С прошлого вечера в комнате Диллиан ничто не изменилось. По-прежнему стоял открытым дорожный сундук, как будто ожидая возвращения хозяйки.
   Гэвин застонал и схватился за голову.
   Майкл задумчиво постукивал по губам пером.
   – Возникает несколько предположений… – Он взглянул на застывшие в ожидании лица, пожал плечами и направился в холл. – Полагаю, следует созвать военный совет. А пока нельзя ли выпить хотя бы чаю?
 
   Приближались сумерки. Диллиан с ненавистью смотрела на запертую дверцу кареты. Ей не хотелось думать о том, что она оказалась такой неопытной дурочкой, что позволила какому-то трусливому недоумку схватить ее, засунуть в карету и куда-то отвезти. Судя по всему, ее похитили. Вот только кто?
   Если разбойники не остановятся, чтобы перекусить, она может умереть с голоду. Однако, прежде чем умереть, она скажет пару слов этим людям, которые осмелились так нагло обращаться с ней.
   Когда они проезжали по запруженным людьми и экипажами улицам города, она пыталась стучать в окна и кричать, но стук и крики тонули в городском шуме.
   Теперь они ехали по пустынным сельским дорогам. Если бы они двигались помедленнее, объезжали какую-нибудь телегу или экипаж, она смогла бы привлечь к себе внимание. Но в этот час они не встретили никого. Все фермеры уже давно вернулись к теплым очагам.
   Стиснув от отчаяния зубы, Диллиан прижимала к себе ридикюль. В пышном кружевном платье она чувствовала себя идиоткой, но зато в ридикюле у нее лежал пистолет, а в руке она сжимала зонтик. Ее учили пользоваться любым оружием, какое окажется под рукой. Теперь нужно было лишь дождаться появления врага.
   Уже стемнело, когда они достигли деревни, где была гостиница для проезжающих. У Диллиан заблестели глаза. Но надежда угасла, когда кучер слез с козел и направился в гостиницу один. Она, надеясь на помощь, оглядела пустой двор, но ничего не увидела, кроме оседланной лошади, стоявшей у кормушки. Если б только она могла до нее добраться…
   Появился кучер. В руках он нес миску и кружку. Диллиан злорадно наблюдала, как он направляется к ней. «Мужчины такие дураки», – с некоторой жалостью подумала она. Только потому, что на ней все эти рюши и кружева, несчастный идиот считает ее настолько беспомощной, что осмеливается приближаться к ней, когда его руки заняты.
   Вытащив из ридикюля пистолет и выставив перед собой зонтик, она приготовилась вывести кучера из этого заблуждения.
 
   – Вы не спали всю ночь. – Бланш робко приблизилась к маркизу, надевавшему свежий галстук, заимствованный у Майкла. – Вы не можете выйти из дома в таком виде. Вы даже не побрились, – осмелев, добавила она.
   – К тому же у него красные глаза, он бледен и немного с похмелья, – услужливо подсказал ей Майкл, подавая шляпу маркизу, стоявшему перед зеркалом в холле.
   – И все благодаря тебе, – проворчал Гэвин, – Ты постоянно подсовывал мне эту чертову флягу. Диллиан нигде нет! Что мне теперь делать? Спокойно отправиться спать?
   Никто не осмелился напомнить, что Диллиан с маркизом ничто не связывало, и он не обязан был что-то делать. Все, что им было известно, – это то, что она отправилась куда-то одна. На всякий случай они послали людей в Гэмп-шир и Хартфордшир. Гэвин и так сделал для нее больше, чем сделал бы любой другой мужчина для малознакомой женщины.
   – Вы не можете явиться в палату лордов в таком виде, сэр, – твердо заявила Бланш. – Вы страшны как смерть. Все в ужасе разбегутся.
   Гэвин улыбнулся, но от этой улыбки выражение его лица стало еще более зловещим. Он надел шляпу и завернулся в плащ.
   – Радуйтесь, что я не надел капюшон, миледи, – пробурчал он и вышел из дома.
