— А я и не набиваюсь к вам в друзья!
Она шагнула в сторону, намереваясь меня обойти. Как стоящее на пути дерево. Но я не пропустил ее. Что-то связывало меня с этой девицей, и очень хотелось понять — что же именно. Я заступил ей дорогу и взял за руку.
— Зря вы так, Лина!
И тут меня разорвало на две половинки. Я раздвоился. Нечто подобное могла бы ощутить при митозе клетка, если бы у нее были органы чувств. И половинки оказались разными. Один Жюль Карне был полон желания выполнить полученное задание, заработать очередную благодарность в приказе и обнаружить на своем банковском счету солидную премию. Второму Жюлю Карне и не думалось о задании, благодарности и премии; у него были совсем другие желания. Он впервые в своей жизни прикоснулся к девичьей руке, и это прикосновение бросило его в дрожь. Сердце Жюля колотилось в чужую дверь, и он готов был жизнь положить за то, чтобы девичья рука никогда не выскользнула из его пальцев; ему хотелось только одного: сжать в объятиях гибкое тело, почувствовать под ладонями пьянящую упругость жарких бугорков, счастливо смежить веки и понять — вот ты и стал мужчиной…
— Жюль! Что с вами? — донесся откуда-то издалека взволнованный голос.
— Да что же с вами?
Наваждение быстро исчезало. Я увидел, что Лина, закусив губу, смотрит на меня с испугом и недоумением. Я открыл рот, и тот второй, исчезающий, неизвестный мне Жюль прошептал:
— Хочу быть с вами всегда!
Лицо Лины вспыхнуло, в глазах сверкнули колючие искорки. Она выдернула руку из моих пальцев и зло сказала:
— А не слишком ли многого вы хотите, герой?!
Второй Жюль исчез. Я снова был самим собой.
Парень, сказал я себе. Ты спятил?.. Разве мало женщин сладострастно выгибалось в твоей постели, когда тебе это требовалось?.. И разве им нужна была любовь?.. Нет, они ждали от тебя совсем другого. А тебе и этого не всегда хотелось. Изымалась только нужная информация. Информация — и ничего больше. Информация, информация и информация! Одна ночь за один бит, две ночи за один бит, десять ночей за один бит. Не сколько захочется, а сколько потребуется!.. И причем же здесь эта самая любовь?
— Что? — продолжала Лина. — Арабелла была с вами недостаточно вежлива и предупредительна?.. Или вы были недостаточно умелы?
Я чуть не упал. Во мраке сверкнула молния, и высветились ночные гости. Красотка Арабелла с ее жаркими прелестями. Маленький толстяк с парадно-зеркальной лысиной. И Анхель Санчес с фотоаппаратом наизготовку. И сразу стало ясно, что делать дальше.
— Лина! — сказал я. — Мне нужен ваш брат.
— Зачем? — Она надменно посмотрела на меня и сложила руки на груди. — Мой брат нужен многим.
— Хочу попросить у него вашей руки!.. — Я обозлился. Тоже мне террористка пышногрудая. — Не задавайте глупых вопросов!
Она молчала.
— Лина! — повторил я с надрывом. — Вы даже представить себе не можете, как мне нужен ваш брат.
— Жюль! — ответила она проникновенно. — Если вам дорога жизнь, держитесь как можно дальше от моего брата!
Я взял ее за плечо. Она не вырывалась.
— Лина! — сказал я и потряс ее. — Помогите мне! Я иду сейчас в «Сиреневую веточку» и буду там ждать вашего брата. Я вас очень прошу. Я вас умоляю! Я могу стать перед вами на колени! Передайте Анхелю, что я жду его в «Веточке». Будьте так добры!
Кажется, до нее дошло.
— Хорошо! — прошептала она одними губами.
Я отпустил ее плечо и зашагал дальше. Оборачиваться не стал. Не было нужды: и так ясно, что она смотрит мне вслед.
В кабаке я занял привычный столик и сделал привычный заказ. Исключая спиртное. Не торопясь принялся обедать, поглядывая сквозь стекло на улицу. И когда увидел спешащего к ресторану Санчеса, оторвал от упаковки таблетку, положил ее в рот и запил минеральной водой.
Через пару минут Санчес уселся за стол.
— Привет! — сказал он и замахал рукой, подзывая официантку. — Катарина, киска, мне — как обычно… Что будем пить? — Он повернулся ко мне.
— Ничего не будем, — сказал я.
— Понятно… Киска, спиртного не требуется. — Он погрозил официантке пальцем, хохотнул и добавил: — Пока не требуется!
Я молчал, прислушиваясь к себе. Активатор еще не действовал: прошло слишком мало времени. Когда принесли заказ, и Санчес принялся за еду, я сказал ему:
— Анхель! Вы помните, читали мне в день знакомства некоего поэта по имени Генрих?.. «Уж лев в ночи разинул пасть», — продекламировал я с пафосом.
Санчес перестал жевать, с интересом посмотрел на меня.
— Я, кажется, знаю, что было у него дальше!
— Ну-ка, ну-ка? — спросил Санчес. — И что же?
— «Уж солнце спит за горизонтом», — продекламировал я отзыв к паролю. Обе строчки были сочинены Грэмом, которым был для большинства диггеров покойный со вчерашнего дня Вацлав Глинка.
— Так! — сказал Санчес и снова замахал официантке. — Катарина, киска! Нам с приятелем нужен отдельный кабинет. Передай метрдотелю.
Он обернулся ко мне и приложил к губам указательный палец. Мы спокойно продолжали обедать. Минуты через три киска Катарина снова подошла к нам.
— Кабинет готов, господин Санчес!
— Пошли? — сказал Санчес.
Я кивнул головой и двинулся за ним. Почувствовал, как побежал по телу активатор. Все складывалось отлично. Санчес шагнул за шторы. Я за ним. В кабинете никого не было. Санчес повернулся ко мне лицом.
— Вот здесь мы и поговорим, Жюль, — сказал он дружелюбно. — В тишине и покое, где никто не мешает.
Я кивнул, не сводя с него глаз, чтобы не проспать выпада. И тут наступила активация, и я включился.
Сейчас, подумал Санчес, сейчас…
Перед глазами вдруг вспыхнули огненные круги. Я увидел, как Санчес валится на меня, и выставил перед собой руки.
Вот так, подумал Санчес.
И наступила ночь.
3
4
Она шагнула в сторону, намереваясь меня обойти. Как стоящее на пути дерево. Но я не пропустил ее. Что-то связывало меня с этой девицей, и очень хотелось понять — что же именно. Я заступил ей дорогу и взял за руку.
— Зря вы так, Лина!
