Страница:
-- В чем все-таки заключался твой особый подход?
-- Особый звучит слишком громко. Я не верил, что в СССР можно декретировать капитализм такого типа, как в Америке. С другой стороны, существующая система дошла до ручки и нужно было что-то предпринять. В моей концепции было отведено место для рыночного хозяйства, но его предстояло долго выращивать и выхаживать. Я называл это параллельной экономикой. Эти предприятия должны были построить западные инвесторы, для которых следовало создать благоприятные условия. Почему западные? Потому что своих реально не было, это первое, плюс нужен был другой опыт, другой подход, другой стиль. Старая экономика на долгое время, лет на 5, 7 или 10, оставалась казенной -потому что на рынке она из-за отсталой структуры не смогла бы конкурировать. По этой же причине ее нельзя было приватизировать: большинство предприятий сразу бы обанкротилось. Это, кстати, все давно понимали, только Чубайсу и подобным вивисекторам на это было в высшей степени начхать, равно на миллионы людей, которые останутся без средств к существованию.
-- Сергей, а ты уверен, что параллельная экономика могла бы функционировать одновременно с плановой? Не то, что я против, просто такой симбиоз кажется нереальным.
-- Когда кажется, немедленно перекрестись, так всегда поступают истинно русские люди. Смешанная экономика -- штука реальная, но, разумеется, даром ее получить нельзя. Пришлось бы переписать половину советских законов, поменять сто процентов советских привычек, но это плата за вход. Если на протяжении десятилетий плановое хозяйство уживалось с черным рынком, с подпольной экономикой, то параллельная отнюдь не хуже. Вдобавок политика государства будет ее поощрять. Одновременно будет происходить постепенное сворачивание военной промышленности: сразу нельзя, потому что опять же миллионы останутся без куска хлеба. Плюс вся валюта от продажи нефти и газа пойдет на поддержание курса рубля, который станет конвертируемым. В период становления новой экономики пришлось бы практиковать протекционизм, как это делали японцы, пока они пестовали свою индустрию. За 10-15 лет могла возникнуть промышленность, годная для выхода на мировой рынок. Вот в общих чертах, что я тогда думал. В отличие от всех официальных реформаторов, я предлагал медленный процесс, он другим быть не мог. Нельзя учить прыжкам с парашютом, выталкивая за борт людей, у которых нет парашюта. Постепенное внедрение параллельной экономики давало не то что гарантии, но хотя бы надежду, что удастся создать корпус новых законов, что население и чиновничество привыкнут к рынку, поймут новые порядки.
-- Сергей, но ихние реформы были поспешными еще и потому, что ситуация ухудшалась очень быстро.
-- Хорошее замечание. Только не забудь, что в результате они только ускорили катастрофу. Я про это думал и, как мне казалось, видел просвет. Нужна была стабилизация, для чего требовалась диктатура. Глаза не таращь, я говорю про экономическую диктатуру. Нужно было закончить войну, прекратить экспансию, взять курс на сворачивание милитаризма. Плюс, разумеется, экономия во всем. Японцы на пути превращения в мировую экономическую державу поддерживали жесткую финансовую дисциплину. За границу разрешалось ездить только по делу и с очень ограниченными деньгами.
-- Русские -- не японцы.
-- Спасибо, что поделился этим ценным открытием. Хочешь жить -- умей вертеться. Добиться процветания посредством растраты заманчиво, но едва ли возможно. Я никому не гарантировал стопроцентного, неизбежного, исторически обусловленного успеха. Я предлагал попытку, которая имела шанс достичь цели, однако -- при выполнении условий. Я хочу малость отвлечься от моих прожектов, которые не состоялись, даже не начавшись. Я отзываюсь про реформаторов-нуворишей с раздражением, несдержанно, однако вряд ли имею на это моральное право. Многие годы я был частью класса, сидевшего на народной шее. Из песни слов не выкинешь. Мне платили хорошие деньги за проповедь фантастической политэкономии, за липовые справки об эффективности, за разорительные оборонные проекты. Реформаторы пришли из того же самого социального слоя, они просто переплюнули нас в масштабах. И в наглости. К этому я сейчас перейду. Я вплотную столкнулся с новой реальностью в 89-ом году.
-- В этом году мама умерла, в январе.
-- Знаю. Вплоть до последнего дня я проявлял чудеса изворотливости, чтобы добиться командировки в Штаты.
-- Почему ты просто не поехал, за свой счет?
-- С моей формой секретности это было невозможно. Командировка -другое дело, государственные интересы. Дан приказ ему на Запад... Так вот, в этих хлопотах я довольно часто общался с т. н. выездной публикой на предмет ума набраться. Многих я знал через Киру.
-- Что это за люди -- выездные?
-- Этот кадровый термин относится к персоналу, который имеет чистую анкету и годится для зарубежных поездок. Так вот, один из этих людей -помнится, это было застолье -- со смехом рассказал, что сицилийская мафия вдруг стала покупать рубли на вес, авиационными контейнерами. Посыпались остроты: в Сицилии мода на обои a la russe и прочее в таком же роде. Я мог забыть про этот разговор, если бы вскоре на улице не натолкнулся на Джорджио. По паспорту он был Георгий, но любил хвастать отцом итальянцем. Внешность и вправду была вполне средиземноморская. Он служил в конторе по импорту кинофильмов, но был по всей видимости офицер КГБ. Откуда ты нынче, спросил я, поскольку он регулярно ездил за кордон, за бугор. Из Рима. Это правда, что мафия скупает рубли, как бумагу? Джорджио тонко улыбнулся и промолчал. Следовательно, подтверждаешь? Я могу только подтвердить, что ты задаешь странные вопросы о странном поведении итальянской орг-пре-ступности, выражающемся в массовом приобретении советских дензнаков. Мы поехали к нему домой и крепко накушались -- кагебешники не пьют в общественных местах. На прощанье он меня обнял и доверительно шепнул: Ты все про Италию пытаешь, а я тебе по-дружески дам практический совет насчет отечества. Поступай по завету Николай Ивановича. В такси по дороге домой я все время про его слова думал, хотя был сильно поддавши.
-- Сергей, притормози, будь добр. Про какого Николай Ивановича идет речь?
-- Про Бухарина, конечно, про лозунг его Обогащайтесь! Скоро я убедился, что Джорджио не соврал. В 90-м году сообщения про оптовую торговлю внутренними рублями пошли густо, перестали быть экзотикой.
-- Внутренними? Разве были другие?
