Страница:
Хотя мы и не располагаем подлинными свидетельствами о последних днях
Шарлотты, но яркий очерк ее жизни и смерти сохранился в мемуарах леди Луизы
Стюарт. Следует иметь в виду, что леди Луиза появилась на свет уже после
смерти Генри Филдинга, а ее мемуары были изданы в 1837 году, то есть почти
через столетие после описываемых здесь событий. Бабка Луизы, леди Мэри
Уортли Монтегю, конечно, надежный источник информации, однако ко времени
нашего рассказа незаурядная кузина Филдинга распрощалась с чопорным
английским светом и жила в Авиньоне. Было бы неосмотрительно принимать на
веру все подробности ее рассказа, но основное его содержание, наверное,
близко к истине.
"Порой они (Генри и Шарлотта) жили в сносных условиях, на приличной
квартире, а порой ютились на жалком чердаке, лишенные самых необходимых
удобств; им были знакомы и долговые тюрьмы, и тайные убежища, где ему время
от времени приходилось отсиживаться. Ее неунывающий характер помогал ему
стойко сносить эти превратности судьбы, но заботы и тревоги снедали ее
чувствительное сердце и подрывали здоровье. Она стала чахнуть, простудилась
и умерла у него на руках".
Конечно, сыграло роль и потрясение, вызванное смертью старшей дочери.
Было бы огромной ошибкой считать наших предков менее восприимчивыми к
утратам близких, поскольку-де подобные трагедии происходили тогда чаще, чем
в наше время. Переписка XVIII века пестрит выражениями соболезнований.
Королева Анна оплакивала частые потери своих детей не менее горько, чем
смерть первенца, и вовсе не потому, что стране позарез был нужен
протестантский наследник. Когда крутой, видавший виды лорд-казначей Роберт
Харли потерял взрослую дочь, умершую родами, Свифт направил ему трогательное
сочувственное послание. Другой скриблерианец, доктор Арбетнот, писал по
этому же поводу: "Всем сердцем я сочувствую его горю, ибо как ни привычен он
ко всякого рода превратностям судьбы, но семейное горе пока обходило его
стороной. Я хорошо могу понять его теперешнее состояние, которое не умерят
ни религия, ни философия, и я глубоко убежден, что наша скорбь по ушедшим
угодна богу. Я сам потерял шестерых детей". Скорбь августинцев лишь в редких
случаях прорывалась в виде Kindertotenlieder {Погребальный плач по ребенку
(нем.).}, но ощущалась она ими столь же остро, как и в последующие века. Кто
усомнится, что смерть дочери была для Шарлотты тяжелейшим потрясением?
Покойницу перевезли из Бата в Лондон и 14 ноября похоронили рядом с
дочерью на кладбище при церкви святого Мартина-на-полях. Можно предположить,
что в эти годы Филдинги снимали квартиру где-нибудь в приходе святого
Мартина; Генри не прельщали модные кварталы в районе Оксфорд-стрит, а может,
они просто были ему не по карману. Счет пономаря за колокольный звон, свечи
и траурные покрывала составил 11 фунтов 17 шиллингов 2 пенса. Погребальная
церемония, как было принято в XVIII веке, должно быть, состоялась вечером;
если Филдинг был на похоронах, значит, он был мужественнее Свифта, у
которого не хватило духу присутствовать на отпевании Стеллы. Декан затаился
у себя в доме, боясь даже зайти в спальню, откуда из окон можно было увидеть
горящие в соборе свечи.
По словам леди Луизы Стюарт, во время первых отчаянных приступов горя
Филдинг находил утешение лишь в обществе Мэри Дэниэл, горничной Шарлотты,
вместе с ним оплакивавшей покойную. Боялись за его рассудок. Почти год он
находился в состоянии полной апатии, и неудивительно, что этот год начисто
отсутствует в его творческой биографии. Не стоит делать далеко идущие выводы
из того обстоятельства, что Мэри Дэниэл, разделявшая в те дни его горе, три
года спустя стала его второй женой. Все очевидцы единодушно подтверждают
ангельский характер Шарлотты, и надо быть закоренелым циником, чтобы
усмотреть лицемерие и расчет в чистосердечной скорби Мэри.
Грустное настало время. Александр Поп, терзаемый астмой, водянкой,
уретритом и мигренями, каким-то образом умудрился дотянуть до пятидесяти
шести лет, но в 1744 году болезни его доконали. В следующем году умер Свифт,
под конец уже мало что понимавший. Роберт Уолпол, пережив своего
бесталанного преемника, последние несколько месяцев провел в ужасных
мучениях. Он страдал от камней в печени. Лечившие его врачи, во главе с
лейб-медиком и подписчиком на "Собрание разных сочинений" Джоном Рэнби,
прибегли к чрезвычайно сильному средству ("ликсивиум"), после которого
умирающий заклинал врачей дать опий*. Восемнадцатого марта 1745 года Уолпол
скончался. Как и в случае с Попом, было бы милосерднее дать ему спокойно
умереть, не отравляя последние дни сомнительными снадобьями {Врачи
незамедлительно развязали памфлетную перебранку; всякий превозносил
достоинства своего лечения - и обвинял конкурентов во всех мыслимых и
немыслимых просчетах. Вооружившись юридическим опытом и традиционным
недоверием к докторам, Филдинг включился в этот турнир, написав сатирическое
"Напутствие присяжным". Вместе с памфлетом был напечатан искрящийся
остроумием в скриблерианском духе "Проект усовершенствования медицины", где
в качестве наилучшего лекарства рекомендуется запрет на медицинскую
профессию. Весьма возможно, что "Проект" тоже принадлежит перу Филдинга. -
Прим. авт.}. Может, оно к лучшему, что скромный достаток Филдинга избавил
Шарлотту от дорогостоящей агонии.
После падения Уолпола власть оставалась обезглавленной все три года.
Естественным преемником Уолпола был Генри Пелам, брат герцога Ньюкасла,
однако утекло немало воды, прежде чем высокородные братья упрочились на
раздираемой борьбой партий политической арене. Между тем страна оказалась
втянутой в войну за Австрийское наследство, в которой защищались интересы не
столько Англии, сколько Ганноверского курфюршества. Был одержан ряд
незначительных побед, последовало несколько несущественных поражений. Вряд
ли Филдинг уделял этому особое внимание. Он понемногу выходил из апатии,
когда произошли события, властно вторгшиеся в его жизнь.
