Страница:
Двайвел сунула руку под чехол своего кресла и извлекла портфель, набитый свитками.
— Это о Кэддерли, — пояснила она, протягивая его убийце.
— А о том, другом?
Она снова пошарила где-то в глубине и вынула такой же мешочек, как тот, что носил на поясе Джарлакс. Даже не заглядывая внутрь Энтрери знал, что там лежит копия Креншинибона.
Он взял его не без колебания, поскольку понимал, что ступает на дорогу, опаснее которой не было в его жизни, и назад пути нет.
Заметив, как он нахмурился, Двайвел поспешила заверить:
— Никакие чары в нем не заключены. Я лишь попросила окружить его излучением, которое при беглом осмотре чародеем выдало бы его за подлинник.
Энтрери кивнул и закрепил мешочек на ремне сзади, чтобы его полностью скрывал плащ.
— Мы могли бы просто вывести тебя из города, — предложила Двайвел. — Дешевле было бы и нанять чародея, который перенес бы тебя далеко-далеко отсюда.
Энтрери усмехнулся. Не об этом ли он думал тысячу раз с тех пор, как Бреган Д’эрт объявилась в Калимпорте, но всякий раз отмахивался от этой мысли? Да и далеко ли он сбежит? От Рай'ги и Киммуриэля все равно не спрячешься.
— Будь с ним рядом, — предупредила Двайвел. — Когда все случится, ты должен всех опередить.
Энтрери стал подниматься, но чуть помедлил и внимательно поглядел на Двайвел. Он понял, что она искренне переживает за него, и его поразила мысль, что ее-то лично это никак не касается. Похоже, она была тем, кого немного набралось за всю его жалкую жизнь. Другом.
Пройдя в соседнюю комнату, он стал перебирать бумаги, касающиеся жреца Кэддерли. Может, этот человек поможет разрешить трудности Джарлакса, а значит, и его собственные?
Вот оно, самое верное испытание их партнерства. Джарлаксу казалось, что кристалл начинает верховодить в их отношениях, поэтому и решил определить все раз и навсегда.
Он собирался уничтожить хрустальную башню.
Креншинибон тоже это знал. Джарлакс чувствовал, как осколок недовольно пульсирует в мешочке, и опасался, что в порыве отчаяния тот может устроить состязание воли, в котором возможен только один победитель.
Но Джарлакс был готов. Он никогда не боялся принимать решения сообща и делить ответственность с кем-то еще, если результат должен был привести к достижению и его личных целей. Однако не так давно он ясно понял, что кристалл стремится совсем к другим высотам. Он старается заставить его делать то, что ему не нужно.
Джарлакс оказался перед хрустальной башней вскоре после захода солнца, когда на Калимшан спустились очень темные южные сумерки. Дроу собрал всю свою решимость и укрепился духом перед неминуемой схваткой. Последний раз оглядевшись вокруг и удостоверившись, что никого нет, он вынул кристалл.
«Нет! — раздался в его голове вопль Креншинибона, который отлично понял, что собирается сделать темный эльф. — Я запрещаю! Башни — воплощение моей… нашей силы, они её увеличивают. Разрушать ее запрещено!»
«Запрещено?» — с сомнением переспросил Джарлакс.
«Но это идет вразрез с основными интересами…»
«Я сам решаю, каковы мои интересы, — уверенно перебил дроу. — И сейчас я хочу обрушить эту башню». — И он сосредоточил всю энергию своей воли и мысли в коротком властном приказе Креншинибону.
Началось чудовищное по напряжению, молчаливое противостояние двух воль. Столетиями копивший знания и упражнявшийся в хитрости Джарлакс один на один боролся с древнейшим заклятием, заключенным в кристалле. Нескольких мгновений хватило, чтобы Джарлакс почувствовал, как его воля гнется под натиском Креншинибона, словно осколок хотел лишить его разума. Ожили все тайные страхи, надежно прятавшиеся в далеких уголках сознания, и скопом осадили самую суть его личности,
Обнажилось все, что он скрывал, теперь он был беззащитен перед ментальной атакой кристалла!
Джарлакс постарался успокоиться и стал обособлять каждый образ, вычленять и отделять от других каждое пугающее видение. Затем, сосредотачиваясь на одном-единственном образе страха, одолевал его, подавляя образами силы и власти, призывая на помощь воспоминания об испытаниях, через которые ему пришлось пройти, чтобы стать главарем Бреган Д'эрт, мужчиной, сумевшем преуспеть в Мензоберранзане, преисподней, управляемой Матерями.
Кошмары отступали один за другим. Давление осколка начинало ослабевать, и из глубины разума Джарлакс послал ему один-единственный приказ: «Разрушь хрустальную башню!»
Тогда на смену страхам пришли картины славы и власти: армии склоняли головы перед целым лесом хрустальных башен, властители приползали на коленях, предлагая все богатства своих королевств, Матери правящих семейств Мензоберранзана посвящали наемника в вечные и бессменные правители Совета, обращаясь к нему так, как прежде обращались к богине Ллос.
Обуздать этот поток Джарлаксу было значительно сложнее. Нелегко было противостоять соблазну этих картин. Главное, он сам понимал, что мощь хрустального осколка, соединенная с силой его солдат, действительно обеспечит и для Бреган Д'эрт, и для него лично исполнение многих желаний.
Джарлакс чувствовал, что решимость тает и он вот-вот сдастся и согласится вместе с Креншинибоном идти к достижению целей.
Он уже был готов отменить приказ, признать, что разрушение башни — нелепая прихоть.
Но мгновенно одумался.
Креншинибон — не союзник и не товарищ, на него нельзя полагаться, заменить его кем-то или предсказать его действия невозможно. Нет, сказал себе Джарлакс. Кристалл — всего лишь вещь, магический предмет, хотя и обладающий определенной проницательностью. Искусственный разум, к тому же ущербный: все его мыслительные способности замкнуты достижении предопределенной цели. Похоже, что его целью было приобретение такого числа последователей и такого могущества, на какие только способно было заключенное в нем волшебство.
Джарлакс вполне мог понять подобные устремления, но все же заставил себя не забывать, что главным должен быть он. Поборов соблазны, он отбил вторую атаку Креншинибона так же, как и первую.
Как будто что-то переключилось в его мозгу, словно хлыст щелкнул.
Джарлакс — господин. Его решениям будет подчиняться Бреган Д'эрт, и кристалл впредь будет покорен.
