Росс Джоу Энн. Радости и тяготы личной жизни

   Сэм говорил ровным голосом, и было непонятно, то ли он смеется над ней, то ли нет.
   Однако глаза его выдавали – он действительно хотел, чтобы она вышла за него замуж.
   – Даже не знаю, что тебе на это ответить.
   Сэм вырос в краях, где обитала знаменитая бабочка монарх, редкая по красоте. И ему с детства было известно, что если хочешь удержать эту красавицу в руках, ни в коем случае нельзя сжимать ладони. Чуть сдавил – и все, гибнет красавица-бабочка.
   – Ты ничего и не должна говорить, кроме того, что соглашаешься подумать над моим предложением. Правда, лучше, если ты не будешь затягивать с положительным – да-да! – ответом. Определенно, моложе я не стану.
   – Ты вовсе не стар.
   Он скользнул губами по ее рту, будто пробуя на вкус сладость ее дыхания.
   – Милая моя, да мои башмаки с носками и те старше тебя.
   Никогда Сэм не акцентировал внимания на их разнице в возрасте, пока они не стали любовниками. А теперь, вдруг осознала Джейд, он упоминал об этом по меньшей мере раз в день. И ей захотелось убедить его, что возраст уж никак не повлияет на ее решение. Она улыбнулась ему неспешно, томно, вызывающе соблазнительно. Такая улыбка могла принадлежать женщине-Тигрице, а не изысканной деловой даме, которой теперь стала Джейд.
   – Ты не старый, – повторила она. – И я могу доказать это.
   Опускаясь на колени, она уже расстегивала его джинсы. Вырвавшись из тесноты, его пенис был уже готов к близости. Мягко обхватив ладонями» член, Джейд стала согревать его своим дыханием. Потом пальцами она сжала упруго-твердый фаллос. Потом скользнула по нему горячими и влажными губами. Сэм откинулся на спинку стула, погрузил ладони в ее буйные роскошные волосы и еще успел подумать, что, может, он действительно, вовсе и не так уж стар.

Глава 17

   К началу 1989 года репутация Джейд среди коллекционеров антиквариата расцвела пышным цветом. Огромную радость доставляли и отношения с Сэмом, которые день ото дня становились все ближе. И если и случались моменты, когда Сэм высказывал сомнения, стоит ли ей так выкладываться на работе, все же деятельности ее он нисколько не препятствовал. Напротив.
   Единственное, что омрачало жизнь Джейд, – это мать. Белл все глубже и глубже проваливалась в страшную бездну алкоголизма. Пройдя курс лечения в наркологической клинике, Белл тут же вернулась к старому. Запой следовал за запоем; давали знать о себе и страшные болезненные последствия: барахлила печень, сбивалось с ритма сердце, подскакивало давление, да еще истощение... Все это сопровождалось то попытками самоубийства, то пожаром в квартире вследствие курения в постели, то случайными отравлениями, то автомобильными авариями. Джейд иногда казалось, что половина жизни уходит у нее теперь на полеты в самолетах, когда ей приходилось срываться из города, чтобы в очередной раз примчаться к матери.
   На предложение Сэма она до сих пор так и не дала ответа. Ее сдерживали размышления о матери, о собственном нелегком детстве и юности.
   Ведь брак предполагает полную открытость в отношениях, взаимное доверие и отсутствие секретов. К сожалению, второй работой Джейд давно стала если не ложь или притворство, то маскировка истинных переживаний. Но дни шли. И однажды ее будто ледяным холодом окатило от сознания того, что так она в конце концов придет к состоянию Белл. К ужасу. К одиночеству.
 
   – За женщину-Тигрицу! – поднял бокал Сэм. – Она наконец может вздохнуть спокойно.