И тут меня разорвало на две половинки. Я раздвоился. Нечто подобное могла бы ощутить при митозе клетка, если бы у нее были органы чувств. И половинки оказались разными. Один Жюль Карне был полон желания выполнить полученное задание, заработать очередную благодарность в приказе и обнаружить на своем банковском счету солидную премию. Второму Жюлю Карне и не думалось о задании, благодарности и премии; у него были совсем другие желания. Он впервые в своей жизни прикоснулся к девичьей руке, и это прикосновение бросило его в дрожь. Сердце Жюля колотилось в чужую дверь, и он готов был жизнь положить за то, чтобы девичья рука никогда не выскользнула из его пальцев; ему хотелось только одного: сжать в объятиях гибкое тело, почувствовать под ладонями пьянящую упругость жарких бугорков, счастливо смежить веки и понять — вот ты и стал мужчиной…
— Жюль! Что с вами? — донесся откуда-то издалека взволнованный голос.
— Да что же с вами?
Наваждение быстро исчезало. Я увидел, что Лина, закусив губу, смотрит на меня с испугом и недоумением. Я открыл рот, и тот второй, исчезающий, неизвестный мне Жюль прошептал:
— Хочу быть с вами всегда!
Лицо Лины вспыхнуло, в глазах сверкнули колючие искорки. Она выдернула руку из моих пальцев и зло сказала:
— А не слишком ли многого вы хотите, герой?!
Второй Жюль исчез. Я снова был самим собой.
Парень, сказал я себе. Ты спятил?.. Разве мало женщин сладострастно выгибалось в твоей постели, когда тебе это требовалось?.. И разве им нужна была любовь?.. Нет, они ждали от тебя совсем другого. А тебе и этого не всегда хотелось. Изымалась только нужная информация. Информация — и ничего больше. Информация, информация и информация! Одна ночь за один бит, две ночи за один бит, десять ночей за один бит. Не сколько захочется, а сколько потребуется!.. И причем же здесь эта самая любовь?
— Что? — продолжала Лина. — Арабелла была с вами недостаточно вежлива и предупредительна?.. Или вы были недостаточно умелы?
Я чуть не упал. Во мраке сверкнула молния, и высветились ночные гости. Красотка Арабелла с ее жаркими прелестями. Маленький толстяк с парадно-зеркальной лысиной. И Анхель Санчес с фотоаппаратом наизготовку. И сразу стало ясно, что делать дальше.
— Лина! — сказал я. — Мне нужен ваш брат.
— Зачем? — Она надменно посмотрела на меня и сложила руки на груди. — Мой брат нужен многим.
— Хочу попросить у него вашей руки!.. — Я обозлился. Тоже мне террористка пышногрудая. — Не задавайте глупых вопросов!
Она молчала.
— Лина! — повторил я с надрывом. — Вы даже представить себе не можете, как мне нужен ваш брат.
— Жюль! — ответила она проникновенно. — Если вам дорога жизнь, держитесь как можно дальше от моего брата!
Я взял ее за плечо. Она не вырывалась.
— Лина! — сказал я и потряс ее. — Помогите мне! Я иду сейчас в «Сиреневую веточку» и буду там ждать вашего брата. Я вас очень прошу. Я вас умоляю! Я могу стать перед вами на колени! Передайте Анхелю, что я жду его в «Веточке». Будьте так добры!
Кажется, до нее дошло.
— Хорошо! — прошептала она одними губами.
Я отпустил ее плечо и зашагал дальше. Оборачиваться не стал. Не было нужды: и так ясно, что она смотрит мне вслед.
В кабаке я занял привычный столик и сделал привычный заказ. Исключая спиртное. Не торопясь принялся обедать, поглядывая сквозь стекло на улицу. И когда увидел спешащего к ресторану Санчеса, оторвал от упаковки таблетку, положил ее в рот и запил минеральной водой.
Через пару минут Санчес уселся за стол.
— Привет! — сказал он и замахал рукой, подзывая официантку. — Катарина, киска, мне — как обычно… Что будем пить? — Он повернулся ко мне.
— Ничего не будем, — сказал я.
— Понятно… Киска, спиртного не требуется. — Он погрозил официантке пальцем, хохотнул и добавил: — Пока не требуется!
Я молчал, прислушиваясь к себе. Активатор еще не действовал: прошло слишком мало времени. Когда принесли заказ, и Санчес принялся за еду, я сказал ему:
— Анхель! Вы помните, читали мне в день знакомства некоего поэта по имени Генрих?.. «Уж лев в ночи разинул пасть», — продекламировал я с пафосом.
Санчес перестал жевать, с интересом посмотрел на меня.
— Я, кажется, знаю, что было у него дальше!
— Ну-ка, ну-ка? — спросил Санчес. — И что же?
— «Уж солнце спит за горизонтом», — продекламировал я отзыв к паролю. Обе строчки были сочинены Грэмом, которым был для большинства диггеров покойный со вчерашнего дня Вацлав Глинка.
— Так! — сказал Санчес и снова замахал официантке. — Катарина, киска! Нам с приятелем нужен отдельный кабинет. Передай метрдотелю.
Он обернулся ко мне и приложил к губам указательный палец. Мы спокойно продолжали обедать. Минуты через три киска Катарина снова подошла к нам.
— Кабинет готов, господин Санчес!
— Пошли? — сказал Санчес.
Я кивнул головой и двинулся за ним. Почувствовал, как побежал по телу активатор. Все складывалось отлично. Санчес шагнул за шторы. Я за ним. В кабинете никого не было. Санчес повернулся ко мне лицом.
— Вот здесь мы и поговорим, Жюль, — сказал он дружелюбно. — В тишине и покое, где никто не мешает.
Я кивнул, не сводя с него глаз, чтобы не проспать выпада. И тут наступила активация, и я включился.
Сейчас, подумал Санчес, сейчас…
Перед глазами вдруг вспыхнули огненные круги. Я увидел, как Санчес валится на меня, и выставил перед собой руки.
Вот так, подумал Санчес.
И наступила ночь.
3
Во тьме забрезжил холодный серый рассвет, и тут же словно бы кто-то включил сознание. Я открыл глаза и поднял голову.
Прямо передо мной стоял стол. За столом напротив меня сидели трое. Двоих я знал. Это были Анхель Санчес и лысый толстяк, что приходил ко мне в коттедж сегодня ночью. Третий был мне незнаком, но взгляд в первую очередь останавливался именно на нем. Жесткое волевое лицо, цепкий взгляд серых глаз, короткие седые волосы, стриженные ежиком.
— Вот мы и пришли в себя, — сказал Санчес и убрал в карман пузырек с нашатырным спиртом.