У него не осталось ни малейшего сомнения, что он волен разрушить башню, и наемник повторил приказ. Но на этот раз он не ощущал ни гнева, ни злости, ни обиды, ни горечи, — только печаль.
Побежденный кристалл начал собирать энергию для разрушения своего гигантского образа.
Джарлакс открыл глаза и удовлетворенно улыбнулся. Схватка оправдала все его худшие опасения, но все же он вышел победителем. Он чувствовал, как башня задрожала в основании. Сначала растворится ее сила, а потом и волшебная связь с Креншинибоном. Он приказал Креншинибону уничтожить ее так, чтобы не было никакого грохота, никаких рушащихся стен, башня должна просто растаять в вечернем воздухе. Он был уверен, что Креншинибон подчинится.
Эта победа принесла Джарлаксу самое глубокое удовлетворение за всю его долгую жизнь, полную борьбы и противостояний.
Он представил себе, как будет выглядеть Даллабад без башни и сколько теперь понаедет разведчиков, чтобы убедиться в ее исчезновении, разузнать, почему ее поставили и действительно ли Адания все еще у власти.
— Хватит! — вдруг властно сказал дроу, — Башня останется, потому что я так хочу!
Дрожание немедленно прекратилось, и побежденный Креншинибон послушно внедрился в мысли Джарлакса.
Наемник усмехнулся шире прежнего. Да, он оставит башню, а поутру рядом с ней воздвигнет еще и вторую. В Даллабаде появятся башни-близнецы. Близнецы Джарлакса.
Пока две.
Ведь теперь эти строения, равно как их создатель, главарю банды не страшны. Он победил, и отныне будет указывать кристаллу, как привести его на вершину власти.
Джарлакс был уверен, что Креншинибон больше никогда не посмеет угрожать ему.
Убийца не знал, правильно ли поступает. Интересно, что подумает хозяин, когда найдет в комнате его дымящийся труп с облезлым черепом?
А ведь такой исход вполне вероятен. Всякий раз Коготь Шарона открывал Энтрери все новые, казалось, неисчерпаемые способности, а предметы, обладавшие такой силой, обычно имеют и чрезвычайно мощную волю. Убийца уже видел, что может случиться с тем, кто проиграет этому мечу в поединке. Страшная смерть Корина Сулеза стояла у него перед глазами, как будто это произошло вчера, он видел, как чернеет, съеживается кожа у него на лице и проступает белая кость.
Но все же отступать некуда. Его ждет противостояние с Креншинибоном, и если к тому времени он не наладит отношения с собственным мечом, то горе ему. Энтрери даже подумывал продать меч или спрятать в надежном месте, однако его удерживала мысль о Рай'ги и Киммуриэле.
Он должен оставить меч и полностью подчинить его себе. Иначе быть не может.
Энтрери подошел к столику, потер ладони, поднес ко рту и подул на них.
Он тянул время. Убийца повернулся на месте, напряженно раздумывая, нет ли какого другого пути. Может, все же продать его или передать Двайвел, пусть упрячет его куда подальше, пока темные эльфы не уйдут из Калимпорта, а там, быть может, он и вернется.
Но при мысли о том, что негодяи-дроу могут выжить его из родного города, в нем вдруг вскипел такой гнев, что он отбросил все сомнения и решительно приблизился к мечу. Не размышляя больше, он протянул голую руку и схватил Коготь Шарона.
И мгновенно ощутил как будто бы объятие, но не телесное, а какое-то внутреннее, как будто воля меча объяла все его внутреннее существо. Меч изголодался — Энтрери так ясно ощущал его голод! Клинок стремился поглотить его, уничтожить, уже хотя бы потому, что у него достало смелости или глупости схватить его незащищенной рукой.
Как он хотел поглотить его!
Щеку как-то перекосило, кожа стала зудеть, и Энтрери подумал, что она сейчас воспламенится. Однако тут же заставил себя целиком сосредоточиться на победе в ментальной схватке.
Меч все давил, и Энтрери ощущал нечто вроде насмешливого самоуверенного хохота клинка. Убийца подумал, что меч усталости не знает, зато человек рано или поздно точно выдохнется. Потом его поразила другая мысль — он ведь при всем желании не сможет выпустить эфес, это схватка, отказаться от которой нельзя, и сдаться на милость победителя тоже.
Дьявольский меч задумал как можно отчетливее внушить дерзкому человеку, что надежды нет никакой и что конец битвы будет страшен. Многие предшественники Энтрери не выдерживали этого внушения, и зловещий клинок одерживал очередную победу.
Но с Энтрери эта уловка не сработала, он лишь еще больше разъярился, а потом собрал в кулак весь гнев и злобу.
— Ты мой! — сжав зубы, прорычал убийца. — Ты моя собственность, вещь, кусок кованого металла! — И он поднес поближе к лицу алое лезвие и приказал ему излучать черное сияние.
Клинок не подчинился. Он продолжал давить на Энтрери. стараясь сломить его волю, а затем сжечь тело и поглотить душу.
— Ты мой, — спокойнее повторил убийца. Меч не сдавался, но Энтрери вдруг почувствовал уверенность. Он выдержит.
Коготь Шарона обрушил на него всю свою ярость, и Энтрери ощутил острую, жгучую боль. Убийца предпочел не сопротивляться, а вобрать эту энергию. Напряжение достигло высшей точки, а потом ушло.
Комнату залил странный черный свет, и Энтрери довольно улыбнулся. Свечение было знаком, что клинок уступил и признал нового хозяина. Убийца опустил оружие и несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь и стараясь не думать о том, что он только что был на волосок от жуткой смерти,
Но это уже не имело значения. Он одолел меч, переломил его волю, теперь Коготь Шарона будет служить ему так же, как осыпанный самоцветами кинжал. Само собой, придется быть начеку, Коготь Шарона попытается вернуть себе независимость, но таковы уж досадные издержки владения таким сказочным оружием.
— Ты мой, — с полным самообладанием произнес Энтрери и велел мечу убрать черный свет.
Комнату теперь освещал только язычок пламени свечи. Коготь Шарона подчинился без возражений.
Креншинибон заставил его поверить в победу. Заставил потому, что хотел, чтобы бой между главарем банды и его приближенными был честным, и тогда он посмотрит, кто же окажется сильнейшим и лучшим владельцем.
Кристалл оказывал предпочтение Рай'ги, потому что колдун был более тщеславен, к тому же отличался кровожадностью.
Однако нельзя забывать и о возможностях, открывавшихся с Джарлаксом. Нелегко было заманить его в ловушку, но, в конце концов, Креншинибон добился именно того, чего хотел.
