С энтузиазмом крестоносца Дербон начал говорить, глаза его сверкали. Это был Кенберн эпохи царствования короля Георга IV. Тогда тут находилось феодальное поместье, которое герцог арендовал для своей любовницы — актрисы. На южной стороне Ламмас-роуд располагался ряд великолепных вязов. Почему бы теперь не очистить это место и не посадить новые деревья? Почему не превратить безобразные пустыри в спортивные площадки? Уэксфорду не пришлось спрашивать о кладбище: он еще только собрался перебить говорящего, как ему уже была сообщена площадь, занимаемая кладбищем, рассказаны истории об интересных личностях, захороненных там, а также о том, что состояние стен с восточной стороны настолько плохое, что скоро вандалы смогут входить и расхищать все, что им заблагорассудится.
   Одно очко в пользу Бейкера. Уэксфорд попытался расслабиться и слушать более внимательно, но чувствовал себя несколько подавленным. Им овладевало ощущение, которое он часто испытывал в тех случаях, когда слушал людей, одержимых какой-либо идеей. Информации слишком много, ее следовало бы подавать постепенно, но увлеченный человек не замечает этого. День и ночь он живет своей страстью, а когда появляется возможность просветить новичка, не способен сделать это, поскольку не имеет опыта обучения, не умеет описать что-либо в общих чертах, пробудить интерес и отложить до более подходящего момента сложные детали. Разобщенные факты, исторические анекдоты, примеры борьбы с предрассудками буквально обрушились на Уэксфорда. Дербон находил карты, подтверждавшие его рассказы, доставал новые документы, пока у его слушателя все не поплыло перед глазами.
   Некоторое облегчение наступило, когда Дербон стал снова наполнять стаканы. Уэксфорд оглянулся, чтобы обменяться улыбкой с миссис Дербон, но, когда посмотрел в ее сторону, надеясь успокоиться созерцанием ее ритмично движущихся пальцев, увидел, что вязанье лежит у нее на коленях, а она остановившимся взглядом смотрит в дальний угол комнаты и ее пальцы безостановочно щиплют окантовку на подлокотнике кресла.
   Окантовка была настолько обтрепанной, что проложенный внутри нее шнур вылез наружу на обоих подлокотниках. Это, безусловно, было результатом нервного напряжения не одного, а многочисленных вечеров. Когда Уэксфорд оглядел остальные пять или шесть кресел и софу, стоящие в комнате, то увидел, что все они, будучи в других отношениях безукоризненными, пребывали в таком же состоянии. Петли шнура высовывались из-под обивки на всех подлокотниках.
   Это зрелище расстроило его, оно нарушало картину безоблачного семейного счастья этой пары. Внезапно он почувствовал напряжение. Дербон стоял у подноса с напитками, глядя на жену; лицо его выражало сочувствие, но уже с легким налетом раздражения.
   Все молчали. В полной тишине раздался оглушительный звонок телефона, заставивший всех подпрыгнуть, особенно миссис Дербон. На второй звонок она уже вскочила с кресла и почти прокричала: «Я возьму трубку!» От ее грации не осталось и следа. Она была похожа на медиума, пробудившегося после трансцендентального общения с потусторонним миром, которому надо было заново обрести связь с реальностью и который, пытаясь сделать это, испытывает невыносимый психический стресс.
   Телефон стоял в дальнем конце комнаты на столе ниже точки, в которую был направлен застывший взгляд миссис Дербон. Она сняла трубку и сказала «алло», затем, откашлявшись, снова повторила это слово голосом, чуть громче шепота. То, что она ждала звонка и не стеснялась этого, было очевидно, но по резко опустившимся плечам стало ясно, что позвонил не тот, кого она хотела услышать.
   — Ничего страшного, — проговорила миссис Дербон, а затем, обратившись к мужу, произнесла: — Кто-то ошибся номером.
   — У нас это часто бывает, — извиняющимся тоном пояснил Дербон. — Ты устала, Мелани. Я налью тебе выпить?
