- Я попытаюсь, но ты должен знать, что действительно являешься моим господином, милорд.
   - Мне проводить тебя в твою комнату? - спросил Джослин, помогая ей встать с их зеленого ложа.
   Она бросила быстрый взгляд на его расстегнутую рубашку. Если она прикоснется к его телу, то она снова окажется во власти этой безудержной страсти. А если он останется здесь с ней еще какое-то время, то она непременно прикоснется к его телу. Она остановила взгляд на мускулах у него на груди и почувствовала, что ее кожа снова становится горячей.
   - Милорд, - сказала она приглушенным голосом, - не думаю, что это будет мудро с твоей стороны. Если ты останешься со мной еще хотя бы на несколько минут, то ты снова можешь оказаться на земле.
   Она покраснела от собственной откровенности. Но ее смущение быстро исчезло, как только он подарил ей свою открытую, счастливую улыбку.
   - Ты - само удовольствие, - сказал он.
   Она с готовностью ответила ему улыбкой, а он нежно поцеловал ее, прежде чем исчезнуть за стеной папоротника. Ей все-таки удалось услышать его последний шепот:
   - Я все равно не буду спать, любовь моя, и в этом твоя вина.
   Безотчетно улыбаясь, она на цыпочках пошла в свою комнату. Там она быстро умылась в фарфоровом тазу и надела ночную рубашку. Затем она бросила свое перепачканное платье в корзину для белья. Эммилайн позаботится о нем.
   Лайза забралась в постель и подсунула под голову скомканное покрывало. Ее возбуждение уже исчезло. Джослин Маршалл ушел, и она постепенно стала осознавать случившееся. Ведь она совершила большой грех. В те минуты ей было все равно, но сейчас она впервые поняла всю рискованность своих действий. Она отдалась чужому мужчине, а добропорядочная женщина, воспитанная в христианских традициях, не должна этого делать. Но, с другой стороны, она уже давно выяснила, что не является добропорядочной христианкой.
   Грех. Мама и папа испытали бы стыд и гнев, если бы узнали, что она сделала. Но им ведь и так стыдно за большую часть прожитой ею жизни. Вот если она бросит Джослина Маршалла, ее родители и общество не будут осуждать ее. Лайза грустно засмеялась. Ну нет! Если она бросит такого титулованного мужчину, да еще с такими капиталами, - это ни у кого не вызовет одобрения.
   Но почему она должна оставить его? Она была уверена, что никогда больше не встретит в жизни такого красивого и замечательного человека, как Джослин. Его чувственность и страстность дали ей такое счастье, какого она никогда не испытывала.
   Она не сомневалась в том, что если сейчас она упустит свой шанс, то он промелькнет в ее жизни, как падающая звезда, и исчезнет насовсем. Если она не получит его сейчас, то больше такой возможности у нее не будет. Эта мысль подстегивала ее, так как она знала, что по крайней мере какое-то время он будет любить ее. Нет, такая женщина, как она, с ее заурядной внешностью и неприемлемыми в обществе принципами, должна брать все, что жизнь и любовь подбрасывают на ее пути.
   Она пошла в оранжерею с единственной целью - расстроить планы виконта по ее совращению. А потом он вспомнил Гэмп. Никто из мужчин до сих пор не стремился удерживать в памяти ее образ хоть сколько-нибудь продолжительное время. Причем одни забывали ее сразу же после встречи, а другие помнили ее только в связи с ее притязаниями на образованность и богатство.
   Несомненно, Джослин осудит ее убеждения. Но она не скажет ему ничего. Зачем? Конечно, она нуждается в человеке, который примет ее, какая она есть, со всеми ее принципами. Но она знала и другое: она никогда не найдет мужчину, более желанного в любви, более отвечающего ее натуре. К стыду своему, она обнаружила, что столь страстно желает Джослина, что готова скрыть от него все свои принципы или, во всяком случае, не упоминать о них. В конце концов у них так мало времени: возможно, всего лишь несколько недель.
