– Конечно, конечно, мы ведь тебя задерживаем. Дина – просто зверь в том, что касается расписания, – добавила Анджела, задирая голову вверх, к Финну. – Беги, дорогая, – промурлыкала она и отпустила ее руку. – Теперь я уже справлюсь сама.
   – Может, я все-таки налью нам выпить? – отстранился от Анджелы Финн, когда тапочки Дины быстро застучали по лестнице.
   – Там должно быть шампанское, – сообщила Анджела, когда он зашел за стойку бара из розового дерева. – Я хочу отметить твое возвращение домой самым лучшим вином.
   Повинуясь, Финн достал бутылку из небольшого холодильника внутри бара. Снимая фольгу и раскручивая проволоку, он обдумывал, как ему нужно вести себя с Анджелой.
   – Я несколько раз пыталась позвонить тебе вчера вечером, – начала она.
   – Я включил автоответчик, как только пришел домой. Чувствовал себя как выжатый лимон, – первая ложь. Но не последняя, ухмыльнувшись, решил он, открывая пробку. Вспенившееся вино поднялось до края горлышка, потом отступило.
   – Понимаю. – Она подошла к бару, накрыла его руку своей. – Но теперь ты здесь. Прошло долгих шесть месяцев.
   Ничего не говоря, он налил ей шампанского и открыл бутылку содовой для себя.
   – А ты не выпьешь со мной?
   – Мне пока что хватит этого. – У него было предчувствие, что сегодня вечером ему понадобится ясная голова. – Анджела, столько хлопот! Зачем? Это было лишнее.
   – Хлопоты ради тебя – это не хлопоты! – Она отпила вина, глядя на него поверх бокала.
   Может, это было признаком трусости – держаться от нее по другую сторону бара. Но взгляд Финна был прямым, твердым и холодным.
   – У нас были хорошие времена, Анджела, но мы не сможем вернуться обратно.
   – Мы пойдем вперед, – согласилась она. Поднесла его руку к губам, прикоснулась зубами к кончику его пальца. – Нам было гак хорошо вдвоем, Финн. Ты помнишь, правда?
   – Помню, – подтвердил он, и его кровь согласно застучала в висках. Он мысленно выругался, кляня себя за свою реакцию – ничуть не хуже, чем у собаки Павлова. – Но больше ничего не получится.
   Ее зубы остро вонзились в его плоть, удивляя и возбуждая.
   – Ты ошибаешься, – прошептала она, – и я тебе это докажу, – опять звякнул колокольчик на входной двери, и Анджела улыбнулась, – позднее.
   Он чувствовал себя в золотой клетке. Дом был полон гостей: друзья, сотрудники, начальство телестанции, деловые партнеры – все весело отмечали его возвращение. Стол был потрясающим и экзотическим, музыка – негромкие блюзы. Финну хотелось удрать.
   Он не боялся показаться грубияном, но отлично понимал, что если попробует смыться, то Анджела закатит такой скандал, что они станут притчей во языцех от побережья до побережья. Здесь было слишком много людей из мира «четвертой власти», чтобы надеяться, что подобное событие останется в тени. А Финн предпочитал сам рассказывать о новостях, чем позволить другим рассказывать новости про себя. Учитывая это, он решил потерпеть, хоть и сознавал, что в конце этой затянувшейся вечеринки его ждет неизбежное и шумное выяснение отношений.
   По крайней мере воздух на террасе был чистым и свежим. Финн относился к людям, которые умеют оценить запахи весенних цветов и свежескошенной травы, смешанных женских духов и острой пищи. Возможно, он предпочел бы сейчас остаться один на один с ночью, но довольствовался тем, что было. Выбирать не приходилось.
   У него был дар слушать и даже участвовать в разговоре в то время, как мысли витали где-то далеко. Теперь они умчали его к хижине, где он мог бы сидеть сейчас у камина с книгой и стаканом бренди или возиться с рыболовными снастями, мастеря новые приманки. В одиночестве. В своем воображении он был один, только поэтому и не свихнулся от споров о рейтинге и программах.