Я хотел поднять правую руку, но с удивлением обнаружил, что она меня не слушается. Оказалось, рука приторочена к ручке кресла. То же повторилось и с левой рукой. А еще через несколько мгновений обнаружилось, что и тело опутано шнуром и, по-видимому, привязано к спинке кресла, потому как пошевелиться не удавалось. Свободна была только голова.
Я, насколько позволяли путы, огляделся. Помещение было невелико. Покрытые голубым пластиком стены, белый потолок, серая, явно металлическая дверь без ручки, полное отсутствие окон. В поле зрения не видно никакой мебели, кроме стола. И этих троих, если их назвать мебелью. Ничего такого, что бы могло подсказать, где я нахожусь.
— Ну что, поговорим? — спросил Санчес.
Я кашлянул.
— Поговорить можно было и в кабаке, — сказал я хрипло и снова закашлял.
Они молча ждали.
— Народу там много, — сказал Санчес, когда кашель утих.
— Ничего, — ответил я. — Мне бы не помешали.
— А вот нам бы помешали, — сказал лысый.
Я пожал плечами.
— Так для чего ты меня искал? — спросил Санчес.
— Поговорить хотелось.
— Ну так говори!
— Хороши условия для разговора! — Я взглядом указал на путы.
— Чем богаты! — Санчес с сожалением развел руками.
— Вы учтите, Ридер, — сказал лысый. — То, что вы диггер ЮНДО, нам и без вас известно!
Сволочь Артур, подумал я. Мразь, предатель…
— Если вам все известно, о чем говорить?
— Не тяните время, Ридер, — вступил в разговор седой. Голос у него был резкий, с металлическими нотками. Командирский голос, ничего не скажешь. — Все нам известно быть никак не может!.. Так о чем вы хотели поговорить?
— Мне хотелось поговорить с ним. — Я посмотрел на Санчеса. — Рассказать одну историю, которая только что вспомнилась. Из космических баек. Он их очень любит!
Санчес только усмехнулся.
— Ну-ну, — сказал седой осуждающе.
— Может быть, вы развяжете мне руки?.. Хотелось бы, знаете, разговаривать на равных. Хотя бы внешне.
Они переглянулись. Потом Санчес встал, подошел и начал распутывать узлы, опасливо поглядывая на меня.
— Не бойся, не укушу, — сказал я как можно насмешливее.
Санчес фыркнул.
Когда руки были освобождены, я похлопал себя по карманам. Они, как и следовало ожидать, были пусты.
— Закурить хочется? — участливо осведомился Санчес. — Или головка болит?
— Космонавты не курят! — объявил я. — А головка, действительно, болит. Этаким-то образом погладили. — Я потрогал шишку на затылке. — Я же на лечении. У меня было с собой лекарство…
— Лекарство, которое стреляет, — сказал Санчес.
— Придется потерпеть, — проговорил седой. — Пока наши эксперты не подтвердят, что ваши таблетки и в самом деле лекарство от головной боли… Вы уж извините нас!
Вряд ли ваши эксперты разберутся в активаторе, подумал я и сказал:
— Какие уж тут извинения? Вы хозяева…
Санчес распутал остальные узлы и сел на место. Я потянулся. Тело затекло не очень сильно, но немножко помассировать руки пришлось. Тут я заметил, что сижу в ресторанном кресле, и мне стало совсем хорошо, потому что все говорило о том, что я, по крайней мере, не так уж далеко от «Сиреневой веточки».
— Ты уж извини! — сказал Санчес, усмехаясь. — Пришлось выдать тебя за припадочного. Чтобы клиенты не очень беспокоились.
— Люблю заботливых людей, — сказал я.
— Странно! — Седой потер пальцами виски. — Вы хотели поговорить с нами, мы хотели поговорить с вами, а разговор что-то не клеится. Придется брать инициативу в свои руки. — И вдруг резко бросил, словно выстрелил:
— Имя?
— Жюль Карне! — лихо отрапортовал я.
— Звание?
— В ЮНДО нет званий. И вам это известно!
— Хорошо, — сказал седой. — Тогда — цель прибытия в Гринкоуст?
— Розыски пропавшего агента.
— Ишь чего захотел, — сказал Санчес. — Твоим агентом давно рыбы кормятся!.. Это тот, который до Д-излучателей дорылся, — пояснил он остальным.
— У вас было только одно задание? — спросил седой.
— Да.
— Хорошо… Мы могли бы рассказать вам об этом агенте. Но не за так, естественно.
— Чем же я должен заплатить?
— Мы бы хотели знать ближайшие планы вашего руководства.
— Об этом может рассказать только руководство. Я — обыкновенный агент.
— Ага, — сказал Санчес насмешливо. — И обыкновенного агента свои же выдают нам!
— Меня выдал предатель.
— Вы думаете? — сказал седой. — У нас есть основания сомневаться в этом… А уж если быть откровенным до конца, то нам абсолютно точно известно, что ваше руководство, а именно некто по имени Алкиной дал указание Артуру навести нас на вашу персону. Каково?
— Почему я должен вам верить?
— Вы можете не верить. Я бы на вашем месте не поверил. Вот только странно, откуда мы знаем об Алкиное, верно?.. Вроде бы не должны знать, а знаем!
Я молчал. Что-то в словах седого было. И оно вполне соответствовало тому, что за мной начали следить сразу по прибытии сюда… Впрочем, то же самое объяснил бы и факт тривиального предательства Спенсера, без всех этих выкрутасов с указаниями.
— Мы вам устроим очную ставку с Артуром, и он все это подтвердит.
— Не сомневаюсь! — сказал я. — Ему ничего и не остается!
— Слушай, Жюль! — возмущенно сказал Санчес. — Неужели ты думаешь, что мы берем на контроль всякого, кто сюда приезжает? Да нам бы никаких сил на это не хватило… Говорю, тебя засветили еще до того, как ты сошел с трапа самолета.
Его вмешательство было лишним. Я, возможно, и поверил бы, что они говорят правду, но после реплики Санчеса мне стало ясно, что все это чушь. В своем возмущении Санчес чуть-чуть, самую малость, но переиграл. По-настоящему возмущенные люди говорят несколько иначе… Ничего удивительного: любитель есть любитель, куда серому армейцу до профессионального секретника!.. А главное, все это было чушью потому, что после сегодняшней ночи они сняли с меня контроль. Если бы они знали обо мне точно, этого бы не произошло. И еще стало ясно, что выдал меня Спенсер только сегодня… Я вздохнул. Надо играть дальше.
— Вы хотите меня завербовать?
Седой поморщился.
— Мы бы хотели перетащить вас на свою сторону.
— Не вижу причин, в силу которых я должен быть на вашей стороне.
— А чистая совесть? — воскликнул лысый. — Вы поймите, Ридер: вы же нам жить не даете!.. А сами, между прочим, с нас кормитесь. Что бы вы делали, если бы нас не было?
