Страница:
— Ну, живой — это ненадолго, — Эдик нехорошо ухмыльнулся. — Это очень легко исправить… Вообще, ума не приложу, какой вам от него толк будет…
— Тебе какая разница? Я предлагаю тебе сделку, а ты просто скажи, согласен или нет.
— Ага… — заинтересовался Эдик. — И что предлагаете?
— Номинал.
— То есть?
— Фактическая стоимость твоей машины, плюс бесплатная доводка и тюнинг в моем сервисе. Моральные траты — извини — компенсировать никак не могу.
— Угу… — Эдик опять забрал челюсть в руку и свел глаза в кучку. — Так…
— А потом, ты же у нас шустрый мальчуган. Глядишь, через недельку-другую отыщешь свою тачку. Тогда тебе вообще кругом сплошная выгода.
— Продано, — Эдик решительно взмахнул телефоном и сунул его в карман. — Но я надеюсь, вы его хоть немного на цепи подержите?
— Ну, это уже мое дело, — Лев Карлович царственно кивнул в сторону пленника: — Браслеты можете снять.
Секьюрити сняли наручники с пленника и подтолкнули его в спину. Жест смотрелся однозначно: давай, скотина, топай к хозяину!
— Убивать никого не буду, — глухо пробурчал инструктор, растирая запястья. — Так что, если вы за этим… Если есть какие-то мысли на этот счет…
— Убивать никого не надо, — совершенно серьезно сказал Лев Карлович, с интересом рассматривая свое приобретение. — Всех, кого надо, уже давно убили. Шутка…
— Да уж, это точно, — авторитетно подтвердил Эдик. А прозвучало так, что непонятно было, что именно
«точно». Точно шутка или точно всех убили?
— Думаю, я тебе найду работенку попроще, — Лев Карлович достал из кармана блокнот и зачем-то принялся его листать. — Отсюда тебя уволили, так что…
— Да, я готов, — торопливо кивнул инструктор. — Я отработаю, вы не сомневайтесь! Сутками буду пахать! И это… Короче, я попробую найти машину.
— Пфф… — Эдик презрительно оттопырил нижнюю губу. — Ну ни чмо? Все-таки надо было его на органы сдать…
— Похвальное рвение, — все так же серьезно одобрил Лев Карлович. — Имеется опыт в делах подобного рода? Связи, информеры, источники?
— Ну… Понимаете, я работал опером в убойном отделе. Довольно долго. Год как уволился… Да, связи кое-какие есть…
— Я опером не работал, — с сожалением развел руками Лев Карлович. — Так что понятия не имею, что это такое. Но я тут слушал, как Эдик общался по телефону с начальником УВД. И тот, судя по всему, не смог ничего пообещать. Нет, безусловно, если у отставного опера больше возможностей, чем у действующего начальника УВД…
— Извините… — инструктор покраснел и уставился в землю. — Просто подумал: надо же что-то делать, не сидеть же сложа руки…
— Ничего, я найду, чем занять твои руки. И не только руки… — Сенковский внимательно посмотрел на свое «приобретение» и на несколько секунд задумался. — Так… Значит, говоришь, здоров как бык… Ну что ж, посмотрим. Клинику Сеченова знаешь?
— Та, что на Еланского?
— Именно.
— Знаю.
— Завтра туда — к семи утра, натощак, сдашь анализы. Я распоряжусь, тебя встретят.
— Погодите… Там же гинекология! И потом, зачем мне сдавать анализы?!
— Я должен быть уверен, что ты абсолютно здоров. Профиль учреждения пусть тебя не волнует, там сделают все, что надо. Алкоголь сегодня не принимать, завтра с утра ничего не есть, — Лев Карлович достал из портмоне визитку и протянул инструктору. — И завтра же, ровно к двум дня — по этому адресу. У меня перерыв на второй завтрак, уделю пять минут. И смотри, не опаздывай: я очень ценю свое время…
Глава 2
— Тэк-с… Это что у нас?
— Гхм… Виктор Николаевич, вы же прекрасно видите — это рапорт.
— Вижу. И что мне с ним… А! Вы, очевидно, резолюцию хотите?
— Хочу. И не только резолюцию…
— Легко!
Витя, не раздумывая, размашисто накатал в левом верхнем углу рапорта:
«Работать! Сидеть по управлениям вы все мастера!» Затем, призадумавшись ровно на секунду, добавил: «Работать, работать и работать! А кто не работает — тот не мужик!!!»
И поставил «министерскую» подпись.
— Держите.
— Зачем вы так? — обескураженно пробормотал Иванов. — Это, между прочим, официальный документ. Я ему собирался дать ход…
— А куда, если не секрет? — вяло заинтересовался Витя, глянув на часы.
— В смысле — «куда»?
— Куда ход?
— Ну… в секретариат, наверное…
— В думский или правительственный?
— Эмм…
— Сергей Петрович, вы же прекрасно знаете, что комиссия подчиняется непосредственно Президенту. У нас тут такая коротенькая «вертикаль»: предкомиссии — Президент, дальше — Господь Бог. А ход — это, насколько я понимаю, движение документа «наверх», правильно?
— Ну, в общем — да…
— Хе-хе… Вы что же, думаете, вашу бумажку зарегистрируют в Администрации?
— Я не думаю, но…
— Бросьте дурака валять, Петрович, — Витя недовольно поморщился и опять глянул на часы. — Я вас хоть раз упрекнул в отсутствии результатов?
— Нет, не упрекнули. Однако…
— Ну так и в чем проблема? Совесть мучает?
— Да просто непривычно как-то… Понимаете — чувствую себя полным дармоедом.
— Да бросьте вы! — Витя небрежно плеснул ручкой. — Это что еще за приступ гражданского самосознания?! Любой крупный государственный проект вот так с ходу, с бухты-барахты, не делается. На реализацию всех проектов такого рода уходят годы. А вы хотите, чтобы у вас за три месяца функционирования были какие-то видимые результаты?
— Вы знаете, что мы за это время собрали немало информации. У нас имеется очень даже приличная база данных…
— В курсе. Видите, какие-то результаты все же есть. Я в курсе, что команда трудится не покладая рук, так что насчет дармоедства — это вы зря, батенька, зря!
— Так вот, боюсь показаться конченым пессимистом, однако…
— Да не бойтесь, уже показались. И не сейчас, а бог знает как давно. Пожалуй, при первом же знакомстве… Что — будет трудно? Это для меня не новость. Когда нам с вами было легко?