   – Я тебе говорю. Финн, если они не укрепят вечерние выпуски по вторникам, то нас ждет еще одно сокращение в отделе новостей. Мне страшно даже подумать об этом.
   – Я тебя понимаю. Никто не забыл о том, что творилось два года тому назад. – И тут Райли заметил Дину. – Извини меня, мне на минутку надо отойти. – Финн протиснулся сквозь толпу на террасе и обхватил ее руками. Девушка замерла, а Финн покачал головой. – Это не приставание, а только возможность отвлечься.
   – Да? – Она автоматически переступала ногами вслед за танцующим Финном. – От чего?
   – От обличений политики телевещания. Расписание на вечер вторника.
   – А-а… – Она облизнула губы.
   – Там у нас есть слабое место, ты наверняка знаешь. Программа перед последним выпуском новостей…
   – Замолчи! – Она засмеялась, а он улыбнулся, счастливый, что они танцуют вместе, лицом к лицу.
   – Ты, оказывается, зануда.
   – Говорят, что да. Кстати, ты не забыл, что, как почетный гость, должен общаться со всеми гостями понемногу?
   – Ненавижу правила.
   – А я живу ради правил.
   – Тогда считай, что пока я танцую, я общаюсь со всеми понемногу. А с тобой мы можем даже поговорить. Мне нравится твое платье. – Это была правда. Простые линии и темно-красный цвет платья от Адольфо приятно радовали глаз после слишком суетливых кружев и пастелей Анджелы.
   – Спасибо. – Она с любопытством вгляделась в его лицо и почти увидела боль, стучащую ему в виски. – У тебя голова болит?
   – Благодарю. Уже давно болит.
   – Давай я принесу тебе аспирин.
   – Все в порядке. Сама пройдет. – Он привлек ее ближе и прижался щекой к ее щеке. – Так уже лучше. Откуда ты?
   – Из Топеки. – Дине захотелось вздохнуть и закрыть глаза, но девушка вовремя пришла в себя. Он весь такой мягкий, подумала она, хотя это определение казалось довольно странным: крепко прижавшееся к ней тело было скорее твердым, как сталь.
   – Почему именно Чикаго?
   – Моя соседка по комнате из университета поселилась здесь после свадьбы. Она уговорила меня переехать. К тому же на Си-би-си было свободное место.
   Она удивительно пахнет, думал он. Аромат ее волос и кожи напоминал ему острое вино и слабый дым. Ему вспомнилось его озеро в отражениях звезд и пение сверчков в высокой траве.
   – Ты любишь ловить рыбу?
   – Что-что?
   – Ловить рыбу. Ты любишь ловить рыбу?
   Она отстранилась, чтобы посмотреть на его лицо.
   – Не представляю. А как именно ловить? Он улыбнулся. Не потому, что увидел удивление в ее глазах. А потому, что она совершенно серьезно задумалась над его вопросом, как над проблемой мирового значения.
   – Ты сделала правильный выбор, Канзас. С таким любопытством ты пробьешься на самую верхушку в нашем деле. И видит Бог, лицо у тебя тоже подходящее.
   – Я предпочитаю думать, что у меня подходящие мозги.
   – Если это так, то ты знаешь, что является важным в телевизионных новостях. Публике нравятся смерть, разрушения и грязные политические интриги, о которых рассказывает обворожительный медиум. А почему бы и нет, черт побери?
   – Сколько времени тебе понадобилось, чтобы стать таким циником?
   – Примерно пять минут после того, как закончилась первая в моей жизни съемка, на третьей станции в Тулсе. – Но мысли Финна двигались в несколько ином направлении: всего один дюйм отделял его от ее спелого, влекущего и серьезного рта. – Я побил двух других кандидатов, потому что лучше смотрелся на пленке.
   – А твой труд не имел никакого отношения к этой победе?
   – Теперь имеет. – Он потер пальцами концы ее струившихся на плечи волос.
