— Я упомянул дворфа и девушку просто так, к слову, — возразил эльф, и лицо его смягчилось.
   — Неужели тебе больше не на что обратить свои силы? — доверительно спросил Маскевик. — Ты стал заложником своей ненависти к Дзирту.
   — Я знаю правду, — высоким звенящим голосом ответил Лелоринель. — И все эти рассказы о его героизме, доходящие даже сюда, мне все равно что нож в сердце.
   — Да уж, при таком отношении выбора не остается, — поглаживая мягкую бороду, поговорил Маскевик. — И однажды ты об этом пожалеешь.
   — Может, я и так уже жалею, что знаю правду, — ответил эльф. — Лучше было бы оставаться в неведении и распевать песни о славных подвигах Дзирта.
   — Сарказм здесь неуместен.
   — А правда часто причиняет страдания.
   Маг хотел что-то возразить, но лишь махнул рукой и засмеялся.
   — Ладно, ладно, — сказал он. — Так мы ни к чему не придем, как обычно. Ты и так знаешь, что мне это не нравится.
   — Заметил, — ответил Лелоринель. — Но меня это не волнует, — упрямо закончил он.
   — Наверное, я ошибся, — промолвил чародей. — Пожалуй, у тебя нет качеств, необходимых настоящему ученику.
   Если он думал этим уязвить Лелоринеля, то просчитался, эльф просто развернулся и неспешно вышел.
   Маскевик тяжело вздохнул и оперся о стол обеими руками. За несколько лет он привязался к Лелоринелю, стал относиться к нему как к ученику или даже сыну, но все его надежды и мечты разлетались в прах, потому что такая одержимость Лелоринеля вела только к саморазрушению, иссушая разум и душу.
   Чародей потратил немало сил, чтобы разузнать побольше об этом странном темном эльфе, так овладевшем душой Лелоринеля. К востоку от Серебристой Луны о Дзирте До'Урдоне знали не много, и тем не менее все, что маг слышал о нем, свидетельствовало, что дроу благороден и чист душой. Поэтому сейчас старого мага терзали сомнения: не следует ли ему удержать эльфа от преследования, не позволит ли он своим бездействием совершиться чудовищной несправедливости.
   Когда на следующее утро Лелоринель нашел его в маленьком садике на балконе высокой каменной башни, где чародей выращивал травы, Маскевик все еще размышлял об этом.
   — Ты умеешь телепортировать, — обратился эльф к магу. — Полагаю, мне это будет дорого стоить, раз уж ты не в восторге от моей затеи, но я готов работать на тебя месяц от рассвета до заката, чтобы ты перенес меня в Лускан на Побережье Мечей.
   Маскевик глаз не поднял, но на некоторое время перестал полоть, чтобы обдумать предложение.
   — Я действительно не в восторге, — спокойно подтвердил он. — И я еще раз прошу тебя выбросить эту блажь из головы.
   — А я повторю тебе, что это не твое дело, — огрызнулся эльф. — Помоги, если можешь. Если же нет, то, думаю, не составит труда найти в Серебристой Луне чародея, который охотно продаст мне такое заклинание.
   Маскевик кряхтя поднялся, распрямил затекшую спину, повернулся и грозно посмотрел на самоуверенного эльфа.
   — Да что ты? — промолвил он и посмотрел на ониксовый перстень, проданный им Лелоринелю.
   Эльф проследил за его взглядом.
   — Думаю, денег у тебя хватит, — бросил чародей. — Потому что я передумал насчет этого кольца. Я его создал, и я же покупаю его у тебя.
   — Всего золота мира будет мало, — усмехнулся Лелоринель.
   — Отдай, — потребовал Маскевик, протягивая руку. — Я верну тебе уплаченное.
   Эльф развернулся и пошел с балкона к лестнице, ведущей вниз.
   Рассерженный Маскевик догнал его уже за стенами башни и загородил дорогу.
