— Сейчас — да. Чуть попозже прогуляемся туда и посмотрим, не изменилось ли что с наступлением темноты.
   Пообедали они в ресторане отеля (Рождественский Пастырь несколько раз жаловался, что мясо тут совсем не такое, как на Пурпурном Облаке), подождали, пока стемнеет, а затем направились к большому зданию, которое занимала служба Эрнандеса.
   — Я нервничаю, — признался Рождественский Пастырь.
   — Почему?
   — Не знаю. Слишком уж гладко все получается. Не могу отказаться от мысли, что за нами постоянно следят и выбирают удобный момент, чтобы наброситься сзади.
   — Только нарвутся на неприятности, — мрачно усмехнулся Найтхаук. — У меня в кармане тридцать талеров Марии-Терезии.
   — То есть пистолет ты собрал?
   — Я решил, что лучше заняться этим в номере, чем перед зданием Службы безопасности. Незачем привлекать к себе лишнее внимание, — сухо ответил Найтхаук.
   Рождественский Пастырь нервно оглядывался по сторонам. Молодой человек остановился, смерил его взглядом.
   — Послушайте, может, на душе у вас станет легче, если вы ограбите какую-нибудь церковь? Я видел пару перспективных объектов и…
   — Я не хочу грабить церковь.
   — Тогда сделайте что-то с руками. Ваша нервозность передается и мне.
   — Извини. — Рождественский Пастырь засунул руки в карманы.
   — Успокойтесь. — Найтхаук потрепал своего спутника по плечу. — Идем дальше.
   Они миновали два квартала и оказались перед внушительных размеров зданием.
   — Оно? — спросил Рождественский Пастырь.
   — Оно.
   — Как ты проникнешь в него? Через парадный вход, сзади, сбоку?
   — Через парадный вход. Я же студент с Аристотеля. Завтра войду и договорюсь о встрече.
   Они уже собрались уходить, когда на третьем этаже открылась стеклянная дверь и из нее на балкон вышла Мелисенд в золотистом одеянии.
   — Это она! — прошептал Найтхаук.
   — Значит, нашим паспортам никто не поверил, — вздохнул Рождественский Пастырь.
   — Что вы там бормочете?
   — Они знают, что мы здесь, сын мой, во всяком случае, ожидают нас в любой момент. Посмотри, как она блестит, перегибаясь через поручень. Они используют ее как приманку.
   — Ловят меня?
   — А кого же еще?
   — Они думают, я ворвусь в здание и поднимусь на третий этаж, убивая всех, кто встретится у меня на пути?
   — Да. Глупо с их стороны, не так ли?
   — Естественно, глупо.
   — Так что будем делать? — спросил Рождественский Пастырь. — Возвращаемся в отель?
   — Если хотите, можете вернуться.
   — А ты?
   — Я? — Найтхаук усмехнулся. — Я собираюсь ворваться в здание и подняться на третий этаж, убивая всех, кто встретится у меня на пути.
   — Я думал, ты уже понял, что именно этого от тебя и ждут.
   — Они ждут человека. — Проверив еще раз керамический пистолет, Найтхаук вновь засунул его в карман. — А встретятся с Вдоводелом.
   Он повернулся и начал подниматься по каменным ступеням лестницы, ведущей к парадной двери.

Глава 28

   Когда Найтхаук прошел в здание, сканер на входе тревоги не поднял. Рождественский Пастырь следовал за своим подопечным на безопасном расстоянии.
   Молодой человек, сидящий в холле за столиком, вопросительно посмотрел на позднего посетителя.
   — Могу я вам чем-нибудь помочь?
   — Меня зовут Лэндис. Винс Лэндис. Я — выпускник аристотельского университета. И хочу, чтобы мне организовали встречу с полковником Эрнандесом.
   — Вы ищете работу?
   — Я же сказал вам… мне надо с ним встретиться.
   — Позвольте спросить, на какой предмет?