   Слишком приятно чувствовать его пальцы на своей коже, поняла Дина и сменила тему:
   – А откуда у тебя этот шрам?
   – Какой?
   – Вот этот. – Она взяла его руку и повернула ее шрамом кверху.
   – А-а. Драка в баре. В… – он сощурился, пытаясь вспомнить, где это было, – Белфасте. Маленький очаровательный пивной бар, в котором сочувствовали Ирландской республиканской армии.
   – М-м… – На всякий случай она оставила его руку в своей. Хотя этот жест выглядел совершенно по-дружески, но теперь он не мог к ней прикоснуться. – А тебе не кажется, что скандалы в барах – это недостойно известного телекорреспондента?
   – Я тоже имею право на какие-нибудь развлечения, к тому же это было давно. – Пальцем со шрамом Финн нежно погладил ребро ее ладони, вверх, вниз, еще ниже, к запястью, где, запинаясь, бился пульс. – Теперь я веду себя гораздо достойнее. – И он улыбнулся, притягивая ее ближе.
   Все мышцы в ее теле разом ослабли.
   – Я так не думаю.
   – А ты проверь меня. – Дина не нашлась, что ответить на этот сказанный тихим шепотом вызов. – Кто-то зовет тебя.
   Прогнав оцепенение, она повернула голову и заметила Маршалла. Когда их глаза встретились, он улыбнулся и приподнял два бокала с шампанским.
   – Кажется, это сигнал, что мне пора тебя отпустить. – Что Финн и сделал, но в последний момент опять поймал Дину за руку. – У вас серьезные отношения?
   Она заколебалась, опустив взгляд на их соединенные руки. Желание сжать его пальцы было очень сильным.
   – Не знаю, – ответила она и посмотрела ему прямо в глаза. – Я еще не решила.
   – Когда решишь, дай мне знать. – Финн отпустил ее руку и остался на месте, глядя ей вслед.
   – Извини, что я опоздал. – Маршалл быстро поцеловал Дину и протянул ей высокий бокал с шампанским.
   – Все в порядке. – Она отпила, удивленная, что у нее так пересохло в горле.
   – Здесь немного прохладно, правда? – Он заботливо погладил ее руку. – Да ты замерзла. Пошли внутрь.
   – Хорошо. – Она бросила последний взгляд назад, на Финна, пока Маршалл вел ее прочь. – Мне очень жаль, что вчерашний вечер пропал.
   – Не волнуйся из-за этого. – Быстро оглядев комнату, Маршалл повел ее в спокойный уголок. – У нас обоих бывают чрезвычайные обстоятельства в работе.
   – Но я звонила тебе, когда освободилась.
   – Да, мне передали. – Он посмотрел на стакан, потом выпил. – Вчера я решил пораньше лечь спать.
   – Значит, ты не видел репортажа.
   – Вчера? Нет. Но видел фрагменты в утренних новостях. Ты сейчас танцевала с Финном Райли?
   – Да.
   – Да, вот уж действительно возвращение домой. Не представляю, как он мог говорить так отстранение и лаконично после того, как был на волосок от смерти. Наверное, он очень твердый человек.
   Дина нахмурилась.
   – Я бы сказала, что это зависит больше от интуиции и опыта.
   – Я рад, что твои интуиция и опыт не сделали тебя такой холодной. Твой репортаж из аэропорта был очень страстным, очень искренним.
   Она слабо улыбнулась.
   – А должен быть объективным и информативным.
   – Он был очень информативным. – Он опять поцеловал ее. – И ты была очень красивой под дождем. – Задержавшись у ее щеки, Маршалл не заметил, как Дина раздраженно поморщилась. – А если оставить в стороне программы новостей, – спокойно продолжал он, – то сможем ли мы ускользнуть отсюда пораньше И побыть немного вдвоем?
   Двадцать четыре часа назад она сказала бы «да», поняла Дина. Теперь все вокруг – гул разговоров, музыка, доносившаяся сквозь раскрытые двери террасы, пузырьки шампанского у нее на языке – заставляло ее сомневаться. Маршалл легонько приподнял пальцем ее подбородок – жест, который раньше казался Дине обворожительным.
