Страница:
Краем глаза я перехватила взгляд, брошенный на меня Натаниэлем, — какой-то тоскливо-мечтательный, — который немало меня озадачил. Никогда прежде я не замечала в себе материнского инстинкта, но сейчас, чувствуя тепло детского тельца у себя на коленях, я вдруг испытала сильное, до слез желание иметь ребенка… ребенка от Натаниэля. Я вытерла глаза, надеясь, что другие подумали, будто мне в глаза попал пепел.
На берегу царила еще большая неразбериха, чем в центре.
— Длинная пристань, она разрушена! — воскликнул Натаниэль, останавливая машину. Мы вылезли и ошалело уставились на сваи, полузатонувшие в бухте. Несколько тонн угля, принадлежавшего Южной Тихоокеанской железнодорожной компании, оказались в воде, и по поверхности расползалось омерзительное черное пятно.
Китаянка сказала что-то Натаниэлю, оглядываясь через плечо на клуб черного дыма, приближавшийся к порту. Натаниэль кивнул и, взяв старшего ребенка, посадил его себе на закорки и весело улыбнулся, успокаивая малыша, точно так же, как поступил бы по отношению к собственному сыну любой любящий отец. Сглотнув ком в горле, я взяла .среднего ребенка и вслед за Натаниэлем и китаянкой влилась в толпу людей, пробирающихся к причалу.
Подойдя к причалу, мы обнаружили, что вход на него закрыт. Сотни людей стояли перед воротами, кричали и стучали в них кулаками. Некоторые толпились под причалом. Неожиданно служащий отпер замок и распахнул ворота. Толпа хлынула на причал с ревом, напоминавшим рев раненого животного. Натаниэль пропустил меня и китаянку вперед, защищая нас своим телом как щитом от стены людей, напирающих сзади. Запах пота и сажи был так силен, что, казалось, я вот-вот задохнусь. С ужасом я увидела, как какой-то мужчина упал, а толпа продолжала двигаться вперед, топча его. Крики, издаваемые несчастным, перешли в булькающие хрипы, потом смолкли. Я схватилась за живот и тут же почувствовала теплое тело Натаниэля, прижавшееся к моей спине.
— Не смотри, — проговорил он. Но я не могла. Это ужасное зрелище напомнило мне об одной виденной мной когда-то передаче теленовостей. В ней показывали заснятый на месте событий репортаж о каком-то ненормальном, совершившим акт самосожжения. Я не хотела на это смотреть, но не могла отвести глаз от экрана.
Солнце и лезущий в нос и глаза пепел измотали нас, пока мы, казалось, целую вечность, ждали, когда же наконец толпа вынесет нас к месту посадки. В какой-то момент я испугалась, что нас столкнут в воду, но крепкая рука Натаниэля на моем плече помогла мне быстро справиться с паникой. Китаянка достала из своего шелкового кошелька горсть монет и на ломаном английском стала просить портового служащего продать ей билет до Окленда.
— Извините, но для китайцев мест нет, — ответил, ухмыляясь, служащий.
Натаниэль выступил вперед и сунул пачку банкнот в руку мужчины.
— Надеюсь, это заставит вас передумать, — сказал он с таким видом, будто с удовольствием оторвал бы ему голову. Спрятав деньги в карман, тот согласился продать билеты.
Я сняла накидку и протянула ее женщине.
— Ваши дети смогут использовать ее вместо одеяла.
Переводя взгляд своих темных глаз с меня на Натаниэля, она бормотала слова благодарности на своем языке и совала ему в руку свои жалкие монетки, которые он конечно же отказался взять.
Женщина с детьми помахала нам на прощание и взошла на борт. Я ткнула Натаниэля в бок.
— Смотри.
Энрико Карузо, знаменитый тенор, которого мы слушали накануне в опере — неужели это действительно было лишь накануне? — прокладывал себе путь в толпе, отталкивая стариков и беженцев с детьми. Размахивая над головой фотографией Теодора Рузвельта с его автографом, он кричал своим мощным голосом, который и прославил его:
— Это же я, великий Карузо, — он сунул фотографию в руку одному из служащих. — Сам президент подарил мне эту фотографию со своей подписью. Я отдам ее любому, кто предоставит мне место на этом судне.
У Натаниэля вырвалось ругательство, которое, как я до сих пор считала, не было в ходу в 1906 году. Затем он обнял меня за плечи и повел прочь от этой сцены, лавируя в толпе.
Наконец, запыхавшись, мы выбрались на улицу.
— Сюда, — взяв меня за руку он подвел меня к деревянному зданию с вывеской «Уэст шипинг».
Заметив знакомого докера, Натаниэль отвел его в сторону.
— Мои корабли, о них что-нибудь известно? Что слышно о «Пасифик Сан»?
Грубое лицо докера расплылось в улыбке.
— Приятно видеть, что с вами все в порядке, сэр. «Пасифик Сан» как хорошая потаскуха…
Натаниэль прервал красочное описание.
— Значит, вы получили известие от Антонио?
— Да. На рассвете он прибыл в Монтеррей и послал сюда весточку с пароходом, направляющимся на север. Мы только что ее получили. С вашей сводной сестрой все в порядке. Правда, Антонио пишет, что она ужасно бушевала, узнав, что пропустила все захватывающие события сегодняшнего утра.
— Захватывающие события, как же, — Натаниэль вздохнул с облегчением. — Однажды этот чертенок как пить дать попадет в беду, но на сей раз я перехитрил ее ради ее же блага.
Я потянула Натаниэля за рукав. Он наклонился и я прошептала ему на ухо:
— Пожары… очень скоро все здесь загорится.
Лицо его превратилось в застывшую маску. Повернувшись к докеру, он принялся отдавать приказания.
— Собери сколько сможешь крепких мужчин. Заплати им как следует. Я хочу, чтобы все из конторы и со складов было погружено на суда, стоящие на причале. Они должны будут отплыть через… — он взглянул на меня.
— Через час, — подсказала я, глядя на приближавшуюся дымовую тучу.
Проследив направление моего взгляда и увидев искры, вылетающие из грозной черной тучи, находящейся всего в нескольких кварталах от порта, Натаниэль стиснул челюсти.
— Через час.
— Хорошо, — ответил докер. — Может, собрать команду для тушения пожара?
— Не нужно. Воды все равно нет. Водопровод вышел из строя.
Глаза мужчины широко раскрылись.
— Нет воды? Но мы не можем бороться с таким пожаром без воды. Господи, спаси и сохрани нас.
