Отметим, что ничего подобного в отношении Узбекистана Центр еще не проводил. Только один раз, еще при Сталине в 1935 году, в Кремль были приглашены лучшие люди Узбекистана, однако тогда эта делегация насчитывала в своих рядах всего два десятка человек. Гостям были вручены высшие государственные награды страны, подарки. Однако Хрущев решил переплюнуть «вождя народов» и пригласил в Кремль сразу полторы тысячи узбекистанцев. Конечно, дело здесь было не в личных симпатиях руководителя страны, а в его государственной заинтересованности – ему позарез нужен был хлопок, причем в большом количестве.
Между тем во время этого слета произошел весьма курьезный случай. Дело в том, что узбеки привезли с собой и поваров, которые должны были поразить руководителей страны и гостей представительного форума национальным блюдом – пловом. Для этого в Москву были привезены несколько огромных чугунных казанов. Однако их размеры были столь большими, что они не уместились на кремлевской кухне. Тогда повара-узбеки решили варить плов… прямо на улице. Вынесли казаны и стали рыть для них огромные ямы на одной из кремлевских лужаек. Естественно, когда это увидела охрана, она пришла в ужас. И тут же вызвала к месту происшествия главного узбека в кремлевском руководстве – Нуритдина Мухитдинова. И тот уладил конфликт: нашел отдельный зал на кухне Кремля, где удалось разместить половину казанов. Кстати, от приготовленного плова все кремлевские руководители пришли в полнейший восторг.
Между тем во второй половине 50-х Узбекистан продолжил свое бурное развитие, причем не только в сельском хозяйстве. Вот лишь некоторые его тогдашние показатели.
Например, вклады только сельского населения в сберкассы к 1959 году увеличились в сравнении с началом десятилетия в 4 раза и составили 244 миллиона рублей.
В Узбекистане в то время действовало 31 высшее учебное заведение (88 тысяч студентов) и 85 средних специальных учебных заведений. На каждые 10 тысяч жителей республики приходилось 108 студентов, в то время как в США было их 92, в Японии – 58, во Франции – 30, в Италии – 31. Учился в Узбекистане каждый четвертый человек, специалистов с высшим и средним образованием насчитывалось около 190 тысяч – столько же, сколько их было во всей царской России в 1913 году. То есть, всего за каких-нибудь 45 лет Узбекистан из безграмотной окраины Российской империи превратился в одну из самых образованных республик. Впрочем, такие же показатели тогда были и у других союзных регионов. Достаточно привести хотя бы следующий факт. Когда в 1960 году к власти в США пришел президент Джон Кеннеди, первое, что он сделал: дал задание ЦРУ разработать меры по копированию системы образования СССР. То есть, Кеннеди был восхищен тем, как безграмотная в сравнительно недавнем прошлом страна сумела совершить непостижимый экономический рывок, выиграла войну и стала сверхдержавой.
Однако вернемся к Узбекистану.
Количество радиоприемников у населения республики к концу 50-х достигло 706 тысяч, а радиотрансляционных точек – 750 тысяч. Ежегодное число зрителей, посещавших кинотеатры в городах и на селе составило 75 миллионов (9 посещений в год на человека).
В Ташкенте действовал завод грампластинок, который первую продукцию (несколько тысяч грампластинок) выпустил в августе 1945 года. Спустя четырнадцать лет завод выпустил уже 12 миллионов грампластинок, которые распространялись по всей стране.
Начало развиваться в республике и телевизионное вещание. Первый телецентр в Узбекистане был открыт в Ташкенте в 1956 году (второй откроют в Ургенче уже при Рашидове в конце 1961 года, остальные чуть позже). Только в 1959 году населению было продано 39,9 тысяч телевизоров. Телевизионная программа была одна. Чтобы читателю было понятно, что смотрели в те годы жители Узбекистана, приведу в качестве примера телепрограммы двух январских дней 1959 года:
16 января (пятница): 19.30 – «Навстречу ХХI съезду КПСС» (на русском языке). 19.45 – Киножурнал. 19.55 – Литературная передача (на узбекском языке). 20.15 – Известия. 20.35 – «О творчестве Глиэра». 21.00 – «Девушка в черном» (художественный фильм).
18 января (воскресенье): 12.00 – «Пахта-ой» (художественный фильм; на узбекском языке). 19.00 – Концерт (отрывки из макомов). 19.40 – Киножурнал. 19.50 – Известия. 20.10 – «Борец и клоун» (художественный фильм).
Между тем время правления Сабира Камалова длилось недолго – всего один год и три месяца. А камнем преткновения при его снятии с должности стали вопросы, к которым в Кремле всегда относились ревностно – национальный и религиозный.
Несмотря на то, что советская власть провозгласила отделение церкви от государства и проповедовала государственный атеизм, однако религия продолжала играть важную роль в жизни жителей СССР. Особенно значительным это влияние было в Средней Азии, где были сильны идеи ислама. Как пишет историк А. Вдовин:
«Ислам являлся не просто религией, но и образом жизни, мировоззрением, системой этических и эстетических норм. Государственная антирелигиозная политика привела к вытеснению ислама из идеологии и политики в сферу семейно-бытовых отношений. Но эта сфера оставалась практически неприступной для советско-коммунистического мировоззрения. Благодаря этому коренные этносы Средней Азии и Казахстана во многом сохранили фундаментальные традиционные жизненные ценности: многодетную семью, иерархичность и коллективизм социальной организации, культурные и профессиональные предпочтения. Этим же можно объяснить и отсутствие национального движения, выступающего за отделение от СССР…».