   Майкл тяжело вздохнул:
   – По-моему, Гэвин снова начал геройствовать, и спорить с ним бесполезно. Вы остаетесь с кузиной Мэриан, пока я не найду надежное место для этих бумаг.
   Он направился к библиотеке такой же уверенной походкой, как и человек, только что расставшийся с ними.
 
   Когда американский маркиз Эффингем появился в величественных залах парламента, никто не закричал от ужаса и не убежал. Одни, возможно, ожидали, что за ним появится армия или, по крайней мере, барабаны и трубы. Другие уступали ему дорогу при виде мрачного лица и горящих глаз. Его появление вызвало интерес и испуганный шепот.
   Не думая о впечатлении, которое он производил, Гэвин шагал по вражеской территории с одной только мыслью – Диллиан. Если кто-нибудь из этих изнеженных бездельников причинил ей вред, он позаботится о том, чтобы его распяли. Ему невыносимо было думать, что Диллиан одна, напугана и страдает. Его сердце сжималось от страха и сознания собственного бессилия. Он с трудом сдерживал ярость. Никто не может тронуть то, что принадлежит ему, и при этом остаться в живых. Ярость вела его через эти враждебные залы, мимо элегантных аристократов, шептавшихся у него за спиной.
   Невилл бросился к нему из дальнего угла зала, но Гэвин даже не взглянул на него. Майкл ночью обыскал дом герцога, но не обнаружил никаких следов Диллиан.
   Гэвин предупредил о своем приходе. Его ждали, но не знали, на что он способен. Он до сих пор не пользовался своим титулом, чтобы попасть в общество самых уважаемых, богатых и могущественных людей. Но теперь он воспользовался им. Ради Диллиан.
   Гэвин в развевающемся плаще быстро прошел мимо людей в темных мантиях и париках, не ответив на их приветствия. Раньше он никогда бы не стал устраивать такого спектакля. Но сейчас он защищал не себя, а Диллиан.
   Наконец достигнув своей цели, он поднялся на возвышение и встал лицом к залу, быстро наполнявшемуся аристократами в мантиях. Он поставил портфель рядом с собой и снял шляпу, чтобы все могли его видеть.
   – Я меняю все ваши грязные секреты, джентльмены, – его громовой голос был слышен за пределами зала, – на возвращение мисс Рейнолдс Уитнелл. Мне наплевать, кто из вас продал свою страну за иудины деньги. Я хочу, чтобы дочь полковника Уитнелла вернулась живой и невредимой в течение следующих двенадцати часов, или я опубликую эти дневники во всех газетах вашей страны! – Он вытряс из портфеля его содержимое, рассыпав по столу дюжину тетрадей в черных переплетах.
   Среди лордов имелись с особым интересом смотревшие на дневники и чувствовавшие на себе горящий взгляд страшного маркиза. Но ни один из этих троих не осмелился встать и покинуть зал.

Глава 35

   Она выстрелила, и ее похититель рухнул на землю. Диллиан сожалела, что вынуждена оставить негодяя лежать на каретном дворе. Следовало бы допросить его, но из гостиницы могли выбежать люди и схватить ее. Она выскочила из кареты, подбежала к оседланной лошади, взобралась на кормушку, зацепив при этом подол, и ловко перекинула ногу через седло. Уезжая, она слышала за спиной изумленные крики.
   На этот раз она внимательно следила за дорожными указателями. Она знала, где находится, и подумала, как любезно со стороны похитителя везти ее по знакомой дороге. Что это – любезность или предательство?
   Она не хотела верить, что Эффингем мог организовать ее похищение, пусть даже ради ее же пользы. Наверное, просто совпадение, что ее везли по дороге, ведущей в Хартфордшир и Эринмид-Мэнор.
   Стремясь поскорее скрыться, Диллиан не заметила усталого всадника, остановившего лошадь у ручья. Однако ее саму только слепой бы не заметил.