На рассвете над оазисом Даллабад засияла вторая башня.
Глава 13
— Это о Кэддерли, — пояснила она, протягивая его убийце.
— А о том, другом?
Она снова пошарила где-то в глубине и вынула такой же мешочек, как тот, что носил на поясе Джарлакс. Даже не заглядывая внутрь Энтрери знал, что там лежит копия Креншинибона.
Он взял его не без колебания, поскольку понимал, что ступает на дорогу, опаснее которой не было в его жизни, и назад пути нет.
Заметив, как он нахмурился, Двайвел поспешила заверить:
— Никакие чары в нем не заключены. Я лишь попросила окружить его излучением, которое при беглом осмотре чародеем выдало бы его за подлинник.
Энтрери кивнул и закрепил мешочек на ремне сзади, чтобы его полностью скрывал плащ.
— Мы могли бы просто вывести тебя из города, — предложила Двайвел. — Дешевле было бы и нанять чародея, который перенес бы тебя далеко-далеко отсюда.
Энтрери усмехнулся. Не об этом ли он думал тысячу раз с тех пор, как Бреган Д’эрт объявилась в Калимпорте, но всякий раз отмахивался от этой мысли? Да и далеко ли он сбежит? От Рай'ги и Киммуриэля все равно не спрячешься.
— Будь с ним рядом, — предупредила Двайвел. — Когда все случится, ты должен всех опередить.
Энтрери стал подниматься, но чуть помедлил и внимательно поглядел на Двайвел. Он понял, что она искренне переживает за него, и его поразила мысль, что ее-то лично это никак не касается. Похоже, она была тем, кого немного набралось за всю его жалкую жизнь. Другом.
Пройдя в соседнюю комнату, он стал перебирать бумаги, касающиеся жреца Кэддерли. Может, этот человек поможет разрешить трудности Джарлакса, а значит, и его собственные?
* * *
Джарлакс, пользуясь разными магическими приспособлениями, имевшимися у него в избытке, но нарочно не обращаясь к помощи Креншинибона, торопился в Даллабад, куда его гнали раздражение и беспокойство.Вот оно, самое верное испытание их партнерства. Джарлаксу казалось, что кристалл начинает верховодить в их отношениях, поэтому и решил определить все раз и навсегда.
Он собирался уничтожить хрустальную башню.
Креншинибон тоже это знал. Джарлакс чувствовал, как осколок недовольно пульсирует в мешочке, и опасался, что в порыве отчаяния тот может устроить состязание воли, в котором возможен только один победитель.
Но Джарлакс был готов. Он никогда не боялся принимать решения сообща и делить ответственность с кем-то еще, если результат должен был привести к достижению и его личных целей. Однако не так давно он ясно понял, что кристалл стремится совсем к другим высотам. Он старается заставить его делать то, что ему не нужно.
Джарлакс оказался перед хрустальной башней вскоре после захода солнца, когда на Калимшан спустились очень темные южные сумерки. Дроу собрал всю свою решимость и укрепился духом перед неминуемой схваткой. Последний раз оглядевшись вокруг и удостоверившись, что никого нет, он вынул кристалл.
«Нет! — раздался в его голове вопль Креншинибона, который отлично понял, что собирается сделать темный эльф. — Я запрещаю! Башни — воплощение моей… нашей силы, они её увеличивают. Разрушать ее запрещено!»
«Запрещено?» — с сомнением переспросил Джарлакс.
«Но это идет вразрез с основными интересами…»
«Я сам решаю, каковы мои интересы, — уверенно перебил дроу. — И сейчас я хочу обрушить эту башню». — И он сосредоточил всю энергию своей воли и мысли в коротком властном приказе Креншинибону.
Началось чудовищное по напряжению, молчаливое противостояние двух воль. Столетиями копивший знания и упражнявшийся в хитрости Джарлакс один на один боролся с древнейшим заклятием, заключенным в кристалле. Нескольких мгновений хватило, чтобы Джарлакс почувствовал, как его воля гнется под натиском Креншинибона, словно осколок хотел лишить его разума. Ожили все тайные страхи, надежно прятавшиеся в далеких уголках сознания, и скопом осадили самую суть его личности,
Обнажилось все, что он скрывал, теперь он был беззащитен перед ментальной атакой кристалла!
Джарлакс постарался успокоиться и стал обособлять каждый образ, вычленять и отделять от других каждое пугающее видение. Затем, сосредотачиваясь на одном-единственном образе страха, одолевал его, подавляя образами силы и власти, призывая на помощь воспоминания об испытаниях, через которые ему пришлось пройти, чтобы стать главарем Бреган Д'эрт, мужчиной, сумевшем преуспеть в Мензоберранзане, преисподней, управляемой Матерями.
Кошмары отступали один за другим. Давление осколка начинало ослабевать, и из глубины разума Джарлакс послал ему один-единственный приказ: «Разрушь хрустальную башню!»
Тогда на смену страхам пришли картины славы и власти: армии склоняли головы перед целым лесом хрустальных башен, властители приползали на коленях, предлагая все богатства своих королевств, Матери правящих семейств Мензоберранзана посвящали наемника в вечные и бессменные правители Совета, обращаясь к нему так, как прежде обращались к богине Ллос.
Обуздать этот поток Джарлаксу было значительно сложнее. Нелегко было противостоять соблазну этих картин. Главное, он сам понимал, что мощь хрустального осколка, соединенная с силой его солдат, действительно обеспечит и для Бреган Д'эрт, и для него лично исполнение многих желаний.
Джарлакс чувствовал, что решимость тает и он вот-вот сдастся и согласится вместе с Креншинибоном идти к достижению целей.
Он уже был готов отменить приказ, признать, что разрушение башни — нелепая прихоть.
Но мгновенно одумался.
Креншинибон — не союзник и не товарищ, на него нельзя полагаться, заменить его кем-то или предсказать его действия невозможно. Нет, сказал себе Джарлакс. Кристалл — всего лишь вещь, магический предмет, хотя и обладающий определенной проницательностью. Искусственный разум, к тому же ущербный: все его мыслительные способности замкнуты достижении предопределенной цели. Похоже, что его целью было приобретение такого числа последователей и такого могущества, на какие только способно было заключенное в нем волшебство.
Джарлакс вполне мог понять подобные устремления, но все же заставил себя не забывать, что главным должен быть он. Поборов соблазны, он отбил вторую атаку Креншинибона так же, как и первую.