   — Да, спасибо, — откликнулась она и отвела рукой прядь со лба. Уэксфорд обратил внимание, какими тонкими были ее запястья. — Это из-за дочери, — сказала миссис Дербон, как хорошая хозяйка, которая умеет найти искусную отговорку для гостей. — Я так волнуюсь о ней! Сегодня иметь детей — сплошное беспокойство, не так ли? Никогда не знаешь, в какую беду они могут попасть. Ну да ладно, не буду вам надоедать. — Она взяла стакан с виски, который ей протянул муж. — Спасибо, дорогой, — и вздохнула.
   Муж и жена стояли напротив друг друга; на мгновение они крепко сжали руки. Уэксфорд теперь понимал еще меньше, чем раньше. Что она имела в виду, говоря о дочери и беде, в которую та может попасть? Ребенок еще довольно маленький (грызет зубное кольцо), мать оставила его наверху час назад, и теперь он, несомненно, спокойно спал в своей колыбельке. Разве только она ждала звонка врача, потому что девочка была больна…
   С чувством вины Уэксфорд выпил второй стакан пива. Он отвык от алкоголя, который теперь подействовал на него усыпляюще; голова слегка кружилась, поэтому он обрадовался, когда Дербон стал собирать бумаги и сказал, что для одного вечера — достаточно.
   — Вы можете прийти еще, или, того лучше, мы поедем вместе с вами по некоторым местам, о которых говорили. Я отвезу Александру в Кенберн-Вейл. — Он говорил это совершенно серьезно. — Она еще довольно мала, чтобы понимать, но в ее глазах можно увидеть просыпающийся интерес. Она — очень умный ребенок. Вы надолго в Лондоне?
   — К сожалению, только до следующей субботы, а потом — обратно в Сассекс и на работу.
   — А кем вы работаете?
   — Я — полицейский.
   — Как интересно. Я уверен, вы — необычный полицейский.
   — Я — детектив, старший инспектор.
   Лицо Мелани напряглось. Она взглянула на мужа, затем в сторону. Дербон, как ожидал Уэксфорд, мог бы вспомнить об убийстве, но он этого не сделал.
   — В любом случае вы не зря приехали, — сказал он. — Вы собираетесь домой, а я в конце будущей недели — на совещание архитекторов в Йоркшир. Тогда, может быть, в следующий ваш приезд в Лондон?
   Уэксфорд кивнул, но последующая беседа была прервана плачем ребенка. Обожаемое, беспокойное, не по годам развитое, необыкновенно умное дитя проснулось.
   Мелани Дербон, которая была буквально наэлектризована телефонным звонком, теперь повела себя как женщина, воспитавшая шестерых детей. Со словами «Это Александра опять проснулась» она всего лишь глянула наверх. На этот раз занервничал Дербон. Может быть, ребенок заболел? Может быть, нужно вызвать врача? Ему не понравилась сыпь на ее лице, хотя жена сказала, что это просто зубки режутся.
   Уэксфорд воспользовался моментом, чтобы попрощаться; он оставил им номер телефона Говарда и поблагодарил за приятный вечер. Миссис Дербон проводила его до двери, а ее муж уже поднимался по лестнице, сообщая малышке, что папочка уже идет и что папочка сделает все, что надо.

Глава 10

   Ибо, подобно тому, как некоторых увлекает одна только красота, так удержать при себе можно только лишь добродетелью и послушанием.

   Пока Уэксфорд навещал Дербонов, а Говард играл в бридж с женой, тетушкой и шурином, в Кенберн-Вейл произошла кража со взломом — еще одна из серии краж, происходивших вечерами в пятницу или субботу.
   — Твой друг в какой-то степени несет за это ответственность, — заявил Говард в понедельник утром.
   — Дербон? — спросил Уэксфорд.