   – Проблемы? – спросил он.
   – Нет. Да. – Дина задержала дыхание, нервничая от своих собственных колебаний. Впору сделать шаг назад, подумала она, и обо что-нибудь опереться. – Извини, Маршалл, но Анджела рассчитывает, что я останусь до конца и присмотрю, как здесь идут дела. И, честно говоря, все это слишком быстро для меня.
   Маршалл не убрал руки, но она почувствовала, как он напрягся.
   – Я не хотел тебя подталкивать.
   – Ты этого и не делал. – Дина сжала пальцы на его запястье; ее жест был одновременно и извиняющимся, И теплым. – Я всегда так осторожна – может, слишком осторожна – в личных отношениях. На то есть причины, и я все тебе объясню… когда смогу.
   – Не нужно спешить. – Его рука упала вниз от ее подбородка. – Ты знаешь, как сильно я хочу быть с тобой, и дело не только в сексе.
   – Я знаю. – Приподнявшись на носочки, она прижалась щекой к его щеке. И вдруг очень ясно вспомнила, как к ее лицу прикасалась щека Финна, когда они танцевали.
 
   Он устал, хотя обычно не уставал так быстро. Годы неспокойного сна в поездах, самолетах и автобусах, лагерей в джунглях и пустынях, позади вражеских линий, – все это закалило его. Он любил тонкий лен и пахнущие подушки шикарных отелей, но мог так же крепко спать со скатанным матрацем под головой и эхом артиллерийского огня вместо колыбельной.
   Но сегодня он мечтал о постели и забвении. К несчастью, осталось еще одно неоконченное дело. Может, он действительно пренебрегал законами, но проблемами – никогда.
   – Все, это был последний. – Анджела вернулась в гостиную такая же свежая и обворожительная, как и несколько часов назад. – Все были так рады опять тебя увидеть. – Она обняла Финна, прижавшись головой к его груди.
   Его рука невольно поднялась, чтобы привычным жестом погладить ее волосы. «Анджела кажется мягкой и почему-то розовой», – подумалось Финну. Он чувствовал себя человеком, запутавшимся в ароматной и гибкой виноградной лозе. И если не обрубить ее щупальца, то она наверняка задушит его.
   – Давай сядем. Нам надо поговорить.
   – Знаю, в это трудно поверить, но у меня уже нет больше сил на разговоры. – Ее рука скользнула вниз по его рубашке, затем обратно вверх и принялась играть с верхней пуговицей. – Весь вечер я ждала, когда мы останемся одни и я смогу поздороваться с тобой по-настоящему. – Она наклонилась вперед для поцелуя. Ее глаза вспыхнули, как два горящих угля, когда Финн удержал ее на месте.
   – Анджела, извини, но мне неинтересно продолжать с того же места, на котором мы закончили шесть месяцев назад. – Он крепко сжимал руками ее плечи. – Мы расстались по-плохому, и мне жаль, но мы расстались.
   – Ты же не будешь наказывать меня за то, что я была слишком взволнована, сгоряча наговорила лишнего… Финн, мы столько значили друг для друга!
   – У нас была связь, – поправил он. – Мы занимались любовью. И это было потрясающе. Еще между нами была немного странная, но дружба. Может быть, мы сумеем ее спасти, если откажемся от всего остального.
   – Как ты жесток!
   – Я честен.
   – Ты не хочешь меня? – Она вскинула голову и захохотала. Но этот звук, как и ее глаза, казался неестественным, стеклянным. – Не-ет, я знаю, что хочешь. Я это чувствую. – Пунцовая от румянца, она шагнула к нему. Ее губы приоткрылись и изогнулись в улыбке: она видела, что Финн не мог оторвать глаз от ее рта. – Ты же знаешь, что я могу для тебя сделать. Что я позволю тебе делать со мной. Ты хочешь этого так же сильно, как и я.
   – Я беру не все, что хочу.
