Попченко со станичниками о чем-то совещались. Андрей шепнул Марте, что хочет
принять участие.
- Об ч м разговор, пацаны? - подключился и он.
- Думаем как бы сбежать, - сказал Сер га. - Хочем надрезать доски в
полу, чтобы в подходящий момент проломить дыру и смыться.
- Одни или с девчатами?
- Надо бы всем. Но - как получится.
- "Как получится" - не пойд т, - возразил он. - Неужли душа не болит за
землячек? Ведь эти гады тремя не ограничутся. А до Германии ещ далеко.
- А ты вроде обнад живал, что нас освободят партизаны, - поймал его на
слове пацан по кличке Сухарь.
- На партизан надейся, но и сам не плошай, - переделал он известную
поговорку на свой лад. - Это когда ещ будет!
- В следующую ночь мы их просто не впустим. Застопорим двери с помощью,
например, ремня.
- Не ночью, так дн м зацапают, - возразил Андрей. - Нет, это не выход!Я
предлагаю другое: как токо они задвинут дверь и направятся к девчонкам,
давайте все, сколько нас есть - а нас на каждого из них по десятку - разом
набросимся, свалим, кляп в пасть, коленкой на горло и... ну, там видно
будет.
- А третий - вдруг он с автоматом? - Это опять подал реплику Сухарь.
- Навряд. А чтоб не догадался, что происходит внутри вагона, подговорим
девчат, чтоб погромче кричали. Когда пистолет офицера окажется в наших
руках, приоткроем дверь и кокнем его в упор. Машинисты навряд чтоб...
Совещание прервано было возн й снаружи. Отъехала почти на всю длину
вагонная дверь. Посветлело, внутрь хлынул свежий воздух. В вагон по
приставленному трапу поднялся офицер. Потянув носом, брезгливо сморщился.
- Сейдшась ви путет тишайт свеши востух. Фсем вихотит нис - пистра! -
распорядился он.
Андрей быстренько ст р с лица Марты излишний марафет ("перебор тоже
опасен"), перепутанные волосы уместились под кепкой, пиджак тоже отдал ей.
Осмотрев, сказал с удовлетворением:
- Ты стала неузнаваема. Даже я сомневаюсь, что вижу тебя, а не
какую-нибудь замухрышку.
Спустившихся вниз построили в колонну по два и куда-то повели под
бдительным присмотром. Что за станция, узнать не удалось и сегодня, так как
она оставалась в стороне. В промежутках между соседними колеями там и тут
видны скелеты обгоревших вагонов, ч рные рваные цистерны, сваленные набок.
Привели в некое полупустое помещение, стоящее на отшибе. Здесь их ждала
молочная фляга с водой и кружкой, и возле не сразу образовалась очередь
жаждущих напиться. Двое в гражданском приготовили завтрак - хлеб и какое-то
варево. Оно оказалось с неприятным запахом, невкусным. Но голод не т тка -
ели, хотя и с явным отвращением. Марта отказалась наотрез:
- Не могу эту гадость проглотить, с души воротит...
- Привыкай. Лучшего от них не дождешься.
Но уговорить не получилось, и Андрей съел обе порции, а хлеб, свой и
е , сунул в карманы пиджака:
- Проголодаешься сильнее - съешь, он вроде ничего.
В этом помещении продержали почти до обеда. Затем строем погнали ли
обратно. Уже издали они заметили надпись на "сво м" вагоне: короткое слово
"Д Е Т И", выведенное белой краской, занимало треть боковой площади. Впереди
него стоял теперь пассажирский вагон, за ним - платформа с балластом, поверх
которого лежали несколько рельс и с десяток шпал. Метрах в десяти от не
виднелась дрезина.
И ещ одно новшество: широкий вход в вагон забран реш ткой из толстых
реек, которая откидывалась книзу, служа в то же время и сходнями. Пол внутри
посыпан ракушечником. У входа - фляга с водой и кружкой. В углу, служившему
отхожим местом стояла алюминиевая кастрюля с крышкой. А в девчачьем...
сидели увед нные ночью.
