Страница:
И что делать, и что делать мне теперь?
Двое мужчин за режиссерским пультом выпрямились в своих креслах, пристально уставились на блондинку с микрофоном и недоверчиво переглянулись.
– Разрази меня гром! Эта девочка может петь!
– Черт побери, наше дело в шляпе!
А на сцене Диди постаралась овладеть своими голосовыми связками и вложить в песню всю душу. Читая слова с экрана-подсказки, Диди пела искренне, от сердца. В эти минуты она была ближе всего к райскому блаженству. Как никогда в своей жизни – или смерти.
…просто лечь и умереть, –
только это все,
Пока что выше моих сил.
И поэтому в агонии я.
Когда последние ноты замерли, Диди испытала знакомое ощущение, что ее куда-то всасывает. Она попыталась сопротивляться, но напрасно.
Ей так хотелось остаться здесь еще…
Голос из режиссерской будки гремел:
– Халли, девочка, все вышло отлично! Просто великолепно!
Снова обретя дар речи, Халли еле слышно пробормотала:
– Спасибо, Билл. На меня что-то нашло…
Но Диди не услышала конца беседы. Ее снова несло в водовороте.
Когда она наконец пришла в себя, была ночь. Диди очутилась на небольшом опрятном сельском кладбище. Ее муж склонился над могилой.
Усевшись на верхушку надгробного камня и подобрав под себя ноги, Диди наклонилась вперед (она обнаружила, что в качестве привидения может теперь проделывать такие трюки, не рискуя свалиться и разбить себе нос) и прочла надпись на камне:
Диди смотрела на его опущенную голову и спрашивала себя, не Митч ли сочинил текст. И решила, что да, это в его стиле. Ее маме никогда не пришло бы в голову что-нибудь столь поэтическое.
Она преданно любила Митча с тринадцати лет и почти до своей смерти. У них бывали свои хорошие и плохие моменты – немного хороших и очень много плохих, – но она всегда любила его.
А теперь она смотрела на него другими глазами. На деле любовь оказалась не вечной. У них, во всяком случае.
Митч поднял голову, и на секунду Диди испугалась, что он увидит ее. Покалывания, сопровождавшего ее материализацию, она не чувствовала, да и Митч не вскрикнул, не испугался и даже не побледнел, так что, скорее всего, он не замечал ее присутствия.
Митч по-прежнему был хорош собой: вьющиеся светлые волосы, острый взгляд голубых глаз, классически правильные черты лица, покрытого легким загаром. С тех пор как она видела его в последний раз, он, похоже, похудел. Но при росте шесть с небольшим футов он всегда выглядел стройным, так что утверждать это она не могла.
Стоя на коленях у ее могилы, он являл собой образец скорбящего вдовца.
Если бы только его руки не были в земле. Рядом с ним лежала лопата, а ее могила, хотя и поросшая густой травой, выглядела почти что свежей. Слишком свежей для могилы трехлетней давности.
Ее только что выложили дерном.
«Что ты задумал на этот раз, Митч Тейлор?» – подумала Диди с яростью. И хотя она ощутила покалывание, хотя его глаза вдруг в ужасе расширились, воронка снова всосала ее в себя.
Следующая остановка. Жаркий, солнечный день, послеобеденное время. По крайней мере, жарко и светло было снаружи. А Диди находилась в пещере, витала под ее сводом и смотрела сверху вниз на завернутую в скатерть пару, спавшую на полу, футах в шести под ней.
Мужчина был Стив – его лицо все еще выглядело кошмарно, женщину она не знала. Но им, похоже, совсем неплохо друг с другом.
Диди с интересом разглядывала их, когда Стив открыл глаза. Он увидел ее. Она знала это точно. И она помахала ему рукой, просто чтобы поприветствовать его.
Стив вскрикнул и сел. Озадаченная Диди потеряла власть над своими атомами и растворилась.
Когда она снова пришла в себя, то оказалась в углу той же самой пещеры. На нее внимательно смотрела собачка какой-то странной породы. Стив опять лежал, но уже не спал. А женщина прижималась во сне к его груди.
Женщина явно не Элен, жена Стива.
Это было что-то новое. Если не считать романа с ней, Стив всегда был однолюбом. Диди сомневалась, изменял ли он Элен до их романа. Она сказала бы «и после», но доказательство обратного было у нее перед глазами.
Несмотря на то что его всегда влекло к ней, и Диди, конечно же, знала об этом, пришлось немало потрудиться, чтобы совратить Старину Стива. Она со стыдом сознавала, что сделала это хладнокровно и намеренно, дабы проучить Митча. Ее муж, который расстегивал ширинку при виде любой сучки с течкой, заслуживал такого урока.
У Митча была как раз очередная интрижка, когда она решила расплатиться с ним, изменив ему со Стивом. После четырнадцати лет замужества Диди научилась разбираться во всех повадках Митча, ей не надо было никаких доказательств очередной измены мужа – интуиция не подводила ее. И еще она знала, что Стив был одним из тех немногих людей, кого ее муж искренне любил. Красавчик Митч позволял себя любить, а сам смотрел на людей лишь как на средство достижения своих целей и обычно дружил с ними, пока нуждался в них. Однако дружба со Стивом длилась целых три десятка лет. Между ними была настоящая привязанность.
Стив, простая душа, на три недели потерял из-за нее голову, но потом его стали терзать адские муки.
Он не мог простить себе, что обманул жену, не говоря уж о лучшем друге.
Он всегда был ребенком.
Диди подумала, что за это она и любила его.
Она никогда не была влюблена в него, никогда, но она его любила. Любила как брата или что-то в этом духе.
Как поется в песнях, «она обошлась с ним плохо». Очень плохо.
Диди вдруг поняла, что именно это и привязывало ее до сих пор к земле.
Она не сможет подняться в небеса, пока не исправит зло, которое причинила.
Глава 27
Глава 28
Двое мужчин за режиссерским пультом выпрямились в своих креслах, пристально уставились на блондинку с микрофоном и недоверчиво переглянулись.
– Разрази меня гром! Эта девочка может петь!
– Черт побери, наше дело в шляпе!
А на сцене Диди постаралась овладеть своими голосовыми связками и вложить в песню всю душу. Читая слова с экрана-подсказки, Диди пела искренне, от сердца. В эти минуты она была ближе всего к райскому блаженству. Как никогда в своей жизни – или смерти.
…просто лечь и умереть, –
только это все,
Пока что выше моих сил.
И поэтому в агонии я.
Когда последние ноты замерли, Диди испытала знакомое ощущение, что ее куда-то всасывает. Она попыталась сопротивляться, но напрасно.