   Лайза поглубже спряталась под покрывало. После того унизительного сезона в Лондоне она окончательно решила позабыть о замужестве и оставить все надежды на то, что хоть кто-нибудь влюбится в нее. И все ее опасения до сих пор подтверждались. Она так отличалась от других женщин, так была на них непохожа, что мужчины теряли к ней всякий интерес. Чтобы спасти себя от позора и унижения, она вынуждена была оставить все мысли о замужестве и любви. Она часто повторяла себе, что нужно забыть обо всем этом, заставляла себя не думать о мужчинах и так в этом преуспела, что мысли о них действительно редко посещали ее, пока на ее пути не повстречался Джослин.
   Джослина она не смогла выбросить из головы. Он просто не позволил ей этого. Его натиск был таким неожиданным и таким неотразимым, что разрушил всю ее защиту. Он застал ее в врасплох. Она даже представить себе не могла, что такой очаровательный мужчина может пожелать ее. Сама неожиданность такого предположения сделала ее совершенно безоружной перед ним.
   Но несмотря на все это, она не могла лгать себе самой. Его расположение к ней может длиться лишь определенное время, но не очень долго. И как только она отдаст ему то немногое, что имеет, все его желание тут же исчезнет, оставив после себя лишь тягостное разочарование.
   Поэтому ей следует именно сейчас брать то, что она может взять. Она не должна упустить свой шанс, подвернувшийся ей в этот момент. Он, несомненно, устанет от нее, и к тому же очень быстро, так как она не походит на тех женщин, которые неустанно преследуют его и которым он не раз дарил свою страсть. Ей были известны имена по крайней мере трех великосветских дам, которые во что бы то ни стало стремились добиться расположения Джослина, независимо от его желания жениться на них. Возможно, он уже оказал им все знаки внимания. В конце концов он очень щедрый и любвеобильный человек!
   Нет, она, конечно же, выглядит гадким утенком на фоне этих прекрасных лебедей. Именно поэтому она должна быть чрезвычайно внимательной и осторожной. Если он захочет вдруг оставить ее, она должна быть готова к этому. Она должна будет первой предложить ему расстаться, с тем чтобы не допустить позора и тем самым уменьшить боль потери. Если она позволит уйти ему с достоинством и без ущерба для его гордости, то и сама, по крайней мере, не будет испытывать чувства позора и унижения.
   В этом случае он никогда не узнает истинной цены расставания, никогда не узнает о том, что она стремилась к большему. А она сможет безболезненно вернуться к своей прежней жизни. Обходилась же она без мужчин до него! В конце концов ей необходимо найти убийцу. После Джослина Маршалла она уже не сможет влюбиться и флиртовать с мужчинами. Как бы он разочаровался, если он только узнал о ее мечтах остаться с ним навсегда! Если бы он когда-то посмотрел на нее с отвращением, она бы этого просто не вынесла. Чтобы этого не допустить, она должна дать ему только то, что он сможет принять от нее, и никогда, никогда не говорить ему о том, как она его любит и как она страстно желает пройти с ним рука об руку всю свою жизнь.
   14
   Джослин лежал в постели в полудреме, часто просыпаясь, пока кто-то не схватил его за плечо и не разбудил его окончательно. Он вскочил, освободил плечо и сбросил с себя покрывало. Его рука уткнулась во что-то твердое, он сильно оттолкнул это что-то от себя, и оно упало.
   - Черт возьми!
   Отбросив с глаз густые черные пряди волос, Джослин взглянул вниз и увидел там барахтающегося и ругающегося Ника. Тот с трудом поднялся на ноги и снова стал трясти Джослина.
   - Соня, лентяй! - приговаривал он. - Уже почти девять часов!
   Джослин снова натянул на голову покрывало.
   - Отстань от меня, - проворчал он. - Я не хочу ездить верхом сегодня утром.
