Страница:
Кроме того, один из главных теоретических законов спецназа ГРУ звучит конкретно: если что-то собрался сделать, сначала сделай, а потом говори, если есть необходимость. Наш комбат любил повторять: «Бог дал человеку два уха, но только один язык. Слушай в оба уха, а говори всегда только одним языком. И как можно реже…»
Я все же не выдержал и подошел к щели, оставленной в двери. Саму дверь толкнул, но она была снаружи закрыта, может, даже опломбирована на случай проверки. Я ртом приник к щели и пил шедший через нее воздух, как гнилую и тухлую воду из прогнившего болота. Он был горячим и, кажется, пыльным, пропитанным автомобильными выхлопными газами. Но, если воду из болота, как нас учили, можно легко обеззаразить, бросив туда ветку черемухи, то воздух очистить у меня возможности не было. Вонь бы я пережил легче. Все-таки вырос в промышленном уральском городе, привычен. Но неприятно было, что он такой теплый. Наверное, машина от Москвы уже далеко на юг укатила. В Москве было прохладно, а мы сейчас ехали по жаре. Это чувствовалось и по нагретому контейнеру.
Теи не менее даже этот теплый и грязный воздух переносился легче, чем устоявшийся и все вокруг пропитавший запах моих попутчиков. Мне уже казалось, что и я этим запахом насквозь пропитался, поэтому стоял у щели долго, даже счет времени потерял. Потом устал и хотел снова залечь, в надежде уснуть и проснуться уже тогда, когда мы куда-нибудь приедем, но в это время машина начала тормозить.
– А если полиция машину остановит и захочет проверить груз? – спросил я разговорчивого попутчика, надеясь хотя бы с помощью полиции найти путь к спасению.
– Ты к кому обращаешься? – спросил другой голос, хриплый и донельзя пропитой. В этом голосе звучала откровенная агрессивность, причем явно против меня направленная. Должно быть, мое желание узнать свою судьбу его сильно раздражало.
– Кто ответит, – сказал я спокойно и почти вежливо.
– Спрашивай сразу меня, – отозвался прежний собеседник. – Меня зовут дядя Вася. А Ананас у нас нервный, с ним можешь и не беседовать. Он – нелюдимый. Менты, спрашиваешь?
– Да. Менты.
– Ну, заработают менты, и что с того? Они такие машины останавливают и сразу лапу тянут. Им в лапу кладут, и на этом вопрос бывает исчерпан. Даже смотреть не будут.
– А если я в стенку стучать начну? Стук услышат. Тогда что?
– Тогда машина отъедет от ментов и остановится. А сзади обязательно идет еще машина сопровождения. Они тебя выпустят, пистолет наставят, чтобы не болтал ногами, и изобьют до полусмерти, чтобы другим неповадно было, – с радостью в голосе объяснил Ананас.
– Да, – согласился дядя Вася. – Даги всю полицию по дороге скупили. И давно уже.
– И почему нас по домам без автомата отправляют! – возмутился я…
Воду нам принесли только ночью, когда уже стемнело и луч света уже не пробивался сквозь щель в дверях. Сначала послышался грохот. Машина стояла, и кто-то без стеснения будил нас, вышагивая по крыше контейнера. Потом противный металлический скрип возвестил, что нечто происходит, скорее всего, действо, несущее нам перемену обстоятельств. Но меня, как, возможно, и других, больше волновало даже не это действо, которое все равно в конце концов произойдет, когда мы на месте окажемся и нам объяснят нашу дальнейшую судьбу, а вопрос утоления жажды. Казалось, что губы и язык во рту начали трескаться. Препарат, которым меня, а может быть, и других, свалили, был, видимо, каким-то сильным обезвоживающим средством. Плюс к этому алкогольное обезвоживание, которое приходит вне зависимости от количества выпитого.
Металлический скрежет я понял правильно. Дверь приоткрылась, вернее, открывали засов, и только потом дверь, и я, как самый подвижный из всех, первым оказался рядом, чтобы глотнуть воздуха. И даже попытался ее пошире распахнуть, но она открылась только на пару десятков сантиметров, а дальше, как я сумел все же рассмотреть при свете луны и звезд, стоял второй, точно такой же контейнер. Первая моя мысль была естественной – появится человек, я сразу бью на «отключку», и – свободен. А потом быстро по крыше контейнера к кабине – водитель тоже не должен быть помехой, – разворот, и обратная дорога до первого города, где есть управление полиции. И пусть рядом стоит машина сопровождения, грузовик без труда протаранит любую легковушку без ущербы для себя. Тем более, я обучен производить автомобильный таран, здесь главное – сразу после столкновения не сбрасывать ногу с педали акселератора.