   — Это идиотизм! — выкрикнул он, — Снедающая тебя жажда мести безумна и безнравственна!
   — Безнравственна? — с искренним недоумением отозвался Лелоринель. — Безнравственна потому, что только я один понимаю, кто на самом деле этот дроу? Потому, что меня не ослепляет сияние его ложной славы? Ты мудр, старый чародей, и за те годы, что ты наставлял меня, я многому научился, но об этом ты ничего не знаешь.
   — Я знаю, что ты наверняка погибнешь. Лелоринель равнодушно пожал плечами:
   — Все умирают.
   Маг отчаянно вскрикнул и затряс седой головой:
   — Безумец! Безумец! Я не пущу!
   — Тебе не остановить меня, — сказал эльф и двинулся вперед, но чародей снова стал на его пути.
   — Не надо недооценивать… — начал он и умолк, почувствовав на шее холодное острие кинжала.
   — Воспользуйся этим советом сам, — предупредил Лелоринель. — Или ты заготовил сегодня заклинания, необходимые для сражения? Едва ли. Но да же если они тебе известны, неужели ты надеешься успеть их произнести? Подумай сам, чародей. Пара секунд — это немало.
   — Лелоринель, — вымолвил Маскевик насколько мог спокойнее.
   — Я убираю оружие только во имя нашей дружбы, — сказал эльф, и старый маг вздохнул с облегчением, когда тот отвел кинжал. — Я надеялся, что ты мне поможешь, но время не терпит, а ты помогаешь мне все с меньшей охотой. Я прощаю тебя, но лучше не становись мне поперек дороги. Я слишком долго готовился и ждал, но теперь время пришло. Мы давно знаем друг друга, так что пожелай мне всего хорошего.
   Маскевик мрачно молчал. Потом он произнес:
   — Я и впрямь желаю тебе всего хорошего и надеюсь, что ты найдешь в своем сердце нечто большее, чем слепая ненависть, и выберешь себе лучший путь.
   Лелоринель пошел прочь, не сказав ни слова.
   Он уже скрылся из виду, а чародей все еще смотрел на пустынную дорогу, когда за его спиной раздался знакомый голос:
   — Его не образумить.
   Маг обернулся и увидел непринужденно стоящего рядом Тюневека.
   — Я тоже надеялся отговорить его, — добавил тот. — Мне казалось, мы могли бы неплохо устроиться здесь втроем.
   — Может, попробуем вдвоем? — спросил Маскевик, и Тюневек кивнул. Они с магом уже обсуждали возможность его ученичества.
   — Лелоринель — не единственный из эльфов, кого так раздражает этот Дзирт До'Урден, — заметил Тюневек, когда они входили в башню. — Когда дроу был в Серебристой Луне, многие эльфы открыто выражали недовольство. Наверное, вражда между темными и светлыми эльфами неистребима.
   Маскевик обернулся и с тоской поглядел на дорогу.
   — Наверное, ты прав, — с грустью сказал он.
   Старый маг только что лишился друга, в последние годы занимавшего так много места в его жизни.
 
* * *
 
   А в сотнях миль от Серебристой Луны на каменистой дороге стояла Шила Кри с четырьмя членами команды.
   На небольшой, но сильной гнедой кобылке восседала Гейзель Вейфарер, командующая абордажной командой. Гейзель была привлекательна на свой лад, хотя не обладала стройностью и классической красотой Беллани, статью и изяществом Джул Перец. Она коротко стригла густые светлые волосы, но их блеск красиво оттенял влажную голубизну глаз и бледность кожи, мягкой и шелковистой — несмотря на то, что Гейзель столько времени проводила в море. Она была немного похожа на свою кобылку, такая же приземистая и крепкая. В умении обращаться с оружием она не намного уступала самой Шиле Кри, предпочитая короткий меч и кинжал, который метала с безукоризненной точностью.
   — Беллани бы на это не пошла, — промолвила Гейзель.