По мере расширения хрущевской «оттепели», Центр вынужден был несколько ослабить свой диктат над республиками. В итоге те получили в свое ведение право на принятие собственного законодательства об устройстве судов, право самостоятельно решать вопросы областного территориально-административного устройства, а также расширились бюджетные права республик. Кроме этого, из союзного в республиканское ведение было передано более 11 тысяч предприятий, а в мае 1957 года был совершен еще более радикальный шаг: отраслевая система управления была заменена на территориальную. Верховные Советы республик создали 107 экономических районов (70 из них в РСФСР), в которых были учреждены коллегиальные органы управления – совнархозы. Было ликвидировано 141 союзное и республиканское министерство. Возникло 107 мини-правительств с отраслевыми и функциональными отделами. Над ними пришлось надстроить республиканские совнархозы – параллельно сохранившимся Совминам.
Все эти нововведения, которые вели к резкой децентрализации и разделению всей системы управления, в итоге вдохновили республиканские элиты на более решительные шаги в деле ослабления диктата Центра. Например, в Узбекистане при С. Камалове началась кампания по коренизации кадров (то есть из руководящих рядов стали вытесняться представители других национальностей, а главный упор делался на узбеков). Естественно, население, наблюдавшее за этим, ответило соответствующим образом – началось массовое и демонстративное соблюдение мусульманских обрядов: посещение мечетей, обрезание, бракосочетание и погребение умерших по обычаям предков.
Следует отметить, несмотря на 40-летнее существование Советской власти, которая внедряла в массы политику государственного атеизма, отношение простых людей к религии в советских республиках было разным. Если в регионах со славянским населением это отношение было, скорее, отстраненным, то в Средней Азии и на Кавказе наоборот – религия оставалась главной святыней для большинства людей, в том числе и для молодежи (в славянских республиках молодежь к концу 50-х была уже почти вся безбожной, что в итоге и приведет ее к стремительной вестернизации). Естественно, Центр прекрасно был осведомлен о ситуации, складывающейся в республиках в области религии, но поделать с этим ничего не мог, поскольку не имел в этом деле надежной опоры в лице тамошних коммунистов: те почти все в той или иной мере были религиозны, несмотря на все директивы Центра. Особенно сильно это было выражено в республиках Средней Азии, например, в том же Узбекистане. Как пишет историк Л. Левитин:
«К концу 50-х, наряду с официально существующими мечетями и святыми местами, на территории республики нелегально действовали 270 мечетей и 160 так называемых святых мест, обслуживаемых нелегальными духовниками, наблюдался рост религиозных настроений среди студенчества и учащейся молодежи. Только зарегистрированные мечети в праздники Ураза-хаит и Курбан-хаит в 1955 году посетило 164 тысячи человек, а в 1958 году – уже 288 тысяч. В Самарканде на молебне по случаю Курбан-хаита в мечети Хадиса Зудмурат 19 июля 1956 года присутствовало 12 тысяч человек, более половины из них молодежь в возрасте до 25 лет. По данным Ташкентского горкома в 1959–1960 годах 90 % браков молодежи сопровождалось никохом, то есть венчанием через муллу…».
Во многом с согласия партийного руководства республики в Узбекистане начал возрождаться предусмотренный Кораном сбор пожертвований на благотворительные цели, который в основном предназначался для финансирования религиозных мероприятий. Многие «красные чайные» в мгновение ока превратились в центры по пропаганде основ ислама и отправления религиозных обрядов. В итоге дело дошло до того, что заведующий отделом культуры ЦК КП Узбекистана внес на рассмотрение высших партийных инстанций вопрос о замене кириллической основы узбекской письменности арабским алфавитом. Мотивировалось это необходимостью создания кадров арабистов для работы в арабских странах.
Эта инициатива переполнила чашу терпения Москвы. Там всерьез испугались, что подобная политика рано или поздно может привести к обретению национальными элитами чрезмерной самостоятельности, которая в будущем может грозить серьезными проблемами Москве – вплоть до выхода отдельных республик из состава СССР. Это понял даже Хрущев, который в национальных проблемах разбирался слабо и, к примеру, часто путал узбеков с таджиками, а казахов с киргизами. По этому поводу вспоминается одна история, которая случилась с Хрущевым в конце 1955 года, когда он, возвращаясь из поездки в Индию, посетил Узбекистан (отметим, что это был первый приезд руководителя ЦК КПСС в эту республику за всю предыдущую советскую историю).
Выступая на центральной площади Ташкента перед жителями города, Хрущев вдруг начал свою речь с приветствия: «Уважаемые товарищи таджики…». И дальше понес и вовсе запредельное: мол, вы таджики молодцы, хорошо трудитесь, а вот узбеки работают неважно – срывают план по сбору хлопка. Можно себе представить ужас узбекских руководителей, находившихся с Хрущевым на одной трибуне. И недоумение ташкентцев, которые слушали речь руководителя страны, стоя на площади. В итоге кто-то из стоявших рядом с Хрущевым людей сумел быстро разъяснить ему его ошибку и первый секретарь, извинившись перед людьми, перестал в своей речи называть узбеков таджиками.