— Нет, боюсь, что будет совсем никак. Вернее — совсем не будет.
— То есть?
— Рапорт, который вы испортили… Я написал четко и ясно: перспективы выполнения задач отсутствуют, целесообразность равна нулю…
— Может, механизм стимулирования пересмотреть? — Витя озабоченно изогнул бровь. — Так, что мы там еще можем дать…
— Да не в этом дело! — в отчаянии воскликнул Иванов. — Ну что вы, не понимаете, что ли? Это же глухая стена, без малейшей бреши! Это Система! Что может какой-то там кроха Комитет сделать против Системы?.
— Шура! — вопреки ожиданиям, Витя впадать в панику не стал, а напротив, отчего-то разулыбался и лукаво подмигнул Иванову.
— Слушаю, — в дверях кабинета мгновенно возникла секретарь-референт, дамочка от тридцати, сугубо делового, а местами даже военного обличья.
— Две тысячи второй, Иванов, безысходность, — отдал странное распоряжение Витя.
— Сию минуту, — Шура кивнула и скрылась за дверью.
— Не понял… Что вы имеете в виду?
— Сейчас принесут — сами все увидите. Вернее, услышите…
Через две минуты вернулась Шура с лазерным диском. По-хозяйски расположилась за боковым столиком с компьютером, диск воткнула в привод, порхнула пальчиками по клавиатуре…
— Тут три безысходности. Нам какую надо?
— Пожалуй, самую первую. По-моему, это сентябрь… Сентябрь есть?
— Есть.
— Ну вот, давай ее.
— Пожалуйста.
«… Да я говорю вам — никаких шансов!… — ворвался в кабинет тоскующий голос Иванова. —… Вы же прекрасно знаете статистику. Куда ни посмотрите — везде по нулям! И это — ФСБ, могучее ведомство с неограниченными возможностями и отлично налаженной машиной военной контрразведки. Ну и что, по-вашему, здесь может добиться какая-то паршивая кучка дилетантов? Вы что, не понимаете, что это тупик? Это же глухая стена, без единой бреши!!!…»
— Знакомая песня, не правда ли? — Витя кивнул Шуре, чтобы остановила трансляцию, и жизнерадостно хмыкнул. — Вы, Петрович, судя по всему, в детстве мечтали стать каменщиком…
«Мало того, что все подряд пишет, так еще и не скрывает этого, — машинально отметил Иванов, чувствуя, что щеки его наливаются конфузливым багрянцем. — Вроде бы государственный человек, персона самого высокого уровня… а как был майором-чекистом, так им и остался…»
— … И знаете — легко верится, что при других обстоятельствах ваша мечта наверняка бы осуществилась. И были бы вы прекрасным мастером! Стены у вас получались бы без единой бреши… Хе-хе…
— Это все, конечно, занимательно… — Иванов досадливо нахмурился. — Но связи с нынешней ситуацией не вижу. Согласитесь, что это вещи совершенно разного порядка. Если взять условия работы команды в две тысячи втором и сейчас — так их просто даже сравнивать нельзя. Там мы были, что называется, как рыба в воде, а здесь… Как нечто такое нехорошее в проруби… Гхм-кхм… В общем, извините, но аналогия не совсем верная. Не вижу связи.
— Спасибо, Шура, — Витя опять кивнул — секретарь изъяла диск и удалилась. — По поводу аналогии спорить не буду, вам виднее… Насчет связи — несогласен. Связь есть, причем самая что ни на есть прямая. Вам напомнить о результатах деятельности команды?
В дискуссии Витя беспощаден, на мелочи не отвлекается, бьет козырями, наповал, так что даже и контрольного пинка в голову не надо. Судите сами, вот краткий итог поэтапной деятельности возглавляемой Ивановым команды за двухлетний период:
— ликвидация резидентной сети, поимка самого резидента иноразведки, арест высокопоставленного предателя в наших рядах, уничтожение банды «оборотней», работавших на подрыв репутации Федеральных сил;
— ликвидация организации, которая занималась массовой подготовкой шахидов. Возглавлял эту кампанию матерый международный террорист с колоссальным стажем, взяли его, как ни странно, живым и при этом умудрились предотвратить крупные теракты в ряде кавказских городов;
— ликвидация террористического отряда саперов «Дашо Гов» (букв. перевод — «Золотой гул»), этакой сборной, созданной для срыва чеченского референдума и возглавляемой легендарным асом минного дела — неким Шахом;
— ликвидация террориста номер два (по списку СНГ) в Баку и предотвращение теракта в отношении первой леди Российской империи;
— ликвидация группы террористов, готовивших захват Госдумы, и, как следствие, предотвращение захвата этой самой Думы;
— ликвидация диверсионной группы «Трибунал Джихада», состоявшей из наемников-славян и успевшей за краткий период своего функционирования нанести колоссальный ущерб в нашем «тылу»[1].
Да, есть такое дело: сплошь и рядом получаются одни «ликвиды». Но это уже ненамеренно, так вышло. Рассматривается ведь не весь комплекс мероприятий (читай — каторжная оперативная работа без сна и отдыха,
провалы и озарения, смертельный риск и повседневная рутина), а итоги жизнедеятельности. Да и не всех подряд там ликвидировали, кое-кто остался в живых и по сей день потребляет казенные харчи в хорошо изолированных учреждениях пенитенциарного типа.
Если кто не совсем в курсе специфики профиля, спросите у знакомых, работающих в Системе: каковы результаты для коллектива в семь человек за два года? Хотя можете не спрашивать, поверьте на слово: результаты просто колоссальные, а местами даже и фантастические. Трудно поверить, что все вышеперечисленное — дело рук одной немногочисленной команды.
Теперь остается увязать с данными результатами пессимистические вопли Иванова в ходе «ввода» команды в процесс, и уже не надо объяснять иронию вредного Вити. Итак…
— Вам напомнить о результатах деятельности команды?
— Спасибо, необязательно. Знаете, я некоторым образом в курсе…
— Язва вы, Сергей Петрович, — Витя укоризненно сморщил нос. — «Некоторым образом»… Ну что, вы от меня так отстанете или мне прокомментировать связь?
— Связь между ситуациями присутствует, согласен, — неуступчиво пробурчал Иванов. — А вот условия совершенно разные. Там мы работали в группировке, скажем прямо — в режиме военного положения, в районе боевых действий и «прифронтовой» зоне. Методика работы была целиком и полностью увязана с условиями и давала определенный результат. А что мы имеем сейчас?