   Наконец он сбросил покрывало и посмотрел в окно. Ник в это время уже раздвинул шторы. Джослин выругался. Усилием воли он заставил себя выскочить из теплой постели. Вызвав колокольчиком Лавдэя, он набросил на себя халат. Ник молча наблюдал за тем, как Джослин метался по комнате, затем бросился к комоду, открыл верхний ящик и стал выбрасывать из него рубашки.
   Сам же Ник расположился у окна, наслаждаясь своей неподвижностью.
   - Есть новости, - сказал он.
   - Не сейчас, - пробормотал Джослин. - Я опаздываю на встречу.
   - Сейчас не до встречи, - сказал Ник. - Наш друг и друг всех детей, дорогой старик Нэппи Карбункул, ну, короче говоря, он умер.
   Джослин перестал рыться в ящике комода и на секунду замер. Затем медленно задвинул ящик и остановил невидящий взгляд на дагерротипе мистера и миссис Эллиот, который стоял на бюро. Голос Ника вывел его из состояния оцепенения.
   - Ты сейчас сломаешь этот ящик.
   Джослин убрал руки с ящика и расправил плечи.
   - В таком случае все твои приготовления были успешными.
   - Разумеется, - ответил Ник. - Увы, бедняжка Нэппи. Я знал его, Горацио, как неисправимого шутника и прекрасного фантазера.
   - Черт тебя побери, Ник! Этим не шутят!
   Ник подошел к Джослину, взял его за плечи и повернул к себе лицом.
   - Ты должен либо смеяться, либо умереть, старик. С этим нельзя больше мириться.
   Ник сложил руки на груди и смотрел на Джослина, который молча уставился на разбросанные по полу рубашки.
   - Сколько раз ты уже собирался покончить со своим дядей? - продолжал спокойно Ник. - Я вижу, что с тобой происходит. Что ты с собой делаешь? Может быть, лучше просто убить Эйла?
   Джослин отошел от Ника к окну и уставился на покрытые инеем крыши домов.
   - Неужели ты думаешь, что я нке пытался сделать этого? - он поднял свой револьвер и посмотрел на него. - Я однажды уже приставил свой кольт к его виску, но так и не нажал на курок. Он весь покрылся потом, плакал и... В общем, я не знаю...
   Его рука опустилась вниз. Ник подошел к нему и толкнул в плечо.
   - Ты самый настоящий глупец. Он такой же, как и все остальные. Нельзя же в самом деле доверять детскому лепету о том, что он больше никогда не сделает этого.
   - Я буду следить за ним.
   - Все время?
   Ник даже присвистнул от удивления, когда Джослин кивнул головой.
   - Дешевле...
   Джослин быстро повернулся к Нику:
   - Я не могу, черт тебя побери! - он проглотил застрявший в горле комок и понизил голос. - Я не могу. Он брат моего отца, и когда-то я любил его, как родного отца. Я просто не могу, - добавил он, горько улыбнувшись. - Эйл знает, что за ним наблюдают, и поэтому будет сдерживать себя.
   Ник равнодушно пожал плечами и вернулся к окну.
   - Я все еще считаю, что тебе нужно покончить с этим, но я пришел к тебе не для этого. Ты знаешь, что у меня есть своя собственная жизнь. Я просто слышал, что два твоих всадника постоянно ссорятся, как будто находятся в состоянии войны друг с другом.
   - Кто?
   - Эшер и этот завистливый граф, как его там зовут, Холлоуэй. Холлоуэй бросил все и уехал домой.
   Джослин подошел к шкафу и стал просматривать одежду, подыскивая себе утренний костюм.
   - Холлоуэй всегда ссорится с кем-нибудь, - сказал он, - хотя я очень сомневаюсь, что он может справиться с Эшером.
   - Почему? - спросил Ник. - Я не люблю старика Эшера. Он всегда старается всех очаровать.
   - Эшер сможет принести немало пользы этой стране в Парламенте.
   - Эшер может принести пользу только Эшеру, - едко заметил Ник.