Следующие сорок пять минут Натаниэль и я трудились вместе с его людьми, спасая все что можно, пока жар от пожара не стал слишком сильным. Мы выбежали из конторы, держа в руках стопки документов и кое-какие вещи, и увидели, как на крышу посыпался дождь искр. Бросив свою ношу, Натаниэль ухватил меня за локоть и почти понес к пристани. Оглянувшись, я увидела, как пламя охватило стены конторы и в тот же миг расположенный неподалеку склад превратился в оранжевый шар.
— Корабли! — крикнул Натаниэль докеру с грубым лицом. — Забирайте всех, кого хотите, из этого ада на борт самого быстроходного судна и плывите на юг в какой-нибудь безопасный порт. И еще одно — возьмите с собой мисс Джеймс.
— Мисс? — докер удивленно поднял лохматые брови.
Я повернулась лицом к Натаниэлю, чувствуя так, будто меня ударили.
— Я не уеду без тебя, — проговорила я, с трудом распрямляя затекшую спину и пересиливая боль.
Я не могла заставить себя бросить его на произвол судьбы. Что если с ним что-то случится, что-то, чему я с моим знанием будущего могла бы помешать? Изменив историю, я странным образом стала чувствовать себя ответственной за него.
— Может, ты перестанешь упрямиться и прислушаешься к голосу разума? — Его лицо пылало от жара, исходившего от горящих зданий. — Это ради твоей же безопасности.
— Мне все равно. Я прыгну за борт. Я… Прежде чем я договорила, к Натаниэлю подошел мужчина в черном костюме.
— Натаниэль Стюарт?
— Это я, — ответил Натаниэль. У меня сжалось горло. Неужели этот человек принес плохие вести?
— Мэр Шмиц просит вас прийти в здание суда, — громко проговорил мужчина, стараясь, чтобы его было слышно за треском пламени. — Он создает комитет ответственных граждан для борьбы с обрушившимся на нас бедствием.
— Шмиц! — Натаниэль, похоже, был готов взорваться. — Все знают, что этот хорек берет взятки у Руфа. Готов спорить, ему приказано изыскать способы нажиться на несчастье других.
Я кашлянула. Сделав знак посыльному подождать, Натаниэль взял меня за руку и отвел в сторону, где нас не могли услышать.
— Ты не прав в отношении Шмица.
— Да он же бесхребетный человек.
— Иди на это собрание и ты убедишься в обратном. Руфа туда даже не пригласили. Шмиц порвал с ним. В конце концов Шмиц предстанет перед судом за взяточничество и даже будет приговорен к тюремному заключению. Но это землетрясение изменило его. Он хочет войти в историю как герой.
— Из всех твоих предсказаний это мне принять труднее всего. Но я пойду и выслушаю хорька.
— Мы его выслушаем, — поправила я.
— Тейлор, — он обхватил ладонями мое лицо и приподнял его так, что я смотрела прямо в его сверкающие глаза, — видит Бог, за последние несколько дней я проникся к тебе уважением, как к человеку, равному мне по уму, а не только как к женщине, способной доставить мне удовольствие.
Лицо мое вспыхнуло при воспоминании об этих удовольствиях, а потом меня бросило в жар, но не только от близости горящих зданий, а и от потрясения, в которое повергли меня слова Натаниэля. Натаниэль Стюарт, человек, воспитанный в эпоху, когда к женщинам относились как к мебели, недвусмысленно признал, что в интеллектуальном плане считает меня своей ровней.
— Но несмотря на это, — продолжал он тем временем, — женщине ни за что не разрешат присутствовать на закрытом совещании общественных деятелей города.
— На случай, если ты не заметил, я одета как мужчина, — возразила я. — Никто и не поймет, что я женщина.
Он бросил взгляд на кое-какие выпуклости моей фигуры, которые не смогла полностью скрыть мужская рубашка, и губы его тронула улыбка.
— Я заметил. Должен сказать, что ты самая несносная из всех женщин, которых я когда-либо знал. Но не могу же я допустить, чтобы ты утонула в бухте.
— Значит, мне можно пойти с тобой?
— Если ты выпустишь рубашку и ничего не будешь говорить, возможно, тебе удастся всех обмануть. Я представлю тебя моим кузеном Джеймсом.
Я должна была бы испытать благодарность. Но все что я чувствовала, глядя в его покрасневшие от дыма глаза, было острое до боли желание, да сосущая пустота, которую, как я опасалась, я уже не смогу заполнить ничем и никем. И еще у меня возникло тревожное предчувствие грядущих более ужасных бед.
— Пожары разрушают город, — мэр Юджин Шмиц в помятом, с пятнами пота после своего похода по горящим улицам костюме стоял с угрюмым видом перед двадцатью пятью членами комитета безопасности, собравшимися в освещенном свечами подвале здания суда — единственном помещении, уцелевшим после землетрясения. — Ратуша в руинах, несколько заключенных, ожидающих суда, оказались на свободе, когда обрушилась тюрьма. Начальник пожарной команды мертв, погиб во время землетрясения, — продолжал он. — Тысячи людей лишились крова, и число это быстро растет. По всему городу вышел из строя водопровод, и мы остались без воды, запасы в цистернах начинают иссякать. При нехватке воды и продуктов весьма велика опасность возникновения какой-либо эпидемии.
Тишина воцарилась в подвале, когда до собравшихся дошел смысл слов мэра.
— Какие шаги предприняты в целях восстановления порядка? — спросил Натаниэль. В мерцающем свете свечей морщины у него на лбу словно бы стали глубже, а вокруг глаз, казалось, залегли темные круги.
— Я телеграфировал в Вашингтон, прося оказать нам помощь, и вызвал солдат армии США из близлежащего форта для поддержания порядка в городе и борьбы с пожарами. Хотя борьба с пожарами сейчас равносильна попытке остановить пугачом набросившегося на вас быка. Полиции и солдатам отдан приказ расстреливать мародеров на месте, и я распорядился закрыть все салуны вплоть до дальнейшего уведомления.
— Хорошее начало, — Натаниэль одобрительно кивнул.
— Что еще? — спросил кто-то.
— Отключены электричество и газ во избежание возникновения новых пожаров, впрочем большинство линий электропередач и газовых труб вышли из строя во время землетрясения. Я ввел в городе комендантский час с захода солнца и до рассвета. Но все эти меры не способны накормить бездомных людей на улицах или согреть их с наступлением ночи.
Заговорил Рудольф Шпреклз, давний противник Шмица.
— Чего вы хотите от нас?
— Чтобы вы позаботились о каждом оставшемся без крова мужчине, женщине и ребенке Сан-Франциско. Для начала нам нужны продукты, одеяла и тому подобное. Кроме того, я прошу вас дать гарантии, обеспечивающие обязательства городской казны, на случай если в ней не останется денег.