Последняя фраза прозвучала с явственной трагично-ностальгической ноткой. Витя — большой любитель побрызгать скепсисом, тотчас же ухватился за интонацию:
— Да, я понимаю. Трудно вам тут. Не подъехать на танке — шарахнуть прямой наводкой, ни фугас тебе поставить, ни зачистку провести, парочку «духов» из погреба выкурить…
— Веселый вы человек, Виктор Николаевич, — уныло заметил Иванов, глядя в сторону. — Все-то у вас легко и запросто. А я, хоть убейте, не вижу ни единого повода для такого здорового оптимизма…
Витя покачал головой, встал и застегнул на пиджаке пуговку. Простой начальственный жест, доступный для понимания даже самого тупого подчиненного: «Достал, нытик! Щас я те…»
Иванов дисциплинированно подскочил, взял со стола свою папку.
— Ну что ж, извините, что отнял у вас время…
— Сергей Петрович… — Да?
— В некоторых кругах бытует мнение, что я к подчиненным мне людям отношусь сугубо утилитарно… Да вы, наверное, в курсе…
Иванов вслух данное высказывание подтверждать не стал — не совсем корректно получится, а просто неопределенно пожал плечами и прочистил горло. А взглядом подтвердил: да еще бы не в курсе! Сатрап ты, вот что! Есть результат — молодец, ты мне нужен. Нет толку — убирайся к чертовой матери, проследите, чтобы это чучело получило расчет и больше никогда не появлялось даже в обозримой видимости. Никаких личных симпатий или антипатий, все отношения основаны исключительно на полезности субъектов, вращающихся в орбите звезды по имени Витя…
— Так вот, я на эту тему дебатировать более не желаю. Вы меня знаете не первый год. Подумайте — стал бы я терпеть бездельников и дармоедов только лишь за их высокие заслуги в прошлом?
— Ну, я не знаю…
— Да все вы прекрасно знаете! Уж поверьте, давно бы отдал всех обратно — просто за красивые глаза держать не стал бы.
— Насчет отдать обратно — хорошая мысль. Может, пока не поздно…
— Поздно, батенька, поздно! Теперь уже все, назад дороги нет.
— Не понял… — Взгляд Иванова наполнился нешуточной озабоченностью. — В своих ведомствах мы пока что в штате… Или я чего-то не знаю? Это с какого момента стало поздно?
— Да с того самого, как родились! Вы, Сергей Петрович, — талант. Яркий, самобытный, один на сто тысяч. Ваши люди — такие же, я сам вас всех выбирал именно по этому признаку.
— Это, конечно, приятно слышать, однако…
— Да хватит, надоели вы со своим брюзжаньем! Поверьте мне, Петрович: условия — фигня! Просто вы еще не обтерлись. Для ознакомительного этапа это нормально. Главное — люди! Понимаете?
Взгляд Витин светел, устремлен в будущее и отчасти даже преисполнен некоего должностного фанатизма. Флаг в руки, вентилятор со спины включить, грамотная подсветочка сбоку — образец служебного оптимизма.
Иванов не выдержал: потупился и прерывисто вздохнул. Может, сказать тебе, энтузизист ты наш, чем твои люди со скуки маются? Маленькие такие шалости, типа насильственного захвата власти в отдельно взятом административном районе, со всеми вытекающими последствиями…
— Ну вот… Что опять такое? Я не прав насчет людей?
Нет, пожалуй, не стоит. Не тот уровень. Больно высоко для сельских масштабов. Даже в подробности вдаваться не станет, самого и обвинит в безрукости. Совсем, скажет, скурвились, по таким мелочам сами разобраться не в состоянии…
— Да нет, это я так — о своем.
— Ох, Сергей Петрович!… Вы мне это дело прекращайте. Все будет нормально, дайте срок. И не надо давить на меня своим пессимизмом, все равно без толку! Я вас уже вдоль и поперек изучил.
— Да я, в общем-то…
— Ну вот и славно. Идите и работайте. Брюзжать и ныть мы все умеем — работать некому…
— Доброе утро, Сергей Петрович!
Охрана Иванову не подчиняется, но эти посты стерегут именно его контору, хлопцы заступают одни и те же, знают: Сергей Петрович — большой человек. Потому что пускать внутрь можно только тех субъектов, у которых на пропуске личная подпись Сергея Петровича. Или по личному звонку Сергея Петровича. А кто он вообще такой и чем конкретно занимается комитет — черт его знает, это какой-то жуткий государственный секрет.
— Да просто будем груши околачивать, — задумчиво пробормотал Иванов, набирая код на входной двери Исполкома. — Совершенно секретный тунеядец всех времен и народов…
Апартаменты Исполкому выделили — оторви да брось. В этом доме до Октябрьского переворота проживали вредные жирные империалистические буржуи, и аккурат в том месте, где сейчас располагается команда Иванова, у них был бальный зал. Они тут на ассамблеях оттягивались да маскарады закатывали. И не помышляли ведь, недальновидные аристократы, что очень скоро всем будет рулить веселая еврейская интеллигенция, которая всех буржуев отчасти расстреляет, отчасти выкинет к чертовой маме в Европу, а прямо в зале оборудует государственное учреждение.
Подобные апартаменты все неоднократно видели в кино, поэтому нетрудно будет представить себе интерьер Исполкома. Никаких тебе прихожих-ресепшн, сразу от входа шагаем в большущее помещение идеально круглой формы, с высоченным сводчатым потолком, разноцветным паркетом и стрельчатыми многоячеистыми окнами. Это холл, комната совещаний и оперативный зал. Если снять крышу и посмотреть сверху, апартаменты Исполкома будут похожи на гигантскую шестерню с несимметричными зубцами: двери всех служебных помещений выходят прямо в зал, тамбуров и коридоров нет. Справа налево у нас располагаются: дверь номер один — как водится, санузел; дверь номер два и три — двухсекционные покои НТО (научно-технического отдела) и его лаборатории; посередке, аккурат напротив входа, — кабинет Иванова; дверь номер пять — оперативный отдел; и последняя (или первая слева от входа) — отдел физзащиты.
Отдел физзащиты хронически пуст. Там, по идее, должны находиться Петрушин и Вася Крюков. Но эти занятые люди постоянно торчат в учебном центре, что располагается в двадцати километрах от Москвы, готовят три отделения физзащиты для непонятно каких острых акций. В оперативном отделе обосновались Костя Воронцов и Сергей Кочергин. В покоях научно-технического отдела и лаборатории — Глебыч и Лиза.