Тот, кому ганноверская Англия представляется сонным царством, вряд ли
задумывался над бурными событиями 1745 и 1746 годов. Как уже было упомянуто,
страна находилась в состоянии войны - пускай далекой и всем чуждой, но
все-таки войны. А в середине 1745 года началась череда авантюр, которые до
сих пор питают наши легенды и исторические романы. Биография Филдинга не
слишком подходящее место для подробного изложения истории якобитского
мятежа, но необходимо хотя бы представить себе значение этого во многих
отношениях драматического эпизода истории.
Молодой Претендент, принц Карл-Эдуард, 4 июля 1745 года отплыл на
капере "Дю Тейле" от острова Бель-Иль. Его сопровождал 68-пушечный
французский фрегат "Элизабет" с экипажем 700 человек. Вблизи корнуэльских
берегов крохотная эскадра была замечена британским военным кораблем. В
завязавшемся сражении каперу удалось ускользнуть и взять курс на Шотландию.
23 июля принц высадился на островке Эрискей, входившем в состав Внешних
Гебридов. Там принц впервые ступил на шотландскую землю. Через несколько
дней он был уже в заливе Арисейг к югу от острова Скай. Мятеж разгорался
вовсю, хотя примкнувших оказалось меньше, чем ожидали. Карл-Эдуард направил
королю Франции Людовику XV просьбу о помощи. В ближайшее время рассчитывать
на нее не приходилось, и мятежники перенесли свой лагерь на несколько миль в
глубь страны, к озеру Лох-Шил. Здесь 19 августа было поднято знамя короля
Иакова, а его сын при всеобщем ликовании был провозглашен регентом. Капер
был отослан во Францию, и все пути к отступлению отрезаны.
Вся драма от завязки до финала продолжалась чуть больше года. Вначале
мятежникам сопутствовал успех, 21 сентября под Престонпензом им удалось
одержать победу над генералом Коупом. Принц занял Эдинбург, а месяц спустя
вступил в пределы Англии. 17 ноября пал Карлайл, и восставшие продолжили
свой марш на юг, в каждом занятом городе провозглашая Стюарта королем. В
последних числах ноября якобитская армия достигла Манчестера, тогда как
войска генерала Уэйда, посланные перекрыть путь на восток, все еще
переправлялись через Каттерик, отставая от армии принца на три дня пути. Но
затем дела восставших пошли скверно. Армия их начала таять из-за массового
дезертирства. Герцог Камберлендский, третий сын короля Георга, занял
графство Стаффордшир, преградив дорогу на Лондон. На военном совете в Дерби
Претендент счел необходимым дать приказ об отступлении*. Шестого декабря его
войско повернуло обратно. Моральный дух мятежников не был сломлен
окончательно, они еще надеялись на благополучный исход. В канун Нового года
они подошли к Стерлингу и 17 января 1746 года наголову разбили ганноверский
отряд под командованием генерала Хоули. Генерал Хоули был опытным солдатом:
он сражался под Шериффмуром еще в кампанию 1715 года, совсем недавно
участвовал в сражениях под Деттингеном и Фонтенуа*, но годы (ему было 67
лет) сделали свое дело, и под Фолкерком его солдаты понесли тяжелые потери.
Тем временем с юга неотвратимо надвигался герцог Камберлендский*. Он
вынудил Претендента покинуть Стерлинг и Перт и отступить* в горную
Шотландию. Командование якобитов совершало ошибку за ошибкой, приближая
роковой исход. Развязка, как известно, наступила холодным апрельским днем на
вересковых пустошах Калодена, в нескольких" милях к востоку от Инвернесса.
Шотландцы были разбиты наголову; самому Претенденту удалось спастись, но
многие его приверженцы пали в сражении. Уцелевших безжалостно и хладнокровно
истребляли. Началась оргия грабежей и насилий над местным населением. За
военной бойней последовала судебная: свыше сотни человек было казнено,
несколько тысяч приговорено к высылке в колонии*. "Битва под Калоденом, -
писал Дэвид Дейчес, - обозначила начало конца шотландской культуры. Лишь
позднее исторические романы породят литературную ностальгию по клетчатым
пледам, горским юбочкам и прочей клановой романтике".
Оставалось сыграть последний акт драмы, и, в духе героических легенд,
Претендент на одинокой лодке плывет к острову Скай и 20 сентября
высаживается на побережье Арисейга, неподалеку от того самого места, где год
назад он ступил на шотландскую землю. Оттуда он отправляется в Париж и два
года по-царски живет в Сен-Антуанском предместье. Он становится тягостной
дипломатической обузой для Людовика XV, и его высылают из Франции.
Карл-Эдуард прожил еще сорок лет; после смерти Иакова-Эдуарда сторонники
Стюартов провозгласили его законным королем Англии, однако из-за бесконечных
пьяных дебошей никто его не принимал всерьез. Умер он в Риме, где родился,
совершив полный жизненный круг*.
Описанные здесь вкратце события несомненно затрагивали интересы
решительно всех англичан. Лично для себя Филдинг ничего не ждал от их
исхода, но тем не менее он скоро втянулся в пропагандистские баталии. Хотя
бы эту пользу принес мятеж: он побудил Филдинга взяться за перо, и одно это
вызвало в нем прилив творческих сил. Я не хочу сказать, что политика могла
"заполнить" брешь в душе, произведенную смертью жены. Просто ему было
необходимо повседневное напряжение, стремительное развитие внешних событий,
чтобы вернуть себе способность к творчеству. Его волновала не столько
проблема законности ганноверской династии, сколько почти инстинктивная
потребность отвести угрозу реставрации Стюартов.
Идеологическая подоплека восстания была сложной и запутанной. На первом
плане стояла конституционная проблема, которая напоминала о себе раскатами
грома еще со времен Славной революции 1688 года. Сюда же примешивались
политические обертоны, вызванные столкновением вигов с радикалами-тори.
Существовала также проблема религии, но в целом претенденты не были столь
ревностными католиками, как иные монархи из династии Стюартов, и поэтому
вряд ли можно рассматривать Акобитское восстание как крестовый поход в
защиту святой католической церкви. Более существенным был национальный
конфликт: якобиты сумели привлечь на свою сторону многих шотландских
протестантов, чья неприязнь к Англии питалась условиями англо-шотландской
унии 1707 года (она ровесница Филдинга). Сразу же после 1715 года
шотландская культура оказалась под угрозой, а форты и дороги, построенные
генералом Уэйдом, немало способствовали уничтожению былой изоляции кланов. В
описываемые годы этот процесс резко ускорился. Когда доктор Джонсон в
сопровождении Босуэлла в 1773 году путешествовал по горной Шотландии, старым
обычаям уже наступал конец. Сравнительно примитивный образ жизни с его
культурой, основанной преимущественно на устной традиции, едва ли мог
устоять перед натиском быстро растущей объединенной нации, стоящей на пороге
промышленной революции. И все же старые жизненные устои еще nponepj жались
бы в Шотландии какое-то время, если бы им не был нанесен сокрушительный удар
под Калоденом.
