следующему гиду. Тут и там, высоко в потолке лабиринта, над наиболее опасными ловушками находятся обзорные оконца, ибо стражники любят хорошо посмеяться ни чуть не меньше всех остальных. Все это пропало втуне. Брута простодушно протопал по тоннелям и коридорам, даже, в сущности, не задумываясь об этом, и в конце открыл выход на поздний вечерний воздух. Он благоухал цветами. Во мгле вились ночные бабочки. - На что похожи философы? сказал Брута. - В смысле, когда они не принимают ванну?
- Они много думают, сказал Ом . - Поищи кого-нибудь с напряженным выражением лица. - Это может означать запор. - Ну, пока они философски относятся к нему... Их окружала Эфеба. Лаяли собаки. Где-то вопил кот. Стоял тот обычный шум, создаваемый негромкими уютными звуками, который свидетельствует, что тут, вокруг, живут своей жизнью множество людей. Потом ниже по улице дверь распахнулась настежь и раздался треск весьма солидной винной амфоры, разбиваемой о чью-то голову. Тощий пожилой человек в тоге подобрал себя с булыжников, куда он приземлился, и взглянул на дверной проем. - Слушай, говорю тебе, ограниченный разум, конечно, не способен методом сравнения постичь абсолютную истину хода вещей, потому что, будучи по природе своей неделима, истина охватывает концепции "больше" и "меньше", потому ничто кроме самой истины не может быть верным мерилом истинности, ты, ублюдок. сказал он. Кто-то изнутри здания сказал: "Ах вот как? Ну и хрен с тобой." Старик, не обращая внимания на Бруту, с огромными усилиями вытащил из мостовой булыжник и взвесил его в руке. Потом он нырнул обратно в дверной проем. Раздался приглушенный вопль ярости. - Ага. Философия. - сказал Ом. Брута осторожно заглянул за дверь. Внутри комнаты две группы почти неотличимых людей в тогах пытались удержать двоих коллег. Подобные сцены повторяются по миллиону раз на дню в барах мультиверсума: оба потенциальных драчуна рычат и строят друг другу рожи и вырываются из рук удерживающий друзей, только, конечно, не слишком сильно, потому что нет ничего хуже, чем действительно преуспеть освобождаясь и вдруг оказаться одному в центре круга с сумасшедшим, готовым врезать тебе камнем промеж глаз. - Дасс...-сказал Ом. - Это философы, совершенно верно. - Но они дерутся. - Да, свободный и полноценный обмен мнениями. Теперь, когда Брута смог лучше рассмотреть имеющуюся картину, он увидел, что между мужчинами имелась пара различий. У одного была покороче борода, он был очень красен и обвиняюще размахивал пальцем. - Он дьявольски хорошо обвинил меня в клевете! - кричал он. - Нет! - кричал другой. - Да! Да! Повтори, что ты говорил!
- Смотри, я всего лишь предложил, чтобы продемонстрировать природу парадокса, да, что если Ксено Эфебец скажет: "Все эфебцы лжецы"... - Видите? Видите? Он опять!
- ...нет, нет, слушайте, слушайте... потом, ибо Ксено сам Эфебец, это означает, что он сам лжец и потому... Ксено сделал очевидную попытку вырваться, волоча четырех отчаявшихся коллег-философов по полу. - Да я тебя, коллега... Брута сказа л: "Извините, пожалуйста?". Философы заныли. Потом повернулись взглянуть на Бруту. Они стали на порядок спокойнее. Раздался хор смущенных покашливаний. - Вы все - философы? - спросил Брута. Тот, кого звали Ксено, выступил вперед, приводя в порядок вид своей тоги. - Верно. - сказал он. - Мы философы. Мы думаем, следовательно мы есмь. - Мы есть. автоматически сказал неудачливый конструктор парадоксов. Ксено развернулся: "Я щас верну это в твою глотку!" проревел он. Потом снова повернулся к Бруте. -Мы есть, то есть мы есмь. - сообщил он доверительно. Вот оно как. Несколько философов с интересом взглянули друг на друга. - Это действительно весьма интересно. - сказал один. - Свидетельством нашего существования является факт нашего существования, ты об этом?