- А чем пробивали стену? - допытывался Мишка.
   - Монголо-татары строили примитивные камнеметы, били из них по стенам день и ночь. Несколько дней подряд били! А чтобы защитники крепости ночью не сделали вылазку и не истребили камнеметы, монголы сначала "отынивали" стены, то есть окружали их тыном, частоколом... Города упорно сопротивлялись. Только после кровавой битвы орде удалось овладеть Киевом, Владимиром, Торжком и другими городами. Прославилась в веках оборона Козельска. Целых семь недель осаждали этот город ордынцы. Город пал только тогда, когда ни одного защитника не осталось в живых.
   Учитель остановился около Димкиной парты.
   - Вот так. А ты говоришь - удрал бы.
   Все снова засмеялись.
   - Да я не всерьез, Игорь Александрович, я...
   - Понимаю, что не всерьез. Между прочим, ребята, наш город к тринадцатому веку уже имел частично каменную стену. Со стороны реки стена еще оставалась бревенчатой, а вот с южной и с восточной стороны в раскопках обнаружена каменная кладка.
   - Игорь Александрович, - сказал вдруг Мишка, - а все-таки монголы наш город не смогли взять.
   - Откуда ты получил такие точные сведения?
   - Отчего тогда в ямах, которые в городе, ничего нет, а в других, которые за городской стеной - в поле, значит, - находятся и черепа и оружие?
   - А как тебе удалось установить точную линию городской стены?
   - А по плану! План-то в библиотеке есть.
   - План есть! - подтвердили ученики.
   - Во-первых, план этот весьма приблизителен; во-вторых, все это еще надо изучать... Масштаб неизвестен, имеется лишь приблизительный рисунок... - Учитель помолчал немного. - Раскопок настоящих не велось, так что судить трудно... А захоронения? - вдруг встрепенулся он. - Тебе не приходило в голову, что захоронения могли делаться именно за городской стеной? В летописях мы находим повествования о том, как спасшиеся жители возвращаются на пепелище и князь первым делом велит похоронить убитых... Что ты об этом думаешь?
   Михаил молчал, соображая.
   - Н-не знаю... Может быть... А все-таки нет. Всетаки наш город не сдался. Не знаю, почему-то мне так кажется, что не сдался.
   - "Кажется"... - Игорь Александрович укоризненно покачал головой. - В науке такого слова, "кажется", просто не существует. Все надо доказать. А для этого предмет хорошо изучить надо, построить гипотезу, потом как следует проверить ее, и не раз. А ты - "кажется"!
   В это время раздался звонок.
   - Ребята! Не забудьте о фольклоре, - напомнил учитель. - Пусть каждый отчитается, расскажет, что удалось отыскать. Задание нелегкое. Итак, встреча наша на той неделе, через два урока!
   Вскоре класс опустел, одни только Мишка с Димкой остались. Надо было придумать, куда спрятать череп.
   - А что, если Кузнецову попросить? - размышлял Димка. - Только ей про все рассказать придется. Про "Анкудинов двор".
   - Завизжит, пожалуй. Девчонка. - Мишка презрительно сморщил нос: - Ах, ах, скелет, ах, ужасно, ах, уберите, ах, не выношу!
   - Думаешь, завизжит? - Димка уставился на череп, старательно обернутый газетами, перевязанный бечевкой. - А мне так кажется - не завизжит. Ленка не такая.
   - "Кажется"! Слыхал? Это еще проверить надо.
   В науке такого слова нет!
   - А давай проверим. Вон и Кузнецова идет!
   Димка вскочил, подбежал к двери.
   - Кузнецова! Зайди в класс на минуточку!
   - Что это вы здесь сидите? - Лена заглянула в класс.
   - Есть к тебе дело, Кузнецова. Видишь ты этот предмет? - Мишка указал на сверток.
   - Ну, вижу.
   - А догадываешься, что это такое? - подскочил Димка.
   - Конечно, догадываюсь: череп, - спокойно сказала Лена. - А на что он вам?
   Друзья долго и сбивчиво рассказывали Лене обо всем - и о черепе, и о предполагаемой битве за огородами, и о "шкелете", напугавшем тетку Марью, и о Димкиной неудаче.