Но меня ждало разочарование. Когда дверь раскрывается так узко, убежать из контейнера невозможно – человеческое тело сможет просунуться в маленькое отверстие проема только после основательного знакомства с асфальтовым катком. А полностью открыться ей мешал второй контейнер, стоящий дверью впритык к нам. Однако расстраиваться я не стал и легко согласился с тем, что еще рано предпринимать попытку побега. Служба в спецназе ГРУ научила меня готовиться к мероприятиям, которые предстоят, а не бросаться наобум, надеясь на удачу. Предположим, уложу я первого одним ударом, а за его спиной стоит на подстраховке второй с автоматом в руках. И побег завершен… А после первой попытки предпринять вторую намного сложнее, потому что присмотр за мной будет основательный.
Да и человек, открывший дверь, сам к проему не шагнул. Он даже с контейнера не спустился, не посчитал нужным.
– Лови, – сказал мне голос с кавказским акцентом. Но это был не Дауд. – Вас там семеро?
– Семеро.
– Семь бутылок. Каждому по одной.
– А почаще поить нельзя?
– Дауд не велел вас, уродов, баловать.
– Ни хрена себе, баловство…
– Семь бутылок. За сегодня, за то, что терпели, и до конца пути.
– А когда этот конец?
– Скоро. Для тебя это будет конец света, готовься.
– В подземелье, что ли, работать будем? – вяло спросил я, просто потому, что привык за собой последнее слово оставлять.
Ответа не последовало.
Я поставил пластиковый пакет у двери, которая тут же закрылась, взял одну бутылку и лег на свое место. Другие тут же ринулись к своим бутылкам.
– Рядовой! – услышал я голос Ананаса. – Принеси мне мою бутылку. И быстро, пацан!
– Тебе уже кто-то до меня ноги выдернул? – сделав несколько глотков, спокойно проговорил я. – С корнем или как? Если что-то осталось, могу и я продолжить.
В ответ послышалось собачье рычание.
Я не видел его. Предполагал только по голосу, что Ананас лежит от меня через человека, который за все время не произнес ни слова, хотя с час назад мне показалось, что он тихо плакал и, кажется, молился. Я тоже ношу на себе православный крест, хотя ни одной молитвы не знаю наизусть и в церковь никогда не ходил, и всегда уважительно отношусь к людям, которые молятся. Тем более, молятся со слезами. Но мой сосед даже не пошевелился на агрессию, прозвучавшую в голосе Ананаса. А я сразу понял, что тот пытается превратить меня, в дополнение ко всему, еще и в своего раба.
– Или тебе уже пора просто голову оторвать? Выбирай… – неторопливо предложил я с вызывающей усмешкой. – Могу последовательно: ноги оторваны, за ними руки, потом уши с носом и напоследок всю голову. Только поторопись, пока у меня настроение хорошее. Под хорошее настроение меньше мучиться будешь.
Я не видел его рывок в мою сторону – в темноте я не научился видеть, как сова или хотя бы как летучая мышь, только услышал, как стремительно приближается его рычание, которое кого-то могло бы и напугать, но я почему-то совсем не испугался и без всяких раздумий, чисто рефлекторно резко выбросил вперед свою левую ударную руку. Бил не напрямую, чтобы не попасть в лоб и не разбить себе пальцы, а снизу. Классический и самый распространенный удар для боксера-левши. Кажется, в темноте я угодил ему в скулу. И кулак себе все же чуть-чуть повредил. Но рычание резко прекратилось, словно он им захлебнулся, а мой сосед с трудом и кряхтением стал выбираться из-под упавшего на него тела. Ананас был в полной «отключке», и его пришлось сдвигать. Я не помогал соседу.
– Он давно уже на это напрашивался, – хрипло и слегка испуганно сказал кто-то у дальней от двери стены. – Ко всем придирался.
– Кто ищет, тот находит, – философски заметил я.
Видимо, ответить на придирки Ананаса пока было некому. Но таких следует всегда сразу осаживать, иначе обнаглеют.
