– …Они все делают наспех. Будто боятся не успеть. Куда не успеть? Сами не знают. И мне житья нет. Мать одного хочет – чтоб я не забеременела раньше времени. Кто знает это время? «Ответственное решение – завести ребенка!» Завести, представляешь! Как собаку.
   – Собака собаке рознь, – резонно заметил Кей, копаясь в кожаной седельной сумке.
   Обнаружив на дне железную банку с самым популярным в мире напитком, он довольно вздохнул. Есть чем угостить девушку! Жидкость показалась теплой и противной. Отпив немного, он протянул банку девице, которая приняла ее обеими руками, с благодарностью взглянув на Кея. Насмешливые искорки в глазах сводили его с ума. Так она и пила, держа жестяной цилиндрик руками, словно подставляла сложенные корабликом ладони под струю родниковой воды.
   Он смотрел на девушку, вспоминал дочь и понимал, что из этой образцовая домохозяйка не получится, хоть пристрели.
   – Что тебе от меня надо? Приковаться наручниками – дурацкая идея.
   Ее волновало другое:
   – Можно, я буду у тебя жить?
   В горле снова запершило, и поэтому Кей не торопился с ответом. Девушка истолковала молчание по-своему.
   – Ты давно нормальную еду ел? Я тебе готовить буду. Я умею.
   Кей поднял голову, словно вспоминая. А ведь действительно! Она права. Чипсы, пиво и гамбургеры – это даже не еда, а, как выразился бы Барон, «обман фантазии».
   Оставалось одно препятствие. Кей опустил глаза и с сомнением посмотрел в глаза девушке. Он-то не против…
   – Надо спросить Урала.
   – Это еще кто? – девица недоумевающе уставилась на Кея.
   – Друг. Я думал, у меня их много, но остался один.
   – У тебя еще один человек в доме?!
   – Больше, чем человек. Собака. Напрягшаяся было девица с облегчением вздохнула.
   – Тогда договоримся.
   – Интересно знать как? Если даже я…
   – Я буду с ним гулять каждый день.
   Удар ниже пояса. Она договорится с Уралом. Так, наверное, даже к лучшему. А выкинуть ее за дверь он сможет без труда в любой момент.
   В отношении девицы Кей явно переоценивал свои возможности.
   – Ты испортила мне вечер.
   – Ну, не совсем. Тебе что, не понравилось?
   Она умудрилась кокетливо пошевелить бедрами, даже сидя на земле.
   Черт, она еще и заигрывает! Кей мысленно вернулся на полчаса назад и что-то похожее на смущение промелькнуло на его лице. Сказать про девицу «бесстыжая», значит, выдать ей большой комплимент.
   А ей все до лампочки! Она встала и стряхивала с себя налипшие на джинсы травинки.
   – Мы можем пойти в клуб. Здесь недалеко. Вечер в честь Дня Первого Вознесения Всемогущего Тимоти Лири. Попрыгаем – и к тебе! С родителями – о'кей. Я на все лето укатила к подружке. Куда, к какой – не их дело. Да им все равно.
   – Между прочим. У тебя есть справка о прививке от бешенства? – поинтересовался опытный в таких делах Кей, садясь на ХаДэ и продемонстрировав глубокий укус. – Мне не в кайф таскаться на уколы.
   – Достану, – пообещала девица, устраиваясь поудобнее за спиной Кея. – Завтра сбегаю к ветеринару. Человеческие доктора почему-то отказываются со мной говорить.
   – Справку я повешу в коридоре.
   Кей подумал, что набирается целая галерея справок. Правда, остается надеяться, что девица не будет трогать соседей. Если, конечно, те не подадут повода.
   – Блох у меня нет, – деловито сообщила девица. – И чумкой я не болела. Вылизываю себя каждый божий день. В этом деле мне равных нет. Самая чистая бойцовая сука в Городе.
   – Тогда тебе нужно дать кличку.
   – Зови меня Кока-Лола.