Вид у девочек был жалок, если не сказать ужасен. У Нелли лицо в
синяках, опухшая нижняя губа искусана. У Лены надорвано, к тому же, платье
спереди так, что видна грудь, тоже с кровоподт ком, но она наготы даже не
замечает. Самая младшая, Света, прислонилась к ней мертвенно-бледным личиком
и кажется спящей. От них вс ещ несло винным перегаром...
Реш тку подняли, закрепили. Состав, громыхнув буферам, тронулся с
места, набирая скорость. Снова из-под кол с понеслось надоедливое "тук-тук -
тук-тук". 3а насыпью мелькали телеграфные столбы, проплывали поля,
оставались позади речушки и перелески, небольшие насел нные пункты. Один
красивый пейзаж сменялся другим, вот только сквозь сл зы вс это было плохо
различимо...



    Часть вторая




    НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНЫХ КУБАНЦЕВ




К а к п о м н и т читатель, знакомый с первой частью нашего
повествования, состав с награбленным на Кубани добром предназначался для
отправки в Германию. Так полагала Ольга Готлобовна, так теперь считали и
Андрей с Мартой. Правда, вагонов пока маловато, всего десяток, но их,
видимо, добавится в пути. Поставленный впереди их товарного вагона
пассажирский заселили двумя десятками вооруж нных солдат. Прич м, пожилого
возраста; возможно, по приезду их тут же демобилизуют как выслуживших
положенный срок. Платформа с рельсами и шпалами - на случай, если путя
окажутся поврежденными. Дрезинщики будут ехать впереди состава и
заблаговременно предупредят машинистов - так рассудили ребята. Теперь,
предположили они, ехать будут не только дн м, но и по ночам.
Но ошиблись: ещ не свечерело, как поезд снова остановился на каком-то
глухом полустанке. Как оказалось, на ноч вку, и с наступлением сумерек у
вагона впервые поставили часового.
Андрея, Сер гу и Сухаря это новшество огорчило, так как шанс "смыться",
прорезав в реш тке лаз, сош л на нет. А у Марты появилась надежда, что
девочек - а значит, и е - оставят в покое - неужели ж позволят себе
бесчинства на глазах у старших, которые годятся им в отцы? Подумав, Андрей с
нею согласился и разрешил умыться, привести в порядок волосы, а также убрать
(теперь уже с помощью подруг по несчастью) "обмотку", не позволявшую
вздохнуть полной грудью и до боли натрудившую "леп шки".
Прикорнувшие с вечера, ребята постарше устроились возле реш тки
подышать свежим ночным воздухом родных мест; завтра, возможно, они будут уже
далеко... Разговаривая вполголоса, наблюдали за прохаживавшимся взад-впер д
часовым.
- А что, ежли заговорить с этим асмадеем? Может, хуть что-нибудь
удастся узнать, - предложил Андрей, когда тот присел на рельс и закурил,
посветив спичкой у циферблата часов; похоже, скоро должен был смениться.
- Слышь, фриц, сколько там натикало? - обратился он к нему.
- Ихь бин хайсе Отто, - ответил тот, добавив что-то ещ , чего Андрей не
понял, за исключением последней фразы: - Унд руссише нихт ферштейн.
- Он сказал, что зовут его не Фриц, а Отто и что по-русски не понимает
ни слова, - перевела Марта. - Можно, я задам ему несколько вопросов
по-немецки? Судя по выговору, это интеллигентный человек.
- Ты так думаешь? Поговори.
- Онкель Отто, заген зи, битте, ви шпэт эс? - обратилась она к часовому
("Дядя Отто, скажите - который час?")
- Двенадцатый, - ответил он миролюбиво. - А почему вас это интересует?
- Так просто... Спросила, чтоб узнать, удостоите ли нас ответом. Можно
ещ спросить?
- Спроси. Ты где ж это так хорошо по-нашему говорить научилась?
- В школе. Я была отличница.
- Похвально. До войны я работал учителем, и у меня тоже были
ученики-отличники. Вот только русский у нас не изучали. Так о ч м же вы
хотите ещ спросить?