-- Были. Официально рубль не был конвертируемой валютой, однако советские внешнеторговые организации использовали учетную единицу под названием инвалютный или золотой рубль. Его нельзя было пощупать в виде банкнот, но он был реальнее, чем бумажные рубли, к которым все привыкли. Потому что в международных торговых сделках инвалютный рубль принимался как законный тендер.
-- Тендер? Это что-то железнодорожное.
-- Моя вина. Тендер -- это предложение или платежное средство. Если я дал тебе тендер на 1 миллион рублей за поставку прокатного стана, это значило, что в конце ты получишь от меня миллион 200 тысяч долларов, потому что такой был курс: доллар двадцать за инвалютный рубль. Но теперь на Западе торговали обычными рублями, которые раньше имели очень малое хождение за пределами соц-системы. Их брали бизнесмены, ехавшие в СССР, брали на личные расходы, чтобы не обменивать доллары. Курс на черном рынке был 5-6 рублей за доллар. Предвижу твое соображение, что больше деловых людей стало приезжать в СССР. Нет, это не было причиной, что рубли стали продавать миллионами и миллиардами, продавались буквально на вес. Ну, как -- сообразил почему?
-- Нет.
-- Ты не одинок. Многие на Западе в недоумении чесали затылки. Только по-настоящему интеллигентные, лишенные предрассудков личности, как мафиози или конартисты, поняли, какие возможности открылись в эпоху перестройки. Для них это была задачка по арифметике на три действия. Первое: купить рубли, второе: открыть в советском банке рублевый счет под видом кооператива или частной компании, третье: приобрести нефть или другое сырье, четвертое: экспортировать купленный товар и продать с чудовищной прибылью. Прошу прощения, не три действия, а все четыре. Благодаря реформам Михал Сергеича все стало дозволено, частникам разрешили покупать по безналичному расчету и по твердым ценам, монополия внешней торговли больше не существовала. Хочешь знать, какого порядка прибыли извлекались при этих сделках?
-- Ну, да, конечно.
-- Смотри, пожалеешь.
-- Это почему?
-- Зачем, спросишь ты себя, я истратил свои лучшие годы за партой в то самое время, когда надо было деньги ковать?. Так вот, слушай. Тонна нефти стоила в стране победившего социализма 26 рублей, за бугром продавалась за 140 долларов. Советский четвертак умным людям обходился не дороже 5 долларов, при покупке на вес -- и того меньше, но не станем мелочиться. При цене за тонну в пятерку, навар был 135 -- долларов, не рублей. Для полноты картины нужно вычесть расходы, взятки и прочие проявления благодарности, но все равно возврат на каждый вложенный доллар составлял полторы-две тысячи процентов. Солидные прибыли приносили также цветные и драгметаллы, некоторые другие виды сырья.
-- Встречный вопрос: а что ж ты не воспользовался?
-- Чем?
-- Открывшимися фантастическими возможностями, чем же еще.
-- Много будешь знать -- скоро состаришься, это раз, а во-вторых, кто тебе сказал, что в это судьбоносное время я разевал варежку?
-- Ага, вот откуда взялись доллары, спрятанные в картине!
-- Вот ты о чем!
-- А ты думал о чем! Твое экономическое воспитание начинает приносить плоды.
-- Какие плоды?
-- Горькие плоды познания. Теперь я знаю, что зеленые, укрытые за фасадом Руссо, пахнут русской нефтью. Тюменской?
-- Хрен с тобой, слушай правдивую историю этих злополучных долларов. Я хотел к ней подойти хронологически, чтобы понятнее было, но ничего не поделаешь. С 89-ого года я трудился в кооперативе, приятель привлек, очень расторопный мужчина. Подозреваю, что я ему нужен был, главным образом, как составитель писем в министерства, еще доктор экономических наук придавал солидности. Как бы то ни было, в качестве замдиректора по экономическим вопросам я получал зарплату 2-3 тысячи рублей, одним словом -- угар перестройки. Занимались мы издательской деятельностью, используя казенное полиграфическое оборудование, отыскали в одном информационном институте вполне современные импортные ксероксы, машины для фотонабора и ротопринты. Выпускали календари, поваренные книги, пособия how-to, прочую мелочевку, кажется, даже порнографию. В последние дни 91-го года, когда было объявлено о предстоящей отмене социализма, творились многие чудеса. В частности, банки обменивали своим людям безналичные рубли на реальные доллары по курсу два доллара за рубль. Было такое проявление номенклатурной солидарности. Мой генеральный директор сумел этим способом заполучить миллион с лишним зеленых, из каковой суммы отстегнул верхушке кооператива.
-- Вот оно что! Прости за глупые подозрения.
-- Не бери в голову.
-- У меня есть конструктивная идея. Пустить эти деньги на выпуск газеты Новая Искра, с помощью которой в России возродится утраченный социализм.
-- Моя идея еще лучше. В России практически нет базовых книг по истории, экономике и другим социальным дисциплинам, которые здесь воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Давай займемся переводом и изданием таких книг, сколько денег хватит, потом может еще кто-нибудь подкинет. Но это так, пища для размышлений. Итак, в девяностом году ситуация ухудшалась буквально день ото дня.
-- Ты про что говоришь: про политическую ситуацию или экономику?
-- Что за вопрос! Все летело в тартарары. Я уже, кажется, упоминал, что из-за предстоящего повышения цен магазины совершенно опустели. Дефицит бюджета достиг 200 миллиардов. Горбачев с подпевалами продолжали пропагандировать успехи нового мышления, а настоящие люди в номенклатуре занимались делами: расхищение казны, дешевая распродажа национальных богатств, присвоение государственной собственности. Бесследно исчезли огромные суммы из 170 миллиардов долларов, вырученных от продажи нефти в 70-х и начале 80-х. Финансовая система разлагалась на глазах.
-- Имеется в виду продажа рублей, про которую ты рассказывал?
-- Она в первую очередь. В этом странном на первый взгляд немыслимом предприятии участвовали отборные кадры -- офицеры КГБ, дипломаты, внешторговцы. Это дает основания искать организацию, какую-то государственную функцию или санкцию. Что-то в этом роде. До сих пор нет ясности, но невозможно отделаться от впечатления, что была замешана часть правительственного или партийного аппарата, возможно, и то, и другое.
-- Не хочешь ли ты сказать, что сам Горбачев мог быть замешан?