   — Ты видишь, как преображается Кенберн-Вейл, и я полностью за то, чтобы жизнь здесь стала лучше, за перестройку этих старых трущоб, однако совершенно ясно, что там, где деньги, там и преступления. Десять лет назад в Кенберн-Вейл едва ли нашелся бы один местный житель, за исключением владельцев магазинов, обладающий хоть каким-то личным состоянием. Теперь появились обеспеченные люди. У нас есть директора компаний, имеющие фамильные ценности и сейфы, которые может вскрыть даже ребенок. Кстати, ни одна из краж не произошла в местах, являющихся собственностью «Нортберн пропертиз», но теперь, если я не ошибаюсь, они нацелились на Вейл-парк.
   — У тебя есть идея, кто «они»?
   — Один уже известен, и ты его знаешь, — огорченно произнес Говард. — Большую часть вчерашнего дня я допрашивал человека по имени Винтер, у которого конечно же прекрасное и безупречное алиби. И кто, ты думаешь, обеспечивает ему это алиби? Не кто иной, как наш старый друг Гарри Слейд.
   Уэксфорд был явно озадачен.
   — Но он не мой старый друг.
   — Прости, Рэдж, разве мы тебе не говорили? Гарри Слейд — один из тех, кто утверждает, что Грегсон был с ним в «Сайк-клаб» вечером в пятницу двадцать пятого февраля. Рекорда он пока не установил, но я начинаю думать, что он — профессионал по обеспечению алиби.
   — Но, безусловно…
   — Безусловно, его слова ничего не стоят? Но не для судьи, Рэдж. Есть безупречный гражданин, молочник, чистый, как поставляемый им товар, который подтверждает, что субботний вечер Винтер провел с ним, его дорогой старушкой мамочкой и его невестой-машинисткой. Все вместе они играли в «Монополию» в квартире мамочки.
   — В конце концов, ты получишь какой-нибудь другой рычаг против Грегсона, — возразил Уэксфорд.
   В этот момент в кабинет Говарда вошел Бейкер. Уэксфорд говорил спокойно, потому что ему было жаль любого человека, которому казалось, будто он теряет контроль над делом, однако Бейкер взглянул на него с холодной вежливостью. «Его лицо похоже на морду леопарда, — вдруг подумал Уэксфорд, — нос, маленький, резко очерченный рот, покатый лоб и рыжеватые баки на щеках».
   — Ты сейчас едешь в «Ситансаунд», Майк, — вспомнил Говард. — Возьми с собой моего дядю.
   — Я бы с удовольствием, — ответил Бейкер, — но со мной едет сержант Нолап, кроме того, я обещал молодому Дайпхарту ввести его в курс дела. Не получится ли, что мы будем убивать мух кувалдой?
   Уэксфорду стоило больших усилий сдержаться, он улыбнулся и ради Говарда сделал вид, будто рад быть простым наблюдателем большей части игры. Он вспомнил о несчастной судьбе Бейкера, его коварной молодой жене и ребенке, которого она родила от другого мужчины. Понять — значит простить. Что же ему делать до конца дня? Болтать с Говардом и отвлекать его от работы? Бесцельно слоняться по Кенберну? Уэксфорд начинал понимать, что означали великодушные действия Говарда, позволившего ему выбирать дело по силам. Он никому не причинял вреда — просто развлекался, подавая экспертам идеи для опровержения. И чувствовал себя рабочим, чей ресурс исчерпан, а добрый хозяин находит для него работу, которую компьютер сделает гораздо более эффективно. Ему просто надо было идти домой и фотографировать Дору.
   У входа Уэксфорд встретил сержанта Клементса.
   — Хорошо провели выходные, сэр?
   — Очень хорошо, спасибо. А как поживает ваш мальчик?
   — Он уже большой, сэр. Заставляет мать вставать по ночам, маленький плутишка; высунет голову и кричит, а когда она подходит, хочет играть с ней. А как он смеется! Уже начинает ползать. Пойдет раньше года!
   Ох уж эти отцы!