- Заранее вам благодарны... Вы, видать, добрый человек и на фашиста не
похожи. - Немец ничего не сказал на это, и она продолжила: - А вопросов
много. Скажите, у вас дети есть?
- Есть и дети, уже взрослые, и внучок. Я понимаю, почему ты об этом
спросила... Но, хоть я и не фашист, а помочь вашему горю не смогу.
Марта переводила жадно вслушивавшимся в их разговор ребятам свои
вопросы и ответы на них "доброго нефашиста". Андрей вполголоса направлял ход
их беседы.
- У нас давно кончилась в баке вода, и мы умираем от жажды, - снова
заговорила она. - Не могли бы вы...
- Бедняжки! Вы, наверное, и голодны, - с полуслова понял е Отто. - Ах,
я старый пень! Нет, чтобы самому поинтересоваться. Сейчас что-нибудь
придумаю.
Не успела Марта перевести ребятам, как он подхватился, чтобы идти к
своему вагону. Испугавшись, что верн тся со сменщиком и она не спросит о
главном, окликнула:
- Если можно, воды потом... Скажите, нас везут аж в Германию?
- Думаю, намного ближе, - вернулся он к самой реш тке.
- А куда - не скажете?
- Сказал бы, но и нам не объяснили.
- Как вы думаете, когда прибудем на место, нас отпустят?
- Затрудняюсь сказать... Возможно, так и будет.
- Спасибо, дядя Отто, это главное, что нам хотелось узнать! Не говорите
никому, что я с вами по-немецки, ладно?
- Обещаю.
Вскоре он вернулся, как и предполагала Марта, со сменщиком. Они
принесли ведро воды и три булки хлеба. Но, как поняла из их препирательства,
тот не разделял доброты напарника.
С рассветом состав двинулся дальше. Ехали, правда, на небольшой
скорости - возможно, из-за дрезины, державшейся на приличном расстоянии от
платформы.
Равнинная местность вскоре перешла в холмистую, и железная дорога вс
чаще рассекала косогоры, поросшие густым кустарником, уже раскрашенным в
яркие цвета осени. Начало попадаться редколесье, впереди темнели лесистые
горы.
Для детворы, выросшей в станице и дальше не не бывавшей, успевшей
повидать лишь хлебные поля, степи да лиманы, вс было внове и интересно
настолько, что на какое-то время забылись тревоги и беспокойство о
дальнейшей судьбе. Так, по крайней мере, можно сказать об Андрее и Марте,
делившихся дорожными впечатлениями. Они сидели у самой реш тки, свесив ноги
наружу, поскольку в дверном про ме места маловато, а смотреть хотелось всем.
- Как красива кубанская земля! - сказала Марта скорей печально, чем
восторженно. - Жаль, что повидать вс это довелось таким вот образом...
- Не говори, - в тон ей обозвался Андрей, задумчиво наблюдавший, как
проплывают, оставаясь позади, лужайки, овражки, кустарники, купы деревьев -
они стали попадаться вс чаще. - А скоро въедем в лес, там ещ красивше.
Говорят, там навалом каштанов, фундуковых зарослей.
- Фундуки - это орешки, какие ты у Гапона нарвал? Вкусные! У меня аж
слюнки потекли... Ты точно уверен, что в горах много партизан.
- Ежли по правде, то не совсем. Выдаю, как ты однажды сказала, желаемое
за действительное.
- Я вижу, мои подсказки не остаются без внимания: твой выговор
становится грамотней и чище. Но ещ много всяких "ежли", "хуть", вместо
"если", хотя" или вместо "опять" - "обратно". Неужели не замечаешь?
- Привычка - дело труднопреодолимое. Но я стараюсь. А почему ты
спросила про партизан?
- Помнишь, мама сказала, что они, возможно, знают про эшелон. Может, им
как-то сообщили уже и про нас?
- Про нас - навряд, чтоб успели... Разве что по рации.