   – Читаешь мои мысли? Ты – девушка опасной породы.
   – Я хочу, чтобы ты обо мне помнил каждый день.
   – Да уж… – произнес Кей, осторожно дуя на укус: может, прижечь?
   Девица беспокойно возилась за спиной.
   – Эй, ты что там делаешь?
   – А вот что!
   Держа руками рога байка, Кей заглянул себе под руку и увидел, что одна из полосок лапши, свисающей с рукава, завязана узелком.
   – Каждый раз, берясь за руль, будешь думать обо мне.
   Кей покосился на весело покачивающийся узелок и ничего не сказал. Только прикусил губу. В путь, Кока-Лола! Даже если этот путь короткий, как жизнь.
   Ночной клуб «Лошадь Спешит Домой» встретил Кея и Кока-Лолу оглушающим грохотом из всех углов огромного зала, болезненно-вежливым отношением охранников, настороженно покосившихся на кожаные доспехи Кея, и полным отсутствием мест, где можно «спокойно посидеть». Избегавшему шумных ребячьих посиделок, Кею представилась возможность убедиться, что культурная жизнь Города бурлит в самом прямом понимании этого слова.
   Новая знакомая чувствовала себя своей в обстановке, промышленным шумом напомнившей завод по переработке старых автомобильных кузовов. Она немедленно согнала полусонного подростка с крохотной приступочки в дальнем углу зала, усадила Кея и отправилась «искать знакомых». Кею не нравилось торчать косматым темным динозавром среди ярко наряженных юношей и девушек. Но он в который раз за день промолчал.
   Кока-Лола растворилась в море разноцветных тряпочек, порхающих по всей территории клуба, знакомящихся, целующихся, ссорящихся, пьющих, спящих, танцующих, болтающих, смеющихся, толкающихся, грустящих или, как Кей, молча разглядывающих собрание людей, объединенных одной целью – на один вечер забыть о существовании человечества и то, что они сами однажды родились.
   Интересно, что здесь пьют?
   Бар как таковой, с неизменным суетящимся барменом и высокими стульями, отсутствовал напрочь. Желающий выпить подходил к стене, в которой имелось несколько отверстий с надписями «Водка», «Виски», «Белое», «Коньяк». Жаждущие совали деньги и в обмен получали пластмассовые стаканчики с содержимым, соответствовавшим надписи над дыркой. Кей оценил прогрессивную примитивность сервиса. Весьма удобно. Из-за всепроникающего музыкального шума не слышно ни слова, хоть ори бармену на ухо.
   Пиво предлагали бродившие по залу измученные мальцы, наряженные в форму на манер военной. Каждый малец предлагал отведать свой сорт. И каждый таскал за собой аппарат на колесиках, смахивающий на гибрид огнемета с пылесосом. Из носатой трубки в подставленный пластмассовый стакан лилось пиво. Наполнив стакан, парни подхватывали «пивометы» и тащились дальше.
   Удобно, когда пиво само идет к тебе. Кей подозвал одного из «огнеметчиков» и получил порцию пенной жидкости, по вкусу неотличимую от раствора стирального порошка. Кей поставил пластмассовую посудину под стенку, подальше от себя, и решил, что хорошего пива здесь не получишь.
   Однообразная музыка молотила по ушам, но постепенно Кей перестал ее замечать. Кое-что в клубе ему даже понравилось: ди-джей, восседавший под потолком в устройстве, стилизованном под неряшливо открытую консервную банку с надписью «DJ Flastor IILiang»; просматривавшиеся сквозь густую пелену табачного дыма отсеки в стене, копирующие тюремные камеры – с нарами, зарешеченным оконцем и небольшим столиком, намертво прихваченным к полу; танцпол с батутом, на котором по очереди прыгали расходившиеся плясуны; прозрачные квадраты пола, под которыми на небольшой глубине сновали пестрые тропические рыбки, которые (счастливые!) не слышали музыкального грохота и воспринимали топчущихся над ними размалеванных фриков как естественную часть фауны местного кораллового рифа.
   Кея плотно окутала чужая болтовня, но при всем желании он не смог бы разобрать ни слова без помощи сурдопереводчика с большим стажем работы в дурдоме. Постоянные посетители в посредниках не нуждались и понимали друг друга по движению губ.
   Искусственная жизнь требовала искусственных стимуляторов. Чудесами химии присутствующие вогнали себя в состояние, близкое к трансу, и то вяло покачивались, ожидая слышимую только им смену мелодии, то заводились в бесконечном кружении на одном месте.
   Кей неторопливо брел по огромному залу, и публика расступалась. Так чайки разлетаются, завидев плавник акулы. Кей натыкался взглядом на лица. Некоторые торопились отвести глаза, другие неподвижно смотрели сквозь Кея. Они его не видели. Они вообще ничего не видели.
   Выбеленные лица с густо очерченными бровями. Лица, словно набросанные второпях на листе бумаги обломком уголька. Кто-то рисовал и отбрасывал, рисовал и отбрасывал… Сегодня вечером рисунки ожили и собрались вместе потанцевать. К утру уголек осыпется, и на белые листочки придется наносить новый рисунок.
   Взлохмаченные волосы, блестящие одежды, тонкие, колышущиеся фигуры, замедленные движения. Зал похож на поле, беспорядочно поросшее цветами. Порывы ветра пролетали по травянистой глади.
   Некто невидимый подал неслышимый знак. Колыхание цветов прекратилось. Пестрота организовалась и перестроилась в правильные длинные полосы. Намечалось нечто особенное. Народ изготовился к ритуальным танцам. Каждый занял свой ряд.
   Бум-бум-бум!
   Пию-пию-пию!
   На сцене появились двое в одинаковых белых одеждах, похожих одновременно на больничные пижамы и индийские дхоти и пенджаби. Парочка принесла с собой огромный барабан и флейту.
   Бум-бум-бум! Краснорожий малый с барабаном работал от души, старательно надувая щеки при каждом ударе, что делало его самого похожим на инструмент.
   Пию-пию-пию! Флейта подвизгивала в унисон барабану. Изможденный флейтист изящно выставил вразлет острые локотки.
   Музыканты слаженно топали ногами. Полы белых одеяний развевались.
   Бум-бум-бум!
   Пию-пию-пию!
   Зал маршировал в заданном ритме. Публику захватил ритм. Ритм подавил и подмял под себя всех.
   «Они будут маршировать до утра, – решил Кей. – Угарная вечеринка. И как это додумались, что маршировка – самый заводной танец на свете?» Он пробирался к выходу, бесцеремонно расталкивая встречных. Некоторые истерично смеялись и совались ему в лицо. Хотелось набить морду одному-другому, но Кей сдерживался.
   – С тебя еще не сняли кожу? Кей замер. Медленно обернулся. Кто? Кто сказал это?
   Где этот… эта… это… что-то… кто-то…
   Бесполезность всего.
   Сегодня кладбище проводит День Открытых Могил. Одинаковые мертвые лица. Бесполезно искать живого среди трупов.
   В Кее росла злоба.
   Его мутило. То ли от глотка «стирального» пива, то ли от обстановки, где у окружающих особей на лицах застыла маска отрешенности.
   Около выхода он наткнулся на Кока-Лолу. Она допытывалась у охранника: «Свалил этот длинный байкер или нет?»
   Кей схватил ее за локоть и, не обращая внимания на негодующее верещание, потащил прочь. Под знакомой луной ему легче дышать.
   – Ты хочешь зрелище? Ты его получишь! Садись, пока не передумал!
   Понятливой девочке не надо повторять дважды. Терез десять секунд они мчались в глубокой ночи, распугивая одинокие коробки.
   Кей злился. Он часто, без причины, менял скорость, резко газовал или, наоборот, еле-еле тащился. Ха-Дэ смущен. Байк тяжко задумался над необъяснимым поведением хозяина. Сильная машина осторожно помогала Кею восстановить душевное равновесие, смягчая порывистую езду и плавно выдерживая повороты.
   Что-то с тобой не так, Кей.
   Давным-давно к нему обратились неприятные люди и требовательно заявили: «Мы хотим знать правду!»
   Они хотели знать, почему его отряд никогда не приводил пленных.
   Кей ответил, не задумываясь: «У меня правда закончилась. Зайдите в следующей жизни». Люди ушли не сразу, а еще долго и плохо говорили с Кеем. Глупые люди, они пытались ему угрожать. Зачем? Кто еще согласится наводить порядок в джунглях, где так заметна белая кожа?
   Интересно, кем ты будешь в следующей жизни. Кей? Подорожником под скрипучей дверью деревенского сортира? Возможно…
   Тогда, после тяжелого разговора, он сбросил полевую форму, облачился в мертвую кожу и помчался по дороге в поисках Стаи. Он нашел свою Стаю и пошел по неведомому пути, он испытал новые ощущения, острые и волнующие.
   Главное – перебороть гордость, принять авторитет вожака и согласиться с байкерским уставом, слова которого не для бумаги.
   Примкнув к Стае, Кей получил возможность думать. У байкера больше секунд в минуте, чем у прочих. Правда, он расточителен, разбрасывается полученным даром и спускает драгоценный талант на пиво и девок…
   Проскочив мост, ХаДэ свернул в арку большого несуразного дома. Здесь Кей намеревался срезать угол и пройти внутренним двором, разбудив жителей ревом двигателя. Кока-Лола притаилась за спиной. Иногда Кей ее не ощущал. Пару раз он обернулся, чтобы убедиться, что она все еще здесь. Упрямо надвинув на брови рваненькую бандану, найденную Кеем в сумке для инструментов, девчонка сидела, как влитая, не шелохнувшись.
   Кей одобрительно хмыкнул и нырнул под следующую арку, собираясь на скорости проскочить улицу. Ночь темна, можно слегка нарушить правила. Скинув скорость, он подал ХаДэ вперед, но тут же резко затормозил, отчего Кока-Лола высоко подпрыгнула и громко выругалась в гулкой тишине арочного свода.
   – Замолкни! – грубость в умеренных дозах никому не вредит. – Слезай!
   Горько усмехнувшись, девушка полезла с седла. Путешествие закончилось! Она рассчитывала на большее.
   Не покидая байк и помогая себе ногами, Кей отогнал умолкнувший ХаДэ во двор и остановился. Схватив Кока-Лолу за руку, он потащил ее за собой в арку.
   – Вот и развлечение! Что скажешь? Кока-Лола недоверчиво хмыкнула и выглянула на улицу. Широкая улица пуста. Поразительно пуста. Только свет уличных фонарей. Ни одно окно не горит, и непонятно: то ли все действительно спят, то ли граждане выключили свет, подползли на коленях к подоконникам и робко выглянули, осторожно отодвинув целебное растение алоэ и головку лука, проращиваемую в банке с мутной водой.
   Девица раздраженно обернулась, решив, что ее разыгрывают. Но тут ее уши уловили далекий звук, нарушивший тишину замершей в нехорошем предчувствии улицы. Кока-Лола обернулась, всмотрелась и едва не вскрикнула. Кей крепче сжал ее руку, и она сдержалась, но он отчетливо ощутил, как рука задрожала. Ага, значит, есть все-таки на свете вещи, которых она боится! Впрочем, этого испугалась бы не только она.
   Чужие заполнили улицу широкой полосой, затопив ее от края до края. Чужие знают, что здесь им никто не помешает. Смельчаков нет.
   Много чужих на сверкающих хромированными двигателями разноцветных байках:
   черных, как южная ночь красных, как воды азиатских рек белых, как цветы опийного мака синих, как океан зеленых, как рисовая плантация.
   Прямоугольные флаги с неясными рисунками вознеслись из-за спин и хлопают над головой у каждого второго. Толстые кожаные латы особого покроя, выработанного за столетия межклановой борьбы. Раскрашенные лица с иероглифами на щеках и густо татуированные торсы с множеством шрамов. Резкие выкрики, в которых прорывается тысячелетняя злоба переселившегося в Город потомственного крестьянина.
   Некоторые выбивались из общей картины, нарядившись в дорогие костюмы, белые рубашки, однотонные галстуки и темные очки. В сочетании с крепко сжатыми губами и неподвижным, пронизывающим взглядом узких щелочек, они казались пародией на гангстеров из американских фильмов.
   Мелькали поднятые над головами дубинки с вытравленными по всей поверхности иероглифами и короткие мечи, маленькими молниями сверкавшие в сиреневом уличном свете. Те, у кого лица не скрыты за ушастыми шлемами и забралами, стянули черные маслянистые волосы зелеными повязками с белыми надписями восточной вязью.
   Множество амулетов, нанизанных на тонкие кожаные ремешки, болталось на шеях. У некоторых к седлам приторочены обезглавленные куры, оставляющие на земле бурое многоточие крови, капающей из растворенных тупым ножом шей.
   Иногда кто-то невидимый отдавал неслышный приказ, крики и рев двигателей смолкали, на улицу накатывало тяжело давящее молчание.
   От колонны исходил тропический жар. Душно, хотя затаившуюся в арке парочку овевает ночная прохлада.
   Кей наблюдал спокойно, без эмоций. Кока-Лола побледнела, прижалась к нему и глубоко дышала, раздавленная мощью колонны. Кей усмехнулся и погладил ее по голове. Успокойся, ершистый напуганный зверек!
   Пока есть Бешеные и он среди них, все будет нормально. Хуже, если Стая рассыплется. Тогда все умрут.
   Кей перевел взгляд на колонну.
   Не отраженный холодный свет уличных фонарей видит Кей в темных стеклах шлемов, скорее похожих на боевые, чем на защитные, а блеск пожаров и сверкание молний над разоренным Городом. Не грохот двигателей, а предсмертные хрипы гибнущего некогда великого народа, накрытого огромной желто-зеленой волной, за которой встает солнце; народа, не успевшего сбиться в Стаи и скрыться в спасительном Лесу, о который разобьется волна с Востока.
   Темнота поглотила колонну, и на улицу вернулась тишина. Странная это была тишина. Словно после эпидемии чумы. Когда уходят даже крысы.
   – Кто это? Она потрясена.
   – Зубы дракона.
   Кей сплюнул, не сдержавшись.
   – Прошлым летом было меньше. Значит, прорастают…
   – Я никогда раньше не видела…
   – И не могла. Как из-за океана потянуло гарью, так они здесь сразу оскалились. Радуются. Теперь хотят всё. Подавай им весь наш Город, тебя, меня…
   – И… Что? Что дальше?
   – Либо мы, либо они.
   У них оставалось мало времени, чтобы успеть застать тот тревожный момент, когда Ночь неуловимым глазу прыжком перемахивает призрачный барьер и принимает новое имя – Утро.
   Было продолжительное катание в перелесках, среди заброшенных поселков, под высоко взметнувшимися искореженными металлическими конструкциями, по разобранным железнодорожным путям, через гулкие и пустые заводские цеха, выгоревшие много лет назад, и мимо куч подозрительно мерцающих отбросов. Затем Кей оставил ХаДэ около поваленного недавним ураганом дерева и размеренным шагом направился в темноту, в сторону рассвета.
   Девица старалась не отставать и настойчиво держалась ближе к Кею, хотя быстрая ходьба по песку давалась ей с трудом. С каждым шагом она зачерпывала кроссовками пригоршню песка и старалась вытряхнуть его, тихо бурча невнятные ругательства. Кей не обращал внимания на ее недовольство и упорно продвигался вперед.
   Внезапно он остановился. Кока-Лола налетела на него и только приоткрыла рот, чтобы высказаться, как Кей пригнулся и прошептал:
   – Здесь! За мной! И – ни слова!
   Они пробирались сквозь лишенные листьев кусты, раздвигая голые ветви и царапая ладони. Пару раз Кока-Лола упала в кромешной темноте на твердую землю и больно ушибла локоть и коленку. Она злилась, но молчала. Решив доказать, что способна на многое, она обогнала его и непременно свалилась бы в пропасть, если бы Кей не ухватил ее за руку. Она заскользила кроссовками по краю, но удержалась и через миг лежала, гневно сопя, прижатая к камням его сильной рукой. Дивное зрелище открылось перед ней.
   Огромная яма заброшенного карьера, края которого терялись в темноте. Склоны круто уходили вниз, оканчиваясь среди гигантских обломков известняка. Их острые края неприятно резанули глаза Кока-Лолы. Она поежилась, представив, что осталось бы от нее.
   Вокруг громоздились ряды проржавевших насквозь механизмов: тракторы, бульдозеры, автокраны, самосвалы с потерявшимися невесть где кузовами и несметное количество автобусов, слепо пялящихся в небо пустыми окнами. От груды истлевшего металла веяло кладбищенским духом и холодом могилы. Кей ощутил, что девушка крепче прижалась к нему, и у него снова заныло под сердцем. Давно такого не случалось. Лишь бы ХаДэ никому не рассказал, как влип его хозяин.
   Кей привстал и беспокойно прислушался. Неужели облом? Но сегодня такая ночь…
   Комариное жужжание приближающегося оппози-та кольнуло слух. Кей замер, обхватив девушку за плечи, словно боялся, что она шевельнется, спугнет невидимого байкера, звук настороженно смолкнет, а затем стремительно удалится.
   Нет! Невидимый байкер упрямо двигался вперед, продираясь сквозь песок и нащупывая колесом твердую поверхность тропинки, ширина которой позволяла проехать только одному байку и о которой ему много рассказывали, о которой он мечтал, мучился страхом, но отважился ступить на нее. Сознание того, что обратной дороги нет, придавало сил, и Кей услышал, как мотор увеличил обороты. Для разгона байкер выжимал максимум возможного из двигателя, напоследок приведенного в идеальный порядок.
   Они увидели его, взлетевшего над карьером, на миг зависшего над пропастью, шлемом коснувшегося луны, широко раскинувшего руки, словно обнимающего весь подлунный мир, прощающегося со своими братьями и медленно, мучительно медленно заскользившего вниз.
   Кока-Лола широко раскрыла глаза и впилась ногтями в Кея, приготовившись услышать грохот пробивающего гнилые автобусные крыши байка и предсмертный вопль.
   Ничего.
   Просто ничего. Тишина.
   – Зачем ему это?
   – Спросить не у кого. Все, кто прыгал, исчезают. Их как будто больше нет и никогда не было.
   – А что там, в темноте, на дне?
   – Недавно я был там днем. Днем там ничего нет. Одно ржавье. Ни трупов, ни байков.
   – А ночью?
   – Ночью, думаю, тоже ничего нет.
   – Вообще ничего?
   – А что еще может быть в темноте, кроме ничего, если и днем там пусто? Ржавье не в счет.
   Призрак. Призрак байкера.
   Он прикатил сюда, как приезжают все призраки погибших байкеров.
   Как прикатят еще многие и многие. Чтобы совершить прыжок в вечность. Байкер не умирает. Он срывается.
   Прошел день и еще день…
   …Кей проснулся через четверть часа после того, как уложил в кровать сонную Кока-Лолу и сам рухнул рядом.
   Девица заворочалась во сне и лягнула Кея, как пони копытцем. Байкер даже не выругался. Тяжелая усталость мучила его. Нет, скорее даже ломила, выкручивая суставы. Не то чтобы его утомили события прошедшего дня, нет. Да и не было никаких особых событий. Байкера мучили нехорошие предчувствия. Если попытаться уснуть, все исчезнет…
   …Пес сидел рядом, уставившись на Кея и тяжело дыша. Собачье сопение и гипнотизирующий взгляд Урала заставили Кея разлепить веки. Он с трудом приподнял голову. Пес обрадовался пробуждению хозяина. Крепкие собачьи клыки осторожно зацепили большой палец хозяйский ноги, пес попятился и Кей едва не свалился на пол.
   Пес вел себя странно. Он тяжело протрусил к окну, встал на задние лапы и уставился на ночной двор. Кей вздохнул и побрел вслед за собакой. Встал рядом и принялся тупо разглядывать квадрат детской площадки, слабо освещенный единственным фонарем, хилую березовую рощицу о пяти кривых стволах, серые от летней пыли крыши многочисленных автомобилей, по случаю жары ночевавших вне душных боксов, под окнами граждан.
   Кей почесал живот, широко зевнул и собрался было отвернуться, но Урал, наблюдательное животное, тут же принялся елозить когтями по стеклу. Соприкосновение стекла и острых когтей создавало крайне неприятный звук. В темноте спальни недовольно заворочалась Кока-Лола. Кей встревоженно обернулся. Она лежала, отбросив простыню, погруженная в безмятежный девичий сон.
   Тишина в мире нужна для одного – дать девушкам спокойно спать. Им хорошо, а остальной части человечества – и подавно. Потому что когда девушки просыпаются, в мир возвращается война.
   Урал прекратил царапать стекло, зато принялся тихонько скулить. Ого! Значит, он чует такое, что волнует его разум и беспокоит посильнее сновидений с собачьим сексом. Кей понял, что если не успокоить пса, тот поднимет лай и разбудит Кока-Лолу. А вдруг ей это не понравится? И она уйдет? Тогда Кей останется без обещанного регулярного питания, а пес – без утренних прогулок…
   Ерунда! Кей понимал, что не из-за этой ерунды ему нужна Кока-Лола. Уже несколько дней в его душе аврально трудилась бригада реставраторов, спешно собирая по дальним углам остатки человеческих чувств и пытаясь склеить нечто, похожее на картину счастья. Пока получался детский рисунок: синее до изумления небо, на котором солнце ощетинилось острыми лучами-прутиками, да нереально-зеленая полянка с крохотным кубиком дома и неизменным дымом, курящимся из косо торчащей трубы. Но это только начало.
   Пес негромко гавкнул и вернул Кея к действительности. Выхода нет. Придется влезать в кожу и побродить вокруг дома. Либо спугнуть команду покрышечных воров, «скатывающих блины» от машины в самом темном углу двора, либо спугнуть парочку, неудобно устроившуюся для любовных ласк на низенькой оградке песочницы, либо… Кей уже оделся и перестал напрягать фантазию вариантами. Пес предпочитал не доверять на слово и поковылял до дверей, дабы убедиться, что хозяин не перекуривает за дверью, а спускается вниз. Самого Урала Кей оставил дома, охранять покой сонной девы.
   Байкера насторожила настойчивость, с которой пес постарался выпихнуть его из дома. Ноги сами потащили Кея туда, где стояла его главная ценность – ХаДэ. Сначала – проверить байк, а потом уточнить, не сыпят-ся ли на Город атомные боеголовки.
   …В этот лунный час в гаражах никого не было, если не считать пожилого охранника, сморенного старческим сном у невыключенного телевизора, на экране которого мелькали черно-белые полосы. Да еще в глубине, у дальних боксов, едва мерцал огонек. Здесь чинился один из тех энтузиастов автомобилизма, который не столько ездит, сколько лежит под коробком, размышляя о несовершенстве мира, в котором уже не осталось контргаек нужного калибра.
   Сунув ключ в замок, Кей привычно толкнул дверцу и шагнул вперед. Все оказалось не так просто. Дверца не поддалась, и Кей едва не врезался лбом в' железный лист, из которого эта дверца вырезана. Кей отступил и недоверчиво толкнул дверцу еще раз, посильнее, с тем же результатом.