Страница:
который эльфы по неграмотности приняли за плавучий остров. А
телери все еще бродили по западному побережью, которое
называлось Белерианд, описывая по нему круги и восьмерки, пока
вдали не раздался третий гудок. И вот тут-то и выяснилось, что,
оказывается, телери тоже всю жизнь хотели на Запад, и теперь
принялись жаловаться на судьбу. Чтобы хоть как-то отвлечь их,
Ульмо послал к телери своего зама Оссе, и тот открыл в
Белерианде мореходное училище. На некоторое время наступило
затишье, но потом проект переселения эльфов всплыл вновь, были
сделаны соответствующие распоряжения, и Ульмо, выматерившись в
отключенный селектор, погнал все тот же ролкер опять в
Белерианд. Но тут уже поднял шум Оссе, который таким образом
мог остаться не у дел. Он развил бурную деятельность, и сумел
уговорить часть телери остаться, а для их лидера Сэрдана
пришлось учредить должность Главного Корабела. Но когда
транспорт все же отошел, в Белерианде опять обнаружились
опоздавшие. Нагруженные чемоданами и баулами, они столпились на
причале, с тоскою глядя на исчезающий вдали дымок, и с тоски же
подались в подданство Тинголу. Время показало, что они
поставили на правильную лошадь. А на ролкере среди телери
творился все тот же бардак. Теперь, плывя в Валинор, они
принялись громко печалится по Белерианду. К тому же Оссе в
своей мореходке учил их исключительно парусному делу, и, сидя в
металлической коробке под грохот дизелей, у эльфов начались
обмороки, невроз и меланхолия. Доведенный до белого каления,
Ульмо с размаху посадил ролкер на мель и заявил, что Мелькор
пусть их дальше везет, а он, Ульмо, всегда был против этой
затеи, и что он умывает руки.
Теперь телери принялись ныть, чтоб их сняли с этого
острова, и в конце концов добились своего -- их наконец-то
поселили в Валиноре, научив предварительно строить корабли и
плавать на них -- не без тайной надежды, что когда-нибудь они
все потонут естественной смертью, и станет поспокойней.
Жизнь в Валиноре потекла своим чередом. Ваньяр водили
хороводы вокруг действующего макета серебряного дерева, который
был очень похож на настоящий, только не светился, нольдорцы
искали драгоценные камни и открывали ювелирные мастерские, а
непоследовательные телери одухотворенно глядели на звезды, и
кидали нольдорские драгоценности в море -- просто так. Каждый
занимался своим делом. Дальше рассказ, в основном, пойдет о
нольдоре, так что не лишне назвать основных действующих лиц.
Король Финве имел трех сыновей от двух женщин, Феанора и
Фингольфина с Финарфином соответственно. Феанор был ученым и
оратором, Фингольфин -- храбрецом и силачом, а Финарфин --
красавцем и умником. Все это впоследствии привело к
неисчислимым бедам. У них у всех тоже были сыновья и дочери,
общим числом до пятнадцати штук, причем каждый имел свое
собственное имя, от перечисления которых стоит воздержаться --
все равно с маху не запомнить.
Несмотря на всю благословенность Валинора, у первой жены
Финве беременность протекала тяжело. Вскоре после рождения
Феанора она умерла, а смущенные этим валар с ходу сочинили
историю, что она просто очень устала, и ее дух отправился
подлечиться, а потом она когда-нибудь вернется. Финве сделал
вид, что этой сказке поверил, но ждать до когда-нибудь не
пожелал, и женился второй раз. Но пользы от этого было мало --
король не смог забыть свою первую жену, и поэтому баловал
Феанора неимоверно. И вырос Феанор властным, упрямым и
взбалмошным, хотя и талантами тоже был не обижен. Очень быстро
он стал ведущим специалистом по драгоценным и полудрагоценным
камням, известность получили также и его опыты в области
телевидения и языкознания. Но всеобщее признание и высокие
правительственные награды лишь развивали негативные стороны его
личности, и уже тогда Феанор с женой оказались на грани
развода.
А пока суть да дело, срок Мелькора подошел к концу. Он
снова предстал перед особой тройкой (Манве, Яванна, Мандос), и
увидел Мелькор величие и блаженство, а еще увидел эльфов,
благовоспитанно сидящих у ног великих, и ненависть переполнила
его: "Я на зоне срок мотаю, а у этих тут шестерки камешками
увешаны! Не для протокола мои слова тебе, начальник, для души:
попомните вы у меня Мелькора, во славу Илюватора и во веки
веков -- ..... (термин опущен), то есть аминь!"
И подал Мелькор апелляцию, в которой просил дать и ему
возможность что-нибудь сделать для свободного народа Валинора.
Мудрая Ниенна, которая сразу поняла, что это даст материал для
новых потоков слез и рыданий, шмыгая носом, присоединилась к
просьбе, и Манве купился. Для начала он назначил за Мелькором
оперативное сопровождение, но Мелькор как опытный рецидивист
быстро усыпил бдительность стражей, и надзор был снят. Впрочем,
поверили ему не все. Ульмо по-прежнему с Мелькором не
разговаривал, а Тулкас при встрече сжимал кулаки и кричал:
-- Гы-гы-гы, петух запроволочный, все одно недолго
паинькой продержишься, и тогда я тебя сделаю!
А Мелькор и вправду держался паинькой, старательно
втирался в доверие к эльфам, и распускал слухи, что они с самим
Феанором в натуре кореша. Но на самом деле Феанор Мелькора не
любил и при случае обзывал Морготом, видя в нем соперника и
конкурента. Свободное же от обзывательств время у Феанора
уходило на работу. В своей лаборатории он создал самое свое
знаменитое творение -- три сильмариля, похожие на алмаз
кристаллы, в которых горел смешанный свет обоих деревьев. Даже
исчезающе малая интенсивность накачки давала в них мощное
излучение, и все достижения лазерной технологии последующих
времен не могли превзойти сильмарилей. Есть подозрение, что это
удалось Феанору случайно, и не удивительно, что он дорожил
этими уникальными образцами, оказавшимися в его руках. Правда
Мелькор тоже хотел бы дорожить чем-нибудь таким, а поскольку
промышленное производство сильмарилей не планировалось, черная
страсть разгорелась в его гнусной душе. И Мелькор начал
действовать. Знаменитая фраза "разделяй и властвуй" тогда еще
не была сказана вслух, но сама идея витала в воздухе, и Мелькор
для начала научил одних эльфов делать мечи, а другим, указав на
это, пояснил, что нужно ответить стратегическим паритетом, и
вскоре по всему Валинору задымили кузницы, из которых тоннами
вывозили мечи, сабли, шпаги, топоры, штык-ножи и бронежилеты.