Между тем достигли предгорий, и железная дорога уже не рассекала
препятствия, а обходила их стороной, часто изгибалась то в одну сторону, то
в другую. Одинокие купы деревьев и небольшие заросли сменил густой и
высокий, казавшийся непроходимым, лес.
На равнине дрезина придерживалась дистанции в сто, а то и двести
метров; теперь расстояние сократилось метров до пятидесяти. Заметно снизил
скорость и поезд.
- Боятся, - заметил Андрей. - Значит, есть причины.
- Что ты имеешь в виду - нападение партизан? - обеспокоилась Марта.
- Вce может быть, но скорей просто порча колеи. А это, если прозевать,
дорога под обрыв.
- Ты меня пугаешь... Это ведь верная смерть и для нас.
- Чему быть, того не миновать - есть такая пословица. Ты, никак,
разуверилась в талисмане? Не потеряла его случайно?
- Он вс время напоминал мне о себе, словно испытывал терпение.
- Как это? - не понял он.
- Пришелся не плашмя, а ребром и сильно беспокоил.
- Надо было сказать, я бы помог развернуть. А что это мы вроде как
останавливаемся... Точно: слышишь, тормоза скрежещут?
Поезд резко сбавлял ход, а затем и встал вовсе. Все тут же отхлынули от
реш тки и стали укладываться ничком на пол. В пути Андрей, взявший на себя
роль старшого, дважды напоминал, как следует себя вести, если вдруг нападут
партизаны. С Сергеем Попченко, смышл нным и волевым пацаном, они поделили
заложников на две группы с тем, что если придется убегать, то половина
должна держаться Андрея, другая - его заместителя; а также выполнять все
распоряжения беспрекословно.
Оставаясь у реш тки, старшой просунул голову наружу и стал наблюдать за
тем, что происходит впереди, поскольку и выстрелов не слышно, и не трогались
с места. Благодаря изгибу полотна видна была дрезина, а сразу за нею - куча
наваленных на рельсы деревьев. Несколько солдат растаскивали завал,
остальных видно не было - похоже, залегли в ожидании нападения.
- Метрах в стах отсюда кто-то накидал на рельсы деревьев, - сообщил он
обстановку товарищам. - Фрицы сбрасывают их под откос. Скоро, наверно,
поедем дальше. Хотя... чтой-то не пойму... два, три, пятеро солдат и с ними
начальник эшелона спешат сюда. Как бы не за нами...
Догадка подтвердилась: офицер распорядился откинуть реш тку и, когда
это было сделано, приказал:
- Стат! Фсем виходит нис, пистра, пистра!
Но "пистра" не получилось: Андрей распорядился "тянуть резину", и
желающих добровольно оставить вагон не нашлось. Поднялся солдат, в ход пошли
пинки и подзатыльники. На насыпи ребят хватали за шиворот и по двое уводили
за платформу, где строили в колонну по два. Андрей вполголоса напоминал
каждому становиться в свою команду и быть готовым ко всяким неожиданностям.
- Нами хочут прикрыться от партизан, - делился своими догадками. -
Завал - это верняк ихняя работа... а за ним, может, еще и рельсы
развинтили... ждут, пока станут ремонтировать.
Последними привели группу из четыр х человек, из них две девчонки. Ещ
издали все заметили кровь на лице Лены. Андрей знал уже, что в ту
злополучную ночь над нею измывался начальник эшелона. Как рассказали они
Марте, в вагоне их сначала попытались "угостить" ужином. Все наотрез
отказались. Тогда стали заставлять выпить шнапсу, а когда и из этого добром
ничего не получилось, стали силком, каждой поотдельности, вливать из фляжки
в рот, пока не напоили допьяна. Что было потом, помнили смутно, как дурной
сон. Лена, по словам Марты, поклялась: если такое повторится - "выколоть
гаду бельмы" . Похоже, подумал Андрей, она не стала дожидаться повторения и
набросилась на мучителя при первой возможности, за что и поплатилась
расквашенным носом. Однако на лице офицера царапин видно не было.
Держа наготове пистолет, он скомандовал:
- Фсем шагайт пер т! Кто будет убегайт, ме будет стреляйт, как сапак!
