– Странно, – сказал он, – мне эта экскурсия показалась вполне безобидной. Я сам водил их по залам…
   – Не помните, сколько их было?
   – Не помню. Не считал.
   – А не заметили среди них человека с пышными седыми усами? Держался отдельно от других, ни о чем не спрашивал… У него была ярко-синяя шляпа… – Пэтэнс старалась придать своему описанию больше картинности. – Не припоминаете?
   – Нет, не заметил, мисс Тэмм. Я не замечаю половины того, что меня окружает.
   – А я видел, – сказал Роу, – но, к сожалению, только мельком.
   – Тем хуже, – отозвался инспектор и снова обратился к хранителю музея: – У нас есть основания подозревать, что исчезновение Донохью связано с этим субъектом.
   Роу искренне рассмеялся.
   – Смешно, право. Интриги в нашем музее. Чудеса! Впрочем, это похоже на Донохью. Ирландцы всегда очень романтичны.
   – Вы думаете, что он заметил что-нибудь странное в поведении этого человека и последовал за ним? – задумчиво спросил доктор Чоут.
   – Возможно.
   – Насколько я знаю Донохью, он сумеет постоять за себя.
   – Тогда где же он? – спросил инспектор.
   Доктор Чоут пожал плечами: было совершенно очевидно, что он все это считает пустяком.
   – Может быть, воспользуетесь случаем и посмотрите наши богатства? – обратился он к Пэтэнс. – Мы получили кое-что новенькое. Крупный дар Самюэля Сэксона. Он умер недавно и оставил нам несколько раритетов из своей коллекции. Они хранятся в особом зале – мы назвали его залом Сэксона – в честь покойного.
   – С большим удовольствием, – обрадовалась Пэт, искоса взглянув на отца.
   Ничего не сказав, тот хмуро последовал за ней.
   – Вы ничего не имеете против того, что я иду с вами рядом? – обратился к Пэт юный мистер Роу.
   – Вы довольно назойливый молодой человек, – шепотом ответила Пэтэнс.
   Пройдя через читальный зал, они наконец достигли цели.
   – Вот и зал Сэксона, – сказал доктор Чоут, – по совести говоря, у мистера Роу здесь больше прав, чем у меня, быть вашим гидом.
   Пэтэнс вопросительно подняла брови.
   – Я занимался в библиотеке покойного миллионера, – пояснил Роу. – Отказав часть своей коллекции Британик-музею, он поставил условие, чтобы за судьбой его дара проследил я. Для меня это большая удача. Я работаю сейчас над шекспировской темой, и все материалы у меня под рукой.
   Небольшой зал был недавно отремонтирован – об этом говорил легкий запах политуры, которым освежали витрины и стеллажи. Здесь было около тысячи книг, стоявших на открытых полках. Наиболее ценные хранились в особых витринах, защищенные толстыми зеркальными стеклами.
   – Вы найдете здесь редчайшие издания, – пояснил доктор Чоут, – их еще не видели посетители. Коллекция была получена после закрытия музея на ремонт. А вот этот экземпляр…
   – Постойте, – перебил его Тэмм, – что это с витриной?
   Чоут и Роу бросились к витрине, находящейся посреди комнаты. У Пэтэнс перехватило дыхание.
   Стекло в витрине было разбито, лишь несколько осколков торчало по краям рамы.

Глава V
РАЗБИТОЕ СТЕКЛО

   Хранитель музея и мистер Роу заглянули внутрь, и оба вздохнули с облегчением.
   – Пожалейте мое сердце, – сказал Роу, – я в самом деле подумал, что случилось несчастье. Слава Богу – нет. Просто стекло разбилось еще вчера вечером… Вот и все.
   – Что значит «разбилось»? – спросил инспектор. – Кто его разбил?
   – Уверяю вас, инспектор, – вмешался хранитель музея, – ничего особенного не произошло. – Роу работал вчера вечером в читальном зале. Ему понадобилось заглянуть в одну из книг этой коллекции. Вошел и увидел разбитое стекло.
   – Очевидно, рабочие, – сказал Роу. – Заканчивали ремонт и случайно разбили стекло. Не стоит волноваться.
