Страница:
– В ноябре наши боссы потеряют свою работу. Я думаю, что мы должны спланировать наше будущее.
Патси Тройка удивился. Элизабет Стоун была известна как один из тех помощников, которые верно служат своим шефам в конгрессе.
– Сражение еще не закончено, – заметил он.
– Закончено, – возразила ему Элизабет Стоун. – Наши боссы пытались подвергнуть импичменту президента. Теперь Кеннеди самый выдающийся герой, которого знала наша страна со времен Вашингтона. Он даст им ногой под зад.
Тройка в душе был более лоялен по отношению к своему шефу. Не из соображений чести, а просто из чувства соперничества, он не хотел думать, что оказался в лагере проигравших.
– О, мы можем пока не торопиться, – продолжала Элизабет Стоун. Мы ведь не хотим выглядеть крысами, бегущими с тонущего корабля. Надо проделать все так, чтобы это выглядело пристойно. Но я могу обеспечить нам обоим более выгодную работу.
Она озорно улыбнулась ему, и Тройка влюбился в эту улыбку. Это была улыбка ликующего искушения, улыбка, исполненная вероломства, улыбка, говорящая, что если он не восхищен ею, он просто ничтожество. Он улыбнулся ей в ответ.
Патси Тройка обладал, даже по его собственному мнению, неким непристойным наглым обаянием, которое действовало на определенных женщин, и это всегда удивляло других мужчин и его самого. Мужчины уважали Тройку за его хитрость, энергию, умение действовать. Но то обстоятельство, что он столь таинственным образом мог очаровывать женщин, во много раз увеличивало их восхищение.
– Он спросил Элизабет Стоун:
– Если мы становимся партнерами, означает ли это, что я должен спать с вами?
– Только в том случае, если вы примете на себя такое обязательство, – отозвалась Элизабет Стоун.
Два слова в английском языке Патси Тройка ненавидел больше всего – обязательства и отношения.
– Я так понимаю, – сказал он, – вы имеете в виду, что у нас должны возникнуть настоящие отношения и обязательства друг перед другом, вроде любви? Подобно той, какую негры-слуги на вашем дорогом старом Юге испытывали к своим хозяевам?
– С вашим дерьмовым мужским самолюбием могут возникнуть проблемы, – вздохнула она и продолжила. – Я готова заключить сделку. Я очень помогла вице-президенту в ее политической карьере и она в долгу передо мной. Настало время посмотреть правде в глаза. Джинц и Ламбертино будут побиты на ноябрьских выборах, Элен Дю Пре реорганизует свой штаб, и я намерена стать одним из ее главных советников. Для вас у меня есть место моего помощника.
– Для меня это понижение в должности, – улыбнулся Патси Тройка. – Но если вы так хороши в постели, как я предполагаю, я рассмотрю ваше предложение.
– Это не будет понижением, – нетерпеливо сказала Элизабет Стоун, – поскольку иначе вы вообще останетесь без работы. А потом, когда я буду подниматься вверх, вместе со мной будете подниматься и вы. Возглавите собственный отдел в аппарате вице-президента.
Она сделала паузу, потом продолжила:
– Послушайте, мы понравились друг другу еще тогда, в офисе сенатора. Может это была и не любовь, но, безусловно, мы испытали вожделение с первого взгляда. Я слышала, что вы спите со своими помощницами, и оправдываю это. Мы оба много работаем и у нас нет времени для настоящих любовных отношений. А я устала спать с разными мальчиками только потому, что раза два в месяц чувствую себя одинокой. Я хочу настоящих отношений.
– Вы слишком торопитесь, – заметил Патси Тройка. – Вот если бы разговор шел об аппарате президента… – он пожал плечами и ухмыльнулся, показывая, что шутит.
Элизабет Стоун вновь одарила его улыбкой. Скорее это была жестокая ухмылка, но Патси Тройка нашел ее очаровательной.
– Кеннеди всегда были невезучими, – сказала она. – Вице-президент может стать президентом. Только, пожалуйста, будьте серьезны. Почему мы не можем стать партнерами, если вы предпочитаете так именовать? Ни один из нас не хочет вступать в брак, ни один из нас не хочет заводить детей. Почему бы нам для разнообразия не пожить вместе? Конечно, мы сохраним наши квартиры, но жить станем вместе. Мы можем быть друзьями, спать вместе и выступать единой командой. Мы сможем удовлетворять наши человеческие потребности и работать с высшей степенью эффективности. Если это удастся, у нас получится грандиозное сотрудничество. А если нет, мы сможем расстаться. У нас есть время до ноября.
В ту же ночь они легли в постель, и Элизабет Стоун оказалась сущим откровением для Патси Тройки. Как и многие застенчивые и сдержанные люди, она в постели была страстной и нежной. Этому помогло и то, что акт соития происходил в ее городском доме. Патси Тройка и не знал, что она столь независима и состоятельна. Он подумал, что она, как и положено подлинным WASP, скрывала это обстоятельство, хотя он бы на ее месте всячески его афишировал. Тройка немедленно сообразил, что ее городской дом будет для них отличным жильем, гораздо лучшим, чем его едва отвечающая приличиям квартира. Здесь они могут устроить свой офис. В доме имелись три прислуги, и он будет освобожден от того, чтобы беспокоиться о таких мелочах, как отправка одежды в чистку, покупка продуктов и напитков.
А Элизабет Стоун, ярая феминистка в политике и общественной жизни, в постели вела себя как античная куртизанка. Она была рабыней, предназначенной для его наслаждений. Ладно, подумал Тройка, это только в первую ночь. Они все так выглядят, когда приходят наниматься на работу, а после этого никогда уж так хорошо не смотрятся. Но в течение последующего месяца она доказала, что он был не прав.
Они построили почти безупречные отношения. Оба радовались, когда после долгих часов работы с Джинцем и Ламбертино они приезжали домой, ужинали, потом ложились в постель и занимались любовью. А утром вместе отправлялись на работу. Впервые в своей жизни Патси стал подумывать о женитьбе. Но он интуитивно понимал, что этого Элизабет Стоун не хочет.
Жизнь их оказалась весьма содержательной, она включала в работу дружеские отношения и любовь, ибо они на самом деле полюбили друг друга. Однако самые лучшие и восхитительные часы они проводили, обсуждая планы своей дальнейшей жизни. Они соглашались в том, что в ноябре Кеннеди вновь будет избран президентом. Элизабет Стоун была уверена, что кампания, развернутая против Кеннеди конгрессом и Сократовым клубом, обречена на провал. Патси Тройка не был в этом так уж уверен. Имелось еще немало карт, которые можно было разыграть.