 
   Гэвин захватил комнату в самом центре здания парламента на глазах у солдат, охраны и почетных членов палаты, бродивших по залам. Он сидел, небрежно водрузив ноги на стол рядом с портфелем.
   Первым, кто осмелился подойти к нему, был невысокий человек среднего возраста, в очках, совершенно безобидный на вид. Его лысая голова чуть возвышалась над башмаками Гэвина.
   – Я пришел сказать… То есть я сожалею о том, что произошло с дамой… Я не знал. Видите ли, это моя вина. Я хотел сделать лучше, как учил меня отец. А теперь я не так в этом уверен. Дело в том…
   Гэвин опустил ноги и, перегнувшись через стол, уставился на заикавшегося посетителя.
   – Я вас знаю?
   – Простите, милорд, – спохватился посетитель. – Я был так расстроен после пожара. Ничего не соображал. Я Уинфри, сэр. Арчибальд Уинфри, поверенный леди Бланш.
   – Вы знаете, где сейчас находится мисс Уитнелл? – грозно спросил Гэвин.
   – Нет-нет. Не знаю, милорд! – Поверенный продолжал заикаться и теребить шляпу. – Дело вот в чем, милорд. Леди не может получить бумаги своего отца. Прошу прощения, милорд, но и вы тоже. Они хранились у меня в конторе в сейфе, сэр. Я не собирался препятствовать леди получить наследство, если оно заключалось в этих бумагах. Я просто хранил их по просьбе герцога. Я знаю, леди просила их отдать, но я не сознавал…
   – Вы не сознавали, что хранили? – угрожающе прорычал Гэвин. – Вы наверняка понимали, что не имели права не давать леди то, что ей принадлежит.
   – Но, милорд, – попятился от него поверенный. – Герцог… Ее кузина… Я хотел помочь…
   Гэвин открыл портфель и помахал черной тетрадью перед лицом Уинфри.
   – Вы за этим пришли? Не потрудитесь ли заглянуть в нее и удостоверить подлинность?
   – Как вы?.. Не может быть. Они все сгорели… – Гэвин бросал на стол одну тетрадь за другой. – Они даже не обгорели, – изумленно прошептал поверенный.
   – Чудо, – мрачно усмехнулся Гэвин. – Один взмах руки, и они полностью восстановлены. Может быть, вы сообщите об этом некоторым вашим клиентам, мистер Уинфри?
   Уинфри вышел. Гэвин кивнул человеку, стоявшему у двери, и за поверенным последовала тень, сопровождая его по широким коридорам парламента.
   Снова водрузив ноги на стол, Гэвин подумал, что его ждет длинный тяжелый день. Он предпочел бы действовать, а не сидеть, как утка, ожидающая, когда ее ощиплют. Он может не выдержать и, вынув шпагу, броситься на герцога Энглси. Будучи человеком нетерпеливым, он испытывал потребность уничтожить что-нибудь, и этим «что-нибудь» вполне мог стать герцог.
   Прошло несколько часов, и на пороге занятой им комнаты появились Майкл и Рирдон. Все это время Гэвин принимал виконтов и герцогов, премьер-министра и многих других, заходивших к нему из любопытства или искавших его поддержки. У него не было желания разговаривать со своим непредсказуемым братом и человеком, оставившим женщину без единого гроша на целых два года. Он сердито посмотрел на обоих, но ни один из них не испугался. Они просто закрыли за собой дверь.
   – Монтегю отвезли Бланш в безопасное место, – сообщил Майкл.
   – Черт побери, это Диллиан в опасности, а не леди Бланш! – прорычал Гэвин вставая. – Я не могу больше сидеть здесь. Оставляю дневники вам. Должны же быть какие-то следы, и я их отыщу.
   Рирдон встал у него на дороге.
   – Простите, милорд, но я должен спросить, каковы ваши намерения после того, как вы найдете ее. Вы уже публично доказали свою причастность. Я не позволю вам погубить репутацию леди.
   Гэвин пришел в ярость. Этот солдат осмелился встать на его пути!
