– Я уже в курсе, что американцы улетели вместе с Харпером... Мог бы узнать и раньше, если бы владел датским, слухи тут быстро распространяются. Ты что-нибудь сумела выяснить о его болезни?
– Самого интересного не смогла... Твоего допуска оказалось недостаточно, а когда я начала задавать вопросы, меня пригрозили сдать в полицию!
– Прямо так вот сразу и в кутузку – всего лишь за невинное научное любопытство?
– Именно так. Лечащий врач, суровая нордическая женщина, вполне серьезно собралась вызвать полицейских, если я сейчас же не покину помещение. Поскольку здешний охранник маячил у нее за спиной – с пушкой на поясе и переносным «тревожным пультом» на груди, я решила не доводить дело до скандала...
Лесник не поверил:
– Тихо-мирно ушла? Ничего не предприняв?
– Попыталась предпринять... Но у фру Вульфсен или стоит мощный гипноблок, противодействующий внушению, или достаточно редкая врожденная сопротивляемость.
– Волчья дочь, что ты хочешь... – не совсем точно перевел Лесник фамилию церберши в белом халате (вернее, в салатной униформе св. Брендана).
– Но хоть что-то про лейтенанта Харпера тебе все же удалось разузнать?
– Да. И даже пролистать его историю болезни. Крайне странный документ, надо сказать. Разнобой в результатах анализов и функциональной диагностики наводит на мысль, что вся история – фальшивка. Но если надергали кучу бумажек из карточек разных больных, чтобы задурить посторонним голову, – зачем тогда госпожа валькирия буквально выдрала папку у меня из рук?
– В чем именно выражается разнобой? – заинтересовался Лесник.
– Да просто не бывает так: моча как у восемнадцатилетнего юноши, не имеющего проблем со здоровьем, и при этом кровь глубокого старца, подверженного куче застарелых хворей... Есть и другие противоречия, не буду утомлять тебя медицинскими подробностями, поверь уж на слово – НЕ БЫВАЕТ.
– Отчего умерли семеро спутников лейтенанта?
– От моря – если назвать причину одним словом. От целого ряда наложившихся неблагоприятных факторов, воздействующих на жертвы кораблекрушений: холод, обезвоживание, голод, длительный стресс... Что тоже весьма странно, никак они не могли слишком долго болтаться на волнах в районе с весьма оживленным судоходством.
– Трупы американцы забрали с собой?
– Нет, их кремировали пять дней назад. Сразу после того, как начали проявлять активность штатовцы. Кстати, есть еще один интересный момент: американская форма Харпера – не совсем американская...
И Диана рассказала о наблюдениях и выводах юного любителя военной атрибутики.
Некоторое время Лесник задумчиво молчал. Наконец нагнулся, поднял сумку Дианы, закинул ее на плечо и направился к лифту.
– А сейчас нам надо... – начал было он, войдя в кабину.
– Тебе надо, Лесник, – перебила Диана. – Тебе. А мне надо позавтракать, принять душ и отоспаться. Забыл, что я всю ночь следила за чертовым складом Азиди?
– Ладно, езжай в гостиницу. Там на первом этаже есть неплохой рыбный ресторанчик, можешь заказать завтрак в номер. А я прокачусь в Оденсе, в гости к нашему аристократу. Попробую раздобыть еще немного информации... И если дом Валевски соответствует своему хозяину – то ты много потеряла, отказавшись составить мне компанию.
– Не проще ли для получения информации связаться с ним по электронной почте?
– Увы, старик не пользуется компьютерами. Принципиально. Как он сам выразился: «я привык получать информацию от живых людей; или от мертвых – через страницы старых книг». И мобильник с собой не носит. Единственная его уступка техническому прогрессу – радиотелефон в автомобиле. Обитает совсем в другом мире, понимаешь? Где нет юзеров и спамеров, флэш-мобов и он-лайнов, аккаунтов и... Ого...
Лифт спустился на первый этаж (именуемый, впрочем, датчанами этажом «А»), двери разъехались, – и Лесник сдержал изумленное восклицание, готовое сорваться с уст. И сделал вид, что первый раз видит человека, готового войти в кабину, – господина Теодора Валевски собственной персоной. Легок на помине...
Аристократ с учтивым полупоклоном посторонился, давая пройти Диане, скользнул равнодушным, не узнающим взглядом по лицу Лесника. В одиночестве вошел в лифт, двери закрылись. В окошечке замелькали цифры – и остановились на пятерке.
Па-а-анятно... До Валевски тоже дошла весть о находке траулера «Лизетт» и загадочном пациенте госпиталя. Вопрос в другом: старик отправился сюда, выполняя поручение Юзефа, решившего, что два источника информации лучше, чем один? Или визит связан с собственными изысканиями господина Теодора, касающимися кораблей-призраков? В любом случае, раз старик так конспирируется – афишировать знакомство не стоит...