   Джослин снял с вешалки костюм и повесил его на руку.
   - Уходи, Ник. У меня важная встреча.
   - Ну, ладно. Не забудь, что в субботу уезжаем.
   - Я не смогу, но, может быть, не в субботу, старик?
   - Я покидаю это убежище в субботу, - твердо сказал Ник, - независимо от того, едешь ты или нет.
   - Да, мой господин.
   Джослин ухмыльнулся своему другу, и тот вышел из комнаты. В ту же минуту с подносом в руках на пороге появился Лавдэй. Джослин втянул носом запах свежего горячего чая. Лавдэй подошел к столу и поставил на него поднос с завтраком.
   - Доброе утро, милорд.
   - Прекрасное утро, Лавдэй, - весело сказал Джослин. - Мне нужно немедленно уходить.
   - Очень хорошо, милорд, - размеренно сказал Лавдэй. - Вы поедете верхом?
   - Да, и мне нужна самая лучшая экипировка.
   Джослин залпом выпил половину чашки, быстро засунул в рот бутерброд и мгновенно проглотил его. Затем он поднял голову и посмотрел на своего камердинера, все еще неподвижно стоявшего рядом с ним. На лице Лавдэя была маска обиженного слуги, и Джослин тяжело вздохнул.
   - Почему мне никогда не удается скрыть от тебя свои маленькие шалости?
   - Если вы хотите что-либо сохранить в тайне, вам нужно больше внимания уделять своей одежде, милорд, - сказал слуга. - Тот вечерний костюм, который вы надевали прошлым вечером, пропах лимоном и помят самым неподобающим образом.
   - О-о-о!
   - Могу ли я быть откровенным, мой господин?
   - Разве у меня есть выбор?
   Густые брови Лавдэя поползли на лоб.
   - Валяй! - сказал Джослин, в спешке поглощая яичницу с ветчиной.
   - До сих пор ваши грехи не затрагивали хрупких и нежных представительниц женского пола. До сих пор вы были в высшей степени щепетильным, когда речь шла о чести и достоинстве тех женщин, репутация которых была безупречна во всех отношениях. До сих пор вы вели себя, скажем так, достойно, как и подобает аристократу.
   Джослин положил на стол вилку и молча уставился на чайные листья, прилипшие ко дну чашки. Через некоторое время он покачал головой:
   - Ничего не могу с собой поделать, - сказал он. - Нет, не говори мне ничего, - он беспомощно махнул рукой. - Я уже пробовал, Лавдэй. Я боролся с собой с тех самых пор, когда я впервые увидел ее на пруду. Я не спал ночами, пытаясь побороть в себе это чувство. И я проиграл. А сейчас оказалось, что эта леди хочет меня так же сильно, как и я ее. Поэтому давай оставим этот разговор. Сперва я подумал, что мы оба просто поддались животному инстинкту, но сейчас я уже в этом не уверен. Нам очень хорошо вместе. Мы даже деремся с большим удовольствием. Но вот что делать, если это всего лишь похоть, если это простое вожделение? Господи, я ненавижу своего отца за то, что он наделил меня такой способностью страдать. Я ненавижу любую неопределенность. Откуда мне знать, та ли она женщина, которая мне нужна? - он прервал свою пылкую речь и посмотрел на Лавдэя. - У меня есть единственная надежда, что я смогу принять окончательное решение до того, как она окончательно одурманит меня.
   - Боюсь, мой господин, что уже слишком поздно.
   Лавдэй извлек из кармана своего сюртука запечатанный конверт. На нем почерком Лайзы был написан адрес Джослина. Удивленно переглянувшись с камердинером, Джослин распечатал конверт и начал читать: "В десять часов. Будь в комнате. Я приду".
   Джослин облегченно вздохнул:
   - Нет причин для тревоги, - сказал он и вернул записку Лавдэю, который тут же бросил ее в камин. - Здесь нет ни слова о восхищении, нет эмоций, нет напыщенности и претензий, нет сентиментальных стихов. Хорошо. При таком положении вещей мне несложно будет принять правильное решение.
