Страница:
– Хорошо, – согласился я и пошел к машине.
Сначала дорога спустилась в небольшое ушелье, а потом стала взбираться на перевал. Я предвкушал картину, которую мне предстояло увидеть, и не обманулся в своих ожиданиях. На вершине перевала моему взору открылись развалины на Мачу Пикчу во всем своем великолепии. Насклоне горы расположился целый комплекс храмов. Они были сложены из поставленных друг на друга тщательно обработанных многотонных камней. Лаже при неярком свете пасмурного дня было так красиво, что дух захватывало.
Я остановил машину и минут пятнадцать вбирал в себя энергию. По развалинам бродило несколько групп людей. Я заметил, как человек с воротничком католического священника выбрался из развалин одного из строений и направился к стоявшей неподалеку машине. Издалека казалось, что на нем кожаная куртка, а не сутана священника, поэтому я не мог с уверенностью сказать, что это падре Кард.
Заведя машину, я подъехал поближе. Он услышал звук двигателя, посмотрел вверх и улыбнулся, видимо, признав. грузовичок Санчеса. Когда падре Карл заметил в кабине меня, на его диие выразился интерес, и он подошел ко мне. Неяркий шатен, он был невысок и коренаст. Пухлое лицо, глубоко посаженные голубые глаза. На вид ему было лет тридцать.
– Со мной падре Санчес, – сказал я, выйдя из машины и представившись. – Он там, в вашем доме. Он протянул мне руку:
– Падре Карл.
Я перевел взгляд на развалины позади него. При ближайшем рассмотрении тесаный камень производил еще большее впечатление.
– Вы здесь впервые? – спросил священник.
– Да, – ответил я. – Уже не в первый раз слышу об этом месте, но такого не мог и предположить.
– Это один из центров с самой высокой в мире энергетикой.
Я пристально взглянул на него. Было очевидно, что он говорил об энергии в том же значении, что и Манускрипт. Согласно кивнув, я проговорил:
– Я сейчас занимаюсь тем, что пытаюсь сознательно наращивать запас энергии и справиться со своей ролевой установкой. – Эти слова прозвучали несколько претенциозно, но зато я был доволен, что сказал правду.
– Вы не производите впечатление слишком замкнутого человека, – проговорил он. Я был поражен:
– Как вы узнали, что это моя ролевая установка?
– Выработалось какое-то чутье. Поэтому-то я и здесь.
– Вы помогаете людям распознать их ролевую игру?
– Ла, и их истинную сущность. – Его глаза светились искренностью. Он говорил со всей прямотой, и было видно, что он ничуть не испытывает неловкости, полностью раскрывая себя перед незнакомым человеком.
Я промолчал, поэтому он поинтересовался:
– – Вы разбираетесь в первых пяти откровениях?
– Большую часть читал, – сказал я, – и говорил кое с кем.
Тут до меня дошло, что я выражаюсь слишком туманно.
– Вроде бы первые пять мне ясны, – поспешил добавить я. – А вот с Шестым еше не все понятно. Падре Карл кивнул, а потом сказал:
– Большинство из тех, с кем я беседую, даже не слышали о Манускрипте. Они приезжают сюда, и энергия приводит их в восторг. Одно это заставляет переосмыслить свою жизнь.
– А как вам встречаются эти люди? Он посмотрел на меня со значением:
– Похоже, они сами находят меня.
– Вы говорите, что помогаете им распознать их истинную сущность. Каким образом?
Падре глубоко вздохнул, а потом начал:
– Существует лишь один способ. Каждому из нас необходимо перенестись в детство, туда, где мы жили вместе с родителями, и вспомнить, что тогда происходило. Как только мы осознаем свою ролевую установку, появляется возможность сосредоточиться на высшей истине своей семьи, которая лежит за пределами борьбы за энергию. Так что, как говорится, нет хула без добра. И эта обретенная истина может сделать нашу жизнь энергетически более полной, ибо с ней мы познаем, кто мы, куда направляемся и что мы делаем.
– Как раз об этом и говорил Санчес, – подтвердил я. – Хочется побольше узнать о том, как обрести эту истину.
Падре застегнул молнию на куртке: день клонился к вечеру и становилось прохладно.
– Надеюсь, об этом мы сможем поговорить попозже, – сказал он. – А сейчас мне хотелось бы поздороваться с падре Санчесом.
Я окинул взглядом развалины, и он тут же добавил:
– Не торопитесь и осматривайте здесь все, сколько вам будет угодно. До встречи у меня дома.
Потом в течение полутора часов я бродил по древним руинам. Кое-где я испытывал прилив бодрости и задерживался там подольше. Зачарованный, я размышлял о цивилизации, которая возвела эти храмы. Как им удалось поднять сюда такие камни и уложить их один на другой? Казалось, это невозможно.
Когда первый интерес к развалинам прошел, я обратился мыслями к собственной ситуации. Хотя ничего в моем положении не изменилось, я не испытывал прежнего страха. Подействовала уверенность Санчеса. С моей стороны было глупо сомневаться в нем. И мне сразу понравился падре Карл.
С наступлением темноты я вернулся к грузовичку и двинулся к дому падре Карла. Когда я подъехал, с улицы было видно, что оба священника стоят рядом. Войдя, я услышал на кухне смех. Они были заняты приготовлением ужина. Падре Карл подошел ко мне, чтобы встретить и проводить до кресла. Я неторопливо уселся перед камином, в котором гудел огонь, и осмотрелся вокруг.
Просторная комната была облицована широкими, слегка окрашенными деревянными панелями. Узкий коридор соединял две другие комнаты – по всей видимости, спальные. Свет в доме был неяркий, и мне показалось, что я слышу еле различимое гудение генератора.
Когда все было готово, меня пригласили за стол, сколоченный из струганых досок. Санчес прочитал короткую молитву, мы принялись за еду. Священники продолжили свою беседу. Потом мы уселись вместе у камина.
– Падре Карл говорил с У илом, – сообщил Санчес.
– Когда? – взволнованно спросил я.
– У ил проезжал здесь несколько дней назад, – сказал падре Карл. – Я знаком с ним уже год, и он заехал, чтобы доставить мне кое-какую информацию. По его словам, он якобы знает, кто стоит за действиями властей, направленными против Манускрипта.
– И кто же это?
– Кардинал Себастьян, – вставил Санчес.
– А что он предпринимает?