-- Куда ему! Кишка тонка. Его масштаб -- пиццу рекламировать. Нет, матушка, там орудовали молодцы покрепче. Стоит упомянуть, что КПСС располагала сетью коммерческих предприятий по всему миру: так было легче, удобнее финансировать агентов КГБ, братские компартии, прочие прогрессивные силы. С виду это были и, я думаю, продолжают быть, обыкновенные банки, фабрики и тому подобные конторы. Разница лишь в том, что подлинный владелец находился на Старой площади. Мне почему-то кажется, что это был также идеальный канал для сбыта бумажных рублей, золота, для укрытия нефтедолларов, одним словом, для всей кипучей деятельности на благо мировой революции, которая развернулась в то время. В этой обстановке похоронным звоном прозвучало решение Украины объявить суверенитет. Все больше Советский Союз становился пустой формальностью. Братские республики при любом удобном случае ставили свои интересы выше союзных. В умах жителей Российской Федерации -- бюрократов, интеллигентов и прочих -- все чаще возникал мучительный вопрос: а мы как же? В этой атмосфере Борис Николаевич Ельцин развернул знамя росийского суверенитета. Решение простое и гениальное, как колумбово яйцо. Советский Союз возник, когда войска РСФСР завоевали, или освободили, бывшие окраины империи, ставшие союзными республиками. Видимость федеративной структуры не скрывала доминирующего положения Москвы, т. е. России. Именно поэтому у РСФСР не было отдельной столицы, партии и т. п. Повторяю, 70 лет в умах всех Советский Союз был расширенной Россией. Вспыхнувшее при Горбачеве движение за суверенитет было попыткой освободиться от гнетущей опеки старшего брата. Вдруг нашелся деятель, заявивший о суверенитете РСФСР. Против кого он был направлен, этот новорожденный суверенитет?
-- Не знаю. Мне это представляется игрой в слова. Я тебя слушаю, слушаю, и никак не соображу, почему ты придаешь этому такое значение...
-- Не соображаешь? По этой причине ты сидишь в Квинсе, а верный сын нашего народа во-время понявший, что это такое, заседает в Кремле. Нет, суверенитет России иначе, как гениальной находкой не назовешь. Конечно, в моральном смысле, это был маневр из крыловской басни Волк на псарне, который не обманул ни украинцев, ни литовцев, но не на них он был рассчитан. Первым делом, Ельцин и его сторонники приобрели огромную базу, политическую и экономическую. Был еще один аспект, который стоит затронуть. На служилую фрондирующую интеллигенцию России вдруг свалилась душеспасительная отмазка, если воспользоваться блатным термином. К этому времени многие чувствовали себя не совсем уютно по поводу повсеместной русской гегемонии в партии и советском государстве. Куда не повернись, власть была в руках русских с привлечением некоторых прочих славян, при условии, что те признавали русское старшинство. Все секретари ЦК были русские, из 150 высших командных постов в армии только 3 были отданы неславянам. И так далее. Всякое утверждение суверенитета национальных республик поэтому воспринималось как протест против русского засилья. Русские, кстати, к этому времени составляли только 53 процента населения. С объявлением суверенитета РСФСР русские как бы приравнивались к угнетенным малым народам, навроде эстонцев. Они тоже были угнетены Советским Союзом, который, видимо, был в руках марсиан. Одним ударом Ельцин оказался в благоприятной позиции в борьбе против Горбачева. Если продолжить логически идею суверенитета и не платить налогов и поборов центру, Россия получала в свое распоряжение огромные ресурсы.
-- Погоди, а как же пресловутый контроль ЦК над всеми сторонами жизни в стране? Ведь в СССР все еще был тоталитарный режим.
-- К этому времени Горбачев смертельно ослабил партию, а без нее тоталитарная система не могла функционировать. Демократия Горбачева была предназначена для его сторонников, но фактически сильно помогла отколовшейся номенклатуре вроде Ельцина. В 90-91 году у Ельцина был явный перевес над Горбачевым.
-- Естественно. Ельцин был в оппозиции и только критиковал, а Горбачев принимал решения, за которые приходилось нести ответственность.
-- Хорошее наблюдение, особенно потому, что в стране к тому времени почти исчезло продовольствие, но я имел в виду другое. Горбачев, как черт ладана, боялся всеобщего голосования, все норовил сам себя назначить, Ельцин, наоборот, так и лез на публику. Посему у него как бы был народный мандат. Его популярность росла, а у Михал Сергеича опустилась до земли. Ельцинское полупьяное панибратство, его опухшая похмельная физиономия оказались потрясающим политическим капиталом. Интеллигенты-номенклатурщики подкидывали ему идеи и лозунги, но народ знал одного Бориса. Так были заложены основы его будущего самодержавия. Советники, считавшие его простачком, зиц-председателем, не углядели, какой это был хитрый, беспринципный, расчетливый манипулятор, который будет избавляться от них, когда пройдет нужда. В конце 90-го года Горбачев, перепугавшись нарастающего свободомыслия и хаоса, решил дать задний ход, отложил рыночные реформы, посадил на главные посты партийных держиморд: Павлова, Крючкова, Пуго... Оппозиция ответила массовой демонстрацией в Москве, конец марта 91-го года. Даже милиция насчитала на улице сто тысяч человек, демократы хвастали, что полмиллиона. Оппозиция показала свою силу и организацию. У проходных московских институтов и предприятий, открытых и закрытых, висели объявления, где и когда собираться, даже в почтовых ящиках вроде того, где я работал. Ты вдумайся, готовилась антиправительственная демонстрация, а КГБ, державший постоянное наблюдение за такими местами, как почтовые ящики, не вмешивался. Я подозреваю, в Комитете были люди и группы, помогавшие демократам.
-- Ты пошел на демонстрацию?
-- И не подумал! Я избегаю говорить про свою скромную особу, но, видимо, придется вставить пару слов. С начала 89-го года, как пришло известие про смерть Розы, я пребывал в состоянии тяжелой депрессии и непрекращающегося запоя. Это, конечно, непатриотично и непохвально, отнюдь. В апреле, после событий в Тбилиси я вышел из КПСС. Пришел в партком и положил билет на стол, никто не сказал мне ни слова, и я ушел. Тбилисские дела лишний раз показали, что реформаторы еще худшее дерьмо и ханжи, чем их предшественники в Политбюро. Горбачев подгадал, чтобы во время расправы его не было в стране. Шеварнадзе, которому поручили лететь в Грузию накануне событий, отказался. Поэтому, когда в 91-м я случайно заскочил в институт и был приглашен на демонстрацию, я взорвался: это никак шествие в защиту Ельцина? -- Ну да, нужно оградить Борис Николаевича от нападок реакционеров! -- Уж это без меня! Слуга покорный охранять одного номенклатурщика от других. На мой вкус это как грудью встать за Генриха Григорьевича Ягоду, когда его заменили на Николай Иваныча Ежова. Или выступить в защиту Ежова после назначения на его место Лаврентий Палыча. А по мне Ельцин ничем не лучще Горбачева, может даже хуже. Ступайте и пусть вам потом будет стыдно! Я как в воду глядел. Недавно встретил одного из прежних сослуживцев, он мне этот эпизод напомнил. Ельцин уверенно переплюнул Горбачева в Чечне: убить 50 или 80 тысяч -- это тебе не 20 человек газом отравить, но лиха беда начало.