Филдинг оставался в стороне от всех этих проблем. Его ранние
литературные работы почти не содержат упоминаний о Стюартах. Хотя его
учителя Свифт и Поп принимали активное участие в политических событиях (да и
как могло быть иначе, если их ближайшими друзьями были Болинброк и
Аттербери?), сам Филдинг лишь изредка позволял себе лукавую шутку по адресу
якобитской партии. В 1744 году он еще язвил по поводу расходов на содержание
нескольких тысяч ганноверских наемников. События же 1745 года потребовали к
себе самого серьезного отношения. Первым печатным свидетельством этого
явилась газтга Филдинга "Истинный патриот", которая начала выходить в свет 5
ноября, как раз в то время, когда Претендент приступил к штурму наскоро
укрепленного Карлайла. Однако не исключено, что якобитское восстание еще
раньше вошло в круг его повседневных забот. Ведущий современный
исследователь Филдинга Мартин Баттестин в недавнем издании "Тома Джонса"
высказал предположение, что к моменту высадки Претендента в Шотландии
великий роман уже был написан почти на треть. Под напором политических
событий Филдинг отложил начатую книгу и вернулся к ней уже весной 1747 года.
Едва ли эту теорию можно считать доказанной, но она содержит здравое зерно.
Ведь события 745 года занимают центральное место в структуре романа, и
сомнительно, чтобы Филдинг знал это заранее, еще работая над первыми
главами.
Более подробный разговор о "Томе Джонсе" целесообразно отложить до
времени его публикации. А пока обратимся к "Истинному патриоту",
еженедельной газете, которая между ноябрем 1745 и июнем 1746 года вышла в
свет тридцать три раза. Это была обычная четырехстраничная газета
проправительственного и верноподданнического толка. Разумеется, у Филдинга
были помощники, выполнявшие повседневную техническую работу, однако все
передовицы несомненно принадлежали его перу. Распространением газеты
занималась миссис Мэри Купер, но маловероятно, чтобы она являлась ее
владелицей. Не исключено, что правительство оказывало газете материальную
поддержку, хотя никаких документальных свидетельств не сохранилось. В это же
время Филдинг выпустил три памфлета, целью которых было восстановить народ
против якобитской угрозы. Один содержит горячие призывы и увещевания, другой
- резкую сатиру на римско-католическую церковь, в третьем помещено якобы
принадлежащее очевидцу описание событий к северу от англо-шотландской
границы. Злободневная журналистика - вот все, что можно о них сказать, но
главное, они свидетельствуют, что Филдинг возвращался к привычным занятиям.
Больший интерес представляет газета, выпуск которой потребовал от
Филдинга существенных усилий. Помимо патриотических передовиц, газета
помещала новости из-за рубежа, но основная ее часть отводилась мятежу. В
своих статьях Филдингу удается провести границу между мятежниками и основной
массой шотландского народа: "Кроме бродяг да нескольких беспутных отпрысков
приличных семей, ни одни уважающий себя шотландец не примкнул к
Претенденту". Другой примечательной чертой газеты была постоянная рубрика
"Апокрифы". Здесь давались новости, заимствованные из других периодических
изданий и снабженные сардоническим комментарием Филдинга. Он особенно любил
поживиться газетными сплетнями и некрологами. До него, в 1730-е годы,
подобное развлечение практиковал его старинный недруг "Граб-стритский
журнал". В свои розыгрыши Филдинг вносил дух озорства и, если так можно
выразиться, веселую злость.
"Вторник. Умер мистер Тиллок с Граб-стрит, известный ростовщик. Среда.
Мистер Тиллок не умер, он в полном здравии. Историкам непростительно
совершать такие промахи, особенно в своем собственном квартале".
"Серьезные" некрологи тоже давались - например, сухое и краткое
сообщение о долгожданной смерти в январе 1746 года Питера Уолтера,
"обладателя свыше 200 тысяч фунтов" (по современным оценкам, сюда следует
приплюсовать не менее половины этой суммы). А за три месяца до этого со
страниц газеты прозвучало скорбное прощальное слово Свифту.
"Он обладал талантами Лукиана, Рабле и Сервантеса и в своих трудах
превзошел их всех. Он отдал свой разум на служение благороднейшим целям,
высмеивая как суеверие, так и безбожие, не щадя и других заблуждений и
распущенности, случавшихся на его веку; и наконец, ради блага своей страны
расстраивая гибельные планы коварных политиков. Он не только был человеком
великого ума и патриотом; в частной жизни он был сама доброта и
милосердие..."
Вполне понятно, что заслугам Свифта Филдинг старается придать
злободневное звучание: "высмеивая суеверие" и "ради блага своей страны" -
эти слова имели вполне определенный смысл в свете сообщений о том, что армия
Претендента движется на юг, к сердцу Англии.
После Калодена "Истинный патриот", по существу, остался не у дел.
Кружить вороном над поверженным врагом было не в духе Филдинга. Он с любовью
подготовил завершающий номер (17 июня) и прекратил издание*. Страна
избавилась от опасности, и спрос на газету упал. К тому же Филдингу было все
труднее разрываться между еженедельной газетой и поездками в Западные
графства. И последнее: до чрезвычайности запутались его финансовые дела. На
сей раз даже, не по его вине - во всяком случае, его подвело собственное
великодушие. Он согласился быть поручителем в долговых обязательствах
старинного солсберийского приятеля Колльера (он был в числе подписчиков на
"Собрание разных сочинений"). Джеймс Харрис (этот по-прежнему жил в
Солсбери) внес залог на сумму долга.
В 1745 году тяжба разбиралась в суде по делам казначейства, и Колльер
проиграл процесс. Тем не менее он твердо отказался платить долги. Кредитор,
естественно, взялся за его поручителей. Филдинг, как мог, отбивался в судах,
но все было напрасно.
В июне 1746 года, когда он уже разделался с "Истинным патриотом",
пришел исполнительный лист на 400 фунтов плюс издержки. Только этого ему не
хватало! Разве он мало намучился с долгами, которыми его наградила
рассеянная светская жизнь и собственная невоздержанная натура? "Филдинг"
только что не пустил по миру этого человека, но теперь дал маху понаторевший
в крючкотворстве "Гулд", за которым вроде бы можно было жить как за каменной
стеной.
После смерти Шарлотты Филдинг с сестрой Сарой и двумя детьми жил на
Олд-Босуэлл-Корт в районе Стрэнда, к северу от церкви святого Клемента
Датского. Судя по тому, что с 1744 по 1747 год он платил за жилье около семи
фунтов, дом был достаточно солидный - высокий, узкий, правда, на темной,
извилистой и не особенно благоуханной улочке. (Всеми продуктами, кроме мяса,
торговали на рынках, а мясные лавки густо лепились вокруг Бутчер-роу
{буквально - Мясницкая (англ.).}, и, поскольку ни стекол, ни другой защиты
не было, туши висели на открытом воздухе в любую погоду.) Но отсюда недалеко
до театров, и это было особенно удобное место для проживания юристов. Ведь
рядом находились два небольших суда, полудеревянные строения которых к XIX
веку заменят каменными. Так что многие законоведы выбирали для жительства
именно этот район. Компанейского Филдинга привлекало здесь помимо прочего
большое количество кофеен и трактиров.
В Саре он нашел, видимо, немалую поддержку: от нее он получал
сестринскую нежность, с ней можно было поговорить о литературе. Она в то
время работала над продолжением "Давида Простака", которое Миллар в 1747
году напечатал. На этот раз Сара выбрала издание по подписке, и была
вознаграждена: подписчиков оказалось больше и имена были блистательнее, чем
у брата по выходе его "Собрания разных сочинений". В списке фигурируют и
Ральф Аллен, и леди Мэри Уортли Монтегю, и Сэмюэл Ричардсон. Филдинг, как и
прежде, написал к книге предисловие, но на этот раз не удержался и кое-что
добавил в текст от себя*. Вместе с Сарой в доме появилась подруга дома еще
по Солсбери - Маргарет Колльер, чей старший брат так не ко времени взвалил
на Филдинга свой долг в четыреста фунтов. Именно Маргарет (Пегги) будет
сопровождать писателя в его последнем путешествии в Лиссабон и
засвидетельствует его завещание. Чего другого, а женского участия Филдингу
хватало, если к тому же учесть, что экономкой у него оставалась Мэри Дэниэл.
Сам он в ту пору работой не был перегружен. В октябре 1746 года его
посетил на Босуэлл-Корт поэт и критик Джозеф Уортон и нашел в хозяине
"славного, учтивого человека". По словам Уортона, лучшим из своих вышедших
произведений Филдинг называл "Джозефа Эндрюса". Сейчас такая оценка
напрашивается сама собой, но другое дело - 40-е годы XVIII века, когда
романы были еще в новинку и считались низким жанром. В октябре 1745 года
вышел двухтомник его драматургических произведений; это была случайная
мешанина из нераспроданных в свое время изданий. Двухтомник показывал
диапазон его творчества, демонстрировал трудолюбие, но читатели ждали не
подлатанного старья времен Хеймаркета, а нового, живого слова. Они не знали,
что Филдинг работает над будущим шедевром. Каких бы теорий ни держались
исследователи, они все сойдутся на том, что к этому времени Филдинг уже
работал над "Томом Джонсом".
Следует упомянуть и два не особенно значительных произведения тех лет.
Более интересным представляется раннее из них (ноябрь 1746 года) - забавный
репортаж в духе Дефо "Женщина-супруг". В полудокументальной манере тут
рассказывалось о некой Мэри Хэмильтон, которая выдала себя за мужчину и
взяла в жены какую-то девицу из Уэлса. Судили ее в Тонтоне, допрос вел кузен
Филдинга Генри Гулд. Кроме чисто местного интереса, писателя, видимо,
побудило взяться за перо и сходство между Мэри (или "Джорджем") Хэмильтон и
другой незадачливой искательницей приключений в мужском наряде - Шарлоттой
Чарк. Тысячу экземпляров шестипенсовой брошюры живо раскупили, пришлось
давать дополнительный тираж. Почитатели Филдинга склонны отвергать
"Женщину-супруга" как сенсационную халтуру, но написана вещица ярко. Второе
произведение - ""Искусство любви" Овидия в переложении" - вышло в феврале
1747 года. Это прозаический пересказ начальных частей "Ars Amatoria".
Филдинг явно собирался писать еще в том же духе - конечно, при
соответствующем спросе, а его, к сожалению, не предвиделось. Помощником,
надо полагать, был все тот же безропотный книжный червь - Уильям Янг.
Некоторый спад активности в последующие месяцы подсказывает нам, что
Филдинг все больше времени отдает "Тому Джонсу", общий композиционный
замысел которого уже почти готов. Одновременно он продолжает подвергать свое
подточенное подагрой здоровье опасностям и трудностям выездных судебных
сессий. Он проводит долгие часы в седле или в продуваемых всеми ветрами,
тряских дилижансах. Его ночлег не всегда достаточно удобен, а дни проходят в
тесноте судов, где присяжные, адвокаты и судьи рискуют подцепить от
заключенных грозный сыпняк (разновидность тифа). А. случаи были: в 1730 году
в Тонтоне, куда Филдинг ездил чаще всего, тифом заразился член парламента,
главный судья казначейства Томас Пенджелли. Даже столица была небезопасна.
"Черные сессии" центрального уголовного суда в Олд-Бейли унесли в 1750 году
двух судей, одного лорд-мэра, одного олдермена и еще несколько человек
простого звания. Филдингу повезло, что он тогда отправлял свои обязанности в
других судах. Сложись распределение мест по-другому, и он вполне мог
столкнуться с каким-нибудь заразным преступником в главном полицейском суде
на Боу-стрит или в вестминстерском суде - и тогда...