– По всей видимости, он использует свое влияние в правительстве для того, чтобы усилить давление на сторонников Манускрипта с помощью военных. Он всегда предпочитал действовать исподтишка через правительство, а не нагнетать раскол внутри Церкви. Теперь он активизировал свои действия по отношению к древней рукописи. К сожалению, может быть, они уже принесли результаты.
– Что вы хотите сказать?
– За исключением нескольких священников Северного совета Церквей и нескольких людей вроде Хулии и У ила, похоже, ни у кого не осталось списков Манускрипта.
– А ученые в Висьенте?
Священники на миг умолкли, а потом падре Карл про говорил:
– Уил сообщил, что усадьба закрыта властями. Ученые арестованы, а данные их исследований конфискованы.
– Неужели научное сообщество потерпит это? – возмутился я.
– А что они могут сделать? – задумчиво произнес Санчес. – К тому же большинство ученых все равно нежелали признавать эти исследования. Власти, скорее всего, попытаются убедить всех, что эти люди нарушили закон.
– Трудно поверить, что подобные действия сойдут властям с рук.
– По всей видимости, так оно и есть. – сказал падре Карл. – Лля проверки я заезжал в несколько мест, и везде рассказывают то же самое. Хотя это и держится в тайне, власти предпринимают все более решительные меры против Манускрипта.
– Что же будет дальше, как вы считаете? – обратился я к моим собеседникам.
Падре Карл пожал плечами, а Санчес ответил:
– Не знаю. Это будет зависеть от того, что обнаружит У ил.
– Почему? – допытывался я.
– Похоже, он близок к тому, чтобы найти оставшуюся часть Манускрипта, Девятое откровение. Когда оно будет найдено, то, возможно, к нему будет проявлен такой интерес, что станет возможным вмешательство мировой общественности.
– А У ил говорил, куда собирается? – обратился я к падре Карлу.
– Он не мог сказать, куда именно, но упомянул, что интуиция ведет его на север, ближе к Гуатемала.
– Его ведет интуиция?
– Да, это станет понятно, когда вы уясните для себя, кто вы такой, и перейдете к Седьмому откровению.
На лицах обоих священников было выражение удивительной безмятежности.
– Как вы можете оставаться такими спокойными? – поразился я. – А если они ворвутся сюда и арестуют нас всех?
Они по-прежнему терпеливо взирали на меня, а потом заговорил падре Санчес:
– Не путайте спокойствие с беспечностью. Мир на наших лицах указывает, насколько мы приобщены к энергии. Мы сохраняем эту связь потому, что это лучшее, что мы можем сделать, вне зависимости от обстоятельств. Это понятно?
– Да, конечно, – проговорил я. – Дело в том, что мне трудно сохранять эту приобщенность самому. Священники улыбнулись.
– Будет легче, когда выясните, кто вы такой. Тут падре Санчес встал и, заявив, что идет мыть посуду, удалился.
Я взглянул на падре Карла:
– – Хорошо. Так с чего же начать, чтобы выяснить, кто я такой?
– Падре Санчес утверждает, что вы уже уяснили для себя ролевые установки своих родителей.
– Верно. Они оба были «следователями»– отсюда и моя замкнутость.
– Хорошо, теперь вы должны отрешиться от происходившей в вашей семье борьбы за энергию и отыскать настоящую причину вашего появления в этой семье.
Я взглянул на него в недоумении.
– В процессе обретения своей действительной духовной сути необходимо, кроме всего прочего, обозреть всю свою жизнь как единое повествование и попытаться выяснить ее более возвышенное назначение. Начните с того, что задайте себе вопрос: «Почему я родился именно в этой семье?»
– Не знаю, – признался я.
– Ваш отец – «следователь». А что еше он собой представляет?
– Вы имеете в виду, за что он ратует?
– Да.
На какой-то миг я задумался, а потом ответил:
– Отец искренне верит, что нужно жить в свое удовольствие, жить честно, но использовать все возможности, предоставляемые жизнью. Понимаете, жить полной мерой.
– И ему это удается?
– До какой-то степени – да, однако полоса неудач у него почему-то всегда наступает, когда он близок к тому, чтобы пожить припеваючи.
Падре Карл насмешливо прищурился:
– Он считает, что жизнь дана для веселья и наслаждения, но осуществить это в полной мере ему не удалось?
– Да.
– А вы не задумывались – почему?
– Вообше-то нет. Я всегда считал, что ему не везет.
– Может быть, он еще не пришел к тому, как это нужно делать?
– Может быть, и так.
– Ну а ваша мать?
– Ее уже нет в живых.
– А вы можете сказать, чем жила она?
– Мама жила своей верой. Она считала, что нужно жить по-христиански.
– Ив чем это выражалось?
– Она верила, что нужно служить обществу и жить по Божьим законам.
– И она следовала законам Господа?
– Она соблюдала их в точности, по крайней мере так, как учила ее Церковь.
– А ей удавалось убедить отца поступать так же?
– Вообще-то нет, – рассмеялся я. – Мать хотела, чтобы он каждую неделю ходил в церковь и принимал участие в жизни городка, где мы жили. Но, как я уже сказал, он был слишком вольнолюбив для этого.
– Ну а с чем при этом остались вы?
– Никогда над этим не задумывался, – признался я, взглянув на него.
– А разве они оба не хотели, чтобы вы были привержены их идеалам? Не поэтому ли они мучали вас расспросами: чтобы увериться – не склоняетесь ли вы к жизненным ценностям другого? Разве они не хотели, чтобы вы почитали лучшим образ жизни каждого из них?
– Да, вы правы.
– Как же вы на это реагировали?
– Наверное, я просто старался не принимать сторону ни того, ни другого.
– Значит, они оба наставляли вас, чтобы вы соответствовали их представлениям, а вы, не имея возможности угодить обоим, уходили в себя?
– Примерно так, – подтвердил я.
– Что случилось с вашей матерью?
– У нее развилась болезнь Паркинсона, она долго болела, а потом умерла.
– Она оставалась верна своим убеждениям?
– Абсолютно. Она не изменила своим идеалам во время болезни.
– Так какое же она вам оставила «значение»?
– Что-что?
– Вы хотите выяснить, какое значение имела для вас ее жизнь, причину того, почему вы родились именно у нее, и что вам суждено было узнать. Жизнь каждого – осознает он это или нет – наглядно иллюстрирует, как, по его или ее мнению, должен жить человек. Вы должны попытаться понять, чему вас научила она и, в то же время, что в ее жизни могло бы быть лучше. То, что вы захотели бы изменить в жизни матери, является частью того, нал чем вы сейчас работаете сами.