-- Ты упомянул запой. Это фигурально, я надеюсь. Ты не похож на хронического алкоголика.
-- Ну, белой горячкой не пахло, это ты правильно подметил, но пил много. Вообще, странная была жизнь. На работе я появлялся изредка, никому до этого не было дела; еще я числился в кооперативе, где огребал дурные деньги, хотя практически ничего не делал. Кроме пьянства, я все время читал, это правда. За эти годы прочел чертову уйму хороших книг. И не романов, а серьезных книг, преимущественно по истории. Мне сейчас пришло в голову, что не случайно в русской литературе лучшие и единственные герои -- лишние люди. Писатели потому видимо не изображают лидеров, деятелей, что их днем с огнем не сыщешь в жизни. Знаешь, только тогда, будучи в преклонных годах, я понял, как это непросто, как это муторно и обидно быть лишним человеком. Я иногда думаю, что мои метания, искания и колебания от незрелости, инфантильности. Другим легче, они знают, чего хотят.
-- Должен тебя поправить. Эрих Фромм давно заметил, что внутри мы остаемся детьми, только других считаем взрослыми.
-- Всегда так, только что подумаешь свое, ан нет: оказывается, какой-нибудь немец уже обязательно это раньше написал.
-- Фромм, еврей, из Германии, это правда, но потом в Америке жил. Он, кстати, марксист, это по твоей части.
-- Знаю я твоего Фромма, проходили, но все равно обидно. Ну, да Бог с ним, я по этому поводу первоклассную историю вспомнил, как раз 91-й год. Однажды утром я вскочил рано и так как дома мне не сиделось, отправился побродить. Приехал в Охотный, дальше передвигался пешком, без всякой цели. Где-то на Тверском бульваре, недалеко от дома Герцена, присел на скамейку, достал фляжку с коньяком, которую захватил предусмотрительно, и попиваю, думая ни о чем. Вдруг вырастает передо мной фигура, по виду оборванец, на голове фетровая шляпа. Еще на нем надет китель сталинского покроя, ты их наверно не помнишь, но когда-то они пользовались успехом. Так вот, стоит передо мной этот Гаврош лет семидесяти и смотрит с тяжелой укоризной. Смотрит и молчит, и я молчу. Я не слабонервный и охотников на мою выпивку никогда не привечаю. До него, видимо, дошло, что на укоры совести я не клюну, он и говорит: ты бы угостил меня, товарищ, а то пропаду. Хотел я его отшить, так на языке и вертелось что-нибудь, гусь свинье не товарищ, но сдержался. Стакан у тебя есть? спрашиваю, потому что пить с ним из одной фляжки мне не улыбалось. А как же! И тут же из кармана его извлек. Налил я ему грамм сто, он махнул в один присест и говорит: коньяк у тебя добрый, привозной. Курвуазье, говорю, и еще налил. Он и эту дозу приговорил, потом представился: Хмельной Борис Иваныч, пострадавший через защиту русской мужской чести.
-- Неужели такая фамилия?
-- Я документов не проверял. Тем более, история, которую он тут же выложил, все эти соображения затмила. Итак, в конце сороковых годов этот Борис Иваныч работал переводчиком в одном техническом издательстве. С какого языка? С разных, отвечает. Немецкий и французский знал в совершенстве, английский очень прилично, ну, а про славянские языки и говорить неудобно, хотя особой в них надобности не встречалось. Это по его словам, я снова не проверял. Время было боевое: борьба с космополитизмом, с преклонением перед Западом, отстаивание русского приоритета. Ну, знаешь, что в России изобрели паровоз, радио и так далее. Вот ведь забавно: слова иностранного происхождения безжалостно искоренялись, а на знамени кампании поставили приоритет. Но не в этом соль. Борис Иваныч был книжник и где-то натолкнулся на интересное высказывание. Бывший британский посол в России Джордж Маккартней задался вопросом, почему все фавориты Екатерины Второй были русские. По мнению одних, это делалось, чтобы не дразнить русских подданных, но была и другая теория. По слухам, написал Маккартней, русские няньки постоянно тянут мальчиков за пипиську, что приводит к удлинению мужского инструмента, когда они подрастают. Хмельной пересказал байку в учреждении, народ посмеялся, история пошла гулять сама по себе. Был у него сослуживец по фамилии Любовцов, интересная личность, штатный разливала на пьянках в учреждении, который всегда начинал разливать с себя. Этот товарищ пописывал в газеты и предложил Хмельному сочинить статью. Тот засомневался, больно предмет неприличный. Ничего, пойдет в рубрике исторических курьезов, но все равно показывает русское превосходство. Ладно, изготовили статейку, Любовцов снес ее в Огонек. Скоро оттуда звонят, что материал понравился, проходит редакционную обработку. Соавторы ног под собой не чуют, дрожат от нетерпения. Через несколько дней новый звонок, просят зайти в редакцию. Принял их солидный товарищ: разрешите вас поблагодарить за статью, очень актуальную и боевую, однако печатать ее нецелесообразно, есть такое мнение. Журнал наш особый, его сам товарищ Сталин читает регулярно. Вы, товарищи, не огорчайтесь, мы все равно вам заплатим гонорар по высшей ставке. А как же приоритет? спросил Хмельной в смертельной тоске. Приоритет штука очень важная, но нас могут неправильно понять. Вдобавок, историческая достоверность у вас подкачала. Не все фавориты были русские. Станислава Понятовского и Зорича еще можно пропустить, братья-славяне, но вот Григорий Орлов... Какой же изъян в Орлове? Да ведь Орловы немцы, настоящая фамилия Адлер. Клевета это и поклеп, вскричал Хмельной и грохнул кулаком по столу. Как на зло, со стола упал графин и разбился. Шум, скандал, сочинителей вывела из редакции милиция, позвонили в издательство, последовали оргвыводы.