   - Как интересно, - сказала Лена. - Давайте, ребята, я спрячу череп. Я просто запру вашего Анкудина в свой комод. У меня на ключ запирается. Вот и всё. До свидания. Завтра увидимся!
   И она унесла череп.
   - Молодец Кузнецова. Выручила.
   Димка облегченно вздохнул.
   - А знаешь, зря мы ей находки-то не показали, нечестно ведь получилось; она нам вон как помогла, а мы помалкивали, прятали все интересное, сказал Мишка. - А как помощь понадобилась, сразу: Кузнецова, поди сюда.
   - Ну и что же, - возразил Димка, - мы ведь только до поры до времени. Теперь пускай заходит, смотрит, если так хочется.
   - Наверное, Лена обиделась. Что-то и не спрашивает ни о чем, "до свидания" - и пошла домой.
   - Из-за девчонки так переживаешь, эх, ты! Лучше скажи, когда боксом заниматься начнем?
   - Олег обещал - с понедельника. Он уж и перчатки приготовил. Готовься, Димка, йоду запасай да бинтов!..
   Мишка не соврал. Олег действительно принес из клуба две пары боксерских перчаток и обещал заняться с ребятами. Но с условием, что двоек больше не будет, а если кто получит двойку, то занятия тотчас прекращаются.
   - С понедельника? Здорово! А ты-то йоду припас?
   - А мне на что? Я под удар не полезу.
   - И я не полезу! - И, немного подумав, Димка добавил: - А если никто из нас под удар лезть не собирается, интересно тогда, кого же мы будем бить?
   - Эх, ты! Не понимаешь, что такое бокс. Думаешь, обязательно надо лупить друг друга? Ничего подобного!
   Главное - обыграть противника, уйти от ударов, а потом выбрать момент, и - бац!
   - Здорово! Слушай, Миш, а может, сегодня и начнем? Попроси Олега, а?
   Мишка нахмурился.
   - Сегодня у меня намечено другое. Буду фольклор собирать. Интересно, что расскажет бабушка про орду.
   Может, что-нибудь и дошло до нее из поколения в поколение. Надо это все записать.
   - Миш, можно, и я приду? У меня бабушки нет, кого я расспрашивать буду? Чужих-то бабушек да дедов не очень-то расспросишь.
   - Тем более, у каждой бабушки есть свои внуки, чего же чужим-то рассказывать да петь?
   - Конечно, чужим они рассказывать не станут... Так можно, я у тебя посижу?
   - Ага. Мы будем всё записывать. Или давай так:
   я буду бабушку расспрашивать, а ты всё в тетрадку записывай. Мы будем с тобой вроде ученой комиссии.
   Чистая тетрадь у тебя есть?
   - Найдется!..
   Бабушка была, как назло, чем-то рассержена, это видно было по тому, как она гремела посудой и ругалась с кошкой Муркой.
   - Пошла вон, полосатая! Этакую рыбину стащила1, и все тебе мало! Я уж рыбину простила бы, будь у тебя совесть. АН совести-то нет как нет! Еще и за другой явилась. Брысь, тебе говорю!
   Мурка все это слушала, но уходить не собиралась.
   Мишка сразу понял, что эти речи вполне устраивают хитрую кошку: ведь под шумок можно утащить" и вторую рыбину. Вон сколько их на блюде навалено. Горой!
   Хоть и была не в духе, обедом бабушка ребят все же накормила. Ели как можно старательнее, с показным аппетитом.
   - Ну и обед сегодня! - подхваливал Мишка. - Вкуснота! Кажется, все ел бы да ел; жалко, что в живот мало вмещается.
   - Спасибо, Пелагея Дементьевна! - вторил ему Димка. - Давненько я не едал такой лапши. Пальчики оближешь!
   - А что, у вас разве не варят домашнюю? - сразу смягчилась бабушка.
   - Домашнюю? - притворно удивился Димка. - Да я и слова-то такого не слыхал. У нас все казенная какаято, на сковородке.
   Бабушка начала было убирать посуду, но Мишка не дал.
   - Я сам, сам, ты отдохни, в твоем возрасте отдохнуть полезно.
   - Посидите, Пелагея Дементьевна, мы с Мишей сами посуду помоем, мы мигом! - вскочил и Димка.
   - Что-то вы сегодня добрые больно, - засомневалась бабушка. - Стекло в школе разбили аль другое чего?