– Почему только частью?
– Потому что другой частью является то, что вы изменили бы в жизни отца.
Я так ничего и не понял.
Он положил мне руку на плечо:
– Мы не только физическое творение своих родителей, но и их духовное творение. Вы родились у конкретных матери и отца, и жизнь каждого из них оказала на вас неизгладимое воздействие. Для того чтобы выяснить, кто вы на самом деле, вам необходимо предположить, что ваше действительное «я» начиналось где-то между истинами отца и матери. Вы родились у них, чтобы вывести на более высокий уровень то, за что ратовали они. Ваш путь в том, чтобы обрести истину, которая представляет собой сочетание устремлений этих двух людей, но на более высоком уровне. Я кивнул.
– Так как же вы определили бы то, чему научили вас родители?
– Не могу сказать наверное.
– А что думаете по этому поводу?
– Отеи считает, что жизнь дана, чтобы прожить ее во всей полноте, чтобы наслаждаться тем, что ты есть, и он пытался добиться этого. Мать больше верила в жертвенность и посвящение себя службе ближнему, забывая при этом о себе. Она считала, что это как раз и заповедано в Писании.
– А вы, что вы думаете об этом?
– Честно говоря, не знаю.
– Уходите от ответа, – засмеялся падре Карл.
– Мне кажется, что я не знаю.
– А если бы вам пришлось выбирать из двух? Я помолчал, искренне пытаясь думать, и тут неожиданно в голову пришел ответ.
– Они оба правы, – сказал я. – и не правы. Его глаза просияли:
– Как это?
– Я не совсем уверен, как именно. Но считаю, что верный жизненный путь должен включать оба этих взгляда.
– Для вас, – проговорил падре Карл, – вопрос заключается в том – «как»? Как человеку прожить жизнь, в которой присутствуют обе эти точки зрения? От матери вы получили знание того, что жизнь – это духовность. От отиа познали, что жизнь в том, чтобы расти в своих глазах, в развлечениях, приключениях.
– Значит, моя жизнь, – перебил я, – состоит в сочетании этих двух подходов?
– Да, для вас все дело в духовности. Вся ваша жизнь будет посвящена тому, чтобы обрести такую духовность, благодаря которой вы выросли бы в своих глазах. Эту задачу оказались не в состоянии решить ваши родители и оста 117/6 вили ее вам. Вот вопрос вашей эволюции, предмет ваших исканий на время, отпущенное вам в жизни.
Эта мысль заставила меня погрузиться в задумчивость. Падре Карл говорил еше о чем-то, но я был не в состоянии сосредоточиться на его словах. Да и угасавший огонь в камине действовал убаюкивающе. Я понял, что устал.
Падре Карл выпрямился в кресле:
– Думаю, на сегодня вам уже не хватит энергии. Но позвольте на прошение высказать одну мысль. Вы можете ложиться спать и больше не думать о том, что мы обсуждали. Можете возвратиться к своей прежней ролевой установке или, наоборот, проснувшись завтра утром, придерживаться нового представления о том. кто вы есть. Если вы выберете последнее, у вас появится возможность сделать следующий шаг в этом направлении и пристально вглядеться во все остальное, что происходило с вами с самого рождения. Если вы охватите взглядом всю жизнь как единое повествование, с рождения до настоящего момента, то поймете, что все это время вы пытались ответить на этот вопрос. Вы осознаете, как получилось, что вы оказались здесь, в Перу, и что вам следует делать дальше.
Я кивнул, пристально всматриваясь в него. В глазах, которые лучились теплом и заботой, было то же выражение, какое мне часто приходилось видеть и у Уила, и у Сан-чеса.
– Спокойной ночи. – С этими словами падре Карл прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Я расстелил на полу спальный мешок и быстро заснул.
Пробудился я с мыслью об Уиле. Мне хотелось спросить падре Карла, что еще ему известно о планах Уила. Пока я, не вылезая из мешка, размышлял, в комнату тихо вошел падре Карл и стал разводить огонь.
Я расстегнул застежку спального мешка, и он обернулся на звук.
– Доброе утро! Как спалось?
– Хорошо, – ответил я, вставая.
«77Он положил на угли тоненькие дошечки, а потом поленья побольше.
– У ил говорил о своих планах? – спросил я. Падре Карл встад и повернулся ко мне:
– Он сказал, что направляется к своему приятелю, чтобы у него дожидаться каких-то сведений, на которые он рассчитывает, по всей видимости, сведений о Девятом откровении.
– А что он еще сказал? – допытывался я.
– Он говорил, что, по его мнению, кардинал Себастьян сам рассчитывает найти последнее откровение и, похоже, близок к цели. У ил считает, что от человека, в руках которого окажется последнее откровение, будет зависеть, суждено ли Манускрипту получить когда-либо широкое распространение и понимание.
– Почему?
– Мне, честно говоря, трудно судить об этом. У ид одним из первых собрал откровения и ознакомился с ними. Возможно, он разбирается в этом лучше, чем кто-либо другой из ныне здравствующих людей. Он, как мне кажется, считает, что с последним откровением все прочие станут более понятными и приемлемыми.
– Вы думаете, У ил прав?
– Не знаю. – ответил пал ре Кард. – Я не настолько разбираюсь в этом. Мне понятно лишь то, что требуется от меня.
– И что же именно?
После небольшой паузы священник ответил:
– Как я уже говорил, моя истина заключается в том, чтобы помогать людям разобраться, кто они есть на самом деле. Когда я читал Манускрипт, мне стало ясна моя миссия. Я специализируюсь на Шестом откровении. Моя истина в том, чтобы помочь ближнему уяснить это откровение. И у меня получается, потому что я прошел через это сам.
– А какова была ваша ролевая установка? Он весело глянул на меня:
– Я был «следователем».
– Вы подчиняли себе людей, выявляя их недостатки и просчеты?
– Совершенно верно. Мой отец был «бедный я», а мать была «замкнутой». Они не обращали на меня никакого внимания. Чтобы получить хоть какую-то энергию внимания, мне оставалось лишь совать нос в то, чем они занимались, а потом отмечать, что не так.
– И когда вы избавились от этой установки?
