Ну и как в таких условиях выйти на дистанцию, необходимую для допроса с применением активной суггестии?
Единственный выход – заявиться в дом абсолютно незваными гостями и привести телохранителей и охранные системы в состояние, не позволяющее помешать вдумчивой беседе с хозяином.
Похожий план действий Лесник предложил в отправленном Юзефу рапорте. Но обер-инквизитор в ответном послании категорически запретил подобную самодеятельность.
Случись такое в старое доброе время, когда Лесник работал в одиночку, – он бы, пожалуй, рискнул нарушить запрет. Победителей не судят... Но Диана куда более дисциплинированно относилась к директивам начальства. Не зря, ох не зря обер-инквизитор определил ее в постоянные напарницы излишне своевольному подчиненному...
Придется подбираться к господину Юхану медленно, осторожно, сужающимися кругами, – словно акулы к качающейся на волнах жертве кораблекрушения. Вот только бы не оказались у этой «жертвы» зубки подлиннее, чем у морских хищниц.
5.
От кого – в незнакомом городе и незнакомой стране – можно узнать подробности из жизни весьма скрытного владельца и по совместительству директора небольшого рыбодобывающего предприятия? Подробности, не освещаемые газетной хроникой? От его подчиненных, разумеется.
Когда подчиненные охотнее всего перемывают косточки начальству? Естественно, в процессе совместного потребления горячительных напитков.
Где оное потребление чаще всего имеет место? В ближайших от места работы или службы питейных заведениях.
Таков закон жизни, и не важно, происходит ли дело в России или на загнивающем Западе, много десятилетий формировавшем принципы корпоративной этики...
Подобными рассуждениями руководствовался Лесник, направившись в расположенную в непосредственной близости от Эсбьергского рыбного порта забегаловку. Впрочем, выглядело заведение, именовавшееся «У Старого Боцмана», вполне прилично.
Над стойкой возвышался рыжебородый мужчина – и его роскошная борода отчего-то показалась Леснику приклеенной.
– Да, я и есть старый боцман, – подтвердил мужчина и демонстративно поправил висящую на груди латунную боцманскую дудку. – А вам нужен кто-то еще?
– Нет, Теодор Валевски направил меня именно к вам.
– Старина Тео? – оживился боцман с дудкой. – Давненько не видал его... И как он поживает? Все ищет свои призраки?
– Превосходно поживает! – улыбнулся Лесник. – Дай Бог всем нам так поживать в его годы... И призраки ищет, как же без этого?
– Да, вот и я всегда говорил своей жене Яне: если человек чем-то так увлечен, то это навсегда, до могилы...
Коли уж речь зашла о жене, решил Лесник, – некое взаимопонимание достигнуто. (Интересно, какая она, Яна Боцман? Небось, этакая белокурая валькирия, настоящая боевая подруга викинга...) И сказал:
– Валевски говорил, что именно в вашем заведении я могу узнать кое-какие подробности об одном человеке. О Юхане Азиди.
Бармен пожал плечами.
– Что-то все подряд стали интересоваться этим красавчиком...
– Меня кто-то опередил? – Лесник постарался изобразить тревогу на лице. – У нас с компанией господина Азиди назревает крупная коммерческая сделка, и конкуренты совсем нежелательны. Не припомните, кто именно занимался расспросами?
– Визитку он мне не вручал, – вновь пожал плечами бармен. – И приветов от Валевски, кстати, не передавал... Поэтому я сказал ему чистую правду: Юхан Азиди у меня не выпивает, так что и говорить не о чем. А кто такой, откуда, – понятия не имею. По-датски говорит, но нездешний, судя по выговору – немец.
– А-а-а, вот оно что... – понимающе протянул Лесник, ровным счетом ничего не понявший. И кивнул – дескать, они самые, конкуренты проклятые...
– На какой машине он приезжал, не заметили?
– Не заметил...
– И давно это было?
– Да недавно совсем, двух месяцев не прошло.
М-да... Несколько иной темп жизни в глухой провинции, слишком мало событий происходит – и два месяца для здешних обывателей «совсем недавно».
Так что же за «конкуренты» интересовались господином Азиди? Не шустрые ли ребята из серого «форда»? Лесник задал Боцману еще пару вопросов, но ответы ничуть не прояснили дело. Затем вновь вернулся к главной цели своего визита. Оказалось, что в последние две недели к Старому Боцману каждый вечер наведывается некий оставшийся без работы моряк – до недавнего времени служивший старшим помощником на одном из судов Азиди.