   – Когда вы это заметили? – спросила Пэт.
   – В половине шестого.
   – А когда ушли экскурсанты из Индианы?
   Доктор Чоут нахмурился: ему что-то не понравилось в настойчивости Пэтэнс.
   – Часов в пять. Только незачем связывать эти события, мисс Тэмм.
   – Мисс Шерлок Холмс, – насмешливо поправил Роу.
   – Не ломайте комедию, – оборвал его инспектор, – вы же должны были услышать треск стекла!
   – Увы, инспектор, – пожал плечами Роу, – когда работаю, я ничего не слышу. Можете хоть бомбу взрывать под стулом – все равно.
   – И ничего не пропало? Доктор Чоут весело рассмеялся.
   – Вы чудак, инспектор. Мы ведь не дети. Сейчас же проверили, все ли на месте. Здесь хранились три уникальных книги. Вы их сейчас увидите.
   Инспектор и Пэт заглянули внутрь. Дно витрины было обтянуто черным бархатом. В трех искусно сделанных гнездах лежали три пухлых тома, переплетенных в старинную грубую кожу разных цветов, – один в золотисто-коричневую, другой – бледно-розовую, третий – в синюю. От времени кожа покрылась темно-зелеными пятнами.
   – Сегодня придет стекольщик и приведет все в порядок, – закончил хранитель музея.
   Но инспектор продолжал молча рассматривать разбитую витрину.
   – Могу вам сказать, что произошло. И все это далеко не так уж невинно, – задумчиво произнес он.
   Чоут заинтересовался. – Что именно?
   – Вы сами предположили, что человек в синей шляпе чем-то привлек внимание Донохью. И мне ясно – чем. Он разбил витрину, и Донохью это заметил.
   – Почему же все на месте?
   – Вероятно, Донохью спугнул его раньше, чем он успел что-то взять. А что здесь самое ценное? Книги. Значит, была неудавшаяся попытка ограбления.
   Пэтэнс быстро взглянула на отца, словно хотела сказать что-то, но промолчала. Что смутило ее в заключениях инспектора? Была ли попытка ограбления? Неудавшаяся? И самое ли ценное здесь книги? Но спросила Пэт совсем о другом:
   – А где Донохью? И почему он не вернулся?
   – Не знаю, – оборвал ее хранитель. – Я говорю только о том, что произошло в этом зале.
   Но слово было сказано. С упоминанием о судьбе Донохью в комнату словно скользнула тень смутной тревоги.
   – Мне почему-то страшно, – сказала Пэт. – Не синяя шляпа, а Донохью, именно Донохью стал жертвой неизвестных нам событий, начавшихся с разбитой витрины.
   Она еще раз заглянула внутрь. Карточки с названиями были приколоты над книгами – белые кусочки картона на черном бархате. На длинной карточке внизу было написано:
   Редкие экземпляры работы
   УИЛЬЯМА ДЖАГГАРДА,
   печатника
   – Елизаветинская эпоха? – спросила Пэт.
   Доктор Чоут утвердительно кивнул. Взгляд его, обращенный к витрине, светился нежностью.
   – Очень интересные экземпляры, мисс Тэмм. Джаггард был лучшим лондонским печатником того времени. Это им выпущено первое издание Шекспира «ин фолио». Где раздобыл эти редкости Сэксон, даже представить себе не могу.
   Но инспектор не заинтересовался библиографическими раритетами. Он предпочитал иметь дело с людьми.
   – Где идет ремонт? – спросил он хранителя музея. – Я хочу поговорить с рабочими.
   Тэмм допросил всех – и маляров, и плотников, и художников-декораторов. Но никто из них не запомнил человека в синей шляпе, и никто не видел, когда и с кем выходил Донохью. Последний удар инспектору нанесла Пэтэнс.
   – Папа, ты ничего не имеешь против, если я не поеду с тобой в контору? – спросила она.
   – А что ты собираешься делать?
   – Пойду позавтракаю куда-нибудь.
   Инспектор нахмурился. Он не любил, когда Пэт ускользала из-под теплого отцовского крыла.