   - Ничего мы не разбили, - Мишка подмигнул другу, - а только хочется нам сегодня с тобой на кухне посидеть да песни разные послушать.
   - Какие песни? Песен я не знаю никаких. Да и некогда, сейчас побегу с Митькой-калымщиком ругаться.
   Казанок ему отдала, починил чтобы, целый рубль спросил. А починка-то, эва, отскочила! Раз только и варилато в нем всего, в казанкё-то. - Бабушка в сердцах стукпула по днищу кастрюли.
   - Так это пустяки, - урезонивал ее Мишка. - Олег вон лучше запаяет. Отдай ему; по крайней мере бесплатно...
   - "Пустяки"! Рубль целый - это пустяки? Ты его заработал, рубль-то?
   - Еще заработаю.
   - Он заработает, Пелагея Дементьевна, - поддержал Димка. - Он ученым будет. Вон учитель велел ему песни старинные записать, одному ему поручил: ты, говорит, Анкудинов, из нашего класса самый грамотный!
   Мишка покосился на друга - хоть бы не врал уж.
   - Подите вы! - отмахнулась бабушка. - Калымщик окаянный, ведь как одурачил меня, старую! Ужо я ему скажу! Я скажу!
   - Эх, а сама еще учишь: прощайте врагам своим, и так далее. Я-то, например, простил Олега, когда он мне синяк подставил. Схлопотал - и ни звука. А ты изза какой-то кастрюли совсем на мыло сошла. Эх, бабушка!
   И Мишка скорбно уронил голову на грудь.
   Бабушка налила в свою большую чашку чаю, присела за стол. Все трое молчали. И только Мишка время от времени печально вздыхал.
   - А какие песни-то надо, Миш? - сжалилась наконец бабушка. - Может, вспомню чего. Голова-то старая, память плохая. Да и голосу-то нет.
   Ребята исподтишка переглянулись. Димка мигом развернул на столе чистую тетрадь, положил рядом самописку.
   - Хорошо бы самые старинные песни, бабушка! - встрепенулся Мишка. - Ну, вот самые старые, какие в твоей молодости старики пели.
   - Старики-то в моей молодости не пели, где им, а вот девицы - те, бывало, певали.
   - Ну спой, спой скорее!
   - Только вот напев-то запамятовала. - Бабушка зажмурилась и, раскачиваясь в такт, затянула дрожащим голосом:
   При лунном свете серебри-и-стом Гуля-а-ла дева под луно-ой И за-а-клинала небом чисты-им Хранить до гроба свой поко-ой.
   - Постой, бабушка! Про деву - это не то, давай чтонибудь еще постарее.
   - Постарее? Ну, вот еще веселую девицы наши пели.
   Только уж это с пляской. Мишка, принеси-ка мне чистый платок.
   - Носовой?
   - Который с кружевом. Потому никак, нельзя эту пляску без платка совершать, - важно объяснял?!
   бабушка.
   Мишка слетал в горницу, принес самый лучший бабушкин платок.
   Подбоченясь, бабушка вышла на середину кухни и, мелко, дробно топая, взмахивая платком, поплыла вокруг стола
   Штатский неуклюжий,
   Фрак на ем висит,
   А военный-душка
   Шпорами стучит.
   Она остановилась:
   - Годится али нет?
   - А еще постарее нет ли? - засомневался Мишка. - Что-нибудь про монголо-татар.
   - Про татаровей?
   - Дело в том, Пелагея Дементьевна, что наш город в старину захватили татары, - зачастил Димка. - Вот нам и интересно, как это было. Узнать чтобы про всё. Как воевали, как жили, и вообще...
   - Про монголов да про татаровей что-то не помню.
   Да и не бывало у нас таких. Ишь выдумали. Мы православные, а татарове те сами по себе.
   Бабушка сложила платок, сердито запихнула в карман.
   - Ну, может, слова какие татарские помнишь или выражения? Говорят, слова-то из поколения в поколение переходят.
   - И выражений не знаю никаких. Кыш ты, окаянная! - Бабушка замахнулась на Мурку. - Опять за рыбой полезла. А ну айда, айда отсюда! Не уследишь. На базар бегала за рыбой-то, легко ли? Заодно вот и казан у Митьки забрала. Ах он, калымщик окаянный!