-- Особый звучит слишком громко. Я не верил, что в СССР можно декретировать капитализм такого типа, как в Америке. С другой стороны, существующая система дошла до ручки и нужно было что-то предпринять. В моей концепции было отведено место для рыночного хозяйства, но его предстояло долго выращивать и выхаживать. Я называл это параллельной экономикой. Эти предприятия должны были построить западные инвесторы, для которых следовало создать благоприятные условия. Почему западные? Потому что своих реально не было, это первое, плюс нужен был другой опыт, другой подход, другой стиль. Старая экономика на долгое время, лет на 5, 7 или 10, оставалась казенной -потому что на рынке она из-за отсталой структуры не смогла бы конкурировать. По этой же причине ее нельзя было приватизировать: большинство предприятий сразу бы обанкротилось. Это, кстати, все давно понимали, только Чубайсу и подобным вивисекторам на это было в высшей степени начхать, равно на миллионы людей, которые останутся без средств к существованию.
-- Сергей, а ты уверен, что параллельная экономика могла бы функционировать одновременно с плановой? Не то, что я против, просто такой симбиоз кажется нереальным.
-- Когда кажется, немедленно перекрестись, так всегда поступают истинно русские люди. Смешанная экономика -- штука реальная, но, разумеется, даром ее получить нельзя. Пришлось бы переписать половину советских законов, поменять сто процентов советских привычек, но это плата за вход. Если на протяжении десятилетий плановое хозяйство уживалось с черным рынком, с подпольной экономикой, то параллельная отнюдь не хуже. Вдобавок политика государства будет ее поощрять. Одновременно будет происходить постепенное сворачивание военной промышленности: сразу нельзя, потому что опять же миллионы останутся без куска хлеба. Плюс вся валюта от продажи нефти и газа пойдет на поддержание курса рубля, который станет конвертируемым. В период становления новой экономики пришлось бы практиковать протекционизм, как это делали японцы, пока они пестовали свою индустрию. За 10-15 лет могла возникнуть промышленность, годная для выхода на мировой рынок. Вот в общих чертах, что я тогда думал. В отличие от всех официальных реформаторов, я предлагал медленный процесс, он другим быть не мог. Нельзя учить прыжкам с парашютом, выталкивая за борт людей, у которых нет парашюта. Постепенное внедрение параллельной экономики давало не то что гарантии, но хотя бы надежду, что удастся создать корпус новых законов, что население и чиновничество привыкнут к рынку, поймут новые порядки.
-- Сергей, но ихние реформы были поспешными еще и потому, что ситуация ухудшалась очень быстро.
-- Хорошее замечание. Только не забудь, что в результате они только ускорили катастрофу. Я про это думал и, как мне казалось, видел просвет. Нужна была стабилизация, для чего требовалась диктатура. Глаза не таращь, я говорю про экономическую диктатуру. Нужно было закончить войну, прекратить экспансию, взять курс на сворачивание милитаризма. Плюс, разумеется, экономия во всем. Японцы на пути превращения в мировую экономическую державу поддерживали жесткую финансовую дисциплину. За границу разрешалось ездить только по делу и с очень ограниченными деньгами.
-- Русские -- не японцы.
-- Спасибо, что поделился этим ценным открытием. Хочешь жить -- умей вертеться. Добиться процветания посредством растраты заманчиво, но едва ли возможно. Я никому не гарантировал стопроцентного, неизбежного, исторически обусловленного успеха. Я предлагал попытку, которая имела шанс достичь цели, однако -- при выполнении условий. Я хочу малость отвлечься от моих прожектов, которые не состоялись, даже не начавшись. Я отзываюсь про реформаторов-нуворишей с раздражением, несдержанно, однако вряд ли имею на это моральное право. Многие годы я был частью класса, сидевшего на народной шее. Из песни слов не выкинешь. Мне платили хорошие деньги за проповедь фантастической политэкономии, за липовые справки об эффективности, за разорительные оборонные проекты. Реформаторы пришли из того же самого социального слоя, они просто переплюнули нас в масштабах. И в наглости. К этому я сейчас перейду. Я вплотную столкнулся с новой реальностью в 89-ом году.
-- В этом году мама умерла, в январе.
-- Знаю. Вплоть до последнего дня я проявлял чудеса изворотливости, чтобы добиться командировки в Штаты.
-- Почему ты просто не поехал, за свой счет?
-- С моей формой секретности это было невозможно. Командировка -другое дело, государственные интересы. Дан приказ ему на Запад... Так вот, в этих хлопотах я довольно часто общался с т. н. выездной публикой на предмет ума набраться. Многих я знал через Киру.
-- Что это за люди -- выездные?
-- Этот кадровый термин относится к персоналу, который имеет чистую анкету и годится для зарубежных поездок. Так вот, один из этих людей -помнится, это было застолье -- со смехом рассказал, что сицилийская мафия вдруг стала покупать рубли на вес, авиационными контейнерами. Посыпались остроты: в Сицилии мода на обои a la russe и прочее в таком же роде. Я мог забыть про этот разговор, если бы вскоре на улице не натолкнулся на Джорджио. По паспорту он был Георгий, но любил хвастать отцом итальянцем. Внешность и вправду была вполне средиземноморская. Он служил в конторе по импорту кинофильмов, но был по всей видимости офицер КГБ. Откуда ты нынче, спросил я, поскольку он регулярно ездил за кордон, за бугор. Из Рима. Это правда, что мафия скупает рубли, как бумагу? Джорджио тонко улыбнулся и промолчал. Следовательно, подтверждаешь? Я могу только подтвердить, что ты задаешь странные вопросы о странном поведении итальянской орг-пре-ступности, выражающемся в массовом приобретении советских дензнаков. Мы поехали к нему домой и крепко накушались -- кагебешники не пьют в общественных местах. На прощанье он меня обнял и доверительно шепнул: Ты все про Италию пытаешь, а я тебе по-дружески дам практический совет насчет отечества. Поступай по завету Николай Ивановича. В такси по дороге домой я все время про его слова думал, хотя был сильно поддавши.
-- Сергей, притормози, будь добр. Про какого Николай Ивановича идет речь?
-- Про Бухарина, конечно, про лозунг его Обогащайтесь! Скоро я убедился, что Джорджио не соврал. В 90-м году сообщения про оптовую торговлю внутренними рублями пошли густо, перестали быть экзотикой.
-- Внутренними? Разве были другие?