Как будто что-то переключилось в его мозгу, словно хлыст щелкнул.
Джарлакс — господин. Его решениям будет подчиняться Бреган Д'эрт, и кристалл впредь будет покорен.
У него не осталось ни малейшего сомнения, что он волен разрушить башню, и наемник повторил приказ. Но на этот раз он не ощущал ни гнева, ни злости, ни обиды, ни горечи, — только печаль.
Побежденный кристалл начал собирать энергию для разрушения своего гигантского образа.
Джарлакс открыл глаза и удовлетворенно улыбнулся. Схватка оправдала все его худшие опасения, но все же он вышел победителем. Он чувствовал, как башня задрожала в основании. Сначала растворится ее сила, а потом и волшебная связь с Креншинибоном. Он приказал Креншинибону уничтожить ее так, чтобы не было никакого грохота, никаких рушащихся стен, башня должна просто растаять в вечернем воздухе. Он был уверен, что Креншинибон подчинится.
Эта победа принесла Джарлаксу самое глубокое удовлетворение за всю его долгую жизнь, полную борьбы и противостояний.
Он представил себе, как будет выглядеть Даллабад без башни и сколько теперь понаедет разведчиков, чтобы убедиться в ее исчезновении, разузнать, почему ее поставили и действительно ли Адания все еще у власти.
— Хватит! — вдруг властно сказал дроу, — Башня останется, потому что я так хочу!
Дрожание немедленно прекратилось, и побежденный Креншинибон послушно внедрился в мысли Джарлакса.
Наемник усмехнулся шире прежнего. Да, он оставит башню, а поутру рядом с ней воздвигнет еще и вторую. В Даллабаде появятся башни-близнецы. Близнецы Джарлакса.
Пока две.
Ведь теперь эти строения, равно как их создатель, главарю банды не страшны. Он победил, и отныне будет указывать кристаллу, как привести его на вершину власти.
Джарлакс был уверен, что Креншинибон больше никогда не посмеет угрожать ему.
* * *
Артемис Энтрери расхаживал по крошечной комнатенке, снятой в никому не ведомой гостиничке вдали от дворца Басадони и дворцов других гильдий. На маленьком столике рядом с кроватью лежала черная перчатка с красными швами, а рядом с ней в неверном свете свечи вспыхивало алым лезвие Когтя Шарона.Убийца не знал, правильно ли поступает. Интересно, что подумает хозяин, когда найдет в комнате его дымящийся труп с облезлым черепом?
А ведь такой исход вполне вероятен. Всякий раз Коготь Шарона открывал Энтрери все новые, казалось, неисчерпаемые способности, а предметы, обладавшие такой силой, обычно имеют и чрезвычайно мощную волю. Убийца уже видел, что может случиться с тем, кто проиграет этому мечу в поединке. Страшная смерть Корина Сулеза стояла у него перед глазами, как будто это произошло вчера, он видел, как чернеет, съеживается кожа у него на лице и проступает белая кость.
Но все же отступать некуда. Его ждет противостояние с Креншинибоном, и если к тому времени он не наладит отношения с собственным мечом, то горе ему. Энтрери даже подумывал продать меч или спрятать в надежном месте, однако его удерживала мысль о Рай'ги и Киммуриэле.
Он должен оставить меч и полностью подчинить его себе. Иначе быть не может.
Энтрери подошел к столику, потер ладони, поднес ко рту и подул на них.
Он тянул время. Убийца повернулся на месте, напряженно раздумывая, нет ли какого другого пути. Может, все же продать его или передать Двайвел, пусть упрячет его куда подальше, пока темные эльфы не уйдут из Калимпорта, а там, быть может, он и вернется.
Но при мысли о том, что негодяи-дроу могут выжить его из родного города, в нем вдруг вскипел такой гнев, что он отбросил все сомнения и решительно приблизился к мечу. Не размышляя больше, он протянул голую руку и схватил Коготь Шарона.
И мгновенно ощутил как будто бы объятие, но не телесное, а какое-то внутреннее, как будто воля меча объяла все его внутреннее существо. Меч изголодался — Энтрери так ясно ощущал его голод! Клинок стремился поглотить его, уничтожить, уже хотя бы потому, что у него достало смелости или глупости схватить его незащищенной рукой.
Как он хотел поглотить его!
Щеку как-то перекосило, кожа стала зудеть, и Энтрери подумал, что она сейчас воспламенится. Однако тут же заставил себя целиком сосредоточиться на победе в ментальной схватке.
Меч все давил, и Энтрери ощущал нечто вроде насмешливого самоуверенного хохота клинка. Убийца подумал, что меч усталости не знает, зато человек рано или поздно точно выдохнется. Потом его поразила другая мысль — он ведь при всем желании не сможет выпустить эфес, это схватка, отказаться от которой нельзя, и сдаться на милость победителя тоже.
Дьявольский меч задумал как можно отчетливее внушить дерзкому человеку, что надежды нет никакой и что конец битвы будет страшен. Многие предшественники Энтрери не выдерживали этого внушения, и зловещий клинок одерживал очередную победу.
Но с Энтрери эта уловка не сработала, он лишь еще больше разъярился, а потом собрал в кулак весь гнев и злобу.
— Ты мой! — сжав зубы, прорычал убийца. — Ты моя собственность, вещь, кусок кованого металла! — И он поднес поближе к лицу алое лезвие и приказал ему излучать черное сияние.
Клинок не подчинился. Он продолжал давить на Энтрери. стараясь сломить его волю, а затем сжечь тело и поглотить душу.
— Ты мой, — спокойнее повторил убийца. Меч не сдавался, но Энтрери вдруг почувствовал уверенность. Он выдержит.
Коготь Шарона обрушил на него всю свою ярость, и Энтрери ощутил острую, жгучую боль. Убийца предпочел не сопротивляться, а вобрать эту энергию. Напряжение достигло высшей точки, а потом ушло.
Комнату залил странный черный свет, и Энтрери довольно улыбнулся. Свечение было знаком, что клинок уступил и признал нового хозяина. Убийца опустил оружие и несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь и стараясь не думать о том, что он только что был на волосок от жуткой смерти,
Но это уже не имело значения. Он одолел меч, переломил его волю, теперь Коготь Шарона будет служить ему так же, как осыпанный самоцветами кинжал. Само собой, придется быть начеку, Коготь Шарона попытается вернуть себе независимость, но таковы уж досадные издержки владения таким сказочным оружием.
— Ты мой, — с полным самообладанием произнес Энтрери и велел мечу убрать черный свет.