Элизабет Стоун ненавидела Фрэнсиса Кеннеди. Это была не личная ненависть, а непреклонное противостояние любому человеку, которого она считала тираном.
– Самое важное, – говорила она, – это не позволять Кеннеди получить на следующих выборах послушный ему конгресс. Из выступлений Кеннеди за время нынешней избирательной кампании видно, что он намерен изменить структуру американской демократии. А это создаст весьма опасную ситуацию.
– Если ты сейчас так настроена против него, как же ты сможешь принять назначение в аппарат вице-президента после выборов? – спрашивал ее Патси.
– Мы не делаем политику, – отвечала Элизабет. – Мы исполнители. Мы можем работать на кого угодно.
После месяца их близости Элизабет весьма удивилась, когда Патси Тройка попросил ее пообедать с ним в ресторане, а не в уютной атмосфере дома. Однако он настаивал.
В ресторане, после первой рюмки, Элизабет спросила:
– Почему мы не могли поговорить дома?
– Ты знаешь, – ответил Патси, – я изучал документы, относящиеся к прошлому. Наш генеральный прокурор очень опасный человек.
– Ну и что? – отозвалась Элизабет.
– Он мог установить в твоем доме подслушивающие устройства, – заявил Патси.
Элизабет рассмеялась:
– Ты становишься параноиком.
– Да, – согласился Патси Тройка. – А что ты ответишь на следующее? Кристиан Кли держал под арестом этих двух молодцов, Грессе и Тиббота, и не сразу подверг их допросу. Но есть один провал во времени. Мальчиков предупредили, чтобы они держали язык за зубами, пока их семьи не наймут адвокатов. А что было с Ябрилом? Кли спрятал его, и никто не мог ни увидеть его, ни говорить с ним. Кли блокировал расследование, а Кеннеди его поддерживал. Я думаю, что Кли способен на все.
– Ты можешь, – задумчиво произнесла Элизабет Стоун, – заставить Джинца вызвать Кли в комитет конгресса. Я могу попросить сенатора Ламбертино сделать то же самое. Мы сумеем выкурить Кли.
– Кеннеди может воспользоваться привилегией исполнительной власти и запретить ему давать показания, – предположил Патси Тройка. – Этими повестками нам останется только подтереть задницы.
Элизабет Стоун обычно восхищалась его вульгарными словечками, особенно в постели, но на этот раз она не проявила восторга.
– Если он прибегнет к такой привилегии исполнительной власти, – сказала она, – это его погубит. Газеты и телевидение разгромят его.
– Ладно, – согласился Патси Тройка, – мы можем это проделать. А как насчет того, чтобы нам с тобой навестить Питера Клута и попытаться подловить его? Мы не можем заставить его давать показания, но, может быть, он проговорится. Он помешан на законе и порядке, и, возможно, он ужаснулся тому, как вел себя Кли в этой ситуации с атомной бомбой. А может быть, он знает и что-то конкретное.
Спустя два дня они отправились к Питеру Клуту. Он принял их в своем кабинете и заявил, что не может предоставить им никакой информации, но когда они на него нажали, признал, что его удивил приказ Кристиана Кли не допрашивать Тиббота и Грессе немедленно. Он также признал, что поскольку это поступившее по телефону распоряжение не прослушивалось, то скорее всего оно последовало с аппарата, защищенного электроникой от прослушивания. Признал он и тот факт, что подобные телефоны имеются только у высших лиц в правительстве. Когда ему задали вопрос о том времени, когда Кли исчез из Белого дома, он пожал плечами.
Элизабет Стоун задала ему прямой вопрос:
– В это время он допрашивал тех двух молодых людей?
Клут посмотрел им в глаза.
– Вся эта история меня очень беспокоит, – сказал он. – Я не могу поверить, чтобы Кли сознательно поощрил подобную ситуацию. Я скажу вам в частном порядке, но буду отрицать это, если только не буду приведен к присяге. Кли вернулся и в течение пяти минут один допрашивал Грессе и Тиббота, причем все подслушивающие устройства были отключены. Никаких записей об этом допросе сделано не было. Я не знаю, о чем они говорили.
Элизабет Стоун и Патси Тройка постарались скрыть охватившее их возбуждение. Вернувшись на Капитолийский холм, они проинформировали своих шефов и тут же подготовили повестку с вызовом Питера Клута для дачи показаний перед объединенным комитетом палаты представителей и сената.
18
Патси Тройка удивился. Элизабет Стоун была известна как один из тех помощников, которые верно служат своим шефам в конгрессе.
– Сражение еще не закончено, – заметил он.
– Закончено, – возразила ему Элизабет Стоун. – Наши боссы пытались подвергнуть импичменту президента. Теперь Кеннеди самый выдающийся герой, которого знала наша страна со времен Вашингтона. Он даст им ногой под зад.
Тройка в душе был более лоялен по отношению к своему шефу. Не из соображений чести, а просто из чувства соперничества, он не хотел думать, что оказался в лагере проигравших.
– О, мы можем пока не торопиться, – продолжала Элизабет Стоун. Мы ведь не хотим выглядеть крысами, бегущими с тонущего корабля. Надо проделать все так, чтобы это выглядело пристойно. Но я могу обеспечить нам обоим более выгодную работу.
Она озорно улыбнулась ему, и Тройка влюбился в эту улыбку. Это была улыбка ликующего искушения, улыбка, исполненная вероломства, улыбка, говорящая, что если он не восхищен ею, он просто ничтожество. Он улыбнулся ей в ответ.
Патси Тройка обладал, даже по его собственному мнению, неким непристойным наглым обаянием, которое действовало на определенных женщин, и это всегда удивляло других мужчин и его самого. Мужчины уважали Тройку за его хитрость, энергию, умение действовать. Но то обстоятельство, что он столь таинственным образом мог очаровывать женщин, во много раз увеличивало их восхищение.
– Он спросил Элизабет Стоун:
– Если мы становимся партнерами, означает ли это, что я должен спать с вами?
– Только в том случае, если вы примете на себя такое обязательство, – отозвалась Элизабет Стоун.
Два слова в английском языке Патси Тройка ненавидел больше всего – обязательства и отношения.