Ну что же, если бывший старпом обижен на бывшего своего хозяина – источник информации идеальный. А судя по всему, так оно и есть, – не просто найти работу в умирающем бизнесе, да еще в середине сезона.
– Все его называют папаша Колен, – пояснил Боцман. – И вы будете называть, как только разопьете с ним бутылочку. Пока присаживайтесь, закажите чего-нибудь, скоро он должен заявиться.
Па-а-анятно. Для любого бармена любой перешагнувший порог бара человек в первую очередь потенциальный покупатель, от кого бы ни передавал приветы.
– Что будете брать – пиво, коктейль или что-нибудь покрепче? Кстати, у нас прекрасный выбор водки. Прямая поставка из России! – Боцман с гордостью указал рукой на полку за спиной. Там громоздилась целая батарея бутылок самых причудливых форм, оснащенных яркими крикливыми этикетками – «Rasputin» и просто «Putin», «Yeltsin», «Smirnoff», «Zjuganoff» и что-то еще. На каждой этикетке красовалась соответствующая физиономия.
Поколебавшись, Лесник выбрал «смирновскую» и стал ждать папашу Колена. Не самое скандинавское имя, кстати. Больше похоже на французское. Впрочем, Валевски говорил, что составы экипажей здешних рыболовных судов весьма интернациональны – кроме собственно датчан, хватает жителей других скандинавских стран, немцев, британцев, поляков, голландцев... Языковый барьер встать перед Лесником не мог, любой местный рыбак способен объясниться на немецком или английском.
Время шло. «Смирновская» медленно убывала. Число посетителей, наоборот, увеличилось. Но папаша Колен упорно не желал появляться на горизонте и объясняться с Лесником на немецком или английском. Равно как и на французском, которым Лесник вообще-то не владел...
Наконец к его столику подошел Боцман, только что о чем-то поговоривший с компанией сидевших в углу рыбаков.
– Старина Колен, похоже, задерживается... – сказал он. – Странно, в последнее время по нему можно было часы проверять. Но сейчас к вам подсядет парнишка, Мартин, плававший вместе с Коленом, и вместе с ним списанный на берег. И расскажет для начала одну историю – он ее в последнее время всем подряд рассказывает. Вы не обижайтесь, но я сказал, что выпивка за ваш счет.
...Мартин оказался совсем молодым, лет двадцать с небольшим, и юношеское его лицо было густо усыпано веснушками. А история его звучала так:
– Все началось с того, что тем вечером мне абсолютно не шла карта...
6.
Ходовую рубку освещал лишь мертвенный, зеленоватый свет радарного экрана и тускло перемигивающиеся лампочки на пульте автоштурмана. Ночью в открытом море от вахтенных требовалось только следить за показаниями приборов. Да и то не каждую секунду.
– Бью короля, – спокойно сказал старший помощник, отзывавшийся, не чинясь, на прозвище «папаша Колен».
Мартин принялся перебирать свои карты – хотя было их всего три.
– Да не мучайся ты так! – сочувственно улыбнулся папаша Колен. – Лучше сразу лезь под стол. И учти, кукарекать тебе пятнадцать раз.
Мартин с грустью посмотрел на низкий штурманский столик, места под которым могло хватить только для него. Старпом туда никогда бы не поместился. Возможно, именно поэтому он ни разу и не проигрывал. Обреченно вздохнув, Мартин выбрал карту и положил ее на стол. Папаша Колен хищно прищурился и собрался что-то сказать, как вдруг в рубке раздался пронзительный писк.
Карты тотчас были забыты. Оба вахтенных бросились к экрану локатора.
– Кажется, что-то дрейфует... Прямо у нас по курсу, – пробормотал папаша Колен и положил правую руку на рукоять машинного телеграфа. Мартин вытянул шею и заглянул ему через плечо. Действительно, бегущий по кругу луч раз за разом высвечивал небольшое пятнышко.
– Что-то очень маленькое. Наверное, шлюпка. Или просто кусок льда, – с видом знатока сказал он. Папаша Колен покосился на Мартина и усмехнулся, а затем взял в руки микрофон рации и одним движением левой руки переключился на аварийную волну:
– Говорит «Лизетт», датское рыболовное судно. Наш позывной SQ-23. Ответьте нам, пожалуйста.