Поездки в Бат после изматывающих выездных сессий действовали на него
благотворно. Город был достаточно велик, чтобы располагать всеми
необходимыми удобствами, и не так огромен, как Лондон, чтобы погрязнуть в
трущобах. С начала столетия, когда с легкой руки королевы Анны он стал
популярен, Бат постоянно строился. Долгое правление "щеголя Нэша" придало
ему изысканную нарядность. По обеим сторонам долины Эйвона веером
раскинулись здания Джона Вуда-старшего, построенные в основном из камня,
взятого в карьерах Ральфа Аллена. Монументальные ансамбли смотрелись очень
элегантно на вершинах холмов; длинные аллеи, кое где обозначенные
Шарлотты, но яркий очерк ее жизни и смерти сохранился в мемуарах леди Луизы
Стюарт. Следует иметь в виду, что леди Луиза появилась на свет уже после
смерти Генри Филдинга, а ее мемуары были изданы в 1837 году, то есть почти
через столетие после описываемых здесь событий. Бабка Луизы, леди Мэри
Уортли Монтегю, конечно, надежный источник информации, однако ко времени
нашего рассказа незаурядная кузина Филдинга распрощалась с чопорным
английским светом и жила в Авиньоне. Было бы неосмотрительно принимать на
веру все подробности ее рассказа, но основное его содержание, наверное,
близко к истине.
"Порой они (Генри и Шарлотта) жили в сносных условиях, на приличной
квартире, а порой ютились на жалком чердаке, лишенные самых необходимых
удобств; им были знакомы и долговые тюрьмы, и тайные убежища, где ему время
от времени приходилось отсиживаться. Ее неунывающий характер помогал ему
стойко сносить эти превратности судьбы, но заботы и тревоги снедали ее
чувствительное сердце и подрывали здоровье. Она стала чахнуть, простудилась
и умерла у него на руках".
Конечно, сыграло роль и потрясение, вызванное смертью старшей дочери.
Было бы огромной ошибкой считать наших предков менее восприимчивыми к
утратам близких, поскольку-де подобные трагедии происходили тогда чаще, чем
в наше время. Переписка XVIII века пестрит выражениями соболезнований.
Королева Анна оплакивала частые потери своих детей не менее горько, чем
смерть первенца, и вовсе не потому, что стране позарез был нужен
протестантский наследник. Когда крутой, видавший виды лорд-казначей Роберт
Харли потерял взрослую дочь, умершую родами, Свифт направил ему трогательное
сочувственное послание. Другой скриблерианец, доктор Арбетнот, писал по
этому же поводу: "Всем сердцем я сочувствую его горю, ибо как ни привычен он
ко всякого рода превратностям судьбы, но семейное горе пока обходило его
стороной. Я хорошо могу понять его теперешнее состояние, которое не умерят
ни религия, ни философия, и я глубоко убежден, что наша скорбь по ушедшим
угодна богу. Я сам потерял шестерых детей". Скорбь августинцев лишь в редких
случаях прорывалась в виде Kindertotenlieder {Погребальный плач по ребенку
(нем.).}, но ощущалась она ими столь же остро, как и в последующие века. Кто
усомнится, что смерть дочери была для Шарлотты тяжелейшим потрясением?
Покойницу перевезли из Бата в Лондон и 14 ноября похоронили рядом с
дочерью на кладбище при церкви святого Мартина-на-полях. Можно предположить,
что в эти годы Филдинги снимали квартиру где-нибудь в приходе святого
Мартина; Генри не прельщали модные кварталы в районе Оксфорд-стрит, а может,
они просто были ему не по карману. Счет пономаря за колокольный звон, свечи
и траурные покрывала составил 11 фунтов 17 шиллингов 2 пенса. Погребальная
церемония, как было принято в XVIII веке, должно быть, состоялась вечером;
если Филдинг был на похоронах, значит, он был мужественнее Свифта, у
которого не хватило духу присутствовать на отпевании Стеллы. Декан затаился
у себя в доме, боясь даже зайти в спальню, откуда из окон можно было увидеть
горящие в соборе свечи.
По словам леди Луизы Стюарт, во время первых отчаянных приступов горя
Филдинг находил утешение лишь в обществе Мэри Дэниэл, горничной Шарлотты,
вместе с ним оплакивавшей покойную. Боялись за его рассудок. Почти год он
находился в состоянии полной апатии, и неудивительно, что этот год начисто
отсутствует в его творческой биографии. Не стоит делать далеко идущие выводы
из того обстоятельства, что Мэри Дэниэл, разделявшая в те дни его горе, три
года спустя стала его второй женой. Все очевидцы единодушно подтверждают
ангельский характер Шарлотты, и надо быть закоренелым циником, чтобы
усмотреть лицемерие и расчет в чистосердечной скорби Мэри.
Грустное настало время. Александр Поп, терзаемый астмой, водянкой,
уретритом и мигренями, каким-то образом умудрился дотянуть до пятидесяти
шести лет, но в 1744 году болезни его доконали. В следующем году умер Свифт,
под конец уже мало что понимавший. Роберт Уолпол, пережив своего
бесталанного преемника, последние несколько месяцев провел в ужасных
мучениях. Он страдал от камней в печени. Лечившие его врачи, во главе с
лейб-медиком и подписчиком на "Собрание разных сочинений" Джоном Рэнби,
прибегли к чрезвычайно сильному средству ("ликсивиум"), после которого
умирающий заклинал врачей дать опий*. Восемнадцатого марта 1745 года Уолпол
скончался. Как и в случае с Попом, было бы милосерднее дать ему спокойно
умереть, не отравляя последние дни сомнительными снадобьями {Врачи
незамедлительно развязали памфлетную перебранку; всякий превозносил
достоинства своего лечения - и обвинял конкурентов во всех мыслимых и
немыслимых просчетах. Вооружившись юридическим опытом и традиционным
недоверием к докторам, Филдинг включился в этот турнир, написав сатирическое
"Напутствие присяжным". Вместе с памфлетом был напечатан искрящийся
остроумием в скриблерианском духе "Проект усовершенствования медицины", где
в качестве наилучшего лекарства рекомендуется запрет на медицинскую
профессию. Весьма возможно, что "Проект" тоже принадлежит перу Филдинга. -
Прим. авт.}. Может, оно к лучшему, что скромный достаток Филдинга избавил
Шарлотту от дорогостоящей агонии.
После падения Уолпола власть оставалась обезглавленной все три года.
Естественным преемником Уолпола был Генри Пелам, брат герцога Ньюкасла,
однако утекло немало воды, прежде чем высокородные братья упрочились на
раздираемой борьбой партий политической арене. Между тем страна оказалась
втянутой в войну за Австрийское наследство, в которой защищались интересы не
столько Англии, сколько Ганноверского курфюршества. Был одержан ряд
незначительных побед, последовало несколько несущественных поражений. Вряд
ли Филдинг уделял этому особое внимание. Он понемногу выходил из апатии,
когда произошли события, властно вторгшиеся в его жизнь.