Ей так хотелось остаться здесь еще…
Голос из режиссерской будки гремел:
– Халли, девочка, все вышло отлично! Просто великолепно!
Снова обретя дар речи, Халли еле слышно пробормотала:
– Спасибо, Билл. На меня что-то нашло…
Но Диди не услышала конца беседы. Ее снова несло в водовороте.
Когда она наконец пришла в себя, была ночь. Диди очутилась на небольшом опрятном сельском кладбище. Ее муж склонился над могилой.
Усевшись на верхушку надгробного камня и подобрав под себя ноги, Диди наклонилась вперед (она обнаружила, что в качестве привидения может теперь проделывать такие трюки, не рискуя свалиться и разбить себе нос) и прочла надпись на камне:
ТЕЙЛОР
Дейдра Анн Камминс
Родилась 21 января 1958 года – умерла 15 мая 1992 года
ЛЮБОВЬ ВЕЧНА
Митч склонился над ее могилой.Диди смотрела на его опущенную голову и спрашивала себя, не Митч ли сочинил текст. И решила, что да, это в его стиле. Ее маме никогда не пришло бы в голову что-нибудь столь поэтическое.
Она преданно любила Митча с тринадцати лет и почти до своей смерти. У них бывали свои хорошие и плохие моменты – немного хороших и очень много плохих, – но она всегда любила его.
А теперь она смотрела на него другими глазами. На деле любовь оказалась не вечной. У них, во всяком случае.
Митч поднял голову, и на секунду Диди испугалась, что он увидит ее. Покалывания, сопровождавшего ее материализацию, она не чувствовала, да и Митч не вскрикнул, не испугался и даже не побледнел, так что, скорее всего, он не замечал ее присутствия.
Митч по-прежнему был хорош собой: вьющиеся светлые волосы, острый взгляд голубых глаз, классически правильные черты лица, покрытого легким загаром. С тех пор как она видела его в последний раз, он, похоже, похудел. Но при росте шесть с небольшим футов он всегда выглядел стройным, так что утверждать это она не могла.
Стоя на коленях у ее могилы, он являл собой образец скорбящего вдовца.
Если бы только его руки не были в земле. Рядом с ним лежала лопата, а ее могила, хотя и поросшая густой травой, выглядела почти что свежей. Слишком свежей для могилы трехлетней давности.
Ее только что выложили дерном.
«Что ты задумал на этот раз, Митч Тейлор?» – подумала Диди с яростью. И хотя она ощутила покалывание, хотя его глаза вдруг в ужасе расширились, воронка снова всосала ее в себя.
Следующая остановка. Жаркий, солнечный день, послеобеденное время. По крайней мере, жарко и светло было снаружи. А Диди находилась в пещере, витала под ее сводом и смотрела сверху вниз на завернутую в скатерть пару, спавшую на полу, футах в шести под ней.
Мужчина был Стив – его лицо все еще выглядело кошмарно, женщину она не знала. Но им, похоже, совсем неплохо друг с другом.
Диди с интересом разглядывала их, когда Стив открыл глаза. Он увидел ее. Она знала это точно. И она помахала ему рукой, просто чтобы поприветствовать его.
Стив вскрикнул и сел. Озадаченная Диди потеряла власть над своими атомами и растворилась.
Когда она снова пришла в себя, то оказалась в углу той же самой пещеры. На нее внимательно смотрела собачка какой-то странной породы. Стив опять лежал, но уже не спал. А женщина прижималась во сне к его груди.
Женщина явно не Элен, жена Стива.
Это было что-то новое. Если не считать романа с ней, Стив всегда был однолюбом. Диди сомневалась, изменял ли он Элен до их романа. Она сказала бы «и после», но доказательство обратного было у нее перед глазами.
Несмотря на то что его всегда влекло к ней, и Диди, конечно же, знала об этом, пришлось немало потрудиться, чтобы совратить Старину Стива. Она со стыдом сознавала, что сделала это хладнокровно и намеренно, дабы проучить Митча. Ее муж, который расстегивал ширинку при виде любой сучки с течкой, заслуживал такого урока.
У Митча была как раз очередная интрижка, когда она решила расплатиться с ним, изменив ему со Стивом. После четырнадцати лет замужества Диди научилась разбираться во всех повадках Митча, ей не надо было никаких доказательств очередной измены мужа – интуиция не подводила ее. И еще она знала, что Стив был одним из тех немногих людей, кого ее муж искренне любил. Красавчик Митч позволял себя любить, а сам смотрел на людей лишь как на средство достижения своих целей и обычно дружил с ними, пока нуждался в них. Однако дружба со Стивом длилась целых три десятка лет. Между ними была настоящая привязанность.
Стив, простая душа, на три недели потерял из-за нее голову, но потом его стали терзать адские муки.
Он не мог простить себе, что обманул жену, не говоря уж о лучшем друге.
Он всегда был ребенком.
Диди подумала, что за это она и любила его.
Она никогда не была влюблена в него, никогда, но она его любила. Любила как брата или что-то в этом духе.
Как поется в песнях, «она обошлась с ним плохо». Очень плохо.
Диди вдруг поняла, что именно это и привязывало ее до сих пор к земле.
Она не сможет подняться в небеса, пока не исправит зло, которое причинила.
Глава 27
Стив лежал лицом вниз на ковре из пуэрарии, вдыхая запах плесени и ощущая, как сырая прохлада земли пронизывает сквозь слой лиан его кости.
Стив боялся взглянуть вверх. В последний раз, когда это сделал, он увидел такое, отчего голова пошла кругом. Слева от него, на ветке огромного вяза, уцепившись за нее согнутыми коленками, на расстоянии вытянутой руки висела Диди и поднятым кверху большим пальцем делает ему одобрительный знак.
Вспомнив это видение, Стив смог только простонать.
Он сходил с ума. Он не мог не сойти с ума.
А может, это его подсознание пытается подавать ему какие-то сигналы. Возможно, повторяющиеся видения Диди должны были напомнить ему, что он не вправе отвлекаться и забывать о своей двоякой миссии, во-первых, прежде чем умереть, ему необходимо успеть выяснить, почему все, включая его брата, хотели убить его и что предпринять в связи с этим. Во-вторых, требовалось узнать, как Диди попала в его кабинет той злополучной ночью.
И меньше всего на свете Стиву хотелось, чтобы от этих дел его отвлекла женщина.
Но какой мужик способен думать, если его голова занята бабскими прелестями?
Ладно, они переспали. Отлично. Но может быть, ему следует на время выкинуть из головы и ее, и секс?