Метрах в десяти за дрезиной один из стыков был разворочен взрывом, о
мощности которого говорили растрощ нная шпала, согнутый рельс и глубокая
воронка. От дрезины принесли ящик с ключами и другой инструмент, и несколько
солдат, прикрываемых ребячьми шеренгами, принялись развинчивать болтовые
крепления. Тем временем с платформы сбросили запасные рельсы и шпалы.
Видимо, гитлеровцы и мысли не допускали, что среди ребят есть кто-либо,
понимающий по-немецки, а потому говорили меж собой без опасения быть
понятыми; не придавалось значения и шушуканью ребят.
Отто Марту не выдал, и она вс пыталась угадать его среди других
пожилых немцев, оставленных ремонтировать железнодорожное полотно. Не этот
ли, присматривающийся к девчонкам и прислушивающийся к их голосам? Пару раз
он посмотрел и на нее, но недолго - видно, она не внушала доверия своей
искуственной неопрятностью. А вот Андрея, пожалуй, вычислить сумел и даже
догадался, что он здесь за вожака: вс время поглядывал в его сторону.
Фашисты ужасно нервничают, опасаясь, как бы не нагрянули партизаны,
сообщала между тем Марта, переходя иногда на "немецкий", которому обучил е
Андрей; торопятся, хотят успеть с ремонтом засветло. Начальник,
поторапливая, ходил от одной группы ремонтников к другой, успокаивал:
дескать, партизаны не откроют стрельбу из-за детей, а если вс -таки решатся
сделать хоть один выстрел, он тут же пристрелит пару выродков и пригрозит
так же поступить с остальными заложниками. Эти русские дикари ради своих
звер нышей пойдут на любые уступки - не раз, дескать, проверено на практике.
Эти его намерения заставили Андрея не на шутку встревожиться. Он
напряженно искал выход из могущего создаться положения. Знать бы, что
партизаны действительно где-то поблизости и ведут наблюдение, ожидая
подходящего момента, можно бы и не ждать этого выстрела. Сговориться и всем
разом - под обрыв и врассыпную; но могут быть убитые... А может, никаких
партизан и нет: взорвали путя на всякий случай и ушли. Откуда им знать, что
именно с дни проследует товарняк да ещ и с детьми в переднем вагоне... Нет,
в это тоже не верится: зачем тогда устраивать ещ и завал? Эх, стрельнули бы
хоть раз, хоть в воздух - мы, мол, здесь, будьте готовы. Что ж придумать?. .
- Слушай, Марта, - поделился он, не глядя, впрочем, в е сторону,
предосторожностью, - нужно объявить всем, чтоб знали: как только я свистну,
нехай сразу падают и скатываются с насыпи. Это будет после первого же
выстрела из лесу.
- Думаешь, они где-то здесь поблизости?
- Вполне возможно . И хоть тянут резину, но какой-то план у них есть.
По цепочке в обе стороны был передан приказ: услышишь свист - падай и
катись вниз.
Снятие гнутых рельсов и установка новых, закрепление их на шпалах
заняло немало времени. Когда брали на болты последний стык, солнце уже
висело над лесом низко. И вс это время - ни нам ка на кaкoe-либо
присутствие партизан. Может, ждут, пока отремонтируют?
Гитлеровцы заметно повеселели: они уверовали в отсутствие опасности.
Офицер отдал команду группе прикрытия подняться наверх. Ремонтники уже
складывали инструмент, когда он отправился к паровозу отдать распоряжение
машинисту. Партизаны, видимо, только этого и ждали: в промежутке между
дрезиной и платформой он был сражен короткой пулем тной очередью из леса.
Не мешкая Андрей сунул в рот два пальца и издал пронзительный свист. И
если для гитлеровцев стрекот пулем та стал полной неожиданностью и прив л в
замешательство, то ребята сигнала для себя ждали давно - их как ветром сдуло
всех до одного. Подрастерявшуюся охрану точас накрыл свинцовый ливень.