Сегодня исключение. Петрушин с утра здесь — по делу, Вася с личным составом остался «на хозяйстве». Остальная публика, как обычно, собралась в зале, жаждет прибытия начальства. Смотрят выжидающе и как-то еще. Как-то даже требовательно, что ли…
— Доброе утро, Сергей Петрович!!!
— Да, утро… (Чтоб вам всем провалиться, оболтусы!) Гхм-кхм… Доброе, если оно доброе…
А вообще, если честно, прекрасные апартаменты. Если вы с командой уже знакомы, можете легко оценить степень комфортабельности в сравнительном эквиваленте. Раньше-то наши хлопцы ютились в палатках, блиндажах да полуразваленных дощатых модулях. А совсем рядом, в тридцати метрах, располагались позиции артдивизиона, который имел обыкновение по ночам работать в профилактическом режиме. Хе-хе…
Отсутствие коридора стесняет Иванова только последние две недели. До этого как-то даже не обращал внимания на такую мелочь, не до того было.
А сейчас пригодилось бы. По коридору можно было бы прошмыгнуть незамеченным в кабинет, засесть там с важным видом, а по селектору распорядиться: все по графику, работаем…
А тут заходишь: вот они все! Смотрят пристально, ждут озадачивания и комментариев к ситуации (как десять минут назад сам Иванов от Вити).
Иванов уже две недели не проводит совещание. И не потому что от рук отбился или заразился вельможным чванством, шастая по высоким кабинетам. Просто нечего сказать людям. «Совещания не будет, все по плану…» И — двадцать четыре шага по прямой, до кабинета. Сказать, что ли, чтобы столы в центр поставили, загромоздили площадь? Столы у стены стоят, между кабинетом директора и оперативным отделом — места навалом, четыре в ряд влезли. Пока идешь, все смотрят. Люди умные, каждый — самородок, правильно Витя сказал. Смотрят с сочувствием, постепенно, день ото дня переходящим в досаду.
— Новости есть, Сергей Петрович?
— Новостей пока нет, одни старости. Все по плану, занимайтесь. Евгений, давай ко мне.
Петрушин — богатырь под два метра, самый бравый вояка в команде. В партикулярном платье (проще говоря—в гражданке) похож черт знает на кого. Не сказать, чтобы совсем уж горилла во фраке, но прямо сейчас можно фотографировать анфас и вешать на холодильник. Похудеете быстро и качественно.
В руках у Петрушина пухлая папка. Во взоре задумчивость, весь облик ратного человека насыщен досадной неопределенностью. Неопределенность — самая мерзкая вещь для людей действия. Сам Петрушин по этому поводу высказывается так:
— Лучше твердо знать, что тебя завтра расстреляют, чем теряться в догадках, когда «финик» привезет «боевые»…
Накануне человеку довели, на что примерно тянут чудачества его лично и подчиненных ему личностей, а безболезненного разрешения ситуации не пообещали. И хотя все вроде бы сделали правильно и методически грамотно, чем все это кончится, пока что никто не знает…
— Сергей Петрович, я к вам человека привел, — поспешно сообщил в спину начальнику Костя — поймал на последних семи шагах.
— Человека — Петрушина? — вяло отшутился Иванов, не сбавляя темпа. — Спасибо, что привел. Сам не хотел идти?
— Чего это я не хотел? Если Родина сказала «надо»…
— Другого человека.
— ??? — Иванов таки притормозил у самого кабинета и обернулся с выражением легкой досады. Не то чтобы с Костей общаться не хочется, просто вид у психолога маленько того… Какой-то нездорово оптимистичный вид. Совершенно не соответствующий мрачной безысходности ситуации. Откуда что берется — непонятно. Видимо, очередной бредовый инсайн. А говорить гадости хорошему человеку лишний раз не хочется.
— Валера!
Сортирная дверь распахнулась, являя постороннего. Симпатичный крепыш выше среднего, скуластенький такой шатен, розовощекий, здоровьем пышущий, пронзительно голубоглазый и… сумрачный. Примерно как Петрушин. Руки мокрые, волосы влажные, торопливо промакивает короткую прическу носовым платком.
— Там ветродуй есть, — подсказал Костя.
— Кто?
— Сушилка, — уточнил Глебыч.
— Да ладно, я так… — во взгляде крепыша легко читается — но без декларации, ненавязчиво: у меня проблемы, беспокоить осторожно. А лучше вообще — ну вас всех…
«Ну и зачем тогда пришел? — по инерции подумал было Иванов и тотчас же спохватился: — Ни фига себе, новости!»
Апартаменты Исполкома вообще-то — режимный объект особой категории. Сюда уборщица (проверенная до седьмого колена, система-то еще со времен КГБ работает) в сопровождении двух охранников заходит. Прибирается, а они следят, глаз не спускают.
Вопрос: как впустили чужого без разрешения Иванова? Пусть даже и в сопровождении Кости Воронцова, это значения не имеет. Для охраны единственным основанием к допуску является личное распоряжение Директора, это прописано во всех инструкциях, которые здесь, слава богу, блюдутся неукоснительно.
Костя — уникум, непревзойденный мастер по части всего, что касается человечьей психологии. Бывает так, что мимоходом балуется на заданную тему, но это ненароком, безо всякого злого умысла. Надо будет потом истребовать синхронную запись аудиоконтроля и видеонаблюдения в вестибюле, послушать, чего он им такого наплел…
— Гхм… Ростовский. Валера… Иванович.
— Очень приятно, Валера Иванович. Чем обязан?
— Да вот, Костя сказал… Гхм-кхм…
— Сергей Петрович, вы знаете — я бы просто так беспокоить не стал, — Костя буквально светится весь от азарта, как будто кто-то включил в нем киловаттную лампу. — Это что-то! В общем, надо все бросить и заняться…
— Ну-ну, — Иванов кисло ухмыльнулся. — Сейчас с Петрушиным разберемся — потом все бросим и займемся. Заходи, Евгений…
— Тебе какая разница? Я предлагаю тебе сделку, а ты просто скажи, согласен или нет.
— Ага… — заинтересовался Эдик. — И что предлагаете?
— Номинал.
— То есть?
— Фактическая стоимость твоей машины, плюс бесплатная доводка и тюнинг в моем сервисе. Моральные траты — извини — компенсировать никак не могу.