   - Опять! Ну, бабушка! Может, стихотворение какое старинное помнишь, былину или еще чего... Ну не может быть, чтобы не знала! Ты ведь такая старая! - заныл Мишка.
   - Я старая? - Бабушка окончательно рассердилась. - Я еще не старая! Вот соседкина, Настина, бабка - та вот старая! С палкой ходит и то надвое согнувшись.
   А я, малый, все хозяйство веду. Старая-то!
   - Ну не старая, не старая! - заторопился Мишка. - Тогда расскажи нам чего-нибудь.
   - Ну, так и быть. Спою вам стих старинный. Про татарина. Слушайте.
   Димка схватил самописку, изготовился записывать.
   - Это еще когда девицей была, с голосу разучивала.
   И так-то мы пели, так-то пели! Прямо разливалися!
   Бабушка уселась на табуретку, положила руки на колени и запела сначала тихим, заунывным голосом:
   Прочь, прочь, слеза позорная,
   Кипи, душа моя!
   Твоя измена черная
   Понятна мне, змея.
   И вдруг заголосила громко, с вывертом:
   Я знаю, чем утешенный
   По звонкой мостовой
   Вчера скакал как бешеный
   Татарин молодой...
   Бабушка умолкла.
   - Забыла дальше-то. Ей-богу, забыла...
   Ребята переглянулись.
   - Татарин!.. Чем-то там утешенный, - пробормотал Мишка.
   - Известно чем! Добычи нахватал, вот и утешенный, - догадался Димка. Еще бы не скакать! Так, значит, я записываю: "Прочь, прочь, змея..."
   - "Слеза позорная", - подсказала бабушка.
   - А-а, слеза... Так. А дальше?
   - "Кипи, душа моя". Стало быть, это он-то говорит, сам-то, который поет. Кипи, говорит, душа моя, потому как я самый разнесчастный.
   - А отчего разнесчастный? - вытаращил глаза Мишка.
   - От любви сердечной, - объяснила бабушка.
   - А при чем же тут любовь? - вскричал Димка. - Речь идет ведь о нашествии татаро-монгольской орды, любовь тут уж совсем ни при чем!
   - Как это "ни при чем"? Тьфу! - рассердилась бабушка. - Никак вам не угодишь! Что с вами, несмышленышами, разговаривать! А ну, поели-попили - и айда гулять! Айда, айда, малый! Нечего на кухне сидеть, керосином дышать! Марш во двор!
   Делать нечего, пришлось отступить.
   - Ну хоть кое-что записали, - вздохнул Мишка. - И то хлеб. Кого бы еще расспросить, как ты думаешь?
   - А Настину бабушку, которая с клюкой ходит!
   - Боюсь, Настя прогонит. Про череп забыл, что ли?
   Ведь она это на нас думает, будто мы нарочно напугали тетку Марью. Даже с Олегом теперь не разговаривает.
   - А если мы потихоньку, когда Насти дома нет?
   Давай заглянем сейчас, а?
   Тихонько пробрались друзья в сарай. Из оконца, уже не загороженного доской, виден был весь соседский двор, поросший молоденькой светло-зеленой травкой. Куры щипали траву, на завалинке возле забора сидела старая бабка, грелась на солнышке, смотрела на кур... Ребята переглянулись. Потом молча выбежали из сарая и перелезли плетень. Бабка сидела неподвижно, будто ничего и не заметила.
   - Здравствуйте. - Мишка даже слегка поклонился, так хотелось ему быть приятным Настиной бабушке.
   Димка последовал его примеру.
   - А! Здравствуйте, здравствуйте, деточки. Настенька на базар ушла, одна я на дворе... Чего надото?
   Мальчишки присели на завалинку рядом с бабкой.
   - А нам бы вот что, - дипломатично начал Мишка. - Просили мы бабушку...
   - Пелагею Дементьевну, - вставил Димка.
   - Просили мы ее спеть про старину, про монголотатар, как они наш город взяли. А она и не помнит ничего.
   Вот мы и пришли к вам. Послушать хочется, а спеть или там рассказать некому.
   Помолчала Настина бабка, пожевала беззубым ртом.
   - Стара стала Пелагеюшка-то. Вот и запамятовала.
   Куды ей, немощной. Я-то ведь всегда шустрее была, да и то уж... Старину помню, однако... Как же не помнить...