– Примерно года полтора назад, когда познакомился с падре Санчесом и начал изучать Манускрипт. После того, как я посмотрел на своих родителей со стороны, я осознал, к чему меня готовил опыт жизни с ними. Понимаете, мой отец ратовал за то, чтобы доводить все до конца. Он всегда был нацелен на достижение результата. Все время у него было распланировано, и он судил о себе по тому, что ему удавалось сделать. Мать в большей степени полагалась на интуицию и была склонна к мистике. Она веровала, что каждый из нас сподобился наставления в духе и что смысл жизни в том, чтобы следовать в заданном направлении.
– А как относился к этому ваш отец?
– Он считал, что это сушая ерунда. Я улыбнулся, но ничего не сказал.
– Вам понятно, с чем меня оставили? – спросил падре Карл.
Я покачал головой: в полной мере мне этого было не уяснить.
– Благодаря отцу, – стал объяснять падре Карл, – я привык к мысли, что главное в жизни – завершенность: это значит, что необходимо заниматься чем-то важным и доводить дело до конца. Но в то же время рядом была мать, которая говорила, что главное – то, чем живет человек в душе, то, чем мы руководствуемся интуитивно. Мне стало ясно, что в моей жизни сочетаются оба этих мировоззрения. Я пытался найти путь внутрь себя, к той миссии, выполнить которую способен только я, зная, что следовать ей крайне важно, если я хочу испытать счастье и полноту жизни.
117/9Я кивнул.
– И вы можете себе представить. – продолжал он. – насколько меня взволновало Шестое откровение. Прочитав его, я тут же осознал, что моя задача заключается в том, чтобы помогать людям разобраться в этом откровении и дать каждому человеку возможность обрести чувство своего предназначения.
– А вы знаете, что привело Уила на путь, которым он следует теперь?
– Ла, он сообщил мне кое-какие сведения об этом. Как и у вас. ролевая установка Уила заключалась в уходе в себя, Как и в вашем случае, его родители были «следователями», у каждого из них было четкое мировоззрение, и каждый хотел, чтобы У ил принял его. Отец Уила, немей, был писателем и стоял на том, что человеку суждено стать совершенным и что весь род людской рано или поздно придет к совершенству. Отец Уила ратовал лишь за этот самый чистый из всех человеческих принципов, однако нацисты использовали его основную мысль о совершенстве для того, чтобы с ее помощью оправдать безжалостное уничтожение «низших рас».
Из-за такого извращения основной идеи своего творчества старый писатель пережил страшное потрясение, и это побудило его переехать вместе с женой и маленьким Уилом в Южную Америку. Его жена была перуанка, она выросла в Америке и там получила образование. Она тоже писала, но в своем мировоззрении придерживалась в основном философских взглядов Востока. Она считала, что жизнь дана для того, чтобы достичь внутреннего просветления, выйти на высшую ступень сознания, для которой ха-«рактерны умиротворение духа и отрешенность от всего мирского. По ее убеждению, смысл жизни не в совершенствовании, а в отказе от необходимости что-либо совершенствовать, к чему-либо стремиться… Вы понимаете, где при этом оказался Уил?
Я отрицательно покачал головой.
– Он оказался в затруднительном положении, – продолжал падре Карл. – Его отец отстаивал западноевропейскую идею о необходимости трудиться во имя прогресса и совершенствования, а мать придерживалась восточного представления о том, что жизнь дана лишь для обретения мира в душе. Родители подготовили Уила к работе над слиянием в одно целое отличных друг от друга основных философских взглядов восточной и западной цивилизаций, хотя на первых порах он этого не понимал. Сначала он стал инженером, посвятив себя прогрессу, а потом простым проводником, чтобы обрести мир в душе, показывая людям прекрасные, волнующие своей красотой уголки нашей страны.
Но когда Уил обнаружил Манускрипт, все это ожило в нем. В откровениях содержался прямой ответ на его главный вопрос. В них ему открылось, что идеи Востока и Запада, по сути дела, могут соединиться, образуя некую более возвышенную истину. Знакомясь с откровениями, мы видим, насколько правомочна точка зрения Запада, согласно которой смысл жизни в прогрессе, в устремленности к еще более высокой ступени развития. Однако Восток тоже прав, когда подчеркивает, что нам необходимо отказаться от подчинения себе других при помощи своего «я». Мы не в состоянии идти дальше, руководствуясь одной лишь логикой. Нам нужно обрести большую полноту сознания, сподобиться внутреннего единения в Господе, потому что лишь тогда, став более возвышенными, мы сможем направлять свою «устремленность к чему-то лучшему.
Когда Уил начал уяснять эти откровения, вся жизнь его оказалась вовлеченной в какой-то поток. Он познакомился с Хосе, тем самым священником, который первым нашел и перевел Манускрипт. Вскоре после этого он встретился с владельцем Висьенте и помог организовать там исследования. Примерно в это же время у него завязалась дружба с Хулией, которая, как и он, показывала людям дорогу в девственные леса.Ё! – ' if
Именно Хулия стала для Уила наиболее близким человеком. Они оба сразу почувствовали эту близость из-за схожести стоявших перед ними вопросов. Хулия выросла в семье, где отец вел беседы о духовном, но делал это как-то странно, с причудами. Мать, с другой стороны, преподавала риторику в колледже и была неутомимой спорщицей, ратовавшей за ясность мышления. Естественно, Хулия поняла, что ей необходимо больше знать о духовном, но при этом она хотела, чтобы эти знания были доходчивыми и четко сформулированными.
Уил искал слияния восточного и западного, которое давало бы понимание духовного мира человека, а Хулии нужно было, чтобы объяснение этого давалось в абсолютно четкой форме. Все это они нашли для себя в Манускрипте.
– Завтрак готов! – донесся из кухни голос Санчеса.
Я удивленно обернулся. Мне и в голову не приходило, что Санчес уже встал. Прервав беседу, мы с падре Карлом встали и прошли на кухню, где нас ждал завтрак, состоящий из фруктов и кукурузных хлопьев. Потом падре Карл предложил мне прогуляться вместе с ним на развалины. Я согласился, так как мне очень хотелось побывать там снова. Мы посмотрели на падре Санчеса, но тот вежливо отказался: ему нужно было съездить в долину и сделать несколько телефонных звонков.
Когда мы вышли из дома, небо было кристально чистым и над вершинами ярко сияло солнце. Мы шли размашистым шагом.
– Как вы думаете, можно ли связаться с У илом? – спросил я.