   — Как вы решили назвать его?
   — Знаете, его мамаша, наверное, из тех романтичных особ, которые обожают экзотические имена. Она назвала его Барнабас, но мы с женой предпочитаем что-нибудь попроще, поэтому решили назвать его Джеймсом в честь моего отца. Как только получим постановление об усыновлении, устроим крестины.
   — Осталось всего четыре дня, не так ли?
   Клементс кивнул. Его веселость как рукой сняло при упоминании об этом коротком отрезке времени — мучительно коротком и мучительно долгом, отделяющем испытательный срок на отцовство от реального. А вдруг ему откажут? Глядя на покрасневшее лицо этого видавшего виды человека, которое, несмотря на его хваленый здравый смысл, оставалось совершенно мальчишеским, Уэксфорд подумал о наступающей пятнице с каким-то благоговейным страхом. Представить только, что эта молодая мамаша, романтическая девушка, назвавшая своего ребенка экзотическим именем, снова изменит свое решение и явится в суд, чтобы объявить об этом! Какой одинокой и безрадостной станет после этого жизнь Клементса и его терпеливой жены на самом верху их башни… Он прекрасен и справедлив, этот закон, дающий приоритетные права родной матери и ее ребенку, но и жесток по отношению к женщине, не способной иметь детей, — женщине, которая ждет, надеется и молит Бога.
   — Вы так интересуетесь нашим мальчишкой, сэр, — сказал Клементс, снова улыбнувшись, — что я и моя жена хотели узнать, не сможете ли вы прийти к нам как-нибудь пообедать и, ну, в общем, посмотреть на нашего Джеймса… Может быть, завтра или в среду? Мы почтем это за честь.
   Уэксфорд был очень тронут.
   — Прекрасно, я приду завтра, — пообещал он, подумав, что это будет способом провести время. И в порыве чувств похлопал сержанта по плечу.
   Дениз и Дора только что закончили обедать. Увидев Уэксфорда, они не выразили ни удивления, ни потрясения оттого, что он еще жив. Только жена посмотрела на него таким взглядом, которого он не видел вот уже много лет.
   — До чего ты дошел, дядя Рэдж, — проговорила Дениз и впервые за их знакомство взглянула на него как на мужчину, а не как на старика инвалида.
    Я? — удивился Уэксфорд. — Что ты хочешь этим сказать? — «Наверное, именно так заставляют почувствовать вину невинного человека, — подумал он. — Конечно же такая телеграмма: „Вылетай немедленно, все раскрыто“ — заставила бы любого паковать чемоданы и ехать в ближайший аэропорт». — Так что ты хочешь сказать?
   — Так вот, тебе звонила женщина — какая-то Мелани, — я не запомнила фамилию. Она просила передать, не смог бы ты приехать к ним еще раз и встретиться с ней как-нибудь днем, когда мужа не будет дома. Ты должен ей перезвонить, она сказала, что ты знаешь ее номер.
   Уэксфорд чувствовал некоторую растерянность, но, услышав это, громко расхохотался.
   — Кто она, Рэдж? — спросила Дора, которая, конечно, не верила, что муж мог изменить ей, но все же нельзя сказать, что была в восторге от звонка незнакомки.
   — Мелани? — легкомысленным тоном переспросил он. — Ах, Мелани! Просто женщина, с которой у меня были кое-какие личные дела. Вы думали, что все время, которое я проводил в Кенберн-Вейл, я был с Говардом? Ладно, признаюсь: на самом деле я был с ней. Есть еще порох в пороховницах, моя дорогая! — Он замолчал, увидев укоризненный, но еще чуть-чуть тревожный взгляд жены. — Дора, — произнес он уже серьезно. — Посмотри на меня. Посмотри на меня! Какой женщине, пребывающей в здравом уме, я могу быть нужен?
   — Мне.
   — Ну конечно тебе. — Он неловко подошел к жене и нежно поцеловал ее. — Любовь слепа, — заявил он. — Прости меня, но я должен звякнуть любовнице.