— Угу… — Эдик опять забрал челюсть в руку и свел глаза в кучку. — Так…
— А потом, ты же у нас шустрый мальчуган. Глядишь, через недельку-другую отыщешь свою тачку. Тогда тебе вообще кругом сплошная выгода.
— Продано, — Эдик решительно взмахнул телефоном и сунул его в карман. — Но я надеюсь, вы его хоть немного на цепи подержите?
— Ну, это уже мое дело, — Лев Карлович царственно кивнул в сторону пленника: — Браслеты можете снять.
Секьюрити сняли наручники с пленника и подтолкнули его в спину. Жест смотрелся однозначно: давай, скотина, топай к хозяину!
— Убивать никого не буду, — глухо пробурчал инструктор, растирая запястья. — Так что, если вы за этим… Если есть какие-то мысли на этот счет…
— Убивать никого не надо, — совершенно серьезно сказал Лев Карлович, с интересом рассматривая свое приобретение. — Всех, кого надо, уже давно убили. Шутка…
— Да уж, это точно, — авторитетно подтвердил Эдик. А прозвучало так, что непонятно было, что именно
«точно». Точно шутка или точно всех убили?
— Думаю, я тебе найду работенку попроще, — Лев Карлович достал из кармана блокнот и зачем-то принялся его листать. — Отсюда тебя уволили, так что…
— Да, я готов, — торопливо кивнул инструктор. — Я отработаю, вы не сомневайтесь! Сутками буду пахать! И это… Короче, я попробую найти машину.
— Пфф… — Эдик презрительно оттопырил нижнюю губу. — Ну ни чмо? Все-таки надо было его на органы сдать…
— Похвальное рвение, — все так же серьезно одобрил Лев Карлович. — Имеется опыт в делах подобного рода? Связи, информеры, источники?
— Ну… Понимаете, я работал опером в убойном отделе. Довольно долго. Год как уволился… Да, связи кое-какие есть…
— Я опером не работал, — с сожалением развел руками Лев Карлович. — Так что понятия не имею, что это такое. Но я тут слушал, как Эдик общался по телефону с начальником УВД. И тот, судя по всему, не смог ничего пообещать. Нет, безусловно, если у отставного опера больше возможностей, чем у действующего начальника УВД…
— Извините… — инструктор покраснел и уставился в землю. — Просто подумал: надо же что-то делать, не сидеть же сложа руки…
— Ничего, я найду, чем занять твои руки. И не только руки… — Сенковский внимательно посмотрел на свое «приобретение» и на несколько секунд задумался. — Так… Значит, говоришь, здоров как бык… Ну что ж, посмотрим. Клинику Сеченова знаешь?
— Та, что на Еланского?
— Именно.
— Знаю.
— Завтра туда — к семи утра, натощак, сдашь анализы. Я распоряжусь, тебя встретят.
— Погодите… Там же гинекология! И потом, зачем мне сдавать анализы?!
— Я должен быть уверен, что ты абсолютно здоров. Профиль учреждения пусть тебя не волнует, там сделают все, что надо. Алкоголь сегодня не принимать, завтра с утра ничего не есть, — Лев Карлович достал из портмоне визитку и протянул инструктору. — И завтра же, ровно к двум дня — по этому адресу. У меня перерыв на второй завтрак, уделю пять минут. И смотри, не опаздывай: я очень ценю свое время…
Глава 2
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
«… Председателю Государственной Комиссии по борьбе с коррупцией
РАПОРТ
Довожу до Вашего сведения, что за истекший квартал т. г. возглавляемый мною Комитет не выполнил ни одной из поставленных в начале отчетного периода задач. Сообщаю также, что перспектива выполнения этих задач в ближайшее время отсутствует, в связи с чем целесообразность функционирования Комитета практически равна нулю.
Учитывая вышеизложенное, прошу Вас перевести меня для дальнейшего исполнения обязанностей по прежнему месту службы — в Главное Управление Военной Контрразведки.
Директор Исполнительного Комитета Государственной Комиссии по борьбе с коррупцией Иванов СП.
Число, подпись…»
— Тэк-с… Это что у нас?
— Гхм… Виктор Николаевич, вы же прекрасно видите — это рапорт.
— Вижу. И что мне с ним… А! Вы, очевидно, резолюцию хотите?
— Хочу. И не только резолюцию…
— Легко!
Витя, не раздумывая, размашисто накатал в левом верхнем углу рапорта:
«Работать! Сидеть по управлениям вы все мастера!» Затем, призадумавшись ровно на секунду, добавил: «Работать, работать и работать! А кто не работает — тот не мужик!!!»
И поставил «министерскую» подпись.
— Держите.
— Зачем вы так? — обескураженно пробормотал Иванов. — Это, между прочим, официальный документ. Я ему собирался дать ход…
— А куда, если не секрет? — вяло заинтересовался Витя, глянув на часы.
— В смысле — «куда»?
— Куда ход?
— Ну… в секретариат, наверное…
— В думский или правительственный?
— Эмм…
— Сергей Петрович, вы же прекрасно знаете, что комиссия подчиняется непосредственно Президенту. У нас тут такая коротенькая «вертикаль»: предкомиссии — Президент, дальше — Господь Бог. А ход — это, насколько я понимаю, движение документа «наверх», правильно?
— Ну, в общем — да…
— Хе-хе… Вы что же, думаете, вашу бумажку зарегистрируют в Администрации?
— Я не думаю, но…
— Бросьте дурака валять, Петрович, — Витя недовольно поморщился и опять глянул на часы. — Я вас хоть раз упрекнул в отсутствии результатов?
— Нет, не упрекнули. Однако…
— Ну так и в чем проблема? Совесть мучает?
— Да просто непривычно как-то… Понимаете — чувствую себя полным дармоедом.
— Да бросьте вы! — Витя небрежно плеснул ручкой. — Это что еще за приступ гражданского самосознания?! Любой крупный государственный проект вот так с ходу, с бухты-барахты, не делается. На реализацию всех проектов такого рода уходят годы. А вы хотите, чтобы у вас за три месяца функционирования были какие-то видимые результаты?
— Вы знаете, что мы за это время собрали немало информации. У нас имеется очень даже приличная база данных…
— В курсе. Видите, какие-то результаты все же есть. Я в курсе, что команда трудится не покладая рук, так что насчет дармоедства — это вы зря, батенька, зря!