   – Но ты взял меня. В первый раз прямо здесь, на полу. Помнишь? – Не отводя взгляда, она провела ладонями снизу вверх по груди Финна и задрожала от торжества, почувствовав, как неровно билось его сердце. – Ты был от меня без ума, ты сорвал с меня одежду. Помнишь, как это было? – Ее голос становился все тише, обволакивая его, как отравленный мед.
   Он помнил, и от этих воспоминаний у него закружилась голова. Ее ногти впивались ему в спину, зубы – в плечо. Она искусала его до крови, но ему было наплевать.
   – Я хочу, чтобы ты опять взял меня. Финн. – Анджела смотрела ему в лицо, а ее рука двинулась вниз.
   Его пальцы сжались у нее на спине, погрузившись в шелк. Он знал, как все будет, и на мгновение его охватило отчаянное, страстное желание этого неистового наслаждения. Но Финн помнил не только о нетерпеливой страсти или ослепительных фантазиях.
   – Этого не вернуть, Анджела. – Руки, лежавшие у нее на спине, расслабились и опустились. Она действовала быстро. Ему бы быть готовым, но нет, и ее удар кулаком оказался таким сильным, что Финн отлетел назад на два шага.
   Его глаза горели, как два солнца, но он лишь поднял руку и невозмутимо вытер кровь с губы.
   – Вижу, что не только эта комната не изменилась.
   – Это потому, что я старше тебя, да? – прорычала Анджела, строго следя, чтобы ярость не нарушила безупречную красоту ее лица. – Ты думаешь, что сможешь найти кого-нибудь помоложе? Чтобы вылепить ее, выдрессировать и научить пресмыкаться?
   – Эта песня уже была. Я даже скажу, что все они уже были. – Финн повернулся, направляясь к двери. Он уже почти прошел холл, как вдруг она бросилась ему под ноги.
   – Нет! Не бросай меня! – Рыдая, Анджела прильнула к его ногам. Чужой отказ мучил ее, рвал на куски, неся с собой страх и боль. Так было всегда. И так будет всегда. – Прости меня. – В этот момент она была искренней полностью и совершенно. Но от этого становилось только хуже. – Прости меня. Пожалуйста, не бросай меня.
   – Ради Бога, Анджела! – Измученный жалостью и отвращением, он поднял ее на ноги. – Не делай этого.
   – Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя. – Обняв его за шею, Анджела рыдала у него на плече. Любовь была такой же искренней, как и ярость несколькими минутами назад, такой же изменчивой и такой же капризной.
   – Если бы я думал, что ты говоришь правду, то пожалел бы нас обоих. – Резким движением он отодвинул ее от себя и встряхнул. Слезы. Он всегда считал их запрещенным и самым сильным женским оружием. – Прекрати это, черт побери! Думаешь, что я мог спать с тобой три месяца подряд и не понять, как ты мной вертела? Ты не любишь меня! Ты хочешь меня только потому, что я ушел.
   – Это не правда! – Она подняла мокрое от слез лицо. Оно было таким невинным и искренним, таким обиженным и жалким, что он чуть было не заколебался. – Я действительно люблю тебя, Финн. И я смогу сделать тебя счастливым.
   Злясь и на нее, и на себя за недостаточную твердость, он отбросил ее руки.
   – Ты думаешь, я не знал, что ты давила на Джеймса, чтобы он уволил меня? Только из-за того, что не хотела, чтобы я уехал в Лондон!
   – Я была в отчаянии. – Она закрыла лицо руками, и слезы теперь лились сквозь пальцы. – Я боялась потерять тебя!
   – Ты хотела доказать, что все держишь в руках. И если бы Джеймс не был таким верным другом, ты послала бы к чертям всю мою карьеру!
   – Он не послушал меня. – Она опустила руки, ее лицо казалось совершенно холодным. – Ни он, ни ты.
   – Нет. Я пришел сюда сегодня, надеясь, что у нас обоих было достаточно времени, чтобы во всем разобраться. Но я ошибся.