   — По-моему, вас это не касается.
   — Грубость здесь не поможет, — назидательно заметил молодой человек. — Я должен знать, чем вызвана ваша просьба.
   — Я изучаю всевозможные шифры. И хочу поговорить с ним об их использовании в повседневной работе Службы безопасности.
   — Я передам полковнику вашу просьбу, мистер Лэндис. По какому адресу мы сможем с вами связаться?
   — Я подожду здесь.
   — Полковник может назначить вам встречу через неделю, а то и две. Если вообще согласится принять вас.
   — У меня нет этих недель. Я улетаю с Солио через пару часов. Он должен принять меня прямо сейчас.
   — Это невозможно.
   — Свяжитесь с ним и предоставьте решать ему.
   — Уж не отдаете ли вы мне приказы? — Молодой человек поднялся.
   — Я лишь пытаюсь сохранить вам жизнь. А теперь позвоните полковнику.
   — Никогда!
   Найтхаук выхватил пистолет и выстрелил в упор. Молодой человек рухнул на стол, а Найтхаук, не удостоив его даже взглядом, поспешил к ближайшему аэролифту.
   — Напрасно, — послышался голос за его спиной. Найтхаук повернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с Рождественским Пастырем.
   — За холлом наверняка наблюдают. Если ты воспользуешься лифтом, они не выпустят тебя из шахты, пока не возьмут в огневое кольцо. На твоем месте я нашел бы лестницу. По крайней мере там будет больше места для маневра.
   — Разумно. — Найтхаук направился к ступеням, ведущим на второй этаж. — Когда начнется стрельба, держитесь подальше.
   — Я — не герой, сын мой, — заверил его Рождественский Пастырь. — Как только начнется стрельба, надеяться тебе придется только на себя.
   — Меня это устраивает.
   — Почему-то я так и думал, — пробормотал Рождественский Пастырь.
   С пистолетом в руке Найтхаук начал подниматься по лестнице, приготовившись отреагировать на любое движение снизу или сверху. До второго этажа он добрался без приключений. Но когда двинулся дальше, за его спиной открылась дверь, и два тонких лазерных луча прожгли перила. Молодой человек крутанулся, трижды выстрелил, и двое мужчин повалились на пол, каждый с лазерным пистолетом в руке.
   — Отличная работа, — раздался снизу голос Рождественского Пастыря.
   — Благодарю.
   — Будь осторожен. В следующий раз они поступят умнее.
   Найтхаук оглядел лестницу. Ее резкие повороты позволяли тому, кто стоял на площадке третьего этажа, прострелить ему голову, прежде чем он заметил бы опасность.
   — Постараюсь.
   Он отступил на шаг, оценивая свои шансы, потом метнулся в кабинет, где прятались двое мужчин. Открыл большое окно, выглянул наружу. Стены гладкие, как стекло. Карабкаться невозможно.
   Найтхаук вернулся на лестничную площадку и подобрал с пола лазеры: о его присутствии знают, так что лишняя огневая мощь не помешает.
   Он подошел к ступеням, остановился. Должен же быть еще один путь на третий этаж. Может, грузовой лифт? Найтхаук уже собрался его поискать, когда из-за ближайшей двери появился какой-то мужчина. Он увидел Найтхаука, что-то закричал. И тут же упал, пронзенный лучом лазера.
   Грузовой лифт, несомненно, был, но где его искать? Найтхаук не хотел уходить в коридор, где его могли отрезать от лестницы и аэролифта.
   Значит, оставалась лестница. Присев, он начал подниматься с керамическим пистолетом в одной руке и лазером — в другой. Приблизившись к площадке, после которой лестница резко поворачивала, он прикинул, откуда могли бы стрелять с третьего этажа, и направил лазерный пистолет в потолок. Луч пробил его без труда, сверху послышались крики боли, и Найтхаук понял, что вывел из строя еще одного человека. Правда, он понятия не имел, сколько охранников в здании и где они затаились.