– Похоже, мой визит в Оденсе ненадолго откладывается... – сообщил он Диане на автомобильной стоянке госпиталя.
Она машинально кивнула, рассматривая огромное мозаичное панно, призванное облагородить мрачную стену больничного морга – и вполне со своей задачей справлявшееся. На панно была изображена ладья достаточно древнего и утлого вида, плывущая куда-то по бурному морю. Среди пассажиров ископаемого плавсредства – бородатых, в старинных одеждах – выделялся один, украшенный сияющим нимбом.
– Ты знаешь, чем знаменит святой Брендан? – спросила Диана, имея в виду нимбоносца.
– Насколько я помню, это христианский аналог Синдбада-морехода. Плавал со спутниками по здешним морям, и встречались ему всевозможные чудеса и диковинки: чудо-юдо рыба-кит, заколдованные острова, корабли-призраки...
– Вот-вот... Тебе не кажется, что куда ни ткнись в этой истории – всё упирается в них? В корабли-призраки?
Ответить Лесник не успел. На парковочной площадке появилось новое действующее лицо – старший медбрат Юхан. Одернул курточку салатного цвета, недоброжелательно взглянул на Лесника и спросил-таки у Дианы:
– Скажите, что вы делаете сегодня вечером, Мария?
2. Предстоял долгий и нелегкий путь до Тихого океана, на помощь осажденному Порт-Артуру. Неприятности начались почти сразу, задолго до прихода в район боевых действий, – в мирных, казалось бы, европейских морях: в ночь с 8 на 9 октября произошел крайне загадочный инцидент с «миноносцами-призраками».
Эскадра, следуя своим курсом, столкнулась в Северном море, в районе Доггер-банки, с неизвестными быстроходными кораблями без ходовых огней, принятыми за миноносцы. Таинственные корабли выходили на дистанцию атаки – и Рожественский приказал открыть огонь по движущимся в сумерках силуэтам. После нескольких залпов «призраки» изменили курс и исчезли в сгущающемся мраке...
На следующий день грянул другой залп, куда сильнее, чем пушки русских моряков. Британское Адмиралтейство заявило, что русские расстреляли безобидных рыбаков – приводилось название потопленного судна, имена раненых и погибших. Английские газеты мгновенно подняли вой: не пропускать русских убийц! Интернировать эскадру в одном из нейтральных портов! При нужде обрушить на нее всю мощь Гран Флита!
В парламенте с завидной оперативностью начались слушания по делу – и истеричные предложения газетчиков обсуждались на полном серьезе...
* * *
– Зиновий Петрович, ну какие это рыбаки, право слово! Нас на мостике пятеро было, неужто мы миноноску от рыбачьей шхуны не отличим! Длинные, приземистые, с короткими мачтами. Рубка приплюснутая, полубак покатый... вроде бы.
– Труб сколько? – спросил Рожественский, мрачный как грозовая туча.
– Честно скажу – не считал. Не помню, были ли там трубы вообще. Так ведь ночь все-таки, много ли разглядишь... А вот бурун у форштевня был – точно вам говорю! И любой из нас подтвердит! Не могло же всем пятерым одновременно померещиться. То есть шли они не меньше чем на десяти узлах, и огней не держали. Зачем такой ход рыбакам-то? И маскировка зачем?
Вахтенный флаг-офицер Свербеев перевел дыхание и замолчал, ожидая привычной вспышки адмиральского гнева. Взрывной характер Рожественского давно стал притчей во языцех. Равно как и любимая манера Зиновия Петровича в сердцах хватануть биноклем о палубу или переборку. Запасы оптики на эскадре неумолимо таяли...
Однако к величайшему удивлению Свербеева, Рожественский лишь отвернулся к столу, поправил на нем какие-то бумаги. И ничем не давал понять, что разговор окончен. Словно бы желал услышать выводы подчиненного из смутной истории – но почему-то не хотел спрашивать напрямую.
– Наверняка англичане воду мутят, Зиновий Петрович, – сказал флаг-офицер, приободрившись. – Им наше присутствие в Китае и Корее давно как кость в горле. Думаю, или японцам тайно свои порты предоставили, или сами не погнушались – спустили вымпелы на миноносцах нового типа, ну и...
Рожественский долго молчал, никак не комментируя высказанную версию.
– Хорошо. Можете идти, лейтенант, – сказал наконец он. – Хотя нет... Сейчас же дайте вахтенным приказ: разбудить Колонга, Филипповского, Семенова, Леонтьева... – Адмирал перечислил еще несколько фамилий. – Через пятнадцать минут собрание в кают-компании.