   – Одна? – спросил он.
   Пэт улыбнулась, но не ответила.
   – С молодым Роу, наверное, – улыбнулся старый Чоут. – Славный юноша, но несколько ветрен для шекспиролога. А вот и он сам…
   Роу, вошедший в комнату со шляпой в руке, немедленно откликнулся:
   – Шекспир ждет больше трехсот лет. Пусть еще подождет немного. Вы не возражаете, инспектор?
   – А почему я должен возражать? – ответил Тэмм. Но молодые люди его не слышали. Они шли впереди, продолжая разговор, видимо, давно начатый.

Глава VI
ТЕНЬ ШЕКСПИРА

   – Я когда-то думала, что литературоведы похожи на химиков, – произнесла Пэтэнс, набивая рот зеленой мякотью грейпфрута, – сутулые, рассеянные, с фанатическим блеском в глазах. Вы, должно быть, исключение.
   Официант забрал блюдца с остатками грейпфрута и поставил на стол чашечки с консоме.
   – Я бы предпочел коктейль, Джордж, – сказал Роу. – Принесите-ка два мартини.
   – Шекспир и мартини, – засмеялась Пэтэнс. – Теперь мне все ясно. Вы приправляете Шекспира алкоголем.
   – Алкоголь для храбрости, – подмигнул Роу. – Чертовски страшно обедать с умными женщинами.
   – А с учеными? У меня степень магистра искусств, молодой человек. Вы обедаете с автором диссертации о Томасе Гарди.
   Роу неуважительно рассмеялся.
   – О ком? О Гарди? Кто это?
   – Следовало бы знать английских поэтов.
   – Есть только один великий английский поэт, – наставительно сказал Роу. – Только один. Его поэзия горит негасимым огнем и никогда не померкнет. До дна, мисс Тэмм. – Он поднял свой коктейль.
   – Мисс Тэмм? – спросила Пэт.
   – Милая…
   – Для вас Пэтэнс, мистер Роу.
   – Пусть будет Пэтэнс. А я – Гордон. Гордон Роу. В сентябре мне исполняется двадцать восемь. Заработок – пока грошовый. Не смотрите так строго, а то поцелую.
   – Вы шокируете старых леди за соседним столиком, сэр. Уберите руку. Давайте лучше спорить о грамматике Джона Мильтона. О неопределенном наклонении.
   – Не люблю неопределенностей.
   – Тогда о себе. Роу вздохнул.
   – Я предпочел бы о вас. Обо мне – нечего. Работа, еда, спортивный зал – вот и вся моя жизнь. Работа, конечно, главное. Есть что-то особенное в Шекспире, что захватило меня. Не было и не будет другого такого гения. И не столько творения интересуют меня, сколько сам творец. Что сделало его тем, кем он стал? Какие источники питали его гений? Какой огонь горел в нем? Я хотел бы все это знать.
   – Я была в Стрэтфорде, – сказала Пэт. – Что-то удивительное ощущаешь там… в доме поэта, в церкви… в самом воздухе.
   – Тень гения.
   Оба замолчали. Глаза Роу горели тем фанатическим блеском, о котором упоминала Пэт.
   – А я бы хотел увидеть тень человека, – продолжал он, – ведь о Шекспире-человеке мы почти ничего не знаем. Например, о весеннем периоде его жизни… Я рассказал это старому Сэму Сэксону, и он благословил меня. Предоставил в мое распоряжение всю свою библиотеку. Даже обещал финансировать мои исследования, если я что-нибудь найду…
   – А миссис Сэксон?
   – Несравненная Лидия! – засмеялся Роу. – Старая перечница. Мешала, как могла. Ни черта не понимает в литературе и еще меньше в редких книгах, собранных ее мужем.
   – А кто же наблюдает за этой коллекцией? Вы один?
   – Что вы? Меня к ней подпускают только под охраной. Сторожевой пес по имени Краббе следит за мной в оба глаза. Двадцать три года управляет он библиотекой Сэксона и будет управлять ею до смерти. Старик помянул об этом в завещании.
   – Вы ведь тоже упомянуты.