Между тем в аппарате ЦК (в частности в Отделе организационно-партийной работы, в его секторе среднеазиатских республик) работали люди, которые, в отличие от Хрущева разбирались в национальных проблемах гораздо лучше, чем он. Большая их часть пришла туда еще во времена Сталина, который сам хорошо понимал национальные проблемы (не случайно при Ленине курировал именно это направление в работе ЦК) и стремился к тому, чтобы этим вопросом занимались люди компетентные. Хрущев, придя к власти, часть этих людей из ЦК удалил, однако не всех, что в итоге и помогло ему тогда выправить ситуацию. В результате в конце 50-х-начале 60-х годов почти во всех среднеазиатских республиках прошли широкомасштабные чистки руководящих кадров, которые ставили целью усмирить «закусивших удила» националистов. Первой республикой на этом поприще стал Туркменистан (в 1958 году), а спустя год дошла очередь и до Узбекистана, где к власти пришел наш герой – Шараф Рашидов.
Часть II
Глава 9
Между тем во время этого слета произошел весьма курьезный случай. Дело в том, что узбеки привезли с собой и поваров, которые должны были поразить руководителей страны и гостей представительного форума национальным блюдом – пловом. Для этого в Москву были привезены несколько огромных чугунных казанов. Однако их размеры были столь большими, что они не уместились на кремлевской кухне. Тогда повара-узбеки решили варить плов… прямо на улице. Вынесли казаны и стали рыть для них огромные ямы на одной из кремлевских лужаек. Естественно, когда это увидела охрана, она пришла в ужас. И тут же вызвала к месту происшествия главного узбека в кремлевском руководстве – Нуритдина Мухитдинова. И тот уладил конфликт: нашел отдельный зал на кухне Кремля, где удалось разместить половину казанов. Кстати, от приготовленного плова все кремлевские руководители пришли в полнейший восторг.
Между тем во второй половине 50-х Узбекистан продолжил свое бурное развитие, причем не только в сельском хозяйстве. Вот лишь некоторые его тогдашние показатели.
Например, вклады только сельского населения в сберкассы к 1959 году увеличились в сравнении с началом десятилетия в 4 раза и составили 244 миллиона рублей.
В Узбекистане в то время действовало 31 высшее учебное заведение (88 тысяч студентов) и 85 средних специальных учебных заведений. На каждые 10 тысяч жителей республики приходилось 108 студентов, в то время как в США было их 92, в Японии – 58, во Франции – 30, в Италии – 31. Учился в Узбекистане каждый четвертый человек, специалистов с высшим и средним образованием насчитывалось около 190 тысяч – столько же, сколько их было во всей царской России в 1913 году. То есть, всего за каких-нибудь 45 лет Узбекистан из безграмотной окраины Российской империи превратился в одну из самых образованных республик. Впрочем, такие же показатели тогда были и у других союзных регионов. Достаточно привести хотя бы следующий факт. Когда в 1960 году к власти в США пришел президент Джон Кеннеди, первое, что он сделал: дал задание ЦРУ разработать меры по копированию системы образования СССР. То есть, Кеннеди был восхищен тем, как безграмотная в сравнительно недавнем прошлом страна сумела совершить непостижимый экономический рывок, выиграла войну и стала сверхдержавой.
Однако вернемся к Узбекистану.
Количество радиоприемников у населения республики к концу 50-х достигло 706 тысяч, а радиотрансляционных точек – 750 тысяч. Ежегодное число зрителей, посещавших кинотеатры в городах и на селе составило 75 миллионов (9 посещений в год на человека).
В Ташкенте действовал завод грампластинок, который первую продукцию (несколько тысяч грампластинок) выпустил в августе 1945 года. Спустя четырнадцать лет завод выпустил уже 12 миллионов грампластинок, которые распространялись по всей стране.
Начало развиваться в республике и телевизионное вещание. Первый телецентр в Узбекистане был открыт в Ташкенте в 1956 году (второй откроют в Ургенче уже при Рашидове в конце 1961 года, остальные чуть позже). Только в 1959 году населению было продано 39,9 тысяч телевизоров. Телевизионная программа была одна. Чтобы читателю было понятно, что смотрели в те годы жители Узбекистана, приведу в качестве примера телепрограммы двух январских дней 1959 года:
16 января (пятница): 19.30 – «Навстречу ХХI съезду КПСС» (на русском языке). 19.45 – Киножурнал. 19.55 – Литературная передача (на узбекском языке). 20.15 – Известия. 20.35 – «О творчестве Глиэра». 21.00 – «Девушка в черном» (художественный фильм).
18 января (воскресенье): 12.00 – «Пахта-ой» (художественный фильм; на узбекском языке). 19.00 – Концерт (отрывки из макомов). 19.40 – Киножурнал. 19.50 – Известия. 20.10 – «Борец и клоун» (художественный фильм).
Между тем время правления Сабира Камалова длилось недолго – всего один год и три месяца. А камнем преткновения при его снятии с должности стали вопросы, к которым в Кремле всегда относились ревностно – национальный и религиозный.