Мягкий, влажный рот коснулся его уха. Боже, неужели она затевает все сначала? Стив колебался, но его член начал оживать в ответ.
Ну ладно, может быть, ему все же не стоит выкидывать это из головы? Может, он уже готов еще раз с ней?..
Нет, он должен перебороть соблазн. Обязательно должен.
«Остынь, – мысленно приказал он себе. – Сейчас сходить с ума – и ослабнуть физически – из-за бабы было бы самоубийством для обоих».
Он не должен позволять себе даже думать о сексе, пока они не окажутся в безопасности.
Колхаун сердито поднял голову, чтобы недвусмысленно дать понять искусительнице, дескать, если она и дальше продолжит теребить его ухо, то это чревато для нее неприятными последствиями.
Но глаза, которые он увидел перед собой, были не теплые золотисто-карие, глаза Саммер, а шоколадно-коричневые и выпуклые. Он тупо смотрел в них, а Маффи, вопросительно наклонив свою голову, по-собачьи часто дышала ему прямо в лицо. Вздрогнув, Стив наконец понял, кто лизал его ухо: проклятая псина!
– Черт бы тебя побрал! – Он выпрямился, протер ладонями глаза и бросил опасливый взгляд на переплетение веток у себя над головой.
Слава Богу, Диди не было.
Стив облегченно вздохнул, а потом посмотрел на женщину, возлежавшую во всем своем нагом великолепии на глянцевитой зелени их ложа из пуэрарии.
«Легла хотя бы на живот», – с осуждением подумал он, ощущая, как его член снова принял выжидательную стойку. На этот раз уже не под действием иллюзии.
Принимая во внимание аппетитность того, чего он желал, ненасытность проклятой хреновины можно было понять.
А женщина действительно выглядела славно. Саммер. Это имя шло ей гораздо больше, чем Розенкранц, и именно поэтому он предпочитал звать ее Розенкранц. Ее глаза, обрамленные густыми ресницами, были закрыты. Во сне она выглядела прекрасной, насытившейся и удовлетворенной, какой и должна выглядеть женщина после ночи любви. Было видно, что она забыла на время и про погоню, и про то, что они спасаются от смерти. Несмотря на все свои переживания, казалось, она спит на тончайших простынях великолепнейшей постели лучшего отеля страны.
Секс – прекрасное лекарство от стресса. Для себя Стив давно открыл это.
Но секс одновременно может быть и источником стресса. По крайней мере, в данном случае. Чем больше он смотрел на предмет своих желаний, тем сильнее нервничал.
Разумеется, выходом из положения было не смотреть на Саммер. Но как это сделать?
Обнаженная, она была сказочно хороша. Одна рука закинута за голову, другая, согнутая в локте, служила ей подушкой. Беззащитные белые подмышки так и манили прикоснуться к ним губами. Каким-то чудом Стиву удалось побороть это почти непреодолимое желание.
Ее каштановые волосы были рассыпаны над согнутой рукой, образуя ореол вокруг лица. Ноздри ее прямого носа слегка расширялись при вдохе. Рот – широкий, нежный, который умел так сладко целовать, – был полуоткрыт. Он захотел прижать к нему губы, но снова удержался.
Шелковистая кожа Саммер была в многочисленных ссадинах – с чувством вины Стив припоминал, как они появились. Каждую, прямо или косвенно, нанес ей он.
Ушибленные места скорее подчеркивали, чем нарушали молочную белизну ее кожи. Он знал, какой она была шелковистой на ощупь.
Отчаянно сопротивляясь желанию погладить Саммер, Стив сделал это мысленно. Теперь, когда его зрение совсем восстановилось, он мог по достоинству оценить совершенство ее чудесных женских форм. Роскошные – только это слово подходило к описанию аппетитной полноты ее грудей и округлости бедер, линии живота и талии, длины ее восхитительных ног.
Ступни у нее были маленькие. Стив являлся поклонником маленьких ступней.
Один ее вид сводил его с ума, так что ему пришлось сжать зубы, чтобы ничего не предпринять. Это было сверхтрудно, ведь она находилась в полной его власти. Он мог делать с ней все, что хотел. Ведь Саммер готова была выполнить любое его желание.
Так она ему сказала.
Пробормотав себе под нос проклятье, Колхаун поднялся и взял в руки трусы.
– Стив? – Его Немезида<Немезида – в греческой мифологии богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.> сидела, моргая сонными глазами, все еще обнаженная, как младенец, но куда более соблазнительная. Она не предприняла ни малейшей попытки прикрыть свою наготу, наблюдая, как он натягивает на себя сначала трусы, а потом и шорты. Хотя Стив твердо решил не смотреть в ее сторону, одно воспоминание о ее сосках, подобных розам, о лобке цвета меха норки и о всех холмах и долинах между ними лишало его рассудка.
– Одевайся, – бросил он отрывисто. Ему не следовало вешать себе на шею бабу. Но какой у него был выбор? Никакого. Сознание этого, однако, не помогало. Быстро собрав ее разбросанные вещи, он сунул их ей в руки.
– Что-нибудь случилось? – спросила Саммер нерешительно и смущенно.
Ее голос, звучавший глубоким, сексуальным контральто (почему он раньше не замечал, насколько она сексуальна?), моментально пробудил в нем воспоминания о тех стонах, которые она издавала во время их близости.
Интересно, может ли член переломиться пополам? Стив боялся, что такое случится. Шорты были чересчур тесными. Повернувшись к ней спиной, он поправил ширинку, тщетно надеясь уменьшить давление, и затем потянулся за майкой.
– Нам надо спешить, – произнес Стив почти грубо, но ничего не мог с собой поделать. Идиотская ситуация. Ему вот-вот самым прискорбным образом укоротят жизнь, на шее у него болтливая баба со своей слюнявой шавкой, по пятам гонится целая свора нехороших парней, из-за каждого угла на него смотрит привидение, а все, о чем он в состоянии думать, – это лишь трахаться. Снова и снова.
С ней. С Саммер.
Черт бы побрал все это. Просто дурацкое положение!
– Так, значит, и ты один из них, – промолвил сексуальный голос с холодным презрением.
– Один из кого? – Стоя к ней все еще спиной, он обувал туфли.
– Один из этих «трах-бах-простите-мадам-мне-некогда».
– Что-что? – Слова Саммер задели Стива. Он обернулся, чтобы все-таки взглянуть на нее.
Саммер с пренебрежением смотрела на него, стоя на одном колене среди темной листвы деревьев и пурпурных цветов, выглядела сексуальней любой другой женщины, которую ему приходилось видеть.