Комнату теперь освещал только язычок пламени свечи. Коготь Шарона подчинился без возражений.
* * *
Джарлакс думал, что все в порядке. Он только думал, что победил.Креншинибон заставил его поверить в победу. Заставил потому, что хотел, чтобы бой между главарем банды и его приближенными был честным, и тогда он посмотрит, кто же окажется сильнейшим и лучшим владельцем.
Кристалл оказывал предпочтение Рай'ги, потому что колдун был более тщеславен, к тому же отличался кровожадностью.
Однако нельзя забывать и о возможностях, открывавшихся с Джарлаксом. Нелегко было заманить его в ловушку, но, в конце концов, Креншинибон добился именно того, чего хотел.
На рассвете над оазисом Даллабад засияла вторая башня.
Глава 13
ВСТРЯХНУТЬ ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
— Ты готова действовать в непредвиденных обстоятельствах? — спросил Энтрери Двайвел, когда они, не сговариваясь, повстречались в переулке у «Медного муравья», где, впрочем, было так же безопасно, как и внутри здания.
— Непредвиденных для кого? — хитро подмигнув, спросила она.
— Тогда ты готова ко всему, — ответил Энтрери и уверенно усмехнулся в ответ.
— Хочешь сказать, ты все предусмотрел? — недоверчиво уточнила хафлинг. — Все же мы имеем дело с темными эльфами, а кто сравнится с ними по части обмана и интриг?
— Они не у себя дома и не понимают особенностей Калимпорта, — возразил Энтрери. — Весь мир кажется им продолжением Мензоберранзана, они судят о чужих желаниях и чувствах но себе, а главное, оценивают чужие поступки со своей колокольни. Я для них иблис, ничтожество, и потому они не ожидают с моей стороны угрозы.
— А ты думаешь, пришло время? — все так же неуверенно спросила Двайвел. — Может, ты сам торопишь решительный день?
— Терпением я никогда не отличался, — зловеще усмехнувшись, согласился Энтрери, ничуть не обнадежив Двайвел.
— Учитывать непредвиденные обстоятельства значит уверенно плести свои сети. Будь осторожен, мой самонадеянный друг, сам в них не запутайся,
Убийца хотел было разозлиться на нее, но передумал, потому что предостережение Двайвел было разумно, ведь он вступил в опасную игру с врагами, не знающими пощады. Артемис Энтрери отдавал себе отчет в том, что даже при самых благоприятных обстоятельствах его успех, а значит, и жизнь, будут зависеть от молниеносных действий, и все может рухнуть при малейшем невезении. Заключительным аккордом пьесы окажется не точный удар хладнокровного наемного убийцы, а отчаянный бросок человека, загнанного в угол.
Но все же союзничество с Двайвел обнадеживало Энтрери. Он был уверен, что она не подведет и со своей стороны сделает все как надо.
— Если у тебя все получится, мы больше не увидимся, — произнесла она. — А если ты проиграешь, то вряд ли мне удастся соскрести с улиц Калимпорта твои разрозненные останки.
Двайвел весьма оригинально выразила свою привязанность, но Энтрери все понял правильно. И ответил искренней улыбкой, что с ним случалось крайне редко.
— Мы еще увидимся, — успокоил он Двайвел. — Калимпорт, в конце концов, осточертеет дроу, и они уберутся в свои темные норы, где им самое место. Может, пройдут месяцы, может, годы, но они уйдут. Они устроены иначе. Рай’ги и Киммуриэль понимают, что расширение торговли на поверхности не будет кормить ни их, ни Бреган Д'эрт годами. Если их обнаружат, вспыхнет война. Из-за этого они и злятся на Джарлакса. Дроу уйдут, ты останешься, а я вернусь.
— Неужели ты думаешь, я поверю, что Артемис Энтрери больше не будет искать приключений на свою голову, если выживет в этой заварушке? — фыркнула она. — Разве это на тебя похоже? Едва ли. Пожалуй, имея в руках этот меч и перчатку, ты теперь станешь промышлять убийствами знаменитых чародеев. А в один прекрасный день какой-нибудь маг вычислит пределы возможностей твоих новых игрушек, и тогда от знаменитого убийцы останутся лишь обгорелые косточки. — Она хихикнула и тряхнула головой. — Давай займись-ка Хелбеном, Вандергастом или самим Эльминстером. Хоть умрешь быстро.
— Я же сказал, что никогда не отличался терпением, — заметил Энтрери.
К его величайшему изумлению, Двайвел вдруг сорвалась с места, кинулась к нему, подпрыгнула и повисла на нем, заключив в объятия. Потом столь же стремительно оттолкнула его и через мгновение уже справилась с собой.
— Это просто на удачу, — заявила она. — Само собой, я предпочитаю, чтобы победил ты, а не темные эльфы.
— Если бы только одни темные эльфы, — непринужденно заметил Энтрери, стараясь поддерживать видимость легкой беседы.
Он знал, что ждет впереди: жестокая проверка его сил и выдержки, прогулка по краю пропасти. Правда, он может рассчитывать на Двайвел Тиггервиллис, самую влиятельную и умную из хафлингов. Он пристально поглядел на нее, но она не собиралась возражать на его замечание и признавать тем самым, что считает его другом.
Поступи она иначе, то разочаровала бы Артемиса Энтрери.
— Будь бдителен, не увязни сам в своей лжи, — произнесла она ему в спину, перед тем как убийца растворился в шумном мире улиц.
Он и впрямь прислушался к ее словам. Нельзя предвидеть все. Спасти его может только умение принимать верные решения на ходу, но ведь он всю жизнь прожил, как на лезвии бритвы. Бессчетное количество раз ему приходилось полагаться только на собственную смекалку, и он все еще жив. Энтрери продумал все возможные, варианты развития событий, постарался все предусмотреть. В себе и тех, чьей поддержкой ок. заручился, убийца был уверен, но ни на секунду не забывал, что, если вдруг случится нечто, чего, он не учел, если за каким-то поворотом тропинка оборвется, его ждет неминуемая смерть.
И смерть эта будет страшной, учитывая нрав Рай'ги.
Однако его передвижения были вполне целенаправленны. Он глаз не спускал со своей добычи.
Шарлотта Весперс, наоборот, открыто шествовала по середине оживленной улицы. Она, одна из высших членов Дома Басадони, пришла на территорию грозного паши Дадаклана по его приглашению. Многие глядели на нее с подозрением и даже ненавистью, но никто не решался сделать в ее сторону даже шага. По приказанию Рай'ги она договорилась с Дадакланом об официальной встрече и теперь находилась под охраной паши, потому и вышагивала так гордо, не боясь никого.