   Найтхаук услышал за спиной шаги, круто обернулся, но вместо Рождественского Пастыря увидел целящегося в него незнакомца. Молодой человек упал, выстрелил, покатившись по ступеням, а когда поднялся, противник лежал мертвым.
   Найтхаук снова выстрелил в потолок, вслепую, чтобы те, кто ждал его на третьем этаже, не подходили слишком близко. Он понимал, что между этажами ему делать нечего, это ловушка, и уже решил поискать другой путь к кабинету Эрнандеса, когда сверху закричала Мелисенд.
   — Джефферсон!
   На мгновение Найтхаук застыл. Потом убрал керамический пистолет в карман и, зажав в каждой руке по лазеру, рванул наверх, поливая все убийственными лучами. Задымились ступени. Два человека попытались остановить его, но упали мертвыми, прежде чем он поднялся на площадку третьего этажа. Еще двоих он пришил через потолок.
   Молодой человек огляделся в поисках Мелисенд, но не увидел ее. Коридор уходил и налево, и направо. Он двинулся влево, держа лазеры наготове.
   Кто-то выскочил из-за двери и прыгнул ему на спину. Найтхаук растянулся на полу, лазерные пистолеты отлетели в стороны, затем тяжелая рука ухватила его за шею. Он вывернул голову, взглянул на нападающего: гигант, шесть с половиной футов роста, триста фунтов веса, только кости и мышцы, ни унции жира.
   Найтхаук дернулся, пытаясь освободиться, но железные пальцы только сильнее прижали его к полу. Однако он сумел дотянуться рукой до цели: мошонки гиганта. Ухватился, крутанул: мужчина взвыл от боли и попытался откатиться в сторону. Но теперь уже Найтхаук крепко держал его. Наконец ценой неимоверных усилий охраннику удалось вырваться.
   Побагровев, он поднялся, выхватил нож. Найтхаук глянул на лазерные пистолеты: не достать. Попятился к ограждению, а мужчина уже бросился вперед, замахиваясь ножом. Одним движением Найтхаук сорвал дымящийся поручень, ударил им гиганта по голове, расколов череп надвое, и быстро пригнулся. Мужчина, перевалившись через него, ломая ограждение, полетел вниз. Найтхаук поднял с пола лазеры и двинулся дальше.
   Услышав за спиной звуки борьбы, молодой человек обернулся. В другом конце коридора, далеко от лестничной площадки, Мелисенд вырывалась из рук двух здоровенных охранников. Силы были явно неравные, и женщину быстро затолкали в комнату, из которой она только что выскочила.
   Найтхаук помчался обратно, мимо лестничной площадки. Прогремел выстрел, пуля сзади вошла в плечо, развернула его, он увидел мужчину, отскочившего в глубь комнаты. Выстрелил из лазерного пистолета, но опоздал. Бросился на крик Мелисенд и угодил под удар сонара. Упал на колено, из носа и ушей пошла кровь, выстрелил. Мужчина с сонаром упал на пол. Вторая пуля впилась в ногу. На этот раз он успел пристрелить снайпера. Тот вскрикнул от боли и затих.
   Внезапно каждая комната превратилась в снайперское гнездо. Двери открывались и закрывались ровно настолько, чтобы обитатель комнаты выстрелил в Найтхаука. Лазерный луч прожег ему левую ступню, другой отхватил ухо. Пуля раздробила правое колено. Он упал, но следом повалился и тот, кто попал в него. Еще три пули вонзились в спину. Найтхаук попытался встать, и не смог: колено не слушалось, одна из пуль повредила позвоночник. Он пополз к ближайшей двери, попытался прожечь в ней дыру, чтобы укрыться в комнате. Жаропрочный титановый сплав раскалился докрасна, но устоял. Очередная пуля угодила ему в правое запястье, выбив из руки лазер.