— Рассчитывайте на меня, — сказал Шпреклз. — Хотя половина банков в городе уже охвачена огнем и, возможно, к завтрашнему дню мы все окажемся нищими.
Все остальные тоже дали подобные обязательства, включая Натаниэля, который поручился и за меня. После этого Шмиц раздал уведомления о введении комендантского часа и. инструкции о мерах по поддержанию порядка добровольцам, вызвавшимся распространить их в городе.
Присутствующие перешли к обсуждению вопроса о том, как предотвратить возникновение эпидемий, но я по-прежнему должна была сидеть, держа рот на замке.
Вытирая пот со лба, Шмиц возобновил свою речь.
— С сожалением вынужден проинформировать вас, что городская больница обрушилась уже при первом толчке. Погибли врачи, медсестры, пациенты.
Послышались потрясенные возгласы, ругательства. Повысив голос, мэр продолжал:
— Если кто-нибудь знает безопасное место, куда можно было бы переправить оставшихся в живых больных, прошу сказать мне об этом.
Я чуть не выпрыгнула из своего кресла, однако Натаниэль удержал меня, толкнув локтем в бок.
— Стюарт-хауз не пострадал во время землетрясения, — сообщил он Шмицу, опережая меня. — Доктор Грили, мой сосед, утром оказал в нем помощь одной женщине, получившей травму во время землетрясения. У нас имеется перевязочный материал и кое-какие медикаменты. Все, кто нуждается в медицинской помощи, могут идти в мой дом.
— Но нам понадобятся антибиотики, — выпалила я. — Чтобы предотвратить инфекции…
Шмиц повернулся ко мне, и у него отвисла челюсть.
— Боже мой! Да вы оказывается женщина. Не обращая внимания на то, что Натаниэль впился пальцами мне в руку, я продолжала:
— Ну и что? Я немного разбираюсь в медицине. Вам нужны пенициллин, стерильные растворы, наркотические средства для обезболивания…
— Не понимаю, что вы там бормочете, девушка. Но мы собрались здесь для решения важных вопросов, и я настаиваю, чтобы вы замолчали, или мне придется выкинуть отсюда вас и вашего «кузена».
— Она соображает не хуже любого из присутствующих здесь мужчин, — вступился за меня Натаниэль. — Конечно, если у вас достанет широты взглядов выслушать ее.
Не успел Шмиц ответить, как по лестнице в подвал сбежал посыльный.
— Вам лучше уйти отсюда, пока это возможно! — прокричал он. — Дома на другой стороне улицы загорелись, и огонь может в любую минуту перекинуться сюда.
Натаниэль вскочил на ноги и потащил меня за собой наверх. Шмиц поспешно распустил собрание, и члены комитета безопасности устремились следом за нами вверх по лестнице, и вот уже все мы выбежали навстречу творившемуся наверху кошмару.
Из окон коммерческого банка Пратвелла вырвалось пламя и с ревом и свистом взвилось вверх, превратив все здание в пылающий факел. Пожарные, пытавшиеся сбить пламя одеялами и грязью, отступили, сдав банк огню.
У меня стеснило в груди, когда я узнала мужчину, бросавшего мешки с деньгами в фургон, припаркованный перед банком.
— Феннивик, — выдохнула я, прикрывая рот рукой, чтобы не наглотаться дыма. — Должно быть, он сбежал, когда обрушилась тюрьма. А вон отец Пруденс. Но о чем это он спорит с Феннивиком? И зачем они оба побежали в горящее здание?
— Затем, без сомнения, чтобы забрать содержимое сейфа. Или, если говорить о Феннивике, чтобы ограбить его, — губы Натаниэля защекотали мне ухо; он притянул меня к себе, прикрывая от обжигающего жара.
— Но это безумие. Здание того и гляди обвалится.
Пронзительный крик прозвенел в воздухе. Мортимер Пратвелл покачиваясь вышел из банка, держа в руках пакеты с деньгами. Одежда на нем горела. На воздухе пламя вспыхнуло с новой силой, и Пратвелл упал в фургон, бросив деньги на те, что уже лежали там.
Натаниэль и я одновременно бросились вперед. Я не могла стоять и смотреть, как человек, пусть даже совершавший в прошлом неблаговидные поступки, сгорает заживо. Видимо, Натаниэль тоже не мог. На бегу он сорвал с себя пиджак и набросил его на отца Пруденс, но огонь уже добрался до плоти, крови и костей Мортимера Пратвелла.
Я схватила обгоревшее одеяло, брошенное кем-то из пожарных, и рванулась вперед. В этот момент несколько искр попали на деньги, сложенные в фургоне, и те загорелись. Огонь опалил мне руки, когда я набросила одеяло на Пратвелла, но, увы, было слишком поздно. Мортимер Пратвелл зашелся в агонизирующем крике, перешедшем в хриплый стон, и через мгновение все было кончено. Огонь убил его.
Феннивик выбежал из горящего банка со стопкой облигаций в руках и побежал к фургону. Он заметил Натаниэля, оттаскивавшего от фургона обгоревшее тело Пратвелла, но сразу перевел взгляд на деньги в фургоне, пожираемые огнем. На долю секунды наши взгляды скрестились. В его глазах я увидела ту же ненависть, что и тогда, когда он пытался столкнуть меня с крыши дома Натаниэля.
Натаниэль бросился ко мне, преграждая путь Феннивику. Судя по злобному выражению их лиц, оба были готовы убить друг друга.
— Ну давай, подонок, — выкрикнул Натаниэль, закатывая рукава. — Только попробуй тронуть ее, и я с удовольствием сверну тебе шею голыми руками.
В руке Феннивика сверкнул нож. Страх обжег меня, будто к телу прикоснулись раскаленными каминными щипцами. Глаза Феннивика сузились, и воображение тут же нарисовало мне ужасную картину: Натаниэль лежит окровавленный, объятый пламенем.
— Нет! — закричала я, хватая его за рукав. — У него нож. Он убьет тебя.
Глаза Феннивика блеснули. Он стоял, не двигаясь, разрываемый между жаждой мести и жадностью. Затем резко повернулся и, подбежав к фургону, стал выхватывать из него пачки денег и запихивать в карманы и за пояс.
— Ваши руки! — Слова сорвались у меня с губ помимо воли, когда я увидела, что Феннивик, не заметив, схватил пачку тлеющих банкнот, почерневших и загнувшихся по краям. Струйка дыма показалась у него из-под пиджака, и я поняла, что пиджак загорелся.
Натаниэль побежал вперед.
— Деньги! Ради Бога, брось деньги! — кричал он, сложив руки рупором у рта, чтобы его было лучше слышно.