Но по пятам за ней следовал человек, не подчинявшийся приказам паши Дадаклана.
Энтрери хорошо знал эти улицы, потому что в прошлом несколько раз выполнял задания Рэйкерсов. По поведению Шарлотты он мог с уверенностью сказать, что она явилась на официальные переговоры. Несколько возможных мест для встречи она уже миновала, так что убийца теперь точно знал, куда она направляется. Только не знал, насколько эта встреча важна для Рай'ги и Киммуриэля.
— Может, ты следишь за каждым ее шагом, Киммуриэль? — под нос себе пробормотал Энтрери.
Он продолжал обдумывать свои возможные действия, если придется использовать запасные варианты. Вряд ли чародей и псионик, наверняка занятые собственными замыслами, будут пристально наблюдать за Шарлоттой, но исключать такую возможность было нельзя. Если это так, он весьма скоро узнает об этом. Оставалось лишь надеяться, что он будет готов и все сделает правильно.
Чтобы обогнать женщину, убийца зашагал быстрее, свернул в переулок, сокращая путь, потом поднялся наверх и пошел по крышам.
Вскоре он добрался до здания, стоявшего в переулке, куда, как он полагал, повернет Шарлотта. На крыше стоял дозорный — значит, убийца не ошибся.
Без единого звука Энтрери подкрался к часовому, который был так поглощен наблюдением за улицей, что ничего не успел почувствовать. Убийца понимал, что поблизости должны быть еще солдаты, поэтому очень внимательно осмотрелся, прежде чем что-то предпринять. Двух дозорных он обнаружил на крыше на противоположной стороне улицы, а еще одного на этой стороне, на соседней крыше.
За этими тремя он наблюдал более пристально, чем за человеком прямо перед собой, следила за каждым жестом и поворотом головы. Его больше всего заботило, куда они смотрят. В конце концов, убедившись, что они следят за переулком не отвлекаясь ни на миг, он ударил свою жертву и усадил спиной к слуховому окну.
Через пару минут, когда Шарлотта Весперс в сопровождении двух солдат паши Дадаклана вошла в переулок, казалось, что все четверо дозорных как ни в чем не бывало находятся на постах и глаз не спускают с улицы.
Энтрери лихорадочно соображал. Осталось пятеро солдат противника и якобы сторонник, бывший на деле хуже любого врага. Убийца не тешил себя надеждой, что, кроме этих пятерых, охраны больше не было. Наверняка многие из тех, кто сейчас шумит и суетится на главной улице, на самом деле из числа людей паши.
Но отступать было некуда, Энтрери перемахнул через карниз двухэтажного здания, повис на руках и легко приземлился рядом с изумленной Шарлоттой.
— Это ловушка, — напряженным шепотом сообщил он ей и, повернувшись к сопровождающим, вскинул руку, требуя остановиться, — Киммуриэль открыл на крыше межуровневый переход, мы можем спастись.
На лице Шарлотты изумление так мгновенно сменилось гневом, а гнев — маской хладнокровия, что это успел заметить только Энтрери. Он понял, что обман удался, его дикому заявлению о ловушке имя Киммуриэля придало правдоподобие.
— А отсюда я ее заберу, — обратился он к охранникам. Издали донесся шум, это обеспокоенные задержкой двое из оставшихся трех дозорных спустились узнать, что происходит.
— Ты кто? — недоверчиво осведомился один из солдат за спиной Шарлотты, опуская руку к мечу, спрятанному под плащом.
— Иди, — шепнул убийца женщине.
Она все еще колебалась, но Энтрери дважды повторять не стал. Он выхватил кинжал и Коготь Шарона и отшвырнул драный плащ, представ перед опешившими солдатами во всем великолепии. Бросившись вперед, он полоснул одного мечом и ткнул кинжалом другого.
Оставшиеся немедленно обнажили оружие. Один отбил мощный взмах Когтя Шарона, сам при этом отступив, что Энтрери и нужно было. Второму солдату повезло меньше. Он выбросил меч перед собой, но убийца неуловимым движением провел кинжал прямо над лезвием и всадил его несчастному в живот.
Добить его он все равно не успевал, потому что к месту боя уже спешили другие солдаты, но времени, чтобы бедняга почувствовал животный ужас, когда страшный клинок стал вытягивать из него жизненную силу, ему достало. Рана несчастного была несерьезной, но все же он свалился наземь и скорчился, воя от страха.
Убийца отступил, повернувшись спиной к стене, по которой Шарлотта карабкалась на крышу.
Тот солдат, что отпрянул от взмаха страшного меча убийцы, ринулся на него слева. Другой подоспел справа, а еще двое наступали спереди. Убийца двинулся сперва к правому противнику, потом молниеносно повернулся влево. Едва вся четверка начала перестраиваться в соответствии с его броском, Энтрери снова стремительно развернулся вправо и атаковал того солдата, который собрался было его преследовать.
Перед беднягой с бешеной скоростью замелькали лезвия клинков. Сам он неплохо управлялся с оружием — мечом и кортиком — и был довольно опытным бойцом, но ведь ему противостоял сам Артемис Энтрери. Как бы парень ни парировал, убийца все равно умудрялся подобраться к нему. Они яростно бились несколько долгих мгновений под неумолчный лязг металла, пока, наконец, Энтрери не удалось всадить кинжал в правое предплечье соперника. Солдат невольно уронил руку, а Энтрери, занеся вверх Коготь Шарона, развернулся, отбил удар меча другого противника и тем же движением, завершив разворот, полоснул по груди уже раненного неприятеля.
По следу адского меча в воздухе возникло черное покрывало. Направление удара было горизонтальным, поэтому и чернота распространилась параллельно земле, не ограничивая поле зрения. На мгновение все оторопели, и Энтрери как раз успел расправиться с парнем, напавшим на него справа. Затем убийца стал неистово размахивать волшебным мечом, создавая в воздухе черные завесы.
Трое оставшихся солдат, смешавшись, отступили, поспешно перестраиваясь для нового слаженного нападения. Наконец, взяв себя в руки и храбро шагнув сквозь преграду, они обнаружили, что убийцы нигде нет.
Энтрери, неодобрительно покачивая головой, сидел на крыше и радовался преимуществом, которое дает ему новый меч. Он ценил его все больше и больше.
— Где же он? — окликнула убийцу Шарлотта. Энтрери недоуменно поглядел на нее.