— Ковырял бы в носу, — сказал я.
— Вот именно, — зло сказал Санчес. — Или придумал бы нас!.. На большее ты и не способен, лжекосмонавт!
— Спокойнее, спокойнее, — одернул его седой.
— Какое уж тут спокойствие! — проговорил Санчес с горечью. — Борцы за мир… Все на подлости замешано!
Седой встал, внимательно глядя мне в глаза.
— Ну что ж, — сказал он. — Если вас не интересует чистая совесть, это дело вашей совести, извините за каламбур. А как насчет жизни?
— Вот-вот, — ответил я. — Вот и пошел разговор на равных!
— А что нам остается? — Седой грустно улыбнулся. — Поставьте себя на наше место… С вами идет на контакт агент ЮНДО, и тут же, следом, сама ЮНДО выдает его вам! С какой целью?.. А если еще учесть, что вокруг этого агента и так сплошные странности!.. Вы, разумеется, пытаетесь разобраться. Агент же в благодарность за то, что вы его сразу не прикончили, еще и издевается… Как бы вы поступили на нашем месте?
Я пожал плечами.
— Лучшее место для каждого — свое… Во всяком случае, если бы вы попались мне в руки, я бы знал, что с вами делать.
— И что же? — спросил седой.
— Передал бы вас международному суду.
— Но у нас ведь нет такой возможности. На Земле пока еще не существует суда, который бы занялся делом ЮНДО.
— И вы надеетесь его заменить?
— Не надеемся, — устало сказал седой. — Мы всего-навсего защищаемся. У каждого человека есть право на выбор профессии.
— Человечеству слишком дорого стоило право на вашу профессию. Оно оплатило отмену этого права кровавым авансом.
Седой снова поморщился.
— Вот этого не надо! — сказал он деревянным голосом. — Военные появились в силу общесоциальных законов, а не по чьей-то прихоти. И вы совершенно безнравственно обвиняете нас в групповом эгоизме! Тем более, что мы думаем не только о себе, а еще и о миллионах рабочих. Тех самых, кто потерял кусок хлеба, не получив взамен ничего, кроме чувства неуверенности в жизни. Это, знаете ли, никому не нравится…
Седой разволновался, и в речи его появился какой-то акцент. Акцент был почти незаметен, но мне сразу стало ясно, что английский не является его родным языком.
— Вы не из России? — спросил я по-русски.
Седой и глазом не моргнул. Он продолжал говорить, обвинять ЮНДО во всех смертных грехах, как какой-нибудь репортеришка из заштатной провинциальной газетки, издатель которой, пытаясь поднять тираж своего детища, упорно ловит рыбку в мутной воде. Обыкновенная ерунда, сто раз слышанная, меня даже потянуло на зевоту. Как они все верят в справедливость! Мания какая-то! Не понимают, что ли — без перегибов таких дел не бывает… Но почему все эти ушаты выливаются на мою голову?
— Впрочем, мы отвлеклись. — Седой замолк.
Я ждал.
— Так вот, — сказал он наконец. — Сами понимаете: как агент ЮНДО вы для нас весьма опасны. А как агент ЮНДО, выданный нам самой ЮНДО, вы для нас опасны вдвойне!.. Объяснять, я полагаю, не надо?
Я снова пожал плечами. Разговор получался обыкновенный, вокруг да около. В таком духе можно беседовать и неделю, буде оппоненты дали бы такую возможность. И если бы эта неделя у меня имелась!.. Увы, ее не было. Как не было и оружия, и таблеток активатора. И коли продолжать разговор в том же духе, то в ближайшее время ни того ни другого и не появится. Поэтому я решился.
— У меня было еще одно задание. — Я сделал паузу. — Передатчик!
Они переглянулись.
— Какой передатчик? — спросил седой.
— Который периодически посылает сигналы в космос.
Они снова переглянулись. Потом лысый встал и вышел из комнаты. Седой и Санчес некоторое время пристально смотрели на меня и молчали. Кажется, новость показалась им сногсшибательной. Кажется, они даже испугались. Потом седой спросил:
— И каким же образом вы намерены были его отыскать?
— У меня был пеленгатор, замаскированный под обычный приемник.
— Точно! — сказал Санчес. — Он таскал с собой «Фаулер». Этакий поклонник «Голоса Америки» и «Радио Москва»…
Седой пожевал губами, по-прежнему разглядывая меня как некий музейный экспонат.
— И что вы должны были сделать при обнаружении передатчика?
— Навести на него спецподразделение. А дальше — сами понимаете!..
Седой кивнул, встал и стремительно вышел из помещения. Санчес последовал за ним. Дверь беззвучно затворилась, и я остался, как всякий победитель, в гордом одиночестве.
Уф, сказал я себе, кажется, клюнули. Если это змеиное гнездо зашевелится, может появиться шанс под шумок исчезнуть. Этак, знаете, потихонечку, без стрельбы и трупов. Может, правда, и не появиться, но тут уж как судьба положит… В любом случае, вскоре сюда явится Алкиной со своими волкодавами и перевернет поселок вверх дном. Так что моя задача — продержаться до того времени. А в том, что Алкиной явится, я не сомневался: не зря же речь пошла об индексе «А». Об Ультиматуме я старался не думать, о таких вещах пусть думает руководство. На то оно и руководство, чтобы думать о таких вещах, как Ультиматум.
Я вспомнил, как был поражен Грэм, когда я прочел его мысли. Это произошло через несколько дней после операции, которая, как сказали, вытащила меня из лап смерти и подарила новые возможности. Грэм пришел ко мне в палату без сопровождающих, солидный и приветливо улыбающийся. Поинтересовался самочувствием своего лучшего агента. Агент лежал, полуприкрыв глаза, и слушал, как от принятого активатора расходятся по телу теплые волны всесилия. По-видимому, Грэм тогда еще не до конца верил, что его старый приятель может теперь читать мысли других людей. А может быть, шлем, глубоко надвинутый на лоб, просто мешал ему. Во всяком случае, Грэм снял его и вытер носовым платком лысину. Мы успели переброситься несколькими фразами, когда я включился.
Хороший будет ответ на их Ультиматум, подумал Грэм.
— На какой ультиматум? — спросил я.
Как он испугался!.. У него даже мысли пропали. Я успел услышать только «Дьявол! Шлем!», а потом словно пропасть разверзлась под ногами. Впрочем, с точки зрения моего начальника мир действительно рухнул — представьте себе ощущения человека, у которого только что прочли думу, предназначенную исключительно для личного пользования. Тем не менее надо отдать должное его самообладанию: шлем он тут же надел, и лишь легкая бледность коснулась его лица.