– Мне следовало бы об этом догадаться, – сказала она, испепелив его взглядом, поднялась с земли и прошла мимо Стива царственной поступью.
Спазм сдавил его горло, а член пульсировал от желания. Стив проводил глазами ее спину, когда Саммер голышом направилась в лес. Ее роскошная задница покачивалась из стороны в сторону, спина оставалась царственно прямой, а волосы были небрежно раскиданы по плечам.
Господи, что за задница!
Вторая леди Годива!<Правительница Ковентри (Англия, XI век), ради спасения города проехавшая по его улицам на коне голой .>
– Куда ты направилась? – спросил он, с трудом выдавливая из себя слова.
– Я решила надеть трусы. Как ты мог заметить, становится жарко.
Конечно же, он заметил. Ему пришлось снова слазить в шорты, чтобы не взвыть от боли.
Собрав оставленные ею вещи и взяв собаку, он последовал за Саммер. К тому времени, когда он догнал ее, она уже извлекла из спортивной сумки, брошенной им на месте их стоянки, свои лифчик и трусики и надела их. Ее нижнее белье было белым, прочным и скорее отрезвляющим, чем возбуждающим. Одна из бретелек лифчика оказалась завязана узлом.
Так почему же это белье все-таки возбуждало его?
Черт, похоже, что все, имеющее к ней отношение, порождает желание. Если так и дальше пойдет, то его начнут привлекать даже титьки ее чертовой шавки.
Собака лизнула его кисть. Стив опустил ее на землю.
– Теперь, когда мы покончили с этим делом, то можем сесть и подумать, что будем делать дальше. – В глазах Саммер, встретившихся с его глазами, был холодный вызов.
Колхаун выпрямился. Она просунула ноги в нейлоновые баскетбольные трусы с таким видом, словно его здесь не было, подтянула их вверх, поправила на поясе и, к сожалению Стива, смешанному с облегчением, натянула через голову черную майку.
Саммер так удачно ее надела, что изображенный на майке бультерьер, казалось, тяжело дышал, терзаемый вожделением.
Она, возможно, и покончила с этим делом, но про себя Стив так сказать не мог. Более того, создавалось впечатление, что эта отрава распространялась по его телу.
– Это точно. – Он понимал: ответ неудачный, но ничего лучшего не пришло ему в голову. Стив едва мог шевелить мозгами, не говоря уж о языке.
Презрительно скривив свои губы, Саммер взяла из его рук свои туфли и носки и тут же швырнула их. Потом, подняв с земли спортивную сумку, метнула ее Стиву в живот.
– Держи!
– Ох! – Крякнув, он перехватил сумку. Она бросила ее отнюдь не нежно. Глядя, как Саммер нагнулась, чтобы обуться, он подумал, что ему еще повезло: ведь это могла быть монтировка.
Леди явно обладала хорошей физической подготовкой.
– А ты подумал, что мы будем делать, когда доберемся до твоего лагеря? – ядовито спросила Саммер, обматывая шнурки вокруг лодыжек и завязывая их. – Думать уже на месте – это не самый лучший план, если ты не возражаешь против того, чтобы я высказала свое мнение.
А вот и возражает. Если только она не предложит что-нибудь дельное.
Стив уже собрался было сказать ей это, но она выпрямилась, подхватила свою потешную собачонку и зашагала прочь. Оставив его собирать вещи, разыскивать бейсболку, надевать ее на голову и догонять Саммер. Стив обнаружил, что идти сзади ему не очень нравится. Это было не в его стиле.
Особенно если у тебя текут слюнки при каждом движении бедер женщины, за которой спешишь.
Стив боялся взглянуть вверх. В последний раз, когда это сделал, он увидел такое, отчего голова пошла кругом. Слева от него, на ветке огромного вяза, уцепившись за нее согнутыми коленками, на расстоянии вытянутой руки висела Диди и поднятым кверху большим пальцем делает ему одобрительный знак.
Вспомнив это видение, Стив смог только простонать.
Он сходил с ума. Он не мог не сойти с ума.
А может, это его подсознание пытается подавать ему какие-то сигналы. Возможно, повторяющиеся видения Диди должны были напомнить ему, что он не вправе отвлекаться и забывать о своей двоякой миссии, во-первых, прежде чем умереть, ему необходимо успеть выяснить, почему все, включая его брата, хотели убить его и что предпринять в связи с этим. Во-вторых, требовалось узнать, как Диди попала в его кабинет той злополучной ночью.
И меньше всего на свете Стиву хотелось, чтобы от этих дел его отвлекла женщина.
Но какой мужик способен думать, если его голова занята бабскими прелестями?
Ладно, они переспали. Отлично. Но может быть, ему следует на время выкинуть из головы и ее, и секс?
Мягкий, влажный рот коснулся его уха. Боже, неужели она затевает все сначала? Стив колебался, но его член начал оживать в ответ.
Ну ладно, может быть, ему все же не стоит выкидывать это из головы? Может, он уже готов еще раз с ней?..
Нет, он должен перебороть соблазн. Обязательно должен.
«Остынь, – мысленно приказал он себе. – Сейчас сходить с ума – и ослабнуть физически – из-за бабы было бы самоубийством для обоих».
Он не должен позволять себе даже думать о сексе, пока они не окажутся в безопасности.
Колхаун сердито поднял голову, чтобы недвусмысленно дать понять искусительнице, дескать, если она и дальше продолжит теребить его ухо, то это чревато для нее неприятными последствиями.
Но глаза, которые он увидел перед собой, были не теплые золотисто-карие, глаза Саммер, а шоколадно-коричневые и выпуклые. Он тупо смотрел в них, а Маффи, вопросительно наклонив свою голову, по-собачьи часто дышала ему прямо в лицо. Вздрогнув, Стив наконец понял, кто лизал его ухо: проклятая псина!
– Черт бы тебя побрал! – Он выпрямился, протер ладонями глаза и бросил опасливый взгляд на переплетение веток у себя над головой.
Слава Богу, Диди не было.
Стив облегченно вздохнул, а потом посмотрел на женщину, возлежавшую во всем своем нагом великолепии на глянцевитой зелени их ложа из пуэрарии.
«Легла хотя бы на живот», – с осуждением подумал он, ощущая, как его член снова принял выжидательную стойку. На этот раз уже не под действием иллюзии.
Принимая во внимание аппетитность того, чего он желал, ненасытность проклятой хреновины можно было понять.