Глаза Феннивика остекленели. Он попятился к задней части фургона, все еще сжимая в руках горящие банкноты. Он неистово ударял ими о ботинки, но добился только того, что поджег носок. Пламя побежало у него по ноге, потом по спине. От воротничка и манжет повалил дым. У него вырвался полузадушенный крик, и он упал лицом в пылающую кучу украденных им денег, ставших его погребальным костром.
Глава 18
На берегу царила еще большая неразбериха, чем в центре.
— Длинная пристань, она разрушена! — воскликнул Натаниэль, останавливая машину. Мы вылезли и ошалело уставились на сваи, полузатонувшие в бухте. Несколько тонн угля, принадлежавшего Южной Тихоокеанской железнодорожной компании, оказались в воде, и по поверхности расползалось омерзительное черное пятно.
Китаянка сказала что-то Натаниэлю, оглядываясь через плечо на клуб черного дыма, приближавшийся к порту. Натаниэль кивнул и, взяв старшего ребенка, посадил его себе на закорки и весело улыбнулся, успокаивая малыша, точно так же, как поступил бы по отношению к собственному сыну любой любящий отец. Сглотнув ком в горле, я взяла .среднего ребенка и вслед за Натаниэлем и китаянкой влилась в толпу людей, пробирающихся к причалу.
Подойдя к причалу, мы обнаружили, что вход на него закрыт. Сотни людей стояли перед воротами, кричали и стучали в них кулаками. Некоторые толпились под причалом. Неожиданно служащий отпер замок и распахнул ворота. Толпа хлынула на причал с ревом, напоминавшим рев раненого животного. Натаниэль пропустил меня и китаянку вперед, защищая нас своим телом как щитом от стены людей, напирающих сзади. Запах пота и сажи был так силен, что, казалось, я вот-вот задохнусь. С ужасом я увидела, как какой-то мужчина упал, а толпа продолжала двигаться вперед, топча его. Крики, издаваемые несчастным, перешли в булькающие хрипы, потом смолкли. Я схватилась за живот и тут же почувствовала теплое тело Натаниэля, прижавшееся к моей спине.
— Не смотри, — проговорил он. Но я не могла. Это ужасное зрелище напомнило мне об одной виденной мной когда-то передаче теленовостей. В ней показывали заснятый на месте событий репортаж о каком-то ненормальном, совершившим акт самосожжения. Я не хотела на это смотреть, но не могла отвести глаз от экрана.
Солнце и лезущий в нос и глаза пепел измотали нас, пока мы, казалось, целую вечность, ждали, когда же наконец толпа вынесет нас к месту посадки. В какой-то момент я испугалась, что нас столкнут в воду, но крепкая рука Натаниэля на моем плече помогла мне быстро справиться с паникой. Китаянка достала из своего шелкового кошелька горсть монет и на ломаном английском стала просить портового служащего продать ей билет до Окленда.
— Извините, но для китайцев мест нет, — ответил, ухмыляясь, служащий.
Натаниэль выступил вперед и сунул пачку банкнот в руку мужчины.
— Надеюсь, это заставит вас передумать, — сказал он с таким видом, будто с удовольствием оторвал бы ему голову. Спрятав деньги в карман, тот согласился продать билеты.
Я сняла накидку и протянула ее женщине.
— Ваши дети смогут использовать ее вместо одеяла.
Переводя взгляд своих темных глаз с меня на Натаниэля, она бормотала слова благодарности на своем языке и совала ему в руку свои жалкие монетки, которые он конечно же отказался взять.
Женщина с детьми помахала нам на прощание и взошла на борт. Я ткнула Натаниэля в бок.
— Смотри.
Энрико Карузо, знаменитый тенор, которого мы слушали накануне в опере — неужели это действительно было лишь накануне? — прокладывал себе путь в толпе, отталкивая стариков и беженцев с детьми. Размахивая над головой фотографией Теодора Рузвельта с его автографом, он кричал своим мощным голосом, который и прославил его:
— Это же я, великий Карузо, — он сунул фотографию в руку одному из служащих. — Сам президент подарил мне эту фотографию со своей подписью. Я отдам ее любому, кто предоставит мне место на этом судне.
У Натаниэля вырвалось ругательство, которое, как я до сих пор считала, не было в ходу в 1906 году. Затем он обнял меня за плечи и повел прочь от этой сцены, лавируя в толпе.
Наконец, запыхавшись, мы выбрались на улицу.
— Сюда, — взяв меня за руку он подвел меня к деревянному зданию с вывеской «Уэст шипинг».
Заметив знакомого докера, Натаниэль отвел его в сторону.
— Мои корабли, о них что-нибудь известно? Что слышно о «Пасифик Сан»?
Грубое лицо докера расплылось в улыбке.
— Приятно видеть, что с вами все в порядке, сэр. «Пасифик Сан» как хорошая потаскуха…
Натаниэль прервал красочное описание.
— Значит, вы получили известие от Антонио?
— Да. На рассвете он прибыл в Монтеррей и послал сюда весточку с пароходом, направляющимся на север. Мы только что ее получили. С вашей сводной сестрой все в порядке. Правда, Антонио пишет, что она ужасно бушевала, узнав, что пропустила все захватывающие события сегодняшнего утра.
— Захватывающие события, как же, — Натаниэль вздохнул с облегчением. — Однажды этот чертенок как пить дать попадет в беду, но на сей раз я перехитрил ее ради ее же блага.
Я потянула Натаниэля за рукав. Он наклонился и я прошептала ему на ухо:
— Пожары… очень скоро все здесь загорится.
Лицо его превратилось в застывшую маску. Повернувшись к докеру, он принялся отдавать приказания.
— Собери сколько сможешь крепких мужчин. Заплати им как следует. Я хочу, чтобы все из конторы и со складов было погружено на суда, стоящие на причале. Они должны будут отплыть через… — он взглянул на меня.
— Через час, — подсказала я, глядя на приближавшуюся дымовую тучу.
Проследив направление моего взгляда и увидев искры, вылетающие из грозной черной тучи, находящейся всего в нескольких кварталах от порта, Натаниэль стиснул челюсти.
— Через час.
— Хорошо, — ответил докер. — Может, собрать команду для тушения пожара?
— Не нужно. Воды все равно нет. Водопровод вышел из строя.
Глаза мужчины широко раскрылись.
— Нет воды? Но мы не можем бороться с таким пожаром без воды. Господи, спаси и сохрани нас.
Следующие сорок пять минут Натаниэль и я трудились вместе с его людьми, спасая все что можно, пока жар от пожара не стал слишком сильным. Мы выбежали из конторы, держа в руках стопки документов и кое-какие вещи, и увидели, как на крышу посыпался дождь искр. Бросив свою ношу, Натаниэль ухватил меня за локоть и почти понес к пристани. Оглянувшись, я увидела, как пламя охватило стены конторы и в тот же миг расположенный неподалеку склад превратился в оранжевый шар.