— Так вот, боюсь показаться конченым пессимистом, однако…
— Да не бойтесь, уже показались. И не сейчас, а бог знает как давно. Пожалуй, при первом же знакомстве… Что — будет трудно? Это для меня не новость. Когда нам с вами было легко?
— Нет, боюсь, что будет совсем никак. Вернее — совсем не будет.
— То есть?
— Рапорт, который вы испортили… Я написал четко и ясно: перспективы выполнения задач отсутствуют, целесообразность равна нулю…
— Может, механизм стимулирования пересмотреть? — Витя озабоченно изогнул бровь. — Так, что мы там еще можем дать…
— Да не в этом дело! — в отчаянии воскликнул Иванов. — Ну что вы, не понимаете, что ли? Это же глухая стена, без малейшей бреши! Это Система! Что может какой-то там кроха Комитет сделать против Системы?.
— Шура! — вопреки ожиданиям, Витя впадать в панику не стал, а напротив, отчего-то разулыбался и лукаво подмигнул Иванову.
— Слушаю, — в дверях кабинета мгновенно возникла секретарь-референт, дамочка от тридцати, сугубо делового, а местами даже военного обличья.
— Две тысячи второй, Иванов, безысходность, — отдал странное распоряжение Витя.
— Сию минуту, — Шура кивнула и скрылась за дверью.
— Не понял… Что вы имеете в виду?
— Сейчас принесут — сами все увидите. Вернее, услышите…
Через две минуты вернулась Шура с лазерным диском. По-хозяйски расположилась за боковым столиком с компьютером, диск воткнула в привод, порхнула пальчиками по клавиатуре…
— Тут три безысходности. Нам какую надо?
— Пожалуй, самую первую. По-моему, это сентябрь… Сентябрь есть?
— Есть.
— Ну вот, давай ее.
— Пожалуйста.
«… Да я говорю вам — никаких шансов!… — ворвался в кабинет тоскующий голос Иванова. —… Вы же прекрасно знаете статистику. Куда ни посмотрите — везде по нулям! И это — ФСБ, могучее ведомство с неограниченными возможностями и отлично налаженной машиной военной контрразведки. Ну и что, по-вашему, здесь может добиться какая-то паршивая кучка дилетантов? Вы что, не понимаете, что это тупик? Это же глухая стена, без единой бреши!!!…»
— Знакомая песня, не правда ли? — Витя кивнул Шуре, чтобы остановила трансляцию, и жизнерадостно хмыкнул. — Вы, Петрович, судя по всему, в детстве мечтали стать каменщиком…
«Мало того, что все подряд пишет, так еще и не скрывает этого, — машинально отметил Иванов, чувствуя, что щеки его наливаются конфузливым багрянцем. — Вроде бы государственный человек, персона самого высокого уровня… а как был майором-чекистом, так им и остался…»
— … И знаете — легко верится, что при других обстоятельствах ваша мечта наверняка бы осуществилась. И были бы вы прекрасным мастером! Стены у вас получались бы без единой бреши… Хе-хе…
— Это все, конечно, занимательно… — Иванов досадливо нахмурился. — Но связи с нынешней ситуацией не вижу. Согласитесь, что это вещи совершенно разного порядка. Если взять условия работы команды в две тысячи втором и сейчас — так их просто даже сравнивать нельзя. Там мы были, что называется, как рыба в воде, а здесь… Как нечто такое нехорошее в проруби… Гхм-кхм… В общем, извините, но аналогия не совсем верная. Не вижу связи.
— Спасибо, Шура, — Витя опять кивнул — секретарь изъяла диск и удалилась. — По поводу аналогии спорить не буду, вам виднее… Насчет связи — несогласен. Связь есть, причем самая что ни на есть прямая. Вам напомнить о результатах деятельности команды?
В дискуссии Витя беспощаден, на мелочи не отвлекается, бьет козырями, наповал, так что даже и контрольного пинка в голову не надо. Судите сами, вот краткий итог поэтапной деятельности возглавляемой Ивановым команды за двухлетний период:
— ликвидация резидентной сети, поимка самого резидента иноразведки, арест высокопоставленного предателя в наших рядах, уничтожение банды «оборотней», работавших на подрыв репутации Федеральных сил;
— ликвидация организации, которая занималась массовой подготовкой шахидов. Возглавлял эту кампанию матерый международный террорист с колоссальным стажем, взяли его, как ни странно, живым и при этом умудрились предотвратить крупные теракты в ряде кавказских городов;
— ликвидация террористического отряда саперов «Дашо Гов» (букв. перевод — «Золотой гул»), этакой сборной, созданной для срыва чеченского референдума и возглавляемой легендарным асом минного дела — неким Шахом;
— ликвидация террориста номер два (по списку СНГ) в Баку и предотвращение теракта в отношении первой леди Российской империи;
— ликвидация группы террористов, готовивших захват Госдумы, и, как следствие, предотвращение захвата этой самой Думы;
— ликвидация диверсионной группы «Трибунал Джихада», состоявшей из наемников-славян и успевшей за краткий период своего функционирования нанести колоссальный ущерб в нашем «тылу»[1].
Да, есть такое дело: сплошь и рядом получаются одни «ликвиды». Но это уже ненамеренно, так вышло. Рассматривается ведь не весь комплекс мероприятий (читай — каторжная оперативная работа без сна и отдыха,
провалы и озарения, смертельный риск и повседневная рутина), а итоги жизнедеятельности. Да и не всех подряд там ликвидировали, кое-кто остался в живых и по сей день потребляет казенные харчи в хорошо изолированных учреждениях пенитенциарного типа.
Если кто не совсем в курсе специфики профиля, спросите у знакомых, работающих в Системе: каковы результаты для коллектива в семь человек за два года? Хотя можете не спрашивать, поверьте на слово: результаты просто колоссальные, а местами даже и фантастические. Трудно поверить, что все вышеперечисленное — дело рук одной немногочисленной команды.
Теперь остается увязать с данными результатами пессимистические вопли Иванова в ходе «ввода» команды в процесс, и уже не надо объяснять иронию вредного Вити. Итак…
— Вам напомнить о результатах деятельности команды?
— Спасибо, необязательно. Знаете, я некоторым образом в курсе…
— Язва вы, Сергей Петрович, — Витя укоризненно сморщил нос. — «Некоторым образом»… Ну что, вы от меня так отстанете или мне прокомментировать связь?