А женщина действительно выглядела славно. Саммер. Это имя шло ей гораздо больше, чем Розенкранц, и именно поэтому он предпочитал звать ее Розенкранц. Ее глаза, обрамленные густыми ресницами, были закрыты. Во сне она выглядела прекрасной, насытившейся и удовлетворенной, какой и должна выглядеть женщина после ночи любви. Было видно, что она забыла на время и про погоню, и про то, что они спасаются от смерти. Несмотря на все свои переживания, казалось, она спит на тончайших простынях великолепнейшей постели лучшего отеля страны.
Секс – прекрасное лекарство от стресса. Для себя Стив давно открыл это.
Но секс одновременно может быть и источником стресса. По крайней мере, в данном случае. Чем больше он смотрел на предмет своих желаний, тем сильнее нервничал.
Разумеется, выходом из положения было не смотреть на Саммер. Но как это сделать?
Обнаженная, она была сказочно хороша. Одна рука закинута за голову, другая, согнутая в локте, служила ей подушкой. Беззащитные белые подмышки так и манили прикоснуться к ним губами. Каким-то чудом Стиву удалось побороть это почти непреодолимое желание.
Ее каштановые волосы были рассыпаны над согнутой рукой, образуя ореол вокруг лица. Ноздри ее прямого носа слегка расширялись при вдохе. Рот – широкий, нежный, который умел так сладко целовать, – был полуоткрыт. Он захотел прижать к нему губы, но снова удержался.
Шелковистая кожа Саммер была в многочисленных ссадинах – с чувством вины Стив припоминал, как они появились. Каждую, прямо или косвенно, нанес ей он.
Ушибленные места скорее подчеркивали, чем нарушали молочную белизну ее кожи. Он знал, какой она была шелковистой на ощупь.
Отчаянно сопротивляясь желанию погладить Саммер, Стив сделал это мысленно. Теперь, когда его зрение совсем восстановилось, он мог по достоинству оценить совершенство ее чудесных женских форм. Роскошные – только это слово подходило к описанию аппетитной полноты ее грудей и округлости бедер, линии живота и талии, длины ее восхитительных ног.
Ступни у нее были маленькие. Стив являлся поклонником маленьких ступней.
Один ее вид сводил его с ума, так что ему пришлось сжать зубы, чтобы ничего не предпринять. Это было сверхтрудно, ведь она находилась в полной его власти. Он мог делать с ней все, что хотел. Ведь Саммер готова была выполнить любое его желание.
Так она ему сказала.
Пробормотав себе под нос проклятье, Колхаун поднялся и взял в руки трусы.
– Стив? – Его Немезида<Немезида – в греческой мифологии богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.> сидела, моргая сонными глазами, все еще обнаженная, как младенец, но куда более соблазнительная. Она не предприняла ни малейшей попытки прикрыть свою наготу, наблюдая, как он натягивает на себя сначала трусы, а потом и шорты. Хотя Стив твердо решил не смотреть в ее сторону, одно воспоминание о ее сосках, подобных розам, о лобке цвета меха норки и о всех холмах и долинах между ними лишало его рассудка.
– Одевайся, – бросил он отрывисто. Ему не следовало вешать себе на шею бабу. Но какой у него был выбор? Никакого. Сознание этого, однако, не помогало. Быстро собрав ее разбросанные вещи, он сунул их ей в руки.
– Что-нибудь случилось? – спросила Саммер нерешительно и смущенно.
Ее голос, звучавший глубоким, сексуальным контральто (почему он раньше не замечал, насколько она сексуальна?), моментально пробудил в нем воспоминания о тех стонах, которые она издавала во время их близости.
Интересно, может ли член переломиться пополам? Стив боялся, что такое случится. Шорты были чересчур тесными. Повернувшись к ней спиной, он поправил ширинку, тщетно надеясь уменьшить давление, и затем потянулся за майкой.
– Нам надо спешить, – произнес Стив почти грубо, но ничего не мог с собой поделать. Идиотская ситуация. Ему вот-вот самым прискорбным образом укоротят жизнь, на шее у него болтливая баба со своей слюнявой шавкой, по пятам гонится целая свора нехороших парней, из-за каждого угла на него смотрит привидение, а все, о чем он в состоянии думать, – это лишь трахаться. Снова и снова.
С ней. С Саммер.
Черт бы побрал все это. Просто дурацкое положение!
– Так, значит, и ты один из них, – промолвил сексуальный голос с холодным презрением.
– Один из кого? – Стоя к ней все еще спиной, он обувал туфли.
– Один из этих «трах-бах-простите-мадам-мне-некогда».
– Что-что? – Слова Саммер задели Стива. Он обернулся, чтобы все-таки взглянуть на нее.
Саммер с пренебрежением смотрела на него, стоя на одном колене среди темной листвы деревьев и пурпурных цветов, выглядела сексуальней любой другой женщины, которую ему приходилось видеть.
– Мне следовало бы об этом догадаться, – сказала она, испепелив его взглядом, поднялась с земли и прошла мимо Стива царственной поступью.
Спазм сдавил его горло, а член пульсировал от желания. Стив проводил глазами ее спину, когда Саммер голышом направилась в лес. Ее роскошная задница покачивалась из стороны в сторону, спина оставалась царственно прямой, а волосы были небрежно раскиданы по плечам.
Господи, что за задница!
Вторая леди Годива!<Правительница Ковентри (Англия, XI век), ради спасения города проехавшая по его улицам на коне голой .>
– Куда ты направилась? – спросил он, с трудом выдавливая из себя слова.
– Я решила надеть трусы. Как ты мог заметить, становится жарко.
Конечно же, он заметил. Ему пришлось снова слазить в шорты, чтобы не взвыть от боли.
Собрав оставленные ею вещи и взяв собаку, он последовал за Саммер. К тому времени, когда он догнал ее, она уже извлекла из спортивной сумки, брошенной им на месте их стоянки, свои лифчик и трусики и надела их. Ее нижнее белье было белым, прочным и скорее отрезвляющим, чем возбуждающим. Одна из бретелек лифчика оказалась завязана узлом.
Так почему же это белье все-таки возбуждало его?
Черт, похоже, что все, имеющее к ней отношение, порождает желание. Если так и дальше пойдет, то его начнут привлекать даже титьки ее чертовой шавки.
Собака лизнула его кисть. Стив опустил ее на землю.
– Теперь, когда мы покончили с этим делом, то можем сесть и подумать, что будем делать дальше. – В глазах Саммер, встретившихся с его глазами, был холодный вызов.
Колхаун выпрямился. Она просунула ноги в нейлоновые баскетбольные трусы с таким видом, словно его здесь не было, подтянула их вверх, поправила на поясе и, к сожалению Стива, смешанному с облегчением, натянула через голову черную майку.