Скатываясь с насыпи, ребята слышали лишь дикие крики раненых, не успевших,
похоже, даже вскинуть оружие. Когда стихла стрельба, только несколько
человек сидя подняли руки над головой.
Появились и сами нападавшие; детвора спешила им навстречу, многие на
радостях кидались обнимать своих спасителей.
Марта, найдя среди других Андрея, поспешила к нему и тоже обвила его
шею руками; следом подошла Лена.
- Мне показалось, что тот гад, которого подбили первым, - показала в
сторону дрезины, - он вроде ещ живой: ворочается. Я хочу задушить его
своими руками! - добавила она с недетской ненавистью в голосе.
- Вон, по-моему, ид т партизанский командир - бежим к нему, может, он
разрешит, - сказал Андрей.
Заметив бегущих, мужчина остановился, поджидая. Пожилой, судя по бороде
с проседью, буденновские усы; одет в гражданское, но подпоясан кожаным
армейским ремнем с портупеей, на груди - бинокль. Это и позволило
предположить в н м начальство.
- Товарищ командир, - обратился к нему Андрей, - вон тот фриц, которого
подстрелили первым, он ещ живой.
- Офицер?
- Да, начальник эшелона. Он вооруж н пистолетом, будьте осторожны. Если
б вы знали, какой это гад! Лена хочет задушить его своими руками
- Он ударил меня по лицу так, что я умылась кровью, - поспешила она
объяснить причину ненависти, побоявшись, что Андрей проговорится о
настоящей. - Я плюнула ему в харю, когда он хотел помочь мне сойти по трапу.
Командир приставил бинокль к глазам.
- Кузьма Петрович! - обратился к сопровождавшему его партизану. -
Займись-ка вон тем субъектом: он еще живой. Будь осторожен, у него в левой
руке пистолет. Если сможешь, пока не добивай.
- У нас к нему особый сч т, - пояснил Андрей. - Мы хочем
собственноручно.
- Есть! Попробую разоружить.
Пока другие партизаны проверяли убитых и раненых, Кузьма Петрович
подкрался к дрезине, понаблюдал и, с автоматом наизготовку, подош л к
раненому офицеру вплотную. Снизу было видно, как, ударом сапога выбив
пистолет, он поднял его и подал знак подойти.
Ребята, первыми вскарабкавшиеся наверх, приблизились к Петровичу. В
метре от них лежал скрюченный, окровавленный начальник эшелона. Ранен в обе
ноги выше колен, прострелена кисть правой руки ("вот почему не
отстреливался, - подумал Андрей. - Как и когда-то комиссар, не смог взвести
пистолет"). Жалкий, беспомощный вид фашиста не вызвал сочувствия, а глаза
Лены горели ненавистью пополам со злорадством.
- Что, не нравится? - сквозь зубы процедил Андрей. - Собирался нас
"стреляйт, как сапак", а вышло по-другому? Товарищ командир, так вы
разрешаете Лене прикончить этого гада? Не только за то, что раскровянил ей
нос, он...
- Он держал нас впроголодь и мучил жаждой, - перебила его Марта, не дав
пояснить истинную причину мести.
- Да уж ладно... хотя мне и не следовало этого делать. Петрович,
покажи, как обращаться с пистолетом.
- Я умею, - едва ли не выхватил Андрей пистолет; взв л, протянул Лене:
- Держи двумя, вот так, а когда прицелишься, нажми на этот курок.
Та дрожащими руками обхватила рукоятку, направила дуло на недавнего
мучителя, зажмурилась, но стрелять не решилась.
- Не могу, сделай это за меня ты...
- Что у вас тут происходит? - строго спросил подошедший со стороны
дрезины безбородый, одетый по-военному партизан.
- Да вот, комиссар... Уступил просьбе ребят: уж очень им необходимо
собственными руками. Видать, крепко насолил офицеришка.
- Не надо бы этого делать, командир! Это же дети...
- Нет, надо! Видели б вы, как они с нами обращались!. . - Андрей
выхватил у Лены пистолет и, боясь, что комиссар запретит, направил его в
живот ещ более съ жившегося фашиста: - Это тебе за Лену! За Нэлю! 3а Свету!