Несмотря на то, что советская власть провозгласила отделение церкви от государства и проповедовала государственный атеизм, однако религия продолжала играть важную роль в жизни жителей СССР. Особенно значительным это влияние было в Средней Азии, где были сильны идеи ислама. Как пишет историк А. Вдовин:
«Ислам являлся не просто религией, но и образом жизни, мировоззрением, системой этических и эстетических норм. Государственная антирелигиозная политика привела к вытеснению ислама из идеологии и политики в сферу семейно-бытовых отношений. Но эта сфера оставалась практически неприступной для советско-коммунистического мировоззрения. Благодаря этому коренные этносы Средней Азии и Казахстана во многом сохранили фундаментальные традиционные жизненные ценности: многодетную семью, иерархичность и коллективизм социальной организации, культурные и профессиональные предпочтения. Этим же можно объяснить и отсутствие национального движения, выступающего за отделение от СССР…».
По мере расширения хрущевской «оттепели», Центр вынужден был несколько ослабить свой диктат над республиками. В итоге те получили в свое ведение право на принятие собственного законодательства об устройстве судов, право самостоятельно решать вопросы областного территориально-административного устройства, а также расширились бюджетные права республик. Кроме этого, из союзного в республиканское ведение было передано более 11 тысяч предприятий, а в мае 1957 года был совершен еще более радикальный шаг: отраслевая система управления была заменена на территориальную. Верховные Советы республик создали 107 экономических районов (70 из них в РСФСР), в которых были учреждены коллегиальные органы управления – совнархозы. Было ликвидировано 141 союзное и республиканское министерство. Возникло 107 мини-правительств с отраслевыми и функциональными отделами. Над ними пришлось надстроить республиканские совнархозы – параллельно сохранившимся Совминам.
Все эти нововведения, которые вели к резкой децентрализации и разделению всей системы управления, в итоге вдохновили республиканские элиты на более решительные шаги в деле ослабления диктата Центра. Например, в Узбекистане при С. Камалове началась кампания по коренизации кадров (то есть из руководящих рядов стали вытесняться представители других национальностей, а главный упор делался на узбеков). Естественно, население, наблюдавшее за этим, ответило соответствующим образом – началось массовое и демонстративное соблюдение мусульманских обрядов: посещение мечетей, обрезание, бракосочетание и погребение умерших по обычаям предков.
Следует отметить, несмотря на 40-летнее существование Советской власти, которая внедряла в массы политику государственного атеизма, отношение простых людей к религии в советских республиках было разным. Если в регионах со славянским населением это отношение было, скорее, отстраненным, то в Средней Азии и на Кавказе наоборот – религия оставалась главной святыней для большинства людей, в том числе и для молодежи (в славянских республиках молодежь к концу 50-х была уже почти вся безбожной, что в итоге и приведет ее к стремительной вестернизации). Естественно, Центр прекрасно был осведомлен о ситуации, складывающейся в республиках в области религии, но поделать с этим ничего не мог, поскольку не имел в этом деле надежной опоры в лице тамошних коммунистов: те почти все в той или иной мере были религиозны, несмотря на все директивы Центра. Особенно сильно это было выражено в республиках Средней Азии, например, в том же Узбекистане. Как пишет историк Л. Левитин:
«К концу 50-х, наряду с официально существующими мечетями и святыми местами, на территории республики нелегально действовали 270 мечетей и 160 так называемых святых мест, обслуживаемых нелегальными духовниками, наблюдался рост религиозных настроений среди студенчества и учащейся молодежи. Только зарегистрированные мечети в праздники Ураза-хаит и Курбан-хаит в 1955 году посетило 164 тысячи человек, а в 1958 году – уже 288 тысяч. В Самарканде на молебне по случаю Курбан-хаита в мечети Хадиса Зудмурат 19 июля 1956 года присутствовало 12 тысяч человек, более половины из них молодежь в возрасте до 25 лет. По данным Ташкентского горкома в 1959–1960 годах 90 % браков молодежи сопровождалось никохом, то есть венчанием через муллу…».
Во многом с согласия партийного руководства республики в Узбекистане начал возрождаться предусмотренный Кораном сбор пожертвований на благотворительные цели, который в основном предназначался для финансирования религиозных мероприятий. Многие «красные чайные» в мгновение ока превратились в центры по пропаганде основ ислама и отправления религиозных обрядов. В итоге дело дошло до того, что заведующий отделом культуры ЦК КП Узбекистана внес на рассмотрение высших партийных инстанций вопрос о замене кириллической основы узбекской письменности арабским алфавитом. Мотивировалось это необходимостью создания кадров арабистов для работы в арабских странах.
Эта инициатива переполнила чашу терпения Москвы. Там всерьез испугались, что подобная политика рано или поздно может привести к обретению национальными элитами чрезмерной самостоятельности, которая в будущем может грозить серьезными проблемами Москве – вплоть до выхода отдельных республик из состава СССР. Это понял даже Хрущев, который в национальных проблемах разбирался слабо и, к примеру, часто путал узбеков с таджиками, а казахов с киргизами. По этому поводу вспоминается одна история, которая случилась с Хрущевым в конце 1955 года, когда он, возвращаясь из поездки в Индию, посетил Узбекистан (отметим, что это был первый приезд руководителя ЦК КПСС в эту республику за всю предыдущую советскую историю).