Саммер так удачно ее надела, что изображенный на майке бультерьер, казалось, тяжело дышал, терзаемый вожделением.
Она, возможно, и покончила с этим делом, но про себя Стив так сказать не мог. Более того, создавалось впечатление, что эта отрава распространялась по его телу.
– Это точно. – Он понимал: ответ неудачный, но ничего лучшего не пришло ему в голову. Стив едва мог шевелить мозгами, не говоря уж о языке.
Презрительно скривив свои губы, Саммер взяла из его рук свои туфли и носки и тут же швырнула их. Потом, подняв с земли спортивную сумку, метнула ее Стиву в живот.
– Держи!
– Ох! – Крякнув, он перехватил сумку. Она бросила ее отнюдь не нежно. Глядя, как Саммер нагнулась, чтобы обуться, он подумал, что ему еще повезло: ведь это могла быть монтировка.
Леди явно обладала хорошей физической подготовкой.
– А ты подумал, что мы будем делать, когда доберемся до твоего лагеря? – ядовито спросила Саммер, обматывая шнурки вокруг лодыжек и завязывая их. – Думать уже на месте – это не самый лучший план, если ты не возражаешь против того, чтобы я высказала свое мнение.
А вот и возражает. Если только она не предложит что-нибудь дельное.
Стив уже собрался было сказать ей это, но она выпрямилась, подхватила свою потешную собачонку и зашагала прочь. Оставив его собирать вещи, разыскивать бейсболку, надевать ее на голову и догонять Саммер. Стив обнаружил, что идти сзади ему не очень нравится. Это было не в его стиле.
Особенно если у тебя текут слюнки при каждом движении бедер женщины, за которой спешишь.
Глава 28
– Что ты хотела сказать этим своим «трах, бах» и как там еще дальше? – ни с того ни с сего спросил Франкенштейн. Он сидел на земле, опершись спиной о древесный ствол, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене. Проклятая бейсболка с символическими «Быками» была надвинута козырьком на его глаза.
Они только что поели (галеты с арахисовым маслом и вода, для Маффи сырая сосиска) возле журчащего, чистого и прозрачного ручейка. Саммер потеряла представление о времени и не могла сказать точно, который сейчас час, но ей казалось, что полдень был уже давно. Солнце за ветками деревьев начало клониться к закату, бросая блики на землю и на камень, на котором они сидели. День выдался жарким, градусов девяносто по Фаренгейту, но лес защитил их от зноя. Вместо него они получили влажность и комаров. Самое скверное, по ее мнению, сочетание.
По лбу Саммер катился пот. Ее волосы, которые она не мыла вот уже почти три дня, дурно пахли, и она предпочла вообще не думать о том, как сейчас благоухает. Нога зудела, и Саммер рассеянно почесывала большой красный укус какого-то насекомого на своей икре.
– Не знаю, о чем ты говоришь, – ответила Саммер холодно, злясь на себя за то, что едва не ввязалась в никчемную связь с еще одним никчемным мужчиной. Но злилась не только на себя. Каждый раз, вспоминая, как неосторожна была с ним и что он творил с ней своими руками, губами, своим телом, она не могла сдержать дрожь. И это дрожь снова и снова сводила ее с ума.
И вот теперь, когда Саммер все еще переживала ощущения самой фантастической ночи любви, которая у нее когда-либо была, он ясно давал понять, что для него все это абсолютно ничего не значит.
Ему было невтерпеж, он хотел секса. В этом и заключалась правда. А когда он получил, что хотел, то потерял к ней всякий интерес. У него даже не хватило такта – или здравого смысла, – чтобы притвориться.
И чему же он теперь удивляется?
– Я говорю о том, что ты там сказала. Дескать, «трах, бах, что-то еще и мадам», – его голос был подчеркнуто безразличен.
Отлично! Для нее не составит труда налететь на него, как потревоженная сойка.
– О Боже, ты случайно не один ли из тех мужиков, которым каждый раз после секса надо обсудить, как все было, а? Чего ты ждешь, аплодисментов?
Она ощутила восторженное злорадство, когда его глаза сузились.
– Я только хотел узнать, что ты имела в виду.
– Ничего. – Саммер отхлебнула из своей хорошо отмытой банки из-под пива. В эту минуту запах пива стал бы последней каплей, переполнившей чашу терпения. Ее просто стошнило бы. – Забудь об этом.
– А я не хочу забывать.
– Ты что, сыщик-любитель? Не можешь оставить эту тему?
Явно не реагируя на ее задиристый тон, Франкенштейн покачал головой:
– Не-а.
Саммер сердито посмотрела на него:
– Ну ладно. Если ты действительно хочешь знать, я тебе расскажу. Мой бывший муж был как раз такого типа. Он хотел трахаться, когда ему вздумается, и становился мрачнее тучи, если тут же не получал желаемого. Знаешь, я пришла к выводу: лучше сразу дать ему то, чего он хочет, чем терпеть его надутые губы. Поэтому мы занимались любовью по первому его желанию – обычно это занимало не больше пяти минут, – а как только все было кончено, он выпрыгивал из кровати, бежал под душ и затем возвращался к своей другой жизни. Трах, бах, простите, мадам, мне некогда, понимаешь? И мне нечего было ждать от мужа – ни любви, ни ласки, ни просто человеческого отношения до следующего раза, когда ему снова становилось невтерпеж. И тогда все повторялось. И знаешь, как я узнавала, что ему невтерпеж? Он начинал пить пиво. Он пил его только в этом случае. – Саммер посмотрела на банку в своей руке и горько усмехнулась: – Вкус пива я ненавижу.
– Но я не твой бывший муж.
– Да, конечно, ты не мой бывший муж. – Она улыбнулась ему, но улыбка получилась недоброй. Саммер была разочарована и не очень-то расположена к дружеской беседе. – Поэтому я и не должна терпеть от тебя подобное свинство, не правда ли? И не буду. – Она отпила еще воды и сказала то, что она обдумывала, пока шла последние несколько миль: – Я решила позвонить Сэмми.
– Что? – Франкенштейн, сделав глоток, едва не захлебнулся.
– То, что слышал. Я решила позвонить Сэмми. Я не знаю, как ты думаешь выбираться из этой заварухи, и, сказать по правде, не очень хочу этого. Лично я собираюсь позвонить своему бывшему свекру, которого все еще очень люблю и который, кроме того, является начальником полиции Мерфрисборо, и попросить его приехать и забрать меня. Ты можешь не доверять ему, но я ему доверяю.