Сначала дорога спустилась в небольшое ушелье, а потом стала взбираться на перевал. Я предвкушал картину, которую мне предстояло увидеть, и не обманулся в своих ожиданиях. На вершине перевала моему взору открылись развалины на Мачу Пикчу во всем своем великолепии. Насклоне горы расположился целый комплекс храмов. Они были сложены из поставленных друг на друга тщательно обработанных многотонных камней. Лаже при неярком свете пасмурного дня было так красиво, что дух захватывало.
Я остановил машину и минут пятнадцать вбирал в себя энергию. По развалинам бродило несколько групп людей. Я заметил, как человек с воротничком католического священника выбрался из развалин одного из строений и направился к стоявшей неподалеку машине. Издалека казалось, что на нем кожаная куртка, а не сутана священника, поэтому я не мог с уверенностью сказать, что это падре Кард.
Заведя машину, я подъехал поближе. Он услышал звук двигателя, посмотрел вверх и улыбнулся, видимо, признав. грузовичок Санчеса. Когда падре Карл заметил в кабине меня, на его диие выразился интерес, и он подошел ко мне. Неяркий шатен, он был невысок и коренаст. Пухлое лицо, глубоко посаженные голубые глаза. На вид ему было лет тридцать.
– Со мной падре Санчес, – сказал я, выйдя из машины и представившись. – Он там, в вашем доме. Он протянул мне руку:
– Падре Карл.
Я перевел взгляд на развалины позади него. При ближайшем рассмотрении тесаный камень производил еще большее впечатление.
– Вы здесь впервые? – спросил священник.
– Да, – ответил я. – Уже не в первый раз слышу об этом месте, но такого не мог и предположить.
– Это один из центров с самой высокой в мире энергетикой.
Я пристально взглянул на него. Было очевидно, что он говорил об энергии в том же значении, что и Манускрипт. Согласно кивнув, я проговорил:
– Я сейчас занимаюсь тем, что пытаюсь сознательно наращивать запас энергии и справиться со своей ролевой установкой. – Эти слова прозвучали несколько претенциозно, но зато я был доволен, что сказал правду.
– Вы не производите впечатление слишком замкнутого человека, – проговорил он. Я был поражен:
– Как вы узнали, что это моя ролевая установка?
– Выработалось какое-то чутье. Поэтому-то я и здесь.
– Вы помогаете людям распознать их ролевую игру?
– Ла, и их истинную сущность. – Его глаза светились искренностью. Он говорил со всей прямотой, и было видно, что он ничуть не испытывает неловкости, полностью раскрывая себя перед незнакомым человеком.
Я промолчал, поэтому он поинтересовался:
– – Вы разбираетесь в первых пяти откровениях?
– Большую часть читал, – сказал я, – и говорил кое с кем.
Тут до меня дошло, что я выражаюсь слишком туманно.
– Вроде бы первые пять мне ясны, – поспешил добавить я. – А вот с Шестым еше не все понятно. Падре Карл кивнул, а потом сказал:
– Большинство из тех, с кем я беседую, даже не слышали о Манускрипте. Они приезжают сюда, и энергия приводит их в восторг. Одно это заставляет переосмыслить свою жизнь.
– А как вам встречаются эти люди? Он посмотрел на меня со значением:
– Похоже, они сами находят меня.
– Вы говорите, что помогаете им распознать их истинную сущность. Каким образом?
Падре глубоко вздохнул, а потом начал:
– Существует лишь один способ. Каждому из нас необходимо перенестись в детство, туда, где мы жили вместе с родителями, и вспомнить, что тогда происходило. Как только мы осознаем свою ролевую установку, появляется возможность сосредоточиться на высшей истине своей семьи, которая лежит за пределами борьбы за энергию. Так что, как говорится, нет хула без добра. И эта обретенная истина может сделать нашу жизнь энергетически более полной, ибо с ней мы познаем, кто мы, куда направляемся и что мы делаем.
– Как раз об этом и говорил Санчес, – подтвердил я. – Хочется побольше узнать о том, как обрести эту истину.
Падре застегнул молнию на куртке: день клонился к вечеру и становилось прохладно.
– Надеюсь, об этом мы сможем поговорить попозже, – сказал он. – А сейчас мне хотелось бы поздороваться с падре Санчесом.
Я окинул взглядом развалины, и он тут же добавил:
– Не торопитесь и осматривайте здесь все, сколько вам будет угодно. До встречи у меня дома.
Потом в течение полутора часов я бродил по древним руинам. Кое-где я испытывал прилив бодрости и задерживался там подольше. Зачарованный, я размышлял о цивилизации, которая возвела эти храмы. Как им удалось поднять сюда такие камни и уложить их один на другой? Казалось, это невозможно.
Когда первый интерес к развалинам прошел, я обратился мыслями к собственной ситуации. Хотя ничего в моем положении не изменилось, я не испытывал прежнего страха. Подействовала уверенность Санчеса. С моей стороны было глупо сомневаться в нем. И мне сразу понравился падре Карл.
С наступлением темноты я вернулся к грузовичку и двинулся к дому падре Карла. Когда я подъехал, с улицы было видно, что оба священника стоят рядом. Войдя, я услышал на кухне смех. Они были заняты приготовлением ужина. Падре Карл подошел ко мне, чтобы встретить и проводить до кресла. Я неторопливо уселся перед камином, в котором гудел огонь, и осмотрелся вокруг.
Просторная комната была облицована широкими, слегка окрашенными деревянными панелями. Узкий коридор соединял две другие комнаты – по всей видимости, спальные. Свет в доме был неяркий, и мне показалось, что я слышу еле различимое гудение генератора.
Когда все было готово, меня пригласили за стол, сколоченный из струганых досок. Санчес прочитал короткую молитву, мы принялись за еду. Священники продолжили свою беседу. Потом мы уселись вместе у камина.
– Падре Карл говорил с У илом, – сообщил Санчес.
– Когда? – взволнованно спросил я.
– У ил проезжал здесь несколько дней назад, – сказал падре Карл. – Я знаком с ним уже год, и он заехал, чтобы доставить мне кое-какую информацию. По его словам, он якобы знает, кто стоит за действиями властей, направленными против Манускрипта.
– И кто же это?
– Кардинал Себастьян, – вставил Санчес.
– А что он предпринимает?