Когда Грэм пришел в себя окончательно, мне было рассказано об Ультиматуме. Рассказано без особого желания, просто для того, чтобы показать — между нами все осталось по-старому: парень читает мысли, подумаешь!.. Впрочем, я был тут же предупрежден, что информация об Ультиматуме настолько конфиденциальна, что ее распространение карается исключительно смертью. Сам понимаешь, Жюль, если такое просочится в прессу!.. Потом меня дружески потрепали по плечу и доверительно сообщили, что в настоящее время только во мне ЮНДО видит возможность восстановления контроля над ситуацией.
Я был на высоте. Я ел начальство глазами. Я понимал всю серьезность момента и свою бесконечную ответственность перед планетой. Я даже пытался (насколько это возможно в лежачем положении) встать по стойке «смирно», выпятив колесом грудь и подняв плечи.
Мои усилия оценили. Я тут же был обласкан. Персонал санатория после этого смотрел на меня как на Бога (или, если хотите, как на дьявола) и стремительно исполнял все мои желания. Только за ограду меня не выпускали. И шлемов не снимали. Более того, через пару дней после разговора с Грэмом я заметил, что шлемы снабдили замочками, которые, по-видимому, замыкались в начале рабочего дня и размыкались лишь после его окончания, когда столкнуться со мной было уже невозможно. И инструкции по предстоящему заданию Алкиной давал мне, украшенный таким шлемом. Грэм же и вообще отечески напутствовал меня через тейлор, не прибегая к личному контакту. Здорово они меня боялись, даже неактивированного!.. Впрочем, с другой стороны, это обыкновенная предосторожность, не более…
Мысли мои вернулись к настоящему, и я без грусти отметил, что кригеры меня так не боятся. Все-таки отсутствие информации не всегда и не для всех оперативный недостаток. Иначе Санчес давно бы уже меня кончил. И глазом не моргнул. Я почему-то был совершенно уверен в том, что это сделал бы именно он. Нет ничего хуже, чем иметь дело с напуганным, ненавидящим тебя дилетантом!.. Можно подумать, я сам послал к себе в постель эту его Арабеллу…
Стоп, сказал я себе. А с чего это ты взял, что Анхель Санчес — дилетант? Дилетантов Ассоциация, как известно, не держит. Скорее, это тебя взяли в ресторане как дилетанта. Мог бы и предусмотреть ловушку, не первый день на этой работе!.. И вообще нынешняя операция тебе не удалась, не всегда ты был на высоте. Зачем-то метался по Лонгвиллю, зачем-то слишком быстро пошел навстречу желаниям Арабеллы. Ведь и дураку было понятно, что ты интересуешь ее не только как мужчина. Раньше бы так опрометчиво не поступил!.. Досталось-таки моей головушке в той переделке, что привела меня на больничную койку. А тут еще Лина!.. Хороша девчонка, ничего не скажешь, но чтобы в мои годы трястись от присутствия этакой пигалицы!.. Нет, во всем этом необходимо разобраться: никогда я не был таким идиотом, как в Гринкоусте!
Мысль была весьма умная. Но лишь один умник из ста сможет разобраться, сидя под замком, в том, что требует свободы. Я входил в число остальных девяноста девяти, и потому ломать голову, рассчитывая варианты, не стал, а устроился поудобнее и попытался задремать. Что и удалось сделать на удивление быстро.
Прямо передо мной стоял стол. За столом напротив меня сидели трое. Двоих я знал. Это были Анхель Санчес и лысый толстяк, что приходил ко мне в коттедж сегодня ночью. Третий был мне незнаком, но взгляд в первую очередь останавливался именно на нем. Жесткое волевое лицо, цепкий взгляд серых глаз, короткие седые волосы, стриженные ежиком.
— Вот мы и пришли в себя, — сказал Санчес и убрал в карман пузырек с нашатырным спиртом.
Я хотел поднять правую руку, но с удивлением обнаружил, что она меня не слушается. Оказалось, рука приторочена к ручке кресла. То же повторилось и с левой рукой. А еще через несколько мгновений обнаружилось, что и тело опутано шнуром и, по-видимому, привязано к спинке кресла, потому как пошевелиться не удавалось. Свободна была только голова.
Я, насколько позволяли путы, огляделся. Помещение было невелико. Покрытые голубым пластиком стены, белый потолок, серая, явно металлическая дверь без ручки, полное отсутствие окон. В поле зрения не видно никакой мебели, кроме стола. И этих троих, если их назвать мебелью. Ничего такого, что бы могло подсказать, где я нахожусь.
— Ну что, поговорим? — спросил Санчес.
Я кашлянул.
— Поговорить можно было и в кабаке, — сказал я хрипло и снова закашлял.
Они молча ждали.
— Народу там много, — сказал Санчес, когда кашель утих.
— Ничего, — ответил я. — Мне бы не помешали.
— А вот нам бы помешали, — сказал лысый.
Я пожал плечами.
— Так для чего ты меня искал? — спросил Санчес.
— Поговорить хотелось.
— Ну так говори!
— Хороши условия для разговора! — Я взглядом указал на путы.
— Чем богаты! — Санчес с сожалением развел руками.
— Вы учтите, Ридер, — сказал лысый. — То, что вы диггер ЮНДО, нам и без вас известно!
Сволочь Артур, подумал я. Мразь, предатель…
— Если вам все известно, о чем говорить?
— Не тяните время, Ридер, — вступил в разговор седой. Голос у него был резкий, с металлическими нотками. Командирский голос, ничего не скажешь. — Все нам известно быть никак не может!.. Так о чем вы хотели поговорить?
— Мне хотелось поговорить с ним. — Я посмотрел на Санчеса. — Рассказать одну историю, которая только что вспомнилась. Из космических баек. Он их очень любит!
Санчес только усмехнулся.
— Ну-ну, — сказал седой осуждающе.
— Может быть, вы развяжете мне руки?.. Хотелось бы, знаете, разговаривать на равных. Хотя бы внешне.
Они переглянулись. Потом Санчес встал, подошел и начал распутывать узлы, опасливо поглядывая на меня.
— Не бойся, не укушу, — сказал я как можно насмешливее.
Санчес фыркнул.
Когда руки были освобождены, я похлопал себя по карманам. Они, как и следовало ожидать, были пусты.
— Закурить хочется? — участливо осведомился Санчес. — Или головка болит?
— Космонавты не курят! — объявил я. — А головка, действительно, болит. Этаким-то образом погладили. — Я потрогал шишку на затылке. — Я же на лечении. У меня было с собой лекарство…
— Лекарство, которое стреляет, — сказал Санчес.
— Придется потерпеть, — проговорил седой. — Пока наши эксперты не подтвердят, что ваши таблетки и в самом деле лекарство от головной боли… Вы уж извините нас!