— Переход? Где он?
— Может, Дадаклан помешал? — предположил убийца, стараясь не выдать, как он рад, что Рай’ги и Киммуриэль не наблюдают за ними. — А может, они решили нас бросить, — добавил он, прикинув, что не помешает несколько поколебать веру Шарлотты в ее темнокожих сообщников. Она лишь хмыкнула.
— Непредвиденных для кого? — хитро подмигнув, спросила она.
— Тогда ты готова ко всему, — ответил Энтрери и уверенно усмехнулся в ответ.
— Хочешь сказать, ты все предусмотрел? — недоверчиво уточнила хафлинг. — Все же мы имеем дело с темными эльфами, а кто сравнится с ними по части обмана и интриг?
— Они не у себя дома и не понимают особенностей Калимпорта, — возразил Энтрери. — Весь мир кажется им продолжением Мензоберранзана, они судят о чужих желаниях и чувствах но себе, а главное, оценивают чужие поступки со своей колокольни. Я для них иблис, ничтожество, и потому они не ожидают с моей стороны угрозы.
— А ты думаешь, пришло время? — все так же неуверенно спросила Двайвел. — Может, ты сам торопишь решительный день?
— Терпением я никогда не отличался, — зловеще усмехнувшись, согласился Энтрери, ничуть не обнадежив Двайвел.
— Учитывать непредвиденные обстоятельства значит уверенно плести свои сети. Будь осторожен, мой самонадеянный друг, сам в них не запутайся,
Убийца хотел было разозлиться на нее, но передумал, потому что предостережение Двайвел было разумно, ведь он вступил в опасную игру с врагами, не знающими пощады. Артемис Энтрери отдавал себе отчет в том, что даже при самых благоприятных обстоятельствах его успех, а значит, и жизнь, будут зависеть от молниеносных действий, и все может рухнуть при малейшем невезении. Заключительным аккордом пьесы окажется не точный удар хладнокровного наемного убийцы, а отчаянный бросок человека, загнанного в угол.
Но все же союзничество с Двайвел обнадеживало Энтрери. Он был уверен, что она не подведет и со своей стороны сделает все как надо.
— Если у тебя все получится, мы больше не увидимся, — произнесла она. — А если ты проиграешь, то вряд ли мне удастся соскрести с улиц Калимпорта твои разрозненные останки.
Двайвел весьма оригинально выразила свою привязанность, но Энтрери все понял правильно. И ответил искренней улыбкой, что с ним случалось крайне редко.
— Мы еще увидимся, — успокоил он Двайвел. — Калимпорт, в конце концов, осточертеет дроу, и они уберутся в свои темные норы, где им самое место. Может, пройдут месяцы, может, годы, но они уйдут. Они устроены иначе. Рай’ги и Киммуриэль понимают, что расширение торговли на поверхности не будет кормить ни их, ни Бреган Д'эрт годами. Если их обнаружат, вспыхнет война. Из-за этого они и злятся на Джарлакса. Дроу уйдут, ты останешься, а я вернусь.
— Неужели ты думаешь, я поверю, что Артемис Энтрери больше не будет искать приключений на свою голову, если выживет в этой заварушке? — фыркнула она. — Разве это на тебя похоже? Едва ли. Пожалуй, имея в руках этот меч и перчатку, ты теперь станешь промышлять убийствами знаменитых чародеев. А в один прекрасный день какой-нибудь маг вычислит пределы возможностей твоих новых игрушек, и тогда от знаменитого убийцы останутся лишь обгорелые косточки. — Она хихикнула и тряхнула головой. — Давай займись-ка Хелбеном, Вандергастом или самим Эльминстером. Хоть умрешь быстро.
— Я же сказал, что никогда не отличался терпением, — заметил Энтрери.
К его величайшему изумлению, Двайвел вдруг сорвалась с места, кинулась к нему, подпрыгнула и повисла на нем, заключив в объятия. Потом столь же стремительно оттолкнула его и через мгновение уже справилась с собой.
— Это просто на удачу, — заявила она. — Само собой, я предпочитаю, чтобы победил ты, а не темные эльфы.
— Если бы только одни темные эльфы, — непринужденно заметил Энтрери, стараясь поддерживать видимость легкой беседы.
Он знал, что ждет впереди: жестокая проверка его сил и выдержки, прогулка по краю пропасти. Правда, он может рассчитывать на Двайвел Тиггервиллис, самую влиятельную и умную из хафлингов. Он пристально поглядел на нее, но она не собиралась возражать на его замечание и признавать тем самым, что считает его другом.
Поступи она иначе, то разочаровала бы Артемиса Энтрери.
— Будь бдителен, не увязни сам в своей лжи, — произнесла она ему в спину, перед тем как убийца растворился в шумном мире улиц.
Он и впрямь прислушался к ее словам. Нельзя предвидеть все. Спасти его может только умение принимать верные решения на ходу, но ведь он всю жизнь прожил, как на лезвии бритвы. Бессчетное количество раз ему приходилось полагаться только на собственную смекалку, и он все еще жив. Энтрери продумал все возможные, варианты развития событий, постарался все предусмотреть. В себе и тех, чьей поддержкой ок. заручился, убийца был уверен, но ни на секунду не забывал, что, если вдруг случится нечто, чего, он не учел, если за каким-то поворотом тропинка оборвется, его ждет неминуемая смерть.
И смерть эта будет страшной, учитывая нрав Рай'ги.
* * *
Как повсюду в Калимпорте, на этой улице было полно народу, но самый выдающийся человек на ней меньше всех бросался в глаза. Одетый в нищенские лохмотья, Артемис Энтрери прятался в тени и ковылял по дороге, почти сливаясь с серыми стенами домов.Однако его передвижения были вполне целенаправленны. Он глаз не спускал со своей добычи.
Шарлотта Весперс, наоборот, открыто шествовала по середине оживленной улицы. Она, одна из высших членов Дома Басадони, пришла на территорию грозного паши Дадаклана по его приглашению. Многие глядели на нее с подозрением и даже ненавистью, но никто не решался сделать в ее сторону даже шага. По приказанию Рай'ги она договорилась с Дадакланом об официальной встрече и теперь находилась под охраной паши, потому и вышагивала так гордо, не боясь никого.
Но по пятам за ней следовал человек, не подчинявшийся приказам паши Дадаклана.