В себя он пришел примерно через минуту или чуть меньше, стал что-то ворчать, но уже не рычал и ко мне не обращался. Таким образом, двойным рабом я не стал, чем был несказанно счастлив. Хотя половина счастья никогда не является настоящим счастьем, ведь я по-прежнему был рабом. Наверное, уже около суток, если не больше. Определенно больше, потому что в машину к Дауду я садился в середине дня, проспал, видимо, весь остаток того дня и следующую ночь, и провалялся целый день в контейнере-купе. И вот вторая ночь пошла…
Должно быть, после остановки в грузовике сменился водитель. Сидя в кузове, легко, как оказалось, это определить, почти так же легко, как в самой кабине, когда сидишь рядом с водителем. Если первый притормаживал перед ямами и колдобинами, то этот преодолевал их с разбега, принуждая тяжелый грузовик коротко и прицельно летать. Машина стонала, контейнеры задорно подпрыгивали, и нас всех подбрасывало, заставляя исполнять какую-то дикую пляску на пятой точке. Скрип металлических соединений и шум двигателя заменяли музыкальное сопровождение. Но такая трясучка в то же время радовала, по крайней мере меня, поскольку водитель откровенно торопился, и это быстрее приближало нас к завершению пути. Там, в конце пути, как я надеялся, нас ожидала хоть какая-то ясность. Пусть и самая незначительная, а может быть, и не самая приятная. Но неизвестность всегда более мучительна, чем сами муки. Это старая истина: не так страшно при падении с третьего этажа приземляться, как страшно падать, не так страшен бой, как ожидание боя…
Нас трясло, и мы ехали…
– Рядовой, ты спишь? – едва слышно спросил Ананас, надеясь, видимо, что я не отвечу, и тогда он сможет что-то против меня предпринять.
– Второй кулак для тебя готовлю.
Ананас ничего на это не ответил. Говоря честно, хорошо, что я за день выспался, и ночью меня в сон не клонило. Да и трудно уснуть при такой тряске. Но от Ананаса, как мне казалось, можно было ждать всякой гадости и подлости. Он только и ждал, когда я засну. И, чтобы не заснуть, я просто сел. Сидя, когда некуда привалиться спиной, я спать не умею. Но сидеть мне пришлось недолго. Дорога стала ровнее, нас уже не так сильно подбрасывало, да и скорость грузовика значительно снизилась, судя по звуку двигателя. А потом мы и вовсе остановились. Теперь ожидание не затянулось. Контейнер с кузова снимали, как я понял по своим ощущениям, автокраном и, к чьему-то счастью, нашему или того, кто за нас деньги платил, даже ни разу не уронили. Но снимали сначала второй контейнер, стоящий ближе к заднему борту. Потом и до нашего добрались.
Хотелось сразу выйти и руки-ноги размять. Но после разгрузки пришлось почти час ждать, когда откроют двери. За это время мы услышали, как уехал грузовик. Какие-то люди перекликались на незнакомом языке. Я бы подумал, что они ругаются, но скорее они просто проявляли в разговоре темперамент, и не более.
Наконец сдвоенные контейнерные двери открыли нараспашку. И сразу ударили нам по глазам лучи сильных фонарей. За дверьми, в темном обширном дворе стояли с десяток крепких парней. Некоторые, как я с первого взгляда определил даже в сумерках, с оружием. Сумерками хорошо было бы воспользоваться для побега. Но нужно сначала определить общую обстановку. Впрочем, и сумерки-то здесь были ненастоящими, во дворе, со всех сторон от площадки, на которой выгрузили контейнеры, стояли фонари, и бежать бы пришлось из темноты на свет. Это не лучший вариант для побега, хотя я не мог предположить, есть ли там, на свету, другие люди с оружием или без него. Во всяком случае, прокол с побегом вполне мог бы случиться. Значит, не следовало торопиться и действовать наобум. Этому меня целый год упорно учили в армии. Но хорошее забывается быстро, как только наступает момент, когда некому тобой командовать. Остается только старые уроки вспоминать.
– Быстро! Построились…
Командовал парадом тот самый Дауд, который был за рулем машины в момент моего захвата. Термин «захват» я употреблял по армейской привычке. По большому счету, захват – это боевое действие, здесь же налицо было банальное похищение.