Но в эфире царило молчание, нарушаемое лишь слабым шорохом и потрескиванием. Папаша Колен подождал несколько секунд, потом повторил:
– Говорит «Лизетт», наш позывной SQ-23. Если вы терпите бедствие, ответьте нам, пожалуйста.
Ноль реакции. Может быть, и вправду льдина. Да нет, отметка на экране как от металлического предмета. Выждав еще несколько секунд, папаша Колен рванул вниз рукоять машинного телеграфа.
– Стоп, машина! – и, обернувшись к Мартину, коротко приказал: – Поднимайся наверх, включай прожектор. Через пару минут они будут в двух-трех кабельтовых по правому крамболу.
...Луч прожектора несколько раз метнулся вправо-влево по темной воде, пока не нащупал белую шлюпку. Шлюпка явно не была пустой – даже с расстояния в четверть мили в ней виднелись силуэты людей.
На палубе траулера уже царило оживление. Четверо матросов сгрудились на правом борту, готовясь швырнуть в шлюпку конец.
– Странная посудина, в жизни такой не видел, – негромко сказал Мартин.
Папаша Колен его не услышал – он вовсю распоряжался на ходовом мостике: отдавал команды в переговорную трубу и шуровал рукоятками машинного телеграфа. Подрабатывая машиной на самых низких оборотах, траулер медленно приближался к шлюпке с терпящими бедствие.
– Эй, на баркасе! Ловите конец! – крикнул кто-то из матросов, когда до шлюпки осталось не более двадцати метров. Матрос размахнулся – и брошенный им канат с первого раза попал в шлюпку. Тотчас чьи-то руки подхватили его и намертво закрепили. Матросы на палубе «Лизетт» начали споро выбирать канат, и вскоре сопровождаемая лучом прожектора шлюпка стукнулась о борт траулера.
– Как там у вас? Есть раненые на борту? – крикнул кто-то из моряков, перегнувшись через леера и попытавшись заглянуть в шлюпку – О, Господи, что это такое и откуда?
Теперь в его голосе звучал неподдельный ужас.
Грохоча железными ступеньками, папаша Колен спустился с мостика. Лица матросов на палубе были белы, как мел. Мартин на прожекторной площадке прямо-таки пританцовывал от нетерпеливого желания узнать, что же произошло, – но покинуть свой пост без приказа не решался. Старпом тоже перегнулся через борт и заглянул в лодку.
С первого взгляда было ясно, что это мертвецы. Причем мертвецы жуткие, более всего напоминающие усохшие скелетоподобные мумии. Лодку шевельнуло волной, и в ярком луче прожектора на плечах у одного из мертвецов что-то блеснуло.
Нет, это не волна качнула лодку – это пошевелился сам мертвец. Медленно, будто в страшном сне или в фильме ужасов, он привстал. Судорожно поднял руку и оперся о плечо другого мертвеца. Затем с трудом перешагнул через банку и потянулся к спущенному с борта «Лизетт» веревочному трапу. Сбросивший трап матрос дернулся было вытянуть его обратно, но труп поднял вверх голову, запрокинув белое в луче прожектора лицо...
– Я лейтенант Говард Харпер, – тихо произнес мертвец. – Какой сейчас год?
И он снова оплыл на дно шлюпки.
Глава пятая. Святой Брендан – человек и госпиталь
1.
На табло над дверью лифта загорелась цифра «5». Было слышно, как кабина остановилась, затем дверцы бесшумно разъехались, выпустив в холл реанимационного отделения госпиталя святого Брендана нескольких пассажиров. Диана шла самой последней. Лесник, уже полчаса как отиравшийся у окна, бросился к ней.
– Наконец-то! Я уж совсем было решил, что придется пробираться к Харперу без тебя. А ты ведь знаешь, что в медицине я – полный ноль.
Диана огляделась по сторонам, потом отошла к окну и с облегчением поставила на пол тяжелую сумку. Вздохнула и укоризненно посмотрела на напарника.
– Лесник, я всегда знала, что ты немного сумасшедший. Но не настолько же! Зачем тебе этот несчастный, вообразивший себя пришельцем из будущего? Разве его случай может иметь отношение к нашему делу?
Лицо Лесника сделалось виноватым. Слегка. Он пожал плечами:
– Юзеф посчитал, что может. И не просто может – наверняка имеет. По крайней мере, утром я получил его распоряжение: немедленно разобраться с лейтенантом Харпером – если он действительно лейтенант и действительно Харпер. А когда Юзеф говорит «немедленно», значит...
– ...значит, всё должно было сделано еще вчера, – закончила за напарника Диана. – А ведь он знал, что именно минувшей ночью в Эсбьерг приходит контейнер.
– Что с контейнером, кстати?
– Никаких подозрительных телодвижений Юхан не совершал. Контейнер получил, приборы сгрузил на свой склад, литературу упаковал в другой контейнер, куда меньших размеров – металлический водонепроницаемый ящик. Не лично получил и упаковал, понятное дело, – руками своих подчиненных. Сам на складе так и не появился. Любопытно, кстати, что склад не на территории порта, что было бы вполне логично, а на городской окраине, подальше от сторонних глаз. И сидит наш арабо-датчанин по-прежнему тихо. Никаких посторонних поблизости не замечалось... Я сегодня утром немного поработала с двумя клиентами – с сотрудницей офиса Азиди и с охранником его склада: как только наметятся какие-либо сдвиги, у них возникнет непреодолимое желание мне позвонить.
– Отлично. Можно без помех заняться Говардом Харпером.
– Да откуда он вообще свалился на нашу голову?!
Лесник пожевал губами и задумчиво посмотрел в окно. С шестого этажа (датчане именовали его пятым) открывалась замечательная панорама: сбегающие к морю зеленые склоны холмов, освещенные ярким полуденным солнцем, крыши старых домов в портовой части города. Чуть дальше громоздились стрелы портовых кранов, мачты судов; за ними, на противоположной стороне пролива, темнели покатые холмы острова Фанё.
Он отвернулся от окна и посмотрел на Диану.
– Да, ты ведь совсем не в курсе этой истории... Я не стал передавать тебе рассказ юноши Мартина, бывшего свидетелем ее завязки, – решил тогда, что никакого отношения она к делу не имеет. Так вот, две недели назад в Северном море, немного восточнее Доггер-банки, судном нашего друга Азиди была подобрана шлюпка с военными моряками, якобы спасшимися с боевого корабля. Уточняю – с американского корабля.
– И один из них свихнулся от длительного стресса, – скептически прищурилась Диана. – В чем задача? Я должна его вылечить? Или выведать секреты ВМФ США?
– Дело в том, что никаких штатовских кораблей в здешних водах не гибло, – терпеливо пояснил Лесник. – Последние лет десять, как минимум.
Вопросительный взгляд Дианы был красноречивее всякой реплики. Но Лесник невозмутимо продолжил:
– В шлюпке находилось восемь человек. Семь трупов и один живой – лейтенант Говард Харпер. Сейчас он находится здесь, в реанимации. Я приложил немалые усилия, чтобы нам дали возможность посетить его, – впустую. Охраняют, как Саддама Хусейна. Надеюсь, у тебя получится... Задача: попытаться поговорить с этим человеком. Или хотя бы взглянуть на него и на его историю болезни, разузнать хоть какие-нибудь подробности случившегося. Ну и, естественно, выяснить, что думают по этому поводу врачи.
– А почему не ты? Зачем тебе понадобилось тратить несколько часов, чтобы дождаться меня?
Лесник снова вздохнул.
– Диана, не забывай, что мы не в России. Инквизиция имеет свои каналы, благодаря этим же каналам мы сейчас находимся здесь. Но, как ты понимаешь, даже удостоверения ФСБ тут абсолютно бессильны, – Лесник вздохнул и покосился на маячившего в другом конце холла мрачного парня в штатском. На груди у того висела портативная рация, а полу пиджака оттопыривала поясная кобура явно с чем-то крупнокалиберным.
– У меня есть пропуск, выписанный муниципальной канцелярией, – продолжил он. – Пропуск в госпиталь, но отнюдь не на отделение, где лежит Харпер. А возле его палаты еще отдельный пост – пятеро американских морпехов из охраны посольства в Дании. Но поскольку все наши контакты шли помимо официального МИД, никаких виз из Копенгагена – обязательных для иностранцев – на документе не имеется. То есть если кому-то придет в голову усомниться в наших полномочиях, он будет иметь полное право выставить нас за дверь. Но ты – именно ты – пройдешь сквозь все кордоны. Словом, вот этот пропуск. Держи его и попытайся раздобыть максимум информации.
С этими словами Лесник открепил от лацкана костюма закатанную в пластик карточку и протянул Диане. Та повертела документ в руках, после чего прикрепила на свой пиджак. Нагнулась, раскрыла дорожную сумку и вынула из нее тонкую папку с неразборчивым золотым тиснением. Затем нацепила на нос очки без диоптрий.
– Так будет солиднее. Ну, я пошла.
– Ни пуха тебе, доктор Диана!
– К черту!
2.
Как выяснилось, все опасения Лесника не имели ни малейших оснований. Чтобы пробраться к палате, занимаемой Говардом Харпером, Диане не потребовались ни грубые силовые методы, ни тонкое лицедейство... Даже ее суггестивные способности остались невостребованными.
Причина была проста: палата Харпера опустела. Птичка упорхнула, причем упорхнула в самом буквальном смысле. Вертолет, принадлежавший ВМФ США, взлетел с крыши госпиталя полчаса назад, и увез лейтенанта в компании его соотечественников. Диана, подъезжая, слышала шум вертолетного двигателя – но тогда не обратила внимания.
– Вы уверены, что это был действительно лейтенант Говард Харпер? – Диана оторвалась от созерцания опустевшей реанимационного стола и повернулась к медбрату. Парень в салатно-зеленом костюме с эмблемой госпиталя пожал плечами.
– По крайней мере, так было написано у него на именном жетоне.
– И это единственное, по чему удалось его опознать? Нашлись еще какие-нибудь документы у него или его коллег по несчастью?
Парень заинтересованно взглянул на Диану. Он вообще посматривал на нее с большим интересом, но с некоторой робостью – наглядно опровергая слухи о сексуальной раскрепощенности молодежи Запада. Возможна, «доктор из России» могла напоминать ему молодую школьную учительницу, в которую в старших классах был безответно влюблен Юхан – если верить прикрепленному к салатной куртке бейджу, старший медбрат реанимационного отделения оказался тезкой господина Азиди.
– Нет, ни единого документа не нашлось, – сказал Юхан, – ни у живого, ни у мертвых... Слышал краем уха, что у Харпера была с собой какая-то папка с бумагами, но увидеть ее не довелось. Думаю, на нее тоже наложили лапу американцы.
– Что вы еще предприняли для идентификации больного?
– Ну, мы отправили запрос в США, в ВМФ. Они очень удивились, но составили для нас справку. Лейтенант Говард Харпер не числится в их списках. Самозванец... Удивительный самозванец.
– А потом, как я понимаю, американские моряки признали-таки блудного сына... – медленно сказала Диана, произнеся про себя окончание фразы чуть иначе: «...блудного сына лейтенанта Шмидта». Хотя Юхан, похоже, и без того не понял скалькированную с русского идиому. Книга книг явно не числилась у него настольной.
– Нет, про родителей Харпера в их ответе ничего не было сказано... Из Копенгагена прилетела какая-то мелкая сошка из американского посольства – младший секретарь седьмого помощника третьего заместителя военно-морского атташе. Повертелся в госпитале, поглядел на больного – и упорхнул обратно. А пять дней назад как прорвало – толпа янки, и в форме, и в штатском, даже морскую пехоту с собой притащили... Прямо-таки не пройти было по родному госпиталю. Сегодня, слава Богу, все закончилось.
Диана рассеянно пролистала тощую историю болезни Говарда Харпера (запоминая, однако, каждую страницу с фотографической точностью), затем вновь посмотрела на опустевший стол, коснулась пальцами его края, закрыла глаза, сосредоточилась...
...Теперь стол не пуст: на нем лежит человек – тело прикрыто белой простыней, голова замотана бинтами, из носа тянется прозрачная трубка, по которой струится жидкость. Такие же трубки выбегают из-под простыни, а под кроватью негромко жужжит моторчик насоса. Жизнь человека поддерживается десятком хитроумных внешних механизмов...
Ее транс продолжался не дольше пары секунд – Юхан не успел удивиться или встревожится – и не принес особых результатов. Даже, случись вдруг нежданная встреча, не опознать экс-пациента госпиталя святого Брендана...
Казалось, медбрат хочет что-то сказать, но не решается. Наконец решился, но прозвучал отнюдь не вопрос, чем «доктор Мария Ладыгина» собирается заняться сегодня вечером.