   Скептический взгляд Лавдэя рассердил его.
   - Я смогу это сделать, - он повысил голос.
   - Как скажете, милорд.
   Джослин налил себе еще чашку чая, в то время как Лавдэй занялся подготовкой ванны. "Правильное решение - это именно то, что мне нужно сейчас. Мне необходимо все хорошенько обдумать, а для этого нужно прежде всего избавить себя от этих дурацких штучек типа вожделения и похоти".
   Покинув зал Стрэтфилд-Корта, Джослин тихо прошел через служебный ход, комнаты прислуги и галопом поскакал по направлению к Уиллингхему. Там он сразу же нашел нужную комнату и с нетерпением стал дожидаться Лайзу. Прошло немного времени, но ему показалось, что он поседеет от столь долгого ожидания. Наконец раздался стук в дверь, и он бросился открывать ее.
   - Я уже начал думать, что вы пошли не в ту комнату, мадам, - шутливым тоном сказал он.
   Она быстро прошмыгнула мимо него, и он почувствовал знакомый запах лимона.
   - Лайза, ты умница.
   Он улыбнулся, когда она повернулась к нему, и подхватил ее тяжелую вуаль. Несколько ярдов черного сатина поблескивали в лучах утреннего солнца. Затем он развязал фиолетовую ленту на ее шляпе и снял ее. Отбросив шляпу подальше, Джослин обнял Лайзу и притянул ее к себе. Она стала что-то быстро говорить, но он не обращал на это никакого внимания, закрыв ладонью ее рот. Джослин осыпал ее поцелуями до тех пор, пока она не начала отвечать ему тем же. Она открыла рот и прикоснулась своим языком к его языку. Затем она просунула руку под его рубашку и погладила по груди. Он застонал от дикой страсти и забыл все премудрости обольщения, которым обучался столько лет.
   - Джослин, - сказала она, прежде чем погрузиться в необъятное море страсти и любви.
   Он еще сильнее прижал ее к себе, и они вместе опустились на ковер. Она, казалось, была не в состоянии хотя бы на минуту прервать поцелуи, чтобы сформулировать свой вопрос. Да и у него явно не было времени отвечать. Его пальцы уже достигли обжигающих своим жаром курчавых завитушек. Он с трудом оторвал свои губы от ее лица и опустил руки, так как, несмотря на свою увлеченность, не хотел пугать ее слишком быстрыми действиями.
   Она тоже остановилась и с удивлением посмотрела на него. Увидев, что ему удалось пробудить в ней страстное желание, Джослин почувствовал спасительное облегчение.
   Это чувство облегчения освободило его от чрезмерного напряжения. Он продолжал смотреть ей в глаза, а руки его тем временем снова гладили ее тело, постепенно продвигаясь к заветному центру. Когда она закрыла глаза и сладострастно застонала, его тело напряглось, и он вошел в нее. Он двигался ритмично, равномерно, наслаждаясь каждым так-том движения. Через некоторое время Лайза достигла высшего блаженства, о чем сказал ему ее крик, вырвавшийся из ее груди. В тот же самый момент он почувствовал, что освобождается от накопившейся за всю прошедшую ночь энергии.
   Прошло немного времени, прежде чем он осознал, что лежит на Лайзе в одежде и все еще внутри нее. Он не спеша поднял голову и посмотрел на нее. Лайза внимательно следила за каждым его движением. Она провела пальцем по его губам, затем зубами слегка укусила его за нижнюю губу. Его передернуло от боли. Она охнула и захихикала.
   - Прекрати это, женщина! Не смейся.
   - Почему?
   "Черт возьми, - подумал Джослин. - Этот глупый комар заставляет меня краснеть от смущения. Я уже много лет не краснел. Много лет".
   - Просто не надо, - сказал он сквозь зубы. - Я объясню тебе это как-нибудь в другой раз.
