Страница:
То есть речь шла о своеобразном «разделе» всей экономики на два уровня или два сектора. Так, в частности, было решено оставить в государственной собственности, по крайней мере, на ближайшую перспективу:
Первый сектор:
• тяжелая промышленность, отдельные отрасли машиностроения, включая ВПК;
• недра, добыча руд, нефти, газа и все трубопроводы;
• железные дороги, базовый морской транспортный флот, речной флот, весь гражданский флот.
Эти отрасли и сферы экономики должны были сформировать государственный сектор экономики – это первый сектор. Здесь реформы предполагали перевод на фирменные принципы деятельность государственных предприятий. И в целом устойчивость этого сектора предоставила бы возможность безболезненного осуществления всей экономической политики.
– Второй сектор народного хозяйства, к приватизации которого следовало приступить немедленно, это следующие отрасли и сферы:
• легкая и пищевая промышленность;
• торговля – внутренняя и внешняя (касающаяся сфер приватизации), отрасли машиностроения, ориентированные на производство товаров для нужд экономики и населения;
• гражданское строительство, вся сфера «экономики строительства», включая лесо– и деревообрабатывающую промышленность;
• производство различных стройматериалов и пр.;
• производство бытовой техники (телевизионной и пр.), и многое другое, не попадающее в перечень «первой группы».
При этом важнейшим направлением приватизации рассматривался механизм стимулирования создания новых предприятий частного сектора, а не просто перевод предприятий из одного качественного состояния в другое (то есть превращение государственной собственности в частную – что было делом весьма примитивным).
Нами было намечено завершить законодательную базу для осуществления приватизации до конца 1991 года – к началу 1992 года. С самого начала 1992 года мы планировали приступить к этой крупномасштабной приватизации (по этапам), по мере готовности к этой сложной «процедуре» отраслей народного хозяйства (инвентаризация, определение объекта, технология осуществления трансформации собственности, технологически подготовленные процедуры, в частности, аукционы и т.п.).
Политика «свободных цен»
Концепции приватизации
«Приватизация» по Чубайсу — Черномырдину
Отношение научно-экспертного сообщества к «реформам»
Первый сектор:
• тяжелая промышленность, отдельные отрасли машиностроения, включая ВПК;
• недра, добыча руд, нефти, газа и все трубопроводы;
• железные дороги, базовый морской транспортный флот, речной флот, весь гражданский флот.
Эти отрасли и сферы экономики должны были сформировать государственный сектор экономики – это первый сектор. Здесь реформы предполагали перевод на фирменные принципы деятельность государственных предприятий. И в целом устойчивость этого сектора предоставила бы возможность безболезненного осуществления всей экономической политики.
– Второй сектор народного хозяйства, к приватизации которого следовало приступить немедленно, это следующие отрасли и сферы:
• легкая и пищевая промышленность;
• торговля – внутренняя и внешняя (касающаяся сфер приватизации), отрасли машиностроения, ориентированные на производство товаров для нужд экономики и населения;
• гражданское строительство, вся сфера «экономики строительства», включая лесо– и деревообрабатывающую промышленность;
• производство различных стройматериалов и пр.;
• производство бытовой техники (телевизионной и пр.), и многое другое, не попадающее в перечень «первой группы».
При этом важнейшим направлением приватизации рассматривался механизм стимулирования создания новых предприятий частного сектора, а не просто перевод предприятий из одного качественного состояния в другое (то есть превращение государственной собственности в частную – что было делом весьма примитивным).
Нами было намечено завершить законодательную базу для осуществления приватизации до конца 1991 года – к началу 1992 года. С самого начала 1992 года мы планировали приступить к этой крупномасштабной приватизации (по этапам), по мере готовности к этой сложной «процедуре» отраслей народного хозяйства (инвентаризация, определение объекта, технология осуществления трансформации собственности, технологически подготовленные процедуры, в частности, аукционы и т.п.).
Политика «свободных цен»
Как я упоминал выше, Ельцин в своем докладе на Съезде народных депутатов (конец октября 1991 года), объявив, что его правительство «перейдет с 1 января 1992 года к политике «свободных цен», мгновенно вызвал кризис на потребительском рынке огромной разрушительной силы. Все магазины одномоментно опустели, невозможно было купить даже буханку хлеба, спички, соль, сахар; не говоря уже о мясопродуктах, одежде и пр. Недовольство людей по всей огромной стране Ельциным (им лично) достигло предела. Своеобразный социальный контракт, который был заключен между новым государством и обществом после августа, был взорван Ельциным, доверие к власти стало стремительно падать. Содержание этого «контракта» или «общественного договора», напомню, было следующим: общество доверяет нам проводить любые реформы, но при непременном условии, что они не приведут к ухудшению положения народа.
Самым омерзительным в этой ценовой политике было то, что мгновенно превратились в прах сбережения людей, находившиеся на счетах Центрального банка, а это – свыше 25 млн. человек, вместе с членами семей – более 70 млн. человек. И все они лишились своих сбережений, которые многие из них откладывали «на черный день» десятилетиями (700 млрд. долл. – накопление за период жизни в условиях социализма). Это была исключительная по своей жестокости мера. Конечно, парламент позже принял целый ряд законодательных актов, направленных на некоторое «смягчение» этого убийственного удара (в том числе специальная Резолюция VIII Съезда, обязывающая правительство обеспечить выплату сбережений на базе индексации вкладов, с учетом инфляции).