   В телефонной книге он отыскал Дербона Стивена Т.; дальше шли буквы, по-видимому указывавшие на его профессию архитектора. Уэксфорд набрал номер, и после второго звонка Мелани взяла трубку. Интересно, она всегда сама отвечает на телефонные звонки? Или, может быть, сидела у аппарата и с нетерпением ждала, когда он зазвонит?
   — Извините, что беспокою вас, мистер Уэксфорд. Я… я… Не будет ли слишком бестактным с моей стороны попросить вас приехать и поговорить со мной?
   — Сейчас, миссис Дербон?
   — Да, если можно, сейчас.
   — Не могли бы вы хотя бы намекнуть, в чем дело?
   — Если можно, поговорим обо всем при встрече.
   Очень заинтригованный, Уэксфорд ответил:
   — Я буду через десять минут, — и положил трубку.
   Он попытался объяснить Дениз и Доре причину своего ухода, конечно, насколько это было возможно, потому что он и сам совершенно не понимал, зачем Мелани Дербон понадобилось встретиться с ним в отсутствие мужа. Может быть, причиной тому было искреннее беспокойство, связанное с навязчивой идеей, каковой стало для него переустройство Кенберн-Вейл, возможно, в ущерб ей или его бизнесу. Или что-то связанное с Александрой беспокоило ее? Ни один из ответов не приходил в голову.
   — В библиотеку пришла твоя книга, дядя Рэдж, — сообщила Дениз. — Можешь забрать ее на обратном пути.
   Он взял синюю карточку и, выходя из дому, пришел к заключению, что миссис Дербон позвала его потому, что он — полицейский.
   Такси остановилось у двойной белой линии, и в центральном ряду Уэксфорд заметил проехавший мимо них из Лейсбрук-сквер красный мини. Мельком взглянув на водителя, Уэксфорд увидел молодую женщину в темном пальто. Что-то промелькнуло в его голове, когда он обратил внимание на ее руки в перчатках, но это не нашло отклика в памяти, и он тотчас забыл и о женщине, и о ее перчатках. Тем временем такси уже въехало под арку, и впереди он увидел Мелани Дербон, ожидающую его на ступеньках Лейсбрук-Хаус.
   Уэксфорд улыбнулся ей, как он надеялся, успокаивающей улыбкой, но Мелани не улыбнулась в ответ. Она сжала обе его руки и обрушила поток извинений за беспокойство, причиненное ею едва знакомому человеку.
   Его предположение оправдалось.
   — Я решилась побеспокоить вас, потому что вы полицейский, — пояснила она, когда они вошли в дом, — или, точнее, потому что вы детектив, но в данный момент не работающий, если вы понимаете, что я хочу сказать.
   Уэксфорд не понимал.
   — Вы можете подсказать мне, что я должна делать, — растолковала она, опустившись в кресло и немедленно вцепившись обеими руками в шнур окантовки.
   — Я в этом не уверен, — возразил Уэксфорд. Она была такой приятной женщиной и так сильно встревожена, что он позволил себе говорить с ней как с близким другом. — Постарайтесь успокоиться, — сказал он. — Ваши руки… Позвольте предложить вам сигарету?
   Она кивнула, оторвав ладони от подлокотников кресла и сцепив их вместе.
   — Вы из тех людей, которые умеют успокоить, не так ли? — отозвалась Мелани и закурила сигарету. — Теперь мне немного лучше.
   — Очень хорошо. Так что же случилось?
   — Моя дочь, — ответила Мелани Дербон. — Она пропала. Я не знаю, где она. Должна ли я объявить ее пропавшей?
   Уэксфорд уставился на нее:
   — Малышка? Вы хотите сказать, что кто-то украл малышку?