   – Если вы знаете хоть что-нибудь о местонахождении мисс Уитнелл, лучше вам об этом сказать, или я выброшу вас в окно через десять секунд, – медленно и отчетливо произнес он, схватив Рирдона за мундир. Окно находилось на верхнем этаже, маркиз начал отсчитывать время, а Рирдон попытался вырваться из его рук.
   – Мы знаем, где ее видели в последний раз, – вступил в разговор Майкл. – Ты можешь направить свою энергию на что-нибудь более полезное.
   Рирдон благодарно посмотрел на Майкла, когда Гэвин отпустил его и набросился на брата: – Где? Майкл скептически оглядел разъяренного маркиза.
   – А что ты сделаешь, если мы тебе скажем?
   – Я сделаю то, чего не сделаете вы! Когда я уйду, ты знаешь, что делать с дневниками. Мой человек следит за Уинфри. Вы оба займетесь остальными. Я еду за Диллиан.
   Рирдон снова собрался возразить, но Майкл ему помешал:
   – Твой человек видел ее вчера вечером на дороге к Эринмиду.
   Бормоча проклятия, Гэвин схватил шляпу и плащ и выбежал из комнаты.
   Воспользовавшись богатым выбором в конюшне своего родственника, Гэвин взял лучшую лошадь и галопом помчался к дороге, ведущей в Хартфордшир. Диллиан отсутствовала уже более суток. Многое могло случиться за это время.
   Но она была жива. Ее видели на дороге в Эринмид. Он готов был убить ее. За каким чертом она поехала в Эринмид?
   Зная Диллиан, можно было найти тысячу ответов на этот вопрос, но ему требовалось сначала убедиться, что она в безопасности, а уж потом ее убивать.
   Пока впереди не показались вековые сосны, стоявшие вдоль дороги к его полуразрушенному замку, Гэвин размышлял о том, почему он беспокоится о своенравной девчонке. Он мог бы остаться в Лондоне, поймать вора и поджигателя, и пусть Диллиан сидела бы здесь, пока он не найдет время приехшть и спустить с нее шкуру. Ничего удивительного, что Майкл и Рирдон так странно смотрели на него. Он потерял рассудок.
   Или другой более жизненно важный орган – свое сердце. Он подумает об этом потом, а сейчас следует подумать, как поймать Диллиан. Он понял, почему она поехала в Эринмид. Здесь она могла скрываться бесконечно, и никто никогда не нашел бы ее. Только он.
   Гэвин внимательно осмотрел дом. Ни в одном из окон не было света, только в помещении для прислуги горела лампа, которую всегда зажигала Матильда.
   Диллиан была там. Должна была быть. Он не допускал иной мысли. Гнев и какое-то незнакомое чувство охватили его, когда через боковую дверь он вошел в дом. Но сначала он должен добраться до Диллиан. Он будет осторожен, иначе она узнает о его присутствии и спрячется так, что он и за неделю не сумеет ее отыскать. Где она может быть?
   Не внизу. Слуги обнаружили бы ее. Сначала он проверит подъемник. Хотя потайной ход казался более вероятным. Он надеялся, что она не наткнулась на какой-нибудь тайник, пока еще ему неизвестный.
   Гэвин тихо поднялся по лестнице и направился в хозяйскую спальню – к ближайшему входу в тайный ход. Воспоминание о той ночи, когда Диллиан отдалась ему, причиняло ему боль. Тогда он вел себя как скотина, а она была самой прекрасной из женщин, которых он когда-либо знал. Он никому, даже себе, не позволит обидеть ее.
   Стараясь не шуметь, он зажег свечу и, держа ее над головой, вошел в спальню и направился к гардеробу с потайной дверью.
   Но остановился. Он увидел Диллиан, спящую на его постели в разорванном платье, с разметавшимися локонами, крепко прижимавшую к груди его старый сюртук.
   Он собирался отругать ее за беспечность, но при виде Диллиан, лежащей в обнимку с его сюртуком, какая-то стена в глубине его души рухнула, и он почувствовал себя безоружным и беззащитным перед этой строптивой феей, отнявшей у него постель, и его сердце, и то, что называлось разумом.