– Я так понимаю, – сказал он, – вы имеете в виду, что у нас должны возникнуть настоящие отношения и обязательства друг перед другом, вроде любви? Подобно той, какую негры-слуги на вашем дорогом старом Юге испытывали к своим хозяевам?
– С вашим дерьмовым мужским самолюбием могут возникнуть проблемы, – вздохнула она и продолжила. – Я готова заключить сделку. Я очень помогла вице-президенту в ее политической карьере и она в долгу передо мной. Настало время посмотреть правде в глаза. Джинц и Ламбертино будут побиты на ноябрьских выборах, Элен Дю Пре реорганизует свой штаб, и я намерена стать одним из ее главных советников. Для вас у меня есть место моего помощника.
– Для меня это понижение в должности, – улыбнулся Патси Тройка. – Но если вы так хороши в постели, как я предполагаю, я рассмотрю ваше предложение.
– Это не будет понижением, – нетерпеливо сказала Элизабет Стоун, – поскольку иначе вы вообще останетесь без работы. А потом, когда я буду подниматься вверх, вместе со мной будете подниматься и вы. Возглавите собственный отдел в аппарате вице-президента.
Она сделала паузу, потом продолжила:
– Послушайте, мы понравились друг другу еще тогда, в офисе сенатора. Может это была и не любовь, но, безусловно, мы испытали вожделение с первого взгляда. Я слышала, что вы спите со своими помощницами, и оправдываю это. Мы оба много работаем и у нас нет времени для настоящих любовных отношений. А я устала спать с разными мальчиками только потому, что раза два в месяц чувствую себя одинокой. Я хочу настоящих отношений.
– Вы слишком торопитесь, – заметил Патси Тройка. – Вот если бы разговор шел об аппарате президента… – он пожал плечами и ухмыльнулся, показывая, что шутит.
Элизабет Стоун вновь одарила его улыбкой. Скорее это была жестокая ухмылка, но Патси Тройка нашел ее очаровательной.
– Кеннеди всегда были невезучими, – сказала она. – Вице-президент может стать президентом. Только, пожалуйста, будьте серьезны. Почему мы не можем стать партнерами, если вы предпочитаете так именовать? Ни один из нас не хочет вступать в брак, ни один из нас не хочет заводить детей. Почему бы нам для разнообразия не пожить вместе? Конечно, мы сохраним наши квартиры, но жить станем вместе. Мы можем быть друзьями, спать вместе и выступать единой командой. Мы сможем удовлетворять наши человеческие потребности и работать с высшей степенью эффективности. Если это удастся, у нас получится грандиозное сотрудничество. А если нет, мы сможем расстаться. У нас есть время до ноября.
В ту же ночь они легли в постель, и Элизабет Стоун оказалась сущим откровением для Патси Тройки. Как и многие застенчивые и сдержанные люди, она в постели была страстной и нежной. Этому помогло и то, что акт соития происходил в ее городском доме. Патси Тройка и не знал, что она столь независима и состоятельна. Он подумал, что она, как и положено подлинным WASP, скрывала это обстоятельство, хотя он бы на ее месте всячески его афишировал. Тройка немедленно сообразил, что ее городской дом будет для них отличным жильем, гораздо лучшим, чем его едва отвечающая приличиям квартира. Здесь они могут устроить свой офис. В доме имелись три прислуги, и он будет освобожден от того, чтобы беспокоиться о таких мелочах, как отправка одежды в чистку, покупка продуктов и напитков.
А Элизабет Стоун, ярая феминистка в политике и общественной жизни, в постели вела себя как античная куртизанка. Она была рабыней, предназначенной для его наслаждений. Ладно, подумал Тройка, это только в первую ночь. Они все так выглядят, когда приходят наниматься на работу, а после этого никогда уж так хорошо не смотрятся. Но в течение последующего месяца она доказала, что он был не прав.
Они построили почти безупречные отношения. Оба радовались, когда после долгих часов работы с Джинцем и Ламбертино они приезжали домой, ужинали, потом ложились в постель и занимались любовью. А утром вместе отправлялись на работу. Впервые в своей жизни Патси стал подумывать о женитьбе. Но он интуитивно понимал, что этого Элизабет Стоун не хочет.
Жизнь их оказалась весьма содержательной, она включала в работу дружеские отношения и любовь, ибо они на самом деле полюбили друг друга. Однако самые лучшие и восхитительные часы они проводили, обсуждая планы своей дальнейшей жизни. Они соглашались в том, что в ноябре Кеннеди вновь будет избран президентом. Элизабет Стоун была уверена, что кампания, развернутая против Кеннеди конгрессом и Сократовым клубом, обречена на провал. Патси Тройка не был в этом так уж уверен. Имелось еще немало карт, которые можно было разыграть.
Элизабет Стоун ненавидела Фрэнсиса Кеннеди. Это была не личная ненависть, а непреклонное противостояние любому человеку, которого она считала тираном.
– Самое важное, – говорила она, – это не позволять Кеннеди получить на следующих выборах послушный ему конгресс. Из выступлений Кеннеди за время нынешней избирательной кампании видно, что он намерен изменить структуру американской демократии. А это создаст весьма опасную ситуацию.
– Если ты сейчас так настроена против него, как же ты сможешь принять назначение в аппарат вице-президента после выборов? – спрашивал ее Патси.
– Мы не делаем политику, – отвечала Элизабет. – Мы исполнители. Мы можем работать на кого угодно.
После месяца их близости Элизабет весьма удивилась, когда Патси Тройка попросил ее пообедать с ним в ресторане, а не в уютной атмосфере дома. Однако он настаивал.
В ресторане, после первой рюмки, Элизабет спросила:
– Почему мы не могли поговорить дома?
– Ты знаешь, – ответил Патси, – я изучал документы, относящиеся к прошлому. Наш генеральный прокурор очень опасный человек.
– Ну и что? – отозвалась Элизабет.
– Он мог установить в твоем доме подслушивающие устройства, – заявил Патси.
Элизабет рассмеялась:
– Ты становишься параноиком.
– Да, – согласился Патси Тройка. – А что ты ответишь на следующее? Кристиан Кли держал под арестом этих двух молодцов, Грессе и Тиббота, и не сразу подверг их допросу. Но есть один провал во времени. Мальчиков предупредили, чтобы они держали язык за зубами, пока их семьи не наймут адвокатов. А что было с Ябрилом? Кли спрятал его, и никто не мог ни увидеть его, ни говорить с ним. Кли блокировал расследование, а Кеннеди его поддерживал. Я думаю, что Кли способен на все.