Франкенштейн пристально смотрел на нее, Саммер с подчеркнутым безразличием доела остаток галеты. В последние несколько часов в ее голове все было кристально ясно. Дальнейшее пребывание в обществе Стива Колхауна грозило ей опасностями со всех сторон. Он мог разбить ее сердце. Из-за него ее могли убить. Да, чтобы проявить мудрость, ей потребовалось время, но, черт возьми, она станет наконец мудрой. Жизнь научила Саммер одной важной вещи: если сам о себе не позаботишься, этого за тебя никто не сделает.
А уж Франкенштейн и подавно.
– Ты не можешь так поступить.
– Очень даже могу. Попробуй только остановить меня.
– Это почти самоубийство.
– Остаться с тобой – тоже почти самоубийство. Я предпочитаю попытать счастья с Сэмми.
Франкенштейн глотнул воды.
– Дело плохо. Такого козыря нет в колоде.
– Что значит – нет в колоде? Он будет в колоде, если я захочу. И не учи меня жить.
– Кто-то должен это делать. Позаботиться о себе ты сможешь с таким же успехом, как эта потешная собачка.
– Ах, вот как? Прости, что я напоминаю тебе об этом, но, похоже, мы с Маффи в состоянии позаботиться о себе куда лучше, чем ты о себе. Не мы вляпались в эту заваруху, а ты. Сейчас весь мир гонится за нами из-за тебя. Ты создал проблему, и я поняла, что для ее решения нам с Маффи надо уйти от тебя.
– Подожди, подожди. Ты злишься на меня только из-за того, что случилось этим утром, да?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Прекрасно понимаешь. Ты злишься на меня из-за секса?
– Вовсе нет!
– Злишься, злишься.
Саммер глубоко вздохнула:
– Я не зла на тебя за то, что мы с тобой переспали.
– Нет, зла, потому что мы занимались любовью и ты наслаждалась этим.
Саммер почувствовала, как ее щеки запылали.
– Насколько же ты самодоволен, Франкенштейн! А с чего ты вообще взял, что я наслаждалась?
– Я знаю, когда женщина получает удовольствие от секса.
– В самом деле? Ну а ты разве не получил удовольствие?
– Получил. – Он выдержал до конца ее испепеляющий взгляд. – Я получил фантастическое удовольствие. Ты была потрясающа. Ты это хотела услышать? Теперь все в порядке?
– Я вообще ничего не хочу слышать от тебя. – Саммер вылила остатки воды на землю и встала.
– Я не понимаю, чем ты недовольна. Если помнишь, это ты приставала ко мне. Ты этого хотела и получила. И с какой стати строишь из себя теперь оскорбленную невинность?
– Я не приставала к тебе!
– Вот как? А кто говорил: Поцелуй меня, Стив? Потрогай меня здесь, Стив? Если это не называется приставать, то что же это тогда?
– А может быть, я просто хотела отвлечь тебя от твоего маленького привидения, которое напугало тебя до смерти? Об этом ты не подумал? Кстати, твои проблемы с привидениями наконец разрешились? Ты перестал видеть Диди? – Голос Саммер звучал насмешливым фальцетом, и ее стрела попала в цель. Она поняла это по тому, как сжались челюсти Колхауна. Если у человека пар может валить из ноздрей, то это был как раз тот случай.
Они без слов смотрели друг на друга. Маффи, положив мордочку на лапы, тоже молча наблюдала за этой сценой. Ни одно из противостоящих друг другу человеческих существ не обращало на нее ни малейшего внимания.
– Отлично, – произнес вдруг Франкенштейн, выставив вперед свой подбородок. – Если ты решилась, меня это вполне устраивает. Звони своему свекру. Может быть, за те несколько часов, которые потребуются ему и его мальчикам на то, чтобы заставить тебя заговорить, я успею смыться. А если мне повезет, они и из псины тоже сделают отбивную.
– Оставь Маффи в покое!
– С удовольствием. – Он встал и убрал остатки съестных припасов в сумку. – Пошли, Розенкранц. Ты решила попытать счастья с законом, и я помогу тебе найти телефон.
Отлично. Именно это ей и нужно. Телефон.
– Примерно в пяти милях к югу отсюда есть туристский кемпинг, – продолжал Франкенштейн, вешая на плечо спортивную сумку и засовывая под мышку монтировку, – или, по крайней мере, был раньше. Пошли, детка, я отведу тебя к папочке. Баба с возу – кобыле легче.
Они только что поели (галеты с арахисовым маслом и вода, для Маффи сырая сосиска) возле журчащего, чистого и прозрачного ручейка. Саммер потеряла представление о времени и не могла сказать точно, который сейчас час, но ей казалось, что полдень был уже давно. Солнце за ветками деревьев начало клониться к закату, бросая блики на землю и на камень, на котором они сидели. День выдался жарким, градусов девяносто по Фаренгейту, но лес защитил их от зноя. Вместо него они получили влажность и комаров. Самое скверное, по ее мнению, сочетание.
По лбу Саммер катился пот. Ее волосы, которые она не мыла вот уже почти три дня, дурно пахли, и она предпочла вообще не думать о том, как сейчас благоухает. Нога зудела, и Саммер рассеянно почесывала большой красный укус какого-то насекомого на своей икре.
– Не знаю, о чем ты говоришь, – ответила Саммер холодно, злясь на себя за то, что едва не ввязалась в никчемную связь с еще одним никчемным мужчиной. Но злилась не только на себя. Каждый раз, вспоминая, как неосторожна была с ним и что он творил с ней своими руками, губами, своим телом, она не могла сдержать дрожь. И это дрожь снова и снова сводила ее с ума.
И вот теперь, когда Саммер все еще переживала ощущения самой фантастической ночи любви, которая у нее когда-либо была, он ясно давал понять, что для него все это абсолютно ничего не значит.
Ему было невтерпеж, он хотел секса. В этом и заключалась правда. А когда он получил, что хотел, то потерял к ней всякий интерес. У него даже не хватило такта – или здравого смысла, – чтобы притвориться.
И чему же он теперь удивляется?
– Я говорю о том, что ты там сказала. Дескать, «трах, бах, что-то еще и мадам», – его голос был подчеркнуто безразличен.
Отлично! Для нее не составит труда налететь на него, как потревоженная сойка.
– О Боже, ты случайно не один ли из тех мужиков, которым каждый раз после секса надо обсудить, как все было, а? Чего ты ждешь, аплодисментов?
Она ощутила восторженное злорадство, когда его глаза сузились.
– Я только хотел узнать, что ты имела в виду.
– Ничего. – Саммер отхлебнула из своей хорошо отмытой банки из-под пива. В эту минуту запах пива стал бы последней каплей, переполнившей чашу терпения. Ее просто стошнило бы. – Забудь об этом.