   – Только для наблюдения за собранием, подаренным Британик-музею. Я не знаю и четверти того, что собрано Сэксоном. Впрочем, теперь это не имеет значения.
   – Почему? – удивилась Пэтэнс. – Потому что я встретил вас.
   Инспектор вернулся из музея недовольный и злой. Достал изгрызанную трубку, набил ее вонючим табаком, полистал календарь.
   – Мисс Броди! – позвал он.
   Вечно печальная стенографистка встала перед ним, затаив дыхание.
   – Кто-нибудь звонил?
   – Нет, сэр.
   – Почта?
   – Не было, сэр.
   – Идите.
   Мисс Броди словно растаяла в воздухе, и Тэмм вновь остался наедине со своими мыслями. Черт бы побрал этого Донохью!
   Минуту он стоял возле окна, созерцая надоевшие очертания Таймс-сквера. Трубка чадила на всю комнату. Затем инспектор подошел к телефону и набрал номер.
   – Соедините меня с инспектором Геогеном. Алло, это ты, Батч? Тэмм говорит.
   Инспектор Геоген виртуозно выругался.
   – Приветствую, – сказал Тэмм, – знакомый прием. Да, да, здоров как бык. У меня к тебе дело. Ты помнишь Донохью, который работал у тебя в группе? Ушел в отставку лет пять назад. Рыжий такой детина.
   Инспектор Геоген промычал что-то неопределенное.
   – Неужели не помнишь? Скотина ты неблагодарная. Ведь это он спас тебя от верной смерти.
   – Так бы и сказал сразу, – затрубил Геоген. – Теперь вспоминаю. Честный парень. Даже слишком честный.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Не сумел о себе позаботиться. Ни текущего счета не открыл в банке, ни сержантских нашивок не получил.
   – Значит, характеристика хорошая?
   – Чего лучше.
   После этого Тэмм позвонил по другому телефону. Капитан Граусон, ведавший розыском пропавших людей, терпеливо выслушал все подробности таинственного исчезновения вахтера Британик-музея и обещал сделать все, что возможно.
   Но Тэмм и здесь не успокоился. Он снова позвонил Геогену.
   – Послушай, Батч, тебе не приходилось сталкиваться с кражей редких книг? В частных библиотеках? Есть жулик, который специализировался на этом. Ходит в синей шляпе. Чудак.
   – Книжник? – спросил Геоген. – Нет, не знаю. Проверю, позвоню.
   Через полчаса Геоген действительно позвонил. Но сведения были неутешительные… В уголовном мире, известном нью-йоркской полиции, специалиста по редким книгам не значилось.
   Тогда Тэмм прибегнул к последнему средству. Он вынул бланк и начал писать письмо:
   «Дорогой Лейн.
   У меня есть кое-что любопытное, что, возможно, заинтересует вас. Одно загадочное дельце, о котором я говорил Квоси сегодня утром. Мы оба – я и Пэт – зашли в тупик и не знаем, что делать дальше.
   Началось все с того, что бесследно исчез Донохью, вахтер Британик-музея…»

Глава VII
«ВЛЮБЛЕННЫЙ ПИЛИГРИМ»

   Мисс Броди робко заглянула в кабинет начальника.
   – Мистер Лейн, сэр.
   – Что? – рассеянно спросил инспектор: он совсем забыл о том, что послал Дрюри Лейну письмо. – Говорите, как следует! Что случилось с Лейном?
   – Он здесь, сэр.
   – Что же вы молчите?! – завопил инспектор и выбежал в приемную.
   Высокий, старый джентльмен с аккуратно зачесанными седыми волосами сидел на диване, улыбаясь инспектору и Пэтэнс, выглядывавшей из-за спины отца.
   – Лейн, старина, как я рад! Какими судьбами вы очутились в городе?
   Дрюри Лейн, взяв свою палку под мышку, пожал руку Тэмму очень крепко для человека старше семидесяти лет.
   – Ваше интригующее письмо, инспектор. Разве я мог усидеть? А Пэтэнс очаровательна, как всегда. Приятно посмотреть на нее. Только ради этого стоило приехать.