Мы построились. К Дауду откуда-то из темноты вдруг подошел майор полиции с автоматом под мышкой. Короткий ремень автомата был переброшен через плечо. Он что-то сказал ему, Дауд тут же дал команду, и нас погнали куда-то, причем погнали достаточно быстро. «Куда-то» оказалось двухэтажным подвалом под жилым домом. Причем нижний этаж, в комнаты которого нас рассовывали по три человека, не имел окон, поскольку находился достаточно глубоко под землей, но был оборудован лежанками в три этажа и столиком, привинченным к бетонному полу. Натуральная тюремная камера, какой я ее себе представлял. А вот в дверях окна были, через них в камеры проникал свет от слабых лампочек в длинном коридоре.
А я где-то слышал, что на Кавказе до сих пор в моде зинданы[4] вместо тюремных камер…
Глава первая
Я все же не выдержал и подошел к щели, оставленной в двери. Саму дверь толкнул, но она была снаружи закрыта, может, даже опломбирована на случай проверки. Я ртом приник к щели и пил шедший через нее воздух, как гнилую и тухлую воду из прогнившего болота. Он был горячим и, кажется, пыльным, пропитанным автомобильными выхлопными газами. Но, если воду из болота, как нас учили, можно легко обеззаразить, бросив туда ветку черемухи, то воздух очистить у меня возможности не было. Вонь бы я пережил легче. Все-таки вырос в промышленном уральском городе, привычен. Но неприятно было, что он такой теплый. Наверное, машина от Москвы уже далеко на юг укатила. В Москве было прохладно, а мы сейчас ехали по жаре. Это чувствовалось и по нагретому контейнеру.
Теи не менее даже этот теплый и грязный воздух переносился легче, чем устоявшийся и все вокруг пропитавший запах моих попутчиков. Мне уже казалось, что и я этим запахом насквозь пропитался, поэтому стоял у щели долго, даже счет времени потерял. Потом устал и хотел снова залечь, в надежде уснуть и проснуться уже тогда, когда мы куда-нибудь приедем, но в это время машина начала тормозить.
– А если полиция машину остановит и захочет проверить груз? – спросил я разговорчивого попутчика, надеясь хотя бы с помощью полиции найти путь к спасению.
– Ты к кому обращаешься? – спросил другой голос, хриплый и донельзя пропитой. В этом голосе звучала откровенная агрессивность, причем явно против меня направленная. Должно быть, мое желание узнать свою судьбу его сильно раздражало.
– Кто ответит, – сказал я спокойно и почти вежливо.
– Спрашивай сразу меня, – отозвался прежний собеседник. – Меня зовут дядя Вася. А Ананас у нас нервный, с ним можешь и не беседовать. Он – нелюдимый. Менты, спрашиваешь?
– Да. Менты.
– Ну, заработают менты, и что с того? Они такие машины останавливают и сразу лапу тянут. Им в лапу кладут, и на этом вопрос бывает исчерпан. Даже смотреть не будут.
– А если я в стенку стучать начну? Стук услышат. Тогда что?
– Тогда машина отъедет от ментов и остановится. А сзади обязательно идет еще машина сопровождения. Они тебя выпустят, пистолет наставят, чтобы не болтал ногами, и изобьют до полусмерти, чтобы другим неповадно было, – с радостью в голосе объяснил Ананас.
– Да, – согласился дядя Вася. – Даги всю полицию по дороге скупили. И давно уже.
– И почему нас по домам без автомата отправляют! – возмутился я…
Воду нам принесли только ночью, когда уже стемнело и луч света уже не пробивался сквозь щель в дверях. Сначала послышался грохот. Машина стояла, и кто-то без стеснения будил нас, вышагивая по крыше контейнера. Потом противный металлический скрип возвестил, что нечто происходит, скорее всего, действо, несущее нам перемену обстоятельств. Но меня, как, возможно, и других, больше волновало даже не это действо, которое все равно в конце концов произойдет, когда мы на месте окажемся и нам объяснят нашу дальнейшую судьбу, а вопрос утоления жажды. Казалось, что губы и язык во рту начали трескаться. Препарат, которым меня, а может быть, и других, свалили, был, видимо, каким-то сильным обезвоживающим средством. Плюс к этому алкогольное обезвоживание, которое приходит вне зависимости от количества выпитого.