— Корабли! — крикнул Натаниэль докеру с грубым лицом. — Забирайте всех, кого хотите, из этого ада на борт самого быстроходного судна и плывите на юг в какой-нибудь безопасный порт. И еще одно — возьмите с собой мисс Джеймс.
— Мисс? — докер удивленно поднял лохматые брови.
Я повернулась лицом к Натаниэлю, чувствуя так, будто меня ударили.
— Я не уеду без тебя, — проговорила я, с трудом распрямляя затекшую спину и пересиливая боль.
Я не могла заставить себя бросить его на произвол судьбы. Что если с ним что-то случится, что-то, чему я с моим знанием будущего могла бы помешать? Изменив историю, я странным образом стала чувствовать себя ответственной за него.
— Может, ты перестанешь упрямиться и прислушаешься к голосу разума? — Его лицо пылало от жара, исходившего от горящих зданий. — Это ради твоей же безопасности.
— Мне все равно. Я прыгну за борт. Я… Прежде чем я договорила, к Натаниэлю подошел мужчина в черном костюме.
— Натаниэль Стюарт?
— Это я, — ответил Натаниэль. У меня сжалось горло. Неужели этот человек принес плохие вести?
— Мэр Шмиц просит вас прийти в здание суда, — громко проговорил мужчина, стараясь, чтобы его было слышно за треском пламени. — Он создает комитет ответственных граждан для борьбы с обрушившимся на нас бедствием.
— Шмиц! — Натаниэль, похоже, был готов взорваться. — Все знают, что этот хорек берет взятки у Руфа. Готов спорить, ему приказано изыскать способы нажиться на несчастье других.
Я кашлянула. Сделав знак посыльному подождать, Натаниэль взял меня за руку и отвел в сторону, где нас не могли услышать.
— Ты не прав в отношении Шмица.
— Да он же бесхребетный человек.
— Иди на это собрание и ты убедишься в обратном. Руфа туда даже не пригласили. Шмиц порвал с ним. В конце концов Шмиц предстанет перед судом за взяточничество и даже будет приговорен к тюремному заключению. Но это землетрясение изменило его. Он хочет войти в историю как герой.
— Из всех твоих предсказаний это мне принять труднее всего. Но я пойду и выслушаю хорька.
— Мы его выслушаем, — поправила я.
— Тейлор, — он обхватил ладонями мое лицо и приподнял его так, что я смотрела прямо в его сверкающие глаза, — видит Бог, за последние несколько дней я проникся к тебе уважением, как к человеку, равному мне по уму, а не только как к женщине, способной доставить мне удовольствие.
Лицо мое вспыхнуло при воспоминании об этих удовольствиях, а потом меня бросило в жар, но не только от близости горящих зданий, а и от потрясения, в которое повергли меня слова Натаниэля. Натаниэль Стюарт, человек, воспитанный в эпоху, когда к женщинам относились как к мебели, недвусмысленно признал, что в интеллектуальном плане считает меня своей ровней.
— Но несмотря на это, — продолжал он тем временем, — женщине ни за что не разрешат присутствовать на закрытом совещании общественных деятелей города.
— На случай, если ты не заметил, я одета как мужчина, — возразила я. — Никто и не поймет, что я женщина.
Он бросил взгляд на кое-какие выпуклости моей фигуры, которые не смогла полностью скрыть мужская рубашка, и губы его тронула улыбка.
— Я заметил. Должен сказать, что ты самая несносная из всех женщин, которых я когда-либо знал. Но не могу же я допустить, чтобы ты утонула в бухте.
— Значит, мне можно пойти с тобой?
— Если ты выпустишь рубашку и ничего не будешь говорить, возможно, тебе удастся всех обмануть. Я представлю тебя моим кузеном Джеймсом.
Я должна была бы испытать благодарность. Но все что я чувствовала, глядя в его покрасневшие от дыма глаза, было острое до боли желание, да сосущая пустота, которую, как я опасалась, я уже не смогу заполнить ничем и никем. И еще у меня возникло тревожное предчувствие грядущих более ужасных бед.
— Пожары разрушают город, — мэр Юджин Шмиц в помятом, с пятнами пота после своего похода по горящим улицам костюме стоял с угрюмым видом перед двадцатью пятью членами комитета безопасности, собравшимися в освещенном свечами подвале здания суда — единственном помещении, уцелевшим после землетрясения. — Ратуша в руинах, несколько заключенных, ожидающих суда, оказались на свободе, когда обрушилась тюрьма. Начальник пожарной команды мертв, погиб во время землетрясения, — продолжал он. — Тысячи людей лишились крова, и число это быстро растет. По всему городу вышел из строя водопровод, и мы остались без воды, запасы в цистернах начинают иссякать. При нехватке воды и продуктов весьма велика опасность возникновения какой-либо эпидемии.
Тишина воцарилась в подвале, когда до собравшихся дошел смысл слов мэра.
— Какие шаги предприняты в целях восстановления порядка? — спросил Натаниэль. В мерцающем свете свечей морщины у него на лбу словно бы стали глубже, а вокруг глаз, казалось, залегли темные круги.
— Я телеграфировал в Вашингтон, прося оказать нам помощь, и вызвал солдат армии США из близлежащего форта для поддержания порядка в городе и борьбы с пожарами. Хотя борьба с пожарами сейчас равносильна попытке остановить пугачом набросившегося на вас быка. Полиции и солдатам отдан приказ расстреливать мародеров на месте, и я распорядился закрыть все салуны вплоть до дальнейшего уведомления.
— Хорошее начало, — Натаниэль одобрительно кивнул.
— Что еще? — спросил кто-то.
— Отключены электричество и газ во избежание возникновения новых пожаров, впрочем большинство линий электропередач и газовых труб вышли из строя во время землетрясения. Я ввел в городе комендантский час с захода солнца и до рассвета. Но все эти меры не способны накормить бездомных людей на улицах или согреть их с наступлением ночи.
Заговорил Рудольф Шпреклз, давний противник Шмица.
— Чего вы хотите от нас?
— Чтобы вы позаботились о каждом оставшемся без крова мужчине, женщине и ребенке Сан-Франциско. Для начала нам нужны продукты, одеяла и тому подобное. Кроме того, я прошу вас дать гарантии, обеспечивающие обязательства городской казны, на случай если в ней не останется денег.
— Рассчитывайте на меня, — сказал Шпреклз. — Хотя половина банков в городе уже охвачена огнем и, возможно, к завтрашнему дню мы все окажемся нищими.