   Войдя в кабинет, Лейн с удовольствием огляделся.
   – В последний раз, когда я был здесь, мне казалось, что это действительно «последний раз». Я скользил тогда по краю могилы. Сегодня же, как видите, я чувствую себя лучше, чем когда-либо.
   Говоря, Лейн поглядывал то на губы инспектора, то на губы Пэтэнс. Они улыбались дружески и ободряюще. И Лейн продолжал:
   – Это ваше письмо вернуло меня к жизни, инспектор. Я соскучился по настоящему делу. И где, где? В нашем тихом Британик-музее! Слишком хорошо – даже трудно поверить.
   – Как вы отличаетесь от отца, – усмехнулась Пэтэнс. – Вас увлекают тайны, а его раздражают.
   – А вас.
   – Я спокойна. Правда, в этой тайне есть что-то особенное.
   – Британик-музей… – задумчиво повторил Лейн и вдруг спросил: – А вы познакомились с Гордоном Роу?
   Инспектор пренебрежительно фыркнул. Пэтэнс смутилась и покраснела.
   – Понимаю, – сказал Лейн и улыбнулся. – Симпатичный молодой человек.
   Инспектор не поднял брошенной перчатки.
   – Сумасшедшее дело, Лейн, – проговорил он, возвращая разговор к его основной теме, – самый нелепый случай в моей практике.
   – Отчего бы нам не поехать в музей, друзья? – спросил Лейн в ответ.
   – В музей? – удивился инспектор. – Зачем? Все опрошены, все осмотрено. Витрину я вам описал. Все цело.
   – Именно кое-что в вашем описании и заинтересовало меня. Хочется посмотреть самому.
   – Неужели я что-нибудь проглядела, – смутилась Пэтэнс.
   Лейн улыбнулся, но так загадочно, что Пэт при всем желании не смогла уловить его мысли.
   – Как знать? – сказал он задумчиво. – У меня пока только предположение. Поехали! Домио ждет с машиной у подъезда.
   Доктор Чоут был не один. Он беседовал у себя в кабинете с длинным сухопарым англичанином, дорогой костюм которого болтался на нем, как на вешалке. По внешнему виду гостя, по тому интересу, с каким его острый взгляд скользил по запыленным фолиантам на полках, можно было бы безошибочно сказать, что он принадлежит к той же корпорации библиофилов-фанатиков, как и сам доктор Чоут. На вид ему было около пятидесяти, а монокль на черном шнурочке, элегантно зажатый в правом глазу, придавал его облику что-то салонное.
   Чоут представил его как доктора Хэмнета Седлара, который должен будет заменить его на посту хранителя музея. Сегодня утром он прибыл из Лондона на пароходе и, не отдохнув, поспешил в Британик-музей.
   – Рад познакомиться с вами, мистер Лейн, – произнес он, пожимая руку старому джентльмену, – я давно мечтал об этом, с тех пор, как вы лет двадцать назад так божественно сыграли в Лондоне венецианского мавра. А когда появились ваши записки о Шекспире в «Колофоне», я даже хотел написать вам…
   – Какие это записки, – отмахнулся Лейн, – дилетантская стряпня. – И переводя разговор на другую тему, добавил: – Надеюсь, доктор Чоут уже рассказал вам о таинственной истории, которая здесь приключилась?
   – Какая история? – удивился доктор Седлар.
   – Пустяки, – поморщился Чоут, – неужели вы придаете этому значение, мистер Лейн?
   – Факты настаивают на этом, доктор, – сказал Лейн. – Очень странный джентльмен, господа, проник сюда и разбил стекло в одной из витрин.
   – Зачем?
   – Не все ли равно, – пожал плечами доктор Чоут, – ни одна из книг не похищена. А это – главное.
   – Вполне с вами согласен, – усмехнулся англичанин.
   – Если позволите прервать наш научный спор, я с удовольствием взглянул бы на эту витрину, – мягко, но решительно произнес Дрюри Лейн.
   – Я охотно к вам присоединяюсь, – сказал Седлар. – Если уж мне суждено управлять судьбой Британик-музея, я должен знать все с ним связанное. В том числе и методы американских воров, проявляющих интерес к редким книгам.