Валар ничего не замечали. Затем Мелькор собрал митинг, на
котором выступил с резкой критикой Валар за то, что Средиземье
оставлено каким-то там смертным людям. Валар опять это
прошляпили. Следующим шагом Мелькора была публикация
документов, из которых следовало, что Фингольфин с сыновьями
задумал убрать Феанора при поддержке валар, которым нужны
сильмарили. Фингольфину же с братом он подкинул информацию о
том, что Феанор готовит их изгнание, причем самое обидное, что,
по логике вещей, и то и другое было очень похоже на правду.
Валар признаков жизни по-прежнему не подавали. Начались
беспорядки, и Финве созвал сыновей на совет. Первым приехал
Фингольфин, и с ходу принялся жаловаться на Феанора, но тот был
легок на помине. С непривычки цепляясь мечом за шторы и грозно
поблескивая шлемом, он вошел, когда брат был на самом
патетическом месте в своей речи. Последовала безобразная сцена,
во время которой Феанор махал мечом и грозился всех порезать.
Фингольфин благоразумно промолчал, и при первой же возможности
сбежал искать брата. Только теперь валар поняли, что нет мира
под деревьями. Последовали оргвыводы: Феанор был взят под
стражу, а у остальных участников беспорядков была взята
подписка о невыезде. Поскольку же в беспорядках участвовал
практически весь нольдор, получилось, что впервые в истории
невыездным был объявлен целый народ.
После первых же допросов прояснилась роль Мелькора, и
Тулкас, радостно хохоча, побежал его ловить. Но Феанора не
отпустили -- он был признан виновным в незаконном изготовлении
и ношении холодного оружия, вооруженном шантаже и оскорблении
величества. Учитывая соотношение смягчающих и отягчающих
обстоятельств, ему присудили двенадцать лет высылки с
намордником -- сущие пустяки для бессмертного эльфа. Но Феанор
оскорбился, окончательно обиделся на брата, и в таком вот
настроении был этапирован в изгнание. Финве, позабыв
королевское достоинство, отправился за ним, бросив царство на
Фингольфина.
Через некоторое время туда добрался и Мелькор, обдуривший
Тулкаса как мальчика с помощью дешевых факирских трюков, и
принялся за демагогию. Он льстил, грозил, врал, говорил правду
-- делал все, чтобы привлечь Феанора на свою сторону, но в пылу
проговорился, и Феанор понял его игру. Он назвал Мелькора
козлом, спустил с лестницы -- это могучего Валара-то, вот
позор, а Финве, поняв, что это хорошо не кончится, послал вне
расписания оперативную сводку для Манве.
Валар, по своей укоренившейся привычке, держали совет, и
лишь только Тулкас дергался, когда приходили сообщения, что
кого-то похожего на Мелькора видели то тут то там. Тени
удлиннялись, а потом, когда стало ясно, что Мелькор покинул
Валинор, они снова укоротились. Но в воздухе уже попахивало
нехорошим.
Дальновидец и прозорливец Манве мудро вычислил, что
Мелькор отправится в развалины своей старой базы, на север. Но
подлый Мелькор отправился на юг, заставив таким образом Тулкаса
и Ороме впустую оглашать полярные просторы цоканьем подков и
дурацким смехом.
В те времена на югах проживала некая Унголиант, кадавр,
неудовлетворенный желудочно, и Мелькор предложил ей контракт:
она делает все, что ему нужно, а он ей дает все, что она
пожелает. Юридическая безграмотность в те времена была ужасной,
и туманная формулировка не вызвала протестов. Унголиант в
совершенстве владела технологией СТЕЛС, и, накрывшись,
плащ-палаткой со свето-радиопоглощающим покрытием, они с
Мелькором пошли заходить с тыла.
Момент был выбран удачно -- Манве, чтобы сгладить
впечатление от недавнего разгона демонстраций, задумал устроить
Праздник Урожая. К тому же смутное предчувствие шевелилось в
нем и создавало неприятное ощущение. "Пусть порадуются, --
думал Манве, глядя на веселых эльфов, -- в последний-то
раз...". И вправду, нольдор и ваньяр нарадовались вволю, и к
вечеру на улицах не осталось ни одного эльфа, стоящего на
ногах, все лежали и спали. Лишь из-за гор, со стороны селений
бестолковых телери, еще слышались музыка и песни. Для создания
вящего эффекта безмятежности на гулянку было приказано явится и
Феанору, и он подчинился, но прибыл в нарочито драном ватнике и
стоптанных кирзачах, а Финве сказал:
-- Я король, и я же отец врага народа. Неудобно как-то.
Вот снимете с парня судимость, тогда и царить приду.
"Ага, -- подумал и.о. короля Фингольфин. -- Я прямо
исстрадался, жду -- не дождусь, когда же ты меня обратно с
трона погонишь." Но потом, по ходу пира, становясь все более и
более радостным, он расчувствовался, и нахлынули на Фингольфина
братские чувства.
-- Феанорчик, братан, ты уж извини... Вот видишь меч ? Так
я его сейчас сломаю. Тьфу ты, не ломается, зараза, ну ладно. Я
для тебя теперь что хошь сделаю -- ну хочешь, вот еще налью? И
пойду с тобой куда угодно тоже...
Трезвый и, как следствие, мрачный Феанор злобно смотрел на
брата, ничего не говоря.
А в это время Мелькор и Унголиант, принявшая образ
огромной паучихи, подбирались к деревьям, и наконец она вонзила
в них свой черный клюв, высасывая свет, а Мелькор радостно
прыгал рядом и тыкал в стволы копьем, приговаривая: "Так тебе и
надо, мало шоколада!" -- непонятно кого имея в виду --
Илюватора или Манве. Так в Валинор пришла тьма. Песни смолкли,
танцы прекратились, а тени удлиннились неимоверно. В
наступившей темноте были слышны только причитания телери,
которым вновь что-то не нравилось.
Но Манве со своего высокого трона посмотрел вдаль, и
взгляд его пронзил ночь, и там, за мраком, он увидел
низколетящий высокоскоростной объект. И понял Манве, что
Мелькор приходил и ушел, так же ясно, как Штирлиц в аналогичной
ситуации ясно и уверенно опознал лыжников. Началось
преследование, но Унголиант отстрелила пакет инфракрасных
ловушек, и еще долго бегал в темноте Тулкас, нанося удары в
пустоту. Мщение Мелькора свершилось.
Тем временем в Валиноре сработала система аварийного
освещения -- на небе загорелись звезды. Эльфы, наконец, смогли
найти дорогу к валарской резиденции, и окружили ее толпой, еле
сдерживаемой охраной. Яванна, осмотрев деревья, сообщила:
-- Плохо дело. У меня запчастей нет, разве что стрельнуть
у кого... Я, конечно, ничего такого в виду не имею, но вот
сильмарили как раз бы подошли.