Командующий помедлил и добавил словно бы с неохотой:
– И пригласите еще двух господ...
Он назвал фамилии.
– Есть разбудить офицеров!
Кажется, обошлось! Лейтенант Свербеев сдержался, не вздохнул с облегчением, и кинулся на мостик, – рассылать вахтенных по господам офицерам.
* * *
Стук вахтенного не разбудил Старцева – капитан-лейтенант не спал, тоже обдумывал странное происшествие у Доггер-банки. До сих пор его обязанности на «Суворове», флагмане эскадры Рожественского, оставались достаточно смутными и неопределенными – вернее сказать, штатное расписание броненосца никаких обязанностей для прикомандированного Главным морским штабом офицера не предусматривало.
Его основная работа начиналась в ситуациях нештатных – таких, как давешняя атака «миноносцев-призраков». Потому что недавно созданный отдел Главного морского штаба, в котором служил Николай Иванович Старцев, занимался как раз контрразведывательным и противодиверсионным обеспечением морских операций.
Нельзя сказать, что ночной инцидент стал полной неожиданностью, – какой из противоборствующих в русско-японской войне сторон принадлежат симпатии Англии, было хорошо известно. И возможность провокаций, особенно в морях, омывающих Британские острова, Главный морской штаб учитывал.
Непосредственный начальник Старцева, адмирал Вирениус, так и напутствовал подчиненного:
– Вам, милейший Николай Иванович, предстоит отнюдь не развлекательная морская прогулка вокруг половины земного шара. От наших английских «друзей» ожидать можно всего. Да и японцы не один день к войне готовились, вполне могли инфильтровать свою агентуру не только на Дальнем Востоке, но и в балтийских военно-морских базах, хоть и в меньшей, конечно же, степени. Даже к кое-кому из экипажей кораблей могли найти подходы... А Зиновий Петрович Рожественский флотоводец опытнейший – хотя, между нами будет сказано, прескверного характера человек. В мужестве и опытности остальных командиров эскадры я равным образом не сомневаюсь. Но... они все привыкли к открытым сражениям с ясно видимым противником. А к хитросплетениям тайных войн, миру невидимых, – увы, не подготовлены. Потому-то на большинстве кораблей и будут присутствовать наши коллеги. Всем командирам отдан негласный приказ – в случаях особых самым внимательным образом прислушиваться к их рекомендациям. Хотя, как говорится, капитан первый после Бога на борту... Но именно вам, Николай Иванович, задача доверена наиболее деликатная, – находиться на борту флагмана, рядом с командующим. И постараться установить с ним отношения, необходимые для успешной работы. Что отнюдь не будет легко – характер, повторюсь, у Зиновия Петровича далеко не ангельский.
Тогда же Старцев высказал и пришедшие ему в голову сомнения:
– Смогу ли я с борта флагмана правильно оценить обстановку? Работа против возможной агентуры японцев среди личного состава сомнений не вызывает, – путь долгий, времени присмотреться к людям хватит. Но, как я понял, это лишь часть задачи? Хитросплетения, как вы изволили выразиться, тайных войн будут наверняка плестись на берегу, – и весьма трудно разобраться в них из ходовой рубки или с боевого мостика броненосца.
– Не беспокойтесь, Николай Иванович. И на берегу наши люди обеспечивают беспрепятственный проход эскадры. Впрочем, не только наши, – задача первостепеннейшей важности, и на решение ее отряжены лучшие силы по линии министерства иностранных дел, Генерального штаба, корпуса жандармов. Равным образом заграничная агентура департамента полиции получила соответствующие указания. Вся информация, содержащая намеки на готовящиеся акции, будет суммироваться и анализироваться здесь, в Петербурге. Любые стоящие того сигналы будут немедленно передаваться на эскадру шифрограммами. И адресатами означенных шифровок станут лишь два человека – Рожественский и вы. Я надеюсь, Николай Иванович, что под вашим влиянием адмирал не примет неправильных решений после получения нашей информации... Очень надеюсь.
И вот теперь оно случилось – то, ради чего капитан-лейтенант Старцев был назначен на странную должность – «флаг-офицер от адмиралтейства». При командующем эскадрой таких представителей с неопределенными обязанностями и полномочиями оказалось несколько человек, причем сферы их действия пересекались, а отношения часто оказывались весьма натянутыми... Однако разбираться в странных взаимоотношениях представителей Главного морского штаба не входило в обязанности Старцева. Ему было поручено совсем другое – обеспечение безопасности эскадры. И в первую очередь плавучей мастерской «Камчатка», на которую Вирениус просил обратить самое пристальное внимание.