Тот, кому ганноверская Англия представляется сонным царством, вряд ли
задумывался над бурными событиями 1745 и 1746 годов. Как уже было упомянуто,
страна находилась в состоянии войны - пускай далекой и всем чуждой, но
все-таки войны. А в середине 1745 года началась череда авантюр, которые до
сих пор питают наши легенды и исторические романы. Биография Филдинга не
слишком подходящее место для подробного изложения истории якобитского
мятежа, но необходимо хотя бы представить себе значение этого во многих
отношениях драматического эпизода истории.
Молодой Претендент, принц Карл-Эдуард, 4 июля 1745 года отплыл на
капере "Дю Тейле" от острова Бель-Иль. Его сопровождал 68-пушечный
французский фрегат "Элизабет" с экипажем 700 человек. Вблизи корнуэльских
берегов крохотная эскадра была замечена британским военным кораблем. В
завязавшемся сражении каперу удалось ускользнуть и взять курс на Шотландию.
23 июля принц высадился на островке Эрискей, входившем в состав Внешних
Гебридов. Там принц впервые ступил на шотландскую землю. Через несколько
дней он был уже в заливе Арисейг к югу от острова Скай. Мятеж разгорался
вовсю, хотя примкнувших оказалось меньше, чем ожидали. Карл-Эдуард направил
королю Франции Людовику XV просьбу о помощи. В ближайшее время рассчитывать
на нее не приходилось, и мятежники перенесли свой лагерь на несколько миль в
глубь страны, к озеру Лох-Шил. Здесь 19 августа было поднято знамя короля
Иакова, а его сын при всеобщем ликовании был провозглашен регентом. Капер
был отослан во Францию, и все пути к отступлению отрезаны.
Вся драма от завязки до финала продолжалась чуть больше года. Вначале
мятежникам сопутствовал успех, 21 сентября под Престонпензом им удалось
одержать победу над генералом Коупом. Принц занял Эдинбург, а месяц спустя
вступил в пределы Англии. 17 ноября пал Карлайл, и восставшие продолжили
свой марш на юг, в каждом занятом городе провозглашая Стюарта королем. В
последних числах ноября якобитская армия достигла Манчестера, тогда как
войска генерала Уэйда, посланные перекрыть путь на восток, все еще
переправлялись через Каттерик, отставая от армии принца на три дня пути. Но
затем дела восставших пошли скверно. Армия их начала таять из-за массового
дезертирства. Герцог Камберлендский, третий сын короля Георга, занял
графство Стаффордшир, преградив дорогу на Лондон. На военном совете в Дерби
Претендент счел необходимым дать приказ об отступлении*. Шестого декабря его
войско повернуло обратно. Моральный дух мятежников не был сломлен
окончательно, они еще надеялись на благополучный исход. В канун Нового года
они подошли к Стерлингу и 17 января 1746 года наголову разбили ганноверский
отряд под командованием генерала Хоули. Генерал Хоули был опытным солдатом:
он сражался под Шериффмуром еще в кампанию 1715 года, совсем недавно
участвовал в сражениях под Деттингеном и Фонтенуа*, но годы (ему было 67
лет) сделали свое дело, и под Фолкерком его солдаты понесли тяжелые потери.
Тем временем с юга неотвратимо надвигался герцог Камберлендский*. Он
вынудил Претендента покинуть Стерлинг и Перт и отступить* в горную
Шотландию. Командование якобитов совершало ошибку за ошибкой, приближая
роковой исход. Развязка, как известно, наступила холодным апрельским днем на
вересковых пустошах Калодена, в нескольких" милях к востоку от Инвернесса.
Шотландцы были разбиты наголову; самому Претенденту удалось спастись, но
многие его приверженцы пали в сражении. Уцелевших безжалостно и хладнокровно
истребляли. Началась оргия грабежей и насилий над местным населением. За
военной бойней последовала судебная: свыше сотни человек было казнено,
несколько тысяч приговорено к высылке в колонии*. "Битва под Калоденом, -
писал Дэвид Дейчес, - обозначила начало конца шотландской культуры. Лишь
позднее исторические романы породят литературную ностальгию по клетчатым
пледам, горским юбочкам и прочей клановой романтике".
Оставалось сыграть последний акт драмы, и, в духе героических легенд,
Претендент на одинокой лодке плывет к острову Скай и 20 сентября
высаживается на побережье Арисейга, неподалеку от того самого места, где год
назад он ступил на шотландскую землю. Оттуда он отправляется в Париж и два
года по-царски живет в Сен-Антуанском предместье. Он становится тягостной
дипломатической обузой для Людовика XV, и его высылают из Франции.
Карл-Эдуард прожил еще сорок лет; после смерти Иакова-Эдуарда сторонники
Стюартов провозгласили его законным королем Англии, однако из-за бесконечных
пьяных дебошей никто его не принимал всерьез. Умер он в Риме, где родился,
совершив полный жизненный круг*.
Описанные здесь вкратце события несомненно затрагивали интересы
решительно всех англичан. Лично для себя Филдинг ничего не ждал от их
исхода, но тем не менее он скоро втянулся в пропагандистские баталии. Хотя
бы эту пользу принес мятеж: он побудил Филдинга взяться за перо, и одно это
вызвало в нем прилив творческих сил. Я не хочу сказать, что политика могла
"заполнить" брешь в душе, произведенную смертью жены. Просто ему было
необходимо повседневное напряжение, стремительное развитие внешних событий,
чтобы вернуть себе способность к творчеству. Его волновала не столько
проблема законности ганноверской династии, сколько почти инстинктивная
потребность отвести угрозу реставрации Стюартов.
Идеологическая подоплека восстания была сложной и запутанной. На первом
плане стояла конституционная проблема, которая напоминала о себе раскатами
грома еще со времен Славной революции 1688 года. Сюда же примешивались
политические обертоны, вызванные столкновением вигов с радикалами-тори.
Существовала также проблема религии, но в целом претенденты не были столь
ревностными католиками, как иные монархи из династии Стюартов, и поэтому
вряд ли можно рассматривать Акобитское восстание как крестовый поход в
защиту святой католической церкви. Более существенным был национальный
конфликт: якобиты сумели привлечь на свою сторону многих шотландских
протестантов, чья неприязнь к Англии питалась условиями англо-шотландской
унии 1707 года (она ровесница Филдинга). Сразу же после 1715 года
шотландская культура оказалась под угрозой, а форты и дороги, построенные
генералом Уэйдом, немало способствовали уничтожению былой изоляции кланов. В
описываемые годы этот процесс резко ускорился. Когда доктор Джонсон в
сопровождении Босуэлла в 1773 году путешествовал по горной Шотландии, старым
обычаям уже наступал конец. Сравнительно примитивный образ жизни с его
культурой, основанной преимущественно на устной традиции, едва ли мог
устоять перед натиском быстро растущей объединенной нации, стоящей на пороге
промышленной революции. И все же старые жизненные устои еще nponepj жались
бы в Шотландии какое-то время, если бы им не был нанесен сокрушительный удар
под Калоденом.