   — Если у нас все получится, она будет только рада, — отозвалась Шила.
   Пиратка с неприязнью оглянулась на помощников, выбранных Гейзель. Все трое были огры-полукровки, которым придется бежать всю дорогу, поскольку ни одна лошадь не понесет такое чудовище. Правда, огры отличались нечеловеческой выдержкой и умели очень быстро бегать, так что вряд ли они задержат Гейзель, спешившую в лусканский порт, где их поджидала небольшая гребная лодка.
   — Зелье с тобой? — спросила капитанша.
   Гейзель отодвинула полу коричневого дорожного плаща и показала несколько флаконов.
   — Когда мы пройдем через ворота Лускана и направимся в порт Глубоководья, они не будут отличаться от людей, — заверила она, мотнув головой в сторону огров.
   — Если «Морская фея» в…
   — …мы даже близко не подойдем к дому Дюдермонта, — договорила за нее Гейзель.
   Шила Кри хотела дать еще какое-то указание, но передумала — Гейзель Вейфарер умна и надежна, не даром получила клеймо второй после Беллани. Эта женщина умела не только выполнять приказания, но и действовать согласно обстоятельствам. Она все сделает как надо, и тогда капитан Дюдермонт и его недоумки поймут, как неразумно себя вели, докучая Шиле Кри.

Часть II. По следу

   Я часто поражался человеческому безрассудству. В сравнении, конечно, с поведением других, добрых и разумных существ. Нет смысла сравнивать людей с темными эльфами, гоблинами или другими эгоистичными и злобными созданиями. Само собой, Мензоберранзан нельзя назвать райским местом, и большинство темных эльфов там гибнет, не доживая до старости. Однако виной тому, как мне кажется, их честолюбие, религиозное рвение и безмерная спесь. Самоуверенные дроу ведут себя так, будто они бессмертны, а если и задумываются о конце своих дней, то тешат себя надеждой, что смерть в служении Ллос даст им вечную славу и блаженство у ног Паучьей Королевы.
   Примерно то же можно сказать и о гоблинах, которые нередко очертя голову бросаются навстречу гибели.
   Различные опасные предприятия и даже войны многие благонамеренные расы оправдывают служением богам, и, возможно, вера в то, что смерть во имя высокой цели — благородное дело, содержит долю истины.
   Но если не брать в расчет воинственные народы и фанатиков, обычные люди, как мне кажется, слишком часто ведут себя безрассудно. Я знаю, многие богачи отправляются на праздники в Десять Городов ради плавания по холодному и опасному Мер Дуалдону или ради труднейшего восхождения на Пирамиду Кельвина. Они рискуют всем, что имеют, ради смехотворных достижений.
   Меня восхищают их решимость и вера в свои силы.
   Но я подозреваю, что их готовность рисковать связана с краткостью земного срока людей. Подвергая свое существование опасности в сорок лет, человек рискует потерять двадцать-сорок лет жизни, тогда как перед сорокалетним эльфом еще несколько веков существования! Поэтому людям присуще тревожное нетерпение жить, которого ни темным, ни светлым эльфам, ни дворфам никогда не понять.
   И при этом они обладают таким вкусом к жизни, какой ни эльфам, ни дворфам даже не снился. Каждый день я вижу его отпечаток на ясном лице Кэтти-бри — любовь к жизни, жажда бытия, потребность заполнить каждый день и час радостью и новыми впечатлениями. Странно, но когда мы думали, что Вульфгар погиб, я видел, что эта жажда в ней только усилилась, и, разговаривая с девушкой, я догадался, что готовность испытывать новое, пусть даже рискуя собой, возросла по тому, что потеря близкого человека служит напоминанием о собственной скорой смерти, побуждает людей постараться втиснуть в оставшиеся годы как можно больше.
   Довольно странное и грустное мировоззрение, если для того, чтобы относиться к миру иначе, зачастую требуется утрата.