– Ты можешь, – задумчиво произнесла Элизабет Стоун, – заставить Джинца вызвать Кли в комитет конгресса. Я могу попросить сенатора Ламбертино сделать то же самое. Мы сумеем выкурить Кли.
– Кеннеди может воспользоваться привилегией исполнительной власти и запретить ему давать показания, – предположил Патси Тройка. – Этими повестками нам останется только подтереть задницы.
Элизабет Стоун обычно восхищалась его вульгарными словечками, особенно в постели, но на этот раз она не проявила восторга.
– Если он прибегнет к такой привилегии исполнительной власти, – сказала она, – это его погубит. Газеты и телевидение разгромят его.
– Ладно, – согласился Патси Тройка, – мы можем это проделать. А как насчет того, чтобы нам с тобой навестить Питера Клута и попытаться подловить его? Мы не можем заставить его давать показания, но, может быть, он проговорится. Он помешан на законе и порядке, и, возможно, он ужаснулся тому, как вел себя Кли в этой ситуации с атомной бомбой. А может быть, он знает и что-то конкретное.
Спустя два дня они отправились к Питеру Клуту. Он принял их в своем кабинете и заявил, что не может предоставить им никакой информации, но когда они на него нажали, признал, что его удивил приказ Кристиана Кли не допрашивать Тиббота и Грессе немедленно. Он также признал, что поскольку это поступившее по телефону распоряжение не прослушивалось, то скорее всего оно последовало с аппарата, защищенного электроникой от прослушивания. Признал он и тот факт, что подобные телефоны имеются только у высших лиц в правительстве. Когда ему задали вопрос о том времени, когда Кли исчез из Белого дома, он пожал плечами.
Элизабет Стоун задала ему прямой вопрос:
– В это время он допрашивал тех двух молодых людей?
Клут посмотрел им в глаза.
– Вся эта история меня очень беспокоит, – сказал он. – Я не могу поверить, чтобы Кли сознательно поощрил подобную ситуацию. Я скажу вам в частном порядке, но буду отрицать это, если только не буду приведен к присяге. Кли вернулся и в течение пяти минут один допрашивал Грессе и Тиббота, причем все подслушивающие устройства были отключены. Никаких записей об этом допросе сделано не было. Я не знаю, о чем они говорили.
Элизабет Стоун и Патси Тройка постарались скрыть охватившее их возбуждение. Вернувшись на Капитолийский холм, они проинформировали своих шефов и тут же подготовили повестку с вызовом Питера Клута для дачи показаний перед объединенным комитетом палаты представителей и сената.
18
Президент Фрэнсис Кеннеди, обдумывая свои проблемы, решал, какие он должен предпринять контрмеры. Его волновали обвинения, выдвинутые против Кристиана Кли и явно сфабрикованные. Он распутает эту историю позднее.
Сейчас он должен решить, что делать с Ябрилом и этими двумя молодыми учеными, Адамом Грессе и Генри Тибботом. Народ Америки был бы в восторге, если бы он повесил их на балконе Белого дома, но демократия не наделяет его такой властью. Как президент он может помиловать их, но не может казнить. Между тем, лучшие адвокаты Америки приглашены защищать их. Один только Уитни Чивер, присоединившийся к защите Грессе и Тиббота, представляет серьезную опасность.
Фрэнсис Кеннеди знал, что он оказался на перепутье. У него на руках сильные карты, но решится ли он пускать их в ход?
Может ли он отказаться от своих демократических и этических принципов, столь бесполезных в этой конкретной политической борьбе? Может ли он стать таким же безжалостным, как его противники: конгресс, Сократов клуб, преступники, запертые Кристианом Кли в тюремных госпиталях и изолированные от общества? Конечно, он может разбить их всех, если бы у него была воля. На какое-то мгновение им овладело отчаяние, но потом он вспомнил бессилие, которое испытал, когда умерла его жена и дочь. Вновь он снова почувствовал, что его мозг как будто придавила ненависть, и подумал: ничто не имеет смысла, если я бессилен.
Он определил ближайшие опасности, с которыми надо справиться. В начале июня конгресс развернул первую атаку, означавшую конец краткого перемирия, установившегося после поражения Ябрила. Они создали совместный комитет палаты представителей и сената для расследования обстоятельств взрыва атомной бомбы в Нью-Йорке. В газетах и на телевидении уже распускались слухи о некоторой халатности со стороны администрации Кеннеди.
Подозреваемые в изготовлении атомной бомбы Грессе и Тиббот были арестованы за двадцать четыре часа до взрыва. Почему их не допросили и не заставили выдать место, где заложена бомба? Появились сообщения, что обоих молодых физиков предупредили, что их арестуют. Кто их предупредил? Не существовал ли заговор в высших эшелонах власти? Обеспокоенный аппарат президента уже выделил этот мотив как «взрывной» в наступающей предвыборной кампании.
Комитет конгресса занялся также расследованием вопроса о том, какое количество сотрудников Службы безопасности используется для охраны президента. Конгресс утверждал, что их более десяти тысяч. Нужна ли Кеннеди такая огромная армия в такой демократической стране, как Америка?
На специальное совещание своего штаба Кеннеди вызвал также вице-президента Элен Дю Пре, доктора Зеда Аннакконе, директора ЦРУ Теодора Тэппи и пресс-секретаря Мэтью Глэдиса.
Элен Дю Пре давно уже уяснила себе мужское определение чести, когда мужчины должны что-то другому лицу, они считают, что оплатить этот долг важнее, чем долг общественный.
Для женщин, наоборот, на первом плане общественный долг, они полагают, что человек должен подчинять свои личные интересы нуждам своих соотечественников. В этом смысле женщины, как часто утверждают мужчины, лишены чувства «чести». Элен Дю Пре в рамках политического благоразумия презирала эту концепцию и рассматривала ее как чисто мужскую психологию, что не мешало ей осуществлять власть, не ограничивая собственных политических действий.
В это раннее майское утро перед встречей у президента, она решила сделать свою пятимильную пробежку, чтобы освежить голову. Элен знала, что выглядит героиней в глазах президентского штаба, поскольку отказалась подписать декларацию об отстранении Кеннеди. Но она знала и то, что они оценивают этот ее акт как проявление «мужской» чести. Ей на предстоящем совещании предстояло держаться очень осторожно.