Филдинг оставался в стороне от всех этих проблем. Его ранние
литературные работы почти не содержат упоминаний о Стюартах. Хотя его
учителя Свифт и Поп принимали активное участие в политических событиях (да и
как могло быть иначе, если их ближайшими друзьями были Болинброк и
Аттербери?), сам Филдинг лишь изредка позволял себе лукавую шутку по адресу
якобитской партии. В 1744 году он еще язвил по поводу расходов на содержание
нескольких тысяч ганноверских наемников. События же 1745 года потребовали к
себе самого серьезного отношения. Первым печатным свидетельством этого
явилась газтга Филдинга "Истинный патриот", которая начала выходить в свет 5
ноября, как раз в то время, когда Претендент приступил к штурму наскоро
укрепленного Карлайла. Однако не исключено, что якобитское восстание еще
раньше вошло в круг его повседневных забот. Ведущий современный
исследователь Филдинга Мартин Баттестин в недавнем издании "Тома Джонса"
высказал предположение, что к моменту высадки Претендента в Шотландии
великий роман уже был написан почти на треть. Под напором политических
событий Филдинг отложил начатую книгу и вернулся к ней уже весной 1747 года.
Едва ли эту теорию можно считать доказанной, но она содержит здравое зерно.
Ведь события 745 года занимают центральное место в структуре романа, и
сомнительно, чтобы Филдинг знал это заранее, еще работая над первыми
главами.
Более подробный разговор о "Томе Джонсе" целесообразно отложить до
времени его публикации. А пока обратимся к "Истинному патриоту",
еженедельной газете, которая между ноябрем 1745 и июнем 1746 года вышла в
свет тридцать три раза. Это была обычная четырехстраничная газета
проправительственного и верноподданнического толка. Разумеется, у Филдинга
были помощники, выполнявшие повседневную техническую работу, однако все
передовицы несомненно принадлежали его перу. Распространением газеты
занималась миссис Мэри Купер, но маловероятно, чтобы она являлась ее
владелицей. Не исключено, что правительство оказывало газете материальную
поддержку, хотя никаких документальных свидетельств не сохранилось. В это же
время Филдинг выпустил три памфлета, целью которых было восстановить народ
против якобитской угрозы. Один содержит горячие призывы и увещевания, другой
- резкую сатиру на римско-католическую церковь, в третьем помещено якобы
принадлежащее очевидцу описание событий к северу от англо-шотландской
границы. Злободневная журналистика - вот все, что можно о них сказать, но
главное, они свидетельствуют, что Филдинг возвращался к привычным занятиям.
Больший интерес представляет газета, выпуск которой потребовал от
Филдинга существенных усилий. Помимо патриотических передовиц, газета
помещала новости из-за рубежа, но основная ее часть отводилась мятежу. В
своих статьях Филдингу удается провести границу между мятежниками и основной
массой шотландского народа: "Кроме бродяг да нескольких беспутных отпрысков
приличных семей, ни одни уважающий себя шотландец не примкнул к
Претенденту". Другой примечательной чертой газеты была постоянная рубрика
"Апокрифы". Здесь давались новости, заимствованные из других периодических
изданий и снабженные сардоническим комментарием Филдинга. Он особенно любил
поживиться газетными сплетнями и некрологами. До него, в 1730-е годы,
подобное развлечение практиковал его старинный недруг "Граб-стритский
журнал". В свои розыгрыши Филдинг вносил дух озорства и, если так можно
выразиться, веселую злость.
"Вторник. Умер мистер Тиллок с Граб-стрит, известный ростовщик. Среда.
Мистер Тиллок не умер, он в полном здравии. Историкам непростительно
совершать такие промахи, особенно в своем собственном квартале".
"Серьезные" некрологи тоже давались - например, сухое и краткое
сообщение о долгожданной смерти в январе 1746 года Питера Уолтера,
"обладателя свыше 200 тысяч фунтов" (по современным оценкам, сюда следует
приплюсовать не менее половины этой суммы). А за три месяца до этого со
страниц газеты прозвучало скорбное прощальное слово Свифту.
"Он обладал талантами Лукиана, Рабле и Сервантеса и в своих трудах
превзошел их всех. Он отдал свой разум на служение благороднейшим целям,
высмеивая как суеверие, так и безбожие, не щадя и других заблуждений и
распущенности, случавшихся на его веку; и наконец, ради блага своей страны
расстраивая гибельные планы коварных политиков. Он не только был человеком
великого ума и патриотом; в частной жизни он был сама доброта и
милосердие..."
Вполне понятно, что заслугам Свифта Филдинг старается придать
злободневное звучание: "высмеивая суеверие" и "ради блага своей страны" -
эти слова имели вполне определенный смысл в свете сообщений о том, что армия
Претендента движется на юг, к сердцу Англии.
После Калодена "Истинный патриот", по существу, остался не у дел.
Кружить вороном над поверженным врагом было не в духе Филдинга. Он с любовью
подготовил завершающий номер (17 июня) и прекратил издание*. Страна
избавилась от опасности, и спрос на газету упал. К тому же Филдингу было все
труднее разрываться между еженедельной газетой и поездками в Западные
графства. И последнее: до чрезвычайности запутались его финансовые дела. На
сей раз даже, не по его вине - во всяком случае, его подвело собственное
великодушие. Он согласился быть поручителем в долговых обязательствах
старинного солсберийского приятеля Колльера (он был в числе подписчиков на
"Собрание разных сочинений"). Джеймс Харрис (этот по-прежнему жил в
Солсбери) внес залог на сумму долга.
В 1745 году тяжба разбиралась в суде по делам казначейства, и Колльер
проиграл процесс. Тем не менее он твердо отказался платить долги. Кредитор,
естественно, взялся за его поручителей. Филдинг, как мог, отбивался в судах,
но все было напрасно.
В июне 1746 года, когда он уже разделался с "Истинным патриотом",
пришел исполнительный лист на 400 фунтов плюс издержки. Только этого ему не
хватало! Разве он мало намучился с долгами, которыми его наградила
рассеянная светская жизнь и собственная невоздержанная натура? "Филдинг"
только что не пустил по миру этого человека, но теперь дал маху понаторевший
в крючкотворстве "Гулд", за которым вроде бы можно было жить как за каменной
стеной.