   Он поднялся с пола, поправил на себе одежду и, подперев голову руками, смотрел, как она приводит себя в порядок.
   - Я настоящее чудовище, - сказал он некоторое время спустя. - Я изнасиловал тебя. Тебя - непорочную девушку.
   Он бросил боковой взгляд на Лайзу, которая в этот момент сбросила с себя остатки разорванной одежды и использовала ее как накидку.
   - Я испугал тебя?
   - Немного, - сказала она, мило улыбаясь. - В самом начале. Но как только я прикоснулась к твоим губам, я забыла обо всем на свете. Понимаешь, именно об этом я мечтала всю прошедшую ночь. Это, должно быть, большой грех - думать о таких вещах. Но ты здесь, и я рада быть рядом с тобой и со всеми мечтами.
   Она свернула комком свои панталоны и запихнула их в ридикюль. Он смотрел, как она закрыла его, щелкнув замком, а затем посмотрела на него.
   Он взял ее за руку, повел к неразобранной постели, усадил ее и сел рядом с ней, погладив ее по щеке.
   - Ты в высшей степени необыкновенная молодая женщина, мисс Элизабет Мод Эллиот, - сказал он. - Ты самая необыкновенная из всех, кого мне довелось встречать.
   Она заморгала глазами.
   - Пожалуйста, не называй меня Мод. Я ненавижу это имя. Оно такое отвратительное.
   - Мод была королевой, так же как и ты являешься королевой моих желаний.
   - Я?
   - Почему это тебя так удивляет?
   - О, я не знаю.
   Поглощенный своими собственными мыслями, он оставил эту тайну нераскрытой.
   - Ты приедешь в Лондон весной?
   Она снова стала играть с его губами, но услышав этот вопрос, опустила руку и отвернулась.
   - Нет, не думаю.
   - Но твой отец преисполнен решимости выдать тебя замуж, не так ли? Это самый надежный путь вырваться отсюда.
   Она резко повернулась к нему и уставилась в его глаза каким-то затуманенным взглядом.
   - Выдать меня замуж? О да, как глупо с моей стороны. Я ведь совсем забыла, что ты все знаешь об этом. Да, меня снова хотят выставить на продажу на этом рынке невест.
   - В таком случае ты навестишь меня в Лондоне?
   Она снова заморгала глазами, и у Джослина создалось впечатление, что она лишь наполовину слушает его. Что-то несомненно встревожило ее. Возможно, что он слишком поторопился упомянуть об их регулярных встречах в будущем. Женщины всегда любят хранить свои большие фантазии, касающиеся их романтических увлечений. Они всегда мечтают о логическом завершении своих амурных отношений с мужчиной. Впрочем, у Лайзы не должно пока быть таких желаний. Ему нужно время.
   Мысли вихрем проносились в его голове, а он тем временем уже боролся с очередным приступом вожделения. Она сидела рядом с ним, завернутая с ног до головы в черную ткань. Он не мог видеть ни лодыжки, ни оголенной коленки, но его неудержимо влекло к этой ткани и к тому, что за ней скрывалось. "Боже мой, - подумал Джослин, - я снова хочу ее, причем эта дикая страсть еще сильнее, чем несколько минут назад".
   Пока он всеми силами старался побороть в себе новый прилив страсти и не броситься на нее в эту же минуту, ему в голову пришла другая мысль. Он начал понимать, что не сможет насытиться Лайзой в течение двух-трех недель. Разбуженная Лайзой потребность плоти совершенно очевидно требовала для своего удовлетворения гораздо большего времени. Он должен видеть ее постоянно. Но ведь старый Эллиот собирается выдать ее замуж. Он нахмурился при мысли о том, что Лайза будет делить постель с каким-нибудь ворчливым и напыщенным аристократом. Когда он повторил вопрос, в его голосе почувствовалась острая горечь разочарования.
   - Мы увидимся в Лондоне?
   - Возможно, милорд.