И тогда заговорил Манве:
-- Осужденный Феанор, вам команда ясна?
Но Феанор молчал. Тогда в разговор вступил грозно
ухмыляющийся Тулкас:
-- Ты чо, мужик, обурел в корягу? Страх потерял? Я вот
дурак, а и то понимаю, что раз эту страну сделали мы, так и
все, что тут сготовлено, тоже наше. А что не наше, так тоже
наше, хе-хе-хе.
-- Заткнись ты со своими остротами, -- оборвал Тулкаса
Ауле, лучше других понимавший сердца трудового народа -- Дай
хоть подумать, перед тем как отбирать, может, и сам отдаст.
И тогда Феанор с горечью заговорил:
-- Срок дали, стакана не налили, заточку отобрали -- а
теперь и последнюю радость вам отдай! -- он рванул на груди
фуфайку и залился слезами.
-- Все, все что нажито честным трудом, я жить не буду!
Мелькор, падла, правду говорил -- гады все вы, один другого
стоит.
Мандос ответил "Ты сказал", и занес речь Феанора в
протокол, чтобы потом добавить срок. А Ниенна встала, поднялась
на холм и так зарыдала, что потоки слез смыли с холма грязь и
мусор, а в низинах произошли небольшие наводнения. Она
оплакивала все происшедшее, но когда ее грустная песня подошла
к концу и Ниенна начала чуть-чуть успокаиваться, прибыл
начальник охраны с места ссылки Феанора и рассказал такое, что
слезы вновь полились в три ручья -- никогда еще у Ниенны не
было такого удачного дня. Оказалось, что Мелькор ограбил тайное
хранилище, в котором хранил все, что уцелело при обыске, а
попытавшегося помешать Финве убил со зверской жестокостью.
И тогда Феанор встал, и, воздев перед Манве руки, проклял
Мелькора, и назвал его Морготом. Потом он вновь воздел руки, и
проклял тот час, когда его привели на пир. Феанор был в запале,
и хотел заодно проклясть чего-нибудь еще, но воздетые руки
устали, и остальные проклятия пришлось пока что отложить.
Тем временем Моргот и Унголиант пришли к развалинам
Ангбанда, и таким образом мудрое предвидение Манве сбылось, он
только со временем не подгадал, а так все было верно. Началась
дележка добычи, и тут-то Моргот и понял, какого дурака свалял,
пообещав подельщице "все, что хочешь". Осыпая его потоками
оскорблений, он выманила себе почти всю добычу, но когда дело
дошло до сильмарилей, Моргот уперся. Слово за слово, дело дошло
до рукоприкладства, и последовал неизбежный сюжет схватки двух
злодеев. Конечно, схватка лисы Алисы и кота Базилио в фильме
про Буратино гораздо менее грандиозна, но общий стиль был
похож. В критический момент Моргот закричал, на крик сбежались
бичи Барлоги во главе с бомжем Сауроном, и все вместе они все
же убедили подругу в том, что она неправа. Пристыженная
Унголиант вернулась к себе на юга, и там вскоре умерла в голоде
и нищете. Моргот же восстановил Ангбанд, возвел трехглавую гору
Тангородрим и привел в порядок распустившихся за время его
отсидки приспешников и слуг, как-то: демонов, зверей,
орков-мутантов и так далее. Там же он выковал себе корону, и
вправил туда все три сильмариля, но поскольку при работе не
соблюдал технику безопасности, то получил лучевые ожоги рук, и
страдал от болей всю оставшуюся жизнь.
Когда стало известно что Моргота уже не поймать, началась
в Валиноре грусть. Траур был организован образцово: валар
засели в своем дворце, вокруг дворца плакали майяр и ваньяр,
нольдорцы плакали в городе, Ниенна все еще страдала на холме,
лишь плач телери слышался со всех сторон -- как всегда, без
царя в голове, они так и не выбрали себе для грусти постоянного
места.
Сказал бог: Прокляну!
Сказал бог: Прокляну!
И проклял...
Неожиданно в городе появился Феанор, и призвал всех прийти
к дому короля. Конечно, валар могли бы это пресечь, тем более
что срок у него еще не кончился, и формальный повод для ареста
имелся, но времена были уже не те, и поэтому митинг был начат
быстро и без помех.
Свирепыми и ужасными были его слова, полными ярости и
гордыни. Слушая их, нольдорцы в возбуждении своем дошли до
безумия, и каждую фразу встречали восторженным ревом, в котором
смешивалось "Да здравствует наш дорогой вождь и учитель товарищ
Феанор", "Хайль" и "Нех жие!".
-- Так называемые валары, -- надсаживался он в мегафон, --
довели страну до развала! (Аплодисменты). Их преступная
беспечность по вопросам обороны лишила жизни моего отца,
имущества меня, лишила света весь мир. (Аплодисменты, крики
"Долой", скандирование "Моргот, МандОс -- едино пес"). Но они
не смогли лишить нольдор самого главного -- они не смогли
лишить вас великого короля, которым теперь по праву буду я!
(Аплодисменты, переходящие в овацию. Все, кто еще не стоят,
встают. Выкрики "Три года упорного труда и десять тысяч лет
великого счастья!", "Планы Феанора -- планы народа!", "Чем
больше мы будем работать, тем больше мы будем есть!") Поэтому я
говорю -- месть Морготу, и презрение его родичам. Нас ждут
новые жизненные пространства на востоке, на которых валар хотят
поселить какую-то неполноценную расу смертных. (Шум, отдельные
голоса "Предательство", "А как же мы?") Не знаю какие планы
были у валар, а мы, эльфы, по своей врожденной доброте и
благородству даже для неполноценной смертной расы сумеем
обеспечить полноценную жизнь и смерть в специально отведенных
местах. А Моргота я уже один раз вынес на пинках, а теперь и
вовсе убью. Во славу Илюватора!!! (Гром рукоплесканий в котором
еле слышно скандирование "Эру, Нольдорцы, Фе-а-нор!")
И под красными знаменами произнес Феанор ужасную клятву, и
его сыновья клялись вместе с ним. Поклялись они ненавидеть и
преследовать любое существо, которое завладеет сильмарилями,
без различия политической и расовой принадлежности.
Против Феанора попытался выступить Фингольфин, которому
исполнение королевских обязанностей еще не наскучило. Он
попробовал призвать нольдор не делать глупостей, справедливо
полагая, что, оставшись здесь, при помощи валар еще можно будет
каким-нибудь образом убрать Феанора со сцены, а в Средиземье,
где опора только на собственные силы, скорее всего, Феанор
уберет его самого. Но эта попытка успеха не имела, и
Фингольфину с сыном чуть было не намяли бока, приговаривая, что
из Фингольфина очень даже просто может получиться Фингалфин.