Металлический скрежет я понял правильно. Дверь приоткрылась, вернее, открывали засов, и только потом дверь, и я, как самый подвижный из всех, первым оказался рядом, чтобы глотнуть воздуха. И даже попытался ее пошире распахнуть, но она открылась только на пару десятков сантиметров, а дальше, как я сумел все же рассмотреть при свете луны и звезд, стоял второй, точно такой же контейнер. Первая моя мысль была естественной – появится человек, я сразу бью на «отключку», и – свободен. А потом быстро по крыше контейнера к кабине – водитель тоже не должен быть помехой, – разворот, и обратная дорога до первого города, где есть управление полиции. И пусть рядом стоит машина сопровождения, грузовик без труда протаранит любую легковушку без ущербы для себя. Тем более, я обучен производить автомобильный таран, здесь главное – сразу после столкновения не сбрасывать ногу с педали акселератора.
Но меня ждало разочарование. Когда дверь раскрывается так узко, убежать из контейнера невозможно – человеческое тело сможет просунуться в маленькое отверстие проема только после основательного знакомства с асфальтовым катком. А полностью открыться ей мешал второй контейнер, стоящий дверью впритык к нам. Однако расстраиваться я не стал и легко согласился с тем, что еще рано предпринимать попытку побега. Служба в спецназе ГРУ научила меня готовиться к мероприятиям, которые предстоят, а не бросаться наобум, надеясь на удачу. Предположим, уложу я первого одним ударом, а за его спиной стоит на подстраховке второй с автоматом в руках. И побег завершен… А после первой попытки предпринять вторую намного сложнее, потому что присмотр за мной будет основательный.
Да и человек, открывший дверь, сам к проему не шагнул. Он даже с контейнера не спустился, не посчитал нужным.
– Лови, – сказал мне голос с кавказским акцентом. Но это был не Дауд. – Вас там семеро?
– Семеро.
– Семь бутылок. Каждому по одной.
– А почаще поить нельзя?
– Дауд не велел вас, уродов, баловать.
– Ни хрена себе, баловство…
– Семь бутылок. За сегодня, за то, что терпели, и до конца пути.
– А когда этот конец?
– Скоро. Для тебя это будет конец света, готовься.
– В подземелье, что ли, работать будем? – вяло спросил я, просто потому, что привык за собой последнее слово оставлять.
Ответа не последовало.
Я поставил пластиковый пакет у двери, которая тут же закрылась, взял одну бутылку и лег на свое место. Другие тут же ринулись к своим бутылкам.
– Рядовой! – услышал я голос Ананаса. – Принеси мне мою бутылку. И быстро, пацан!
– Тебе уже кто-то до меня ноги выдернул? – сделав несколько глотков, спокойно проговорил я. – С корнем или как? Если что-то осталось, могу и я продолжить.
В ответ послышалось собачье рычание.
Я не видел его. Предполагал только по голосу, что Ананас лежит от меня через человека, который за все время не произнес ни слова, хотя с час назад мне показалось, что он тихо плакал и, кажется, молился. Я тоже ношу на себе православный крест, хотя ни одной молитвы не знаю наизусть и в церковь никогда не ходил, и всегда уважительно отношусь к людям, которые молятся. Тем более, молятся со слезами. Но мой сосед даже не пошевелился на агрессию, прозвучавшую в голосе Ананаса. А я сразу понял, что тот пытается превратить меня, в дополнение ко всему, еще и в своего раба.
– Или тебе уже пора просто голову оторвать? Выбирай… – неторопливо предложил я с вызывающей усмешкой. – Могу последовательно: ноги оторваны, за ними руки, потом уши с носом и напоследок всю голову. Только поторопись, пока у меня настроение хорошее. Под хорошее настроение меньше мучиться будешь.
Я не видел его рывок в мою сторону – в темноте я не научился видеть, как сова или хотя бы как летучая мышь, только услышал, как стремительно приближается его рычание, которое кого-то могло бы и напугать, но я почему-то совсем не испугался и без всяких раздумий, чисто рефлекторно резко выбросил вперед свою левую ударную руку. Бил не напрямую, чтобы не попасть в лоб и не разбить себе пальцы, а снизу. Классический и самый распространенный удар для боксера-левши. Кажется, в темноте я угодил ему в скулу. И кулак себе все же чуть-чуть повредил. Но рычание резко прекратилось, словно он им захлебнулся, а мой сосед с трудом и кряхтением стал выбираться из-под упавшего на него тела. Ананас был в полной «отключке», и его пришлось сдвигать. Я не помогал соседу.
– Он давно уже на это напрашивался, – хрипло и слегка испуганно сказал кто-то у дальней от двери стены. – Ко всем придирался.
– Кто ищет, тот находит, – философски заметил я.