   Лайза старалась не смотреть в его глаза. Но это только усилило его тревогу. Чем вызвано это нежелание?
   - Что случилось?
   Она резко соскочила с кровати, повернулась лицом к нему и весело улыбнулась:
   - Абсолютно ничего, мой прекрасный господин, - сказала она. - Разве ты не знаешь, что одно только твое присутствие самым катастрофическим образом сказывается на моем настроении? Ты любишь меня, превращаешь меня своей любовью в сумасшедшую, а потом ожидаешь, что при этом я могу сохранить в рассуждениях здравый смысл?
   После минутного колебания она добавила:
   - Милорд, то есть Джослин, могу ли я притронуться к тебе?
   Он снова нахмурил брови, но она посмотрела на него глазами, выражающими такое трепетное желание, что все его подозрения тут же исчезли. Он наклонил к ней голову. Лайза подошла к нему и стала расстегивать его рубашку. Затем она уложила его на спину, оголила его грудь и принялась гладить ее своей теплой ладонью. Ее пальцы нежно скользили от ямочки у горла вдоль ребер к низу живота.
   Движения ее рук становились все более плавными и возбуждающими. Она расстегнула его брюки и обнажила бедра. Она гладила пальцами руки по очереди все части его тела. Джослин закусил губу, чтобы сдержать быстро нараставшее возбуждение и не застонать от удовольствия.
   Она остановилась на какое-то мгновение, видимо, стараясь преодолеть остатки смущения перед тем, как снять с него последнюю одежду. Она стояла рядом с кроватью, смущенная, покрасневшая, и раздумывая над тем, стоит ли продолжать эту игру. Он почувствовал ее смущение и посмотрел на нее. Лайза сжала ладонями пылающие щеки и прошептала:
   - О, ты, наверное, считаешь... считаешь меня совершенно бесстыдной.
   Он спокойно улыбнулся. Если он скажет ей, что ее врожденное бесстыдство доставляет ему гораздо большее удовольствие, нежели отработанные годами приемы добропорядочных великосветских дам, то это может смутить ее еще больше. Вместо ответа он приподнялся на кровати и взял ее за руку. Затем он положил ее руку на свое бедро и посмотрел ей в глаза.
   - Господи, Лайза, если ты вознамерилась окончательно поработить меня, ты избрала самый верный путь.
   Она кокетливо посмотрела на него, а ее губы изобразили игривую улыбку. Она протянула руку и притронулась к самой чувствительной части его тела. У Джослина перехватило дыхание, и он застонал, потеряв над собой всякий контроль. Инстинктивно он рванулся к ней, но ее рука тут же исчезла. Она спрятала ее за спину и, все еще пребывая в смущении, бросила на него быстрый взгляд. Джослин схватил ее руку и вернул ее на прежнее место.
   - Боже мой, Лайза, умоляю тебя, не останавливайся!
   Но она только покачала головой, не в силах преодолеть неловкость и смущение. Он глубоко вздохнул, привстал и, схватив ее за плечи, потянул к себе. Через секунду она уже находилась на нем.
   - Я забыл, - сказал он. - Извини меня, моя невинная леди. Позволь мне научить тебя.
   Они провели вместе почти целый час, обучаясь любовным играм. Это было незабываемое время, но Джослин в конце концов сообразил, что этому должен был предел. Иначе они могут просто истощить себя.
   Закончив свои игры, они быстро оделись, и Джослин выпроводил Лайзу первой. Окна комнаты выходили на Хай-Стрит - главную улицу города, и пока Джослин застегивал костюм и приглаживал волосы, он смотрел, как Лайза выходила из дома. Удовлетворенно улыбаясь, он видел, как она не спеша шла по тротуару, минуя небольшие группы мужчин, собравшихся перед магазинами. Лайза остановилась рядом с большим, красного кирпича зданием эпохи короля Георга, посмотрела на полированную табличку из меди, висевшую над входом, и поднялась на ступеньки крыльца.