   — Да нет, нет, конечно нет! Александра наверху. Я говорю о моей старшей дочери, Луизе. Ей двадцать один год. — Было очень трогательно видеть, как застенчиво Мелани ждала галантных слов, которые должны были за этим последовать, однако Уэксфорд не мог произнести их: сегодня миссис Дербон выглядела так, что вполне могла показаться матерью взрослой дочери. Но был ли ее отцом Дербон? Насколько он понял, они поженились три или четыре года назад. — Стивен не ее отец, — тут же объяснила миссис Дербон. — До брака с ним я была замужем. Мне было всего девятнадцать, когда родилась Луиза, а мой первый муж умер, когда ей было десять.
   — Почему вы решили, что ваша дочь пропала? Обычно она живет с вами?
   — Нет, она никогда не жила здесь. Они со Стивеном не ладят, и я не могу понять почему. Раньше все было нормально, и ведь именно благодаря Изе — так она сама себя называет — я впервые встретилась со Стивеном. Полагаю, ей не понравилось, что я снова вышла замуж.
   Старая история: мать и дочь близки друг с другом, в их жизнь вмешивается любовник матери и выгоняет дочь из дома.
   — Мы поженились три года назад, — продолжала Мелани. — Иза тогда была еще школьницей, она училась в шестом классе и собиралась сдавать экзамен на повышенном уровне; у нас уже была предварительная договоренность о месте для нее в Кембридже. Но как только Луиза узнала, что мы собираемся пожениться, сразу же бросила все и стала жить вместе с другой девочкой. — Руки миссис Дербон снова нервно затеребили шнур окантовки кресла, а недокуренная сигарета лежала на краю пепельницы. — Согласно воле отца, ей назначено содержание: тысяча фунтов в год. Не знаю даже, работала ли она когда-нибудь.
   — Ваша дочь давала о себе знать?
   — Да нет, в общем-то мы поссорились. Раньше такого не случалось. Иза всегда была очень сдержанной, а стала ужасно скрытной. Думаю, это моя вина. Не хочу жалеть себя, мистер Уэксфорд, но мне довелось многое пережить в первом браке, да и когда стала вдовой, тоже пришлось нелегко. Я всегда учила Изу сохранять присутствие духа и не проявлять своих чувств.
   Уэксфорд кивнул.
   — Но она звонила или, может быть, писала вам?
   — Время от времени звонила, но сюда никогда не приезжала и отказывалась сообщить мне свой адрес после того, как съехала с квартиры, в которой жила вместе с той девочкой. Она звонила мне из автоматов. Я чувствовала себя очень несчастной. Стивен видел это, и тогда нанял частного детектива, чтобы узнать, где она живет. О, это было так ужасно! Иза поклялась, что больше никогда не будет со мной разговаривать. Она заявила, что я сломала ей жизнь. После этого я старалась не показывать Стивену своего беспокойства о ней, поэтому попросила вас приехать тогда, когда его нет дома.
   — Когда вы в последний раз разговаривали с ней?
   Мелани загасила сигарету и закурила другую.
   — Лучше я расскажу вам кое-какие детали. После того как Стивен разыскал ее таким образом и она позвонила мне, чтобы сказать, что я сломала ей жизнь, несколько месяцев от нее не было ни слова. Потом, примерно через год, она снова довольно регулярно стала звонить, но отказывалась говорить, где живет, и голос у нее всегда был очень несчастный.
   — Вы пытались расспросить ее почему?
   — Конечно, пыталась, но она всегда отвечала: «Ничего не случилось. Наш мир — не очень веселое место, не так ли? Ты меня так учила, и это действительно так». Мистер Уэксфорд, вы ее не знаете, вы не представляете, как трудно спрашивать Луизу о чем-то. Она отвечает только одно: «Давай не будем об этом говорить, ладно?» Я хотела, чтобы Иза пришла ко мне на Рождество. Было кое-что, о чем я ей особенно хотела сказать… — Брови ее изогнулись. — Простите, если я не стану говорить об этом. Мне ее очень не хватало, и я ничего не могла с этим поделать. Я умоляла ее прийти, и она пришла. Это было в День подарков. Впервые почти за три года я увидела мою дочь. После этого Луиза приходила еще два или три раза, но всегда, когда Стивена не было дома.