   И про татаровей...
   - Спойте, бабушка, спойте!
   Мишка стрельнул глазами на приятеля, тот мигом вытащил заветную тетрадь. Запела Настина бабушка неожиданно чистым, тоненьким голоском:
   А не сильная туча затучилася,
   Не белая лебедушка прокырчила,
   Уж идет-наплывает сила темная,
   Скрипят телеги ордынские...
   Старушка остановилась, чтобы передохнуть, посмотрела на небо, где медленно плыли округлые, полновесные облака, и заговорила-запричитала нараспев:
   Выходили на стену защитнички,
   Удальцы-резвецы, сыны отецкие,
   Целый день они билися с татарами,
   Прибили тех татар не мало число.
   Димка едва успевал записывать. Время от времени Мишка заглядывал в его тетрадку, подсказывал слова, которые тот пропустил или еще не успел записать.
   Стрелы летят, что часты дожди,
   А тех татар им не можно взять.
   Выходили они пбдкопью к Тесьме-реке,
   К люту ворогу внезапу обернулися...
   Она вдруг умолкла.
   - А дальше-то что? - нетерпеливо спросил Мишка.
   - А дальше много чего было, - отвечала Настина бабушка, - уж очень долго петь-то. Уж и запамятовала я, детки. Вот дед Афанасий, тот, бывало, сколько хошь, хотя бы и весь день сказывал, а мы слушали. Крепкий старик был, дедушка мой, царство ему небесное...
   Неожиданно скрипнула калитка. Мальчишки обернулись: во двор вошла Настя с корзинкой на согнутом локте За ней двое каких-то незнакомых.
   Настя еще издали заметила мальчишек.
   - Это что такое! Озорничать пришли? А ну вой отсюда! Чтобы духу вашего не было!
   Ребята живо перемахнули через плетень. Второпях Мишка зацепился рубахой, порвал.
   - Плетень повалите, черти! - ругалась Настя.
   Забежали в сарай, подобрались к оконцу.
   Двое незнакомых сбросили с плеч рюкзаки и уселись на скамейку.
   - Бабуль, они будут жить у нас, - громко говорила Настя, обмахивая веником крыльцо. - В горнице постелю. Сдала я горницу-то. Вот им, говорю, сдала.
   - А сколь проживут-то? - тоненько спросила старуха.
   - А сколько проживут, то и ладно. Два месяца, говорят.
   Она ушла в дом.
   Друзья переглянулись.
   - Миш, а Миш, - зашептал Димка, - у того, что в шляпе, лопатка из мешка торчит. Сапер"ая. Чего это он, а?
   - На рыбалку. Червей копать. Мало ли...
   - А другой, гляди, длинный, и лицо длинное, как огурец.
   - С рыжими глазами.
   - И правда, глаза-то рыжие. И брови рыжие.
   В беретке который.
   Первый приезжий, тот, что пониже ростом, снял соломенную шляпу, стал обмахивать свое темное, сморщенное, как грецкий орех, лицо. Заблестела совершенно лысая, коричневая от загара макушка.
   - Ну что же. Вот мы и на природе, - сказал он, оглядываясь. - Поистине человек не знает, где наутро проснется. Такова жизнь.
   - Н-да. Завтра приступим к работе, - сказал рыжеглазый. - Чего тянуть?
   - Погоди, друг, осмотреться надо... Сейчас закусим, отдохнем, потом я прогуляюсь, взгляну, чего стоят эти их раскопки.
   - По домам пройтись бы. Приглядеться к иконам.
   Я лично на них больше рассчитываю.
   - Н-да... Интересные образцы должны бы найтись.
   Но не будем спешить. Погоди, - ответил лысый и при этом широко зевнул.
   Ребята затихли.
   - Ученые! Члены экспедиции, - шепнул Димка.
   - Здорово! Теперь мы всё знать будем, что там у них творится, чего найдут. Про все будем знать, - обрадовался Мишка.
   - Здесь, в сарае, будет у нас наблюдательный пункт!
   - Тише...
   На крыльцо вышла Настя.
   - А вы проходите, проходите в дом, у нас тенёчек, чего на солнце-то печься.
   - У вас, хозяюшка, молока холодного не найдется ли? - спросил лысый.
   - А как же! Корова своя, молочком обеспечим.