-- Были. Официально рубль не был конвертируемой валютой, однако советские внешнеторговые организации использовали учетную единицу под названием инвалютный или золотой рубль. Его нельзя было пощупать в виде банкнот, но он был реальнее, чем бумажные рубли, к которым все привыкли. Потому что в международных торговых сделках инвалютный рубль принимался как законный тендер.
-- Тендер? Это что-то железнодорожное.
-- Моя вина. Тендер -- это предложение или платежное средство. Если я дал тебе тендер на 1 миллион рублей за поставку прокатного стана, это значило, что в конце ты получишь от меня миллион 200 тысяч долларов, потому что такой был курс: доллар двадцать за инвалютный рубль. Но теперь на Западе торговали обычными рублями, которые раньше имели очень малое хождение за пределами соц-системы. Их брали бизнесмены, ехавшие в СССР, брали на личные расходы, чтобы не обменивать доллары. Курс на черном рынке был 5-6 рублей за доллар. Предвижу твое соображение, что больше деловых людей стало приезжать в СССР. Нет, это не было причиной, что рубли стали продавать миллионами и миллиардами, продавались буквально на вес. Ну, как -- сообразил почему?
-- Нет.
-- Ты не одинок. Многие на Западе в недоумении чесали затылки. Только по-настоящему интеллигентные, лишенные предрассудков личности, как мафиози или конартисты, поняли, какие возможности открылись в эпоху перестройки. Для них это была задачка по арифметике на три действия. Первое: купить рубли, второе: открыть в советском банке рублевый счет под видом кооператива или частной компании, третье: приобрести нефть или другое сырье, четвертое: экспортировать купленный товар и продать с чудовищной прибылью. Прошу прощения, не три действия, а все четыре. Благодаря реформам Михал Сергеича все стало дозволено, частникам разрешили покупать по безналичному расчету и по твердым ценам, монополия внешней торговли больше не существовала. Хочешь знать, какого порядка прибыли извлекались при этих сделках?
-- Ну, да, конечно.
-- Смотри, пожалеешь.
-- Это почему?
-- Зачем, спросишь ты себя, я истратил свои лучшие годы за партой в то самое время, когда надо было деньги ковать?. Так вот, слушай. Тонна нефти стоила в стране победившего социализма 26 рублей, за бугром продавалась за 140 долларов. Советский четвертак умным людям обходился не дороже 5 долларов, при покупке на вес -- и того меньше, но не станем мелочиться. При цене за тонну в пятерку, навар был 135 -- долларов, не рублей. Для полноты картины нужно вычесть расходы, взятки и прочие проявления благодарности, но все равно возврат на каждый вложенный доллар составлял полторы-две тысячи процентов. Солидные прибыли приносили также цветные и драгметаллы, некоторые другие виды сырья.
-- Встречный вопрос: а что ж ты не воспользовался?
-- Чем?
-- Открывшимися фантастическими возможностями, чем же еще.
-- Много будешь знать -- скоро состаришься, это раз, а во-вторых, кто тебе сказал, что в это судьбоносное время я разевал варежку?
-- Ага, вот откуда взялись доллары, спрятанные в картине!
-- Вот ты о чем!
-- А ты думал о чем! Твое экономическое воспитание начинает приносить плоды.
-- Какие плоды?
-- Горькие плоды познания. Теперь я знаю, что зеленые, укрытые за фасадом Руссо, пахнут русской нефтью. Тюменской?
-- Хрен с тобой, слушай правдивую историю этих злополучных долларов. Я хотел к ней подойти хронологически, чтобы понятнее было, но ничего не поделаешь. С 89-ого года я трудился в кооперативе, приятель привлек, очень расторопный мужчина. Подозреваю, что я ему нужен был, главным образом, как составитель писем в министерства, еще доктор экономических наук придавал солидности. Как бы то ни было, в качестве замдиректора по экономическим вопросам я получал зарплату 2-3 тысячи рублей, одним словом -- угар перестройки. Занимались мы издательской деятельностью, используя казенное полиграфическое оборудование, отыскали в одном информационном институте вполне современные импортные ксероксы, машины для фотонабора и ротопринты. Выпускали календари, поваренные книги, пособия how-to, прочую мелочевку, кажется, даже порнографию. В последние дни 91-го года, когда было объявлено о предстоящей отмене социализма, творились многие чудеса. В частности, банки обменивали своим людям безналичные рубли на реальные доллары по курсу два доллара за рубль. Было такое проявление номенклатурной солидарности. Мой генеральный директор сумел этим способом заполучить миллион с лишним зеленых, из каковой суммы отстегнул верхушке кооператива.
-- Вот оно что! Прости за глупые подозрения.
-- Не бери в голову.
-- У меня есть конструктивная идея. Пустить эти деньги на выпуск газеты Новая Искра, с помощью которой в России возродится утраченный социализм.
-- Моя идея еще лучше. В России практически нет базовых книг по истории, экономике и другим социальным дисциплинам, которые здесь воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Давай займемся переводом и изданием таких книг, сколько денег хватит, потом может еще кто-нибудь подкинет. Но это так, пища для размышлений. Итак, в девяностом году ситуация ухудшалась буквально день ото дня.
-- Ты про что говоришь: про политическую ситуацию или экономику?
-- Что за вопрос! Все летело в тартарары. Я уже, кажется, упоминал, что из-за предстоящего повышения цен магазины совершенно опустели. Дефицит бюджета достиг 200 миллиардов. Горбачев с подпевалами продолжали пропагандировать успехи нового мышления, а настоящие люди в номенклатуре занимались делами: расхищение казны, дешевая распродажа национальных богатств, присвоение государственной собственности. Бесследно исчезли огромные суммы из 170 миллиардов долларов, вырученных от продажи нефти в 70-х и начале 80-х. Финансовая система разлагалась на глазах.
-- Имеется в виду продажа рублей, про которую ты рассказывал?
-- Она в первую очередь. В этом странном на первый взгляд немыслимом предприятии участвовали отборные кадры -- офицеры КГБ, дипломаты, внешторговцы. Это дает основания искать организацию, какую-то государственную функцию или санкцию. Что-то в этом роде. До сих пор нет ясности, но невозможно отделаться от впечатления, что была замешана часть правительственного или партийного аппарата, возможно, и то, и другое.
-- Не хочешь ли ты сказать, что сам Горбачев мог быть замешан?