Вряд ли ваши эксперты разберутся в активаторе, подумал я и сказал:
— Какие уж тут извинения? Вы хозяева…
Санчес распутал остальные узлы и сел на место. Я потянулся. Тело затекло не очень сильно, но немножко помассировать руки пришлось. Тут я заметил, что сижу в ресторанном кресле, и мне стало совсем хорошо, потому что все говорило о том, что я, по крайней мере, не так уж далеко от «Сиреневой веточки».
— Ты уж извини! — сказал Санчес, усмехаясь. — Пришлось выдать тебя за припадочного. Чтобы клиенты не очень беспокоились.
— Люблю заботливых людей, — сказал я.
— Странно! — Седой потер пальцами виски. — Вы хотели поговорить с нами, мы хотели поговорить с вами, а разговор что-то не клеится. Придется брать инициативу в свои руки. — И вдруг резко бросил, словно выстрелил:
— Имя?
— Жюль Карне! — лихо отрапортовал я.
— Звание?
— В ЮНДО нет званий. И вам это известно!
— Хорошо, — сказал седой. — Тогда — цель прибытия в Гринкоуст?
— Розыски пропавшего агента.
— Ишь чего захотел, — сказал Санчес. — Твоим агентом давно рыбы кормятся!.. Это тот, который до Д-излучателей дорылся, — пояснил он остальным.
— У вас было только одно задание? — спросил седой.
— Да.
— Хорошо… Мы могли бы рассказать вам об этом агенте. Но не за так, естественно.
— Чем же я должен заплатить?
— Мы бы хотели знать ближайшие планы вашего руководства.
— Об этом может рассказать только руководство. Я — обыкновенный агент.
— Ага, — сказал Санчес насмешливо. — И обыкновенного агента свои же выдают нам!
— Меня выдал предатель.
— Вы думаете? — сказал седой. — У нас есть основания сомневаться в этом… А уж если быть откровенным до конца, то нам абсолютно точно известно, что ваше руководство, а именно некто по имени Алкиной дал указание Артуру навести нас на вашу персону. Каково?
— Почему я должен вам верить?
— Вы можете не верить. Я бы на вашем месте не поверил. Вот только странно, откуда мы знаем об Алкиное, верно?.. Вроде бы не должны знать, а знаем!
Я молчал. Что-то в словах седого было. И оно вполне соответствовало тому, что за мной начали следить сразу по прибытии сюда… Впрочем, то же самое объяснил бы и факт тривиального предательства Спенсера, без всех этих выкрутасов с указаниями.
— Мы вам устроим очную ставку с Артуром, и он все это подтвердит.
— Не сомневаюсь! — сказал я. — Ему ничего и не остается!
— Слушай, Жюль! — возмущенно сказал Санчес. — Неужели ты думаешь, что мы берем на контроль всякого, кто сюда приезжает? Да нам бы никаких сил на это не хватило… Говорю, тебя засветили еще до того, как ты сошел с трапа самолета.
Его вмешательство было лишним. Я, возможно, и поверил бы, что они говорят правду, но после реплики Санчеса мне стало ясно, что все это чушь. В своем возмущении Санчес чуть-чуть, самую малость, но переиграл. По-настоящему возмущенные люди говорят несколько иначе… Ничего удивительного: любитель есть любитель, куда серому армейцу до профессионального секретника!.. А главное, все это было чушью потому, что после сегодняшней ночи они сняли с меня контроль. Если бы они знали обо мне точно, этого бы не произошло. И еще стало ясно, что выдал меня Спенсер только сегодня… Я вздохнул. Надо играть дальше.
— Вы хотите меня завербовать?
Седой поморщился.
— Мы бы хотели перетащить вас на свою сторону.
— Не вижу причин, в силу которых я должен быть на вашей стороне.
— А чистая совесть? — воскликнул лысый. — Вы поймите, Ридер: вы же нам жить не даете!.. А сами, между прочим, с нас кормитесь. Что бы вы делали, если бы нас не было?
— Ковырял бы в носу, — сказал я.
— Вот именно, — зло сказал Санчес. — Или придумал бы нас!.. На большее ты и не способен, лжекосмонавт!
— Спокойнее, спокойнее, — одернул его седой.
— Какое уж тут спокойствие! — проговорил Санчес с горечью. — Борцы за мир… Все на подлости замешано!
Седой встал, внимательно глядя мне в глаза.
— Ну что ж, — сказал он. — Если вас не интересует чистая совесть, это дело вашей совести, извините за каламбур. А как насчет жизни?
— Вот-вот, — ответил я. — Вот и пошел разговор на равных!
— А что нам остается? — Седой грустно улыбнулся. — Поставьте себя на наше место… С вами идет на контакт агент ЮНДО, и тут же, следом, сама ЮНДО выдает его вам! С какой целью?.. А если еще учесть, что вокруг этого агента и так сплошные странности!.. Вы, разумеется, пытаетесь разобраться. Агент же в благодарность за то, что вы его сразу не прикончили, еще и издевается… Как бы вы поступили на нашем месте?
Я пожал плечами.
— Лучшее место для каждого — свое… Во всяком случае, если бы вы попались мне в руки, я бы знал, что с вами делать.
— И что же? — спросил седой.
— Передал бы вас международному суду.
— Но у нас ведь нет такой возможности. На Земле пока еще не существует суда, который бы занялся делом ЮНДО.
— И вы надеетесь его заменить?
— Не надеемся, — устало сказал седой. — Мы всего-навсего защищаемся. У каждого человека есть право на выбор профессии.
— Человечеству слишком дорого стоило право на вашу профессию. Оно оплатило отмену этого права кровавым авансом.
Седой снова поморщился.
— Вот этого не надо! — сказал он деревянным голосом. — Военные появились в силу общесоциальных законов, а не по чьей-то прихоти. И вы совершенно безнравственно обвиняете нас в групповом эгоизме! Тем более, что мы думаем не только о себе, а еще и о миллионах рабочих. Тех самых, кто потерял кусок хлеба, не получив взамен ничего, кроме чувства неуверенности в жизни. Это, знаете ли, никому не нравится…
Седой разволновался, и в речи его появился какой-то акцент. Акцент был почти незаметен, но мне сразу стало ясно, что английский не является его родным языком.
— Вы не из России? — спросил я по-русски.
Седой и глазом не моргнул. Он продолжал говорить, обвинять ЮНДО во всех смертных грехах, как какой-нибудь репортеришка из заштатной провинциальной газетки, издатель которой, пытаясь поднять тираж своего детища, упорно ловит рыбку в мутной воде. Обыкновенная ерунда, сто раз слышанная, меня даже потянуло на зевоту. Как они все верят в справедливость! Мания какая-то! Не понимают, что ли — без перегибов таких дел не бывает… Но почему все эти ушаты выливаются на мою голову?