   Вдвоем они сидели в маленькой гостиной у Сэма дома. На кожаных диванах так приятно было расслабиться, выпить шампанского, просто помолчать. Это был день, когда заканчивался трехлетний контракт Джейд с парфюмерной фирмой Сазерленда, и хотя она была этой работе обязана тем состоянием, которое сейчас имела, все же вздохнула с облегчением, узнав, что Сэм не предлагает ей продлить договор. Сэм полагал, что теперь следует решительно изменить ее имидж.
   Кроме того, всякая женщина с характером и темпераментом может стать Тигрицей, считал Сазерленд.
   – Три года... – задумчиво сказала Джейд, – мне иногда кажется, что мы знакомы всю жизнь.
   – И каждый день в этой жизни был радостным. – Сэм кончиками пальцев приблизил к себе ее лицо, поцеловал. – Интересно, почему я не закатил безумно дорогой ужин в честь такого события?
   – О, Сэм, это было бы великолепно, честное слово. Но боюсь, у меня другие планы.
   Если бы она не смотрела так пристально в его лицо, то не заметила бы, как в глазах Сэма мелькнула тень огорчения.
   – О? – лишь произнес он.
   – Вообще-то, – тихо сказала Джейд, водя ноготком по его груди, – вообще-то, я надеялась, что ты будешь свободен, и заказала на уик-энд «Дом на утесе».
   – «Дом на утесе» был самым очаровательным отелем на побережье центральной Калифорнии.
   Возведенный высоко на скалах, чему и соответствовало название, замысловатых линий викторианский особняк гостиницы располагал шестью спальнями с роскошными ваннами, несколькими уютными гостиными. Гордостью отеля была просторная галерея с дивным видом на океан.
   – Отличная мысль! А какую комнату?
   Джейд не ответила сразу, и Сэм сказал:
   – Только не говори, что тебе удалось заполучить Апартаменты Красного Дерева. Для этого заявку надо оставлять заблаговременно.
   – На самом деле я заказала весь отель.
   Джейд всегда думала, что Сэма вообще удивить невозможно. Но вышло наоборот.
   – Ты заказала весь отель? Для нас?
   – Я просто хотела быть только с тобой, – ответила она, из-под полуопущенных ресниц застенчиво взглянув на Сэма. Этакая девичья скромность, не очень-то ей свойственная, придала Джейд столько соблазнительности. – Только с тобой, все выходные.
   Сэм снова поцеловал Джейд.
   – Я тебе говорил, что обожаю твой нрав? – почти не отрываясь от ее губ, спросил Сэм.
   – Сотни раз. – Она неспешно расстегивала пуговицы на его рубашке. – Но я вовсе не прочь услышать это вновь.
   Они медленно раздевали друг друга. В тишине и молчании глаза их встретились. А потом, тихо засмеявшись, Джейд обвила руками шею Сэма и крепко прижалась к нему.
 
   С прибрежной дороги из Сан-Франциско на полуостров Монтре открывается потрясающе живописный вид. Могучие, истерзанные ветрами скалы отвесной стеной обступают бурлящее белоснежной пеной море. Извилистая дорога петляет у подножия гор Санта-Люсиа, из дебрей таинственно-темного хвойного леса выползает седоватыми клочьями серебристый туман. На море, недалеко от берега, болтаются на якорях рыбачьи суденышки, сине-зеленые волны мерно качают их.
   Сэм и Джейд остановились в Монтре, чтобы перекусить. Из окон небольшого ресторанчика открывалась замечательная панорама залива и гавани с пестрыми яхтами. После ланча они вновь отправились в путь. Узкая дорога вилась среди природных каменных бастионов гряды Биг Сюр.
   Серые облака, все утро клубившиеся в небо, наконец дали о себе знать. Резкий ветер обрушивал на лобовое стекло потоки воды.
   Щедра была стихия в этих суровых местах.
   Могучие валы на море, крепкий ветер, гром, молнии, ливень – все это смешалось в неистовстве.
   Но в гневе природа только выигрывала.