Безусловно, «Камчатка» являлась наиболее ценным из транспортов, сопровождавших эскадру. И не только потому, что в денежном эквиваленте ее цена соответствовала цене бронепалубного крейсера. Построенная на верфях Нового Адмиралтейства менее года назад, она представляла собой настоящий плавучий ремонтный завод, без которого долгое плавание эскадры станет попросту невозможным. «Камчатка» двигалась с группой крейсеров милях в тридцати от основного отряда, затем в тумане немного отстала от спутников и оказалась одна. Вчера около половины девятого вечера от ее командира пришла странная радиограмма: капитан второго ранга Степанов сообщал, что его судно окружили несколько неизвестных миноносцев и сигналами боевых фонарей потребовали остановиться.
С «Камчатки» дали несколько выстрелов из сорокасемимиллиметровой пушки и миноносцы растворились в сумерках. Вскоре после доклада «Камчатки» об инциденте флагман эскадры принял новую радиограмму, в которой плавмастерская запрашивала – где находится эскадра? Почерк радиотелеграфиста вызвал некоторое удивление у принимавшего сообщение унтер-офицера, о чем он и сообщил вахтенному начальнику. Вахтенный офицер нашелся быстро – он приказал спросить у «Камчатки» имя, отчество и день рождения старшего механика. В течение десяти минут ответа не поступало, затем плавмастерская повторила свой запрос, не изменив в нем ни слова. Об этом тотчас же доложили Рожественскому, адмирал приказал послать такой ответ: «Когда избегнете опасности, держитесь на вест. Сообщите ваше местонахождение, вам укажут курс».
Было уже около десяти вечера, по воде стлался туман, и командующий приказал флаг-офицерам дать по отряду сигнал – всем кораблям усилить бдительность и ожидать возможной атаки вражеских миноносцев. Дежурные смены комендоров привели противоминные орудия в боевую готовность, остальная прислуга, поднятая из кубриков, устроилась досыпать прямо на палубе, рядом с пушками. Из погребов подали 47– и 75-мм патроны в кранцы первых выстрелов. В случае появления противника на носовых курсовых углах вахтенным начальникам было приказано открывать огонь без дополнительных распоряжений, в случае появления миноносцев из-за кормы требовалось запросить командиров кораблей
Вслед за последним радио с «Князя Суворова» «Камчатка» сообщила, что враждебных миноносцев более не видно, на запрос об уточнении местонахождения плавмастерская не ответила.
Встревоженный адмирал приказал всем офицерам штаба собраться на мостике.
До полуночи оставалось полчаса. Туман над морем окончательно сгустился, и корабли были вынуждены снизить ход до самого малого. А затем из тумана, разом с нескольких сторон, показались длинные хищные силуэты атакующих судов. И тут же на броненосцах загремели пушки – началось то, что позднее было названо «Гулльским инцидентом»...
* * *
Рожественский обвел тяжелым взглядом собравшихся. И без каких-либо вступлений сказал:
– Я хочу знать ваше мнение, господа офицеры, по главному вопросу: что следует предпринять, если грядущей ночью неопознанные суда вновь появятся на пути эскадры? Мы все понимаем...
Старцев уже успел познакомиться с характером адмирала, и понял – Рожественский собрал сюда офицеров не на совещание. Это командир Артурской эскадры, добрейший и умнейший Вильгельм Карлович Витгефт (мир его праху), любил устраивать у себя совещания командного состава вместо того, чтобы сразу отдавать приказы. Командующий Второй эскадрой был не таков, и своих офицеров он собрал впервые. Значит, зачем-то ему это понадобилось. Хотел он что-то им сообщить, всем разом...
Среди собравшихся офицеров Николай Иванович отметил двоих или троих в сухопутной форме. И лишь ближе к концу совещания осознал, что прямо напротив него, по другую сторону стола, справа от приоткрытого иллюминатора, сидит человек в штатском. Почему он не заметил его сразу – Старцев так и не понял. А ведь близорукостью он не страдал, а во время совещания никто из офицеров не входил, не выходил и даже не менялся местами. Чудеса, да и только!
Штатский был невысок и ничем особым не примечателен – лет двадцать-пять – тридцать, вид явно не военный, хоть и подтянутый. Лицо невозмутимое, глаза быстрые и внимательные.
– Происшедшее этим вечером – не случайность, – сказал адмирал. Лицо его было насуплено, брови нахмурены, но Старцеву почему-то казалось, что этой суровостью Рожественский старается скрыть некоторую растерянность. Будто опасается, что присутствующие подумают: адмиралу приходится в чем-то оправдываться.
– Еще до выхода эскадры по линии Министерства иностранных дел было получено сообщение, что некие влиятельные силы в Европе весьма хотят воспрепятствовать нашему движению. Пять дней назад я получил от заслуживающих доверия источников в Англии и Дании сведения о том, что на эскадру готовится нападение, – продолжил командующий.