Выступая на центральной площади Ташкента перед жителями города, Хрущев вдруг начал свою речь с приветствия: «Уважаемые товарищи таджики…». И дальше понес и вовсе запредельное: мол, вы таджики молодцы, хорошо трудитесь, а вот узбеки работают неважно – срывают план по сбору хлопка. Можно себе представить ужас узбекских руководителей, находившихся с Хрущевым на одной трибуне. И недоумение ташкентцев, которые слушали речь руководителя страны, стоя на площади. В итоге кто-то из стоявших рядом с Хрущевым людей сумел быстро разъяснить ему его ошибку и первый секретарь, извинившись перед людьми, перестал в своей речи называть узбеков таджиками.
Между тем в аппарате ЦК (в частности в Отделе организационно-партийной работы, в его секторе среднеазиатских республик) работали люди, которые, в отличие от Хрущева разбирались в национальных проблемах гораздо лучше, чем он. Большая их часть пришла туда еще во времена Сталина, который сам хорошо понимал национальные проблемы (не случайно при Ленине курировал именно это направление в работе ЦК) и стремился к тому, чтобы этим вопросом занимались люди компетентные. Хрущев, придя к власти, часть этих людей из ЦК удалил, однако не всех, что в итоге и помогло ему тогда выправить ситуацию. В результате в конце 50-х-начале 60-х годов почти во всех среднеазиатских республиках прошли широкомасштабные чистки руководящих кадров, которые ставили целью усмирить «закусивших удила» националистов. Первой республикой на этом поприще стал Туркменистан (в 1958 году), а спустя год дошла очередь и до Узбекистана, где к власти пришел наш герой – Шараф Рашидов.
Часть II
Между молотом и наковальней
Глава 9
Три дня и две ночи
Некоторым приближенным к Хрущеву лицам выбор Рашидова в качестве хозяина Узбекистана мог показаться странным, поскольку в их глазах тот тоже считался националистом и приверженцем исламских традиций. Этим людям хорошо был известен поступок Рашидова, датированный 1956 годом, когда он, вернувшись из официальной поездки в Индию, Пакистан, Афганистан и Бирму, куда он ездил в составе правительственной делегации во главе с членом Президиума ЦК КПСС Анастасом Микояном, поднял в Бюро ЦК КП Узбекистана вопрос о неуважительном отношении к чувствам верующих людей в республике. Чтобы понять, о чем идет речь, приведу полный текст записки Рашидова, направленной на имя тогдашнего 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана Н. Мухитдинова:
1) издание сборника очерков о жизни мусульман в Узбекистане и иллюстрированного путеводителя по религиозным местам республики на нескольких языках (узбекском, арабском, фарси и урду);
2) улучшение качества радиопередач для стран зарубежного Востока с целью показа свободы религии в СССР;
3) поручение институту востоковедения АН УзССР и восточному факультету САГУ изучать все публикуемые в иностранной прессе материалы относительно положения в советской Средней Азии и информирование об этих материалах руководство республики;
4) поручение Министерству культуры УзССР обеспечить посылку в зарубежные мусульманские журналы писем и статей руководителей Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана, разоблачающих клевету об отсутствии свободы религии в Узбекистане;
5) возобновление издания иллюстрированного журнала – органа Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана, с учетом распространения его основного тиража за рубежом;
6) разрешение Духовному Управлению открыть в 1956 году в Ташкенте духовное училище с контингентом учащихся 30 человек, соответственно сократив контингент обучающихся в бухарском медресе «Мирараб»;
7) разрешение Духовному Управлению построить в Ташкенте гостиницу дачного типа для приема иностранных делегаций духовников;
8) разрешение о передаче в ведение Духовного Управления некоторых мечетей и мазаров, находящихся в ведении архитектурного управления.
Согласитесь, факт появления подобной записки из-под пера Рашидова мог трактоваться определенными людьми в Москве, как «примиренческо-покровительственное отношение к религиозным чувствам мусульман» и «националистическое извращение», что в глазах такого ярого атеиста, каким был Хрущев, могло выглядеть как преступление. И в таком случае Рашидову никогда бы не видать поста руководителя республики. Однако в ЦК КПСС (в том же Отделе организационно-партийной работы), а также в КГБ, органы которого тоже пристально следили за республиканскими элитами (не случайно в большинстве республик в креслах председателей КГБ сидели ставленники Москвы: например, в Узбекистане тогда это был Алексей Бызов) оказалось куда больше трезвых голов, которые прекрасно понимали, что на фоне Сабира Камалова и стоявших за ним людей такие националисты, как Рашидов, являются скорее благом, чем злом. И это было правдой. Широко образованный и осторожный Рашидов выступал за умеренную исламизацию республики, в то время как Камалов и K°, решив, что Центр утрачивает рычаги управления республиками, вознамерились решить проблему «одним скачком». За что, собственно, и поплатились.
Напомним, что последние 20 лет только представители двух кланов – ташкентского и ферганского – возглавляли высшую партийную власть в республике (в 1938–1950 и 1950–1955 это были «ферганцы» Усман Юсупов и Амин Ниязов; в 1955–1957 и 1957–1959 – «ташкентцы» Нуритдин Мухитдинов и Сабир Камалов). И это было вполне объяснимо, поскольку Ташкентская и Ферганская области считались в Узбекистане передовыми по всем показателям, в том числе и по валовому выпуску промышленной продукции. Однако во второй половине 50-х в Москве, видимо, окончательно пришли к убеждению, что ставленники этих кланов утрачивают свой лимит доверия, а в вопросах национальных отношений и вовсе себя дискредитируют. И Центр, к примеру, вдруг обратил внимание на то, что Ферганская область является самой происламистской в Узбекистане. Все это, без сомнения, было на руку представителям самаркандского клана, одним из ярких представителей которого был именно Шараф Рашидов.