– По всей видимости, он использует свое влияние в правительстве для того, чтобы усилить давление на сторонников Манускрипта с помощью военных. Он всегда предпочитал действовать исподтишка через правительство, а не нагнетать раскол внутри Церкви. Теперь он активизировал свои действия по отношению к древней рукописи. К сожалению, может быть, они уже принесли результаты.
– Что вы хотите сказать?
– За исключением нескольких священников Северного совета Церквей и нескольких людей вроде Хулии и У ила, похоже, ни у кого не осталось списков Манускрипта.
– А ученые в Висьенте?
Священники на миг умолкли, а потом падре Карл про говорил:
– Уил сообщил, что усадьба закрыта властями. Ученые арестованы, а данные их исследований конфискованы.
– Неужели научное сообщество потерпит это? – возмутился я.
– А что они могут сделать? – задумчиво произнес Санчес. – К тому же большинство ученых все равно нежелали признавать эти исследования. Власти, скорее всего, попытаются убедить всех, что эти люди нарушили закон.
– Трудно поверить, что подобные действия сойдут властям с рук.
– По всей видимости, так оно и есть. – сказал падре Карл. – Лля проверки я заезжал в несколько мест, и везде рассказывают то же самое. Хотя это и держится в тайне, власти предпринимают все более решительные меры против Манускрипта.
– Что же будет дальше, как вы считаете? – обратился я к моим собеседникам.
Падре Карл пожал плечами, а Санчес ответил:
– Не знаю. Это будет зависеть от того, что обнаружит У ил.
– Почему? – допытывался я.
– Похоже, он близок к тому, чтобы найти оставшуюся часть Манускрипта, Девятое откровение. Когда оно будет найдено, то, возможно, к нему будет проявлен такой интерес, что станет возможным вмешательство мировой общественности.
– А У ил говорил, куда собирается? – обратился я к падре Карлу.
– Он не мог сказать, куда именно, но упомянул, что интуиция ведет его на север, ближе к Гуатемала.
– Его ведет интуиция?
– Да, это станет понятно, когда вы уясните для себя, кто вы такой, и перейдете к Седьмому откровению.
На лицах обоих священников было выражение удивительной безмятежности.
– Как вы можете оставаться такими спокойными? – поразился я. – А если они ворвутся сюда и арестуют нас всех?
Они по-прежнему терпеливо взирали на меня, а потом заговорил падре Санчес:
– Не путайте спокойствие с беспечностью. Мир на наших лицах указывает, насколько мы приобщены к энергии. Мы сохраняем эту связь потому, что это лучшее, что мы можем сделать, вне зависимости от обстоятельств. Это понятно?
– Да, конечно, – проговорил я. – Дело в том, что мне трудно сохранять эту приобщенность самому. Священники улыбнулись.
– Будет легче, когда выясните, кто вы такой. Тут падре Санчес встал и, заявив, что идет мыть посуду, удалился.
Я взглянул на падре Карла:
– – Хорошо. Так с чего же начать, чтобы выяснить, кто я такой?
– Падре Санчес утверждает, что вы уже уяснили для себя ролевые установки своих родителей.
– Верно. Они оба были «следователями»– отсюда и моя замкнутость.
– Хорошо, теперь вы должны отрешиться от происходившей в вашей семье борьбы за энергию и отыскать настоящую причину вашего появления в этой семье.
Я взглянул на него в недоумении.
– В процессе обретения своей действительной духовной сути необходимо, кроме всего прочего, обозреть всю свою жизнь как единое повествование и попытаться выяснить ее более возвышенное назначение. Начните с того, что задайте себе вопрос: «Почему я родился именно в этой семье?»
– Не знаю, – признался я.
– Ваш отец – «следователь». А что еше он собой представляет?
– Вы имеете в виду, за что он ратует?
– Да.
На какой-то миг я задумался, а потом ответил:
– Отец искренне верит, что нужно жить в свое удовольствие, жить честно, но использовать все возможности, предоставляемые жизнью. Понимаете, жить полной мерой.
– И ему это удается?
– До какой-то степени – да, однако полоса неудач у него почему-то всегда наступает, когда он близок к тому, чтобы пожить припеваючи.
Падре Карл насмешливо прищурился:
– Он считает, что жизнь дана для веселья и наслаждения, но осуществить это в полной мере ему не удалось?
– Да.
– А вы не задумывались – почему?
– Вообше-то нет. Я всегда считал, что ему не везет.
– Может быть, он еще не пришел к тому, как это нужно делать?
– Может быть, и так.
– Ну а ваша мать?
– Ее уже нет в живых.
– А вы можете сказать, чем жила она?
– Мама жила своей верой. Она считала, что нужно жить по-христиански.
– Ив чем это выражалось?
– Она верила, что нужно служить обществу и жить по Божьим законам.
– И она следовала законам Господа?
– Она соблюдала их в точности, по крайней мере так, как учила ее Церковь.
– А ей удавалось убедить отца поступать так же?
– Вообще-то нет, – рассмеялся я. – Мать хотела, чтобы он каждую неделю ходил в церковь и принимал участие в жизни городка, где мы жили. Но, как я уже сказал, он был слишком вольнолюбив для этого.
– Ну а с чем при этом остались вы?
– Никогда над этим не задумывался, – признался я, взглянув на него.
– А разве они оба не хотели, чтобы вы были привержены их идеалам? Не поэтому ли они мучали вас расспросами: чтобы увериться – не склоняетесь ли вы к жизненным ценностям другого? Разве они не хотели, чтобы вы почитали лучшим образ жизни каждого из них?
– Да, вы правы.
– Как же вы на это реагировали?
– Наверное, я просто старался не принимать сторону ни того, ни другого.
– Значит, они оба наставляли вас, чтобы вы соответствовали их представлениям, а вы, не имея возможности угодить обоим, уходили в себя?
– Примерно так, – подтвердил я.
– Что случилось с вашей матерью?
– У нее развилась болезнь Паркинсона, она долго болела, а потом умерла.
– Она оставалась верна своим убеждениям?
– Абсолютно. Она не изменила своим идеалам во время болезни.
– Так какое же она вам оставила «значение»?
– Что-что?
– Вы хотите выяснить, какое значение имела для вас ее жизнь, причину того, почему вы родились именно у нее, и что вам суждено было узнать. Жизнь каждого – осознает он это или нет – наглядно иллюстрирует, как, по его или ее мнению, должен жить человек. Вы должны попытаться понять, чему вас научила она и, в то же время, что в ее жизни могло бы быть лучше. То, что вы захотели бы изменить в жизни матери, является частью того, нал чем вы сейчас работаете сами.