Благоразумный Финарфин после этого посоветовал утихнуть, и
действовать пока негласно. Сам он и вовсе не выступал, памятуя,
что Фонарьфин Фингалфина немногим лучше. Однако, его дочь
Галадриель, хоть и не клялась ни в чем, тоже была за исход --
ей уже виделось свое собственное королевство, ну, в крайнем
случае, герцогство на новых землях. Это внесло еще больший
раскол в многочисленную родню, и в конце концов Феанор склонил
нольдорцев к походу.
Валар хранили молчание: Манве решил, что удерживать их
себе дороже, а для эстетики и дизайна тронов вполне хватало и
ваньяр.
Однако, к началу переселения агенты Фингольфина успели
провести немалую работу, и поэтому движение начали две
отдельные группы -- одна поддерживала Феанора, а другая
состояла из партии Фингольфина-Финарфина.
Впрочем, ушел все же не весь нольдор. Процентов десять
отказались, причем все как один исключительно из любви к
Валинору, а не из страха перед опасностями.
Когда Феанор вышел из ворот города, прибежал, наконец-то,
посланец Манве, и сказал речь в том смысле, что валар, конечно,
никого не хотят запугивать, но, тем не менее, уходить
настойчиво не рекомендуют. Тем более, что Мелькор -- он,
конечно не валар, потому что сволочь, но в остальном
точь-в-точь такой же, и бороться с ним будет немножко сложно.
Но Феанор ответил набором лозунгов про все те же годы
упорного труда и века великого счастья. И добавил:
-- Скажи этому Манве, что если Феанор Моргота и не
свергнет, он хоть не будет праздно сидеть в печали, а будет
воевать до последней капли крови своего народа. Вы меня еще не
знаете! Вы меня знаете с хорошей стороны, но вы меня узнаете и
с плохой стороны. Придут валар ко мне проситься, я их на порог
не пущу !
Ошарашенный такой наглостью, посол Манве сделал шаг назад,
споткнулся и упал. Нольдорцы решили, что это раболепный поклон,
и окончательно поверили в Феанора. А позади плелись
фингольфинцы, и среди них не было такого обожания вождя, потому
что, с одной стороны, его братья всячески интриговали против
похода, а с другой стороны, молодые и честолюбивые сыновья
пытались часть народного энтузиазма направить на себя.
Добравшись до побережья, Феанор попытался склонить на свою
сторону телери, надеясь убить таким образом двух зайцев:
приобрести корабли и ослабить Валинор. Телери оказались в
сложном положении -- спереди Феанор с войском, а сзади валары с
могуществом. Несчастные телери растерялись, и не придумали
ничего лучшего, чем взяться уговаривать Феанора "не делать
этого" -- чего "этого", они и сами не очень понимали. Но
нормально разговаривать с Феанором было уже бесполезно и
опасно, как с любым другим шизофреником.
Не вслушиваясь в слова о братской любви и традициях
добрососедства, Феанор понял главное -- кораблей ему никто не
даст, и вместо двух зайцев теперь придется убивать эльфов,
причем в количествах гораздо больших. И обнажились тогда мечи,
и началась кровавая битва. Резня шла по всей округе, а
подоспевшие великодушный Фингольфин и благоразумный Финарфин
ударили телерям с тыла, и довели дело до логического конца, ибо
все нольдорцы как-то сами собой вдруг стали свирепыми и
ужасными. Переправа началась, но не сразу, ибо сначала
нольдорцам пришлось выслушать Мандоса, который все-таки пришел
сказать пару ласковых проклятий на прощание.
-- Алло, ребята! Хотите прорицание? Ни хрена у вас там в
Средиземье путного не выйдет! Вас будут резать враги, друзья, и
все остальные. Кого порезать не успеют, тот сам с горя
повесится, и ваши души попадут к мне, и я уж о них
позабочусь... А те, кто останутся в живых, позавидует мертвым.
Впрочем, кто не клялся, может еще вернуться и попросить
прощения. Да здравствует Эру!
Свирепые и ужасные нольдорцы задрожали, некоторые упали в
обморок. Но Феанор не растерялся:
-- Кто согласится остаться -- трус и предатель, и будет
расстрелян на месте. Но силой я никого не держу, желающие могут
сделать шаг вперед. Нет желающих? Прекрасно. Во славу
Илюватора... к погрузке... марш!
Но благоразумный Финарфин сумел поотстать, и пока Феанор
говорил гневные слова, во главе своего отряда в предельном
темпе двигался обратно. Валар закрыли глаза на их участие в
резне у верфей, тем более, что сокращение числа телери ими как
большая трагедия не воспринималось, и усадили Финарфина у
тронов великих вновь. Феанор, узнав об этом, думал было
Финарфина проклясть, но за делами как-то забылось. А дел было
выше крыши: на взятые с боем корабли помещалось не все войско,
а идти через полюс не хотелось даже самым фанатичным.
Нефанатичные же давно поняли, какого дурака сваляли, а в
команде Фингольфина Феанора вообще прокляли. Феанор взял это
себе на заметку, и со своим отрядом попросту сел на корабли и
отправился не попрощавшись, оставив фингольфинцев проклинать
его и дальше. Высадившись на берег, он отдал приказ корабли
сжечь, сказав:
-- Баба с возу -- кобыле легче. От братьев все равно толку
не было. Великодушный Фингольфин же, увидев столбы дыма и поняв
что его предали, несколько подвинулся в уме. Вместо того, чтобы
облегченно вздохнуть и повернуть обратно в Валинор, он повел
своих сподвижников именно туда, куда они меньше всего хотели
идти -- в Средиземье через Северный полюс. И как ни странно, по
ходу этого путешествия несчастные эльфы злились исключительно
на Феанора, который был уже почти ни при чем, а
непосредственный руководитель Фингольфин не получил и сотой
доли тех проклятий.
Пока в Валиноре происходили описанные события, жизнь в
Средиземье текла своим чередом. Тингол и Мелиан быстро и почти
бескровно стали повелителями всех эльфов Белерианда -- и
отказавшихся от эмиграции авари, и заплутавших телери.
Постепенно эти два народа перемешались и переименовали себя в
"Синдар", по случаю чего у Тингола и Мелиан родилась
дочь-красавица Лютиен.