   Проходите, проходите...
   Оба приезжих поднялись. Тот, что пониже, надел снова свою соломенную помятую шляпу и зашагал впереди. За ним, волоча длинные ноги и на каждом шагу как бы спотыкаясь, двигался рыжеглазый в беретке. Потом снова выбежала Настя и забрала оба рюкзака. Ребята отошли от оконца, уселись на ящике с инструментами.
   - Ну, а насчет песий этой что ты думаешь? - спросил Михаил.
   - Какой песни? А, бабкиной. Сейчас посмотрим. Где же она?
   Димка зашарил по карманам, но тетрадки нигде не было. Оглядел сарай. Нет, тетрадка нигде не валялась.
   - Эх, ты! Понимаешь ли, что ты наделал? - вскричал Мишка. - Ценный документ потерял! Растяпа!
   Стали искать во дворе.
   - Слушай! А я, должно быть, там ее потерял. - Димка указал на соседский двор. - Когда побежали, она из кармана и выпала. Факт!
   Бросились к забору, осмотрели все щели. Так и есть!
   Тетрадка валялась на траве, приблизительно в метре от забора.
   - Полезай! - мрачно скомандовал Мишка.
   Делать нечего, Димка полез. Подобрал тетрадку и только было повернул обратно, как, откуда ни возьмись, - Настя. Видно, к колодцу ходила.
   - Опять! Да что же это такое! Я же хмель посадила у забора-то. Что вас носит, чертей этаких! Куда? Ну нет, от меня не уйдешь!
   Настя подбежала с ведром и с размаху выплеснула его на Димку, который уже наладил было перемахнуть через забор.
   Промокший до нитки Димка свалился прямо к Мишкиным ногам.
   - Зато тетрадь сухая, - сказал он. - Во, гляди.
   Он вытащил из-за пазухи тетрадь. Уселись на солнышке, отжали Димкину рубаху.
   - Ну, давай почитаем. - Мишка развернул тетрадь. - В первой-то строфе все как будто ясно. "А не сильная туча..." Так. Описание природы. Это, мы, конечно, пропустим. "Уж идет-наплывает сила темная, скрипят телеги ордынские". Ясно?
   - Конечно, ясно. Нападение орды, чего уж яснее.
   - Во второй строфе, - продолжал Мишка, - значит, описание обороны: "Выходили на стену защитнички, удальцы-резвецы, сыны отецкие".
   - Маменькины сынки, что ли? - усмехнулся Димка. - Резвецы-то?
   - Именно отцовские, а не маменькины! - рассердился Мишка. - Давай без шуточек. Так. "Целый день они билися с татарами, прибили тех татар не мало число".
   - Все ясно, - кивнул Димка. - Наши жмут.
   - Так. А дальше:
   Стрелы летят, что часты дожди, А тех татар им не можно взять.
   Выходили они пбдкопью к Тесьме-реке, К люту ворогу внезапу обернулися...
   - "Внезапу" - внезапно, значит, - задумчиво сказал Мишка.
   - А что это - "пбдкопью"? Под копьем, г то ли? Или с копьем? - Димка наморщил лоб - так усиленно он соображал.
   - А может, "подкопали"? Подкопали чего-нибудь там. Вал, например.
   - Кто? Ордынцы подкопали? - не понял Димка.
   - Там ведь сказано, что вышли они "подкопью"
   и "к люту ворогу внезапу обернулися". Значит, наши подкопали-то... И вылезли, и внезапно...
   Мишка вдруг ощутил, как мурашки побежали по спине. Вот оно что!
   - Дим, - тихо сказал, он. - Дим!
   - Что ты?
   - Дим! А там ведь надо искать подземный ход.
   - Какой подземный... Где?
   - "Где"! Я теперь понял: наши вышли какимто подземным ходом, а потом ударили в тыл врагу.
   Представляешь? Они из-под городской стены внезапно вылезли и...
   - Здорово. Как ты догадался?
   Димка быстро перечел свои записи.
   - Верно! Подземным ходом вышли. Только это ведь не обязательно про наш Городец. Нигде ведь нет слова "Городец"...
   - А Тесьма? Тесьма-то ведь наша, другой реки Тесьмы, наверное, нет.
   - А сколько поселков и деревень на Тесьме?