– Почему только частью?
– Потому что другой частью является то, что вы изменили бы в жизни отца.
Я так ничего и не понял.
Он положил мне руку на плечо:
– Мы не только физическое творение своих родителей, но и их духовное творение. Вы родились у конкретных матери и отца, и жизнь каждого из них оказала на вас неизгладимое воздействие. Для того чтобы выяснить, кто вы на самом деле, вам необходимо предположить, что ваше действительное «я» начиналось где-то между истинами отца и матери. Вы родились у них, чтобы вывести на более высокий уровень то, за что ратовали они. Ваш путь в том, чтобы обрести истину, которая представляет собой сочетание устремлений этих двух людей, но на более высоком уровне. Я кивнул.
– Так как же вы определили бы то, чему научили вас родители?
– Не могу сказать наверное.
– А что думаете по этому поводу?
– Отеи считает, что жизнь дана, чтобы прожить ее во всей полноте, чтобы наслаждаться тем, что ты есть, и он пытался добиться этого. Мать больше верила в жертвенность и посвящение себя службе ближнему, забывая при этом о себе. Она считала, что это как раз и заповедано в Писании.
– А вы, что вы думаете об этом?
– Честно говоря, не знаю.
– Уходите от ответа, – засмеялся падре Карл.
– Мне кажется, что я не знаю.
– А если бы вам пришлось выбирать из двух? Я помолчал, искренне пытаясь думать, и тут неожиданно в голову пришел ответ.
– Они оба правы, – сказал я. – и не правы. Его глаза просияли:
– Как это?
– Я не совсем уверен, как именно. Но считаю, что верный жизненный путь должен включать оба этих взгляда.
– Для вас, – проговорил падре Карл, – вопрос заключается в том – «как»? Как человеку прожить жизнь, в которой присутствуют обе эти точки зрения? От матери вы получили знание того, что жизнь – это духовность. От отиа познали, что жизнь в том, чтобы расти в своих глазах, в развлечениях, приключениях.
– Значит, моя жизнь, – перебил я, – состоит в сочетании этих двух подходов?
– Да, для вас все дело в духовности. Вся ваша жизнь будет посвящена тому, чтобы обрести такую духовность, благодаря которой вы выросли бы в своих глазах. Эту задачу оказались не в состоянии решить ваши родители и оста 117/6 вили ее вам. Вот вопрос вашей эволюции, предмет ваших исканий на время, отпущенное вам в жизни.
Эта мысль заставила меня погрузиться в задумчивость. Падре Карл говорил еше о чем-то, но я был не в состоянии сосредоточиться на его словах. Да и угасавший огонь в камине действовал убаюкивающе. Я понял, что устал.
Падре Карл выпрямился в кресле:
– Думаю, на сегодня вам уже не хватит энергии. Но позвольте на прошение высказать одну мысль. Вы можете ложиться спать и больше не думать о том, что мы обсуждали. Можете возвратиться к своей прежней ролевой установке или, наоборот, проснувшись завтра утром, придерживаться нового представления о том. кто вы есть. Если вы выберете последнее, у вас появится возможность сделать следующий шаг в этом направлении и пристально вглядеться во все остальное, что происходило с вами с самого рождения. Если вы охватите взглядом всю жизнь как единое повествование, с рождения до настоящего момента, то поймете, что все это время вы пытались ответить на этот вопрос. Вы осознаете, как получилось, что вы оказались здесь, в Перу, и что вам следует делать дальше.
Я кивнул, пристально всматриваясь в него. В глазах, которые лучились теплом и заботой, было то же выражение, какое мне часто приходилось видеть и у Уила, и у Сан-чеса.
– Спокойной ночи. – С этими словами падре Карл прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Я расстелил на полу спальный мешок и быстро заснул.
Пробудился я с мыслью об Уиле. Мне хотелось спросить падре Карла, что еще ему известно о планах Уила. Пока я, не вылезая из мешка, размышлял, в комнату тихо вошел падре Карл и стал разводить огонь.
Я расстегнул застежку спального мешка, и он обернулся на звук.
– Доброе утро! Как спалось?
– Хорошо, – ответил я, вставая.
«77Он положил на угли тоненькие дошечки, а потом поленья побольше.
– У ил говорил о своих планах? – спросил я. Падре Карл встад и повернулся ко мне:
– Он сказал, что направляется к своему приятелю, чтобы у него дожидаться каких-то сведений, на которые он рассчитывает, по всей видимости, сведений о Девятом откровении.
– А что он еще сказал? – допытывался я.
– Он говорил, что, по его мнению, кардинал Себастьян сам рассчитывает найти последнее откровение и, похоже, близок к цели. У ил считает, что от человека, в руках которого окажется последнее откровение, будет зависеть, суждено ли Манускрипту получить когда-либо широкое распространение и понимание.
– Почему?
– Мне, честно говоря, трудно судить об этом. У ид одним из первых собрал откровения и ознакомился с ними. Возможно, он разбирается в этом лучше, чем кто-либо другой из ныне здравствующих людей. Он, как мне кажется, считает, что с последним откровением все прочие станут более понятными и приемлемыми.
– Вы думаете, У ил прав?
– Не знаю. – ответил пал ре Кард. – Я не настолько разбираюсь в этом. Мне понятно лишь то, что требуется от меня.
– И что же именно?
После небольшой паузы священник ответил:
– Как я уже говорил, моя истина заключается в том, чтобы помогать людям разобраться, кто они есть на самом деле. Когда я читал Манускрипт, мне стало ясна моя миссия. Я специализируюсь на Шестом откровении. Моя истина в том, чтобы помочь ближнему уяснить это откровение. И у меня получается, потому что я прошел через это сам.
– А какова была ваша ролевая установка? Он весело глянул на меня:
– Я был «следователем».
– Вы подчиняли себе людей, выявляя их недостатки и просчеты?
– Совершенно верно. Мой отец был «бедный я», а мать была «замкнутой». Они не обращали на меня никакого внимания. Чтобы получить хоть какую-то энергию внимания, мне оставалось лишь совать нос в то, чем они занимались, а потом отмечать, что не так.
– И когда вы избавились от этой установки?