   Как же тогда быть мне, ведь я могу прожить семь, а то и восемь столетий. Может, избрать легкий путь созерцателя и спокойное существование обывателя, как многие эльфы поверхности? Каждую ночь плясать при свете звезд, проводить дни в мечтах и обращать взор внутрь себя, чтобы яснее видеть окружающий мир? Конечно, оно того стоит и я ни за что не отказался бы от радости танца под ночным небом. Но мне этого мало. Мне нужна погоня за приключения ми, новые впечатления. В этом я похож на Кэтти-бри и других людей. Каждый новый ослепительный рассвет напоминает мне о том, что впереди — неизведанные дали.
   В определенном смысле жизнь в несколько десятков лет может оказаться дольше и насыщенней, чем жизнь длиной в несколько столетий. Чем же еще объяснить непревзойденное мастерство Артемиса Энтрери, побеждавшего многих опытных воинов-дроу, которые в десять раз старше него? Чем еще объяснить, что самые мудрые чародеи на земле не эльфы, а именно люди, которые проводят в смиренном изучении сложного искусства магии десятки, а не сотни лет?
   То, что я вышел на поверхность и нашел такого друга, как Кэтти-бри, стало для меня настоящим благословением, поскольку я верю, что в этом и заключено назначение моего существования, не цель, а самый смысл моей жизни. Какие открытия ждут меня, если удастся соединить отпущенный мне долгий срок и напряженную жажду жизни, присущую людям? И сколько радостей пройдет мимо меня, если избрать спокойное неторопливое существование, длинную извилистую д рогу, где на каждом повороте стоит знак-напоминание о том, что мне есть что терять, дорогу, огибающую и высоты, и бездны, и пролегающую исключительно через равнины.
   Нередко эльфы отказывают себе в близких отношениях с людьми, сопротивляясь любви, поскольку разумом-то они понимают, что счастье будет для них слишком недолговечно.
   Увы, такое мировоззрение неизбежно сопровождается серым и заурядным существованием.
   Иногда не мешает вспомнить, что рассвет длится лишь несколько минут, но его красота может согревать наши сердца вечно.
   Дзирт До'Урден

Глава 7. НЕПОДОБАЮЩЕЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ

   Однажды дождливым утром, увидев у ворот Лускана стройного чужака с черной кожей, стражник побледнел так, словно готов был упасть замертво. Он пошатнулся, изо всех сил вцепился в свое копье и, заикаясь, выкрикнул:
   — Ни с места!
   — Мы и так стоим, — ответила Кзтти-бри, изумленно поглядев на него. — Просто стоим и смотрим, как ты там потом обливаешься.
   Стражник, с трудом совладав с паникой, позвал подмогу и только тогда храбро выступил перед друзьями, держа перед собой копье.
   — Ни с места! — повторил он, хотя ни один из пришельцев так и не двинулся.
   — Он решил, что ты дроу, — недовольно произнесла Кэтти-бри.
   — Он не понимает, что даже у высокородного эль фа кожа может потемнеть на солнце, — глубоко вздохнув, отозвался Дзирт. — Проклятая летняя жара.
   Стражника оторопел от такой наглости.
   — Что вам нужно? — спросил он. — Зачем вы пришли?
   — Чтобы попасть в Лускан, — фыркнула девушка. — А сам ты этого не понял?
   — Хватит шутки шутить! — рявкнул солдат, ткнув копьем в направлении девушки, однако не успел опомниться, как черная рука перехватила оружие.
   — Не надо угрожать, — предупредил Дзирт, сделав шаг вперед. — Я, точнее мы, в Лускане не в первый раз, и прежде нас принимали тепло, поверь мне.
   — О Дзирт До'Урден, какая радость! — послышался за спиной привратника возглас одного из солдат, поспешивших ему на помощь. — И Кэтти-бри!
   — Да убери же оружие, дурак, а то эти двое тебе помогут, да так, что сам не рад будешь! — присоединился другой солдат. — Неужели ты никогда о них не слышал? Да они несколько лет плавали на «Морской фее» и выловили столько пиратов, что у нас солдат не хватало, чтобы стеречь их!