Все остальные тоже дали подобные обязательства, включая Натаниэля, который поручился и за меня. После этого Шмиц раздал уведомления о введении комендантского часа и. инструкции о мерах по поддержанию порядка добровольцам, вызвавшимся распространить их в городе.
Присутствующие перешли к обсуждению вопроса о том, как предотвратить возникновение эпидемий, но я по-прежнему должна была сидеть, держа рот на замке.
Вытирая пот со лба, Шмиц возобновил свою речь.
— С сожалением вынужден проинформировать вас, что городская больница обрушилась уже при первом толчке. Погибли врачи, медсестры, пациенты.
Послышались потрясенные возгласы, ругательства. Повысив голос, мэр продолжал:
— Если кто-нибудь знает безопасное место, куда можно было бы переправить оставшихся в живых больных, прошу сказать мне об этом.
Я чуть не выпрыгнула из своего кресла, однако Натаниэль удержал меня, толкнув локтем в бок.
— Стюарт-хауз не пострадал во время землетрясения, — сообщил он Шмицу, опережая меня. — Доктор Грили, мой сосед, утром оказал в нем помощь одной женщине, получившей травму во время землетрясения. У нас имеется перевязочный материал и кое-какие медикаменты. Все, кто нуждается в медицинской помощи, могут идти в мой дом.
— Но нам понадобятся антибиотики, — выпалила я. — Чтобы предотвратить инфекции…
Шмиц повернулся ко мне, и у него отвисла челюсть.
— Боже мой! Да вы оказывается женщина. Не обращая внимания на то, что Натаниэль впился пальцами мне в руку, я продолжала:
— Ну и что? Я немного разбираюсь в медицине. Вам нужны пенициллин, стерильные растворы, наркотические средства для обезболивания…
— Не понимаю, что вы там бормочете, девушка. Но мы собрались здесь для решения важных вопросов, и я настаиваю, чтобы вы замолчали, или мне придется выкинуть отсюда вас и вашего «кузена».
— Она соображает не хуже любого из присутствующих здесь мужчин, — вступился за меня Натаниэль. — Конечно, если у вас достанет широты взглядов выслушать ее.
Не успел Шмиц ответить, как по лестнице в подвал сбежал посыльный.
— Вам лучше уйти отсюда, пока это возможно! — прокричал он. — Дома на другой стороне улицы загорелись, и огонь может в любую минуту перекинуться сюда.
Натаниэль вскочил на ноги и потащил меня за собой наверх. Шмиц поспешно распустил собрание, и члены комитета безопасности устремились следом за нами вверх по лестнице, и вот уже все мы выбежали навстречу творившемуся наверху кошмару.
Из окон коммерческого банка Пратвелла вырвалось пламя и с ревом и свистом взвилось вверх, превратив все здание в пылающий факел. Пожарные, пытавшиеся сбить пламя одеялами и грязью, отступили, сдав банк огню.
У меня стеснило в груди, когда я узнала мужчину, бросавшего мешки с деньгами в фургон, припаркованный перед банком.
— Феннивик, — выдохнула я, прикрывая рот рукой, чтобы не наглотаться дыма. — Должно быть, он сбежал, когда обрушилась тюрьма. А вон отец Пруденс. Но о чем это он спорит с Феннивиком? И зачем они оба побежали в горящее здание?
— Затем, без сомнения, чтобы забрать содержимое сейфа. Или, если говорить о Феннивике, чтобы ограбить его, — губы Натаниэля защекотали мне ухо; он притянул меня к себе, прикрывая от обжигающего жара.
— Но это безумие. Здание того и гляди обвалится.
Пронзительный крик прозвенел в воздухе. Мортимер Пратвелл покачиваясь вышел из банка, держа в руках пакеты с деньгами. Одежда на нем горела. На воздухе пламя вспыхнуло с новой силой, и Пратвелл упал в фургон, бросив деньги на те, что уже лежали там.
Натаниэль и я одновременно бросились вперед. Я не могла стоять и смотреть, как человек, пусть даже совершавший в прошлом неблаговидные поступки, сгорает заживо. Видимо, Натаниэль тоже не мог. На бегу он сорвал с себя пиджак и набросил его на отца Пруденс, но огонь уже добрался до плоти, крови и костей Мортимера Пратвелла.
Я схватила обгоревшее одеяло, брошенное кем-то из пожарных, и рванулась вперед. В этот момент несколько искр попали на деньги, сложенные в фургоне, и те загорелись. Огонь опалил мне руки, когда я набросила одеяло на Пратвелла, но, увы, было слишком поздно. Мортимер Пратвелл зашелся в агонизирующем крике, перешедшем в хриплый стон, и через мгновение все было кончено. Огонь убил его.
Феннивик выбежал из горящего банка со стопкой облигаций в руках и побежал к фургону. Он заметил Натаниэля, оттаскивавшего от фургона обгоревшее тело Пратвелла, но сразу перевел взгляд на деньги в фургоне, пожираемые огнем. На долю секунды наши взгляды скрестились. В его глазах я увидела ту же ненависть, что и тогда, когда он пытался столкнуть меня с крыши дома Натаниэля.
Натаниэль бросился ко мне, преграждая путь Феннивику. Судя по злобному выражению их лиц, оба были готовы убить друг друга.
— Ну давай, подонок, — выкрикнул Натаниэль, закатывая рукава. — Только попробуй тронуть ее, и я с удовольствием сверну тебе шею голыми руками.
В руке Феннивика сверкнул нож. Страх обжег меня, будто к телу прикоснулись раскаленными каминными щипцами. Глаза Феннивика сузились, и воображение тут же нарисовало мне ужасную картину: Натаниэль лежит окровавленный, объятый пламенем.
— Нет! — закричала я, хватая его за рукав. — У него нож. Он убьет тебя.
Глаза Феннивика блеснули. Он стоял, не двигаясь, разрываемый между жаждой мести и жадностью. Затем резко повернулся и, подбежав к фургону, стал выхватывать из него пачки денег и запихивать в карманы и за пояс.
— Ваши руки! — Слова сорвались у меня с губ помимо воли, когда я увидела, что Феннивик, не заметив, схватил пачку тлеющих банкнот, почерневших и загнувшихся по краям. Струйка дыма показалась у него из-под пиджака, и я поняла, что пиджак загорелся.
Натаниэль побежал вперед.
— Деньги! Ради Бога, брось деньги! — кричал он, сложив руки рупором у рта, чтобы его было лучше слышно.
Глаза Феннивика остекленели. Он попятился к задней части фургона, все еще сжимая в руках горящие банкноты. Он неистово ударял ими о ботинки, но добился только того, что поджег носок. Пламя побежало у него по ноге, потом по спине. От воротничка и манжет повалил дым. У него вырвался полузадушенный крик, и он упал лицом в пылающую кучу украденных им денег, ставших его погребальным костром.