Но в данном случае всех депутатов Съезда поразила эта жестокость по отношению к народу, проиллюстрированная Ельциным, который многократно клялся, что «не допустит ухудшения положения россиян». Да и не было никаких оснований идти на такого рода безумные жертвы – обстановка в экономике, при всей своей сложности, вовсе не была критической – необходимо было жестко, с умением взяться за ее реорганизацию. Все благоприятные предпосылки для этого были, в том числе и субъективного характера: руководители предприятий, специалисты, инженеры, рабочие – все хотели упорядоченной, организованной работы, имея четкий план и перспективу. Ее, эту перспективу, не дали, но зато объявили о «свободных ценах».
Заработные платы превратились в копейки, мгновенно возникла система «первобытного обмена» – вместо денежной оплаты труда директора предприятий выдавали рабочим и инженерам часть произведенной продукции. Взрывным образом стала расти «подпольная экономика» – целые цеха переводились на производство каких-то товаров, пригодных к обмену на продовольствие. К примеру, на оборонных заводах – не выдашь ведь рабочим танк, вместо заработной платы? Вот и стали они производить зажигалки, медные самовары и пр. – своеобразная «конверсия по Гайдару» – как стали называть этот процесс сами работники ВПК.
Таким образом, потребительский рынок (если можно его назвать так) прореагировал мгновенно, уже на следующий день после объявления Ельциным о новой политике ценообразования – за два месяца до вступления в действие этого «нового порядка». Реакцию «рынка» на свой «новый, реформаторский подход» Ельцин мог увидеть лично, если бы он дал задачу своим новым членам правительства пройти по московским магазинам и базарам – там творилось нечто невообразимое – огромные толпы людей чуть ли не штурмом брали прилавки и магазины.
Я об этом ему сообщил через несколько дней, он сделал недовольное лицо. Не обращая внимания на его недовольство, попросил его дать поручение своим новым министрам пройти по московским магазинам и послушать все то, что говорят люди о его инициативах. Добавил, что пока это безопасно для министров – их еще никто в лицо не знает, пусть воспользуются этим своим «преимуществом» и «пойдут в народ». Ельцин «убрал» свое недовольное лицо и стал более внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. Потом спросил:
– Руслан Имранович, вы убеждены, что не следовало «отпускать цены»?
– Борис Николаевич, мы с вами обсуждали эту тему десятки раз, начиная с осени 1990 года. Эта проблема самая простая из всех существующих, здесь должна быть очевидная последовательность: первый этап – денационализация или приватизация; второй этап – создание рыночной инфраструктуры, третий этап – постепенный «отпуск цен». О чем говорить? Важно, чтобы вы сами убедились в неверности изменения последовательности шагов и внесли необходимые изменения. В противном случае будут возникать недоразумения между правительством и Верховным Советом. Зачем это нам»? Ельцин казался озабоченным, потом сказал:
– Сразу после завершения Съезда я созову совещание, в составе «узкого кабинета», в составе Гайдара, Бурбулиса и еще... Давайте поступим так, Руслан Имранович, вы выскажете свои соображения относительно корректив, которые могли бы «уложиться» в тот доклад на Съезде, который я сделал. Время-то у нас еще есть, хотя и немного.
Я выразил согласие. Но... никакого совещания Ельцин не провел. Я несколько раз напоминал ему о нашей договоренности – в ответ он сообщил, что соответствующее задание он дал Гайдару, тот будет докладывать мне о «ходе вопроса». Я понял, что это отговорка и вряд ли что-то правительство будет менять. Предстояла тяжелая работа – через законодательство Верховного Совета существенно корректировать деятельность нового правительства, минимизируя риски.
А социальная напряженность в стране нарастала – как следствие объявленных целей нового правительства. Это была уникальная ситуация – правительство еще не заработало, а негативные результаты его плана были настолько масштабными, что они грозили массовыми выступлениями по всей стране.
Самым омерзительным в этой ценовой политике было то, что мгновенно превратились в прах сбережения людей, находившиеся на счетах Центрального банка, а это – свыше 25 млн. человек, вместе с членами семей – более 70 млн. человек. И все они лишились своих сбережений, которые многие из них откладывали «на черный день» десятилетиями (700 млрд. долл. – накопление за период жизни в условиях социализма). Это была исключительная по своей жестокости мера. Конечно, парламент позже принял целый ряд законодательных актов, направленных на некоторое «смягчение» этого убийственного удара (в том числе специальная Резолюция VIII Съезда, обязывающая правительство обеспечить выплату сбережений на базе индексации вкладов, с учетом инфляции).
Но в данном случае всех депутатов Съезда поразила эта жестокость по отношению к народу, проиллюстрированная Ельциным, который многократно клялся, что «не допустит ухудшения положения россиян». Да и не было никаких оснований идти на такого рода безумные жертвы – обстановка в экономике, при всей своей сложности, вовсе не была критической – необходимо было жестко, с умением взяться за ее реорганизацию. Все благоприятные предпосылки для этого были, в том числе и субъективного характера: руководители предприятий, специалисты, инженеры, рабочие – все хотели упорядоченной, организованной работы, имея четкий план и перспективу. Ее, эту перспективу, не дали, но зато объявили о «свободных ценах».