-- Куда ему! Кишка тонка. Его масштаб -- пиццу рекламировать. Нет, матушка, там орудовали молодцы покрепче. Стоит упомянуть, что КПСС располагала сетью коммерческих предприятий по всему миру: так было легче, удобнее финансировать агентов КГБ, братские компартии, прочие прогрессивные силы. С виду это были и, я думаю, продолжают быть, обыкновенные банки, фабрики и тому подобные конторы. Разница лишь в том, что подлинный владелец находился на Старой площади. Мне почему-то кажется, что это был также идеальный канал для сбыта бумажных рублей, золота, для укрытия нефтедолларов, одним словом, для всей кипучей деятельности на благо мировой революции, которая развернулась в то время. В этой обстановке похоронным звоном прозвучало решение Украины объявить суверенитет. Все больше Советский Союз становился пустой формальностью. Братские республики при любом удобном случае ставили свои интересы выше союзных. В умах жителей Российской Федерации -- бюрократов, интеллигентов и прочих -- все чаще возникал мучительный вопрос: а мы как же? В этой атмосфере Борис Николаевич Ельцин развернул знамя росийского суверенитета. Решение простое и гениальное, как колумбово яйцо. Советский Союз возник, когда войска РСФСР завоевали, или освободили, бывшие окраины империи, ставшие союзными республиками. Видимость федеративной структуры не скрывала доминирующего положения Москвы, т. е. России. Именно поэтому у РСФСР не было отдельной столицы, партии и т. п. Повторяю, 70 лет в умах всех Советский Союз был расширенной Россией. Вспыхнувшее при Горбачеве движение за суверенитет было попыткой освободиться от гнетущей опеки старшего брата. Вдруг нашелся деятель, заявивший о суверенитете РСФСР. Против кого он был направлен, этот новорожденный суверенитет?
-- Не знаю. Мне это представляется игрой в слова. Я тебя слушаю, слушаю, и никак не соображу, почему ты придаешь этому такое значение...
-- Не соображаешь? По этой причине ты сидишь в Квинсе, а верный сын нашего народа во-время понявший, что это такое, заседает в Кремле. Нет, суверенитет России иначе, как гениальной находкой не назовешь. Конечно, в моральном смысле, это был маневр из крыловской басни Волк на псарне, который не обманул ни украинцев, ни литовцев, но не на них он был рассчитан. Первым делом, Ельцин и его сторонники приобрели огромную базу, политическую и экономическую. Был еще один аспект, который стоит затронуть. На служилую фрондирующую интеллигенцию России вдруг свалилась душеспасительная отмазка, если воспользоваться блатным термином. К этому времени многие чувствовали себя не совсем уютно по поводу повсеместной русской гегемонии в партии и советском государстве. Куда не повернись, власть была в руках русских с привлечением некоторых прочих славян, при условии, что те признавали русское старшинство. Все секретари ЦК были русские, из 150 высших командных постов в армии только 3 были отданы неславянам. И так далее. Всякое утверждение суверенитета национальных республик поэтому воспринималось как протест против русского засилья. Русские, кстати, к этому времени составляли только 53 процента населения. С объявлением суверенитета РСФСР русские как бы приравнивались к угнетенным малым народам, навроде эстонцев. Они тоже были угнетены Советским Союзом, который, видимо, был в руках марсиан. Одним ударом Ельцин оказался в благоприятной позиции в борьбе против Горбачева. Если продолжить логически идею суверенитета и не платить налогов и поборов центру, Россия получала в свое распоряжение огромные ресурсы.
-- Погоди, а как же пресловутый контроль ЦК над всеми сторонами жизни в стране? Ведь в СССР все еще был тоталитарный режим.
-- К этому времени Горбачев смертельно ослабил партию, а без нее тоталитарная система не могла функционировать. Демократия Горбачева была предназначена для его сторонников, но фактически сильно помогла отколовшейся номенклатуре вроде Ельцина. В 90-91 году у Ельцина был явный перевес над Горбачевым.
-- Естественно. Ельцин был в оппозиции и только критиковал, а Горбачев принимал решения, за которые приходилось нести ответственность.
-- Хорошее наблюдение, особенно потому, что в стране к тому времени почти исчезло продовольствие, но я имел в виду другое. Горбачев, как черт ладана, боялся всеобщего голосования, все норовил сам себя назначить, Ельцин, наоборот, так и лез на публику. Посему у него как бы был народный мандат. Его популярность росла, а у Михал Сергеича опустилась до земли. Ельцинское полупьяное панибратство, его опухшая похмельная физиономия оказались потрясающим политическим капиталом. Интеллигенты-номенклатурщики подкидывали ему идеи и лозунги, но народ знал одного Бориса. Так были заложены основы его будущего самодержавия. Советники, считавшие его простачком, зиц-председателем, не углядели, какой это был хитрый, беспринципный, расчетливый манипулятор, который будет избавляться от них, когда пройдет нужда. В конце 90-го года Горбачев, перепугавшись нарастающего свободомыслия и хаоса, решил дать задний ход, отложил рыночные реформы, посадил на главные посты партийных держиморд: Павлова, Крючкова, Пуго... Оппозиция ответила массовой демонстрацией в Москве, конец марта 91-го года. Даже милиция насчитала на улице сто тысяч человек, демократы хвастали, что полмиллиона. Оппозиция показала свою силу и организацию. У проходных московских институтов и предприятий, открытых и закрытых, висели объявления, где и когда собираться, даже в почтовых ящиках вроде того, где я работал. Ты вдумайся, готовилась антиправительственная демонстрация, а КГБ, державший постоянное наблюдение за такими местами, как почтовые ящики, не вмешивался. Я подозреваю, в Комитете были люди и группы, помогавшие демократам.
-- Ты пошел на демонстрацию?
-- И не подумал! Я избегаю говорить про свою скромную особу, но, видимо, придется вставить пару слов. С начала 89-го года, как пришло известие про смерть Розы, я пребывал в состоянии тяжелой депрессии и непрекращающегося запоя. Это, конечно, непатриотично и непохвально, отнюдь. В апреле, после событий в Тбилиси я вышел из КПСС. Пришел в партком и положил билет на стол, никто не сказал мне ни слова, и я ушел. Тбилисские дела лишний раз показали, что реформаторы еще худшее дерьмо и ханжи, чем их предшественники в Политбюро. Горбачев подгадал, чтобы во время расправы его не было в стране. Шеварнадзе, которому поручили лететь в Грузию накануне событий, отказался. Поэтому, когда в 91-м я случайно заскочил в институт и был приглашен на демонстрацию, я взорвался: это никак шествие в защиту Ельцина? -- Ну да, нужно оградить Борис Николаевича от нападок реакционеров! -- Уж это без меня! Слуга покорный охранять одного номенклатурщика от других. На мой вкус это как грудью встать за Генриха Григорьевича Ягоду, когда его заменили на Николай Иваныча Ежова. Или выступить в защиту Ежова после назначения на его место Лаврентий Палыча. А по мне Ельцин ничем не лучще Горбачева, может даже хуже. Ступайте и пусть вам потом будет стыдно! Я как в воду глядел. Недавно встретил одного из прежних сослуживцев, он мне этот эпизод напомнил. Ельцин уверенно переплюнул Горбачева в Чечне: убить 50 или 80 тысяч -- это тебе не 20 человек газом отравить, но лиха беда начало.