Глава 18
Натаниэль прижал меня к себе, не позволяя смотреть на ужасное зрелище. Я уткнулась лицом в его теплую грудь, вдыхая исходивший от его одежды запах дыма и соленой воды. Его объятия казались мне сейчас спасением. Сердце у меня болезненно сжалось, легкие готовы были разорваться от усилий вдохнуть побольше воздуха, наполненного дымом и гарью.
— Здание вот-вот обрушится, — Натаниэль схватил меня за руку и потащил — почти понес — к машине, которую оставил за пару кварталов от здания суда. Усадив меня на место для пассажиров, он сам сел за руль, но не спешил завести мотор. Волосы его были обсыпаны пеплом, лицо раскраснелось от жара, что придавало ему несколько дикарский вид, заставивший мою кровь быстрее бежать по жилам.
Я проследила направление его взгляда — он был устремлен в сторону порта, который превратился в один огромный костер. Где-то там, в центре этого костра, находились и обгоревшие остатки того, что когда-то было его компанией.
— Плоды труда двух поколений превратились в дым, — с горечью проговорил Натаниэль, сжимая руль. — Надеюсь, мои люди успели выбраться оттуда. Я видел смерть, но не такую ужасную, как та, свидетелями которой мы только что стали.
Я взяла его за руку, сжав ее в попытке хоть как-то его утешить. Я не имею права жаловаться, сказала я себе. В конце концов он ничего мне не обещал.
— Ты думаешь о Пруденс, да? Ты хочешь поехать к ней и рассказать про отца.
Он кивнул. В глазах промелькнуло удивление.
— Не думал, что ты поймешь. У меня не осталось к ней никаких чувств, кроме жалости, но все же мне не хотелось бы, чтобы она узнала об этом от чужих людей.
— Конечно, — согласилась я, хотя от одной мысли о том, что придется еще раз увидеться с Пруденс, живот у меня свело. Я взглянула на часы, вспоминая. На Ноб-Хилл пожары начнутся лишь на рассвете следующего дня. — Все в порядке, — сказала я. — Мы можем смело ехать на Ноб-Хилл; у нас вполне хватит времени вернуться в твой дом до начала пожаров.
Он посмотрел на меня с благодарностью и другим, более теплым чувством, потом привлек к себе и прижался к моим губам в страстном поцелуе. Я ощутила на губах вкус дыма и, закрыв глаза, почувствовала жар, вызванный вовсе не адскими пожарами, полыхавшими вокруг.
— Нам надо выбираться отсюда, — прошептал он, глядя на меня так, словно не хотел выпускать меня из объятий. Биение его сердца эхом отдавалось у меня в ушах. Испытывал ли он ко мне только сексуальное влечение? Одна моя половина страстно хотела верить, что это было нечто большее, вторая не осмеливалась даже мечтать о чем-то подобном. Во всяком случае не в разгар самого жуткого кошмара столетия.
Особняк Пратвеллов на вершине Ноб-Хилл четко выделялся на фоне красноватого дыма и выглядел как монумент обреченности. На огромной лужайке перед домом были разложены картины старых мастеров. Слуги вынимали их из рам и скатывали в трубки, чтобы вывезти из города вместе с фамильным серебром.
Дворецкий открыл дверь и провел нас в гостиную. Вошла Пруденс. Увидев серьезное лицо Натаниэля, она побледнела.
— Твой приход ко мне означает, что случилось что-то плохое, — прошептала она.
Натаниэль кивнул, подтверждая ее опасения.
— Сожалею, что приходится говорить об этом, но я не хотел, чтобы ты узнала от чужих людей. Твой отец…
— Нет… он не… — Слова застряли у нее в горле.
— Его банк сгорел. Мортимер пытался вынести деньги вкладчиков из сейфа, когда обвалилась крыша. — Он нежно взял ее за руки. — Боюсь, он погиб. Феннивик тоже.
Пруденс задрожала, явно стараясь сдержать нахлынувшие на нее горестные чувства, и внезапно ненависть к ней исчезла из моей души. Грейс Пратвелл вошла в комнату, и Натаниэль сообщил ей печальную новость. Пришли и сестры Пруденс, услышавшие шум, и вскоре все они стенали и рыдали.
Резкий стук в дверь прервал это проявление горя. Дворецкий с виноватым видом ввел в гостиную красивого молодого офицера.
— Я только что получил приказ, мадам, — начал тот официальным тоном, снимая фуражку и подходя к миссис Пратвелл. — Ноб-Хилл должен быть эвакуирован.
Пруденс поднесла к глазам отороченный кружевом носовой платочек с вышитой золотой нитью монограммой.
— О нет, только не наш дом. Понимаете, сэр, за сегодняшний день на нас обрушилось слишком много горя.
Натаниэль отвел офицера в сторону.
— Отец молодой леди, Мортимер Пратвелл, погиб совсем недавно при пожаре в центре города.
Офицер, нахмурившись, провел рукой по песочного цвета волосам.
— Весьма сожалею, мисс Пратвелл. — Приблизившись к Пруденс, он протянул ей свой сухой носовой платок. — Возьмите, мисс нельзя допустить, чтобы слезы испортили ваше очаровательное личико.
— Я… нельзя? — Пруденс посмотрела на него и заморгала своими шелковистыми ресницами, пытаясь смахнуть слезы.
— Конечно, нельзя, — он улыбнулся улыбкой, которая укротила бы тигра. — Сказать откровенно, вы самая прелестная девушка, которую я встретил после того, как началось это ужасное землетрясение. А может и за всю мою жизнь.
Пруденс улыбнулась в ответ, вытирая глаза.
— Должна сказать вам, сэр, что если бы все офицеры армии США были такими сладкоречивыми, вам бы никогда не пришлось сражаться с врагами, вы бы с легкостью уговорили их прекратить военные действия.
Офицер опять улыбнулся, покраснев до корней волос.
— Я с удовольствием лично помогу вам и вашей семье, мисс Пратвелл, выехать из города. Вам есть куда поехать?
Пруденс уставилась в пол, покусывая нижнюю губу.
— Да нет, ничего в голову не приходит.
— В таком случае, — предложил офицер, — вас могут принять мои родители. Я не сказал вам, что у них ранчо к югу от Монтеррея? Обширные пастбища, пара сотен голов скота, большая гасьенда, в которой хватит места для всей вашей семьи.
— Вы слишком добры, — ответила Пруденс дрожащим голосом.
Офицер предложил ей руку, которую девушка охотно приняла.
— Не беспокойтесь ни о чем, дорогая леди. Я лично прослежу, чтобы о вас хорошо позаботились, — заверил он ее, и они направились к выходу. — Я не сказал вам, что срок моей службы истекает через шесть месяцев?