В глубине души она искренне верила, что единственное избавление от мирового зла – это передача власти от Патриарха. Она не мечтала о том, что это может произойти при ее жизни. Она может только подтолкнуть этот процесс на несколько дюймов и ждать, когда начнется новый этап истории. Или «женская» история, термин, который обожали феминистки и ненавидели мужчины. Она улыбнулась. Мужская история или женская история – ей это безразлично. Ее задачей было заставить мир крутиться. Она мысленно приготовилась к совещанию у Фрэнсиса Кеннеди. Это будет важное и опасное совещание.
Доктор Зед Аннакконе страшился встречи с президентом и его штабом. Ему бывало тяжело говорить о науке, путая ее с политическими и социологическими целями. Он никогда не согласился бы принять пост советника президента по вопросам медицины, если бы это не был единственный способ получить необходимое финансирование для его любимого Национального института исследований мозга.
Дело обстояло еще не так плохо, когда ему приходилось непосредственно сталкиваться с Фрэнсисом Кеннеди. Президент был человеком блестящим и испытывал интерес к науке, хотя статьи в газетах, утверждавшие, что президент станет великим ученым, выглядели абсурдно. Но он, конечно, понимал малоприметную ценность научных исследований и их влияние на все сферы жизни. У него хватало воображения разглядеть почти чудодейственные результаты вроде бы заумных научных теорий.
Кеннеди не был проблемой. Проблемы возникали при вмешательстве аппарата президента, конгресса и бесчисленных бюрократических драконов. Кроме того, были еще ЦРУ и ФБР, постоянно сующие свой нос в его работу.
До того как он начал служить в Вашингтоне, доктор Зед Аннакконе не представлял себе размеры пропасти между наукой и обществом в целом. Это позор, что человеческий разум совершил такой великий скачок в науке, а политические и социологические дисциплины остались почти на месте. Наука разгадала так много тайн человеческого организма и мозга, а общество все еще копошится где-то в средневековье.
Ему казалось немыслимым, что до сих пор разжигают междоусобные войны, которые обходятся в огромные деньги и не приносят никакой выгоды. Что мужчины и женщины продолжают убивать друг друга, когда уже существуют методы лечения, ликвидирующие манию убийства в людях. Он считал позором, когда политики и средства массовой информации нападают на науку генетического скрещивания под тем предлогом, что вторжение в человеческую душу оскорбляет некий святой дух. Особенно, когда стало ясно, что человеческая раса в ее нынешнем генетическом состоянии обречена.
Доктора Аннакконе в общих чертах ввели в курс того, что будет обсуждаться на совещании. Все еще существовали сомнения в том, являлся ли взрыв атомной бомбы частью террористического заговора с целью ослабить американское влияние в мире, была ли связь между двумя молодыми учеными-физиками Грессе и Тибботом и лидером террористов Ябрилом. Доктора Аннакконе будут спрашивать, можно ли использовать его метод мозгового исследования для допроса заключенных и выяснения истины.
Эта ситуация раздражала доктора Аннакконе. Почему они не спросили его, можно ли было использовать этот метод до взрыва атомной бомбы?
Кристиан Кли утверждает, что был затянут в кризис с похищением самолета, а угроза взрыва бомбы не представлялась столь реальной. Идиотское объяснение! А президент Кеннеди отказался разрешить использование метода исследования мозга, руководствуясь гуманными соображениями. Конечно, если бы те двое молодых людей оказались невиновными, а их мозгам причинен вред, это было бы антигуманным актом. Но Аннакконе знал, что таким образом политик защищает собственную задницу. Он тогда полностью посвятил Кеннеди в суть медицинского исследования, и Кеннеди все понял. Этот метод почти безвреден, и с его помощью обследуемый будет говорить правду. Таким образом, они могли выяснить место, где заложена бомба, и обезвредить ее. У них на это было время.
Конечно, очень жаль, что такое количество людей убито и ранено. И тем не менее, доктор Аннакконе тайно восхищался этими двумя молодыми учеными. Ему хотелось обладать такими яйцами, потому что у них была реальная цель, безумная, но цель. Если люди вообще становятся более осведомленными, возможность того, что отдельные личности могут вызвать атомную катастрофу, становится вероятнее. И выясняется, что такой же трюк может проделать алчный предприниматель или одержимый манией величия политический лидер. Но эти двое парней, совершенно очевидно, думали об общественном контроле, а не о научном. Они думали о том, чтобы подавить науку, остановить ее движение вперед. А на самом деле, необходимо изменить генетическую структуру человека, тогда насилие станет невозможным. Установить в генах и в мозге тормоза, как устанавливают их на локомотивах. Все очень просто.
Ожидая в Правительственной зале Белого дома появления президента, доктор Аннакконе держался отдельно от всех остальных собравшихся, погрузившись в чтение документов. Он всегда ощущал себя оппозиционером в отношении к президентскому штабу. Кристиан Кли следил за Национальным институтом исследований мозга и время от времени накладывал лапу Закона о секретности на исследования института. Аннакконе это не нравилось и он, когда мог, прибегал к обходной тактике. Его часто удивляло, что Кли может перехитрить его в таких вопросах. Другие члены штаба, Юджин Дэйзи, Оддблад Грей и Артур Викс, были людьми примитивными, ничего не понимающими в науке, погрязшими в сравнительно маловажных проблемах социологии и управления государством.
Он отметил, что здесь присутствует вице-президент Элен Дю Пре, а также директор ЦРУ Теодор Тэппи. Аннакконе всегда дивился, что женщина стала вице-президентом Соединенных Штатов, ему казалось, что это противоречит науке. При исследовании человеческого мозга он надеялся, что однажды откроет фундаментальное различие между мозгом мужчины и женщины, и он поражался, что до сих пор не обнаружил его, потому что если он найдет различие, все встанет на свои места.
Теодора Тэппи доктор всегда рассматривал как неандертальца. Эти жалкие махинации ради жалких преимуществ в международных делах, направленных против собратьев по человеческой расе, в конечном счете, бесполезные усилия.
Доктор Аннакконе достал из своего портфеля кое-какие бумаги, среди которых была интересная статья о гипотетической частице, называемой тахион. Он подумал, что никто в этой комнате никогда не слышал о такой работе. Хотя сферой его исследований оставался мозг, доктор Аннакконе обладал обширными знаниями во всех областях науки.