Энтрери хорошо знал эти улицы, потому что в прошлом несколько раз выполнял задания Рэйкерсов. По поведению Шарлотты он мог с уверенностью сказать, что она явилась на официальные переговоры. Несколько возможных мест для встречи она уже миновала, так что убийца теперь точно знал, куда она направляется. Только не знал, насколько эта встреча важна для Рай'ги и Киммуриэля.
— Может, ты следишь за каждым ее шагом, Киммуриэль? — под нос себе пробормотал Энтрери.
Он продолжал обдумывать свои возможные действия, если придется использовать запасные варианты. Вряд ли чародей и псионик, наверняка занятые собственными замыслами, будут пристально наблюдать за Шарлоттой, но исключать такую возможность было нельзя. Если это так, он весьма скоро узнает об этом. Оставалось лишь надеяться, что он будет готов и все сделает правильно.
Чтобы обогнать женщину, убийца зашагал быстрее, свернул в переулок, сокращая путь, потом поднялся наверх и пошел по крышам.
Вскоре он добрался до здания, стоявшего в переулке, куда, как он полагал, повернет Шарлотта. На крыше стоял дозорный — значит, убийца не ошибся.
Без единого звука Энтрери подкрался к часовому, который был так поглощен наблюдением за улицей, что ничего не успел почувствовать. Убийца понимал, что поблизости должны быть еще солдаты, поэтому очень внимательно осмотрелся, прежде чем что-то предпринять. Двух дозорных он обнаружил на крыше на противоположной стороне улицы, а еще одного на этой стороне, на соседней крыше.
За этими тремя он наблюдал более пристально, чем за человеком прямо перед собой, следила за каждым жестом и поворотом головы. Его больше всего заботило, куда они смотрят. В конце концов, убедившись, что они следят за переулком не отвлекаясь ни на миг, он ударил свою жертву и усадил спиной к слуховому окну.
Через пару минут, когда Шарлотта Весперс в сопровождении двух солдат паши Дадаклана вошла в переулок, казалось, что все четверо дозорных как ни в чем не бывало находятся на постах и глаз не спускают с улицы.
Энтрери лихорадочно соображал. Осталось пятеро солдат противника и якобы сторонник, бывший на деле хуже любого врага. Убийца не тешил себя надеждой, что, кроме этих пятерых, охраны больше не было. Наверняка многие из тех, кто сейчас шумит и суетится на главной улице, на самом деле из числа людей паши.
Но отступать было некуда, Энтрери перемахнул через карниз двухэтажного здания, повис на руках и легко приземлился рядом с изумленной Шарлоттой.
— Это ловушка, — напряженным шепотом сообщил он ей и, повернувшись к сопровождающим, вскинул руку, требуя остановиться, — Киммуриэль открыл на крыше межуровневый переход, мы можем спастись.
На лице Шарлотты изумление так мгновенно сменилось гневом, а гнев — маской хладнокровия, что это успел заметить только Энтрери. Он понял, что обман удался, его дикому заявлению о ловушке имя Киммуриэля придало правдоподобие.
— А отсюда я ее заберу, — обратился он к охранникам. Издали донесся шум, это обеспокоенные задержкой двое из оставшихся трех дозорных спустились узнать, что происходит.
— Ты кто? — недоверчиво осведомился один из солдат за спиной Шарлотты, опуская руку к мечу, спрятанному под плащом.
— Иди, — шепнул убийца женщине.
Она все еще колебалась, но Энтрери дважды повторять не стал. Он выхватил кинжал и Коготь Шарона и отшвырнул драный плащ, представ перед опешившими солдатами во всем великолепии. Бросившись вперед, он полоснул одного мечом и ткнул кинжалом другого.
Оставшиеся немедленно обнажили оружие. Один отбил мощный взмах Когтя Шарона, сам при этом отступив, что Энтрери и нужно было. Второму солдату повезло меньше. Он выбросил меч перед собой, но убийца неуловимым движением провел кинжал прямо над лезвием и всадил его несчастному в живот.
Добить его он все равно не успевал, потому что к месту боя уже спешили другие солдаты, но времени, чтобы бедняга почувствовал животный ужас, когда страшный клинок стал вытягивать из него жизненную силу, ему достало. Рана несчастного была несерьезной, но все же он свалился наземь и скорчился, воя от страха.
Убийца отступил, повернувшись спиной к стене, по которой Шарлотта карабкалась на крышу.
Тот солдат, что отпрянул от взмаха страшного меча убийцы, ринулся на него слева. Другой подоспел справа, а еще двое наступали спереди. Убийца двинулся сперва к правому противнику, потом молниеносно повернулся влево. Едва вся четверка начала перестраиваться в соответствии с его броском, Энтрери снова стремительно развернулся вправо и атаковал того солдата, который собрался было его преследовать.
Перед беднягой с бешеной скоростью замелькали лезвия клинков. Сам он неплохо управлялся с оружием — мечом и кортиком — и был довольно опытным бойцом, но ведь ему противостоял сам Артемис Энтрери. Как бы парень ни парировал, убийца все равно умудрялся подобраться к нему. Они яростно бились несколько долгих мгновений под неумолчный лязг металла, пока, наконец, Энтрери не удалось всадить кинжал в правое предплечье соперника. Солдат невольно уронил руку, а Энтрери, занеся вверх Коготь Шарона, развернулся, отбил удар меча другого противника и тем же движением, завершив разворот, полоснул по груди уже раненного неприятеля.
По следу адского меча в воздухе возникло черное покрывало. Направление удара было горизонтальным, поэтому и чернота распространилась параллельно земле, не ограничивая поле зрения. На мгновение все оторопели, и Энтрери как раз успел расправиться с парнем, напавшим на него справа. Затем убийца стал неистово размахивать волшебным мечом, создавая в воздухе черные завесы.
Трое оставшихся солдат, смешавшись, отступили, поспешно перестраиваясь для нового слаженного нападения. Наконец, взяв себя в руки и храбро шагнув сквозь преграду, они обнаружили, что убийцы нигде нет.
Энтрери, неодобрительно покачивая головой, сидел на крыше и радовался преимуществом, которое дает ему новый меч. Он ценил его все больше и больше.
— Где же он? — окликнула убийцу Шарлотта. Энтрери недоуменно поглядел на нее.
— Переход? Где он?
— Может, Дадаклан помешал? — предположил убийца, стараясь не выдать, как он рад, что Рай’ги и Киммуриэль не наблюдают за ними. — А может, они решили нас бросить, — добавил он, прикинув, что не помешает несколько поколебать веру Шарлотты в ее темнокожих сообщников. Она лишь хмыкнула.