   – Думаешь, ты можешь вот так перешагнуть через меня и уйти? – Она говорила совершенно спокойно, и чем ближе к двери был Финн, тем спокойнее звучал ее голос. Слезы были забыты. – Думаешь, это так просто – повернуться спиной и уйти? Я уничтожу тебя. Пусть на это уйдут годы, но клянусь, я уничтожу тебя.
   Финн задержался в дверях. Она стояла в центре холла; от слез ее лицо отекло и покрылось пятнами, глаза опухли и стали твердыми, как камни.
   – Спасибо за вечеринку, Анджела. Это было черт знает какое шоу!
 
   Дина согласилась бы с этим утверждением. В то время, как Финн размашисто шагал к своей машине, она зевала в лифте, карабкавшемся наверх, к ее квартире. Дина была рада, что у нее в запасе оставался еще один выходной день. Будет время прийти в себя и обдумать их отношения с Маршаллом.
   Но сейчас в ее расписании осталось только два пункта: принять расслабляющую ванну и хорошенько выспаться.
   Она достала из сумочки ключи еще до того, как открылись двери лифта. Что-то напевая под нос, отперла замок и задвижку. Против обыкновения, щелкнула выключателем рядом с дверью, перешагивая через порог.
   Тихо, подумала она. Прекрасная, блаженная тишина. Заперев за собой дверь, она автоматически направилась к автоответчику, чтобы проверить, кто ей звонил. Прокрутив ленту обратно. Дина сбросила черные сатиновые туфельки и пошевелила отекшими ступнями. Она улыбалась, прислушиваясь к голосу Фрэн, перечислявшему разные детские имена, как вдруг заметила конверт рядом с дверью.
   «Странно, – подумала она. – Был ли он там, когда я вошла?» Дина прошла через комнату, посмотрела в глазок и только потом наклонилась и подобрала послание.
   На запечатанном конверте не было ни слова. Поборов зевок. Дина озадаченно разорвала его и достала один-единственный белый лист писчей бумаги.
   На нем была только одна фраза, напечатанная жирным красным шрифтом:
   Дина, я тебя обожаю.

Глава 6

   – Через тридцать секунд у нас эфир.
   – Успеем. – Дина проскользнула на свой стул рядом с Роджером за столом новостей. В своем наушнике она слышала неистовые крики, доносившиеся из комнаты управления. В нескольких футах отсюда приплясывал и орал директор студии, требуя, чтобы ему немедленно что-нибудь ответили. Техники и операторы лениво курили и болтали друг с другом.
   – Двадцать секунд. Боже. – Роджер вытер мокрые ладони о колени. – И как только эта блестящая идея пришла Бенни в голову – добавить музыку к ленте?
   – От меня, – словно извиняясь, Дина быстро улыбнулась Роджеру. – Это было мое предложение после предварительного просмотра. От этого репортаж станет просто отличным. – Из наушника понеслась ругань, и ее улыбка несколько потухла. И почему она всегда хотела совершенства? – Честно, я не знала, что он так за это ухватится.
   – Десять секунд, мать твою! – Роджер в последний раз посмотрелся в карманное зеркальце. – Если нам придется заполнять время, я свалю это на тебя, малышка.
   – Все будет в порядке. – Она упрямо сжала челюсти. «Все будет отлично, черт его побери! Это будет самое лучшее сообщение на одну минуту десять секунд в истории станции, и. Богом клянусь, я его сделаю», – думала Дина. Ругань в комнате управления сменилась взрывом веселья, и директор студии принялся отсчитывать время. – Есть? – Она бросила на Роджера лукавый взгляд и повернулась к камере.
   – Здравствуйте, в эфире «Дневные новости». Я Рожер Крауелл.
   – А я Дина Рейнольдс. В прошлую пятницу на самолете, летевшем рейсом 1129 из Лондона, было двести шестьдесят четыре пассажира. Сегодня утром это число увеличилось еще на одного. В пять пятнадцать утра на свет появился Мэтью Джон Карлайз, сын пассажиров Элис и Эйджина Карлайз. Хотя Мэтью родился на шесть недель раньше срока, это здоровый ребенок весом пять фунтов.