Заработные платы превратились в копейки, мгновенно возникла система «первобытного обмена» – вместо денежной оплаты труда директора предприятий выдавали рабочим и инженерам часть произведенной продукции. Взрывным образом стала расти «подпольная экономика» – целые цеха переводились на производство каких-то товаров, пригодных к обмену на продовольствие. К примеру, на оборонных заводах – не выдашь ведь рабочим танк, вместо заработной платы? Вот и стали они производить зажигалки, медные самовары и пр. – своеобразная «конверсия по Гайдару» – как стали называть этот процесс сами работники ВПК.
Таким образом, потребительский рынок (если можно его назвать так) прореагировал мгновенно, уже на следующий день после объявления Ельциным о новой политике ценообразования – за два месяца до вступления в действие этого «нового порядка». Реакцию «рынка» на свой «новый, реформаторский подход» Ельцин мог увидеть лично, если бы он дал задачу своим новым членам правительства пройти по московским магазинам и базарам – там творилось нечто невообразимое – огромные толпы людей чуть ли не штурмом брали прилавки и магазины.
Я об этом ему сообщил через несколько дней, он сделал недовольное лицо. Не обращая внимания на его недовольство, попросил его дать поручение своим новым министрам пройти по московским магазинам и послушать все то, что говорят люди о его инициативах. Добавил, что пока это безопасно для министров – их еще никто в лицо не знает, пусть воспользуются этим своим «преимуществом» и «пойдут в народ». Ельцин «убрал» свое недовольное лицо и стал более внимательно прислушиваться к тому, что я говорю. Потом спросил:
– Руслан Имранович, вы убеждены, что не следовало «отпускать цены»?
– Борис Николаевич, мы с вами обсуждали эту тему десятки раз, начиная с осени 1990 года. Эта проблема самая простая из всех существующих, здесь должна быть очевидная последовательность: первый этап – денационализация или приватизация; второй этап – создание рыночной инфраструктуры, третий этап – постепенный «отпуск цен». О чем говорить? Важно, чтобы вы сами убедились в неверности изменения последовательности шагов и внесли необходимые изменения. В противном случае будут возникать недоразумения между правительством и Верховным Советом. Зачем это нам»? Ельцин казался озабоченным, потом сказал:
– Сразу после завершения Съезда я созову совещание, в составе «узкого кабинета», в составе Гайдара, Бурбулиса и еще... Давайте поступим так, Руслан Имранович, вы выскажете свои соображения относительно корректив, которые могли бы «уложиться» в тот доклад на Съезде, который я сделал. Время-то у нас еще есть, хотя и немного.
Я выразил согласие. Но... никакого совещания Ельцин не провел. Я несколько раз напоминал ему о нашей договоренности – в ответ он сообщил, что соответствующее задание он дал Гайдару, тот будет докладывать мне о «ходе вопроса». Я понял, что это отговорка и вряд ли что-то правительство будет менять. Предстояла тяжелая работа – через законодательство Верховного Совета существенно корректировать деятельность нового правительства, минимизируя риски.
А социальная напряженность в стране нарастала – как следствие объявленных целей нового правительства. Это была уникальная ситуация – правительство еще не заработало, а негативные результаты его плана были настолько масштабными, что они грозили массовыми выступлениями по всей стране.
Концепции приватизации
Президентско-правительственный подход. Какой-либо цельной, проработанной программы приватизации правительство не имело (довлел подход «сплошной приватизации»
Поэтому я считал, что следует ускорить принятие законодательства, которое подвело бы необходимую нормативную базу для трансформации экономики. Поскольку в Верховном Совете имели уже основательно проработанные законопроекты по вопросам приватизации, нам необходимо было иметь согласованный подход в этом сложнейшем вопросе – по сути, центральном вопросе всей экономической реформы. Поэтому я дал задание профильному комитету парламента обеспечить взаимодействие с правительством и выработать до 1 января 1992 года проект закона о приватизации.
В тот период широко обсуждались несколько вариантов приватизации. Один, например, предполагал превращение коллектива предприятий в собственника. Этот вариант успешно применялся в целом ряде развитых стран, даже в Америке. Обобщенный американский опыт коллективного владения был хорошо описан в книге Луиса и Патрисии Келсо. Рукопись этой книги, переведенной на русский язык в 1992 году, мной была передана нашим депутатам – она имела большой успех. Достоинством этой книги являлось описание моделей, их разработка и внедрение – этим в США занимались сами авторы, супруги Луис и Патрисия Келсо. Дело еще и в том, что приблизительно аналогичный подход, имеющий конкретный, адресный характер, был успешно внедрен академиком Святославом Федоровым в деятельности его комплекса «Микрохирургия глаза», имевший международный успех. Соответствующий законопроект был уже на стадии готовности и мог быть успешно применен на практике.
Другой вариант, имеющий универсальный подход, исходил из введения ключевого момента – именного приватизационного чека, который получал каждый гражданин – по мере проведения очередного этапа приватизации. Каждый общенациональный этап приватизации предполагал вручение каждому гражданину России нового приватизационного чека на основе оценочной стоимости доли приватизированной государственной собственности.
Приватизационный чек не мог быть объектом купли-продажи, например, в течение 5 – 10 лет, но мог переходить по наследству, родственникам. В последующем предусматривался механизм его обращения на денежном рынке в качестве ценной бумаги. Таким образом, он выступал в роли, своего рода ценной бумаги, акции – и по мере успешной деятельности предприятия, на счет владельца чека поступала соответствующая часть прибыли...
Если бы эта схема приватизации не была бы загублена, можно представить себе, насколько существенно улучшили бы свое материальное положение миллионы семей только в результате повышения цен на нефть на мировом рынке. Вот какой была цель, которую мы преследовали в Верховном Совете, пытаясь дать этой политике реальный характер народной приватизации. Мы полагали, что нам следует законодательно утвердить ряд вариантов приватизации, когда сами коллективы могли бы сделать свой выбор в этом вопросе – народы страны имели такое право, но ельцинисты его отняли у него, навязав мошеннические игры.
Поэтому я считал, что следует ускорить принятие законодательства, которое подвело бы необходимую нормативную базу для трансформации экономики. Поскольку в Верховном Совете имели уже основательно проработанные законопроекты по вопросам приватизации, нам необходимо было иметь согласованный подход в этом сложнейшем вопросе – по сути, центральном вопросе всей экономической реформы. Поэтому я дал задание профильному комитету парламента обеспечить взаимодействие с правительством и выработать до 1 января 1992 года проект закона о приватизации.
В тот период широко обсуждались несколько вариантов приватизации. Один, например, предполагал превращение коллектива предприятий в собственника. Этот вариант успешно применялся в целом ряде развитых стран, даже в Америке. Обобщенный американский опыт коллективного владения был хорошо описан в книге Луиса и Патрисии Келсо. Рукопись этой книги, переведенной на русский язык в 1992 году, мной была передана нашим депутатам – она имела большой успех. Достоинством этой книги являлось описание моделей, их разработка и внедрение – этим в США занимались сами авторы, супруги Луис и Патрисия Келсо. Дело еще и в том, что приблизительно аналогичный подход, имеющий конкретный, адресный характер, был успешно внедрен академиком Святославом Федоровым в деятельности его комплекса «Микрохирургия глаза», имевший международный успех. Соответствующий законопроект был уже на стадии готовности и мог быть успешно применен на практике.
Другой вариант, имеющий универсальный подход, исходил из введения ключевого момента – именного приватизационного чека, который получал каждый гражданин – по мере проведения очередного этапа приватизации. Каждый общенациональный этап приватизации предполагал вручение каждому гражданину России нового приватизационного чека на основе оценочной стоимости доли приватизированной государственной собственности.
Приватизационный чек не мог быть объектом купли-продажи, например, в течение 5 – 10 лет, но мог переходить по наследству, родственникам. В последующем предусматривался механизм его обращения на денежном рынке в качестве ценной бумаги. Таким образом, он выступал в роли, своего рода ценной бумаги, акции – и по мере успешной деятельности предприятия, на счет владельца чека поступала соответствующая часть прибыли...
Если бы эта схема приватизации не была бы загублена, можно представить себе, насколько существенно улучшили бы свое материальное положение миллионы семей только в результате повышения цен на нефть на мировом рынке. Вот какой была цель, которую мы преследовали в Верховном Совете, пытаясь дать этой политике реальный характер народной приватизации. Мы полагали, что нам следует законодательно утвердить ряд вариантов приватизации, когда сами коллективы могли бы сделать свой выбор в этом вопросе – народы страны имели такое право, но ельцинисты его отняли у него, навязав мошеннические игры.
«Приватизация» по Чубайсу — Черномырдину
Такой выбор президентско-правительственная власть не дала народу Российской Федерации – она его ограбила, санкционировав под видом «приватизации» разграбление колоссальной по объему государственной собственности в пользу узкой группы мошенников. Если до уничтожения Верховного Совета, граждане получили какую-то часть доли, пусть самую мизерную, от проведенного первого этапа приватизации народного хозяйства (ваучеры), то в последующем, когда была проведена «большая приватизация», граждане страны не получили ни копейки. Правительство Ельцина распродало основные предприятия государственного сектора экономики как свою личную. Правящая бюрократия всецело распоряжалась ею по своему хотению, без какого-либо контроля со стороны общества и не руководствуясь никакими законами. Это была откровенно мошенническая операция грандиозных масштабов. По самым скромным подсчетам, оценочная стоимость всей собственности, которая была «передана» в частные руки в 90-е годы, составила порядка 550 млрд долл. Такова цена «прибыли» от расстрела Верховного Совета.
Еще в середине 1992 года мне принесли записи из стенограммы какого-то правительственного совещания. Один из главных «идеологов» официального Кремля заявил о необходимости «слома» всей социалистической экономики. По его словам, она (эта экономика) не может быть преобразована – все те государственные предприятия, которые составляют «социалистическую экономику», должны быть разрушены. Только при этом усилии «исчезнет угроза реставрации социализма» – так рассуждали эти каннибалы, умышленно разрушая экономику, вместо того чтобы модернизировать и преобразовать ее.
Первый этап. Собственно, история приватизации в СССР (и соответственно, в России), началась задолго до ее начала в 1992 году – с момента принятия в 1988 году Верховным Советом СССР Закона «О государственном предприятии (объединении)» в СССР. Этот Закон предоставил государственным предприятиям достаточно широкую экономическую самостоятельность, но одновременно разрушил управленческую пирамиду: Госплан – министерства – предприятия. Директора фактически стали владельцами предприятий. Несколько позже стали в массовом порядке появляться экономические организации, сформированные трудовыми коллективами на правах аренды имущества своих предприятий (в аренду с выкупом и без такового); быстро возрастала численность кооперативов, акционерных обществ и товариществ. Аналитики отмечали, что «коммерциализация госсектора пошла настолько широко, что затронула даже Министерство обороны (СССР. – Р.Х.), вплоть до войсковых частей. Все это происходило при отсутствии нормативной базы, системы специального учета и контроля, поэтому реальные масштабы первого этапа приватизации, которую мы называем стихийной, до сих пор неизвестны...» (См.: Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков. М., 2004. С. 429.)
Второй этап. На следующем этапе (1990 – 1991 годы) была начата разработка законодательной (нормативной) базы, регулирующей владение, пользование и распоряжение собственностью, ее переход из одной в другие формы собственности. Основой этого законодательства следует рассматривать Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ» (отметим, этот Закон был принят до ГКЧП и задолго до появления в российском правительстве Гайдара, Чубайса и прочих, принятых считать «отцами» российских реформ). До середины 1992 года российским парламентом был принят целый свод законов и постановлений, регламентирующих процессы приватизации и банкротства хозяйствующих субъектов. Одним из основных в этом «пакете» был Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР» (и этот Закон был принят без «команды Гайдара», до ГКЧП). Одновременно приватизационное законодательство российского парламента заложило основы институционального механизма приватизации – перестроило структуру правительства, создало Фонд Федерального имущества, построило систему арбитражных судов, институты кредитного механизма и другие институты, необходимые для формирования рыночной (конкурентной) среды.
Однако введение в действие этих нормативных актов затруднялось тем, что Ельцин и его «люди» в правительстве Ивана Силаева с начала лета 1991 года буквально «затерроризировали» главу правительства, добиваясь его смещения. Было упущено много времени. И лишь после подписания президентом указа от 29 декабря 1991 года «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год», началась реализация принятого парламентом ранее Закона (правда, с очень грубыми нарушениями и произвольными толкованиями норм Закона).
Следующий указ президента, появившийся 29 января 1992 года, «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», несмотря также на его обширные недостатки, был важен тем, что он утвердил практический механизм приватизации, в своей основе очерченный июньским Законом (1991 года) Верховным Советом России. Указ был настолько важен, что требовал своего согласования с парламентом – это было достигнуто лишь в июне 1992 года, вместе с принятием Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год.
Кто-то скажет: «Парламент тормозил работу президента по приватизации...» Да, тормозил. А куда надо было спешить? Разве это было просто: колоссальную государственную, реально общенародную собственность – дающую людям бесплатно лечиться, учиться, отдыхать, дающую работу всем без исключения трудоспособным членам общества, – одним махом, без долгих размышлений передать в чьи-то руки, причем с возможностью риска потерять эту собственность?
С появлением этой программы началась массовая приватизация в стране. Но, очевидно, в президентско-правительственных кругах полагали, что парламентский закон о программе приватизации «слишком сложный» (хотя он был согласован с правительством и подписан президентом), поэтому «темпы приватизации не соответствуют плановым» (по данным ПСИ, было приватизировано только 18,6% от общего числа предприятий). В августе 1992 года (в период каникул Верховного Совета) появляется президентский указ «О введении системы приватизационных чеков в Российской Федерации»;этот указ во многим противоречил принятому ранее приватизационному законодательству, в частности положениям программы, был направлен на простое ускорение передачи государственной собственности в частные руки. В частности, указ легализовал «чековую» (ваучерную) приватизацию, которая послужила одним из главных механизмов растаскивания государственной собственности и скупки приватизационных чеков у членов коллективов предприятий за бесценок. Таким образом, этот президентский указ был прямо и непосредственно коррупционным.
В то же время государственная программа приватизации предусматривала следующие цели:
• повышение эффективности деятельности предприятий путем их приватизации;
• создание конкурентной среды и содействие демонополизации народного хозяйства;
• привлечение иностранных инвестиций в экономику России;
• социальная защита населения и развитие объектов социальной инфраструктуры за счет средств, поступивших от приватизации;
• содействие процессу стабилизации финансовой ситуации в стране;
• создание условий и организационных структур для расширения масштабов приватизации в 1993 – 1994 годах.
Указ президента отбросил все цели, кроме последней – вся деятельность правительства оказалась подчиненной задаче «ускорения приватизации». Особенно эта задача стала характерной после расстрела Парламента в начале октября 1993 года. В 1993 году число приватизированных предприятий составило 88,6 тыс. (36,1%), а в 1994 году оно возросло до 112,6 тыс. (47%). Прав академик Н.П. Федоренко, когда писал, что «при такой гонке было трудно достичь перечисленных выше целей (Программы. – Р.Х.), экономические соображения отходят на второй план, первыми задачами становятся политические; в стороне остались вопросы улучшения управления предприятиями и повышения их эффективности. Таким образом, концепция и ход приватизации были трансформированы. Провозглашенные цели оказались формальными, пропагандистскими лозунгами». (Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков, с. 431.) Правящая бюрократия торопилась, она жадно хватала самые прибыльные, мощные, современные государственные предприятия, недра, богатые нефтью, газом, рудами, нефтеперерабатывающие и химические предприятия, могучие заводы ВПК. Все транжирилось. Стали появляться первые схемы сращивания госаппарата и дельцов, замаячили на горизонте первые олигархические семейства, влияние которых на Кремль стремительно возрастало.
Еще в середине 1992 года мне принесли записи из стенограммы какого-то правительственного совещания. Один из главных «идеологов» официального Кремля заявил о необходимости «слома» всей социалистической экономики. По его словам, она (эта экономика) не может быть преобразована – все те государственные предприятия, которые составляют «социалистическую экономику», должны быть разрушены. Только при этом усилии «исчезнет угроза реставрации социализма» – так рассуждали эти каннибалы, умышленно разрушая экономику, вместо того чтобы модернизировать и преобразовать ее.
Первый этап. Собственно, история приватизации в СССР (и соответственно, в России), началась задолго до ее начала в 1992 году – с момента принятия в 1988 году Верховным Советом СССР Закона «О государственном предприятии (объединении)» в СССР. Этот Закон предоставил государственным предприятиям достаточно широкую экономическую самостоятельность, но одновременно разрушил управленческую пирамиду: Госплан – министерства – предприятия. Директора фактически стали владельцами предприятий. Несколько позже стали в массовом порядке появляться экономические организации, сформированные трудовыми коллективами на правах аренды имущества своих предприятий (в аренду с выкупом и без такового); быстро возрастала численность кооперативов, акционерных обществ и товариществ. Аналитики отмечали, что «коммерциализация госсектора пошла настолько широко, что затронула даже Министерство обороны (СССР. – Р.Х.), вплоть до войсковых частей. Все это происходило при отсутствии нормативной базы, системы специального учета и контроля, поэтому реальные масштабы первого этапа приватизации, которую мы называем стихийной, до сих пор неизвестны...» (См.: Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков. М., 2004. С. 429.)
Второй этап. На следующем этапе (1990 – 1991 годы) была начата разработка законодательной (нормативной) базы, регулирующей владение, пользование и распоряжение собственностью, ее переход из одной в другие формы собственности. Основой этого законодательства следует рассматривать Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ» (отметим, этот Закон был принят до ГКЧП и задолго до появления в российском правительстве Гайдара, Чубайса и прочих, принятых считать «отцами» российских реформ). До середины 1992 года российским парламентом был принят целый свод законов и постановлений, регламентирующих процессы приватизации и банкротства хозяйствующих субъектов. Одним из основных в этом «пакете» был Закон Российской Федерации от 3 июля 1991 года «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР» (и этот Закон был принят без «команды Гайдара», до ГКЧП). Одновременно приватизационное законодательство российского парламента заложило основы институционального механизма приватизации – перестроило структуру правительства, создало Фонд Федерального имущества, построило систему арбитражных судов, институты кредитного механизма и другие институты, необходимые для формирования рыночной (конкурентной) среды.
Однако введение в действие этих нормативных актов затруднялось тем, что Ельцин и его «люди» в правительстве Ивана Силаева с начала лета 1991 года буквально «затерроризировали» главу правительства, добиваясь его смещения. Было упущено много времени. И лишь после подписания президентом указа от 29 декабря 1991 года «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год», началась реализация принятого парламентом ранее Закона (правда, с очень грубыми нарушениями и произвольными толкованиями норм Закона).
Следующий указ президента, появившийся 29 января 1992 года, «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», несмотря также на его обширные недостатки, был важен тем, что он утвердил практический механизм приватизации, в своей основе очерченный июньским Законом (1991 года) Верховным Советом России. Указ был настолько важен, что требовал своего согласования с парламентом – это было достигнуто лишь в июне 1992 года, вместе с принятием Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год.
Кто-то скажет: «Парламент тормозил работу президента по приватизации...» Да, тормозил. А куда надо было спешить? Разве это было просто: колоссальную государственную, реально общенародную собственность – дающую людям бесплатно лечиться, учиться, отдыхать, дающую работу всем без исключения трудоспособным членам общества, – одним махом, без долгих размышлений передать в чьи-то руки, причем с возможностью риска потерять эту собственность?
С появлением этой программы началась массовая приватизация в стране. Но, очевидно, в президентско-правительственных кругах полагали, что парламентский закон о программе приватизации «слишком сложный» (хотя он был согласован с правительством и подписан президентом), поэтому «темпы приватизации не соответствуют плановым» (по данным ПСИ, было приватизировано только 18,6% от общего числа предприятий). В августе 1992 года (в период каникул Верховного Совета) появляется президентский указ «О введении системы приватизационных чеков в Российской Федерации»;этот указ во многим противоречил принятому ранее приватизационному законодательству, в частности положениям программы, был направлен на простое ускорение передачи государственной собственности в частные руки. В частности, указ легализовал «чековую» (ваучерную) приватизацию, которая послужила одним из главных механизмов растаскивания государственной собственности и скупки приватизационных чеков у членов коллективов предприятий за бесценок. Таким образом, этот президентский указ был прямо и непосредственно коррупционным.
В то же время государственная программа приватизации предусматривала следующие цели:
• повышение эффективности деятельности предприятий путем их приватизации;
• создание конкурентной среды и содействие демонополизации народного хозяйства;
• привлечение иностранных инвестиций в экономику России;
• социальная защита населения и развитие объектов социальной инфраструктуры за счет средств, поступивших от приватизации;
• содействие процессу стабилизации финансовой ситуации в стране;
• создание условий и организационных структур для расширения масштабов приватизации в 1993 – 1994 годах.
Указ президента отбросил все цели, кроме последней – вся деятельность правительства оказалась подчиненной задаче «ускорения приватизации». Особенно эта задача стала характерной после расстрела Парламента в начале октября 1993 года. В 1993 году число приватизированных предприятий составило 88,6 тыс. (36,1%), а в 1994 году оно возросло до 112,6 тыс. (47%). Прав академик Н.П. Федоренко, когда писал, что «при такой гонке было трудно достичь перечисленных выше целей (Программы. – Р.Х.), экономические соображения отходят на второй план, первыми задачами становятся политические; в стороне остались вопросы улучшения управления предприятиями и повышения их эффективности. Таким образом, концепция и ход приватизации были трансформированы. Провозглашенные цели оказались формальными, пропагандистскими лозунгами». (Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков, с. 431.) Правящая бюрократия торопилась, она жадно хватала самые прибыльные, мощные, современные государственные предприятия, недра, богатые нефтью, газом, рудами, нефтеперерабатывающие и химические предприятия, могучие заводы ВПК. Все транжирилось. Стали появляться первые схемы сращивания госаппарата и дельцов, замаячили на горизонте первые олигархические семейства, влияние которых на Кремль стремительно возрастало.
Отношение научно-экспертного сообщества к «реформам»
Страна всегда имела множество талантливых ученых, в том числе в экономической науке. Самые авторитетные ученые-экономисты страны были чрезвычайно озабочены теми действиями, которые проводило правительство в рамках избранной модели экономических преобразований. Например, 6 марта в «Независимой газете» была опубликована большая статья академика Н. Петракова и профессора В. Перламутрова с жесткой критикой самих теоретических основ правительственной политики. Авторы прямо указывали на гибельные для страны ее последствия, и по существу, обратились к парламенту с требованием провести публичные парламентские слушания по складывающейся социально-экономической ситуации в стране.
«Гайдаризм – это реакция на свой собственный марксизм» – так была озаглавлена большая статья академика Георгия Арбатова в той же «Независимой газете» (13.03.1992), он писал: «Последние месяцы я, как, наверное, многие, живу с ощущением усиливающейся тревоги. Ее внушает прежде всего положение в экономике, курс, проводимый здесь российским правительством, с начала текущего года – писал этот известный ученый. – Авторы нынешнего курса, отвечая критикам, часто ссылаются на то, что их программа прошла международную экспертизу, пользуется поддержкой виднейших зарубежных экономистов и, по сути, указывает единственно возможный, даже неизбежный путь, которым уже прошли Мексика, Польша и другие страны. И то, и другое, и третье – неправда»,– твердо заявляет этот деликатный ученый, много повидавший на своем веку, консультировавший и Хрущева, и Брежнева, и Андропова по вопросам американо-советских отношений.
В доказательство академик приводит некоторые эпизоды дискуссии, которая проходила в конце января 1992 года на заседании американской общественной организации «Комитет по советско-американским отношениям» (действующий с 70-х годов). Основным докладчиком был представитель «Чикагской экономической школы» профессор Джерри Сакс, ставший советником российского президента. Он сообщил, что основными инструментами «Программы для России» являются: формирование сбалансированного бюджета за счет многократного сокращения расходной части, полная либерализация цен, что позволит «освободиться» от «ненужных государственных предприятий», и приватизация. Всемирно известный экономист, профессор Дж. Гелбрэйт, комментируя основные положения доклада Сакса, сказал: «На Западе слишком хорошо знают, что такой подход неприемлем. И потому никогда не позволят осуществлять его на практике в своих собственных странах». Удивительно, но эти же слова я сказал Саксу в ноябре 1992 года, когда по его просьбе я принимал его и имел с ним продолжительную беседу. В той беседе Сакс откровенно признался, что политика правительства Ельцина – Гайдара «не принесла ожидаемый успех». Он просил меня дать правительству еще один «шанс» и на предстоящем в декабре Съезде народных депутатов не отправлять Гайдара в отставку.
В ответ я высказался в том смысле, что внастоящее время и в Западной Европе, и в США экономические дела неважные, депрессия имеет такой характер, что впору говорить о кризисе. «Почему бы вам, профессор, не заняться реформированием экономики в вашей собственной стране?» – Растерянный Сакс говорит: «Руслан Имранович, мнеэтого никто не позволит!» Руководитель группы консультантов председателя парламента, профессор Анатолий Милюков, не выдержал, расхохотался...
Отрицательную оценку предлагаемых для России Саксом мероприятий дал и профессор Маршал Голдмэн на указанном форуме, заявив: «Невозможно сбалансировать бюджет, прибегая лишь к сокращению спроса путем повышения цен, роста налогов, ограничения кредита и т.д., как это делает российское правительство. Результатом будет то, что и предложение, остающееся под контролем коррумпированной бюрократии, тоже будет сокращаться, обостряя все проблемы». – Возражая критике, Сакс высказал свой главный тезис: «Для успеха русских реформ необходима массированная иностранная помощь». Но ее не было. Но в таком случае – если нет главного условия для успеха русских реформ, то есть иностранной помощи, зачем пытаться ее приводить, заведомо зная ее провал? Странно все это было. Так оно и произошло – выпуск продукции (предложение) стал стремительно сокращаться, по мере углубления политики правительства.
Таким образом, принятые на вооружение Ельциным – Гайдаром идеи Джеффри Сакса (точнее, «Вашингтонского консенсуса») были, по сути, авантюрой: сам их автор превосходно понимал, что единственное условие, при котором эти подходы могут дать какой-либо позитивный успех – огромная финансовая помощь Запада. Ему был задан прямой вопрос: «Почему он, профессор Сакс, рекомендовал русскому правительству политику, в такой критической мере зависящую от западной помощи?» Ответ Сакса: «Добьетсяправительство России на этом пути успеха или нет, это был единственно правильный путь...»
«Единственно правильный путь» – сколько раз приходилось сталкиваться с этим понятием! Но на этот раз этот «единственный» для России предначертал заезжий гастролер, не имеющий понятия о стране, ее людях, ее бескрайних просторах, о могучем экономическом, научно-техническом, интеллектуальном потенциале. Бесспорно, что страна могла самостоятельно осуществить самые глубокие экономические реформы и обеспечить процветание общества, если бы не эти «ельцинско-гайдаровско-саксовы шоки».
«Гайдаризм – это реакция на свой собственный марксизм» – так была озаглавлена большая статья академика Георгия Арбатова в той же «Независимой газете» (13.03.1992), он писал: «Последние месяцы я, как, наверное, многие, живу с ощущением усиливающейся тревоги. Ее внушает прежде всего положение в экономике, курс, проводимый здесь российским правительством, с начала текущего года – писал этот известный ученый. – Авторы нынешнего курса, отвечая критикам, часто ссылаются на то, что их программа прошла международную экспертизу, пользуется поддержкой виднейших зарубежных экономистов и, по сути, указывает единственно возможный, даже неизбежный путь, которым уже прошли Мексика, Польша и другие страны. И то, и другое, и третье – неправда»,– твердо заявляет этот деликатный ученый, много повидавший на своем веку, консультировавший и Хрущева, и Брежнева, и Андропова по вопросам американо-советских отношений.
В доказательство академик приводит некоторые эпизоды дискуссии, которая проходила в конце января 1992 года на заседании американской общественной организации «Комитет по советско-американским отношениям» (действующий с 70-х годов). Основным докладчиком был представитель «Чикагской экономической школы» профессор Джерри Сакс, ставший советником российского президента. Он сообщил, что основными инструментами «Программы для России» являются: формирование сбалансированного бюджета за счет многократного сокращения расходной части, полная либерализация цен, что позволит «освободиться» от «ненужных государственных предприятий», и приватизация. Всемирно известный экономист, профессор Дж. Гелбрэйт, комментируя основные положения доклада Сакса, сказал: «На Западе слишком хорошо знают, что такой подход неприемлем. И потому никогда не позволят осуществлять его на практике в своих собственных странах». Удивительно, но эти же слова я сказал Саксу в ноябре 1992 года, когда по его просьбе я принимал его и имел с ним продолжительную беседу. В той беседе Сакс откровенно признался, что политика правительства Ельцина – Гайдара «не принесла ожидаемый успех». Он просил меня дать правительству еще один «шанс» и на предстоящем в декабре Съезде народных депутатов не отправлять Гайдара в отставку.
В ответ я высказался в том смысле, что внастоящее время и в Западной Европе, и в США экономические дела неважные, депрессия имеет такой характер, что впору говорить о кризисе. «Почему бы вам, профессор, не заняться реформированием экономики в вашей собственной стране?» – Растерянный Сакс говорит: «Руслан Имранович, мнеэтого никто не позволит!» Руководитель группы консультантов председателя парламента, профессор Анатолий Милюков, не выдержал, расхохотался...
Отрицательную оценку предлагаемых для России Саксом мероприятий дал и профессор Маршал Голдмэн на указанном форуме, заявив: «Невозможно сбалансировать бюджет, прибегая лишь к сокращению спроса путем повышения цен, роста налогов, ограничения кредита и т.д., как это делает российское правительство. Результатом будет то, что и предложение, остающееся под контролем коррумпированной бюрократии, тоже будет сокращаться, обостряя все проблемы». – Возражая критике, Сакс высказал свой главный тезис: «Для успеха русских реформ необходима массированная иностранная помощь». Но ее не было. Но в таком случае – если нет главного условия для успеха русских реформ, то есть иностранной помощи, зачем пытаться ее приводить, заведомо зная ее провал? Странно все это было. Так оно и произошло – выпуск продукции (предложение) стал стремительно сокращаться, по мере углубления политики правительства.
Таким образом, принятые на вооружение Ельциным – Гайдаром идеи Джеффри Сакса (точнее, «Вашингтонского консенсуса») были, по сути, авантюрой: сам их автор превосходно понимал, что единственное условие, при котором эти подходы могут дать какой-либо позитивный успех – огромная финансовая помощь Запада. Ему был задан прямой вопрос: «Почему он, профессор Сакс, рекомендовал русскому правительству политику, в такой критической мере зависящую от западной помощи?» Ответ Сакса: «Добьетсяправительство России на этом пути успеха или нет, это был единственно правильный путь...»
«Единственно правильный путь» – сколько раз приходилось сталкиваться с этим понятием! Но на этот раз этот «единственный» для России предначертал заезжий гастролер, не имеющий понятия о стране, ее людях, ее бескрайних просторах, о могучем экономическом, научно-техническом, интеллектуальном потенциале. Бесспорно, что страна могла самостоятельно осуществить самые глубокие экономические реформы и обеспечить процветание общества, если бы не эти «ельцинско-гайдаровско-саксовы шоки».