   — Они встретились в День подарков[12]?
   Мелани Дербон покачала головой:
   — Нет, он провел этот день с матерью, которая находится в частном санатории. Иза была очень худой и бледной, и это испугало меня. Она никогда не была жизнерадостной, но тут мне показалось, что в ней совсем не осталось жизни. После этого Иза стала довольно регулярно, примерно раз в неделю, звонить мне. В последний — вы ведь это хотели узнать, не так ли? — так вот, в последний раз звонила в пятницу неделю назад. В пятницу, двадцать пятого февраля.
   Уэксфорд почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, но надеялся, что Мелани этого не заметила.
   — Так она звонила вам в прошлую пятницу?
   — Да, в обед. Она знает, что Стивен никогда не обедает дома, и всегда звонила мне примерно в четверть второго.

Глава 11

   …прочие камни скрыты и таят гибель.

   Уэксфорд сидел совершенно неподвижно. Он понимал, что наблюдательный взгляд Мелани заметит малейшее беспокойство в его поведении. Потом услышал, как тикают часы, звука которых раньше не замечал. Пальцы миссис Дербон сантиметр за сантиметром лихорадочно выщипывали шнур из окантовки кресла, и она продолжала говорить:
   — На этот раз у нее был очень счастливый голос. В нем были такие нотки, которых я не слышала с тех пор, как она была маленькой девочкой. Иза спросила, как я поживаю, как Александра? Потом сообщила, что скоро у нее будут новости, которые меня обрадуют. Естественно, я поинтересовалась, какие новости, и она ответила, что надо подождать неделю или две, но обещала перезвонить мне через несколько дней. Конечно, меня такой ответ не устроил, и я стала упрашивать ее сказать мне, но в трубке раздались гудки. Я попросила Изу назвать мне номер, чтобы ей перезвонить, но, прежде чем она мне ответила, нас разъединили.
   Все сходилось. Все страшно сходилось!
   — И она не перезвонила вам? — уточнил Уэксфорд, заранее зная ответ.
   — Нет, это был чудовищный обман. Я чуть с ума не сошла от любопытства — думаю, именно так вы назвали бы это чувство. Я забыла о том, что поклялась не преследовать Изу, и попыталась дозвониться до Стивена, чтобы попросить снова разыскать ее, но его не оказалось на месте, а когда он пришел домой, я уже остыла и подумала, что могу подождать, пока она снова позвонит мне. С тех пор Иза не звонила.
   — Чего вы боитесь?
   — Ее слишком счастливого голоса. — Мелани неестественно громко рассмеялась. — По-вашему, это звучит абсурдно? Я все время спрашиваю себя, не толкнуло ли ее это счастье на какой-нибудь безрассудный поступок или риск? — И дрогнувшим голосом спросила: — Что мне делать? Скажите, что делать?
   «Поехать со мной в Кенберн-Вейл и опознать тело». Нет, он не мог так сказать. Если бы это происходило в Кингсмаркхеме и он бы вел дело Лавди Морган, то, наверное, сказал бы именно что-нибудь вроде этого, но, конечно, в осторожной и мягкой форме, а здесь, прежде чем что-то предпринять, должен был поговорить с Говардом, который, возможно, узнал еще что-нибудь.
   За свои сорок лет Мелани Дербон много страдала. Если его предположение окажется верным, то вся боль, которую ей довелось испытать, не идет ни в какое сравнение с тем, что ей предстоит. Даже злейшему врагу такого не пожелаешь, а эта женщина не была ему врагом. Она ему нравилась: ее женственность, заботливость и хорошие манеры.
   Что плохого в том, чтобы немного утешить ее и дать событиям идти своей чередой?! Он ведь не при исполнении служебных обязанностей, он в отпуске.