— Связь между ситуациями присутствует, согласен, — неуступчиво пробурчал Иванов. — А вот условия совершенно разные. Там мы работали в группировке, скажем прямо — в режиме военного положения, в районе боевых действий и «прифронтовой» зоне. Методика работы была целиком и полностью увязана с условиями и давала определенный результат. А что мы имеем сейчас?
Последняя фраза прозвучала с явственной трагично-ностальгической ноткой. Витя — большой любитель побрызгать скепсисом, тотчас же ухватился за интонацию:
— Да, я понимаю. Трудно вам тут. Не подъехать на танке — шарахнуть прямой наводкой, ни фугас тебе поставить, ни зачистку провести, парочку «духов» из погреба выкурить…
— Веселый вы человек, Виктор Николаевич, — уныло заметил Иванов, глядя в сторону. — Все-то у вас легко и запросто. А я, хоть убейте, не вижу ни единого повода для такого здорового оптимизма…
Витя покачал головой, встал и застегнул на пиджаке пуговку. Простой начальственный жест, доступный для понимания даже самого тупого подчиненного: «Достал, нытик! Щас я те…»
Иванов дисциплинированно подскочил, взял со стола свою папку.
— Ну что ж, извините, что отнял у вас время…
— Сергей Петрович… — Да?
— В некоторых кругах бытует мнение, что я к подчиненным мне людям отношусь сугубо утилитарно… Да вы, наверное, в курсе…
Иванов вслух данное высказывание подтверждать не стал — не совсем корректно получится, а просто неопределенно пожал плечами и прочистил горло. А взглядом подтвердил: да еще бы не в курсе! Сатрап ты, вот что! Есть результат — молодец, ты мне нужен. Нет толку — убирайся к чертовой матери, проследите, чтобы это чучело получило расчет и больше никогда не появлялось даже в обозримой видимости. Никаких личных симпатий или антипатий, все отношения основаны исключительно на полезности субъектов, вращающихся в орбите звезды по имени Витя…
— Так вот, я на эту тему дебатировать более не желаю. Вы меня знаете не первый год. Подумайте — стал бы я терпеть бездельников и дармоедов только лишь за их высокие заслуги в прошлом?
— Ну, я не знаю…
— Да все вы прекрасно знаете! Уж поверьте, давно бы отдал всех обратно — просто за красивые глаза держать не стал бы.
— Насчет отдать обратно — хорошая мысль. Может, пока не поздно…
— Поздно, батенька, поздно! Теперь уже все, назад дороги нет.
— Не понял… — Взгляд Иванова наполнился нешуточной озабоченностью. — В своих ведомствах мы пока что в штате… Или я чего-то не знаю? Это с какого момента стало поздно?
— Да с того самого, как родились! Вы, Сергей Петрович, — талант. Яркий, самобытный, один на сто тысяч. Ваши люди — такие же, я сам вас всех выбирал именно по этому признаку.
— Это, конечно, приятно слышать, однако…
— Да хватит, надоели вы со своим брюзжаньем! Поверьте мне, Петрович: условия — фигня! Просто вы еще не обтерлись. Для ознакомительного этапа это нормально. Главное — люди! Понимаете?
Взгляд Витин светел, устремлен в будущее и отчасти даже преисполнен некоего должностного фанатизма. Флаг в руки, вентилятор со спины включить, грамотная подсветочка сбоку — образец служебного оптимизма.
Иванов не выдержал: потупился и прерывисто вздохнул. Может, сказать тебе, энтузизист ты наш, чем твои люди со скуки маются? Маленькие такие шалости, типа насильственного захвата власти в отдельно взятом административном районе, со всеми вытекающими последствиями…
— Ну вот… Что опять такое? Я не прав насчет людей?
Нет, пожалуй, не стоит. Не тот уровень. Больно высоко для сельских масштабов. Даже в подробности вдаваться не станет, самого и обвинит в безрукости. Совсем, скажет, скурвились, по таким мелочам сами разобраться не в состоянии…
— Да нет, это я так — о своем.
— Ох, Сергей Петрович!… Вы мне это дело прекращайте. Все будет нормально, дайте срок. И не надо давить на меня своим пессимизмом, все равно без толку! Я вас уже вдоль и поперек изучил.
— Да я, в общем-то…
— Ну вот и славно. Идите и работайте. Брюзжать и ныть мы все умеем — работать некому…
* * *
Исполком располагался здесь же, на Большой Дмитровке, — в трех минутах ходьбы. Отдельная парковка с декоративной оградкой, охрана снаружи, охрана в вестибюле.— Доброе утро, Сергей Петрович!
Охрана Иванову не подчиняется, но эти посты стерегут именно его контору, хлопцы заступают одни и те же, знают: Сергей Петрович — большой человек. Потому что пускать внутрь можно только тех субъектов, у которых на пропуске личная подпись Сергея Петровича. Или по личному звонку Сергея Петровича. А кто он вообще такой и чем конкретно занимается комитет — черт его знает, это какой-то жуткий государственный секрет.
— Да просто будем груши околачивать, — задумчиво пробормотал Иванов, набирая код на входной двери Исполкома. — Совершенно секретный тунеядец всех времен и народов…
Апартаменты Исполкому выделили — оторви да брось. В этом доме до Октябрьского переворота проживали вредные жирные империалистические буржуи, и аккурат в том месте, где сейчас располагается команда Иванова, у них был бальный зал. Они тут на ассамблеях оттягивались да маскарады закатывали. И не помышляли ведь, недальновидные аристократы, что очень скоро всем будет рулить веселая еврейская интеллигенция, которая всех буржуев отчасти расстреляет, отчасти выкинет к чертовой маме в Европу, а прямо в зале оборудует государственное учреждение.
Подобные апартаменты все неоднократно видели в кино, поэтому нетрудно будет представить себе интерьер Исполкома. Никаких тебе прихожих-ресепшн, сразу от входа шагаем в большущее помещение идеально круглой формы, с высоченным сводчатым потолком, разноцветным паркетом и стрельчатыми многоячеистыми окнами. Это холл, комната совещаний и оперативный зал. Если снять крышу и посмотреть сверху, апартаменты Исполкома будут похожи на гигантскую шестерню с несимметричными зубцами: двери всех служебных помещений выходят прямо в зал, тамбуров и коридоров нет. Справа налево у нас располагаются: дверь номер один — как водится, санузел; дверь номер два и три — двухсекционные покои НТО (научно-технического отдела) и его лаборатории; посередке, аккурат напротив входа, — кабинет Иванова; дверь номер пять — оперативный отдел; и последняя (или первая слева от входа) — отдел физзащиты.