   – Ну что ж, пойдемте, – поднялся доктор Чоут, но сделал это явно неохотно.
   Читальный зал был холоден и пуст. «Где же Роу», – подумала Пэтэнс. Ей уже было ясно, что Гордон Роу одной своей личностью превращал музейную скуку в нечто очень притягательное и интересное.
   Роу не было и в зале Сэксона. Чинный порядок встретил гостей, как и прежде. Даже разбитая витрина была починена, осколки удалены, стекло вставлено.
   – Стекольщик сделал все вчера вечером, – заметил Чоут, обращаясь к инспектору с подчеркнутой вежливостью. – Могу вас уверить, что он был не один в комнате. Я следил за ним, пока он не закончил работу.
   Инспектор промолчал, а Дрюри Лейн вместе с доктором Седларом даже не обратили внимания на пояснения Чоута. Они жадно рассматривали пятнистые кожаные фолианты, лежавшие под стеклом.
   – Чудесная работа, – сказал Седлар с восхищением в голосе, – сразу узнаешь руку Джаггарда. И как сохранились переплеты! Эти тома из коллекции Сэксона? – спросил он хранителя музея.
   Тот утвердительно кивнул.
   – Припоминаю теперь: мне говорил об этом пожертвовании мистер Ит. Меня всегда интересовала коллекция вашего Сэксона, какие он собрал сокровища. Ведь эти «джаггарды» – прелесть!
   – Доктор Чоут, – сухо сказал Лейн, – можно открыта витрину?
   – Конечно, – ответил хранитель музея.
   Какое-то тревожное выражение мелькнуло в его взоре, но он ничего не сказал. Молча повернул ключ в замке, поднял стеклянную крышку, откинул ее назад. Три дневных фолианта, ничем не защищенные, покорно лежали на черном бархате. Лейн поочередно взял каждый том, внимательно осмотрел переплеты, взглянул на титульный лист. Положив последний том на место, он странно посмотрел на окружающих.
   – Невероятно, – прошептал он, – с трудом можно поверить, но…
   – Что случилось? – испуганно спросил Чоут.
   – Мой дорогой друг, – сказал старый джентльмен, – одна из книг, хранившихся в этой витрине, украдена!
   – Как украдена? – воскликнули в один голос инспектор и доктор Седлар, а Чоут превратился в соляной столб.
   – Это невозможно, – с трудом проговорил он, – я лично осматривал тома. Они все здесь! Все три!
   – А вы взглянули на титул?
   – Нет, – прошептал Чоут, – а что?
   – Удивительная вещь, – усмехнулся Лейн, – чертовски странная…
   Он показал на карточку, лежавшую над крайним томом в синей коже. На ней каллиграфическим почерком было написано:
   ВЛЮБЛЕННЫЙ ПИЛИГРИМ
   Сочинение Уильяма Шекспира (Джаггард, 1599)
   Уникальный экземпляр из библиотеки Самюэля Сэксона. Один из трех экземпляров первого издания книги. Издан печатником города Лондона Уильямом Джаггардом в 1599 году. Книга вышла под именем Шекспира, хотя включала только пять шекспировских произведений из двадцати поэм, напечатанных в сборнике. Остальные принадлежали перу Ричарда Барнфильда, Бертоломью Гриффина и других поэтов того времени.
   – Что вы хотите сказать, Лейн? – тихо спросил доктор Чоут.
   Хэмнет Седлар молча рассматривал знаменитую книгу. Казалось, он даже не прочел текста, написанного на карточке.
   – Неужели это подделка? – задала вопрос Пэтэнс.
   – Нет, дитя, это – не подделка. – Лейн произнес эти слова опять с какой-то загадочной улыбкой. – Я не эксперт, конечно, но все же твердо убежден в том, что книга эта подлинное джаггардовское издание «Влюбленного пилигрима».
   Чоут вскипел:
   – Я не понимаю вас, мистер Лейн.
   Он взял том, переплетенный в синюю кожу, и посмотрел на титульный лист. И вдруг челюсть его отвисла. Седлар взглянул через его плечо и замер.
   – Это безумие, – прошептал он.
   – Невозможно, абсолютно невозможно, – бормотал Чоут. Руки его дрожали.
   – В чем дело? – крикнул инспектор.
   Ему никто не ответил. Три джентльмена, склонившись над книгой, торопливо перелистывали страницу за страницей. Они не смотрели, а священнодействовали.
   Пэтэнс, сгоравшая от нетерпения, протиснулась между ними и прочла:
   «Влюбленный пилигрим. Второе издание. Напечатано Джаггардом в 1606 году».
   – Второе издание, – произнесла Пэтэнс с легким оттенком разочарования. – Вышло не в 1599 году, а на семь лет позже. Более редкую книгу заменил менее редкой.
   – Дорогая мисс Тэмм, – сокрушенно сказал доктор Чоут, – вы еще никогда не совершали большей ошибки.
   – Вы хотите сказать, что это более редкая книга? Чоут не ответил, и Пэтэнс стало неловко: как трудно сохранить достоинство в обществе таких ученых людей. Она покраснела и отошла.
   – Пэтэнс, дорогая, вы знаете, что делает это происшествие особенно интересным? – спросил Лейн.
   – Понятия не имею, сэр.
   Лейн задумчиво посмотрел на нее. Глаза его горели беспокойным огнем.
   – Джаггард был предприимчивым издателем для своего времени. Знаменитостей вокруг было много: Шекспир и Бен Джонсон, Марло и Флетчер – целая плеяда гениев превращала чернила в золото. Публика любила имена, и лондонские печатники искали их, как и нынешние книгоиздатели. Вероятно, у них были конкуренты, приходилось изворачиваться, и вот Джаггард печатает под именем Шекспира книгу, в которой три четверти заполнено второсортной поэзией. Думаю, что книга распродавалась хорошо – Шекспир был самой крупной литературной приманкой для публики. Поэтому появились переиздания – одно в 1606 году, другое в 1612. До настоящего времени сохранились только три экземпляра первого издания 1599 года и два экземпляра третьего издания 1612 года. Ни об одном экземпляре второго издания до сих пор не было известно.
   – Значит, эта книга бесценна? – прошептала Пэтэнс.
   – Бесценна, – повторил доктор Чоут с благоговением.
   – Какой же идиот… – начал было инспектор, но Лейн перебил его.
   – Я говорил, что это весьма странное происшествие. Теперь наше дело, инспектор, приобретает особенный интерес. Совершенно очевидно, что человек в синей шляпе преследовал определенную цель. Он шел на большой риск, подкупил диспетчера, присоединился к большой группе людей, из которых каждый мог разоблачить его, выждал момент, когда зал Сэксона опустел, разбил витрину… Каждую секунду его могли задержать, каждое мгновение таило опасность. И все это ради чего? Ради того, чтобы одну очень редкую книгу заменить еще более редкой и ценной. Зачем?

Глава VIII
ВОР-БЛАГОДЕТЕЛЬ

   – Что случилось? – раздался веселый возглас. Проходивший по коридору Гордон Роу заглянул в зал Сэксона. Заметив Пэтэнс, он потянулся к ней, как железо, притягиваемое магнитом.
   – Весьма кстати, Роу. Вы-то нам и нужны, – торопливо произнес хранитель музея, – Произошло нечто совершенно странное.
   – Чудо за чудом, как в Цирке Барнума, – засмеялся Роу и подмигнул Пэтэнс. – Рад видеть вас, мистер Лейн. Что за торжественное собрание? Даже инспектор здесь и доктор Седлар? Да что случилось, в самом деле?
   Доктор Чоут молча протянул ему синий фолиант. Улыбка исчезла с лица Роу.
   – Неужели… – прошептал он и недоуменно улыбнулся.
   Суровые лица смотрели на него. Роу очень осторожно открыл книгу, взглянул на титульный лист и удивленно посмотрел на окружающих.
   – Ничего не понимаю! – воскликнул он, совершенно растерянный. – Ведь это Джаггард 1606 года! Я думал, что не сохранилось ни одного экземпляра.