– Примерно года полтора назад, когда познакомился с падре Санчесом и начал изучать Манускрипт. После того, как я посмотрел на своих родителей со стороны, я осознал, к чему меня готовил опыт жизни с ними. Понимаете, мой отец ратовал за то, чтобы доводить все до конца. Он всегда был нацелен на достижение результата. Все время у него было распланировано, и он судил о себе по тому, что ему удавалось сделать. Мать в большей степени полагалась на интуицию и была склонна к мистике. Она веровала, что каждый из нас сподобился наставления в духе и что смысл жизни в том, чтобы следовать в заданном направлении.
– А как относился к этому ваш отец?
– Он считал, что это сушая ерунда. Я улыбнулся, но ничего не сказал.
– Вам понятно, с чем меня оставили? – спросил падре Карл.
Я покачал головой: в полной мере мне этого было не уяснить.
– Благодаря отцу, – стал объяснять падре Карл, – я привык к мысли, что главное в жизни – завершенность: это значит, что необходимо заниматься чем-то важным и доводить дело до конца. Но в то же время рядом была мать, которая говорила, что главное – то, чем живет человек в душе, то, чем мы руководствуемся интуитивно. Мне стало ясно, что в моей жизни сочетаются оба этих мировоззрения. Я пытался найти путь внутрь себя, к той миссии, выполнить которую способен только я, зная, что следовать ей крайне важно, если я хочу испытать счастье и полноту жизни.
117/9Я кивнул.
– И вы можете себе представить. – продолжал он. – насколько меня взволновало Шестое откровение. Прочитав его, я тут же осознал, что моя задача заключается в том, чтобы помогать людям разобраться в этом откровении и дать каждому человеку возможность обрести чувство своего предназначения.
– А вы знаете, что привело Уила на путь, которым он следует теперь?
– Ла, он сообщил мне кое-какие сведения об этом. Как и у вас. ролевая установка Уила заключалась в уходе в себя, Как и в вашем случае, его родители были «следователями», у каждого из них было четкое мировоззрение, и каждый хотел, чтобы У ил принял его. Отец Уила, немей, был писателем и стоял на том, что человеку суждено стать совершенным и что весь род людской рано или поздно придет к совершенству. Отец Уила ратовал лишь за этот самый чистый из всех человеческих принципов, однако нацисты использовали его основную мысль о совершенстве для того, чтобы с ее помощью оправдать безжалостное уничтожение «низших рас».
Из-за такого извращения основной идеи своего творчества старый писатель пережил страшное потрясение, и это побудило его переехать вместе с женой и маленьким Уилом в Южную Америку. Его жена была перуанка, она выросла в Америке и там получила образование. Она тоже писала, но в своем мировоззрении придерживалась в основном философских взглядов Востока. Она считала, что жизнь дана для того, чтобы достичь внутреннего просветления, выйти на высшую ступень сознания, для которой ха-«рактерны умиротворение духа и отрешенность от всего мирского. По ее убеждению, смысл жизни не в совершенствовании, а в отказе от необходимости что-либо совершенствовать, к чему-либо стремиться… Вы понимаете, где при этом оказался Уил?
Я отрицательно покачал головой.
– Он оказался в затруднительном положении, – продолжал падре Карл. – Его отец отстаивал западноевропейскую идею о необходимости трудиться во имя прогресса и совершенствования, а мать придерживалась восточного представления о том, что жизнь дана лишь для обретения мира в душе. Родители подготовили Уила к работе над слиянием в одно целое отличных друг от друга основных философских взглядов восточной и западной цивилизаций, хотя на первых порах он этого не понимал. Сначала он стал инженером, посвятив себя прогрессу, а потом простым проводником, чтобы обрести мир в душе, показывая людям прекрасные, волнующие своей красотой уголки нашей страны.
Но когда Уил обнаружил Манускрипт, все это ожило в нем. В откровениях содержался прямой ответ на его главный вопрос. В них ему открылось, что идеи Востока и Запада, по сути дела, могут соединиться, образуя некую более возвышенную истину. Знакомясь с откровениями, мы видим, насколько правомочна точка зрения Запада, согласно которой смысл жизни в прогрессе, в устремленности к еще более высокой ступени развития. Однако Восток тоже прав, когда подчеркивает, что нам необходимо отказаться от подчинения себе других при помощи своего «я». Мы не в состоянии идти дальше, руководствуясь одной лишь логикой. Нам нужно обрести большую полноту сознания, сподобиться внутреннего единения в Господе, потому что лишь тогда, став более возвышенными, мы сможем направлять свою «устремленность к чему-то лучшему.
Когда Уил начал уяснять эти откровения, вся жизнь его оказалась вовлеченной в какой-то поток. Он познакомился с Хосе, тем самым священником, который первым нашел и перевел Манускрипт. Вскоре после этого он встретился с владельцем Висьенте и помог организовать там исследования. Примерно в это же время у него завязалась дружба с Хулией, которая, как и он, показывала людям дорогу в девственные леса.Ё! – ' if
Именно Хулия стала для Уила наиболее близким человеком. Они оба сразу почувствовали эту близость из-за схожести стоявших перед ними вопросов. Хулия выросла в семье, где отец вел беседы о духовном, но делал это как-то странно, с причудами. Мать, с другой стороны, преподавала риторику в колледже и была неутомимой спорщицей, ратовавшей за ясность мышления. Естественно, Хулия поняла, что ей необходимо больше знать о духовном, но при этом она хотела, чтобы эти знания были доходчивыми и четко сформулированными.
Уил искал слияния восточного и западного, которое давало бы понимание духовного мира человека, а Хулии нужно было, чтобы объяснение этого давалось в абсолютно четкой форме. Все это они нашли для себя в Манускрипте.
– Завтрак готов! – донесся из кухни голос Санчеса.
Я удивленно обернулся. Мне и в голову не приходило, что Санчес уже встал. Прервав беседу, мы с падре Карлом встали и прошли на кухню, где нас ждал завтрак, состоящий из фруктов и кукурузных хлопьев. Потом падре Карл предложил мне прогуляться вместе с ним на развалины. Я согласился, так как мне очень хотелось побывать там снова. Мы посмотрели на падре Санчеса, но тот вежливо отказался: ему нужно было съездить в долину и сделать несколько телефонных звонков.
Когда мы вышли из дома, небо было кристально чистым и над вершинами ярко сияло солнце. Мы шли размашистым шагом.
– Как вы думаете, можно ли связаться с У илом? – спросил я.