После смерти Шарлотты Филдинг с сестрой Сарой и двумя детьми жил на
Олд-Босуэлл-Корт в районе Стрэнда, к северу от церкви святого Клемента
Датского. Судя по тому, что с 1744 по 1747 год он платил за жилье около семи
фунтов, дом был достаточно солидный - высокий, узкий, правда, на темной,
извилистой и не особенно благоуханной улочке. (Всеми продуктами, кроме мяса,
торговали на рынках, а мясные лавки густо лепились вокруг Бутчер-роу
{буквально - Мясницкая (англ.).}, и, поскольку ни стекол, ни другой защиты
не было, туши висели на открытом воздухе в любую погоду.) Но отсюда недалеко
до театров, и это было особенно удобное место для проживания юристов. Ведь
рядом находились два небольших суда, полудеревянные строения которых к XIX
веку заменят каменными. Так что многие законоведы выбирали для жительства
именно этот район. Компанейского Филдинга привлекало здесь помимо прочего
большое количество кофеен и трактиров.
В Саре он нашел, видимо, немалую поддержку: от нее он получал
сестринскую нежность, с ней можно было поговорить о литературе. Она в то
время работала над продолжением "Давида Простака", которое Миллар в 1747
году напечатал. На этот раз Сара выбрала издание по подписке, и была
вознаграждена: подписчиков оказалось больше и имена были блистательнее, чем
у брата по выходе его "Собрания разных сочинений". В списке фигурируют и
Ральф Аллен, и леди Мэри Уортли Монтегю, и Сэмюэл Ричардсон. Филдинг, как и
прежде, написал к книге предисловие, но на этот раз не удержался и кое-что
добавил в текст от себя*. Вместе с Сарой в доме появилась подруга дома еще
по Солсбери - Маргарет Колльер, чей старший брат так не ко времени взвалил
на Филдинга свой долг в четыреста фунтов. Именно Маргарет (Пегги) будет
сопровождать писателя в его последнем путешествии в Лиссабон и
засвидетельствует его завещание. Чего другого, а женского участия Филдингу
хватало, если к тому же учесть, что экономкой у него оставалась Мэри Дэниэл.
Сам он в ту пору работой не был перегружен. В октябре 1746 года его
посетил на Босуэлл-Корт поэт и критик Джозеф Уортон и нашел в хозяине
"славного, учтивого человека". По словам Уортона, лучшим из своих вышедших
произведений Филдинг называл "Джозефа Эндрюса". Сейчас такая оценка
напрашивается сама собой, но другое дело - 40-е годы XVIII века, когда
романы были еще в новинку и считались низким жанром. В октябре 1745 года
вышел двухтомник его драматургических произведений; это была случайная
мешанина из нераспроданных в свое время изданий. Двухтомник показывал
диапазон его творчества, демонстрировал трудолюбие, но читатели ждали не
подлатанного старья времен Хеймаркета, а нового, живого слова. Они не знали,
что Филдинг работает над будущим шедевром. Каких бы теорий ни держались
исследователи, они все сойдутся на том, что к этому времени Филдинг уже
работал над "Томом Джонсом".
Следует упомянуть и два не особенно значительных произведения тех лет.
Более интересным представляется раннее из них (ноябрь 1746 года) - забавный
репортаж в духе Дефо "Женщина-супруг". В полудокументальной манере тут
рассказывалось о некой Мэри Хэмильтон, которая выдала себя за мужчину и
взяла в жены какую-то девицу из Уэлса. Судили ее в Тонтоне, допрос вел кузен
Филдинга Генри Гулд. Кроме чисто местного интереса, писателя, видимо,
побудило взяться за перо и сходство между Мэри (или "Джорджем") Хэмильтон и
другой незадачливой искательницей приключений в мужском наряде - Шарлоттой
Чарк. Тысячу экземпляров шестипенсовой брошюры живо раскупили, пришлось
давать дополнительный тираж. Почитатели Филдинга склонны отвергать
"Женщину-супруга" как сенсационную халтуру, но написана вещица ярко. Второе
произведение - ""Искусство любви" Овидия в переложении" - вышло в феврале
1747 года. Это прозаический пересказ начальных частей "Ars Amatoria".
Филдинг явно собирался писать еще в том же духе - конечно, при
соответствующем спросе, а его, к сожалению, не предвиделось. Помощником,
надо полагать, был все тот же безропотный книжный червь - Уильям Янг.
Некоторый спад активности в последующие месяцы подсказывает нам, что
Филдинг все больше времени отдает "Тому Джонсу", общий композиционный
замысел которого уже почти готов. Одновременно он продолжает подвергать свое
подточенное подагрой здоровье опасностям и трудностям выездных судебных
сессий. Он проводит долгие часы в седле или в продуваемых всеми ветрами,
тряских дилижансах. Его ночлег не всегда достаточно удобен, а дни проходят в
тесноте судов, где присяжные, адвокаты и судьи рискуют подцепить от
заключенных грозный сыпняк (разновидность тифа). А. случаи были: в 1730 году
в Тонтоне, куда Филдинг ездил чаще всего, тифом заразился член парламента,
главный судья казначейства Томас Пенджелли. Даже столица была небезопасна.
"Черные сессии" центрального уголовного суда в Олд-Бейли унесли в 1750 году
двух судей, одного лорд-мэра, одного олдермена и еще несколько человек
простого звания. Филдингу повезло, что он тогда отправлял свои обязанности в
других судах. Сложись распределение мест по-другому, и он вполне мог
столкнуться с каким-нибудь заразным преступником в главном полицейском суде
на Боу-стрит или в вестминстерском суде - и тогда...
Поездки в Бат после изматывающих выездных сессий действовали на него
благотворно. Город был достаточно велик, чтобы располагать всеми
необходимыми удобствами, и не так огромен, как Лондон, чтобы погрязнуть в
трущобах. С начала столетия, когда с легкой руки королевы Анны он стал
популярен, Бат постоянно строился. Долгое правление "щеголя Нэша" придало
ему изысканную нарядность. По обеим сторонам долины Эйвона веером
раскинулись здания Джона Вуда-старшего, построенные в основном из камня,
взятого в карьерах Ральфа Аллена. Монументальные ансамбли смотрелись очень
элегантно на вершинах холмов; длинные аллеи, кое где обозначенные