Сейчас он читал статью о тахионах. Существуют ли они в действительности? Физики спорят об этом последние двадцать лет. Тахионы, если они имеются, разрушают теории Эйнштейна, потому что тахионы движутся быстрее света, что Эйнштейн считал невозможным. Конечно, существует предположение, что тахионы двигаются быстрее света с самого начала, но какого черта все это значит? Кроме того, масса тахиона имеет отрицательный заряд, чего, как полагают, не может быть. Но невозможное в реальной жизни может оказаться возможным в призрачном мире математики. И что тогда может произойти? Кто знает? Кому до этого есть дело? Уж во всяком случае, никому в этой комнате, где собрались самые могущественные люди планеты. Вот в чем ирония. Тахионы могут изменить человеческую жизнь сильнее, чем что-либо, что могут предложить эти люди.
Наконец вошел президент и все встали, приветствуя его. Доктор Аннакконе отложил свои бумаги. Он может получить удовольствие от этого совещания, если будет на стороже и прикинет, сколько глаз моргают в этой комнате. Исследования показывают, что по тому, как моргают веки, можно определить, лжет человек или нет. Здесь предстоит очень много морганий.
Фрэнсис Кеннеди пришел на совещание в удобных брюках и белой рубашке, поверх которой был надет синий свитер из тонкой шерсти. Он демонстрировал свое веселое настроение, необычное для человека, отягощенного столькими проблемами.
Вице-президент Элен Дю Пре удивлялась, почему влюбленность делает мужчин веселыми, а женщин страдающими.
Поздоровавшись со всеми, Кеннеди объявил:
– Сегодня здесь с нами доктор Аннакконе, так что мы можем решить вопрос, был ли террорист Ябрил каким-то образом связан со взрывом атомной бомбы. А также ответить на обвинения, выдвигаемые в газетах и на телевидении, что наша администрация могла обнаружить бомбу до ее взрыва. А теперь, чтобы не терять время попусту, Кристиан, есть ли какие-либо доказательства, связывающие взрыв с Ябрилом?
Кристиан Кли подумал, что они уже обсуждали эту проблему много раз. Фрэнсис просто хочет, чтобы это было зафиксировано в протоколе, и особенно в присутствии доктора Аннакконе.
– А доктор Аннакконе в это время набрасывал на лежавшем перед ним меморандуме математические уравнения.
Кеннеди дружески улыбнулся ему и спросил:
– Доктор Аннакконе, что вы думаете по этому поводу? Быть может, вы сумеете помочь нам. И в порядке одолжения, перестаньте записывать тайны вселенной в вашем блокноте. Вы сделали уже достаточно открытий для того, чтобы вызвать у нас массу осложнений.
Доктор Аннакконе понял, что это упрек, замаскированный под комплимент. Он сказал:
– Я до сих пор не могу понять, почему вы не подписали приказ о применении исследовании мозга, прежде чем взорвалось ядерное устройство? У вас уже имелись двое арестованных молодых людей, и у вас была такая власть в соответствии с Законом об атомной безопасности.
– Мы находились, если вы помните, – торопливо вмешался Кристиан, – в разгаре кризиса, который мы считали гораздо более опасным. Я думал, что это дело можно отложить на день. Грессе и Тиббот уверяли, что они невиновны, а у нас было достаточно оснований только для того, чтобы предъявить обвинение.
Потом в игру включился отец Тиббота, и мы столкнулись с командой очень дорогих адвокатов, которые угрожали нам весьма серьезными неприятностями. Поэтому мы посчитали, что лучше подождать, пока не разрешится другой кризис, и мы не получим больше доказательств.
– Кристиан, – вступила в разговор вице-президент Элен Дю Пре, – у вас есть какие-нибудь подозрения относительно того, как был включен в игру старший Тиббот?
– Мы проверяем все звонки в Бостон, – отозвался Кристиан, чтобы выяснить, кто вызвал Тиббота-старшего. Пока нам не везло.
Директор ЦРУ Теодор Тэппи заметил:
– Со всем вашим совершенным оборудованием вы должны были бы выяснить это.
– Элен, – вмешался Кеннеди, – вы заставили их отклониться в сторону. Давайте вернемся к главной проблеме. Доктор Аннакконе, позвольте мне ответить на ваш вопрос. Кристиан старался вывести меня из-под удара, для чего и существует штаб президента. Но я принял тогда решение не разрешать исследование мозга. Протоколы исследований говорят о том, что существует некоторая опасность разрушения мозга, и я не хотел рисковать. Эти молодые люди все отрицали, и не было никаких доказательств, что бомба действительно существует, кроме предупреждающего письма. Сейчас мы имеем дело с непристойной атакой со стороны средств массовой информации при поддержке членов конгресса. Я хочу поставить конкретный вопрос. Исключим ли мы возможность сговора между Ябрилом и учеными Тибботом и Грессе, если подвергнем их испытанию? Решит ли это проблему?
Сейчас он должен решить, что делать с Ябрилом и этими двумя молодыми учеными, Адамом Грессе и Генри Тибботом. Народ Америки был бы в восторге, если бы он повесил их на балконе Белого дома, но демократия не наделяет его такой властью. Как президент он может помиловать их, но не может казнить. Между тем, лучшие адвокаты Америки приглашены защищать их. Один только Уитни Чивер, присоединившийся к защите Грессе и Тиббота, представляет серьезную опасность.
Фрэнсис Кеннеди знал, что он оказался на перепутье. У него на руках сильные карты, но решится ли он пускать их в ход?
Может ли он отказаться от своих демократических и этических принципов, столь бесполезных в этой конкретной политической борьбе? Может ли он стать таким же безжалостным, как его противники: конгресс, Сократов клуб, преступники, запертые Кристианом Кли в тюремных госпиталях и изолированные от общества? Конечно, он может разбить их всех, если бы у него была воля. На какое-то мгновение им овладело отчаяние, но потом он вспомнил бессилие, которое испытал, когда умерла его жена и дочь. Вновь он снова почувствовал, что его мозг как будто придавила ненависть, и подумал: ничто не имеет смысла, если я бессилен.
Он определил ближайшие опасности, с которыми надо справиться. В начале июня конгресс развернул первую атаку, означавшую конец краткого перемирия, установившегося после поражения Ябрила. Они создали совместный комитет палаты представителей и сената для расследования обстоятельств взрыва атомной бомбы в Нью-Йорке. В газетах и на телевидении уже распускались слухи о некоторой халатности со стороны администрации Кеннеди.
Подозреваемые в изготовлении атомной бомбы Грессе и Тиббот были арестованы за двадцать четыре часа до взрыва. Почему их не допросили и не заставили выдать место, где заложена бомба? Появились сообщения, что обоих молодых физиков предупредили, что их арестуют. Кто их предупредил? Не существовал ли заговор в высших эшелонах власти? Обеспокоенный аппарат президента уже выделил этот мотив как «взрывной» в наступающей предвыборной кампании.