Как уже говорилось, кампанию по замене первых секретарей среднеазиатских республик Москва начала с Туркмении: в декабре 1958 года к ее руководству был приведен Джума Караев. Следующим в списке должен был стать Узбекистан, куда кампания должна была докатиться спустя три месяца – в марте 1959 года. Республиканская элита, естественно, об этом была прекрасно осведомлена, тайной для нее был только один вопрос: кто именно станет новым хозяином республики. Хотя выбор кандидатур был, в общем-то, не особенно и обширен.
В число главных претендентов входили два человека: президент Узбекистана Шараф Рашидов («самаркандец»), который, как мы помним, еще полтора года назад (в 57-м) котировался на этот пост, но в итоге проиграл Сабиру Камалову, и 1-й секретарь Самаркандского обкома Ариф Алимов («ташкентец»). Учитывая, что последний 1-й секретарь был представителем «ташкентского» клана и в глазах Центра себя дискредитировал, можно было предположить, что больше всего шансов у Рашидова. Правда, у «ташкентцев» в Москве был «свой» человек – секретарь ЦК Нуритдин Мухитдинов, который вполне мог повлиять на Хрущева. Другое дело, сильным ли было это влияние, чтобы вновь привести к руководству республикой своего человека? Ведь однажды Мухитдинов уже подвел Центр, рекомендовав на свое место своего земляка, который возложенное на него дело фактически провалил (позднее, в начале 60-х, Мухитдинову Москва поставит в упрек, что он «оставил после себя никчемное руководство»).
Между тем в первой половине февраля 1959 года Рашидов отправился в Москву. Как выяснится, это будет его последняя поездка в столицу в ранге президента Узбекистана. Привела же его туда служебная необходимость. Во-первых, он присутствовал на открытии Третьей декады литературы и искусства Узбекистана, которую также почтили своим присутствием Н. Хрущев, а также 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР А. Микоян и секретари ЦК КПСС А. Аристов и Е. Фурцева. Декаду открыла опера Мухтара Ашрафи «Дилором», которая была показана на сцене Большого театра. Во-вторых, 23 февраля Рашидов в качестве заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР участвовал во встрече Хрущева с Премьер-министром Великобритании Гарольдом Макмилланом.
Декада продлилась до 24 февраля: в тот день в Большом театре состоялся заключительный концерт, который вновь посетили Хрущев и Рашидов. В том концерте выступили: танцевальный ансамбль «Бахор», певец Бахрам Мавлянов и др. Когда представление закончилось, знатный посланец Узбекистана – 90-летний Юсуп Шакаржанов – вместе с группой других делегатов поднялся в правительственную ложу и вручил Хрущеву великолепный бухарский ковер с изображением В.И. Ленина, а также другие подарки. Сразу после завершения декады Рашидов вернулся на родину, а спустя три недели был избран на пост 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана.
В годы горбачевской перестройки, когда союзная элита начала процесс дискредитации Рашидова, на авансцену пропагандистской кампании был вытянут миф о том, что он попал на пост руководителя Узбекистана случайно. Творцами этого мифа были два известных узбекских писателя: Камиль Икрамов (сын Акмаля Икрамова, который был главой Узбекистана в сталинские годы и который был репрессирован в 37-м) и Тимур Пулатов. Причем отметим, что первый одно время (в конце 60-х, о чем речь еще пойдет ниже) находился в компрах с Рашидовым, не сойдясь с ним во взглядах на литературные процессы, происходившие в республике, однако спустя десятилетие изменил свои взгляды и в октябре 1979 года написал Рашидову длинное письмо, где были следующие строчки:
«Во время недавней поездки с товарищем Микояном А.И. в Пакистан, Индию, Афганистан и Бирму я столкнулся с многочисленными фактами антисоветской пропаганды в этих странах со стороны английских и американских империалистов, причем, эта пропаганда в значительной степени ведется через мусульманское духовенство.Эта записка возымела немедленный эффект. Рассмотрев ее, Бюро ЦК КП Узбекистана приняло целый ряд решений, которые предлагал осуществить Рашидов. Среди них были:
Как видно из прилагаемой копии записки, посланной мною в ЦК КПСС, американо-английские империалисты при помощи печати, радио и своих агентов распространяют слухи, что мусульмане в СССР живут в «ужасно тяжелом положении», что коммунисты издеваются над национальными и религиозными чувствами узбеков, таджиков и других мусульман, запрещают им исповедовать ислам.
В последнее время в журналах «Исламик ревью» (Лондон), «Мидул ист джорнэл» (США) и в ряде газет опубликована серия клеветнических статей, доказывающих, что в Узбекистане ликвидируются не только свобода религии, но и в целом узбекский народ и его национальная культура.
Необходимо, на мой взгляд, поручить востоковедческим организациям Ташкента систематически информировать Бюро ЦК о всех касающихся Советского Узбекистана материалах, публикуемых в странах Востока как нашими друзьями, так и нашими врагами. Мы не можем оставлять без ответа антисоветские выпады в англо-американской печати и в газетах их агентуры в странах Востока.