   Посматривая, как Сэм невозмутимо ведет автомобиль по скользкой, небезопасной дороге, Джейд подумала, что душа его, должно быть, созвучна властной, необузданной силе стихии, такой красивой и притягательной.
   Сэм свернул с основного прибрежного шоссе, теперь они пробирались по изгибам узенькой гравиевой дороги. И вот, наконец, тупик.
   Викторианский особняк как бы бросал вызов всем силам природы, бесстрашно возвышаясь на выступе серой скалы, у подножия которой бесновался прибой, обрушивал мощные волны на гигантскую стену. Морской соленый воздух, дожди, солнце давно придали облицовке дома серый, тускловатый оттенок, который сейчас почти сливался с сурово-серым небом.
   Ливень хлестал нещадно.
   – Придется нам пробежаться под дождиком, – сказал Сэм.
   Джейд накинула капюшон блестящего красного плаща.
   – Ключи уже у меня.
   – О'кей. Пошли.
   Интерьер гостиницы оправдывал все ожидания. Никаких подделок – старинные английские кровати с медными спинками, лампы от Тиффани; оборудование ванных комнат тоже было антикварным.
   Отойдя от обычного правила подавать только завтрак, хозяева – мать и ее взрослая дочь, которые сейчас отсутствовали, – оставили для постояльцев легкий ужин: копченый фазан, хрустящие французские булочки, гору фруктов, разных сортов сыр и бутылку шерри. Они даже рискнули заранее, до приезда гостей, развести огонь в камине одной из гостиных.
   У очага и решили вечером расположиться Сэм и Джейд, чтобы перекусить под звуки потрескивающих поленьев. Снаружи бушевал шторм. А здесь, в доме, царили тепло и покой.
   – Я хочу кое о чем попросить тебя, – сказала Джейд, когда Сэм вернулся из кухни, куда уносил поднос с пустыми тарелками.
   Джейд села поближе к огню, красноватые блики играли на ее изумрудно-зеленом шелковом платье.
   – Ты хочешь рассказать мне, что же тяготит тебя весь день?
   Сэм устроился подле нее прямо на ковре, вытянув ноги.
   Какое-то время Джейд вслушивалась в стаккато дождя, бьющего по крыше, в глухое ворчание грома, притаившегося в непроглядном тумане.
   – Как ты узнал, что мысли мои чем-то заняты?
   Он пожал плечами.
   – Я всегда чувствую, когда ты огорчена, расстроена, Джейд. И часто не могу даже сказать, откуда у меня это чувство.
   Она поняла, что Сэм имеет в виду ее состояние, в которое она обычно впадала после очередного секретного визита к матери. Когда-нибудь она обязательно расскажет Сэму о Белл. Но не сегодня.
   Этот вечер едва ли не самый важный в ее жизни. Она не позволит, чтобы разговоры о матери испортили его.
   – Да нет, я не расстроена, – возразила Джейд. – Просто я хотела сказать... попросить... и не знаю, как лучше подобрать слова.
   – Все, что пожелаешь, Джейд, – не колеблясь, ответил Сэм. – Что ни есть, все твое.
   Тебе стоит только сказать.
   Всмотревшись в его мужественное, доброе, замечательное лицо, она обняла его голову и сказала:
   – Если ты еще не передумал и не устал ждать меня, то ни о чем я не мечтаю сильнее, как провести с тобой рядом всю отведенную мне жизнь.
   – Ты говоришь о совместной жизни или о...
   – Я хочу, чтобы мы поженились, – со страстью выговорила Джейд. Чувства ее были так горячи сейчас, что огонь в камине не мог даже сравниться с ними. – Я хочу быть твоей женой, Сэм Сазерленд. Если ты еще хочешь этого.
   – Если я хочу? Что значит – если? Господи, Джейд. Да я три года ждал от тебя этих слов. – Сэм приподнял ее лицо за подбородок, заглянул в глаза. – Но почему сейчас? Столько времени прошло.