Отдел физзащиты хронически пуст. Там, по идее, должны находиться Петрушин и Вася Крюков. Но эти занятые люди постоянно торчат в учебном центре, что располагается в двадцати километрах от Москвы, готовят три отделения физзащиты для непонятно каких острых акций. В оперативном отделе обосновались Костя Воронцов и Сергей Кочергин. В покоях научно-технического отдела и лаборатории — Глебыч и Лиза.
Сегодня исключение. Петрушин с утра здесь — по делу, Вася с личным составом остался «на хозяйстве». Остальная публика, как обычно, собралась в зале, жаждет прибытия начальства. Смотрят выжидающе и как-то еще. Как-то даже требовательно, что ли…
— Доброе утро, Сергей Петрович!!!
— Да, утро… (Чтоб вам всем провалиться, оболтусы!) Гхм-кхм… Доброе, если оно доброе…
А вообще, если честно, прекрасные апартаменты. Если вы с командой уже знакомы, можете легко оценить степень комфортабельности в сравнительном эквиваленте. Раньше-то наши хлопцы ютились в палатках, блиндажах да полуразваленных дощатых модулях. А совсем рядом, в тридцати метрах, располагались позиции артдивизиона, который имел обыкновение по ночам работать в профилактическом режиме. Хе-хе…
Отсутствие коридора стесняет Иванова только последние две недели. До этого как-то даже не обращал внимания на такую мелочь, не до того было.
А сейчас пригодилось бы. По коридору можно было бы прошмыгнуть незамеченным в кабинет, засесть там с важным видом, а по селектору распорядиться: все по графику, работаем…
А тут заходишь: вот они все! Смотрят пристально, ждут озадачивания и комментариев к ситуации (как десять минут назад сам Иванов от Вити).
Иванов уже две недели не проводит совещание. И не потому что от рук отбился или заразился вельможным чванством, шастая по высоким кабинетам. Просто нечего сказать людям. «Совещания не будет, все по плану…» И — двадцать четыре шага по прямой, до кабинета. Сказать, что ли, чтобы столы в центр поставили, загромоздили площадь? Столы у стены стоят, между кабинетом директора и оперативным отделом — места навалом, четыре в ряд влезли. Пока идешь, все смотрят. Люди умные, каждый — самородок, правильно Витя сказал. Смотрят с сочувствием, постепенно, день ото дня переходящим в досаду.
— Новости есть, Сергей Петрович?
— Новостей пока нет, одни старости. Все по плану, занимайтесь. Евгений, давай ко мне.
Петрушин — богатырь под два метра, самый бравый вояка в команде. В партикулярном платье (проще говоря—в гражданке) похож черт знает на кого. Не сказать, чтобы совсем уж горилла во фраке, но прямо сейчас можно фотографировать анфас и вешать на холодильник. Похудеете быстро и качественно.
В руках у Петрушина пухлая папка. Во взоре задумчивость, весь облик ратного человека насыщен досадной неопределенностью. Неопределенность — самая мерзкая вещь для людей действия. Сам Петрушин по этому поводу высказывается так:
— Лучше твердо знать, что тебя завтра расстреляют, чем теряться в догадках, когда «финик» привезет «боевые»…
Накануне человеку довели, на что примерно тянут чудачества его лично и подчиненных ему личностей, а безболезненного разрешения ситуации не пообещали. И хотя все вроде бы сделали правильно и методически грамотно, чем все это кончится, пока что никто не знает…
— Сергей Петрович, я к вам человека привел, — поспешно сообщил в спину начальнику Костя — поймал на последних семи шагах.
— Человека — Петрушина? — вяло отшутился Иванов, не сбавляя темпа. — Спасибо, что привел. Сам не хотел идти?
— Чего это я не хотел? Если Родина сказала «надо»…
— Другого человека.
— ??? — Иванов таки притормозил у самого кабинета и обернулся с выражением легкой досады. Не то чтобы с Костей общаться не хочется, просто вид у психолога маленько того… Какой-то нездорово оптимистичный вид. Совершенно не соответствующий мрачной безысходности ситуации. Откуда что берется — непонятно. Видимо, очередной бредовый инсайн. А говорить гадости хорошему человеку лишний раз не хочется.
— Валера!
Сортирная дверь распахнулась, являя постороннего. Симпатичный крепыш выше среднего, скуластенький такой шатен, розовощекий, здоровьем пышущий, пронзительно голубоглазый и… сумрачный. Примерно как Петрушин. Руки мокрые, волосы влажные, торопливо промакивает короткую прическу носовым платком.
— Там ветродуй есть, — подсказал Костя.
— Кто?
— Сушилка, — уточнил Глебыч.
— Да ладно, я так… — во взгляде крепыша легко читается — но без декларации, ненавязчиво: у меня проблемы, беспокоить осторожно. А лучше вообще — ну вас всех…
«Ну и зачем тогда пришел? — по инерции подумал было Иванов и тотчас же спохватился: — Ни фига себе, новости!»
Апартаменты Исполкома вообще-то — режимный объект особой категории. Сюда уборщица (проверенная до седьмого колена, система-то еще со времен КГБ работает) в сопровождении двух охранников заходит. Прибирается, а они следят, глаз не спускают.
Вопрос: как впустили чужого без разрешения Иванова? Пусть даже и в сопровождении Кости Воронцова, это значения не имеет. Для охраны единственным основанием к допуску является личное распоряжение Директора, это прописано во всех инструкциях, которые здесь, слава богу, блюдутся неукоснительно.
Костя — уникум, непревзойденный мастер по части всего, что касается человечьей психологии. Бывает так, что мимоходом балуется на заданную тему, но это ненароком, безо всякого злого умысла. Надо будет потом истребовать синхронную запись аудиоконтроля и видеонаблюдения в вестибюле, послушать, чего он им такого наплел…
— Гхм… Ростовский. Валера… Иванович.
— Очень приятно, Валера Иванович. Чем обязан?
— Да вот, Костя сказал… Гхм-кхм…
— Сергей Петрович, вы знаете — я бы просто так беспокоить не стал, — Костя буквально светится весь от азарта, как будто кто-то включил в нем киловаттную лампу. — Это что-то! В общем, надо все бросить и заняться…
— Ну-ну, — Иванов кисло ухмыльнулся. — Сейчас с Петрушиным разберемся — потом все бросим и займемся. Заходи, Евгений…