Примерно в те же времена вторично появились на свет гномы,
и сразу же принялись рыть землю и долбить камень. В тех местах,
где они обитали, земля была усеяна столбиками с надписью
"Осторожно! Глубже 1.5 м не копать!". Но надписи были сделаны
по-гномьи, эльфы их не понимали, и то и дело обрушивали
какой-нибудь подземным дворец, так что большой дружбы между
телери все еще бродили по западному побережью, которое
называлось Белерианд, описывая по нему круги и восьмерки, пока
вдали не раздался третий гудок. И вот тут-то и выяснилось, что,
оказывается, телери тоже всю жизнь хотели на Запад, и теперь
принялись жаловаться на судьбу. Чтобы хоть как-то отвлечь их,
Ульмо послал к телери своего зама Оссе, и тот открыл в
Белерианде мореходное училище. На некоторое время наступило
затишье, но потом проект переселения эльфов всплыл вновь, были
сделаны соответствующие распоряжения, и Ульмо, выматерившись в
отключенный селектор, погнал все тот же ролкер опять в
Белерианд. Но тут уже поднял шум Оссе, который таким образом
мог остаться не у дел. Он развил бурную деятельность, и сумел
уговорить часть телери остаться, а для их лидера Сэрдана
пришлось учредить должность Главного Корабела. Но когда
транспорт все же отошел, в Белерианде опять обнаружились
опоздавшие. Нагруженные чемоданами и баулами, они столпились на
причале, с тоскою глядя на исчезающий вдали дымок, и с тоски же
подались в подданство Тинголу. Время показало, что они
поставили на правильную лошадь. А на ролкере среди телери
творился все тот же бардак. Теперь, плывя в Валинор, они
принялись громко печалится по Белерианду. К тому же Оссе в
своей мореходке учил их исключительно парусному делу, и, сидя в
металлической коробке под грохот дизелей, у эльфов начались
обмороки, невроз и меланхолия. Доведенный до белого каления,
Ульмо с размаху посадил ролкер на мель и заявил, что Мелькор
пусть их дальше везет, а он, Ульмо, всегда был против этой
затеи, и что он умывает руки.
Теперь телери принялись ныть, чтоб их сняли с этого
острова, и в конце концов добились своего -- их наконец-то
поселили в Валиноре, научив предварительно строить корабли и
плавать на них -- не без тайной надежды, что когда-нибудь они
все потонут естественной смертью, и станет поспокойней.
Жизнь в Валиноре потекла своим чередом. Ваньяр водили
хороводы вокруг действующего макета серебряного дерева, который
был очень похож на настоящий, только не светился, нольдорцы
искали драгоценные камни и открывали ювелирные мастерские, а
непоследовательные телери одухотворенно глядели на звезды, и
кидали нольдорские драгоценности в море -- просто так. Каждый
занимался своим делом. Дальше рассказ, в основном, пойдет о
нольдоре, так что не лишне назвать основных действующих лиц.
Король Финве имел трех сыновей от двух женщин, Феанора и
Фингольфина с Финарфином соответственно. Феанор был ученым и
оратором, Фингольфин -- храбрецом и силачом, а Финарфин --
красавцем и умником. Все это впоследствии привело к
неисчислимым бедам. У них у всех тоже были сыновья и дочери,
общим числом до пятнадцати штук, причем каждый имел свое
собственное имя, от перечисления которых стоит воздержаться --
все равно с маху не запомнить.
Несмотря на всю благословенность Валинора, у первой жены
Финве беременность протекала тяжело. Вскоре после рождения
Феанора она умерла, а смущенные этим валар с ходу сочинили
историю, что она просто очень устала, и ее дух отправился
подлечиться, а потом она когда-нибудь вернется. Финве сделал
вид, что этой сказке поверил, но ждать до когда-нибудь не
пожелал, и женился второй раз. Но пользы от этого было мало --
король не смог забыть свою первую жену, и поэтому баловал
Феанора неимоверно. И вырос Феанор властным, упрямым и
взбалмошным, хотя и талантами тоже был не обижен. Очень быстро
он стал ведущим специалистом по драгоценным и полудрагоценным
камням, известность получили также и его опыты в области
телевидения и языкознания. Но всеобщее признание и высокие
правительственные награды лишь развивали негативные стороны его
личности, и уже тогда Феанор с женой оказались на грани
развода.
А пока суть да дело, срок Мелькора подошел к концу. Он
снова предстал перед особой тройкой (Манве, Яванна, Мандос), и
увидел Мелькор величие и блаженство, а еще увидел эльфов,
благовоспитанно сидящих у ног великих, и ненависть переполнила
его: "Я на зоне срок мотаю, а у этих тут шестерки камешками
увешаны! Не для протокола мои слова тебе, начальник, для души:
попомните вы у меня Мелькора, во славу Илюватора и во веки
веков -- ..... (термин опущен), то есть аминь!"
И подал Мелькор апелляцию, в которой просил дать и ему
возможность что-нибудь сделать для свободного народа Валинора.
Мудрая Ниенна, которая сразу поняла, что это даст материал для
новых потоков слез и рыданий, шмыгая носом, присоединилась к
просьбе, и Манве купился. Для начала он назначил за Мелькором
оперативное сопровождение, но Мелькор как опытный рецидивист
быстро усыпил бдительность стражей, и надзор был снят. Впрочем,
поверили ему не все. Ульмо по-прежнему с Мелькором не
разговаривал, а Тулкас при встрече сжимал кулаки и кричал:
-- Гы-гы-гы, петух запроволочный, все одно недолго
паинькой продержишься, и тогда я тебя сделаю!
А Мелькор и вправду держался паинькой, старательно
втирался в доверие к эльфам, и распускал слухи, что они с самим
Феанором в натуре кореша. Но на самом деле Феанор Мелькора не
любил и при случае обзывал Морготом, видя в нем соперника и
конкурента. Свободное же от обзывательств время у Феанора
уходило на работу. В своей лаборатории он создал самое свое
знаменитое творение -- три сильмариля, похожие на алмаз
кристаллы, в которых горел смешанный свет обоих деревьев. Даже
исчезающе малая интенсивность накачки давала в них мощное
излучение, и все достижения лазерной технологии последующих
времен не могли превзойти сильмарилей. Есть подозрение, что это
удалось Феанору случайно, и не удивительно, что он дорожил
этими уникальными образцами, оказавшимися в его руках. Правда
Мелькор тоже хотел бы дорожить чем-нибудь таким, а поскольку
промышленное производство сильмарилей не планировалось, черная
страсть разгорелась в его гнусной душе. И Мелькор начал
действовать. Знаменитая фраза "разделяй и властвуй" тогда еще
не была сказана вслух, но сама идея витала в воздухе, и Мелькор
для начала научил одних эльфов делать мечи, а другим, указав на
это, пояснил, что нужно ответить стратегическим паритетом, и
вскоре по всему Валинору задымили кузницы, из которых тоннами
вывозили мечи, сабли, шпаги, топоры, штык-ножи и бронежилеты.
Валар ничего не замечали. Затем Мелькор собрал митинг, на
котором выступил с резкой критикой Валар за то, что Средиземье
оставлено каким-то там смертным людям. Валар опять это
прошляпили. Следующим шагом Мелькора была публикация
документов, из которых следовало, что Фингольфин с сыновьями
задумал убрать Феанора при поддержке валар, которым нужны
сильмарили. Фингольфину же с братом он подкинул информацию о
том, что Феанор готовит их изгнание, причем самое обидное, что,
по логике вещей, и то и другое было очень похоже на правду.
Валар признаков жизни по-прежнему не подавали. Начались
беспорядки, и Финве созвал сыновей на совет. Первым приехал
Фингольфин, и с ходу принялся жаловаться на Феанора, но тот был
легок на помине. С непривычки цепляясь мечом за шторы и грозно
поблескивая шлемом, он вошел, когда брат был на самом
патетическом месте в своей речи. Последовала безобразная сцена,
во время которой Феанор махал мечом и грозился всех порезать.
Фингольфин благоразумно промолчал, и при первой же возможности
сбежал искать брата. Только теперь валар поняли, что нет мира
под деревьями. Последовали оргвыводы: Феанор был взят под
стражу, а у остальных участников беспорядков была взята
подписка о невыезде. Поскольку же в беспорядках участвовал
практически весь нольдор, получилось, что впервые в истории
невыездным был объявлен целый народ.
После первых же допросов прояснилась роль Мелькора, и
Тулкас, радостно хохоча, побежал его ловить. Но Феанора не
отпустили -- он был признан виновным в незаконном изготовлении
и ношении холодного оружия, вооруженном шантаже и оскорблении
величества. Учитывая соотношение смягчающих и отягчающих
обстоятельств, ему присудили двенадцать лет высылки с
намордником -- сущие пустяки для бессмертного эльфа. Но Феанор
оскорбился, окончательно обиделся на брата, и в таком вот
настроении был этапирован в изгнание. Финве, позабыв
королевское достоинство, отправился за ним, бросив царство на
Фингольфина.
Через некоторое время туда добрался и Мелькор, обдуривший
Тулкаса как мальчика с помощью дешевых факирских трюков, и
принялся за демагогию. Он льстил, грозил, врал, говорил правду
-- делал все, чтобы привлечь Феанора на свою сторону, но в пылу
проговорился, и Феанор понял его игру. Он назвал Мелькора
козлом, спустил с лестницы -- это могучего Валара-то, вот
позор, а Финве, поняв, что это хорошо не кончится, послал вне
расписания оперативную сводку для Манве.
Валар, по своей укоренившейся привычке, держали совет, и
лишь только Тулкас дергался, когда приходили сообщения, что
кого-то похожего на Мелькора видели то тут то там. Тени
удлиннялись, а потом, когда стало ясно, что Мелькор покинул
Валинор, они снова укоротились. Но в воздухе уже попахивало
нехорошим.
Дальновидец и прозорливец Манве мудро вычислил, что
Мелькор отправится в развалины своей старой базы, на север. Но
подлый Мелькор отправился на юг, заставив таким образом Тулкаса
и Ороме впустую оглашать полярные просторы цоканьем подков и
дурацким смехом.
В те времена на югах проживала некая Унголиант, кадавр,
неудовлетворенный желудочно, и Мелькор предложил ей контракт:
она делает все, что ему нужно, а он ей дает все, что она
пожелает. Юридическая безграмотность в те времена была ужасной,
и туманная формулировка не вызвала протестов. Унголиант в
совершенстве владела технологией СТЕЛС, и, накрывшись,
плащ-палаткой со свето-радиопоглощающим покрытием, они с
Мелькором пошли заходить с тыла.
Момент был выбран удачно -- Манве, чтобы сгладить
впечатление от недавнего разгона демонстраций, задумал устроить
Праздник Урожая. К тому же смутное предчувствие шевелилось в
нем и создавало неприятное ощущение. "Пусть порадуются, --
думал Манве, глядя на веселых эльфов, -- в последний-то
раз...". И вправду, нольдор и ваньяр нарадовались вволю, и к
вечеру на улицах не осталось ни одного эльфа, стоящего на
ногах, все лежали и спали. Лишь из-за гор, со стороны селений
бестолковых телери, еще слышались музыка и песни. Для создания
вящего эффекта безмятежности на гулянку было приказано явится и
Феанору, и он подчинился, но прибыл в нарочито драном ватнике и
стоптанных кирзачах, а Финве сказал:
-- Я король, и я же отец врага народа. Неудобно как-то.
Вот снимете с парня судимость, тогда и царить приду.
"Ага, -- подумал и.о. короля Фингольфин. -- Я прямо
исстрадался, жду -- не дождусь, когда же ты меня обратно с
трона погонишь." Но потом, по ходу пира, становясь все более и
более радостным, он расчувствовался, и нахлынули на Фингольфина
братские чувства.
-- Феанорчик, братан, ты уж извини... Вот видишь меч ? Так
я его сейчас сломаю. Тьфу ты, не ломается, зараза, ну ладно. Я
для тебя теперь что хошь сделаю -- ну хочешь, вот еще налью? И
пойду с тобой куда угодно тоже...
Трезвый и, как следствие, мрачный Феанор злобно смотрел на
брата, ничего не говоря.
А в это время Мелькор и Унголиант, принявшая образ
огромной паучихи, подбирались к деревьям, и наконец она вонзила
в них свой черный клюв, высасывая свет, а Мелькор радостно
прыгал рядом и тыкал в стволы копьем, приговаривая: "Так тебе и
надо, мало шоколада!" -- непонятно кого имея в виду --
Илюватора или Манве. Так в Валинор пришла тьма. Песни смолкли,
танцы прекратились, а тени удлиннились неимоверно. В
наступившей темноте были слышны только причитания телери,
которым вновь что-то не нравилось.
Но Манве со своего высокого трона посмотрел вдаль, и
взгляд его пронзил ночь, и там, за мраком, он увидел
низколетящий высокоскоростной объект. И понял Манве, что
Мелькор приходил и ушел, так же ясно, как Штирлиц в аналогичной
ситуации ясно и уверенно опознал лыжников. Началось
преследование, но Унголиант отстрелила пакет инфракрасных
ловушек, и еще долго бегал в темноте Тулкас, нанося удары в
пустоту. Мщение Мелькора свершилось.
Тем временем в Валиноре сработала система аварийного
освещения -- на небе загорелись звезды. Эльфы, наконец, смогли
найти дорогу к валарской резиденции, и окружили ее толпой, еле
сдерживаемой охраной. Яванна, осмотрев деревья, сообщила:
-- Плохо дело. У меня запчастей нет, разве что стрельнуть
у кого... Я, конечно, ничего такого в виду не имею, но вот
сильмарили как раз бы подошли.