– Вы знаете, я немного разбираюсь в военной атрибутике... – сказал Юхан. – В основном интересуюсь немецкой, но и про другие страны кое-что знаю. Не нравится мне форма, что сняли с этого якобы Харпера. Очень похожа на настоящую, но... фасон чуть-чуть иной, и шевроны несколько меньше по размеру, и пуговицы не такие, и обшлага рукавов на липучках... Странно. Если хочешь изобразить штатовского военного – так ихней формы в Копенгагене, в магазинчиках на Стрёгет, навалом. Можно хоть моряком нарядиться, хоть летчиком, хоть «зеленым беретом» – с полной достоверностью. И дешевле выйдет, чем шить мундир заново, да еще и с погрешностями в деталях. Вы представляете, сколько стоит отштамповать уникальные металлические пуговицы для такого мундира?
Юхан замолчал, словно давая Диане возможность поразмыслить над дороговизной пуговичного производства. Потом продолжил:
– Да и жетон этот... Раньше всегда на них выбивали вероисповедание и номер страхового свидетельства военнослужащего, а на этом – нет. Имя, звание, группа крови, – и всё. Причем жетон не алюминиевый, как положено, а пластмассовый... Пластик, по-моему, ферромагнитный – но магнитную запись информации для флотских жетонов никогда не использовали, слишком легко можно ее повредить на корабле, особенно во время боевых действий. Стереть, размагнитить... Или штатовцы в последние год-два придумали более надежные магнитные носители, или... – Юхан не закончил свою фразу.
«Или в американском флоте есть подразделения настолько засекреченные, что про них ничего не известно ни отделу по связям с общественностью, составлявшему отписку для госпиталя, ни военно-морскому атташе США в Копенгагене, – подумала Диана. – Подразделения со своей формой, со своей атрибутикой... Но пуговицы-то для них зачем клепать новые? Нелепица...»
Она спросила:
– Где этот жетон сейчас?
– Забрали американцы... Кстати, группа крови у больного полностью совпадала с указанной на жетоне группой крови лейтенанта Харпера. Правда, с кровью у него творилось что-то неладное. По-моему, даже доктор Вульфсен оказалась в затруднении...
– Это кого тут интересуют мои затруднения? – раздался сзади женский голос. Диана и медбрат синхронно обернулись. В дверях палаты стояла невысокая полноватая женщина лет сорока пяти, в таком же салатно-зеленом медицинском одеянии. Портрет дополняли прямые светлые волосы и цепкие серые глаза. В глазах пылал настороженный огонек.
– Кто вы такая и как сюда проникли? – этот вопрос был обращен к Диане. Та как можно более мило улыбнулась, сняла с лацкана допуск и протянула доктору Вульфсен.
Встретилась с недоброжелательным взглядом серых глаз, зацепилась, дала первый легкий мысленный посыл – сейчас эта церберша увидит все недостающие на документе печати и подписи... Говорила Диана спокойно, размеренно, чтобы не позволить собеседнице взвинтить себя, выплеснуть в кровь гормоны, разорвать ментальный контакт.
– Я Мария Ладыгина, врач из России. Меня к вам направили на стажировку, а этот случай меня очень заинтересовал. Скажите, доктор, исследования состояния внутренних органов Харпера...
– Ваш документ недействителен, – перебила доктор Вульфсен, удостоив запаянную в пластик карточку лишь беглого взгляда. Лицо ее сразу же стало еще более подозрительным. – Что вы здесь делаете?!
Не сработало... Непонятно почему, но первая попытка внушения не оказала действия... Попробуем иначе.
Последний вопрос фру Вульфсен прозвучал излишне громко и резко. Услышав его, маячивший в коридоре охранник госпиталя – здоровенный детинушка с внушительной кобурой на поясе – тут же возник на пороге реанимационного бокса. Ситуация обострялась.
– Извините, а вы кто? – тоном наивной студентки осведомилась Диана, постаравшись, чтобы в голосе прозвучали обида и удивление.
– Я доктор Сара Вульфсен, заведующая отделением интенсивной терапии госпиталя святого Брендана. И у нас нет никаких стажеров. Поэтому вы сейчас же отдадите мне историю болезни, которую держите в руках, и как можно быстрее покинете госпиталь, пока я не попросила полицию вас арестовать!
Вот еще, фыркнула про себя Диана. Только-только началось самое интересное... И сказала самым примирительным тоном:
– Да, конечно же. Но сначала вы расскажете мне всё, что не вошло в историю болезни Говарда Харпера.
На сей раз ментальное воздействие оказалось на порядок сильнее.
3.
Лесник ожидал ее у окна, глядя на панораму города и нетерпеливо барабаня пальцами по переплету. На стук каблуков Дианы он резко обернулся, сказал: