Страница:
Глава 7. Весенние хлопоты.
Прошла зима. Отзвенели веселые ручьи, отшумели весенние ливни. Зазеленила трава и листья на деревьях. Все больше ученики стремились на улицу. Возобновились чаепития на природе с веселыми рассказами об опасных приключениях. Оживала природа, Эрик все настойчивее просил назначить день свадьбы.
Старшая Хильда посещала домик на озере чаще и чаще. Это уже была не холостяцкая берлога, а уютное жилище. В доме появились цветочки, вазочки, статуэтки, красивые композиции из камней и ракушек. Они придавали дому загадочный и таинственный вид.
Дети подросли и после школы у них были свои дела. Хильда и Дина учились волшебству. Совместными усилиями они вызвали дождь в мае и вылечили одну бодливую корову в соседней деревне.
Мальчишки тоже были заняты. Васин дедушка учил детей собирать красивые камушки и делать из них разные пустячки, за которые туристы платили вполне серьезные деньги. Ник и Ганька занимались спортом, развивали выносливость, учились владеть силой. Иногда к ним присоединялся Вася. Папа Ника не предъявлял к нему таких требований как к своему сыну и его дружку, но и Васе эти занятия пошли на пользу.
Даже дедушка это одобрил.
Мальчики выманивали любопытных из запретной зоны, когда сами, когда с помощью взрослых. Они могли закрыть сознание от чужого влияния, не раскрывая себя, вытянуть всю интересующую информацию из собеседника, немного владели телекинезом, освоили простейшие приемы боевой магии. Могли уже отвести глаза и скрыться.
Это было весьма кстати. В лесу опять появились чужие люди: различные археологические, этнографические, биологические и экологические экспедиции, собиратели фольклора, туристические группы. Физики изучали необычные виды излучения, фармакологи изучали свойства некоторых растений, которые росли только в этом месте. Как всегда, люди приезжали, чуть ли не со всего света. Но, несмотря на языковой барьер, эти гости не доставляли особых хлопот. Об этих людях известно все: по какому маршруту они пошли, где собираются ставить лагерь, кто входит в состав экспедиции, чем заняты ее участники, сколько у них еды, медикаментов и патронов, откуда они вошли в лес, куда и в какое время должны выйти. В случае непредвиденной ситуации "экспедишники" и туристы знали, куда обращаться за помощью. В отличие от рерихнувшихся охотников за сенсациями, эти люди вели себя очень корректно и знали законы леса. Лесные духи были к ним благосклонны.
Попадались единичные чудики, ушибленные выдумками новомодных "просвещенных" жуликов и старых "контактеров" типа Блаватской. Но, как правило, они были довольно безобидными и ничего особенного не делали. Энтузиасты просто заплутались в лесной чаще в поисках пришельцев. Их, голодных, уставших и разочарованных, выводили к людям в довольно хорошем состоянии – они даже не нуждались в услугах врача.
Ник, Ганька и иногда Вася помогали одному профессору-историку срисовывать загадочные рисунки с одного большого камня на земляничной поляне. Старичок сначала очень испугался, увидев трех мальчиков, возникших ниоткуда. В голове пожилого ученого, несмотря на все его научные достижения, пронеслись нелепые сплетни суеверных старух. Но мальчики на него не нападали, а просто смотрели и пытались понять, что он делает. Давно старичок не видел такого интереса к своим рассказам, и такого старательного исполнения своих заданий.
Лучше всех получалось, почему-то, у Васи. Мальчики впервые в жизни окунулись в удивительный мир науки. Этот сухонький, но очень энергичный старичок семидесяти лет от роду оказался очень интересным собеседником. Юные помощники слушали его, чуть дыша. Этот старик был не просто увлечен, он буквально жил, дышал наукой. Он просто не представлял, что можно жить как-то иначе, и умел заразить этим других.
Мальчишки почувствовали, что настоящая наука это не одни только праздники, но и очень упорный, длительный, порой не заметный для постороннего глаза труд.
Веселенькие и глупые статейки для увеселительных журнальчиков не имеют с наукой ничего общего. И что тот "профессор", которого они знали раньше, оказался ненастоящим.
Старому профессору было крайне интересно с мальчиками. Заслуженный историк и этнограф, пользуясь случаем, изучал маленьких представителей загадочного народа хельве. Его поражало, прежде всего, сочетание в них не сочетаемого. Например, как могут в одном маленьком жилистом тельце ужиться знания о сверхновых достижениях науки, отличные оценки в школе и откровенно первобытность образа мышления. Пожилой ученый поражался тому, как его юные помощники, пожевывая съедобный корешок или прокалывая найденные голубиные яйца, небрежно обсуждали пролетевшую тарелку, (которая у самого профессора вызвала целую гамму чувств) как проезжающий по трассе автомобиль. При всем этом маленькие хельве, особенно тот, с раскрашенной в три цвета шевелюрой, очень вольно обращались с единицами расстояния и времени. На вопрос: "Сколько километров идти к камню (к ручью, к дороге)?", малыш мог, очаровательно улыбаясь, назвать совершенно произвольную цифру, а мог честно сказать: "Извините, я линейкой не мерил". В зависимости от настроения. Со временем было то же самое. Понятие часа также близко его пониманию, как сложное дифференциальное уравнение из докторской диссертации по математике танцору классического балета. Мальчишки опекали чудаковатого старого человека, разнообразили его пищу птичьими яйцами, ракушками, первыми грибами и съедобными травами.
Провожая старичка, ребятишки плакали и просили его приезжать еще. И около двух недель сильно увлекались историей каменного века. Ганька даже осилил какую-то очень сложную монографию, посвященную древним наскальным рисункам – мальчик мало что понял, но был заворожен чистым и правильным языком, которым написана эта книга для взрослых. После этого ему было стыдно неприлично выражаться. Затем у мальчишек появились другие занятия, и увлечение археологией незаметно сошло на нет.
Мария Ивановна провела несколько вечеров в лагере русских фольклористов. Эрик приходил туда к ней, проверяя все ли у них в порядке, и развлекал компанию хулиганскими песнями. Это было вызвано не столько его любовью к фольклору, сколько беспокойством за любимую девушку и ее молоденьких подруг.
Дорогой племянник и его бесподобный дружок, напросились в экспедицию проводниками. Дядя Эрик слишком хорошо знал обоих, особенно их "проводниковые" качества. Ему весь день мерещились городские девчонки, напуганные внезапными исчезновениями и появлениями мальчишек, слышались безумные их крики и утробное ворчание случайного медведя, на которого они едва не наступили, пока проводники лакомятся птичьими яйцами. И всякие ужасные опасности, подстерегающие в лесу городского жителя. И еще дядя прекрасно знал, как мальчишки любят пугать и разыгрывать туристов. И представлял себе стиль этих шуточек.
Он уже имел опыт общения с недовольными туристами. Тогда юные проводники напугали истеричную барышню, которая считала себя убежденной феминисткой. Она терроризировала всех своими придирками и бесконечным нытьем – то ей слишком холодно, то слишком жарко, то слишком скучно, то еда слишком невкусная, то стол не сервирован не так, как указано в руководстве "Изысканный пикник". Ну, вот мальчишки, сговорившись с парнем, и устроили ей интересную экскурсию: неизвестно откуда появляющиеся и исчезающие полчища змей, неожиданный ливень среди солнечного дня, переправа через речушку, которая в самый неподходящий момент превращалась в неистово бурлящий бешеный поток. Разоренный зверьем ящик со съестными припасами и целый день непреодолимого голода. После этого даже сырые ракушки, кое-как сдобренные лесными травами, показались бедняжке райским наслаждением. И еще много-много интересного… Потом, когда просматриваешь дома видеокассету.
После окончания этого мероприятия, девушка не могла произнести ни слова, а только испуганно жалась к своему защитнику, забыв все свои глупые идеи. Все бы ничего, да вот супергерой проболтался друзьям о розыгрыше. И вот уже молодая разведенная дама появилась в офисе лесной охраны, вместе с мамой и семейным адвокатом.
Слава богу, тогда Эрику удалось доказать невиновность мальчишек, взяв вину на себя. С ним связываться не стали, и дядя Эрик отделался дежурными замечаниями от начальства. Такие замечания делаются больше для показухи: меры приняты, оргвыводы сделаны!
Дядя строго поговорил с племянником и его другом, напомнив обоим недавнее происшествие. И пообещал накрутить уши, "если что-нибудь подобное еще повториться". Видеозапись этой беседы можно было использовать в фильме о второй мировой войне. Разъяренный мужчина гневно выкрикивал страшные слова в адрес двух смирненьких, ангельского вида мальчишечек. Те, с видом оскорбленной невинности, поднимали на кричащего дядюшку свои васильковые и изумрудные глазки на загоревших до густой смуглости личиках, полные слез от несправедливой обиды.
– Нет, у него не лживый взгляд – его глаза не лгут.
Они правдиво говорят,
Что их владелец – плут! – процитировал Бернса друг Эрика Дани, просмотрев кассету. Он тоже не поверил мальчишкам. Но зря Эрик так переживал. С Марией они такого себе не позволяли.
Его невеста прекрасно проводила время, и ей ничего не угрожало. Там девушка вспомнила свои студенческие годы, снова почувствовала себя девятнадцатилетней Машенькой. Снова ей казалось, что впереди вся жизнь. Мир опять стал таким огромным и непонятным, и в нем столько всего интересно. Мария Ивановна опять полна надежд, и она делится с новыми подружками детскими мечтами. Эрик увидел свою невесту с новой стороны, и это знание не остудило его пыл. Он еще больше полюбил эту удивительную девушку.
Однажды отец Ника познакомил сына со своими агентами. На всякий случай. Имена, фамилии, клички, адреса и пароли – все смешалось в голове. И мальчик на первом задании все перепутал. Поляка Датчанина назвал Карпинусом. Эти два субъекта друг друга не выносили. Хорошо, что Карп Карпинус, старый папин друг все понял и помог выпутаться из нехорошего положения. Домой мальчик вернулся страшно расстроенным. "Со мной в первый раз было то же самое. Даже хуже" – успокоил отец, но посоветовал не торопиться и поменьше нервничать.
Мальчишки выиграли какое-то подобие олимпиады по математике. Решили ехать все вместе, чем нарушили все правила. Все задания дети выполнили лучше всех других в городе, но до следующего тура их не допустили – не подошли по каким-то параметрам. По каким признакам именно не устраивают комиссию эти ребятишки, инспекторша не смогла объяснить учительнице. Мария Ивановна сообщила детям эту печальную новость.
Но Ник, Ганька и Вася обрадовались. Им теперь не придется расставаться. А всякие там призы – пусть их заберет тот, кому они нужны. Ну, вот хотя бы та худенькая девочка, похожая из-за огромных очков на маленькую стрекозу. Она, кстати, была на вершине счастья, получив желанную путевку в какой-то уж очень престижный летний лагерь для одаренных детей. А мальчики были довольны жизнью и без этого лагеря. Они хотели доказать прежним учителям, что чего-то стоят. И доказали!
Однажды к школе подошла женщина. Все в ней – одежда, манера говорить, поведение выдавало довольно высокое положение в обществе. Это было настоящее чудо природы и чудо искусства. Она была не просто красива – она была ослепительна: правильное, чистое, без единой морщинки лицо, точеная фигура, нежная молодая кожа, безупречная прическа и богатая, со вкусом подобранная одежда, изысканные манеры.
Даже сердцеедка Тинкербел по сравнению с ней смотрелась вульгарной деревенской простушкой. Встречные мужчины буквально выворачивали шеи вслед этой красавице и получали оплеухи от своих благоверных. Хотя мужчины, по большому чету, виноваты только в том, что не слепы. Молоденькие девушки бросали на нее взгляды, полные восхищения и благоговения, как на сошедшую с неба богиню. И мысленно срисовывали фасоны ее наряда. Очень многие женщины злобно завидовали ее красоте и богатству.
Эта дама на деревенской улице смотрелась крайне необычно, местами нелепо. Она казалось, прибыла совсем из другого мира, с другими правилами и законами.
Но было в красоте этой женщины что-то зловещее, отталкивающее. Эта не стала врываться, а спокойно подождала конца занятий.
Когда дети высыпали на улицу, она смело направилась к мальчику, волосы которого были трехцветными. Дама приблизилась и попыталась обнять его.
– Ник, я твоя мама! Я приехала!
Реакция сына на ее признание обидела женщину до глубины души. Мальчик уклонился от объятий, и спокойно сказал: "Госпожа, я Вас не знаю".
– Как ты разговариваешь с родной матерью, хулиган, – обиделась красавица и попыталась приблизиться к мальчишке.
Ник, отбежав к друзьям, спокойным голосом, в котором, однако, слышались угрожающие нотки, повторил:
– Я Вас не знаю, госпожа! И не приставайте ко мне со своими фантазиями. У меня нет мамы.
Дети все вместе направились прочь от странной дамочки.
– Вы совершенно не умеете воспитывать детей,- тоном повелительницы сказала Марии красавица.
– Мои ученики нормально воспитаны. А вот Вы, почему пристаете к Нику? – ответила учительница.
К школе быстрыми шагами направлялся Эрик. Встреча с ним не входила в планы красавицы. Она презрительно оглядела Марию, оценив ее макияж, ее костюм, купленный на рынке, ее душевную простоту, и изящно повернувшись, зашагала прочь от школы. И язвительно подумала:
– Самый раз для Эрика. Два сапога – пара. Две оглобли – упряжка.
Глава 8. Заливные осетры.
Как приготовить заливного осетра (из книги шутливых рецептов):
Достаешь минтай, жаришь на постном масле, красишь свеклой и заливаешь гостям, что это настоящий осетр.
Женщина бегала от одного юриста к другому, с просьбой помочь вернуть сына. Но, несмотря на огромные деньги, все указывали на дверь. Конечно, закон на стороне матери. Но в этих местах все, даже юристы, знали о мальчике, которого бросила мама. Сама бросила. И еще указала в бракоразводных документах, что не желает видеть ребенка. Даже с большими деньгами сделать что-либо практически невозможно.
Сжалившись над несчастной женщиной, добрые люди указали адрес колдуньи Хильдегарды. К ней обращались те, кто отчаялся решить свои проблемы в другом месте.
Хильдегарда принимала в чистой, просторной, и просто обставленной комнате. Тут же сидели две девочки лет десяти-одиннадцати.
– Пусть девчонки выйдут,- потребовала женщина.
– Хотите помощи, не распоряжайтесь в чужом доме, осадила ее хозяйка, – Эти девочки – мои ученицы. У меня нет от них секретов. Не нравится – уходите.
Смахивая кружевным платком красивые слезы, дама рассказывала о тиране-муже, отобравшем ребенка, о горькой доле матери разлученной со своим чадом. Но старшая Хильда умела читать в душах людей: "Советую вам говорить правду". И женщина повиновалась. Что ей оставалось?
Эта прекрасная дама действительно было матерью Ника. Она родилась в Вильнюсе, в очень богатой семье. Ее назвали Эгле, в честь героини одной стариной легенды.
Мамочка эту легенду не читала – эта почтенная дама вообще не тратила время такое бесполезное занятие. Какая разница, чем закончилась эта легенда – главное, звучит красиво! Девочка росла умницей и красавицей, всегда получала, что хотела, причем по первому требованию. Окончив школу, девушка без труда поступила в институт международных отношений в Москве.
Покинув родительскую семью, Эгле не изменяла привычного образа жизни. Ей купили уютную квартирку рядом с институтом. Девушка не утруждала прелестную головку учебой, предпочитая осваивать науку "страсти нежной": принимать только выигрышные позы, контролировать эмоции, одеваться на зависть кинодивам (благо деньги родителей это позволяли). В институте, из уважения к отцу, ей ставили тройки в зачетку, девушка была не в обиде. Тяжелые и беспокойные для других недели сессии, текли для этой красавицы весело и беззаботно. Экзамен был поводом для демонстрации нового туалета.
Худо-бедно диплом был получен, о престижной, денежной и необременительной работе родители побеспокоились заранее. Вот она – долгожданная свобода! Хоровод поклонников всех мастей вокруг красивой, умной и богатой девицы воспринимался как должное. Помолвки справлялись едва ли не каждую неделю. Бывали случаи, когда женихами прекрасной Эгле объявлялись одновременно два или три молодых (иногда и не совсем молодых) человека. За руку красавицы мужчины отчаянно сражались друг с другом: подсиживали на службе, строчили доносы начальству и в милицию, перехватывали друг у друга идеи и выгодные предложения, разве что не стрелялись на дуэлях. Девушку это очень забавляло, особенно, когда ссорились лучшие друзья или братья. И она не торопилась расстаться с юностью.
Однажды на фестивале молодежи и студентов красавица совсем глупо увлеклась очаровательным зеленоглазым юношей, на вид примерно ее лет. Он так трогательно ухаживал, по-детски ревновал ее к многочисленным женихам и поклонникам, заваливал ее дорогими подарками. Сама не заметила, как оказалась его женой.
Оформляя выездные документы, отец Эгле высокопарно рыдал и махал платочком в след самолету. Он уже тогда знал, что это любовь долго не продлится. Папа хорошо изучил дочку за тридцать два года.
Сначала жизнь с Ником казалась похожей на волшебную сказку. Муж любил ее и предвосхищал любой каприз, буквально сдувал пылинки, сам все делал по дому. Ни у кого в селении не было такой машины, одежды, украшений. Все в этом доме было для нее. Ни одна лягушка, ни одна мошка не смела, потревожить ее сон. По первому требованию были поездки в экзотические страны и просто теплое море (если муж не был занят на работе), или пикник в живописном уголке леса. Были и тихие семейные вечера при свечах – с изысканными ласками или "сумасшедшими любовными скачками", смотря, чего больше хотелось любимой жене. Дни ее временных недомоганий становились золотыми для владельцев аптек и сувенирных лавок.
Но вскоре молодая женщина заскучала. Волшебство сказки нарушалось тем, что приходилось мириться с внезапными уходами мужа из дома, с уединенной жизнью в лесу. Еще Эгле бесило то, что муж совершенно не разделял ее интересов. Он прекрасно разбирался в предметах роскоши, в золотых украшениях, в драгоценных камнях, в элитной одежде. Но при этом носил простую добротную одежду и обувь из соседнего магазина. Названия "Версаче", "Валентино", "Кристиан Диор", "Шанель",
"Фаберже" – не вызывали в его душе заветного трепета.
– Надо – покупай! – спокойно говорил супруг, выписывая чек на нужную сумму. И это портило удовольствие от покупки.
Этот никс знал толк в дорогих винах, изысканных блюдах Европейской, Кавказской, Японской и Китайской кухонь. Но тут же мог искренне нахваливать обычные пельмени, которые готовились и подавались в гостинице "Серебряный Карп". Хозяин и хозяйка этой гостиницы очень дружны с Ником. Казалось, что муж способен сжевать все, "что содержит органические соединения".
– Мне кажется, – шепнула дама колдунье на ушко, – что Карпинуса – это родная мать Ника. Она вела себя как настоящая свекровь!
– Вы, милочка, ошибаетесь, – успокоила ее хозяйка дома, – его мама умерла очень давно. И клиентка продолжила свой рассказ.
Ник иногда отсутствовал несколько дней, возвращался уставшим, нередко с синяками.
И день, два, а то и все три просто отсыпался. Эгле все это время питалась печеньем и газированными напитками. Ведь прислуги в доме не было и никто, кроме Ника, не готовил еду молодой жене.
А если Ник был ранен, то приходила эта противная корова Карпинуса, хозяйка гостиницы "Серебряный Карп". Она вела себя так, будто Эгле не существовала. И даже не думала о том, чтобы обслуживать молодую женщину. Кроме того, тетка позволяла себе ею командовать – заставляла сервировать стол на троих, кипятить воду для перевязок, запрещала курить в доме. Этот кошмар длился несколько дней.
"Просто тетушка Карпинуса не знает, что взрослая здоровая женщина нуждается в няньке" – подумала колдунья, слушая рассказ клиентки.
Однажды Эгле устроила мужу скандал. Она сбросила со стола тарелку с едой, запустила в него стаканом с вином, (метательный снаряд был перехвачен неповрежденной рукой и поставлен в безопасное место).
– Ты меня совсем не любишь! В грош не ставишь,- кричала дурным голосом красавица, замахиваясь на супруга толстым журналом "Космополитен" (где почерпнула способ воздействия на мужа-тирана), – Ты где-то три дня пропадал, потом спал как сурок, а бедная Эгле давилась сухим печеньем.
– Я деньги не печатаю,- возразил муж, отнимая методическое пособие для истеричек,
– И у меня нет папы дипломата. Чтобы вкусно кушать приходиться много работать.
Это моя работа, ты понимаешь! К тому же, у бедной Эгле есть для чего-то руки, а холодильнике полно продуктов.
Но Эгле не унималась. Ей хотелось и побольше денег, и свободной любви. Женщине хотелось менять партнеров, помыкать ими, доказывая свою исключительность. Но помыкать было некем, муж и тот начал ее воспитывать.
– Ты разве не видишь, что мне скучно и грустно,- кричала Эгле. Женщина пыталась объяснить этому эльфу, что ей некуда надеть дорогую одежду и украшения. Что в них толку, когда ее подружки – "пиявки да лягушки"? Как достали друзья мужа с их солдафонским юмором! Сами считают себя представителями сверхцивилизации, а к женщинам относятся, как во времена Лоэнгрина, на три "к" – "киндер", "кухен", "кирхе"- дети, кухня, и церковь. (Чья бы корова мычала, твоя бы молчала – подумала Хильдегарда, – можно подумать, ты чем-нибудь, кроме тряпок, интересовалась.) Молодой жене страшно надоел братец Эрик, который сам гуляет, с кем попало ("Уж если влюбился, так на весь день, а повезет – то до утра"), а ей читает проповеди о нравственности и благочестии. Эгле всего-то попросила родственника скрасть ей одну из одиноких ночей. Она молода и хочет блистать в обществе, а не в мерзком офицерском собрании, среди древних стариков с лицами юношей, которые могут часами орать свои дурные песенки. Ее приводили в бешенство эти тетки – жены никсов.
Эгле просто не принимала участия в их разговорах о любительском театре, в обсуждение новых книг, картин и компьютерных программ. А женщинам были совершенно не интересны "мыльные оперы": у них просто не было времени на то, чтобы тратить его на созерцание совершенно непонятных отношений на протяжении двухсот часов в режиме реального времени. Офицерские жены вскоре оставили Эгле в покое. И особенно с ней не откровенничали. Так… терпели ее присутствие.
– Представляете, – возмущенно вспоминала Эгле общение с ними, – они совершенно не интересуются тем, что происходит в мире! Настоящие курицы! Одно только непонятно: как им удается так хорошо выглядеть, и где они находят хороших стилистов в такой глуши.
Хильдегарда даже не стала возражать клиентке. Ей стало, вдруг, так жалко эту красивую и когда-то умную женщину, испорченную бестолковым воспитанием, избалованную легким успехом. С таким умом и красотой Эгле могла так многого добиться, а вместо этого всю жизнь пролежала на диване перед телевизором. И еще считает верхом блаженства болтовню на светских раутах. Тем временем рассказ дамы продолжался.
Все чаще, вместо обычных нежных уговоров, Ник строго перебивал жену.
– Скучно, так займись чем-нибудь. Дело всегда найдется, если поискать! Можешь участвовать в любительском театре, могу свести с нужными людьми. В доме неплохая библиотека. У тебя полно свободного времени и есть деньги. Со связями я помогу.
Займись хозяйством – ведь дом так любит женские руки. Моя мама, например, рисовала. Учись сама себя развлекать. Не маленькая. Нельзя же каждый день шататься по магазинам (и так твоим барахлом "от кутюр" весь дом завален) и попусту транжирить деньги в баре на выпивку. Ты просто с жиру бесишься, дорогая!
От безделья дуреешь! Хватит играть на моих нервах! Ну что тебе не хватает?
Птичьего молока? Звезды с неба? Чего!!! Может ты, любимая, пойдешь и поработаешь пару дней? Заработай хотя бы на пачку сигарет для себя!
– Я не для того за тебя замуж выходила, чтобы работать,- кричала Эгле, и обрушивала на мужа шквал обвинений в жадности и садизме, но тот, казалось, не обращал на это внимания, продолжал заниматься своими делами. Это было хуже всего.
Женщина решила сбежать, но беременность нарушила ее планы. Быть беременной Эгле даже понравилось – не только муж, все его друзья и родственники носились с ней, как с писаной торбой. Опять дамочке позволялось капризничать, и никто не смел перечить. А как муж переживал малейшее отклонение в анализах. И все время спрашивал врача: " А это не опасно?". Женщина родила и попыталась изобразить образцовую мать, видя, что муж не чает души в сынишке. Из клиники ее встречали как королеву. Этот глупый Ник, чуть ли не весь месяц летал как на крыльях, безумно радуясь непонятно чему. Он прямо светился от счастья, когда брал на руки этот пищащий комочек.
Но у самой матери сын вызывал совсем другие чувства. И она тайком поколачивала его. Ребенок виноват уж тем, что так похож на отца. Эгле этот факт казался особенно возмутительным: она носил его сорок недель, отказывая себе в удовольствие выпить рюмку коньяка и выкурить изысканную сигаретку, целый день кричала от невыносимой боли, трудилась как лошадь в родах. А все досталось этому мужлану. И зеленые глазки, и заостренные сверху ушки, и даже перепонки на ручках, как у папы. А от нее ну совсем ничего. Напрасно говорили ей, что ребенок еще десть раз изменится. Зеленые глазки могут стать карими, и маленький курносый носишко может вырасти в благородную гордость аристократа. И личико столько раз изменит свои черты, что каждый родственник найдет что-нибудь свое. Но мать это не утешало.