   Найтхаук автоматически схватился за раненую руку, отчего и второй пистолет оказался на полу. Молекулярный нейтрализатор разрядил его оружие, и мгновение спустя молодой человек, беспомощный, лежал на полу с дюжиной ран, из которых хлестала кровь.
   В конце коридора открылась дверь, из нее вышел полковник Эрнандес. Он направился к Найтхауку, остановился у распростертого тела.
   — Тебе не следовало сюда приходить.
   — Я не мог, — прохрипел Найтхаук, захлебываясь собственной кровью.
   — Почему? Ты убил Маркиза, спас своего… э… свой оригинал, во всяком случае, подарил ему несколько лет жизни. Ты не мог не знать, что я убью тебя, если ты появишься здесь.
   Найтхауку не удалось произнести ни слова. Он лишь чуть кивнул.
   — Тогда почему? — В голосе Эрнандеса слышалось искреннее недоумение. — За мою голову вознаграждение не назначено. Почему ты вернулся?
   Найтхаук попытался вымолвить «Мелисенд», но ни губы, ни голосовые связки не слушались. Он ограничился: «Ради нее».
   — А-а-а, — протянул Эрнандес. — Действительно, ты еще у нас такой молодой и глупый. — Он повернулся, обращаясь к другому человеку, находящемуся вне поля зрения Найтхаука. — Подойди и попрощайся с бесстрашным юным героем, который пытался вырвать тебя из моих когтей.
   И тут рядом с Найтхауком возникла Мелисенд.
   — Ты дурак.
   От боли его тело свело судорогой.
   — Я знаю.
   — А теперь ты умрешь.
   — Все умирают. — Молодой человек зашелся кашлем, выплевывая кровь.
   — Тебе надо было остаться в Олигархии, — зло бросила Мелисенд.
   — Вероятно. — От потери крови у него все плыло перед глазами.
   — Так почему же ты не остался?
   Губы Найтхаука шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука.
   — Все это очень трогательно, — усмехнулся Эрнандес, — но, боюсь, пора ставить точку. Что ты хочешь сказать на прощание?
   Вновь беззвучно шевельнулись губы.
   — Наклонись к нему и постарайся услышать, что он говорит, — приказал Эрнандес.
   — Почему я? — резко обернулась Мелисенд.
   — Ты с ним спала. Кому же еще пристало услышать его последние слова?
   Женщина зыркнула на Эрнандеса, потом опустилась на колени, наклонилась над Найтхауком, прислушалась.
   Тут же раздался выстрел, и синекожую Жемчужину Маракаибо отбросило на пол. В ее груди зияла дыра размером с талер Марии-Терезии.
   — Я избавил вас от лишних хлопот, — прошептал Найтхаук, когда Эрнандес выбил у него из руки керамический пистолет и поднес дуло лазера к его голове.

ЭПИЛОГ

   Наутро Найтхаука похоронили в безымянной могиле рядом с Жемчужиной Маракаибо. Рождественский Пастырь шел по большому кладбищу, глядя прямо перед собой, не обращая внимания на десятки вооруженных людей, настороженно следящих за каждым его движением. У могилы он остановился, склонил голову, губы зашептали слова молитвы.
   — Я ожидал увидеть вас на кладбище, — Эрнандес присоединился к нему.
   — Я ненавижу церковные службы.
   — Но любите церкви.
   — Эта маленькая. И красть в ней нечего, за исключением, быть может, креста за алтарем.
   — Как вы это узнали? — удивился Эрнандес. — В церкви вас никто не видел.
   Рождественский Пастырь улыбнулся.
   — Долго бы я продержался на плаву, если б люди замечали меня там, где я работаю?
   — В чем-то вы, конечно, правы. Но держаться на плаву вам осталось считанные минуты. Сейчас я отправлю вас на дно.
   — Помолчите, все-таки надо уважать мертвых.
   — Когда вы закончите молиться за упокой души Вдоводела, прочитайте молитву и за себя, — продолжил Эрнандес. — Потому что вскорости вы присоединитесь к нему, где бы он ни был.
   — Не говорите глупостей, — усмехнулся Рождественский Пастырь. — Или вы действительно думаете, что я пришел сюда, не приняв надлежащих мер предосторожности?
   Эрнандес оглядел кладбище.
   — Вроде бы меня никто на мушке не держит.
   Рождественский Пастырь хохотнул.
   — Не волнуйтесь. Вам ничего не грозит… пока я жив.
   — И что же вы припасли для меня?
   — Кладбище — не лучшее место для обсуждения мирских проблем.
   — Предложите другое.
   — В вашем кабинете есть выпивка?
   — Да.
   — Там и поговорим.
   Мужчины повернулись и вместе покинули кладбище. Вместе вошли в здание Службы безопасности, на аэролифте поднялись на третий этаж.
   — Я вижу, сегодня добраться до вас намного проще, — отметил Рождественский Пастырь. — Сколько он положил ваших людей, прежде чем вы его убили?
   — Достаточно.
   Когда они шли по коридору, Рождественский Пастырь все оглядывался по сторонам.
   — Быстро же вы все прибрали.
   — Это здесь. А вот лестнице предстоит серьезный ремонт. На все этажи, выше второго, из холла можно подняться только на лифте.
   У двери в кабинет Эрнандес встал перед сканером. После проверки ретинаграммы и отпечатка ладони дверь откатилась в стену. Они вошли.
   — Что будем пить? — спросил Эрнандес.
   — Все что угодно, лишь бы мокрое.
   Полковник наполнил два стакана, один отдал Рождественскому Пастырю, устроившемуся в кожаном кресле, со вторым уселся за стол.
   — Итак, чем вы грозитесь меня прижать?
   — Вы наняли Маркиза Куинзберри, чтобы тот убил губернатора Трилейна. А потом поспособствовали созданию молодого Найтхаука, дабы он убил Маркиза и дал вам возможность замести следы.
   — А зачем мне это надо? — полковник раскурил тонкую сигару, импортированную с Антареса III.
   — Причин много. — Рождественский Пастырь отпил из стакана. — Как я понимаю, вы хотели стать губернатором. Наняли Маркиза Куинзберри, он убил Трилейна… а потом начал шантажировать вас. Возможно, запросил слишком много, и вопрос встал ребром: или Маркиза убивают, или он вас выдает.
   — Вы попали пальцем в небо.
   Рождественский Пастырь пожал плечами.
   — Сама причина не имеет никакого значения. Важно то, что Маркиз нажал на спусковой крючок с вашей подачи, в чем и признался перед тем, как Найтхаук его убил.
   — Ерунда. С чего ему признаваться?
   — Может, он хотел спасти этим свою жизнь.
   — Чушь собачья. — Полковник заметил, что сигара его потухла, и вновь раскурил ее. — Маркиз абсолютно не боялся смерти, как и юный Найтхаук.
   — Может, он бравировал. Повторяю, причина не важна. Запись с его признанием надежно спрятана на трех планетах Олигархии. Если я не дам о себе знать в течение месяца, эти записи…
   — Олигархии, — хмыкнул полковник. — Знаете, мне почему-то не страшно.
   — Будут переданы представителям средств массовой информации Солио II и десятку влиятельных политиков.
   Эрнандес посмотрел Рождественскому Пастырю и глаза.
   — Я думаю, вы блефуете.
   — Да, но поставите ли вы на кон свою жизнь? Лично у меня нет другого желания, как отправиться во Внешнее Пограничье и грабить там церкви. Если вы меня отпустите, я более не дам о себе знать. Если убьете, то составите мне компанию, по самым оптимистичным прикидкам, меньше чем через год.
   Эрнандес одним глотком опустошил стакан, поставил его на полированный стол.
   — Хотите знать правду?
   — Почему нет? — Рождественский Пастырь через окно бросил короткий взгляд на кладбище. — Но я прекрасно обойдусь и без нее. Так что решать вам.
   — Трилейн был не просто тираном, а слабым тираном. Он позволял Маркизу грабить планеты Солио, потому что у него не хватало духа выступить против этого бандита. — Полковник помолчал. — Маркиз в свое время работал на меня… скажем, на контрактной основе. Мы поддерживали достаточно теплые отношения. В конце концов мне удалось убедить его, что смерть Трилейна ему выгодна, потому что в этом случае я посажу на пост губернатора-марионетку, который предоставит ему еще большую свободу.
   — Речь шла о вас?
   — Если б я смог заручиться поддержкой некоторых влиятельных политиков, да. Если нет, то губернатором стал бы лояльный мне человек. Громилы Маркиза помогли бы нам удержаться у власти, а уж мы-то нашли бы способ выказать свою благодарность. По крайней мере я изложил ему такой план. — Полковник глубоко затянулся, выпустил струю дыма. — Разумеется, захватив власть, я бы тут же выкинул Маркиза и его сброд за пределы нашей звездной системы.
   — Маркиз, возможно, воспринял бы сие деяние как предательство.
   — После драки кулаками не машут, — ответил полковник. — Скинуть меня сил бы у него не хватило, а обогащаться он мог и на других мирах.
   — Итак, он убил Трилейна…
   Эрнандес кивнул.
   — Но оказался умнее, чем я предполагал. У него была на примете своя марионетка, и он захватил меня врасплох. Новый губернатор просто смотрел ему в рот. Именно тогда я и связался с Делуросом насчет Вдоводела. Я патриот, черт побери!
   — Патриот, убийца, пусть решает судья. — Рождественский Пастырь выдержал театральную паузу. — Или наши непосредственные начальники. Выбор за вами.
   Эрнандес ответил долгим взглядом.
   — Хорошо. Считайте, мы договорились.
   — Мудрое решение, — кивнул Рождественский Пастырь. — Жаль только, что вам пришлось пустить в расход этого многообещающего молодого человека.
   — Найтхаука? В наших планах ему места не было. Опять же, теперь нам не придется платить миллионы кредиток адвокатам с Делуроса. По официальной версии клон погиб, не выполнив поручения.
   — Это означает, что они слепят нового. Кто знает? Может, на этот раз у них все получится.
   — А какие недостатки вы отметили у первого? — с любопытством спросил Эрнандес. — Он, между прочим, убил Маркиза и уложил половину моих людей.
   — К его навыкам претензий нет. Тут двух мнений быть не может. Они об этом позаботились. Учили его убивать с самого рождения. — Рождественский Пастырь допил последний глоток. — Но вот сердца Вдоводела они дать ему не смогли. Сердце у него было слишком мягкое.
   — Мягкое? — в изумлении переспросил Эрнандес. — Да вы посмотрите, скольких он убил.
   — Не важно. У молодого человека был один недостаток, но недостаток фатальный: бедняга видел в своих жертвах людей. А в его деле эмоции недопустимы. Вдоводел стал убийцей по собственному желанию. Трагедия Джефферсона Найтхаука заключалась в том, что ему не позволили выбирать, становиться убийцей или нет.
   — Я думаю, что ближе к концу сердце у него зачерствело.
   — Неужели?
   Полковник кивнул.
   — Сужу по его последним словам. Он знал, что я все равно убью Мелисенд. Пользы она принести уже не могла и слишком много знала.
   — Что ж, если не возражаете, я пропущу еще стаканчик, а потом откланяюсь.
   Эрнандес вновь наполнил стаканы. Рождественский Пастырь поднял свой.
   — За утерянную невинность.
   — Чью? — спросил Эрнандес.
   — Всех и каждого, — ответил Рождественский Пастырь.