   Все мысли об убийстве исчезли, когда он подошел к кровати, и она открыла глаза.
   – Гэвин, – прошептала Диллиан. Она смотрела на высокую фигуру в плаще, возвышавшуюся над ней в слабом свете свечи. – Не хватает только повязки на глазу, и из вас получился бы славный пират.
   – Я тысячу раз умирал от беспокойства по дороге сюда, – процедил он и начал снимать сапоги. – Может быть, ты честно скажешь, что, черт добери, ты здесь делаешь?
   Она поморщилась:
   – Я оказалась так глупа, что позволила себя похитить. Это было весьма неприятно, и я думала, что умру от голода. – Она с любопытством смотрела, как он раздевался. – Странно, что меня повезли в Хартфордшир.
   – Или в Бедфорд, – поправил ее Гэвин. – Или в Йорк. Где находится Энглси?
   – В Бедфорде, – сонно произнесла она, ибо ее сейчас интересовало другое. – Что вы делаете? – спросила она, когда он снял рубашку.
   – Собираюсь поспать. Я глаз не сомкнул за эти два дня. Подвинься.
   Она послушалась. Когда полуголый маркиз Эффингем растянулся рядом с ней, она прильнула к его горячему телу и тотчас же крепко уснула.
   Проснувшись, Диллиан увидела, что ее рваное платье сбилось к талии, а сама она лежит, прижавшись к Гэвину, и его рука по-хозяйски покоится на ее полуобнаженном бедре.
   Она затаила дыхание, не зная, как ей поступить. Она не хотела будить его, но и не хотела, чтобы он, проснувшись, подумал, что она распутная женщина. Глупая мысль, посмеялась она над собой. Разве можно быть еще распутнее?
   Когда его рука начала ласкать ее, она сознавала, что должна остановить его, но не могла сделать это. Она считала себя сильной, но его прикосновения лишали ее этой силы, и оставалось надеяться, что он ограничится только ласками.
   Должно быть, она совсем поглупела. Она знала Гэвина как чувственного человека, способного на безудержную страсть. Как она могла подумать, что он удовлетворится столь малым? Ей еще вчера следовало убежать от него. Он положил руку на ее грудь, и Диллиан затопило желание.
   – Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, – прошептал он. Она взглянула ему в глаза и впервые увидела в них неуверенность. Неуверенность, несвойственную Гэвину, всегда твердо знавшему, чего он хочет и как этого добиться. Диллиан не могла поверить, что причина этой неуверенности – она сама.
   – Ты нужен мне, – ответила она, не веря, что произнесла эти слова, но, зная, что говорит правду. – Возьми меня.
   Она увидела, как расслабились напряжённые мышцы его лица. Он наклонился и поцеловал ее в нос, в губы, в шею.
   – Я никогда не отпущу тебя. Предупреждаю заранее. Слова ничего не значили для нее, и только в страстном поцелуе заключался весь ее мир.
   С ним ей было спокойно. Впервые в жизни она нашла место, где ей было хорошо. Она обвила руками шею Гэвина и наконец-то почувствовала себя защищенной. Язык Гэвина разжал ее губы, и тело потребовало ласк. Она выгнулась и застонала от наслаждения, когда он стал ласкать ее.
   – Я хочу тебя всю, – хрипло произнес Гэвин, прижавшись лицом к ее шее. – Я больше не могу притворяться джентльменом. Я хочу взять тебя и владеть тобой.
   Эти слова должны были бы ее испугать, но желание было так велико, что для страха не оставалось места.
   Она видела, как возбужден Гэвин, как напряжена его плоть, и не хотела заставлять его страдать. Она удивилась собственной смелости, когда расстегнула его панталоны, за что была вознаграждена стоном облегчения. Гэвин припал к ее груди, и Диллиан задрожала от восторга, когда он взял в губы ее сосок. Его рука скользнула вниз, и ее охватила сладкая истома.
   Она не понимала, почему этот грубый маркиз имел над ней такую власть. Уродливый зверь, американский солдат, человек, презиравший все, что она любила, – она должна была бы бежать от него прочь. А она открыла ему свои объятия, отдала ему свое сердце и всю себя.
   Никогда раньше он с такой яростной силой не овладевал ею, никогда еще не доводил ее до такого экстаза.
   И тогда она поняла, о чем он предупреждал ее. Он хотел владеть ею и добился этого. Глубоко внутри ее осталось его семя, которое могло закрепиться там и начать расти. Может быть, она встанет с этой постели с его ребенком в своем чреве? Она не знала, плакать ли ей или смеяться от радости. Тяжелое тело Гэвина навалилось на нее, и она, крепко обняв его, позволила себя целовать, пока снова не погрузилась в море чувственных наслаждений.

Глава 36

   – Куда же ты идешь?
   Запыхавшаяся Диллиан, поддерживая на ходу мальчишеские штаны, сбежала с парадной лестницы. Она стащила из шкафа рубашку Гэвина, и широкие развевающиеся рукава придавали ей странный вид. Горничная, убиравшая холл, увидев ее, упала в обморок, но Диллиан не остановилась – она не могла позволить Гэвину уйти без нее.
   Впрочем, ее появление не помешало маркизу вскочить на своего жеребца. Он недовольно посмотрел на нее, когда она схватила поводья, но затем смягчился и объяснил ей все:
   – Я оставил Майкла с этими проклятыми дневниками. Пора узнать, кому так необходимо их уничтожить. А ты возвращайся в дом, чтобы никто тебя не видел. Ты хорошо умеешь прятаться. Постарайся не попасть в беду, пока я не вернусь сюда.
   Коротко и по существу. Он даже глазом не моргнул при виде ее странного одеяния. Диллиан любила этого человека, но сейчас ей хотелось его убить.
   – Это мои дневники! Я имею полное право знать, что в них, и хочу увидеть, как этого мерзавца бросят в самую страшную темницу. Ты не уедешь без меня, Гэвин Лоренс!
   Он наклонился и выдернул поводья из ее пальцев.
   – Однажды я уже рисковал твоей жизнью. И этого хватит. Иди наверх, твое место там.
   – У тебя камни вместо мозгов, мистер Лоренс! Ты тогда ничем не рисковал и сейчас ничем не рискуешь. Я сама отвечаю за свои действия. Позволь мне поехать с тобой.
   – Диллиан, отпусти поводья, или тебе не поздоровится!
   – Ты не испугаешь меня, лорд Эффингем! Бери меня с собой, или я поеду за тобой сама.
   Он посмотрел на нее и, прежде чем Диллиан сообразила, что он собирается делать, соскочил с лошади и, схватив ее в объятия, с такой силой прижал к себе, что она чуть не задохнулась.
   – Я не твой отец, Диллиан! – прорычал он ей в ухо. – Я защищаю то, что принадлежит мне! Кто-то посмел на тебя напасть, и я проучу его и всех, кто еще захочет это сделать. Не мешай мне, прошу тебя.
   – Ненавижу военных! – хотела крикнуть она, но голос сорвался в рыдание. – Разве ты не понимаешь, что если ты должен сражаться, то я должна сражаться рядом с тобой? – Ее гнев утих, и слезы брызнули из глаз. Он уедет, как когда-то уехал ее отец, и больше никогда не вернется. Она не могла допустить этого. Просто не могла.
   Она спрятала лицо у него на груди, и его рубашка намокла от ее горячих слез. Слезы действовали на него сильнее, чем ее гнев, а ее слова смутили его. Еще никто не предлагал ему сражаться рядом с ним. Он всегда считал, что это его долг – защищать слабых.
   – Диллиан, мне будет легче, если я не буду бояться за тебя, – проговорил он, нежно поглаживая ее волосы.
   – Ты не вернешься, – упрямо проговорила она. – Не вернешься! Я хочу поехать с тобой.