   Привратник облизнул пересохшие губы, поспешно убрал копье, едва Дзирт его отпустил, и сам поторопился убраться с дороги.
   — Прошу простить, — пробормотал он, неуклюже кланяясь. — Я не знал… я подумал… — И он смолк, окончательно смешавшись.
   — Да откуда ж тебе было знать? — добродушно откликнулся дроу. — Мы здесь больше года не были.
   … — А я только три месяца на службе, — облегченно выдохнул солдат.
   — И сегодня твоя служба могла бы окончиться, — со смехом заметил другой. — Тот, кто угрожает оружием Кэтти-бри и Дзирту, может очень быстро стать покойником, а его жена — безутешной вдовой!
   Дроу и девушка натянуто улыбнулись. Дзирту подобные похвалы были так же неприятны, как оскорбления, но что поделать — в портовых городах на севере Побережья Мечей о соратниках Дюдермонта, истребителя пиратов, шла весьма специфическая слава.
   — И кому мы должны быть благодарны, что видим вас в нашем городе? — обходительно поинтересовался один из солдат.
   — Мы разыскиваем старого друга, — пояснил Дзирт. — И у нас есть основания думать, что он в Лускане.
   — В Лускане много народу, — рассудительно ответил стражник.
   — Он варвар, — вмешалась девушка. — На фут с лишним повыше меня, светлые волосы. Если вы его видели, то вряд ли позабыли бы.
   Один из солдат хмуро кивнул и переглянулся с напарником.
   — Как его зовут? — спросил первый. — Не Вульфгар ли?
   У Дзирта сердце заколотилось от радости, но, увидев мрачные лица солдат, он сразу же понял, что с другом случилось что-то нехорошее.
   — Вы его видели, — утвердительным тоном произнес он, кладя руку на плечо Кэтти-бри.
   — Прошу вас пройти со мной, господин Дзирт, — серьезно промолвил солдат.
   — С ним что-то случилось? — тревожно спросил дроу.
   — Он умер? — добавила девушка, произнеся вслух то, чего опасался Дзирт.
   — С ним действительно кое-что случилось, и я нисколько не удивлюсь, если он уже умер, — ответил солдат. — Пойдемте, я отведу вас к человеку, который расскажет вам больше.
   Дзирт и Кэтти-бри пошли вслед за стражником по извилистым улочкам и вскоре оказались в центре города. Солдат провел их внутрь одного из самых больших домов, где размещались и камеры для заключенных, и кабинеты чиновников. Видно, солдат был не простым стражником, потому что провел друзей через все здание и его ни разу не окликнули. Поднявшись на два пролета по лестнице, они оказались в коридоре, где на каждой двери висела табличка с именем судьи.
   Остановившись перед дверью судьи Бардуна, солдат озабоченно поглядел на друзей, а затем громко постучал.
   — Входите, — раздался властный голос.
   В комнате, по разные стороны от заваленного бумагами стола, находились двое мужчин в черных мантиях. Стоявший ближе лицом напоминал ястреба, а маленькие глазки почти скрывались под густыми седыми бровями. Судья, сидевший за столом, видимо Бардун, был значительно моложе, лет тридцати, не больше. У него были темные глаза и волосы, а лицо чисто выбрито.
   — Простите, судья, — немного взволнованно начал солдат, — но я привел знаменитых Дзирта До'Урдена и Кэтти-бри, дочь короля Бренора Боевого Топора. Они разыскивают друга, поэтому прибыли в Лускан.
   — Входите, пожалуйста, — приветливо пригласил Бардун. Зато его коллега принялся придирчиво разглядывать друзей, в особенности дроу.
   — Дзирт и Кэтти-бри плавали с Дюдермонтом, — начал объяснять солдат, но судья прервал его, подняв руку.