Мы с Натаниэлем обменялись понимающим взглядом.
— Думаю, у Пруденс все будет в порядке, — заметила я.
— Здание вот-вот обрушится, — Натаниэль схватил меня за руку и потащил — почти понес — к машине, которую оставил за пару кварталов от здания суда. Усадив меня на место для пассажиров, он сам сел за руль, но не спешил завести мотор. Волосы его были обсыпаны пеплом, лицо раскраснелось от жара, что придавало ему несколько дикарский вид, заставивший мою кровь быстрее бежать по жилам.
Я проследила направление его взгляда — он был устремлен в сторону порта, который превратился в один огромный костер. Где-то там, в центре этого костра, находились и обгоревшие остатки того, что когда-то было его компанией.
— Плоды труда двух поколений превратились в дым, — с горечью проговорил Натаниэль, сжимая руль. — Надеюсь, мои люди успели выбраться оттуда. Я видел смерть, но не такую ужасную, как та, свидетелями которой мы только что стали.
Я взяла его за руку, сжав ее в попытке хоть как-то его утешить. Я не имею права жаловаться, сказала я себе. В конце концов он ничего мне не обещал.
— Ты думаешь о Пруденс, да? Ты хочешь поехать к ней и рассказать про отца.
Он кивнул. В глазах промелькнуло удивление.
— Не думал, что ты поймешь. У меня не осталось к ней никаких чувств, кроме жалости, но все же мне не хотелось бы, чтобы она узнала об этом от чужих людей.
— Конечно, — согласилась я, хотя от одной мысли о том, что придется еще раз увидеться с Пруденс, живот у меня свело. Я взглянула на часы, вспоминая. На Ноб-Хилл пожары начнутся лишь на рассвете следующего дня. — Все в порядке, — сказала я. — Мы можем смело ехать на Ноб-Хилл; у нас вполне хватит времени вернуться в твой дом до начала пожаров.
Он посмотрел на меня с благодарностью и другим, более теплым чувством, потом привлек к себе и прижался к моим губам в страстном поцелуе. Я ощутила на губах вкус дыма и, закрыв глаза, почувствовала жар, вызванный вовсе не адскими пожарами, полыхавшими вокруг.
— Нам надо выбираться отсюда, — прошептал он, глядя на меня так, словно не хотел выпускать меня из объятий. Биение его сердца эхом отдавалось у меня в ушах. Испытывал ли он ко мне только сексуальное влечение? Одна моя половина страстно хотела верить, что это было нечто большее, вторая не осмеливалась даже мечтать о чем-то подобном. Во всяком случае не в разгар самого жуткого кошмара столетия.
Особняк Пратвеллов на вершине Ноб-Хилл четко выделялся на фоне красноватого дыма и выглядел как монумент обреченности. На огромной лужайке перед домом были разложены картины старых мастеров. Слуги вынимали их из рам и скатывали в трубки, чтобы вывезти из города вместе с фамильным серебром.
Дворецкий открыл дверь и провел нас в гостиную. Вошла Пруденс. Увидев серьезное лицо Натаниэля, она побледнела.
— Твой приход ко мне означает, что случилось что-то плохое, — прошептала она.
Натаниэль кивнул, подтверждая ее опасения.
— Сожалею, что приходится говорить об этом, но я не хотел, чтобы ты узнала от чужих людей. Твой отец…
— Нет… он не… — Слова застряли у нее в горле.
— Его банк сгорел. Мортимер пытался вынести деньги вкладчиков из сейфа, когда обвалилась крыша. — Он нежно взял ее за руки. — Боюсь, он погиб. Феннивик тоже.
Пруденс задрожала, явно стараясь сдержать нахлынувшие на нее горестные чувства, и внезапно ненависть к ней исчезла из моей души. Грейс Пратвелл вошла в комнату, и Натаниэль сообщил ей печальную новость. Пришли и сестры Пруденс, услышавшие шум, и вскоре все они стенали и рыдали.
Резкий стук в дверь прервал это проявление горя. Дворецкий с виноватым видом ввел в гостиную красивого молодого офицера.
— Я только что получил приказ, мадам, — начал тот официальным тоном, снимая фуражку и подходя к миссис Пратвелл. — Ноб-Хилл должен быть эвакуирован.
Пруденс поднесла к глазам отороченный кружевом носовой платочек с вышитой золотой нитью монограммой.
— О нет, только не наш дом. Понимаете, сэр, за сегодняшний день на нас обрушилось слишком много горя.
Натаниэль отвел офицера в сторону.
— Отец молодой леди, Мортимер Пратвелл, погиб совсем недавно при пожаре в центре города.
Офицер, нахмурившись, провел рукой по песочного цвета волосам.
— Весьма сожалею, мисс Пратвелл. — Приблизившись к Пруденс, он протянул ей свой сухой носовой платок. — Возьмите, мисс нельзя допустить, чтобы слезы испортили ваше очаровательное личико.
— Я… нельзя? — Пруденс посмотрела на него и заморгала своими шелковистыми ресницами, пытаясь смахнуть слезы.
— Конечно, нельзя, — он улыбнулся улыбкой, которая укротила бы тигра. — Сказать откровенно, вы самая прелестная девушка, которую я встретил после того, как началось это ужасное землетрясение. А может и за всю мою жизнь.
Пруденс улыбнулась в ответ, вытирая глаза.
— Должна сказать вам, сэр, что если бы все офицеры армии США были такими сладкоречивыми, вам бы никогда не пришлось сражаться с врагами, вы бы с легкостью уговорили их прекратить военные действия.
Офицер опять улыбнулся, покраснев до корней волос.
— Я с удовольствием лично помогу вам и вашей семье, мисс Пратвелл, выехать из города. Вам есть куда поехать?
Пруденс уставилась в пол, покусывая нижнюю губу.
— Да нет, ничего в голову не приходит.
— В таком случае, — предложил офицер, — вас могут принять мои родители. Я не сказал вам, что у них ранчо к югу от Монтеррея? Обширные пастбища, пара сотен голов скота, большая гасьенда, в которой хватит места для всей вашей семьи.
— Вы слишком добры, — ответила Пруденс дрожащим голосом.
Офицер предложил ей руку, которую девушка охотно приняла.
— Не беспокойтесь ни о чем, дорогая леди. Я лично прослежу, чтобы о вас хорошо позаботились, — заверил он ее, и они направились к выходу. — Я не сказал вам, что срок моей службы истекает через шесть месяцев?
Мы с Натаниэлем обменялись понимающим взглядом.
— Думаю, у Пруденс все будет в порядке, — заметила я.