   Пошла пленка в сопровождении монотонного «Малыш, малыш…», а Дина с облегчением вздохнула и усмехнулась, глядя на монитор. «Моя идея, – напомнила она себе. – И это действительно получилось прекрасно».
   – Отличная лента.
   – Неплохо, – согласился Роджер и невольно улыбнулся, когда на мониторе возникло изображение маленького тельца, извивавшегося и пронзительно визжавшего в инкубаторе. К его одеяльцу были пришпилены два маленьких крылышка. – Ради этого и язву не жалко заработать.
   – Чета Карлайз назвала своего сына в честь Мэтью Киркленда, пилота, благополучно посадившего рейс 1129 в аэропорту О'Хейр в пятницу вечером, несмотря на неисправность двигателя. Мистер Карлайз сказал, что ни его самого, ни его жену не беспокоит перспектива лететь обратно в Лондон в конце этого месяца. У юного Мэтью комментариев не было.
   – Дальше в наших новостях… – Роджер перешел к следующему сообщению.
   Дина посмотрела вниз, на текст, проверяя темп. Подняв глаза, на противоположном конце студии она заметила Финна. Он раскачивался на каблуках, большие пальцы засунуты в передние карманы брюк, но кивнул ей приветливо и одобрительно.
   Какого черта он здесь делал? Наблюдал, оценивал? У этого парня была впереди целая неделя свободного времени. Почему он был не на пляже, не в горах, еще где-нибудь? Даже повернувшись к камере и произнося ивою реплику. Дина чувствовала прищуренный взгляд его холодных синих глаз.
   К тому времени, как они прервались на последнюю рекламную паузу перед «В гостях у Дины», внутри у нее уже все кипело от негодования.
   Дина оттолкнула стул назад, шагнула с платформы и бросилась через нагромождение проводов. Но не успела она поздороваться со своей гостьей, как перед ней возник Финн.
   – Ты даже лучше, чем я помнил.
   – Да что ты! – Она быстро одернула пиджак. – После такого комплимента я могу умирать счастливой.
   – Просто комментарий. – С любопытством глядя на Дину, он положил руку на ее запястье, чтобы девушка не убежала. – Никак не могу понять, что с тобой. Я что, все еще в черном списке из-за того, что в пятницу сбил тебя с репортажа?
   – Ты ни в каком не списке. Просто я не люблю, когда на меня смотрят.
   Финн не мог не ухмыльнуться.
   – Тогда ты не правильно выбрала работу, Канзас.
   Он отпустил ее и внезапно уселся на один из складных стульев вне поля зрения камеры. Он не собирался задерживаться и сознавал, что делает это только для того, чтобы разозлить ее. В этот день, как и накануне вечером, Финн пришел сюда потому, что ему просто нравилось опять быть дома, в студиях Чикаго.
   Сейчас у него в жизни не осталось почти ничего важного, кроме камеры. Это было его собственное решение. Финн наблюдал, как Дина болтала с гостьей, чтобы та перестала нервничать перед съемкой, и думал о своем. Интересно, что она почувствовала бы – облегчение или раздражение, – если бы узнала, что за прошедшее воскресенье он ни разу не вспомнил о ней? За годы работы он в совершенстве научился расставлять все по своим местам. В жизни Финна женщины не имели никакого отношения к его делам, репортажам и амбициям.
   Полгода, проведенные в Лондоне, хорошо отразились на его репутации и послужном списке, но Финн был рад, что вернулся.
   Его мысли опять переключились на Дину, потому что он услышал ее смех. Славный переливчатый звук, подумал он. Утонченная сексапильность. Смех и ее внешний вид соответствовали друг другу, решил Финн. И эти глаза. Сейчас они были теплыми, наполненными живым интересом к ее гостье, художнице, приглашавшей посетить свою выставку, открытие которой было спланировано на тот же вечер.