— Впрочем, мы отвлеклись. — Седой замолк.
Я ждал.
— Так вот, — сказал он наконец. — Сами понимаете: как агент ЮНДО вы для нас весьма опасны. А как агент ЮНДО, выданный нам самой ЮНДО, вы для нас опасны вдвойне!.. Объяснять, я полагаю, не надо?
Я снова пожал плечами. Разговор получался обыкновенный, вокруг да около. В таком духе можно беседовать и неделю, буде оппоненты дали бы такую возможность. И если бы эта неделя у меня имелась!.. Увы, ее не было. Как не было и оружия, и таблеток активатора. И коли продолжать разговор в том же духе, то в ближайшее время ни того ни другого и не появится. Поэтому я решился.
— У меня было еще одно задание. — Я сделал паузу. — Передатчик!
Они переглянулись.
— Какой передатчик? — спросил седой.
— Который периодически посылает сигналы в космос.
Они снова переглянулись. Потом лысый встал и вышел из комнаты. Седой и Санчес некоторое время пристально смотрели на меня и молчали. Кажется, новость показалась им сногсшибательной. Кажется, они даже испугались. Потом седой спросил:
— И каким же образом вы намерены были его отыскать?
— У меня был пеленгатор, замаскированный под обычный приемник.
— Точно! — сказал Санчес. — Он таскал с собой «Фаулер». Этакий поклонник «Голоса Америки» и «Радио Москва»…
Седой пожевал губами, по-прежнему разглядывая меня как некий музейный экспонат.
— И что вы должны были сделать при обнаружении передатчика?
— Навести на него спецподразделение. А дальше — сами понимаете!..
Седой кивнул, встал и стремительно вышел из помещения. Санчес последовал за ним. Дверь беззвучно затворилась, и я остался, как всякий победитель, в гордом одиночестве.
Уф, сказал я себе, кажется, клюнули. Если это змеиное гнездо зашевелится, может появиться шанс под шумок исчезнуть. Этак, знаете, потихонечку, без стрельбы и трупов. Может, правда, и не появиться, но тут уж как судьба положит… В любом случае, вскоре сюда явится Алкиной со своими волкодавами и перевернет поселок вверх дном. Так что моя задача — продержаться до того времени. А в том, что Алкиной явится, я не сомневался: не зря же речь пошла об индексе «А». Об Ультиматуме я старался не думать, о таких вещах пусть думает руководство. На то оно и руководство, чтобы думать о таких вещах, как Ультиматум.
Я вспомнил, как был поражен Грэм, когда я прочел его мысли. Это произошло через несколько дней после операции, которая, как сказали, вытащила меня из лап смерти и подарила новые возможности. Грэм пришел ко мне в палату без сопровождающих, солидный и приветливо улыбающийся. Поинтересовался самочувствием своего лучшего агента. Агент лежал, полуприкрыв глаза, и слушал, как от принятого активатора расходятся по телу теплые волны всесилия. По-видимому, Грэм тогда еще не до конца верил, что его старый приятель может теперь читать мысли других людей. А может быть, шлем, глубоко надвинутый на лоб, просто мешал ему. Во всяком случае, Грэм снял его и вытер носовым платком лысину. Мы успели переброситься несколькими фразами, когда я включился.
Хороший будет ответ на их Ультиматум, подумал Грэм.
— На какой ультиматум? — спросил я.
Как он испугался!.. У него даже мысли пропали. Я успел услышать только «Дьявол! Шлем!», а потом словно пропасть разверзлась под ногами. Впрочем, с точки зрения моего начальника мир действительно рухнул — представьте себе ощущения человека, у которого только что прочли думу, предназначенную исключительно для личного пользования. Тем не менее надо отдать должное его самообладанию: шлем он тут же надел, и лишь легкая бледность коснулась его лица.
Когда Грэм пришел в себя окончательно, мне было рассказано об Ультиматуме. Рассказано без особого желания, просто для того, чтобы показать — между нами все осталось по-старому: парень читает мысли, подумаешь!.. Впрочем, я был тут же предупрежден, что информация об Ультиматуме настолько конфиденциальна, что ее распространение карается исключительно смертью. Сам понимаешь, Жюль, если такое просочится в прессу!.. Потом меня дружески потрепали по плечу и доверительно сообщили, что в настоящее время только во мне ЮНДО видит возможность восстановления контроля над ситуацией.
Я был на высоте. Я ел начальство глазами. Я понимал всю серьезность момента и свою бесконечную ответственность перед планетой. Я даже пытался (насколько это возможно в лежачем положении) встать по стойке «смирно», выпятив колесом грудь и подняв плечи.
Мои усилия оценили. Я тут же был обласкан. Персонал санатория после этого смотрел на меня как на Бога (или, если хотите, как на дьявола) и стремительно исполнял все мои желания. Только за ограду меня не выпускали. И шлемов не снимали. Более того, через пару дней после разговора с Грэмом я заметил, что шлемы снабдили замочками, которые, по-видимому, замыкались в начале рабочего дня и размыкались лишь после его окончания, когда столкнуться со мной было уже невозможно. И инструкции по предстоящему заданию Алкиной давал мне, украшенный таким шлемом. Грэм же и вообще отечески напутствовал меня через тейлор, не прибегая к личному контакту. Здорово они меня боялись, даже неактивированного!.. Впрочем, с другой стороны, это обыкновенная предосторожность, не более…
Мысли мои вернулись к настоящему, и я без грусти отметил, что кригеры меня так не боятся. Все-таки отсутствие информации не всегда и не для всех оперативный недостаток. Иначе Санчес давно бы уже меня кончил. И глазом не моргнул. Я почему-то был совершенно уверен в том, что это сделал бы именно он. Нет ничего хуже, чем иметь дело с напуганным, ненавидящим тебя дилетантом!.. Можно подумать, я сам послал к себе в постель эту его Арабеллу…
Стоп, сказал я себе. А с чего это ты взял, что Анхель Санчес — дилетант? Дилетантов Ассоциация, как известно, не держит. Скорее, это тебя взяли в ресторане как дилетанта. Мог бы и предусмотреть ловушку, не первый день на этой работе!.. И вообще нынешняя операция тебе не удалась, не всегда ты был на высоте. Зачем-то метался по Лонгвиллю, зачем-то слишком быстро пошел навстречу желаниям Арабеллы. Ведь и дураку было понятно, что ты интересуешь ее не только как мужчина. Раньше бы так опрометчиво не поступил!.. Досталось-таки моей головушке в той переделке, что привела меня на больничную койку. А тут еще Лина!.. Хороша девчонка, ничего не скажешь, но чтобы в мои годы трястись от присутствия этакой пигалицы!.. Нет, во всем этом необходимо разобраться: никогда я не был таким идиотом, как в Гринкоусте!
Мысль была весьма умная. Но лишь один умник из ста сможет разобраться, сидя под замком, в том, что требует свободы. Я входил в число остальных девяноста девяти, и потому ломать голову, рассчитывая варианты, не стал, а устроился поудобнее и попытался задремать. Что и удалось сделать на удивление быстро.
4
Классный диггер всегда начеку. У него ушки на макушке, даже когда он спит. Поэтому я проснулся сразу, как только щелкнул замок и дверь начала открываться. Открывалась она медленно, осторожно, словно за ней стоял подосланный наемный убийца. От кригеров ожидать можно всего. Я подобрался, но остался в кресле, притворившись спящим.
Дверь, наконец, отворилась, и в помещение проскользнула Лина. Я старательно сопел, глядя на нее сквозь ресницы. Лина на цыпочках подошла ко мне, постояла и вдруг быстро коснулась губами моей щеки. Меня так и подмывало схватить ее и прижаться к юному крепкому телу, но я даже не шевельнулся. Лина несколько мгновений смотрела в мое лицо, и взгляд ее был полон любви и нежности. Потом она сильно толкнула меня в плечо. Я пошевелился, шумно вздохнул и открыл глаза.
— Крепко же вы спите, герой! — проговорила тихо Лина. — У вас удивительно толстая кожа.
Я смотрел на нее непонимающе. Выражение лица девчонки было уже совсем другим: жестким и насмешливым.
— Так можно все проспать, герой!
— Я не девушка, — сказал я. — Честь не просплю!
Лина перестала улыбаться.
— Ну как? — спросила она. — Вы не жалеете о встрече с моим братом?
— Что вы! Я очень вам благодарен! Вы мне крепко помогли.
— А не хотите ли, герой, чтобы я помогла вам еще и выбраться отсюда?
— Ну что же, — сказал я, — очень любопытное предложение. И, пожалуй, я почту за честь.
Ответа не последовало. Лина кивнула, повернулась и направилась к двери. Я двинулся следом. За дверью никого не оказалось. Мы спокойно вышли в коридор, поднялись по каким-то слабо освещенным лестницам, прошли через несколько помещений, в которых царил полумрак и пустота. Перед каждой следующей дверью Лина останавливалась и, затаив дыхание, прислушивалась. Я тоже замирал. Все было на удивление спокойно. Честно говоря, от спокойствия этого мне становилось не по себе, натянутые парусами нервы требовали стрельбы в незнакомые, искаженные злобой лица, желали ударов по бритым затылкам чужих солдат, клянчили хруста ломающихся суставов — одним словом, борьбы, геройства и побед во славу.
Я шумно перевел дыхание. Чужих солдат не было и, похоже, не ожидалось. Мы поднялись еще по одной узкой лестнице, упирающейся в невзрачную пластиковую дверь, и тут Лина остановилась и посмотрела на меня, приложив палец к губам.
— Уж здесь-то должен быть пост, — прошептала она.
Потом протянула руку к выключателю. Свет погас, мы оказались во тьме.
— Я войду первая, — прошептала Лина. — Отвлеку. А остальное — за вами.
Я прижался к стене. Мне еще не верилось, что все это происходит всерьез. Лина открыла дверь и шагнула в помещение. Заговорила с кем-то. Я ждал. Лина ойкнула. Я выглянул в незакрытую дверь.
На поле боя имел место чужой солдат. Один. Высокий парень в синем джинсовом костюме. Подходящий соперник: плечи, шея и все прочее. Но ему было не до меня, его вниманием целиком завладела Лина. Она слабо отталкивала верзилу, постепенно поворачивая его ко мне спиной и приговаривая плаксиво:
Дверь, наконец, отворилась, и в помещение проскользнула Лина. Я старательно сопел, глядя на нее сквозь ресницы. Лина на цыпочках подошла ко мне, постояла и вдруг быстро коснулась губами моей щеки. Меня так и подмывало схватить ее и прижаться к юному крепкому телу, но я даже не шевельнулся. Лина несколько мгновений смотрела в мое лицо, и взгляд ее был полон любви и нежности. Потом она сильно толкнула меня в плечо. Я пошевелился, шумно вздохнул и открыл глаза.
— Крепко же вы спите, герой! — проговорила тихо Лина. — У вас удивительно толстая кожа.
Я смотрел на нее непонимающе. Выражение лица девчонки было уже совсем другим: жестким и насмешливым.
— Так можно все проспать, герой!
— Я не девушка, — сказал я. — Честь не просплю!
Лина перестала улыбаться.
— Ну как? — спросила она. — Вы не жалеете о встрече с моим братом?
— Что вы! Я очень вам благодарен! Вы мне крепко помогли.
— А не хотите ли, герой, чтобы я помогла вам еще и выбраться отсюда?
— Ну что же, — сказал я, — очень любопытное предложение. И, пожалуй, я почту за честь.
Ответа не последовало. Лина кивнула, повернулась и направилась к двери. Я двинулся следом. За дверью никого не оказалось. Мы спокойно вышли в коридор, поднялись по каким-то слабо освещенным лестницам, прошли через несколько помещений, в которых царил полумрак и пустота. Перед каждой следующей дверью Лина останавливалась и, затаив дыхание, прислушивалась. Я тоже замирал. Все было на удивление спокойно. Честно говоря, от спокойствия этого мне становилось не по себе, натянутые парусами нервы требовали стрельбы в незнакомые, искаженные злобой лица, желали ударов по бритым затылкам чужих солдат, клянчили хруста ломающихся суставов — одним словом, борьбы, геройства и побед во славу.
Я шумно перевел дыхание. Чужих солдат не было и, похоже, не ожидалось. Мы поднялись еще по одной узкой лестнице, упирающейся в невзрачную пластиковую дверь, и тут Лина остановилась и посмотрела на меня, приложив палец к губам.
— Уж здесь-то должен быть пост, — прошептала она.
Потом протянула руку к выключателю. Свет погас, мы оказались во тьме.
— Я войду первая, — прошептала Лина. — Отвлеку. А остальное — за вами.
Я прижался к стене. Мне еще не верилось, что все это происходит всерьез. Лина открыла дверь и шагнула в помещение. Заговорила с кем-то. Я ждал. Лина ойкнула. Я выглянул в незакрытую дверь.
На поле боя имел место чужой солдат. Один. Высокий парень в синем джинсовом костюме. Подходящий соперник: плечи, шея и все прочее. Но ему было не до меня, его вниманием целиком завладела Лина. Она слабо отталкивала верзилу, постепенно поворачивая его ко мне спиной и приговаривая плаксиво: