Брэмбл зорким взглядом оглядывала все вокруг и молча шла вдоль улицы. Смит, однако, заметила, с каким интересом осматривается Миген, и с удовольствием стала рассказывать ей о рынке.
   — Это действительно то еще место! Я люблю сюда приходить пораньше, хотя мне для этого нужно подниматься среди ночи!
   У кирпичных мясных ларьков Смит достала из сумочки длинный список и сверила его с записями Брэмбл. Только после этого мрачная и тощая повариха впервые заговорила с Миген:
   — На этот раз вы, Саут, помогать нам не должны. Достаточно будет, если вы совсем познакомитесь. — И с этими словами она растворилась в толпе.
   Большую часть времени Миген держалась вблизи Смит, наблюдая за тем, как та выбирает товары, решительнейшим образом торгуясь с фермерами и лавочниками. И это поразило Миген.
   — За цены и выбор товара, конечно, никого винить нельзя, — разъяснила Смит после того, как расплатилась за покупки. — —Зима всем приносит трудности. Через несколько месяцев вы здесь увидите такие перемены! Сейчас ни овощей, ни фруктов практически нет. Их пока выращивают в теплицах. А знаете, говорят, что филадельфийская говядина самая лучшая в мире. И я склонна этому верить.
   «Что за чудесное место!» — подумала Миген с восторгом.
   В воздухе царила любовь к жизни — простой и здоровой. Ей в ноздри били запахи рыбы, травы, мяса, апельсинов, животных, молочных продуктов и трудно живущих людей. В глазах мельтешило от разноцветья товаров и пестрой толпы. Гомон голосов сливался в странную какофонию, подпорченную выкриками спорящих о ценах людей.
   "Это самый хороший опыт, который я получила, работая служанкой, — сказала она себе. — Ведь я, Миген Сэйерс, сейчас еще спала бы в мягкой постели, как Присцилла или Энн.
   Так пусть же на их долю останутся пропахший нафталином старый театр и скучные званые вечера!"
   Смит подвела ее к ларькам с кореньями, травами, огородными семенами. И тут Миген заметила маленького, в черной одежде Уонга Вашингтона с огромной корзиной. Нельзя было не узнать его голоса, когда он заорал на одного из здоровеннейших мясников:
   — Моя так много не платит! Твоя хотит захитрить меня, мисса!
   Они ссорились до тех пор, пока мясник наконец покорно не вздохнул и тихо не сказал что-то Уонгу. Крошечный китаец ликующе ухмыльнулся и расплатился за говядину.
   Миген не смогла преодолеть желания заговорить с ним и прикоснулась к его рукаву. Уонг оглянулся и встретил ее взгляд.
   — Привет, мисси Миген! Я так рад увидеть вас!
   — Уонг, я счастлива, что вы помните меня!
   Он расплылся в счастливой улыбке:
   — Я говорю так: много-много леди мисса Лайон я забываю.
   Но вы особенная.
   Миген почувствовала, как разгорается ее лицо.
   — Не говорите глупости. Я всего лишь обычная горничная — девушка, прислуживающая леди.
   Китаец пожал плечами и доверительно подмигнул ей:
   — Мошет, и так… Но если, Миген, ви обыкновенный, то мисса Лайон не привел бы вас в свой дом. И его не смеялся бы так весело, когда был с вами.
   Миген пожалела, что подошла к Уонгу. Ее жизнерадостное настроение улетучилось, и она почувствовала уже знакомую тяжесть на сердце.
   — Вы говорите бессмыслицу. Мистер Хэмпшир обручен и собирается жениться. На настоящей леди. — Последние слова она выдавила из себя сквозь стиснутые зубы.
   — Ваша, мисси, как говорят здесь, в Америке, знает? Кошка мошно ободрать по-разному. Ее совсем не нушно, добавлят они, топить для смерти в молоко.
   Миген показалось, что это звучит оскорбительно.
   — Эта поговорка ужасна! — проговорила она.
   "Во всей заварившейся каше повинна только я. Я не могу надеяться на то, что ко мне будут относиться как к даме, если я по собственной воле стала служанкой. Я никогда не буду чувствовать себя комфортно, пока испытываю подобное унижение.
   Наверное, надо было бы поехать к тете Агате… — Миген при этой мысли пожала плечами, поскольку посчитала выбранный ею вариант более приемлемым. — По крайней мере здесь я живу, а не прозябаю в заплесневелом, мрачном доме тети Агаты! Я найду какое-нибудь решение. Мне только нужно накопить денег и уехать отсюда".
   Предпринятая ею авантюра стала быстро терять волшебство веселого маскарада. Миген впервые задумалась над тем, чтобы найти какую-нибудь знакомую, которая приняла бы ее к себе, ничего не сообщив тете Агате. Мелькнули любимые лица Джорджа и Марты Вашингтон. Но как только Миген поняла, сколь смехотворна эта идея, громко фыркнула.
   Смит посмотрела на Миген: «Вот так-то получше. А минут десять назад девушка выглядела совершенно больной».
   — Не обращайте на меня внимания. — Миген уныло ей улыбнулась. — В эти дни мое настроение то подскакивает вверх, то рушится вниз. Но в дурном настроении я никогда долго не остаюсь.
   — Вы, мисс, молодец! Знаете, нужно побольше отдыхать.
   Вы, наверное, давно и тяжело работаете.
   — Я как раз собираюсь это сделать, Кевин Браун пригласил меня пойти с ним во второй половине дня в музей Пила. Я полагаю, что все уйдут из особняка на какой-то прием…
   — О да! К мэру. — Глаза Смит заблестели. — Вас приглашает Кевин? Он вроде приятный парень. Правда, немного озорной и избалованный девушками.
   — Но порой он заставляет меня смеяться, а это уже немалое достоинство. Остальное пусть вас не тревожит. Никакой опасности, что я отдам ему свое сердце, нет.
   Смит замедлила шаг, внимательно глядя на Миген в надежде, что та еще что-нибудь раскроет.
   — Вы не хотели бы побеседовать со мной о чем-то, что вас беспокоит?
   Миген покраснела и отвернулась.
   — Я не могу этого сделать. Хочу только сказать, что со мной не происходит ничего такого, от чего нельзя было бы избавиться. Надо лишь немного времени и побольше решимости.
   Смит погладила ее по щеке.
   — Желаю вам удачи. И если когда-нибудь потребуется подруга…
   — Буду помнить. Благодарю вас.
   Брэмбл повернула на Бингхэм-стрит и направилась в особняк.
   — Побыстрее! — резко скомандовала она через плечо.
   — Можно подумать, — Смит состроила гримасу, — что именно она главная домоправительница! — Она помолчала, пытаясь решить, добавить ли ей еще кое-что или нет, и уступила искушению поделиться своими сведениями. — Я бы не упомянула о том, что хочу сказать — и я действительно не склонна сплетничать, — но уверена, что дальше вас это не пойдет. Уикхэму и мне сказали, что не пройдет и месяца, как Брэмбл заменят.
   — Вы шутите!.. Ведь она прекрасная повариха!
   — Это не имеет значения. Миссис Бингхэм настроилась заполучить безработного французского повара. Госпожа очень увлечена всем французским, ведь сейчас это так модно! И совершенно не важно, обладает ли этот повар необходимым талантом или нет.
   — Брэмбл не переживает…
   — Я это хорошо понимаю. Вопрос лишь в том, позволят ли ей гордость остаться на второстепенной должности и подчиняться на кухне приказам другого.
   Миген бросило в дрожь, когда она представила себе реакцию суровой поварихи на такой поворот событий.
* * *
   Миген пришла, чтобы помочь Присцилле подготовиться к приему у мэра Пауэла. Он давал его в честь членов нового конгресса, в начале этой недели прибывших в Филадельфию и задержавшихся здесь на пути в столицу. Им стало известно, что слушания в Нью-Йорке начнутся по меньшей мере через две недели, и они наслаждались пока светскими развлечениями в Филадельфии.
   Присцилла слышала, что в Филадельфии находится и политик Джеймс Медисон, который задержался на неделю в поместье «Гора Вернон». Там к нему присоединился Джон Пейдж, где их обоих неожиданно встретил Роберт Блэнд Ли из Александрии. Миген была хорошо знакома с каждым, и ее снова охватила паника перед возможностью встретить одного из них — или всех троих. «Здесь сейчас, — подумала она, тяжело вздыхая, — собираются все, кого я хоть чуть-чуть знала в Виргинии».
   Мисс Уэйд выбрала для приема одно из своих лучших новых платьев. Из шелка цвета слоновой кости, оно было украшено синим и зеленым узором. Узкие, до локтя рукава были обшиты роскошными кружевами. Такие же кружева украшали и, полукругом вырезанный лиф.
   Миген помогла ей надеть платье с «парижским мешочком» — маленькой подушечкой, прикрепленной к нижней юбке на ягодицах. Специальный корсет, который придавал пышность груди, держался на подбитой ватой треугольной основе из металлической проволоки. Поверх всего этого надевалось само платье, и все это так жестко удерживалось особым устройством — «голубиная грудь», — что груди Присциллы чуть ли не подпирали ее подбородок.
   Несмотря на все Искусственные округлости и подкладки, окончательный результат был потрясающим. Талия Присциллы выглядела тончайшей, шея длинной, а лицо — очаровательным.
   Горничная, обслуживающая Энн Бингхэм, научила Присциллу так умело пользоваться специальной французской косметикой — рисовой пудрой, губной мазью и помадой, — что она была почти незаметна. На шею Присцилла надела зеленую бархатную ленту, к которой была прикреплена крупная жемчужина, а также длинную золотую цепочку с эмалевыми часами.
   Миген уже приготовила веер из вышитого шелка, подходящего по цвету к платью, а также маленький, инкрустированный жемчужинами и именуемый на французский лад «necessaire», в который были уложены такие совершенно необходимые предметы, как духи, ключик от часов, крохотные ножницы, инструменты для чистки ушей и ногтей, карандаш и маленькая из слоновой кости пластинка для записей.
   Миген помогала подруге одеваться и без какого-либо интереса выслушивала ее экстравагантные побасенки о вечере, проведенном в Саузворкском театре.
   — Там был поставлен замечательный танец. Думаю, что он назывался «волынка» и был исполнен неким артистом по фамилии Дорланг или…
   — Дюрен, — поправила ее Миген.
   Присцилла на мгновение прищурила глаза.
   — Да, конечно, Дюрен… Он был одет как матрос в милую красную фуфайку. Казалось, он летал по сцене. Лайон сказал, что Дюрен подпрыгивал на специальной сетке, хотя я не очень уверена…
   Присцилла продолжала рассказывать о спектакле «Римский отец» досадно примитивно, и это лишь укрепило подозрения Миген, что ее внимание было сосредоточено вовсе не на пьесе. Бингхэмы получили места, приличествующие богатейшей семье Америки, а Маркус Риме принял приглашение Энн сесть в их ложу.
   Миген могла представить себе, как все казалось для Присциллы радостным, волнующим, ибо весь филадельфийский свет увидел ее в обществе Бингхэмов и с сидящими рядом не только красивым женихом, но и его привлекательным соперником.
   Прежде чем укутаться в синюю накидку, которую Миген держала для нее, Присцилла еще раз бросила взгляд в зеркало и улыбнулась своему отражению. Затем они спустились в вестибюль, чтобы присоединиться к Бингхэмам. Но там их ждал один лишь Уильям, лицо которого было краснее обычного.
   — А, дорогая Присцилла! Вы, как всегда, выглядите потрясающе. Сегодня Лайон будет гордиться вами. А Энн все еще одевается. Надеюсь, что она скоро будет готова. Времени остается мало…
   Миген, очень смущаясь, приблизилась к Бингхэму:
   — Мистер Бингхэм, разрешите обратиться к вам?
   Услышав аристократически нежный голос, Уильям обернулся и увидел ту самую маленькую черноволосую служанку, о которой ему говорил Лайон. В девушке, несомненно, было нечто необычное. Ни ее лицо, ни ее голос не были типичными для служанки. Черты лица утонченные, кожа полупрозрачная, а когда девушка взглянула на него, то какие это были удивительные глаза! Уильям Бингхэм никогда не думал, что в природе существует столь чистый фиолетовый цвет.
   — Конечно, мисс…
   — Саут, сэр.
   — О да. Простите, что я запамятовал.
   Бингхэм был мужчиной, уверенным в своем обаянии, поскольку то, чего ему не хватало в физическом облике, окупалось его властью и богатством. Энн воистину была подходящей парой Уильяму: ее ослепительная красота плюс его проницательный ум и богатство. По его мнению, подобная комбинация дала поразительный результат.
   Из своих апартаментов наконец появилась Энн и произвела на мужа, как всегда, сильное впечатление.
   — Я готова, Уильям. Пошли.
   Сияющий Бингхэм взял ее под руку.
   — Один момент, моя дорогая! Мисс Саут хочет обратиться ко мне.
   Энн, посмотрев на Миген, презрительно подняла бровь.
   Девушка невозмутимо выдержала ее взгляд.
   — Так говорите, — поторопила Энн.
   — Я всего лишь хотела спросить мистера Бингхэма, могу ли я быть свободной на сегодняшний вечер.
   Уильям добродушно рассмеялся:
   — Ну что ж, я не возражаю. Но возможно, вам следовало бы спросить мистера Хэмпшира. В конце концов, ваш работодатель он. Через минуту он должен здесь появиться…
   Энн вмешалась в разговор:
   — Ну зачем зря тратить время Лайона? Я уверена, что он согласится с твоим решением. — И снова взглянула на Миген:
   — Ведите себя как положено, Саут. Возвращайтесь к тому времени, когда надо будет помочь мисс Уэйд подготовиться к отдыху.
   С этими словами она стала спускаться в холл под шуршание своих шелковых юбок. Бингхэм рассеянно улыбнулся Миген и вместе с Присциллой последовал за Энн.
   Через мгновение Миген услышала, как Энн оживленно приветствует Лайона Хэмпшира. Звук его голоса — холодный и уверенный — подобно магниту притянул Миген к перилам лестницы. Она бросила быстрый взгляд на его золотистые волосы и бронзовое лицо, обращенное к Присцилле, а затем усилием воли заставила себя отойти.
   Миген решила забыть о Лайоне, чтобы время, проведенное с Кевином Брауном, оказалось приятным.

Глава 15

   Идея Брауна посетить музей Пила оказалась весьма удачной, ибо все там привело Миген в восторг. Она вспомнила свою жизнь в лугах и лесах Виргинии, когда разъезжала верхом или бродила пешком, одетая в бриджи. Казалось, птицы и животные понимали ее, а Миген понимала их. Здесь, среди чучел животных, «резвящихся» в естественном окружении, она почувствовала себя как дома.
   — Я слышала, что мистер Пил творил чудеса, но то, что я увидела, мне даже не снилось.
   Пил воссоздал холмик с деревьями, зарослями кустарников, скалистым гротом. С помощью зеркал соорудил искусственный прудик, а также кусочек морского берега. На этом естественном фоне Пил расположил самых разнообразных животных.
   Молодые люди провели в музее часа два, когда Миген перешла от созерцания животных к изучению портретов. В главной комнате висел, портрет Джорджа Вашингтона в полный рост. У Миген при его виде захватило дух.
   — Полное сходство с оригиналом, — тихо сказала она, вызвав у Брауна любопытный взгляд.
   После галереи портретов героев национально-освободительной борьбы в Северной Америке, многих из которых Миген сразу узнала, Браун подвел ее к довольно странной экспозиции.
   — Я не уверен, что вы придете от этих вещей в восхищение, но надеюсь, в обморок не упадете.
   Миген усмехнулась, но вид индейских скальпов, ядовитых зубов гремучей змеи под увеличительным стеклом, вызвал у нее отвращение.
   — Вы поступили правильно, оставив на конец самое неприятное. Мне теперь будет легче уйти из музея.
   Браун направился к особняку Бингхэмов размеренным шагом, несмотря на попытки Миген пойти побыстрее. Все более опасаясь встречи с кем-нибудь из знакомых, она натянула пониже капюшон.
   — Вы боитесь простудиться? — с удивлением поинтересовался Браун, ведь вечерний воздух прохладным не был.
   — Да нет. Но меня слегка знобит, и я боюсь, что лихорадка может на свежем воздухе обостриться.
   Она старалась не смотреть на Брауна, сосредоточив взгляд на проезжавших экипажах. На Спрус-стрит выехал поразительно раскрашенный в черный и зеленый цвета фаэтон, в который была впряжена пара вороных коней. Зачарованная, Миген глядела на красивых лошадей, блестящие гривы которых развевались под вечерним бризом. И вдруг заметила пассажиров — грозно выглядевшего в трепетавшей на ветру черной пелерине Маркуса Римса и модно одетую Клариссу.: Они сидели близко друг к другу и были настолько погружены в беседу, что не заметили Миген, которая никак не могла понять, почему два таких разных человека вместе. Что бы это могло означать?
   Тем временем Браун присматривался к встревоженной девушке, словно стараясь прочесть ее мысли. Ссылка любой другой девушки на лихорадочный озноб легко удовлетворила бы Брауна, по в ответе Миген он услышал фальшь.
   Они проходили мимо особняка мэра Пауэла, где начинался прием в честь находящихся в Филадельфии конгрессменов, и зоркий глаз Брауна без труда узнал Лайона Хэмпшира. Он стоял на краю выложенного кирпичами тротуара и курил сигару, разговаривая с двумя мужчинами. В одном из них Браун узнал Уильяма Маклея, второй, скромно одетый был ему незнаком.
   — Добрый день, капитан Хэмпшир, — весело поздоровался Браун.
   Он никогда не решился бы прилюдно так приветствовать кого-либо, стоящего выше его по социальному положению. Но капитан не придавал значения подобным условностям.
   Миген окаменела от бросившего ее в озноб страха и сосредоточилась на невысоком Джеймсе Медисоне.
   Узнав пару, остановившуюся у ворот особняка Бингхэмов, Лайон, поскольку его спутники оживленно заспорили о новом правительстве, решил подойти к Брауну и Миген, почувствовав неприятное любопытство.
   — Я больна, — сипло прошептала она Брауну и, натянув пониже капюшон, быстро пошла домой.
   Бесконечно изумленный, Браун пристально посмотрел ей вслед.
* * *
   Миген едва успела умыться и переодеться в черное официальное платье и белый фартук до Того, как ей сообщили о возвращении госпожи с приема.
   Дамы собирались отдохнуть до обеда в своих комнатах, и Миген приказали подать Присцилле чай на серебряном подносе.
   Направляясь в ее комнату, Миген нервно огляделась вокруг, боясь встретить в коридоре Лайона или кого-нибудь из своих знакомых. Проходя мимо библиотеки, она услышала голоса и смех и, облегченно вздохнув, поспешила по мраморным ступеням в затемненную комнату Присциллы. Миген помогла ей раздеться, с тревогой слушая рассказ о присутствовавших на приеме их общих друзей.
   — 1Ы знаешь, — сказала Присцилла, расположившись на атласных подушках и взяв из рук Миген чашку чая, — большинство конгрессменов уезжают из Филадельфии завтра вечером, после обеда в доме доктора Шиппена. Мне точно известно, что мистер Медисон собирается к тому времени отправиться в дорогу, поэтому перестань дрожать и постоянно оглядываться вокруг. — Присцилла зевнула. — Почему бы тебе не пойти к себе? Ты могла бы пока привести в порядок свои волосы. У тебя такие растрепанные локоны!
   Присцилла закрыла глаза, и Миген вышла, в знак презрения к хозяйке прищелкнув языком. На кухне она сняла чепец, и ее волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. «О, как удивительно хорошо я теперь себя чувствую». Миген поставила поднос на длинный деревянный стол и со вздохом пробежала пальцами у корней волос.
   — Вы выглядите усталой, моя милая, — раздался низкий голос.
   Как всегда, вид этого мужчины вызвал у Миген смятение, казалось, у нее подкосились колени. Кресло Лайона было скрыто в тени. Ноги в блестящих ботинках он небрежно положил на скамеечку и курил так непринужденно, что посторонний мог бы посчитать, будто кухня — это его мир.
   Миген нервно скрутила свой чепец и прошипела:
   — Что вы здесь делаете?
   — Конечно, вы могли бы поступить повежливее, — с притворным упреком сказал он. — Любой услышавший вас подумает, что вы мне не рады.
   Вспомнив, что кухня — это отнюдь не место для приватных бесед, Миген оглянулась и только потом подошла к Лайону.
   — Может быть, вам присесть? — добродушно пригласил он ее, указав на стоящее справа кресло.
   — Спасибо, не стоит, — жестко ответила она, но Лайон снова расплылся в счастливой улыбке, явно радуясь ситуации, да и у Миген неожиданно для нее самой потеплело на сердце, когда она встретила мерцающий взгляд его лазурных глаз.
   — Миген, я не могу поверить, что вы не подчиняетесь приказу вашего работодателя. Особенно если он так любезен и обаятелен.
   — О Боже мой! Когда же ваш характер столь радикально изменился? — саркастически спросила она, но все же опустилась в кресло, пробормотав:
   — Я, видимо, немного устала.
   Лайон ласково взял Миген за руку, рассеянно погладив большим пальцем ее ладонь.
   — Мы сегодня, кажется, язвительны.
   — Мы? Да, мы не собирались быть такими.
   — Миген, у меня складывается впечатление, что я вам больше не нравлюсь! Скажите, что я ошибаюсь.
   — Я не очень умелая лгунья, но поскольку вы настаиваете, то отвечу вам так: «Сэр, вы ошибаетесь». — Она произнесла это самым безразличным тоном, на какой только была способна.
   Лайон смеялся. Его голова откинулась назад, а грудь содрогалась от смеха.
   — О Боже, Миген, как я люблю подобные разговоры с вами! Словесная дуэль! Вы просто восхитительны! Ваше миленькое личико становится таким оживленным. И я очень люблю, как точно вы ставите меня на место. Я уже так пресыщен речами всех этих льстивых женщин!
   — Согласна, что по крайней мере я не такая, как они, — заметила Миген, пытаясь высвободить свои пальцы из его руки, но Лайон лишь крепче сжал их.
   — Я знаю, возлюбленная, что вы согласились бы просидеть здесь со мной весь вечер. Но мое время весьма ограниченно, и поэтому я вынужден перейти к существу. — И снова ухмыльнулся, когда Миген бросила на него испепеляющий взгляд. — Уонг считает, что сегодня обидел вас на рынке. И я пришел принести его извинения.
   — Не важно, — равнодушно ответила она. — Это не имеет значения. Мне не следовало ожидать вежливости от человека, работающего на вас.
   — Конечно, Уонгу надо было бы помалкивать. Но, Миген, вы не должны сердиться. Он не хотел вас обидеть. Я знаю, что мы оба можем вести себя порой не по-рыцарски, но нами всегда двигают самые лучшие побуждения.
   Она взглянула, чтобы убедиться в доброжелательности Лайона. Его глаза были теплыми и проницательными.
   — О, Лайон… — прошептала она и порывисто вздохнула.
   — Вот теперь намного лучше. — Его улыбка была способна растопить любое сердце; он прикоснулся теплыми и твердыми губами к ладони Миген, а затем к трепещущему на ее запястье пульсу. — Но для того, чтобы убедиться, что мы прощены, я пришел с мирным предложением. Уонг и я… Мы хотим доказать, как нам жаль, если мы случайно обидели вас.
   Теперь Лайон выглядел серьезно, и Миген почувствовала, как тает под его взглядом. Он вынул из-за кресла аккуратно упакованный сверток.
   — Разверните его! — улыбнулся Лайон, положив сверток ей на колени.
   Прежде чем она сумела развязать шнур, дверь распахнулась и в кухню вошла Брэмбл. Ее глаза сощурились и губы плотно сжались. Лицо Миген горело, но Лайон лишь вежливо кивнул поварихе.
   — Не могу понять, почему ваши дела не могли подождать? — спросил он. — Мисс Саут и я как раз обсуждали предстоящий день рождения госпожи Уэйд.
   — Не может подождать ужин, сэр, — властно произнесла Брэмбл, но Лайон проигнорировал этот тон.
   — Ну что же, Миген, может быть, есть какое-нибудь другое место, где мы могли бы поговорить?
   Они поднялись и направились в коридор.
   — Какой конфуз! — смущенно прошептала она.
   — Да не бойтесь, маленькая, этой старой хищницы. Она не ваша мать. Да и не моя!
   Он увидел небольшую кладовку, и Миген неохотно вошла туда. В дальнем углу стояла старая мебель. Лайон взял из кучи два кресла и, сдув пыль с одного из них, предложил его даме.
   — Итак, на чем же мы остановились? — начал он веселым тоном.
   — Вы пытались вернуть мою дружбу, а я всячески сопротивлялась вашим усилиям, — твердо сказала Миген.
   Оценивая ее ответ, Лайон привычно выгнул бровь дугой.
   — Не помню, чтобы все складывалось именно так! Фактически я просто очень утомил вас!
   Миген изучала складку на своем фартуке.
   — В этом вы явно ошибаетесь.
   — Ну что же, посмотрим. Во всяком случае, я не приложил еще всех усилий.
   Миген невольно взглянула на Лайона и увидела пляшущие искорки в его глазах.
   — Моя дорогая, в отношении меня вы суровы и несправедливы! Я имею в виду безразличие к этому свертку.
   Сверток вновь оказался на коленях Миген. Бумага упала, и под ней обнаружились ярды и ярды красивой белой шелковой ткани, расшитой изящными фиалками.
   — О! — только и сумела воскликнуть Миген.
   — Вам нравится?
   — Нравится?.. Это же прелестная, изысканная ткань!
   Довольный, он откинулся на спинку кресла.
   — Хорошо. Я признаю, что для практичного платья она не подходит. Но вы заслуживаете чего-то действительно очень красивого. Я бы вам сам заказал что-нибудь, но это невозможно без того, чтобы не снять с вас мерку.
   — О, Лайон… — Миген заметила спрятанные в складках ткани бельгийские кружева и жемчужные пуговицы.
   — Надеюсь, что вы предоставите мне возможность посмотреть на готовое платье.
   — Но я не знаю, смогу ли принять ваш подарок. Разве вы не понимаете?.. Будет ли это пристойно?
   — Пристойно?.. — Лайон саркастично рассмеялся. — Вы были бы значительно счастливее, Миген, если бы забыли об этом понятии. Кроме того, если вы не примете его, я буду вынужден предложить этот подарок Присцилле.
   Он сказал это с деланным равнодушием, внимательно наблюдая за Миген.
   Она невольно приложила украшенную фиалками ткань к своей груди, нахмурилась, но прошло мгновение — и уступила.