-- Ты упомянул запой. Это фигурально, я надеюсь. Ты не похож на хронического алкоголика.
-- Ну, белой горячкой не пахло, это ты правильно подметил, но пил много. Вообще, странная была жизнь. На работе я появлялся изредка, никому до этого не было дела; еще я числился в кооперативе, где огребал дурные деньги, хотя практически ничего не делал. Кроме пьянства, я все время читал, это правда. За эти годы прочел чертову уйму хороших книг. И не романов, а серьезных книг, преимущественно по истории. Мне сейчас пришло в голову, что не случайно в русской литературе лучшие и единственные герои -- лишние люди. Писатели потому видимо не изображают лидеров, деятелей, что их днем с огнем не сыщешь в жизни. Знаешь, только тогда, будучи в преклонных годах, я понял, как это непросто, как это муторно и обидно быть лишним человеком. Я иногда думаю, что мои метания, искания и колебания от незрелости, инфантильности. Другим легче, они знают, чего хотят.
-- Должен тебя поправить. Эрих Фромм давно заметил, что внутри мы остаемся детьми, только других считаем взрослыми.
-- Всегда так, только что подумаешь свое, ан нет: оказывается, какой-нибудь немец уже обязательно это раньше написал.
-- Фромм, еврей, из Германии, это правда, но потом в Америке жил. Он, кстати, марксист, это по твоей части.
-- Знаю я твоего Фромма, проходили, но все равно обидно. Ну, да Бог с ним, я по этому поводу первоклассную историю вспомнил, как раз 91-й год. Однажды утром я вскочил рано и так как дома мне не сиделось, отправился побродить. Приехал в Охотный, дальше передвигался пешком, без всякой цели. Где-то на Тверском бульваре, недалеко от дома Герцена, присел на скамейку, достал фляжку с коньяком, которую захватил предусмотрительно, и попиваю, думая ни о чем. Вдруг вырастает передо мной фигура, по виду оборванец, на голове фетровая шляпа. Еще на нем надет китель сталинского покроя, ты их наверно не помнишь, но когда-то они пользовались успехом. Так вот, стоит передо мной этот Гаврош лет семидесяти и смотрит с тяжелой укоризной. Смотрит и молчит, и я молчу. Я не слабонервный и охотников на мою выпивку никогда не привечаю. До него, видимо, дошло, что на укоры совести я не клюну, он и говорит: ты бы угостил меня, товарищ, а то пропаду. Хотел я его отшить, так на языке и вертелось что-нибудь, гусь свинье не товарищ, но сдержался. Стакан у тебя есть? спрашиваю, потому что пить с ним из одной фляжки мне не улыбалось. А как же! И тут же из кармана его извлек. Налил я ему грамм сто, он махнул в один присест и говорит: коньяк у тебя добрый, привозной. Курвуазье, говорю, и еще налил. Он и эту дозу приговорил, потом представился: Хмельной Борис Иваныч, пострадавший через защиту русской мужской чести.
-- Неужели такая фамилия?
-- Я документов не проверял. Тем более, история, которую он тут же выложил, все эти соображения затмила. Итак, в конце сороковых годов этот Борис Иваныч работал переводчиком в одном техническом издательстве. С какого языка? С разных, отвечает. Немецкий и французский знал в совершенстве, английский очень прилично, ну, а про славянские языки и говорить неудобно, хотя особой в них надобности не встречалось. Это по его словам, я снова не проверял. Время было боевое: борьба с космополитизмом, с преклонением перед Западом, отстаивание русского приоритета. Ну, знаешь, что в России изобрели паровоз, радио и так далее. Вот ведь забавно: слова иностранного происхождения безжалостно искоренялись, а на знамени кампании поставили приоритет. Но не в этом соль. Борис Иваныч был книжник и где-то натолкнулся на интересное высказывание. Бывший британский посол в России Джордж Маккартней задался вопросом, почему все фавориты Екатерины Второй были русские. По мнению одних, это делалось, чтобы не дразнить русских подданных, но была и другая теория. По слухам, написал Маккартней, русские няньки постоянно тянут мальчиков за пипиську, что приводит к удлинению мужского инструмента, когда они подрастают. Хмельной пересказал байку в учреждении, народ посмеялся, история пошла гулять сама по себе. Был у него сослуживец по фамилии Любовцов, интересная личность, штатный разливала на пьянках в учреждении, который всегда начинал разливать с себя. Этот товарищ пописывал в газеты и предложил Хмельному сочинить статью. Тот засомневался, больно предмет неприличный. Ничего, пойдет в рубрике исторических курьезов, но все равно показывает русское превосходство. Ладно, изготовили статейку, Любовцов снес ее в Огонек. Скоро оттуда звонят, что материал понравился, проходит редакционную обработку. Соавторы ног под собой не чуют, дрожат от нетерпения. Через несколько дней новый звонок, просят зайти в редакцию. Принял их солидный товарищ: разрешите вас поблагодарить за статью, очень актуальную и боевую, однако печатать ее нецелесообразно, есть такое мнение. Журнал наш особый, его сам товарищ Сталин читает регулярно. Вы, товарищи, не огорчайтесь, мы все равно вам заплатим гонорар по высшей ставке. А как же приоритет? спросил Хмельной в смертельной тоске. Приоритет штука очень важная, но нас могут неправильно понять. Вдобавок, историческая достоверность у вас подкачала. Не все фавориты были русские. Станислава Понятовского и Зорича еще можно пропустить, братья-славяне, но вот Григорий Орлов... Какой же изъян в Орлове? Да ведь Орловы немцы, настоящая фамилия Адлер. Клевета это и поклеп, вскричал Хмельной и грохнул кулаком по столу. Как на зло, со стола упал графин и разбился. Шум, скандал, сочинителей вывела из редакции милиция, позвонили в издательство, последовали оргвыводы.