Видимо, ответить на придирки Ананаса пока было некому. Но таких следует всегда сразу осаживать, иначе обнаглеют.
В себя он пришел примерно через минуту или чуть меньше, стал что-то ворчать, но уже не рычал и ко мне не обращался. Таким образом, двойным рабом я не стал, чем был несказанно счастлив. Хотя половина счастья никогда не является настоящим счастьем, ведь я по-прежнему был рабом. Наверное, уже около суток, если не больше. Определенно больше, потому что в машину к Дауду я садился в середине дня, проспал, видимо, весь остаток того дня и следующую ночь, и провалялся целый день в контейнере-купе. И вот вторая ночь пошла…
Должно быть, после остановки в грузовике сменился водитель. Сидя в кузове, легко, как оказалось, это определить, почти так же легко, как в самой кабине, когда сидишь рядом с водителем. Если первый притормаживал перед ямами и колдобинами, то этот преодолевал их с разбега, принуждая тяжелый грузовик коротко и прицельно летать. Машина стонала, контейнеры задорно подпрыгивали, и нас всех подбрасывало, заставляя исполнять какую-то дикую пляску на пятой точке. Скрип металлических соединений и шум двигателя заменяли музыкальное сопровождение. Но такая трясучка в то же время радовала, по крайней мере меня, поскольку водитель откровенно торопился, и это быстрее приближало нас к завершению пути. Там, в конце пути, как я надеялся, нас ожидала хоть какая-то ясность. Пусть и самая незначительная, а может быть, и не самая приятная. Но неизвестность всегда более мучительна, чем сами муки. Это старая истина: не так страшно при падении с третьего этажа приземляться, как страшно падать, не так страшен бой, как ожидание боя…
Нас трясло, и мы ехали…
– Рядовой, ты спишь? – едва слышно спросил Ананас, надеясь, видимо, что я не отвечу, и тогда он сможет что-то против меня предпринять.
– Второй кулак для тебя готовлю.
Ананас ничего на это не ответил. Говоря честно, хорошо, что я за день выспался, и ночью меня в сон не клонило. Да и трудно уснуть при такой тряске. Но от Ананаса, как мне казалось, можно было ждать всякой гадости и подлости. Он только и ждал, когда я засну. И, чтобы не заснуть, я просто сел. Сидя, когда некуда привалиться спиной, я спать не умею. Но сидеть мне пришлось недолго. Дорога стала ровнее, нас уже не так сильно подбрасывало, да и скорость грузовика значительно снизилась, судя по звуку двигателя. А потом мы и вовсе остановились. Теперь ожидание не затянулось. Контейнер с кузова снимали, как я понял по своим ощущениям, автокраном и, к чьему-то счастью, нашему или того, кто за нас деньги платил, даже ни разу не уронили. Но снимали сначала второй контейнер, стоящий ближе к заднему борту. Потом и до нашего добрались.
Хотелось сразу выйти и руки-ноги размять. Но после разгрузки пришлось почти час ждать, когда откроют двери. За это время мы услышали, как уехал грузовик. Какие-то люди перекликались на незнакомом языке. Я бы подумал, что они ругаются, но скорее они просто проявляли в разговоре темперамент, и не более.
Наконец сдвоенные контейнерные двери открыли нараспашку. И сразу ударили нам по глазам лучи сильных фонарей. За дверьми, в темном обширном дворе стояли с десяток крепких парней. Некоторые, как я с первого взгляда определил даже в сумерках, с оружием. Сумерками хорошо было бы воспользоваться для побега. Но нужно сначала определить общую обстановку. Впрочем, и сумерки-то здесь были ненастоящими, во дворе, со всех сторон от площадки, на которой выгрузили контейнеры, стояли фонари, и бежать бы пришлось из темноты на свет. Это не лучший вариант для побега, хотя я не мог предположить, есть ли там, на свету, другие люди с оружием или без него. Во всяком случае, прокол с побегом вполне мог бы случиться. Значит, не следовало торопиться и действовать наобум. Этому меня целый год упорно учили в армии. Но хорошее забывается быстро, как только наступает момент, когда некому тобой командовать. Остается только старые уроки вспоминать.
– Быстро! Построились…
Командовал парадом тот самый Дауд, который был за рулем машины в момент моего захвата. Термин «захват» я употреблял по армейской привычке. По большому счету, захват – это боевое действие, здесь же налицо было банальное похищение.