   Гэвин хорошо знал, что испытывает покинутый человек. Он однажды испытал это. Но он сам ушел от людей, поэтому они не могли покинуть его и причинить ему боль. Ее слезы его убивали. Он хотел быть рядом с ней, прижимать ее к себе, чтобы никто не мог даже прикоснуться к его собственности, защищать и лелеять ее. Но в то же время он не мог подвергать ее опасности.
   – Диллиан, я вернусь, – твердо пообещал он. – Это мой дом, и я не брошу ни его, ни тебя. Прошу, верь мне.
   Диллиан подняла к нему лицо. Она выглядела такой обиженной и беззащитной. Но он знал, что она умна и руководствуется не слепым инстинктом, а опытом и разумом.
   Она неохотно кивнула и нежно погладила рубцы на его щеке.
   – Я верю тебе. Я только не доверяю твоей страсти к героизму. Я хочу, чтобы ты вернулся целым и невредимым, а не на носилках или в гробу.
   В сердце Гэвина затеплилась надежда. До сих пор он не смел надеяться. Он ничего не мог предложить ей, кроме никому не нужного титула и древних развалин.
   – Уверяю вас, мадам, что жалкий политик и пара герцогов не страшны человеку, который на утлой лодчонке сражался со всем британским флотом. Если я буду знать, что с тобой все в порядке, я сделаю все, чтобы преступники понесли наказание.
   Она отпустила поводья и отступила назад. Она стояла выпрямившись, сильная и гордая, и его сердце стремилось к ней. Он быстро поцеловал ее и вскочил в седло.
   – Что бы ни случилось, я вернусь! И пусть меня ждет теплая постель.
 
   – Если бы у нее не было этого проклятого пистолета, бог знает что, могло бы случиться! – возмущался Гэвин, расхаживая по библиотеке в доме графа Меллона.
   – Мы убедились, что она умеет защитить себя, – ответил в свое оправдание Рирдон.
   Гэвин раздраженно повернулся к нему.
   – Она не должна защищать себя! – закричал он. – Для этого существуют родные и друзья. Если этого не могут сделать солдаты его величества, черт бы их побрал, то это сделаю я!
   – Я ничего не знал! – стал оправдываться Рирдон. – Я думал, отец обеспечил ее. И я вообще не слышал об этих дневниках. Я целый год провел в госпитале. Что вы от меня хотите?
   Гэвин повернулся к Майклу, который, перелистывая генеалогическую книгу английского дворянства, что-то записывал в тетрадь.
   – А ты не смей уходить, пока я не поговорил с тобой! Исчезаешь, как только становишься мне нужен. Что ты нашел в этих дневниках?
   Майкл почесал нос пером и уставился в лепной потолок.
   – Я узнал, что полковник Уитнелл был о себе очень высокого мнения, которое не разделяло его начальство, кроме Веллингтона, разумеется. Он и отец леди Бланш – кстати, он называет его просто Персивалем, – несмотря на его титулы, любили вино, женщин и скандалы.
   Гэвин подошел к столу и стал перебирать лежавшие на нем бумаги.
   – Продолжай, – кивнул он.
   – Надо отдать должное Уитнеллу, он скрупулезно записывал все, – рассказывал Майкл, рассеянно ощипывая перо. – Одно время он ведал боеприпасами. Вел учет заказов, поставок и расходов. Не знаю, по какой причине, но он затеял переписку с кем-то в Англии, чтобы побольше разузнать о производстве оружия. Он заставил Персиваля обратиться к его друзьям в правительстве с запросом о действительных расходах. Он составлял смету сравнительной стоимости оружия и расходов. Эти записи он прятал, их нет в дневниках.
   Гэвин и Рирдон выжидающе смотрели на Майкла.
   – Он пришел к выводу: поставляемые боеприпасы были весьма низкого качества, а в счетах, представляемых правительству, их стоимость была завышена в два или три раза. И огромное количество государственных фондов направлялось не в армию Веллингтона, а в чей-то карман. Он подозревал, что это не просто воровство, но умер, не успев найти доказательства.