   - Наш Городец, наверное, самый крупный. Двадцать тысяч жителей, маслозавод, лесопилка...
   Оба задумались.
   - Значит, надо искать по берегу Тесьмы. Они ведь к Тесьме вышли-то, решьл Димка.
   - Наш огород тоже к Тесьме спускается. А за ним - яма, где я все это нашел: и кости, и обломки оружия. Гдето тут было сражение, - раздумывал вслух Мишка.
   - Может, и подкоп где-то близко? Миш, побежим поищем, что ли?
   - Ладно. Только про подземный ход пока молчок.
   Мы первые его откроем. Понял? Никому чтобы...
   - Конечно, молчок!
   - И про песню ту пока никому не рассказывать!
   - Ясно уж. Побежали, айда!
   Мальчишки направились было к калитке, но тут им не повезло. Калитка открылась, вошла веселая, в запыленных брюках и ковбойке с засученными рукавами, Лина. Волосы девушки были аккуратно убраны под платок, брюки заправлены в сапоги. Вслед за Линой шагал Олег. На плече он нес Линии мешок с разными инструментами. Инструменты в мешке позвякивали.
   - Куда? - остановил приятелей Олег. - А уроки сделаны?
   Врать Мишка не стал. Пришлось распрощаться с товарищем и идти домой учить уроки.
   Он уселся в тишине на веранде. В окно было видно, как Лина вытряхивала во дворе из сапог землю, как щеткой чистила брюки, а потом сняла с головы платок и крепко выбила его о перила крыльца. Бабушка позвала ее ужинать, и на кухне - слышно было - говорили о чемто, спорили.
   У Мишки не получался пример, он решал его и так и этак, а пример все равно не получался. Когда уроки по алгебре были наконец выучены, оказалось, что прошло уже много времени и надо поскорей приниматься за английский. Было уже совсем темно, когда Мишка наконец разделался с уроками и уложил на завтра портфель. В горнице вкусно пахло теплым печеньем, и бабушка собирала на стол.
   - Чай пить, внучек! - позвала она.
   Лина сидела на полу около своего мешка, протирала тряпкой какой-то нож.
   - А что, разве ножиком землю роют? - спросил Мишка.
   - Завтра придется и ножиком, и щетками работать, - усмехнулась Лина.
   - Может, подточить? - спросил Олег.
   Он стоял у входа, прислонившись к дверному косяку.
   - Нет, спасибо... Ну, так решение принято? Или все еще нет? - она посмотрела на Олега.
   - Да, голубушка, не сманивай ты его! - замахала руками бабушка. - Сама посуди: отпуск раз в году бывает, в кои-то веки на море парень съездить хотел, в Крым. Незачем ему в земле ковыряться, пускай уж отдохнет.
   - Мое дело предложить. - Лина, наклоняя голову то к одному, то к другому плечу, рассматривала какой-то инструмент. - А нам разнорабочий вот как нужен! С вашей-то силушкой, Олег... Решайтесь! Приобщайтесь к науке, а загар будет не хуже крымского. Обещаю!.. - Она расхохоталась: - Мы тоже вроде курортников бумажку на нос наклеиваем, чтобы кожа не слезла!
   - Да бросьте шутки шутить! - сердилась бабушка. - Садитесь вон чай пить.
   - Возьмите меня! - вырвалось у Мишки. - Я ужасно сильный, просто ужасно! Целый день могу землю копать - не устану.
   - Вот как! - удивилась Лина. - Тебе сколько? Тринадцать всего? Маленьких не берем. Не имеем права.
   Мишка принялся пить чай. "Маленький"! Ну ладно же! Вот отыщем с Красиковым подземный ход, узнаете, кто из нас маленький", - мстительно подумал он. И стал прикидывать, на сколько же лет эта Лина старше его самого. Выходило, что совсем не намного... ну, года на четыре, на пять. Почти ровесница. А зазнается как!
   - Ну что же. Пожалуй, я не прочь, - проговорил наконец Олег. - К кому там у вас надо обратиться?
   - Спятил! - всплеснула руками бабушка. - Точно дитя малое! Кому говорю - отдохнуть надо, дуралей!
   В сенях хлопнула дверь: это пришла с работы мать.
   Бабушка поспешила ей навстречу; слышно было, как она рассказывает матери обо всем, как ругает Олега.