И тогда заговорил Манве:
-- Осужденный Феанор, вам команда ясна?
Но Феанор молчал. Тогда в разговор вступил грозно
ухмыляющийся Тулкас:
-- Ты чо, мужик, обурел в корягу? Страх потерял? Я вот
дурак, а и то понимаю, что раз эту страну сделали мы, так и
все, что тут сготовлено, тоже наше. А что не наше, так тоже
наше, хе-хе-хе.
-- Заткнись ты со своими остротами, -- оборвал Тулкаса
Ауле, лучше других понимавший сердца трудового народа -- Дай
хоть подумать, перед тем как отбирать, может, и сам отдаст.
И тогда Феанор с горечью заговорил:
-- Срок дали, стакана не налили, заточку отобрали -- а
теперь и последнюю радость вам отдай! -- он рванул на груди
фуфайку и залился слезами.
-- Все, все что нажито честным трудом, я жить не буду!
Мелькор, падла, правду говорил -- гады все вы, один другого
стоит.
Мандос ответил "Ты сказал", и занес речь Феанора в
протокол, чтобы потом добавить срок. А Ниенна встала, поднялась
на холм и так зарыдала, что потоки слез смыли с холма грязь и
мусор, а в низинах произошли небольшие наводнения. Она
оплакивала все происшедшее, но когда ее грустная песня подошла
к концу и Ниенна начала чуть-чуть успокаиваться, прибыл
начальник охраны с места ссылки Феанора и рассказал такое, что
слезы вновь полились в три ручья -- никогда еще у Ниенны не
было такого удачного дня. Оказалось, что Мелькор ограбил тайное
хранилище, в котором хранил все, что уцелело при обыске, а
попытавшегося помешать Финве убил со зверской жестокостью.
И тогда Феанор встал, и, воздев перед Манве руки, проклял
Мелькора, и назвал его Морготом. Потом он вновь воздел руки, и
проклял тот час, когда его привели на пир. Феанор был в запале,
и хотел заодно проклясть чего-нибудь еще, но воздетые руки
устали, и остальные проклятия пришлось пока что отложить.
Тем временем Моргот и Унголиант пришли к развалинам
Ангбанда, и таким образом мудрое предвидение Манве сбылось, он
только со временем не подгадал, а так все было верно. Началась
дележка добычи, и тут-то Моргот и понял, какого дурака свалял,
пообещав подельщице "все, что хочешь". Осыпая его потоками
оскорблений, он выманила себе почти всю добычу, но когда дело
дошло до сильмарилей, Моргот уперся. Слово за слово, дело дошло
до рукоприкладства, и последовал неизбежный сюжет схватки двух
злодеев. Конечно, схватка лисы Алисы и кота Базилио в фильме
про Буратино гораздо менее грандиозна, но общий стиль был
похож. В критический момент Моргот закричал, на крик сбежались
бичи Барлоги во главе с бомжем Сауроном, и все вместе они все
же убедили подругу в том, что она неправа. Пристыженная
Унголиант вернулась к себе на юга, и там вскоре умерла в голоде
и нищете. Моргот же восстановил Ангбанд, возвел трехглавую гору
Тангородрим и привел в порядок распустившихся за время его
отсидки приспешников и слуг, как-то: демонов, зверей,
орков-мутантов и так далее. Там же он выковал себе корону, и
вправил туда все три сильмариля, но поскольку при работе не
соблюдал технику безопасности, то получил лучевые ожоги рук, и
страдал от болей всю оставшуюся жизнь.
Когда стало известно что Моргота уже не поймать, началась
в Валиноре грусть. Траур был организован образцово: валар
засели в своем дворце, вокруг дворца плакали майяр и ваньяр,
нольдорцы плакали в городе, Ниенна все еще страдала на холме,
лишь плач телери слышался со всех сторон -- как всегда, без
царя в голове, они так и не выбрали себе для грусти постоянного
места.
Сказал бог: Прокляну!
Сказал бог: Прокляну!
И проклял...
Неожиданно в городе появился Феанор, и призвал всех прийти
к дому короля. Конечно, валар могли бы это пресечь, тем более
что срок у него еще не кончился, и формальный повод для ареста
имелся, но времена были уже не те, и поэтому митинг был начат
быстро и без помех.
Свирепыми и ужасными были его слова, полными ярости и
гордыни. Слушая их, нольдорцы в возбуждении своем дошли до
безумия, и каждую фразу встречали восторженным ревом, в котором
смешивалось "Да здравствует наш дорогой вождь и учитель товарищ
Феанор", "Хайль" и "Нех жие!".
-- Так называемые валары, -- надсаживался он в мегафон, --
довели страну до развала! (Аплодисменты). Их преступная
беспечность по вопросам обороны лишила жизни моего отца,
имущества меня, лишила света весь мир. (Аплодисменты, крики
"Долой", скандирование "Моргот, МандОс -- едино пес"). Но они
не смогли лишить нольдор самого главного -- они не смогли
лишить вас великого короля, которым теперь по праву буду я!
(Аплодисменты, переходящие в овацию. Все, кто еще не стоят,
встают. Выкрики "Три года упорного труда и десять тысяч лет
великого счастья!", "Планы Феанора -- планы народа!", "Чем
больше мы будем работать, тем больше мы будем есть!") Поэтому я
говорю -- месть Морготу, и презрение его родичам. Нас ждут
новые жизненные пространства на востоке, на которых валар хотят
поселить какую-то неполноценную расу смертных. (Шум, отдельные
голоса "Предательство", "А как же мы?") Не знаю какие планы
были у валар, а мы, эльфы, по своей врожденной доброте и
благородству даже для неполноценной смертной расы сумеем
обеспечить полноценную жизнь и смерть в специально отведенных
местах. А Моргота я уже один раз вынес на пинках, а теперь и
вовсе убью. Во славу Илюватора!!! (Гром рукоплесканий в котором
еле слышно скандирование "Эру, Нольдорцы, Фе-а-нор!")
И под красными знаменами произнес Феанор ужасную клятву, и
его сыновья клялись вместе с ним. Поклялись они ненавидеть и
преследовать любое существо, которое завладеет сильмарилями,
без различия политической и расовой принадлежности.
Против Феанора попытался выступить Фингольфин, которому
исполнение королевских обязанностей еще не наскучило. Он
попробовал призвать нольдор не делать глупостей, справедливо
полагая, что, оставшись здесь, при помощи валар еще можно будет
каким-нибудь образом убрать Феанора со сцены, а в Средиземье,
где опора только на собственные силы, скорее всего, Феанор
уберет его самого. Но эта попытка успеха не имела, и
Фингольфину с сыном чуть было не намяли бока, приговаривая, что
из Фингольфина очень даже просто может получиться Фингалфин.