– А я не хочу забывать.
– Ты что, сыщик-любитель? Не можешь оставить эту тему?
Явно не реагируя на ее задиристый тон, Франкенштейн покачал головой:
– Не-а.
Саммер сердито посмотрела на него:
– Ну ладно. Если ты действительно хочешь знать, я тебе расскажу. Мой бывший муж был как раз такого типа. Он хотел трахаться, когда ему вздумается, и становился мрачнее тучи, если тут же не получал желаемого. Знаешь, я пришла к выводу: лучше сразу дать ему то, чего он хочет, чем терпеть его надутые губы. Поэтому мы занимались любовью по первому его желанию – обычно это занимало не больше пяти минут, – а как только все было кончено, он выпрыгивал из кровати, бежал под душ и затем возвращался к своей другой жизни. Трах, бах, простите, мадам, мне некогда, понимаешь? И мне нечего было ждать от мужа – ни любви, ни ласки, ни просто человеческого отношения до следующего раза, когда ему снова становилось невтерпеж. И тогда все повторялось. И знаешь, как я узнавала, что ему невтерпеж? Он начинал пить пиво. Он пил его только в этом случае. – Саммер посмотрела на банку в своей руке и горько усмехнулась: – Вкус пива я ненавижу.
– Но я не твой бывший муж.
– Да, конечно, ты не мой бывший муж. – Она улыбнулась ему, но улыбка получилась недоброй. Саммер была разочарована и не очень-то расположена к дружеской беседе. – Поэтому я и не должна терпеть от тебя подобное свинство, не правда ли? И не буду. – Она отпила еще воды и сказала то, что она обдумывала, пока шла последние несколько миль: – Я решила позвонить Сэмми.
– Что? – Франкенштейн, сделав глоток, едва не захлебнулся.
– То, что слышал. Я решила позвонить Сэмми. Я не знаю, как ты думаешь выбираться из этой заварухи, и, сказать по правде, не очень хочу этого. Лично я собираюсь позвонить своему бывшему свекру, которого все еще очень люблю и который, кроме того, является начальником полиции Мерфрисборо, и попросить его приехать и забрать меня. Ты можешь не доверять ему, но я ему доверяю.
Франкенштейн пристально смотрел на нее, Саммер с подчеркнутым безразличием доела остаток галеты. В последние несколько часов в ее голове все было кристально ясно. Дальнейшее пребывание в обществе Стива Колхауна грозило ей опасностями со всех сторон. Он мог разбить ее сердце. Из-за него ее могли убить. Да, чтобы проявить мудрость, ей потребовалось время, но, черт возьми, она станет наконец мудрой. Жизнь научила Саммер одной важной вещи: если сам о себе не позаботишься, этого за тебя никто не сделает.
А уж Франкенштейн и подавно.
– Ты не можешь так поступить.
– Очень даже могу. Попробуй только остановить меня.
– Это почти самоубийство.
– Остаться с тобой – тоже почти самоубийство. Я предпочитаю попытать счастья с Сэмми.
Франкенштейн глотнул воды.
– Дело плохо. Такого козыря нет в колоде.
– Что значит – нет в колоде? Он будет в колоде, если я захочу. И не учи меня жить.
– Кто-то должен это делать. Позаботиться о себе ты сможешь с таким же успехом, как эта потешная собачка.
– Ах, вот как? Прости, что я напоминаю тебе об этом, но, похоже, мы с Маффи в состоянии позаботиться о себе куда лучше, чем ты о себе. Не мы вляпались в эту заваруху, а ты. Сейчас весь мир гонится за нами из-за тебя. Ты создал проблему, и я поняла, что для ее решения нам с Маффи надо уйти от тебя.
– Подожди, подожди. Ты злишься на меня только из-за того, что случилось этим утром, да?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Прекрасно понимаешь. Ты злишься на меня из-за секса?
– Вовсе нет!
– Злишься, злишься.
Саммер глубоко вздохнула:
– Я не зла на тебя за то, что мы с тобой переспали.
– Нет, зла, потому что мы занимались любовью и ты наслаждалась этим.
Саммер почувствовала, как ее щеки запылали.
– Насколько же ты самодоволен, Франкенштейн! А с чего ты вообще взял, что я наслаждалась?
– Я знаю, когда женщина получает удовольствие от секса.
– В самом деле? Ну а ты разве не получил удовольствие?
– Получил. – Он выдержал до конца ее испепеляющий взгляд. – Я получил фантастическое удовольствие. Ты была потрясающа. Ты это хотела услышать? Теперь все в порядке?
– Я вообще ничего не хочу слышать от тебя. – Саммер вылила остатки воды на землю и встала.
– Я не понимаю, чем ты недовольна. Если помнишь, это ты приставала ко мне. Ты этого хотела и получила. И с какой стати строишь из себя теперь оскорбленную невинность?
– Я не приставала к тебе!
– Вот как? А кто говорил: Поцелуй меня, Стив? Потрогай меня здесь, Стив? Если это не называется приставать, то что же это тогда?
– А может быть, я просто хотела отвлечь тебя от твоего маленького привидения, которое напугало тебя до смерти? Об этом ты не подумал? Кстати, твои проблемы с привидениями наконец разрешились? Ты перестал видеть Диди? – Голос Саммер звучал насмешливым фальцетом, и ее стрела попала в цель. Она поняла это по тому, как сжались челюсти Колхауна. Если у человека пар может валить из ноздрей, то это был как раз тот случай.
Они без слов смотрели друг на друга. Маффи, положив мордочку на лапы, тоже молча наблюдала за этой сценой. Ни одно из противостоящих друг другу человеческих существ не обращало на нее ни малейшего внимания.
– Отлично, – произнес вдруг Франкенштейн, выставив вперед свой подбородок. – Если ты решилась, меня это вполне устраивает. Звони своему свекру. Может быть, за те несколько часов, которые потребуются ему и его мальчикам на то, чтобы заставить тебя заговорить, я успею смыться. А если мне повезет, они и из псины тоже сделают отбивную.
– Оставь Маффи в покое!
– С удовольствием. – Он встал и убрал остатки съестных припасов в сумку. – Пошли, Розенкранц. Ты решила попытать счастья с законом, и я помогу тебе найти телефон.
Отлично. Именно это ей и нужно. Телефон.
– Примерно в пяти милях к югу отсюда есть туристский кемпинг, – продолжал Франкенштейн, вешая на плечо спортивную сумку и засовывая под мышку монтировку, – или, по крайней мере, был раньше. Пошли, детка, я отведу тебя к папочке. Баба с возу – кобыле легче.