   — Нам прекрасно известны их славные дела, — сказал он. — Ты можешь идти.
   Солдат поклонился, подмигнул друзьям и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
   — Мой коллега, судья Калланан, — поднимаясь, представил Бардун и пригласил друзей подойти ближе. — Конечно, мы постараемся помочь вам, — продолжал он. — Хотя некоторые из судей теперь с предубеждением относятся к капитану Дюдермонту, большинство из нас высоко ценят усилия, которые он и его превосходная команда приложили, чтобы очистить здешние воды от пиратов.
   Кэти-бри и Дзирт изумленно переглянулись. Странно было слышать, что благороднейший из людей, человек, которого правители Глубоководья специально снабдили прекрасной шхуной, чтобы помочь в его благородном деле, вдруг заслужил немилость служителей закона.
   — Солдат сказал, что вы, вероятно, поможете нам разыскать друга, — проговорил Дзирт. — Его имя Вульфгар. Он северянин, очень высокий, светлокожий и светловолосый. У нас есть основания считать… — И он осекся, увидев, как помрачнел Бардун и рассердился Калланан.
   — Если вы его друзья, то, вам, пожалуй, в Лускане не место, — с раздражением заявил Калланан.
   Бардун же сдержался и снова сел.
   — Нам действительно многое известно о Вульфгаре, — согласился он. — Даже слишком многое.
   Он жестом пригласил гостей сесть на стулья у стены, а затем рассказал, как Вульфгар нарушил законы Лускана, как его судили и приговорили к казни за покушение на жизнь капитана Дюдермонта (в этом месте Кэтти-бри вскричала: «Этого не может быть!»-), как он предстал на Карнавале Воров и неминуемо был бы казнен, не вмешайся в последнюю минуту сам Дюдермонт, который его простил.
   — Капитан поступил глупо, — добавил Калланан. — Только себе навредил. Мы были далеко не в восторге, видя, как виновный в преступлении спокойно уходит с Карнавала.
   — Да, я знаю, что вызывает ваш восторг, — резче, чем хотелось, вымолвил Дзирт.
   Ему всегда претила жестокость здешнего делопроизводства, и для судей Лускана он не мог найти добрых слов. Когда они с Кэтти-бри плавали на «Морской фее» и брали в плен пиратов, то всегда просили Дюдермонта доставить их в Глубоководье, а не в Лускан, и капитан, сам не выносивший жестокого зрелища, нередко уступал, хотя до Глубоководья плыть было дольше.
   — По крайней мере некоторых из вас, — желая сгладить неловкость, обратился Дзирт к Бардуну.
   — Вы говорите искренне, — ответил Бардун. — И я уважаю ваше мнение. Дюдермонт спас вашего друга от казни, но не от изгнания. Варвара и его товарища выгнали из Лускана, хотя, сейчас поговаривают, Морик Бродяга вернулся.
   — И, похоже, имеет теперь большой вес, потому что нам запретили преследовать его за нарушение запрета на появление в городе, — добавил Калланан с отвращением.
   — А кто такой Морик Бродяга? — спросила девушка.
   — Да так, уличный пройдоха, — махнув рукой, отцепил Бардун.
   — И он странствовал вместе с Вульфгаром?
   — Известно, что они приятели, и в покушении обвинялись они оба, вместе с парочкой пиратов, которым, правда, не удалось в тот день уйти от правосудия.
   От Дзирта не укрылось, как злорадно усмехнулся при этих словах Калланан.
   Дроу и Кэтти-бри снова переглянулись.
   — А где можно найти этого Морика? — решительным тоном спросила девушка.
   — В сточной канаве, — брезгливо ответил Калланан. — Или, возможно, в отстойнике.
   — Поищите на улице Полумесяца, — добавил судья Бардун. — Говорят, он туда частенько захаживал, его не раз видели в таверне «Мотыга».