Благоразумный Финарфин после этого посоветовал утихнуть, и
действовать пока негласно. Сам он и вовсе не выступал, памятуя,
что Фонарьфин Фингалфина немногим лучше. Однако, его дочь
Галадриель, хоть и не клялась ни в чем, тоже была за исход --
ей уже виделось свое собственное королевство, ну, в крайнем
случае, герцогство на новых землях. Это внесло еще больший
раскол в многочисленную родню, и в конце концов Феанор склонил
нольдорцев к походу.
Валар хранили молчание: Манве решил, что удерживать их
себе дороже, а для эстетики и дизайна тронов вполне хватало и
ваньяр.
Однако, к началу переселения агенты Фингольфина успели
провести немалую работу, и поэтому движение начали две
отдельные группы -- одна поддерживала Феанора, а другая
состояла из партии Фингольфина-Финарфина.
Впрочем, ушел все же не весь нольдор. Процентов десять
отказались, причем все как один исключительно из любви к
Валинору, а не из страха перед опасностями.
Когда Феанор вышел из ворот города, прибежал, наконец-то,
посланец Манве, и сказал речь в том смысле, что валар, конечно,
никого не хотят запугивать, но, тем не менее, уходить
настойчиво не рекомендуют. Тем более, что Мелькор -- он,
конечно не валар, потому что сволочь, но в остальном
точь-в-точь такой же, и бороться с ним будет немножко сложно.
Но Феанор ответил набором лозунгов про все те же годы
упорного труда и века великого счастья. И добавил:
-- Скажи этому Манве, что если Феанор Моргота и не
свергнет, он хоть не будет праздно сидеть в печали, а будет
воевать до последней капли крови своего народа. Вы меня еще не
знаете! Вы меня знаете с хорошей стороны, но вы меня узнаете и
с плохой стороны. Придут валар ко мне проситься, я их на порог
не пущу !
Ошарашенный такой наглостью, посол Манве сделал шаг назад,
споткнулся и упал. Нольдорцы решили, что это раболепный поклон,
и окончательно поверили в Феанора. А позади плелись
фингольфинцы, и среди них не было такого обожания вождя, потому
что, с одной стороны, его братья всячески интриговали против
похода, а с другой стороны, молодые и честолюбивые сыновья
пытались часть народного энтузиазма направить на себя.
Добравшись до побережья, Феанор попытался склонить на свою
сторону телери, надеясь убить таким образом двух зайцев:
приобрести корабли и ослабить Валинор. Телери оказались в
сложном положении -- спереди Феанор с войском, а сзади валары с
могуществом. Несчастные телери растерялись, и не придумали
ничего лучшего, чем взяться уговаривать Феанора "не делать
этого" -- чего "этого", они и сами не очень понимали. Но
нормально разговаривать с Феанором было уже бесполезно и
опасно, как с любым другим шизофреником.
Не вслушиваясь в слова о братской любви и традициях
добрососедства, Феанор понял главное -- кораблей ему никто не
даст, и вместо двух зайцев теперь придется убивать эльфов,
причем в количествах гораздо больших. И обнажились тогда мечи,
и началась кровавая битва. Резня шла по всей округе, а
подоспевшие великодушный Фингольфин и благоразумный Финарфин
ударили телерям с тыла, и довели дело до логического конца, ибо
все нольдорцы как-то сами собой вдруг стали свирепыми и
ужасными. Переправа началась, но не сразу, ибо сначала
нольдорцам пришлось выслушать Мандоса, который все-таки пришел
сказать пару ласковых проклятий на прощание.
-- Алло, ребята! Хотите прорицание? Ни хрена у вас там в
Средиземье путного не выйдет! Вас будут резать враги, друзья, и
все остальные. Кого порезать не успеют, тот сам с горя
повесится, и ваши души попадут к мне, и я уж о них
позабочусь... А те, кто останутся в живых, позавидует мертвым.
Впрочем, кто не клялся, может еще вернуться и попросить
прощения. Да здравствует Эру!
Свирепые и ужасные нольдорцы задрожали, некоторые упали в
обморок. Но Феанор не растерялся:
-- Кто согласится остаться -- трус и предатель, и будет
расстрелян на месте. Но силой я никого не держу, желающие могут
сделать шаг вперед. Нет желающих? Прекрасно. Во славу
Илюватора... к погрузке... марш!
Но благоразумный Финарфин сумел поотстать, и пока Феанор
говорил гневные слова, во главе своего отряда в предельном
темпе двигался обратно. Валар закрыли глаза на их участие в
резне у верфей, тем более, что сокращение числа телери ими как
большая трагедия не воспринималось, и усадили Финарфина у
тронов великих вновь. Феанор, узнав об этом, думал было
Финарфина проклясть, но за делами как-то забылось. А дел было
выше крыши: на взятые с боем корабли помещалось не все войско,
а идти через полюс не хотелось даже самым фанатичным.
Нефанатичные же давно поняли, какого дурака сваляли, а в
команде Фингольфина Феанора вообще прокляли. Феанор взял это
себе на заметку, и со своим отрядом попросту сел на корабли и
отправился не попрощавшись, оставив фингольфинцев проклинать
его и дальше. Высадившись на берег, он отдал приказ корабли
сжечь, сказав:
-- Баба с возу -- кобыле легче. От братьев все равно толку
не было. Великодушный Фингольфин же, увидев столбы дыма и поняв
что его предали, несколько подвинулся в уме. Вместо того, чтобы
облегченно вздохнуть и повернуть обратно в Валинор, он повел
своих сподвижников именно туда, куда они меньше всего хотели
идти -- в Средиземье через Северный полюс. И как ни странно, по
ходу этого путешествия несчастные эльфы злились исключительно
на Феанора, который был уже почти ни при чем, а
непосредственный руководитель Фингольфин не получил и сотой
доли тех проклятий.
Пока в Валиноре происходили описанные события, жизнь в
Средиземье текла своим чередом. Тингол и Мелиан быстро и почти
бескровно стали повелителями всех эльфов Белерианда -- и
отказавшихся от эмиграции авари, и заплутавших телери.
Постепенно эти два народа перемешались и переименовали себя в
"Синдар", по случаю чего у Тингола и Мелиан родилась
дочь-красавица Лютиен.
Примерно в те же времена вторично появились на свет гномы,
и сразу же принялись рыть землю и долбить камень. В тех местах,
где они обитали, земля была усеяна столбиками с надписью
"Осторожно! Глубже 1.5 м не копать!". Но надписи были сделаны
по-гномьи, эльфы их не понимали, и то и дело обрушивали
какой-нибудь подземным дворец, так что большой дружбы между