- Третью пулю всадил промеж глаз, после чего тот перестал д ргаться .
- У них, похоже, веские причины для мести, - приняв пистолет, заметил
командир явно не одобрявшему происшедшее комиссару. - Что там у вас? -
кивнул в направлении дрезины, откуда донеслось несколько одиночных
выстрелов.
- Приказал пристрелить раненых... А один оказался невредимым; уверяет,
что немецкий коммунист.
- Говорит по-русски?
- Лепечет по-своему: Тельман, мол, гут, а Гитлер капут.
- Это, случайно, не Отто? - схватила Марта за руку Андрея. - Дядя
комиссар, пожалуйста, не убивайте его! Мы его знаем, он не фашист. Он
хороший, правда, Андрей?
- Если тот, то конешно. Товарищ командир, можно глянуть?
- Туда - нельзя! - завернул его комиссар. - Чем же он вам понравился?
- Этой вочью, когда мы стояли на каком-то полустанке, он дал нам
напиться воды и ещ - три булки хлеба. И по разговору мы поняли, что он не
как другие.
- Он говорил с вами по-русски?
- Нет... Но вот она хорошо говорит и понимает по-ихнему. У них в школе
изучали немецкий.
Комиссар пообещал, что немца убивать не будут, и Петровичу приказано
было собрать всех бывших заложников и увести в глубь леса.
Здесь, у небольшого ручья со вкусной водой, они впервые за несколько
суток вволю напились, умылись, привели себя в порядок. Подошедшие вскоре
несколько партизан принесли поужинать - хлеб, консервы, галеты.
Подкрепившихся и повеселевших, их построили в колонну по одному и едва
различимой тропой, а часто и без таковой, повели вниз по ручью. Переход был
трудный, особенно для босоногих, но недолгий: через какие-нибудь
час-полтора, когда ручей кончился, влившись в более широкую и шумную горную
речку, добрались до небольшой деревянной избушки. Здесь и устроились на
ночлег, постелив сена из кем-то заготовленной копны. В избушке, по всей
видимости - охотничьей, наш лся керосиновый фонарь, буржуйка, а поблизости -
поленница сухих дров. События минувшего дня, ночной переход выбили из сил,
порядком измотали детей, а мягкая постель - не то что на вагонном полу! - и
распространившееся вскоре тепло от буржуйки были так приятны, что ул гшаяся
покотом братва мигом погрузилась в глубокий сон.
Разбуженный скрипом двери - под утро, когда в окошко уже пробивался
слабый свет - Андрей различил в вошедшем комиссара. Тот подсел к дежурившему
здесь Петровичу (остальные трое, доставившие сюда продукты, коротали ночь во
дворе) и спросил: - Ну, как они?
- Умаялись, бедняжки, спят мертвецким сном. Выйдем, пусть отсыпаются.
Поправляя куртку, которой с вечера прикрыл Марту, Андрей нечаянно
разбудил и е .
- Ты уже не спишь? - потягиваясь, повернулась она к нему. - И я так
славно выспалась! Как дома.
- Меня разбудил комиссар. Верней, скрип двери, когда он вош л. Он,
видать, эту ночь глаз не сомкнул: такой усталый...
- А зачем приш л, не знаешь?
- Как бы не за тобой: знающих по-немецки мало, а пленных обычно
допрашивают. Ты бы согласилась быть у партизан переводчицей?
- Домой хочу... Мама с дедушкой с горя места себе не находят. И за твою
маму боюсь: как там она, при больном-то сердце?
- У меня тоже душа болит... . Но я бы охотно остался у партизан. Как ты
думаешь, возьмут?
- Об этом я не думала. - В тоне, каким это было сказано, угадывался
отрицательный ответ, и она, помолчав, добавила: - Помнишь, что сказал
Александр Сергеевич: мы должны остаться в живых, чтоб продолжать начатое
ими! И это касается тебя больше, чем меня.
Когда через полчаса комиссар с Петровичем вернулись в избушку, они