Наша задача, на мой взгляд, состоит в том, чтобы противопоставить американо-английской провокационной пропаганде нашу пропаганду, направленную на разъяснение в странах зарубежного Востока национальной политики Коммунистической партии и Советского государства, конституционных прав граждан и особенно свободы религии в СССР, успехов народов Узбекистана и других среднеазиатских республик в своем хозяйственном и культурном развитии.
Этим же целям должен соответствовать наглядный показ иностранным делегациям свободы отправления религиозных культов мусульман в нашей стране, показ мечетей, мазаров, духовных училищ и религиозных памятников.
Между тем, изучение этого вопроса показало, что наша пропаганда в печати и по радио, а также наша информационная деятельность в Пакистане, Индии, Афганистане и Бирме ведутся в весьма ограниченном масштабе и недостаточно активно.
В радиопередачах Узбекистанского комитета радиоинформации для стран зарубежного Востока вопросы свободы личности и особенно свободы религии в СССР поднимаются очень редко. По этим вопросам нет по существу никакой литературы.
Следовало бы организовать выступления по нашему радио, а также в иностранной печати представителей Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана с опровержением клеветнических слухов и сообщений об отсутствии свободы религии в Узбекистане и других среднеазиатских республиках.
Ничем не оправданно прекращение в 1948 году выпуска журнала Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана. Необходимость в таком журнале очевидна. Отсутствует путеводитель по религиозным местам Узбекистана.
Многие имеющиеся в Узбекистане мечети, мазары и религиозные памятники находятся в запущенном состоянии и используются не по назначению.
Так, например, в левом крыле ремонтируемого ныне здания медресе Барак-хан, где намечается открыть Ташкентское духовное училище, расположена керосиновая лавка Ташпромторга.
Принадлежащее духовному управлению здание, расположенное на территории дворца центральной соборной мечети Тилляшайх, занято под физкультурный зал школы № 23, окна этого здания выходят во двор мечети.
В непосредственной близости от медресе и центральной соборной мечети, на арке старогородского рынка, установлен мощный репродуктор-рупор, который включается во время богослужения и заглушает молитву.
Имеющаяся при мазаре Имам Каффал Шаши мечеть занята под общежитие учащихся автошколы; на куполе этой мечети, над религиозным знаком-полумесяцем, установлен красный флаг.
Мазар при соборной мечети Шайх Зайнуддин передан в ведение архитектурного управления, находится под замком, в результате чего духовники нередко лишены возможности показать этот мазар иностранным гостям. Например, во время пребывания в Ташкенте албанской делегации в план входил показ упомянутой мечети, но, к удивлению гостей, никак не могли найти сторожа, у которого хранятся ключи.
В мечети и мазаре Зинги-Ата, расположенных в Янги-Юльском районе Ташкентской области, разместился веревочный цех промартели общества слепых.
Все упомянутые мечети и мазары не только представляют собой ценные архитектурные памятники, но и широко известны в мусульманских странах зарубежного Востока, как «святые места». Приезжающие в Узбекистан иностранные делегации, особенно из мусульманских стран, проявляют большой интерес к этим «святым местам» и стараются их посетить.
Приведенные и подобные им факты неправильного содержания и использования мечетей и мазаров порождают недовольство у духовников и верующих, а также производят плохое впечатление на иностранных гостей и вызывают отрицательные отклики за рубежом. Все это играет на руку американо-английским империалистам и используется ими для клеветы на советский строй в провокационных целях.
Считаю, что требуется вмешательство Бюро ЦК КП Узбекистана в это дело.
Проект постановления прилагаю.
Ш. Рашидов».
1) издание сборника очерков о жизни мусульман в Узбекистане и иллюстрированного путеводителя по религиозным местам республики на нескольких языках (узбекском, арабском, фарси и урду);
2) улучшение качества радиопередач для стран зарубежного Востока с целью показа свободы религии в СССР;
3) поручение институту востоковедения АН УзССР и восточному факультету САГУ изучать все публикуемые в иностранной прессе материалы относительно положения в советской Средней Азии и информирование об этих материалах руководство республики;
4) поручение Министерству культуры УзССР обеспечить посылку в зарубежные мусульманские журналы писем и статей руководителей Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана, разоблачающих клевету об отсутствии свободы религии в Узбекистане;
5) возобновление издания иллюстрированного журнала – органа Духовного Управления мусульман Средней Азии и Казахстана, с учетом распространения его основного тиража за рубежом;
6) разрешение Духовному Управлению открыть в 1956 году в Ташкенте духовное училище с контингентом учащихся 30 человек, соответственно сократив контингент обучающихся в бухарском медресе «Мирараб»;
7) разрешение Духовному Управлению построить в Ташкенте гостиницу дачного типа для приема иностранных делегаций духовников;
8) разрешение о передаче в ведение Духовного Управления некоторых мечетей и мазаров, находящихся в ведении архитектурного управления.