Комитет конгресса занялся также расследованием вопроса о том, какое количество сотрудников Службы безопасности используется для охраны президента. Конгресс утверждал, что их более десяти тысяч. Нужна ли Кеннеди такая огромная армия в такой демократической стране, как Америка?
На специальное совещание своего штаба Кеннеди вызвал также вице-президента Элен Дю Пре, доктора Зеда Аннакконе, директора ЦРУ Теодора Тэппи и пресс-секретаря Мэтью Глэдиса.
Элен Дю Пре давно уже уяснила себе мужское определение чести, когда мужчины должны что-то другому лицу, они считают, что оплатить этот долг важнее, чем долг общественный.
Для женщин, наоборот, на первом плане общественный долг, они полагают, что человек должен подчинять свои личные интересы нуждам своих соотечественников. В этом смысле женщины, как часто утверждают мужчины, лишены чувства «чести». Элен Дю Пре в рамках политического благоразумия презирала эту концепцию и рассматривала ее как чисто мужскую психологию, что не мешало ей осуществлять власть, не ограничивая собственных политических действий.
В это раннее майское утро перед встречей у президента, она решила сделать свою пятимильную пробежку, чтобы освежить голову. Элен знала, что выглядит героиней в глазах президентского штаба, поскольку отказалась подписать декларацию об отстранении Кеннеди. Но она знала и то, что они оценивают этот ее акт как проявление «мужской» чести. Ей на предстоящем совещании предстояло держаться очень осторожно.
В глубине души она искренне верила, что единственное избавление от мирового зла – это передача власти от Патриарха. Она не мечтала о том, что это может произойти при ее жизни. Она может только подтолкнуть этот процесс на несколько дюймов и ждать, когда начнется новый этап истории. Или «женская» история, термин, который обожали феминистки и ненавидели мужчины. Она улыбнулась. Мужская история или женская история – ей это безразлично. Ее задачей было заставить мир крутиться. Она мысленно приготовилась к совещанию у Фрэнсиса Кеннеди. Это будет важное и опасное совещание.
Доктор Зед Аннакконе страшился встречи с президентом и его штабом. Ему бывало тяжело говорить о науке, путая ее с политическими и социологическими целями. Он никогда не согласился бы принять пост советника президента по вопросам медицины, если бы это не был единственный способ получить необходимое финансирование для его любимого Национального института исследований мозга.
Дело обстояло еще не так плохо, когда ему приходилось непосредственно сталкиваться с Фрэнсисом Кеннеди. Президент был человеком блестящим и испытывал интерес к науке, хотя статьи в газетах, утверждавшие, что президент станет великим ученым, выглядели абсурдно. Но он, конечно, понимал малоприметную ценность научных исследований и их влияние на все сферы жизни. У него хватало воображения разглядеть почти чудодейственные результаты вроде бы заумных научных теорий.
Кеннеди не был проблемой. Проблемы возникали при вмешательстве аппарата президента, конгресса и бесчисленных бюрократических драконов. Кроме того, были еще ЦРУ и ФБР, постоянно сующие свой нос в его работу.
До того как он начал служить в Вашингтоне, доктор Зед Аннакконе не представлял себе размеры пропасти между наукой и обществом в целом. Это позор, что человеческий разум совершил такой великий скачок в науке, а политические и социологические дисциплины остались почти на месте. Наука разгадала так много тайн человеческого организма и мозга, а общество все еще копошится где-то в средневековье.
Ему казалось немыслимым, что до сих пор разжигают междоусобные войны, которые обходятся в огромные деньги и не приносят никакой выгоды. Что мужчины и женщины продолжают убивать друг друга, когда уже существуют методы лечения, ликвидирующие манию убийства в людях. Он считал позором, когда политики и средства массовой информации нападают на науку генетического скрещивания под тем предлогом, что вторжение в человеческую душу оскорбляет некий святой дух. Особенно, когда стало ясно, что человеческая раса в ее нынешнем генетическом состоянии обречена.
Доктора Аннакконе в общих чертах ввели в курс того, что будет обсуждаться на совещании. Все еще существовали сомнения в том, являлся ли взрыв атомной бомбы частью террористического заговора с целью ослабить американское влияние в мире, была ли связь между двумя молодыми учеными-физиками Грессе и Тибботом и лидером террористов Ябрилом. Доктора Аннакконе будут спрашивать, можно ли использовать его метод мозгового исследования для допроса заключенных и выяснения истины.
Эта ситуация раздражала доктора Аннакконе. Почему они не спросили его, можно ли было использовать этот метод до взрыва атомной бомбы?
Кристиан Кли утверждает, что был затянут в кризис с похищением самолета, а угроза взрыва бомбы не представлялась столь реальной. Идиотское объяснение! А президент Кеннеди отказался разрешить использование метода исследования мозга, руководствуясь гуманными соображениями. Конечно, если бы те двое молодых людей оказались невиновными, а их мозгам причинен вред, это было бы антигуманным актом. Но Аннакконе знал, что таким образом политик защищает собственную задницу. Он тогда полностью посвятил Кеннеди в суть медицинского исследования, и Кеннеди все понял. Этот метод почти безвреден, и с его помощью обследуемый будет говорить правду. Таким образом, они могли выяснить место, где заложена бомба, и обезвредить ее. У них на это было время.
Конечно, очень жаль, что такое количество людей убито и ранено. И тем не менее, доктор Аннакконе тайно восхищался этими двумя молодыми учеными. Ему хотелось обладать такими яйцами, потому что у них была реальная цель, безумная, но цель. Если люди вообще становятся более осведомленными, возможность того, что отдельные личности могут вызвать атомную катастрофу, становится вероятнее. И выясняется, что такой же трюк может проделать алчный предприниматель или одержимый манией величия политический лидер. Но эти двое парней, совершенно очевидно, думали об общественном контроле, а не о научном. Они думали о том, чтобы подавить науку, остановить ее движение вперед. А на самом деле, необходимо изменить генетическую структуру человека, тогда насилие станет невозможным. Установить в генах и в мозге тормоза, как устанавливают их на локомотивах. Все очень просто.