   Рассказать ему о матери? Рассказать, что во время последней поездки в Оклахому она осознала: угроза одиночества может обернуться реальностью? Сэм – человек терпеливый, но Джейд допускала, что и он может не захотеть дожидаться ее вечно.
   А потом, Рорк... Долгое время она избегала давать Сэму какие-либо обещания – приходилось, увы, признаться в этом – потому, что еще живы были в ее сердце чувства к Рорку, человеку, с которым она когда-то мечтала соединить свою жизнь. Теперь пришла пора взглянуть правде в лицо: Рорк женат. Да если бы даже он и не был женат, им не суждено быть вместе.
   Но поскольку ничего этого Сэму она открывать не хотела, сказала только то, что могла:
   – Мне казалось не правильным выходить за тебя замуж, пока длился контракт «Тигрицы». Но теперь я уже ничем не связана и чувствую, что жить дальше без тебя я не в состоянии. В общем... – она глотнула воздуха, – ..я бы хотела заключить новый контракт. Пожизненный.
   Он сгреб ее в объятия, сдавил чуть ли не до боли, но в волнении и нарастающем возбуждении Джейд этого не заметила. Желание, как вспышка молнии, поразило обоих одновременно. Ледяной дождь струился по стеклу – они не видели этого.
   Завывал ветер – для них он не существовал.
   Ветви деревьев бились в окна – этого будто не было. Буря сладострастия, рожденная не силами стихии, а силой любви, закружила в своем вихре Сэма и Джейд.
 
   Через две недели после этого романтического уик-энда на гряде Бит Сюр Джейд пригласили зайти на Монтгомери-стрит в юридическую контору «Каплан, Хантингтон и Норрис». Джейд поинтересовалась, для чего ее вызвали сюда и с изумлением и восторгом услышала, что наследники недавно умершей Мэри Хэррингтон, старейшей светской дамы на Западном побережье, выбрали кандидатуру Джейд для ведения аукционной продажи уникальной коллекции антиквариата, которой владела покойная.
   – Есть в этом и один подвох, – поздно вечером поделилась с Сэмом Джейд. – Миссис Хэррингтон особо настаивала, чтобы фирма Ремингтона не получила с этого ни цента комиссионных – Мэри Хэррингтон и Джейсон Ремингтон столько лет были на ножах, что никто и не помнит, когда это началось, – объяснил Сэм. – Сдается мне, это связано с одной подделкой, которую Мэри еще в пятидесятых годах приобрела у Ремингтона, но, подозреваю', сами они уже давно забыли все подробности.
   – Даже не знаю, браться ли мне за это.
   – А почему бы и нет?
   – А потому, что мне тогда придется оставить работу у Ремингтона.
   – Ну и что? Ты столько лет твердила, что мечтаешь открыть собственную аукционную фирму. Мне кажется, комиссионные, которые ты выручишь на этих торгах, вполне могут стать неплохой основой для твоего бизнеса. «
   – Да мне негде провести аукцион!
   – Вот об этом я уже позаботился. Управляющий отеля «Фэйрмонт» заверил меня, что он будет больше чем рад предоставить тебе для аукциона большой Бальный зал.
   – Ты что, обо всем знал заранее?
   – Мэри рассказала мне о своих планах еще полгода назад, сразу после того как ей поставили диагноз – неоперабельная злокачественная опухоль. Я обещал ей не говорить тебе ни слова.
   Но, разумеется, полностью поддержал ее мнение, что ты лучше других разбираешься в своем деле Ведь последние годы Мэри интересовалась исключительно искусством Востока и уж понимала, кто чего стоит. – Сэм улыбнулся. – В общем, когда она скончалась, я созвонился с «Фэйрмонтом» и заказал Бальный зал.
   Джейд повисла у него на шее.
   – Сэм Сазерленд, я тебя люблю.
 
   Несколько раз Джейд встречала Мэри Хэррингтон в свете, бывала и в ее особняке. Старая леди однажды пригласила ее познакомиться со своей обширнейшей коллекцией восточного антиквариата. Но сейчас Джейд смотрела на эти сокровища иначе. Это был взгляд профессионала.
   Оказавшись в просторном парадном холле, Джейд ощутила, что попала внутрь огромного яйца от Фаберже, сработанного руками мастера, родившегося в Азии, нежели в России. На черном лакированном столе с перламутровой столешницей были нагромождены богатства: бронзовая чаша с ручками в виде голов дракона, небольших размеров надгробный ансамбль из жадеитовых фигурок, созданный когда-то на вечную радость усопшего, чтобы не скучал он на том свете, керамическая крытая глазурью статуэтка воина-телохранителя, резной красного дерева лакированный ларчик с крышкой, украшенной бабочками из золота, китайская тренога-кадильница из нефрита, корейский кувшин-поильник в форме утки, сделанный из серовато-зеленого старинного фарфора.
   На стенах красовались развернутые свитки японских морских пейзажей начала восемнадцатого века, были и полотна, изображающие божества – повелителей грозы и ветра, как сразу узнала Джейд, руки Сотаку, знаменитого японского живописца эпохи Эдо. Портрет Джинь-лань, четвертого императора династии Джинь-Манчу в парадном облачении, написанный на шелковой основе кистью Кастильоне, миссионера из Европы, жившего при императорском дворе. А рядом висели любительские картины, рассказывающие о жизни придворных дам. У стены стояла четырехсекционная ширма «Четыре времени года». Каждое панно было кисти Секу, японского художника, известного тем, что он соединил в своем творчестве китайские мотивы и японские традиции. Иероглифы, стоявшие в нижнем углу ширмы, свидетельствовали о том, что эти четыре панно на шелке были написаны живописцем на семьдесят втором году его жизни, то есть в 1492 году. Именно в этот год Христофор Колумб открыл миру Новый Свет.
   Меблировка особняка Мэри Хэррингтон также говорила об изысканном, безупречном вкусе хозяйки, приверженной искусству Востока. Сандалового дерева столик с красновато-багровым отливом, рядом кресло с прямой высокой спинкой из бамбука сразу бросались в глаза в одной из комнат Кресло это, судя по всему, предназначалось главе патриархальной китайской семьи, такое оно было солидное и внушительное, а ножки его имитировали ноги слона.
   В спальне, на небольшом возвышении, доминируя над всей обстановкой, стояла потрясающая китайской работы кровать с пологом на четырех столбиках. Полог был сделан в форме пагоды, самую верхушку его венчал бронзовый дракон, зажавший в пасти крупную жемчужину.
   Редчайших, истинно музейных предметов было в доме больше, чем где-либо в другом месте, где приходилось бывать Джейд. Количество и качество их вызвало у нее легкое головокружение.
   Джейд подумала, что, наверное, так чувствовала себя Алиса, попавшая в Страну Чудес.
   – Это просто поразительно, – выдохнула Джейд, рассматривая тончайшей работы фигурки льва из селадона^[15]. С первого взгляда неброская, голубовато-зеленая вещичка будто излучала теплый дымчато-приглушенный свет. Джейд сразу узнала знаменитую глазурь южной лонкуньской школы эпохи Сун 1127 – 1279 годов. Покрывая древний китайский фарфор несколькими слоями особой глазури, мастерам удавалось имитировать дорогой природный жадеит.
   Техника зеленоватой глазури зародилась более трех тысяч лет назад и была необходимым шагом к созданию школы традиционного фарфора. Многие специалисты, включая Джейд, считали селадон материалом ценным и красивым. Ведь недаром Цу Ен, поэт девятнадцатого века, воспел красоту чайных чашек Императора. Сервиз тот был сделан из «божественного селадона», как величал его Цу Ен. Метафору использовал поэт удивительную – «как стружки тончайшего льда, они (имелись в виду чашки) заполнены пеленой зеленых облаков». Цу Ен представлял, что так будет выглядеть «несколько спустившихся с неба дисков луны, омытых прозрачными вешними водами».
   Селадон путешествовал по всему свету, бывал и в северных морях. На кораблях он делил трюмы с тюками шелка, мускусом и медными монетами. Благодаря мусульманам родилось поверье, что глазурь на селадоновой посуде меняет цвет, если подавать на ней отравленную пищу. И это мнение было очень распространенным, особенно во времена династии Юань, когда монголы властвовали в Пекине. К четырнадцатому веку триумфальное шествие селадона закончилось: на сцену выступил истинный китайский фарфор.
   Джейд гладила голубовато-зеленую фигурку льва и будто слышала его рычание. Прохладная, гладкая поверхность как бы вселяла покой. «Ценители древнекитайского искусства будут воодушевлены», – подумала Джейд.
   – Да, старушка знала толк в коллекциях, – заметил Арон Каплан, адвокат семейства, сопровождавший Джейд в экскурсии по особняку, сокровища которого были дороже любого пиратского клада. «И это еще мягко сказано», – мелькнуло у Джейд, когда она взяла в руки голубой атласный императорский наряд, расшитый драконами из блестящих тончайших металлических нитей.
   – Поверенный в делах Мэри сказал, что ее близкие всегда считали эту страсть к антиквариату чрезмерной, но безобидной, – говорила Сэму Джейд после предварительной оценки коллекции.
   Они обедали на застекленной террасе ресторана «Эмбаркадеро».
   – Конечно, безобидной – особенно учитывая иные пристрастия, к которым часто склонны люди.
   Тут же вспомнив о матери, Джейд молча согласилась.
   Сэм посмотрел на часы.
   – В три часа у меня встреча с банкирами, но пока есть время, как ты смотришь на то, чтобы прогуляться по набережной? Я хочу показать тебе одно здание.
   Через десять минут они уже стояли у его порога.
   – Я намерен купить участок и снести эту рухлядь до основания, – не без удовольствия разглядывая обшарпанное здание кирпичной фабрики, сказал Сэм. – На его месте я возведу крупнейший, элегантнейший дом для аукционных торгов, который только видел мир искусства.
   «Так оно и будет», – подумала Джейд. За прошедшие три года Сэм доказал, что сделает для нее все, даже разнесет земной шар на куски, а потом соберет так, как того захочет она. Рядом с нею был самый великодушный, щедрый и любящий человек, какой только жил на свете.
   Джейд положила свою руку на ладонь Сэма.
   На пальце у нее поблескивал под лучами полуденного солнца пятикаратовый бриллиант в золотой оправе.
   – Ну, такого я тебе не позволю.
   – Почему нет?
   – Это слишком дорого.
   – Черт побери, Джейд, хватит упрямиться.
   У меня есть деньги, я даже не могу сосчитать их.
   Драгоценности, которые обожают все женщины, ты покупать себе не разрешаешь. Меха носить отказываешься. Позволь хотя бы в качестве свадебного подарка преподнести тебе это еще не выстроенное здание. Я ведь никогда ни о чем не просил тебя, – шутливо напомнил он. – А вот сейчас прошу – разреши мне сделать это.
   Сэм говорил так искренне и горячо, что Джейд позабыла, во что ему может обойтись такой каприз.
   – Хорошо, – согласилась она, – но при одном условии.
   – Каком же? – сдвинул брови Сэм.
   – Ты бросишь наконец-то свою манеру хватать все самое большое и лучшее, – притворно строго велела ему Джейд. – Ты просто возведешь прекрасный особняк, где я буду проводить аукционы. А человечество мы сразим своим размахом чуть позже.
   Сэм захохотал – знакомым, любимым смехом.
   – Ладно, по рукам! – ухмыльнулся Сэм.
   Былого недоумения и досады как не бывало. – Раз соглашение достигнуто, надо обговорить подробности. Ты позволишь мне взять на себя общее руководство и дизайн?
   – Я была бы сумасшедшей, если бы отказалась, учитывая сколько зданий для тебя возведено по всему свету.
   Джейд любовалась дивным морским видом и уже прикидывала, не привлечет ли и эта красота публику к ее аукционам.
   – Боже, как же я счастлив слышать это, дорогая моя! – воскликнул Сэм. – Потому что я уже пригласил к нам на обед Рорка Гэллахера.
   – Рорка Гэллахера?!
   – Весь город говорит, что тесть просто издергал его своими претензиями, – сказал Сэм. – Слухи эти вполне могут соответствовать действительности, потому что совсем недавно он отказался от выгоднейшего предложения, которое совал ему старик Хэмилтон. А работает Гэллахер здорово, Джейд. Он не просто хороший архитектор, он потрясающе талантлив. Его здания самобытны, дерзки, вдохновенны! Точь-в-точь такие, как одна шикарная леди, по которой я схожу с ума. Думаю, ты согласишься с этим, когда поговоришь с ним.
   В голове у Джейд все поплыло, мысли смешались, и она с трудом выдавила в ответ какие-то невнятные слова.

Глава 18

   Что-то определенно не клеилось. Вечер шел явно вяло. Сэм оказался среди каких-то подводных течений, которых никак не ожидал. Атмосфера трапезы натягивалась между ледяной вежливостью Рорка и рассеянностью Джейд.
   – Краем уха я слышал, что ты решил взять на себя руководство корпорацией Хэмилтона, – обратился к Рорку Сэм.
   Рорк излишне крепко сжал ножку хрустального бокала. Его тесть, Ричард Хэмилтон, высказавший желание отойти от дел, носился с идеей, что Рорк оставит архитектуру и единолично возглавит «Хэмилтон Констракшн».
   Когда Рорк отверг его предложение, Филиппа пришла в ярость, рвала и метала, требуя, чтобы он изменил решение. С ее точки зрения было немыслимым не понимать, что она рождена быть супругой могущественного человека. Однако это ее суждение многое объяснило Рорку, и прежде всего то, что Филиппа ни в грош не ставила ни бизнес своего мужа, ни его самого вообще. Этим она нанесла почти смертельный удар по их и так некрепкому браку.
   – Тебя ввели в заблуждение. Я архитектор, а не предприниматель.
   – О, не могу не признать, что с облегчением слышу это, – сказал Сэм, – а то пришлось бы искать другого архитектора, который взялся бы за проект здания для аукционов, где предстоит работать моей невесте.
   – Я с удовольствием приму вызов, – сухо ответил Рорк.
   Его бесило то, как Джейд удавалось добиваться от Сэма Сазерленда всего, что пожелает ее безжалостное сердце. Теперь ему было ясно, что она просто вцепилась в этого человека – богатого, известного, чей ежедневный доход наверняка превосходил все, что было на банковском счету Рорка. А три года назад их и сравнивать нельзя было.
   Рорк даже не представлял себе, как будет работать в тесном контакте с Джейд. Но и отвергнуть предложение Сэма он не хотел. Не только, потому что испытывал к этому немолодому человеку симпатию и уважение, а еще и потому, что натянувшиеся отношения с тестем просто не позволяли ему пренебрегать клиентом.
   И если Рорк неохотно шел на сотрудничество с Джейд, она была просто в отчаянии. Но Сэм проявлял столько энтузиазма, интереса к проекту, был так им воодушевлен – ну совсем как ребенок перед Рождеством, – что она не видела возможности «избавиться» от архитектора Гэллахера, не открывая перед Сэмом своих карт.
   В перерыве между блюдами Сэм попросил извинения и вышел позвонить. Оставшись одни, Джейд и Рорк оставили игру в прятки.
   – Славного папочку ты обрела, – проворчал Рорк, наливая себе очередной бокал вина. Почти всю бутылку он выпил один. Джейд даже подумала, не пристрастился ли он к алкоголю.