Согласитесь, факт появления подобной записки из-под пера Рашидова мог трактоваться определенными людьми в Москве, как «примиренческо-покровительственное отношение к религиозным чувствам мусульман» и «националистическое извращение», что в глазах такого ярого атеиста, каким был Хрущев, могло выглядеть как преступление. И в таком случае Рашидову никогда бы не видать поста руководителя республики. Однако в ЦК КПСС (в том же Отделе организационно-партийной работы), а также в КГБ, органы которого тоже пристально следили за республиканскими элитами (не случайно в большинстве республик в креслах председателей КГБ сидели ставленники Москвы: например, в Узбекистане тогда это был Алексей Бызов) оказалось куда больше трезвых голов, которые прекрасно понимали, что на фоне Сабира Камалова и стоявших за ним людей такие националисты, как Рашидов, являются скорее благом, чем злом. И это было правдой. Широко образованный и осторожный Рашидов выступал за умеренную исламизацию республики, в то время как Камалов и K°, решив, что Центр утрачивает рычаги управления республиками, вознамерились решить проблему «одним скачком». За что, собственно, и поплатились.
Напомним, что последние 20 лет только представители двух кланов – ташкентского и ферганского – возглавляли высшую партийную власть в республике (в 1938–1950 и 1950–1955 это были «ферганцы» Усман Юсупов и Амин Ниязов; в 1955–1957 и 1957–1959 – «ташкентцы» Нуритдин Мухитдинов и Сабир Камалов). И это было вполне объяснимо, поскольку Ташкентская и Ферганская области считались в Узбекистане передовыми по всем показателям, в том числе и по валовому выпуску промышленной продукции. Однако во второй половине 50-х в Москве, видимо, окончательно пришли к убеждению, что ставленники этих кланов утрачивают свой лимит доверия, а в вопросах национальных отношений и вовсе себя дискредитируют. И Центр, к примеру, вдруг обратил внимание на то, что Ферганская область является самой происламистской в Узбекистане. Все это, без сомнения, было на руку представителям самаркандского клана, одним из ярких представителей которого был именно Шараф Рашидов.
Как уже говорилось, кампанию по замене первых секретарей среднеазиатских республик Москва начала с Туркмении: в декабре 1958 года к ее руководству был приведен Джума Караев. Следующим в списке должен был стать Узбекистан, куда кампания должна была докатиться спустя три месяца – в марте 1959 года. Республиканская элита, естественно, об этом была прекрасно осведомлена, тайной для нее был только один вопрос: кто именно станет новым хозяином республики. Хотя выбор кандидатур был, в общем-то, не особенно и обширен.
В число главных претендентов входили два человека: президент Узбекистана Шараф Рашидов («самаркандец»), который, как мы помним, еще полтора года назад (в 57-м) котировался на этот пост, но в итоге проиграл Сабиру Камалову, и 1-й секретарь Самаркандского обкома Ариф Алимов («ташкентец»). Учитывая, что последний 1-й секретарь был представителем «ташкентского» клана и в глазах Центра себя дискредитировал, можно было предположить, что больше всего шансов у Рашидова. Правда, у «ташкентцев» в Москве был «свой» человек – секретарь ЦК Нуритдин Мухитдинов, который вполне мог повлиять на Хрущева. Другое дело, сильным ли было это влияние, чтобы вновь привести к руководству республикой своего человека? Ведь однажды Мухитдинов уже подвел Центр, рекомендовав на свое место своего земляка, который возложенное на него дело фактически провалил (позднее, в начале 60-х, Мухитдинову Москва поставит в упрек, что он «оставил после себя никчемное руководство»).
Между тем в первой половине февраля 1959 года Рашидов отправился в Москву. Как выяснится, это будет его последняя поездка в столицу в ранге президента Узбекистана. Привела же его туда служебная необходимость. Во-первых, он присутствовал на открытии Третьей декады литературы и искусства Узбекистана, которую также почтили своим присутствием Н. Хрущев, а также 1-й заместитель Председателя Совета Министров СССР А. Микоян и секретари ЦК КПСС А. Аристов и Е. Фурцева. Декаду открыла опера Мухтара Ашрафи «Дилором», которая была показана на сцене Большого театра. Во-вторых, 23 февраля Рашидов в качестве заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР участвовал во встрече Хрущева с Премьер-министром Великобритании Гарольдом Макмилланом.
Декада продлилась до 24 февраля: в тот день в Большом театре состоялся заключительный концерт, который вновь посетили Хрущев и Рашидов. В том концерте выступили: танцевальный ансамбль «Бахор», певец Бахрам Мавлянов и др. Когда представление закончилось, знатный посланец Узбекистана – 90-летний Юсуп Шакаржанов – вместе с группой других делегатов поднялся в правительственную ложу и вручил Хрущеву великолепный бухарский ковер с изображением В.И. Ленина, а также другие подарки. Сразу после завершения декады Рашидов вернулся на родину, а спустя три недели был избран на пост 1-го секретаря ЦК КП Узбекистана.
В годы горбачевской перестройки, когда союзная элита начала процесс дискредитации Рашидова, на авансцену пропагандистской кампании был вытянут миф о том, что он попал на пост руководителя Узбекистана случайно. Творцами этого мифа были два известных узбекских писателя: Камиль Икрамов (сын Акмаля Икрамова, который был главой Узбекистана в сталинские годы и который был репрессирован в 37-м) и Тимур Пулатов. Причем отметим, что первый одно время (в конце 60-х, о чем речь еще пойдет ниже) находился в компрах с Рашидовым, не сойдясь с ним во взглядах на литературные процессы, происходившие в республике, однако спустя десятилетие изменил свои взгляды и в октябре 1979 года написал Рашидову длинное письмо, где были следующие строчки: