В общих чертах это знает любой наркоман, но отсутствие воли не позволяет ему прервать акт саморазрушения. Вываливаются зубы, сморщивается иссушенная кожа, приобретая землистый оттенок, разлагается печень – всё это осознаётся, но не становится главным. Наркоману важно хоть мгновение протянуть без ломок. Алик, усмехнувшись, отбросил в сторону научную монографию.
   Он сам догадывался об этом, мало того, мог написать и лучшую энциклопедию! Алик, не смотря на развившуюся зависимость, решил, что можно оставаться сильной личностью. Все пьют, но не все же алкоголики! Почему бы так же не справиться с наркоманией? Для чего увеличивать дозу, когда от наркоты уже нет кайфа? Чтобы не сдохнуть, надо получать мини дозы. Таким образом, можно сохранять тонус и не терять человеческого достоинства!
   Какой золотой человек изобрёл виртуальность! Наверняка он был наркоманом. Можно погрузиться в виртуальность и превратиться в кого угодно, общаться с кем угодно, реализовать весь свой творческий потенциал! А потом – пару точек для поддержки тонуса, и хорошо! Захотел ещё ширнуться? Не надо. Врубил компьютер и балдей! Всё равно наркота больше ничего не даст: время острых ощущений уже прошло безвозвратно. Виртуальная реальность, конечно, не заменит допинга, но, наверняка, поможет испытать необычное.
   Такую тактику выбрал Алик – несколько точек в день самого чистейшего наркотика, плюс виртуальная реальность. А в перерывах свободно общаться с людьми, вести обычный образ жизни. Как только начнёт кумарить, немного добавить, но дозу не превышать!
   Алик, что называется, принадлежал к высшей касте наркоманов. Ему были неведомы проблемы с поисками дозы. Эти мелочи жизни счастливо обошли его стороной. Наркоты дома – хоть пруд пруди! Батя куда-то двигает товар. Только вот незадача, похоже, в последнее время, и он пристрастился к новому кайфу. Причём как-то глупо и нерасчётливо. Алику порой приходилось припрятывать свою дозу. Но отец, он и есть отец, что ему скажешь? Или он не отец вовсе? Алик отогнал от себя эту дикую мысль. Всего несколько лет назад отец появился в его жизни.
   Стал бы такой человек-авторитет подбирать незнакомого и чужого пацана? Конечно, нет. Дело в том, что раньше батю всё таскали по тюрьмам да лагерям, не давали ему никакой возможности пожить по-людски. Зато теперь он бизнесмен и порядочный человек. Безусловно, он сильная личность. Его наркоманский стаж поболее Алика будет. А что до матери, то её Алик и не старался вспоминать. Он жил у тёти, пока отец не вернулся «из командировки».
   Как всякий здравомыслящий человек, Алик старался приобрести себе кое-что на чёрный денёк. Мало ли что, а вдруг завтра бизнесменов опять назовут ворами и надолго упрячут? Поэтому Алику пришлось задуматься о запасном источнике дохода.
   Работать он не любил, всякий физический, равно и умственный труд расценивал как насилие над личностью. Даже отец, поначалу пытавшийся приобщить парня к делу, в итоге махнул на него рукой. Что бы ни поручалось Алику, всё делалось спустя рукава.
   С таким компаньоном недолго прогореть! Отец смирился с тем, что сынок сидит день-деньской за экраном компьютера, изредка делает вылазки на улицу, жрёт, спит, колется – живёт в своё удовольствие. Привлекать его к делу не имело смысла. Слишком опасно.
   С Аликом мало кто общался из обычной, не виртуальной, реальности, наркоманы из зависти избегали его, а обычные люди не понимали. Лишь в последнее время отыскалась небольшая жилка, не золотая конечно, но всё-таки.
   Разумеется, Эвелина просто избалованный ребёнок, дурочка, но иногда она выдаёт кое-какие путные мысли. Так что, общаться с ней не было в тягость для Алика. Он, рассчитывал при случае подоить семейство Липутиных, учитывая их социальный статус. Алик моментом прочувствовал обстановку и решил пудрить мозги новой знакомой как можно дольше, держа её про запас, на всякий случай. Он встречался с Линой не часто, но и не очень редко, постоянно ссылаясь на извечную занятость. Бывало, не вспоминал о подруге целыми днями, погрузившись в пластичный мир виртуальности.

12

   Эвелина, а в особенности Карина Львовна, воспринимала дистанционную отчуждённость Алика знаком гениальности и истинного мужского достоинства. Его высказывания заставляли задумываться, чувствовать себя чуточку умнее остальных людей, которые совершенно не понимают Алика. Чего только стоила фраза: «Чувственность менталитета определяет энергию пассионарности»? Что сказано? Всё и одновременно – ничего. Зато чувствуется колоссальный интеллект! Это вам не какой-нибудь переросток-хулиган из новых русских, не умеющий связать три слова без матерного артикля! Это, не иначе как человек новой фармации. Ни больше, ни меньше.
   Его исчезновения легко объяснялись чрезмерной занятостью в сфере бизнеса. Когда Алик подарил Карине Львовне массивную драгоценную брошь из батиных трофеев, завоевал её сердце окончательно и бесповоротно.
   И мама, и бабушка аккуратно подталкивали Эвелину к необходимому замужеству. Лишь она сама не могла определиться окончательно. С одной стороны ей надоело действовать по указочке. С другой – хотелось чего-то нового, а именно, ощущения свободы от опеки родственников.
   – Как ты думаешь, когда следует выходить замуж? – спросила она Люську.
   – Ну, это в зависимости от обстоятельств, – уклончиво ответила подружка.
   – А вот ты, когда решишь?
   – Я-то?
   – Ну, не я же! – ответила Эвелина так раздражённо, что Люська вздрогнула и как-то съёжилась.
   – И всё-таки, что тебя подтолкнёт к этому решению?
   – Ну-у, это очень серьёзная тема.
   – А ты можешь только хихикать? Неужели ты не можешь стать хоть на минутку серьёзной? В конце концов, кто я тебе? Глупая квочка, что ли?
   – Чего ты злишься? Подруга ты мне! Кто ещё-то?
   – Тогда скажи мне, как подруге! Когда бы ты решилась выйти замуж?
   – Я? – Люська мечтательно прикрыла веки. – Я решила бы это когда была бы полностью уверена.
   – В чём?
   – Ну, как это сказать? Наверное, когда знала бы точно, что он, он… В общем, соответствует!
   – А пока у тебя не было соответствующего?
   – Нет.
   – А что ты вкладываешь в это понятие?
   – Какое понятие?
   – Соответствие. Какой соответствует: сильный, мужественный, богатый?
   – Я думаю, главное, любящий! Ну и конечно, достаточно обеспеченный. Чтоб ясно представлял будущее.
   – … стремился к нему, приближал его, – продолжила Эвелина.
   – Конечно! – не поняла сарказма Люська.
   – А из твоих знакомых никто не видит будущего?
   – Ну, как ты не поймёшь? – удивилась подруга, – ведь они все просто переростки с резиновым детством!
   – Это ты всех имеешь в виду?
   – Конечно всех, правда, бывают исключения, но мне лично ещё не встретился.
   – А если встретится?
   – Тогда я сразу пойму, вот он – мой!
   – И что станешь делать?
   – В смысле? – на миг замешкалась Люська, но тут же сообразила: – О! Я его уж не упущу! Как только пойму, уже никуда не денется!
   – А что ты станешь делать? Сама что ли предложишь: «Возьми меня в жёны»?
   – Ну, зачем? Он и сам поймёт все, ведь он соответствует!
   – Понятно. А если не поймёт?
   – Тогда нужно брать инициативу в свои руки!
   – Письмо Татьяны?
   – Какое письмо? Просто надо сделать так, чтобы он понял, что без тебя не сможет. Вот и всё!
   – Как это?
   – Лина! Ты так странно мыслишь! Ведь нет ничего проще! Устраиваешь ему жизнь таким образом, что он чувствует – без тебя, ну никуда! А потом потихоньку якобы охладеваешь, исчезаешь, отказываешься от встреч. Вот тогда-то он сам прибежит, почувствует, что пора!
   – А если не почувствует? Тогда что?
   – Так ведь соображать надо! – постукала себя по низкому лобику Люська. – Перегибать-то не надо!
   – А если не догнуть?
   – Тогда ты станешь его рабыней навсегда!
   – А это плохо?
   – Ты что?! – Люська удивлённо выпучила глаза.
   – И всё-таки, когда уже можно соглашаться?
   – Главное, не когда, а как! Надо показать ему, что ты наконец-то сдалась! Чтоб он почувствовал себя победителем! А потом из него можно верёвки вить!
   – А разве это хорошо?
   – Лина! – Люська вскочила на ноги: – Ты явно не созрела до семейной жизни! Раз задаёшь такие вопросы!
   – А ты, конечно, созрела?
   – Я-то? Конечно! Просто женихи ещё не доросли!
   – Хорошо, спасибо за лекцию по введению в семейную жизнь. Ты, наверное, куда-то спешишь? – Эвелина кивнула на дверь.
   – Да вовсе нет! – простодушно не согласилась Люська.
   – У тебя ведь полно дел, да и у меня не меньше, и вообще, голова начала болеть, – Эвелина поднялась со стула и встала так, что закрыла спиной обзор в комнату, недвусмысленно приглашая подругу к выходу.
   Люська поняла, но не могла до конца осознать, что её вот так, запросто, выставляют за дверь! От этой рохли она никогда не ожидала такого. Что делать? Пришлось идти в прихожую и быстренько одеться. Люська поглядела в глаза нужной подруги. Странная отвлечённость обычно живых, временами искрящихся зрачков, неприятно поразила её.
   – Лина, ты хорошо себя чувствуешь?
   – Не очень, но мне сразу станет легче, как только я останусь одна.
   – А может, тебе выпить аспирина?
   – Может, – согласилась Эвелина отвлечённо, её мысли блуждали где-то очень далеко.
   Люська обиженно фыркнула и нарочито деликатно прикрыла за собой дверь.
   Эвелина не заметила мнимой обиды Люськи. Она глянула на часы и начала собираться на занятия. Эвелина собиралась в лихорадочной спешке. Ей казалось, что опоздание неизбежно. Мало того, что она пропустила лекцию, придётся ещё извиняться за задержку на семинар.
   На сборы ушло всего лишь четыре минуты.
   Странно, как медленно идёт время?! Она подошла к двери. Замок почему-то оказался незапертым. Холодный пот прошиб Эвелину, неужели она провела всю ночь с раскрытой дверью?
   В носу щипнуло запахом мускусоподобной эссенции. Здесь была Люська! И совсем недавно. Странно, что она тут делала? Эвелина постояла в задумчивости, неожиданно сковало всё тело, затекли ноги. Прошло около часу в её неподвижности, но стрелки часов свидетельствовали о каких-то десяти минутах. Эвелина, не зная почему, взяла с собой англо-русский словарь. Кто-то, в самой глубине подсознания, намекал ей о ненужности этой книжонки, но кто – Эвелина так и не вспомнила. Она вышла на лестничную площадку, дождалась лифта: кнопка вызова сработала сразу, но кабина медленно-медленно пробиралась к её этажу, Эвелина хотела было пойти пешком, но двери лифта с тихим шумом отворились. Словно в замедленной съёмке, лифт кое-как доставил её к первому этажу.
   Во дворе преобладали серые тона. Снег, местами подтаявший, местами подсыпавшийся, тускло отражал расплывчатыми контурами свет бледного и холодного солнца. Люди куда-то шли, до карикатурности, странно передвигая скованными ногами. Ощущение нереальности охватило Эвелину, призрачность и силуэтность окружающего навевали чувство отсутствия жизни. В трансе она проследовала до остановки автобуса, дождалась своего маршрута, вошла, уселась на свободное место и раскрыла перед собой словарь. Она не могла понять, зачем ей нужен этот язык, если все вокруг общались, исключительно, на русском! Где-то в закоулках памяти, строгий воспитатель приказывал ей выучить необходимый словарный минимум за сегодняшний день. Эвелина принялась читать. Странно, но, на этот раз, транскрипция букв почему-то не соответствовала прочтению слова. Идиотские буквы начали раздражать. Написано по дюжине букв, а читаются как четыре звука, почему? Вспомнилось высказывание первого её преподавателя о том, что англичане-де весьма консервативны: язык их меняется, а правописание остаётся прежним. Какая дикость! И такие люди заставили большую часть земного шара говорить на их языке. Да ведь это типичное насилие завоевателей. Пожалуй, похуже какого иного.
   Но были же люди, которые не сдались, сохранив собственный язык!
   Эта мысль прочно вошла в разум Эвелины и не отпускала его в дальнейшем.
   Механически она занималась в институте, автоматически общалась со знакомыми, не переставая думать о независимости. Изредка её отвлекали подруги-однокашницы. Лина отработанно чётко подсказывала им верный ответ, а сама, всё нетерпеливее, поглядывала на часы, словно спешила, сама не зная, куда и зачем.
   Эвелина внимательно огляделась по сторонам и удивилась. Пока она думала, за это время ничего не изменилось. Та же аудитория с обшарпанными столами и расшатанными стульями, те же одногруппницы, тот же странноватый препод, уткнувшийся в свои бесчисленные бумажонки. Вроде бы всё как всегда, но в самом воздухе что-то изменилось, незаметно произошёл сдвиг в непонятную сторону. Воздух то тяжелел, то облегчался. То его можно было резать как масло, то чувствовалось, как в мозге циркулирует кровь, принося живительный кислород. Эвелина вдруг поняла, что время – придуманное людьми понятие для того, чтобы оправдать собственную лень. Если человек что-то не успел, заявляет, что ему не хватило времени! Если тяжело работать и лень двигаться, опять же – не хватило времени выспаться! А на самом деле она сидит тут уже часов шесть, не меньше, а по официальному времени – не прошло и двух часов. Эвелине показалось, что все присутствующие об этом знают, но не подают вида, а до неё, в целом мире, никому нет дела.
   Но про Эвелину не забыли и продолжали заботиться о ней.
   Во время обеденного перерыва Карина Львовна долго разговаривала по душам со своим одноклассником Сулимовичем. Чтобы попасть к нему, на другой конец города, пришлось использовать институтскую машину, отвлечь людей от личных дел и вообще, потратить массу энергии.
   После обсуждения основной проблемы Карина Львовна пожаловалась старому другу на свою дочь. Она рассказала Льву Давидовичу обо всех конфликтах с Эвелиной, обо всех странностях дочери. Сулимович со вниманием выслушал школьную подругу. Он понимающе кивал, не перебивая, а в итоге выдал заключение:
   – Твоя дочь переживает переходный возраст.
   – Как это? С запозданием на десяток лет?
   – Конечно, ты ведь сама не дала ей вовремя повзрослеть!
   – Как раз наоборот, только я ослабила контроль, вот, пожалуйста! Начались фокусы и капризы! Она всё больше отдаляется от меня!
   – Слушай, Карина, если желаешь добра дочери, то дай ей видимость свободы! Перестань опекать её во всём, позволь хоть что-нибудь сделать самостоятельно!
   – Лёва, ты думаешь, так будет лучше?
   – Безусловно, – подтвердил Сулимович и, сославшись на массу дел, попрощался.
   Карина Львовна осталась недовольной советом друга. С чего он решил о неполноценности Эвелины? Да кто дал ему право так говорить? Какой-такой переходный возраст? Это совсем не то, это нечто иное!
   Карина Львовна попросила шофёра заехать на переговорный пункт.
   – Алло! – приветливо отозвался голос Олимпиады Самсоновны. – Линочка, ты?
   – Нет, это мама Линочки твоей! – раздражённо ответила Карина Львовна.
   – Ну, что надо? – интонация бабушки сразу высохла.
   – Мама, с Линой творится что-то нехорошее! Она стала совсем другой: сердится без причины, но не кричит, не ругается. Наоборот, всё больше замыкается в себе! Она не спит ночами, ходит по дому, на вопросы не отвечает.
   – А ты что же?
   – Я её уговариваю. Она слушается, но ненадолго, затем снова как-то отключается и уходит в себя.
   – А почему ты звонишь мне? Что ты за мать, если не можешь понять собственную дочь? Кому, как не тебе, она должна всё рассказать?
   Карина Львовна закусила губу в негодовании.
   – Карина! Ты мне говорила, что у неё кто-то есть?
   – Не кто-то, а Алик! – Карина Львовна посмотрела на шикарную брошь. – Довольно-таки порядочный молодой человек!
   – И что у них?
   – Ну, я не знаю.
   – Ты ничего не знаешь? Ты не знаешь?! – сорвалась Олимпиада Самсоновна.
   – Знаю. Знаю! Зачем так шуметь? Уже люди слышат, как ты орёшь.
   – Хорошо, я не буду орать! Ты знаешь, что?
   – Ну, я точно не знаю.
   – Ну конечно, ты занята диссертацией, судом, ещё Бог весть чем, только не дочерью!
   – Хватит ругаться, мама, – устало выдавила Карина Львовна. – Лучше подскажи, что делать-то?
   – Проверить её надо! Все молодые люди порядочные, до поры.
   – Поняла. Мне это тоже приходило в голову.
   – Так давай, действуй! И поскорее! А потом уж решите, что делать!
   Во второй половине рабочего дня Карина Львовна занялась поиском лучшего специалиста. Только когда отыскала его и договорилась о цене, тогда лишь успокоилась. Даже в жар перестало бросать. Всегда становится легче, когда решение принято. Человек начинает обмозговывать предполагаемые варианты. В любом случае, Карина Львовна ничего не теряла. Вот только, надо поспешить, как советует бабушка.
   – Карина Львовна! – заставил вздрогнуть голос заведующей кафедрой.
   – Да, Зельма Яковлевна, – с готовностью отозвалась подчинённая.
   – У меня к вам будет небольшая просьба.
   – Да, Зельма Яковлевна!
   – Мне необходим надёжный человек для одного деликатного поручения.
   – Да, Зельма Яковлевна! – с готовностью кивнула доцент Липутина.
   – Карина Львовна, я вам прямо скажу. Как подруга подруге, мне необходимо кое-что передать супругу.
   – Да, Зельма Яковлевна, – повторила Карина Львовна.
   Сердце приятно защемило, если к ней обратилась Сама с деликатной просьбой, то это говорит о многом! Стало быть, Зельма Яковлевна уже выбрала себе преемницу. И это – Карина Львовна! К тому же, если нужно что-то передать супругу, оформляющему документы на выезд, то очень скоро заведующая отбудет вслед за ним.
   – Собирайтесь, самолёт через два часа. Билет заказан. После посадки, в аэропорту вас встретит мой супруг, заберёт вот этот дипломат. Вы сможете вернуться сразу. На всё про всё у вас, Карина Львовна, уйдёт не более суток.
   Карина Львовна тотчас начала собираться, не откладывая в долгий ящик выполнение почти родственного поручения.
   – Да, кстати, Карина Львовна, вы уже в курсе, что ваша работа одобрена и допущена к защите?
   Карина Львовна чуть не захлебнулась от переполнявшей её благодарности, сладкие слёзы едва не брызнули из её счастливых глаз!
   – Но ведь, Зельма Яковлевна, работа ещё в черновом варианте, – пролепетала она.
   – Дорогая Карина Львовна! Вашим оппонентом буду я! – Зельма Яковлевна нежно пожала ладони преемнице. – А сейчас поспешите, пожалуйста! Да, ещё. Вашу дочь я сама предупрежу!
   – Ах, Зельма Яковлевна, – всхлипнула Липутина. – Моя дочь больна!
   – И серьёзно? – встревожилась заведующая. – Она нуждается в наблюдении врачей?
   – Нет, нет, что вы! Я это так, просто переживаю. Понимаете, ей двадцать два, и она незамужнем. Вот, собственно, и всё, – Карина Львовна сама удивилась такой формулировке болезни дочери. Вот ведь, как всё просто, а она-то ломала голову!
   – Ничего-ничего, – успокоила Липутину заведующая, – интеллектуально развитые девушки всегда чуть позднее выходят замуж, и от этого они не становятся несчастнее в браке, поверь мне, старой!
   – Что Вы, Зельма Яковлевна, разве вы старая? – льстиво заметила Карина Львовна.
   – Ну, уж не двадцать два!
   – Ну и не сто два!
   – Конечно, конечно! Я на вас, дорогая Карина Львовна, надеюсь целиком и полностью!
   – Спасибо, Зельма Яковлевна, – чувственно поблагодарила Липутина, приняв из рук заведующей дипломат – для супруга, и портмоне – на мелкие расходы.
   Яркая перспектива заведования ослепила Карину Львовну. Ей захотелось расцеловать весь мир. Настолько бывает счастлив человек! Докторская сделана, суд выигран. Она победитель, которого, как известно, не судят! На подходе четыре кандидатских её учеников, так что профессорское звание не за горами! А что ещё нужно человеку, целиком посвятившему себя науке?
   Как на крыльях Карина Львовна слетела по лестнице и неожиданно уткнулась, нос к носу, с реальностью: радужная перспектива на миг поблекла и сузилась до вполне конкретного человека.
   Перед ней стоял Алик. Он вежливо поздоровался и ненавязчиво отвёл Карину Львовну в сторонку. Возможный зять, сам того не желая, вернул её из заоблачных высот на грешную землю.
   – Карина Львовна! У меня к вам одна небольшая просьба, – вкрадчиво прошептал он.
   – Вот как? – радостно отозвалась Липутина. Вот надо же, все нуждаются в ней и норовят в родственники! Перспектива вновь осветилась желанным ореолом.
   – Дело в том, что я задумал одну мощную по масштабу, деловую сделку, но вот незадача… – Алик неуверенно почесал в затылке, просунув тонкую ладонь под шапку.
   – Тебе нужны деньги?
   – Не то, чтобы особо, тем не менее.
   – Выражайся точнее.
   – Двести в долг. Конечно, под двадцать процентов, верну через неделю! – для убедительности Алик прижал руки к груди.
   – Всего-то?
   – Извините, Карина Львовна, но ближе вас у меня больше никого! Сумма, конечно, смешная, но необходимая.
   – Когда? – только и спросила Карина Львовна. По выражению лица было видно, что её вовсе не интересует ответ. Алик прочувствовал ситуацию и рассыпался в благодарности. Карина Львовна вынула бумажник и небрежно выдернула пару сотен зелёных из щедрых командировочных, предоставленных чуткой Зельмой Яковлевной. Чуточку подумала и добавила ещё одну.
   – А эту передашь Эвелине! Да! И скажи ей, что меня сегодня не будет дома.
   – Я даже не знаю, как вас благодарить, Карина Львовна! Чтобы я делал, не будь вас! – Алик благоговейно сложил лапки на груди.
   – Хорошо, мне пора! Привет Эвелине!
   Карина Львовна махнула рукой на прощанье и слилась с потоком студентов в огромном вестибюле.
   Алик порадовался столь неожиданному ходу событий и пожалел о малости своего запроса. Карина Львовна оказалась в настроении и при бабках! Он-то рассчитывал на утомительную и унизительную беседу, поездку в какой-нибудь банк, да и то за стольником, а тут три сотни легли в руку! Ему ничего не оставалось делать, как рвануться к знакомому барыге. В первую очередь, необходимо приобрести нормальную форму, а уж потом можно подумать об этой дурочке Эвелине и об отце, чёрт бы его побрал! Как можно безо всякого предупреждения взять и смыться, оставив сына без подпитки! Свинство, да и только!
   Алик подсчитал время, проведённое без дозы. Оказалось довольно много. Двигаться тяжело, кости трещат по швам, если есть там какие швы! Его скрючивало и швыряло из стороны в сторону, Похоже, началась настоящая, известная лишь по рассказам неудачников, – ломка.
   Барыга не тянул, не выпрашивал никаких гарантий, ещё бы! Он лишь осторожно спросил об отце, мол, Сажа-то, когда появится? Как-никак важный оптовик! Но статус отца вовсе не препятствовал взять деньги с сынка. Бизнес есть бизнес! Алик ничего вразумительного не ответил, вежливо отказался от бесплатного «баяна» и потопал домой.
   Разумеется, одной привычной точки ему не хватило. Алик ширнулся ещё, сразу тремя, чтобы не возвращаться к неприятной процедуре, за которую каждый наркоман сам себя проклинает, но делает.
   Мгновение спустя, мир потерял враждебность. Алик врубил компьютер и погрузился в виртуальность.

13

   И что это за словечко такое – виртуальность? Как его понимать обычному человеку? Напоминает на слух нечто, эдакое, изогнутое и постоянно меняющее очертания. А что это – нечто? Муть какая-то, типа гитары что ли? Вот так крутится слово: в-р-т, вирт уальность! Вначале, вирт, круть, то есть, затем – уальность, расплывание в воздухе, уаль, а потом завершение, но-сть, -сть. Всё крутится-вертится, изменяет очертания, а затем всё начинается снова, летят тексты с изогнутыми пляшущими буквами, появляются невероятные словосочетания, претендующие на потаённый смысл.
   В результате: умирает душа, заживо сгнивает мозг и, расплавившись, превратившись в жидкий гной, стекает в свинцовые сапоги. А вокруг сплошной ледостав, крушение всех надежд и идеалов, а взамен? Что взамен? Огромная Колемучка.
   …Рим изрядно утомился, блуждая по неясностям сверх интеллектуального мозга профессора. Сложно классифицировать его расстройство и разложить по полочкам. Может быть, именно потому оказалась неэффективной традиционная терапия?
   Вынужденный перерыв, из-за приезда Петра, отвлёк Любимова от сеанса интровертной психотерапии. При повторной попытке Рима профессор замкнулся. Мозг пациента начал что-то скрывать от врача. Интуитивно Рим чувствовал: найди он это что-то, определи его точно и всё – победа! Чтобы справиться с этой задачей, нескольких сеансов недостаточно. Поэтому Рим хитрыми комбинациями, при полной поддержке завотделением, перевёл профессора в свою палату, одновременно взяв под опеку зрелого наркомана, привезённого Петром. Рим сразу догадался, что к нему попал тот самый тип, о котором консультировался загадочный мафиози. К счастью для молодого учёного, Сажа оказался обычным наркоманом, без наслоения собственного психоза. В его случае достаточно снять ломку, чуть-чуть поддержать организм, а потом сама жизнь заставит его сделать выбор: или-или. Реальная угроза жизни гораздо эффективнее, чем непонятный механизм кодировки.
   Кроме этих двух подопечных Рима ожидала ещё партия больных, которых следовало излечить до конца. И делать это под неусыпным оком Ежихи-Дулиной. Временное перемирие вовсе не означало дружбы. А частые вопросы заведующего о состоянии здоровья профессора очень настораживали. Похоже, заведующий отделением преследует двоякую цель: излечить профессора из гуманных побуждений, а в случае неудачи – всё свалить на недоучку аспиранта, одержимого маниакальной идеей. Так или иначе, Рим был благодарен врачу ординатору за поддержку и надеялся, что сумеет вывести больного из психоза. По крайней мере, профессор уже начал потихоньку ориентироваться в окружающей обстановке, а покончить с собой вовсе не собирался.