Мы построились. К Дауду откуда-то из темноты вдруг подошел майор полиции с автоматом под мышкой. Короткий ремень автомата был переброшен через плечо. Он что-то сказал ему, Дауд тут же дал команду, и нас погнали куда-то, причем погнали достаточно быстро. «Куда-то» оказалось двухэтажным подвалом под жилым домом. Причем нижний этаж, в комнаты которого нас рассовывали по три человека, не имел окон, поскольку находился достаточно глубоко под землей, но был оборудован лежанками в три этажа и столиком, привинченным к бетонному полу. Натуральная тюремная камера, какой я ее себе представлял. А вот в дверях окна были, через них в камеры проникал свет от слабых лампочек в длинном коридоре.
А я где-то слышал, что на Кавказе до сих пор в моде зинданы[4] вместо тюремных камер…
Глава первая
Говоря честно, я не очень высоко ставил охранников хозяина. Видел их уже много раз, парни крупные, сильные и рыхлые, как мой коллега по рабству Ананас. Сами они, перевернув в своей жизни кучу железа, считают, что и людей могут так же переворачивать, и сильно при этом ошибаются. Не в тяжелых мышцах счастье бойца, а в умении использовать свои мышцы, их динамику и обыкновенные законы механики, главный из которых – закон силы рычага – лежит в основе большинства навыков, ведущих к победе над физически гораздо более сильным противником и даже над несколькими противниками. Те же тяжелые мышцы сковывают тело человека и лишают его быстроты, они слишком медленно реагируют на команды мозга. Давно известно, что реакция мелкого насекомого быстрее реакции воробья, а реакция воробья быстрее реакции вороны, но все же реакция вороны быстрее реакции человека. Хотя я и отдаю себе отчет в том, что такое сравнение достаточно относительно, и вообще не бывает правил без исключений, тем не менее эта истина в большинстве случаев верна. И я брался доказать это.
«Кадиллак» въезжал во двор. За рулем, как обычно, сидел сам хозяин. Справа от ворот лежала целая куча бутового камня, которым должны были обкладывать фундамент и нулевой цикл строящегося дома. За кучей камней спрятаться можно, но что это мне дало бы? Где-то там, за моей спиной, уже вопила благим матом сестра хозяина. Я даже представил себе на бегу, как браво топорщатся при крике ее усы. Наверное, и сам хозяин, и его охрана сразу обратят внимание на этот крик. И другие люди из местных, что работают здесь же, сбегутся. А их тоже человек, кажется, шесть или семь, и они будут явно не на моей стороне, хотя к ним хозяин относится ненамного лучше, чем к рабам.
Решение созрело мгновенно. Другого пути развития событий я просто не видел. И, вместо того чтобы сбавить скорость и спрятаться за грудой камней, я свернул на выложенную тротуарной плиткой дорожку и прибавил скорости. Я много раз раньше видел, как хозяин заезжает в ворота. Он всегда газует. Любит человек въезжать в свой обширный двор резко. Так и сейчас получилось. Хозяин газанул, «Кадиллак» влетел во двор, а я бежал ему навстречу. Времени у хозяина, чтобы остановить машину, уже не было. Он успел только коснуться ногой педали тормоза, даже слегка надавил на нее, что привело только к желаемому для меня результату – сам хозяин ткнулся носом в руль, и точно так же ощутили резкое торможение охранники, один на переднем сиденье, второй на заднем. То есть им было совсем не до бегущего навстречу летящей машине человека. Ни охранники, ни уж тем более Ананас не смогли бы сделать то, что сделал я. А я сделал. Потому что у меня мышцы не были забиты железом, я был быстр, легок и скоординирован.
Надо сказать, я всегда с трепетным уважением относился к хорошим машинам. С бо́льшим уважением, чем к их обладателям. Хотя и свою собственную, старенькую и многократно побитую до того, как она ко мне попала, «девятку» я уважал, кстати, не меньше. Но посидеть за рулем «Кадиллака», конечно же, хотел. Ну, если уж не за рулем, то на капоте, что мне и удалось в полной мере. Я сел на него и успел растопырить ноги. К моему счастью, мои камуфляжные штаны и плотный рабочий фартук оказались крепкими, и осколки стекла ничего мне не ампутировали, хотя, конечно, сидеть и лежать на спине еще несколько дней будет проблематично. Но зато я удачно справился с главной задачей. Обе мои растопыренные ноги угодили в цель точно так, как я хотел. Каблуки удалили хозяина и охранника с переднего сиденья, отбросив их на спинки сидений и дополнительно ударив о подголовники. А я, подогнув колени, влетел в салон машины, все же порезав лицо стеклом, задел при перевороте и, кажется, разбил затылком плафон внутреннего освещения и упал прямо на второго охранника, ударив его в лицо лбом.