   Название показалось Дзирту знакомым. Он бывал там с Вульфгаром — они ненадолго заходили в Лускан по дороге к Мифрил Халлу. Из-за Вульфгара там тогда случилась шумная драка.
   — Да там и этот ваш Вульфгар себе имя сделал, — заметил Калланан.
   — Спасибо вам за помощь, — поблагодарили друзья. — Уверен, мы теперь найдем нашего друга.
   Дзирт поклонился, и они направились к выходу, но у самой двери его окликнул Бардун.
   — Если вы найдете Вульфгара в Лускане, увезите его как можно дальше от города, — предупредил судья. — Ему лучше не показываться здесь и держаться подальше от этой крысы Морика.
   Дзирт кивнул и вышел. В городе они с Кэтти-бри устроились в хорошей гостинице на одной из самых лучших улиц Лускана и остаток дня провели, слоняясь по городу и вспоминая былые времена. Погода для этого времени года стояла прекрасная, солнце ласкало листву деревьев, уже начинавших слегка желтеть, да и сам город был прекрасен: Увлеченные прогулкой и воспоминаниями, друзья не обращали внимания на удивленные или злые взгляды прохожих и даже не заметили, как стайка ребятишек в ужасе бросилась прочь от темного эльфа.
   Когда Кэтти-бри была рядом, Дзирта ничто не могло огорчить.
   Они дождались вечера, когда вероятность найти Морика Бродягу или Вульфгара в «Мотыге» была больше.
   Когда они вошли в таверну, там было еще немноголюдно, но на Дзирта уставилась сотня пар глаз, и все разговоры мгновенно прекратились. Тщедушный человечек, сидевший у стойки, глядел на дроу враждебно и со страхом. Попав сюда впервые несколько лет назад с варваром, дроу держался в тени, глубоко надвинув капюшон и опустив глаза, так что тогда в шум ном, плохо освещенном зале его толком и не разглядели.
   Заметив хозяина, дроу прямиком направился к нему. Тощий человечек ойкнул, соскочил со стула и метнулся в дальний конец зала.
   — Здравствуйте, сударь, — обратился Дзирт к хозяину. — Пусть ваш клиент не волнуется, я пришел сюда с добрыми намерениями.
   — Это ж Лягушачий Джози, — ответил хозяин, которого тоже несколько взволновало появление в его заведении темного эльфа. — Не обращайте на него внимания. — И он протянул руку, спохватился, отер ладонь фартуком и снова протянул для рукопожатия. — Арумн Гардпек к вашим услугам.
   — Дзирт До'Урден, — ответил гость, на удивление крепко сжав руку Арумна в узкой ладони. — Это мой друг — Кэтти-бри.
   Арумн с некоторым удивлением взглянул на них, и настороженность исчезла с его лица, словно он их узнал.
   — Мы кое-кого ищем, — продолжал дроу.
   — Вульфгара, надо полагать, — уверенно подхватил Арумн и улыбнулся, увидев, как вытянулись лица у неожиданных гостей. — Да, он мне рассказывал о вас. И немало.
   — Он здесь? — воскликнула Кэтти-бри.
   — Нет, его давно тут не было, — вмешался Джози, отважившись приблизиться. — Он только развернулся, забрал Делли.
   — Кто такая Делли?
   — Она здесь работала, — пояснил Арумн. — Вульфгар всегда ей нравился. Он вернулся за ней, и они втроем ушли из Лускана — в Глубоководье, не иначе.
   — Ушли втроем? — переспросил Дзирт, решив, что третьим был Морик.
   — Вульфгар, Делли и ребенок, — подсказал Джози.
   — Ребенок?! — в один голос воскликнули друзья и недоуменно переглянулись.
   Арумн лишь пожал плечами, поскольку сам ничего об этом не знал.
   — Это было несколько месяцев назад, — вставил Джози. — С тех пор мы о них ничего не слышали.
   Дзирт постоял в раздумье. Похоже, Вульфгару будет что им порассказать при встрече — если он еще жив, конечно.