Ожидая в Правительственной зале Белого дома появления президента, доктор Аннакконе держался отдельно от всех остальных собравшихся, погрузившись в чтение документов. Он всегда ощущал себя оппозиционером в отношении к президентскому штабу. Кристиан Кли следил за Национальным институтом исследований мозга и время от времени накладывал лапу Закона о секретности на исследования института. Аннакконе это не нравилось и он, когда мог, прибегал к обходной тактике. Его часто удивляло, что Кли может перехитрить его в таких вопросах. Другие члены штаба, Юджин Дэйзи, Оддблад Грей и Артур Викс, были людьми примитивными, ничего не понимающими в науке, погрязшими в сравнительно маловажных проблемах социологии и управления государством.
Он отметил, что здесь присутствует вице-президент Элен Дю Пре, а также директор ЦРУ Теодор Тэппи. Аннакконе всегда дивился, что женщина стала вице-президентом Соединенных Штатов, ему казалось, что это противоречит науке. При исследовании человеческого мозга он надеялся, что однажды откроет фундаментальное различие между мозгом мужчины и женщины, и он поражался, что до сих пор не обнаружил его, потому что если он найдет различие, все встанет на свои места.
Теодора Тэппи доктор всегда рассматривал как неандертальца. Эти жалкие махинации ради жалких преимуществ в международных делах, направленных против собратьев по человеческой расе, в конечном счете, бесполезные усилия.
Доктор Аннакконе достал из своего портфеля кое-какие бумаги, среди которых была интересная статья о гипотетической частице, называемой тахион. Он подумал, что никто в этой комнате никогда не слышал о такой работе. Хотя сферой его исследований оставался мозг, доктор Аннакконе обладал обширными знаниями во всех областях науки.
Сейчас он читал статью о тахионах. Существуют ли они в действительности? Физики спорят об этом последние двадцать лет. Тахионы, если они имеются, разрушают теории Эйнштейна, потому что тахионы движутся быстрее света, что Эйнштейн считал невозможным. Конечно, существует предположение, что тахионы двигаются быстрее света с самого начала, но какого черта все это значит? Кроме того, масса тахиона имеет отрицательный заряд, чего, как полагают, не может быть. Но невозможное в реальной жизни может оказаться возможным в призрачном мире математики. И что тогда может произойти? Кто знает? Кому до этого есть дело? Уж во всяком случае, никому в этой комнате, где собрались самые могущественные люди планеты. Вот в чем ирония. Тахионы могут изменить человеческую жизнь сильнее, чем что-либо, что могут предложить эти люди.
Наконец вошел президент и все встали, приветствуя его. Доктор Аннакконе отложил свои бумаги. Он может получить удовольствие от этого совещания, если будет на стороже и прикинет, сколько глаз моргают в этой комнате. Исследования показывают, что по тому, как моргают веки, можно определить, лжет человек или нет. Здесь предстоит очень много морганий.
Фрэнсис Кеннеди пришел на совещание в удобных брюках и белой рубашке, поверх которой был надет синий свитер из тонкой шерсти. Он демонстрировал свое веселое настроение, необычное для человека, отягощенного столькими проблемами.
Вице-президент Элен Дю Пре удивлялась, почему влюбленность делает мужчин веселыми, а женщин страдающими.
Поздоровавшись со всеми, Кеннеди объявил:
– Сегодня здесь с нами доктор Аннакконе, так что мы можем решить вопрос, был ли террорист Ябрил каким-то образом связан со взрывом атомной бомбы. А также ответить на обвинения, выдвигаемые в газетах и на телевидении, что наша администрация могла обнаружить бомбу до ее взрыва. А теперь, чтобы не терять время попусту, Кристиан, есть ли какие-либо доказательства, связывающие взрыв с Ябрилом?
Кристиан Кли подумал, что они уже обсуждали эту проблему много раз. Фрэнсис просто хочет, чтобы это было зафиксировано в протоколе, и особенно в присутствии доктора Аннакконе.
– А доктор Аннакконе в это время набрасывал на лежавшем перед ним меморандуме математические уравнения.
Кеннеди дружески улыбнулся ему и спросил:
– Доктор Аннакконе, что вы думаете по этому поводу? Быть может, вы сумеете помочь нам. И в порядке одолжения, перестаньте записывать тайны вселенной в вашем блокноте. Вы сделали уже достаточно открытий для того, чтобы вызвать у нас массу осложнений.
Доктор Аннакконе понял, что это упрек, замаскированный под комплимент. Он сказал:
– Я до сих пор не могу понять, почему вы не подписали приказ о применении исследовании мозга, прежде чем взорвалось ядерное устройство? У вас уже имелись двое арестованных молодых людей, и у вас была такая власть в соответствии с Законом об атомной безопасности.
– Мы находились, если вы помните, – торопливо вмешался Кристиан, – в разгаре кризиса, который мы считали гораздо более опасным. Я думал, что это дело можно отложить на день. Грессе и Тиббот уверяли, что они невиновны, а у нас было достаточно оснований только для того, чтобы предъявить обвинение.
Потом в игру включился отец Тиббота, и мы столкнулись с командой очень дорогих адвокатов, которые угрожали нам весьма серьезными неприятностями. Поэтому мы посчитали, что лучше подождать, пока не разрешится другой кризис, и мы не получим больше доказательств.
– Кристиан, – вступила в разговор вице-президент Элен Дю Пре, – у вас есть какие-нибудь подозрения относительно того, как был включен в игру старший Тиббот?
– Мы проверяем все звонки в Бостон, – отозвался Кристиан, чтобы выяснить, кто вызвал Тиббота-старшего. Пока нам не везло.
Директор ЦРУ Теодор Тэппи заметил:
– Со всем вашим совершенным оборудованием вы должны были бы выяснить это.
– Элен, – вмешался Кеннеди, – вы заставили их отклониться в сторону. Давайте вернемся к главной проблеме. Доктор Аннакконе, позвольте мне ответить на ваш вопрос. Кристиан старался вывести меня из-под удара, для чего и существует штаб президента. Но я принял тогда решение не разрешать исследование мозга. Протоколы исследований говорят о том, что существует некоторая опасность разрушения мозга, и я не хотел рисковать. Эти молодые люди все отрицали, и не было никаких доказательств, что бомба действительно существует, кроме предупреждающего письма. Сейчас мы имеем дело с непристойной атакой со стороны средств массовой информации при поддержке членов конгресса. Я хочу поставить конкретный вопрос. Исключим ли мы возможность сговора между Ябрилом и учеными Тибботом и Грессе, если подвергнем их испытанию? Решит ли это проблему?