Охранники были слишком накаченные, чтобы быстро соображать и так же быстро действовать. Сообразить-то они, может быть, и сообразили, но вот сигналы мозга дошли до утяжеленных мышц слишком поздно. Я действовал быстрее и, пока второй охранник не очухался после моего удара, вытащил у него из подмышечной кобуры пистолет, даже затвор успел передернуть, чтобы дослать патрон в патронник, и выстрелил ему в шею.
Честно говоря, я думал, что пистолет у охранника травматический. Но пуля травматического пистолета осталась бы в горле, а эта прошила шею навылет. Тем лучше. Я развернулся и, еще не все видя, ударил наотмашь второго охранника пистолетом по голове. Здесь ошибиться и промахнуться было сложно. Если бы не попал пистолетом, попал бы предплечьем, что тоже не очень приятно, потому что этот удар-отмах у меня отработан на боксерском мешке до предельной резкости. Но я удачно попал именно рукояткой пистолета, который в моей руке снова выстрелил, продырявив крышу автомобиля. А следующий выстрел был уже прицельным. И тоже в шею охраннику. Но оставался еще хозяин, который по весу равнялся, по моим прикидкам, двум качкам-охранникам. Правда, по качеству мышц, заплывших жиром, он уступал даже им. Хозяин вывалился из машины, двигатель которой уже заглох, и я, недолго думая, наставил на него пистолет:
– Живо, поработай, свинья жирная! Вытаскивай своих парней и садись со мной рядом.
Хозяин бегом обежал капот, не отрывая взгляда от провожающего его ствола пистолета, и не просто вытащил тела охранников, а выбросил их с силой и без всякого стеснения. Потом полой яркой рубашки, изображающей целую стаю жар-птиц, вытер пот с лица и сел на переднее пассажирское сиденье. Даже плюхнулся, а не сел. Я перебросил пистолет в левую руку.
– Много у тебя рабов?
Хозяин что-то пробормотал на своем языке. Я понял из сказанного даже меньше, чем он желал мне сообщить.
– По-русски отвечай!
Он продолжал говорить по-своему, шлепая мокрыми дрожащими губами. Понятно, перепуган до смерти. Ему есть что терять, а терять он не привык, привык все под себя, под свой объемный живот подгребать. Но это вовсе не причина для того, чтобы забыть русский язык, которым он наверняка владеет. Не может он им не владеть.
– Мне от твоей болтовни толку мало. Ты мне нужен только в том случае, если будешь говорить то, что мне нужно.
Хозяин замолчал и согласно закивал отвислым тройным подбородком.
– Повторяю вопрос. Сколько у тебя рабов?
– Только твоя бригада. Больше нет. Я впервые, я впервые взял…
Русским он владел намного лучше своей сестры и говорил почти без акцента. Если бы не дрожащие губы, вообще все было бы понятно без вслушивания в слова. А так приходилось вслушиваться.
– Где живет Дауд?
– Я не знаю…
– А где ты нас покупал? Забыл?
– Это не его дом. Он в Москве живет.
– Фамилия Дауда!
– Магометов. Дауд Магометов.
Со стороны стройки к машине бежала, распушив усы, хозяйская сестра. За ней, зажимая рукой выбитый глаз, спотыкался Амир. А дальше, слегка отстав, к машине спешила моя команда бомжей. Я хотел, было, спросить у хозяина, где мы сейчас находимся, но вовремя увидел включенный в машине навигатор и, сообразив, что смогу обойтись без вопроса, крикнул ему:
– Пошел вон! От тебя воняет…
От него в самом деле воняло сильнее, чем от моих бомжей. Он обгадился с перепугу по полной программе. Хозяин из машины не вышел, а вывалился на бок и уполз куда-то, стараясь как можно быстрее исчезнуть из поля зрения моего пистолета. Я посчитал его перепуганным окончательно, и потому не опасался схлопотать с этой стороны какую-нибудь гадость.
С левой руки я стрелял, честно скажу, всегда скверно, я привык прицеливаться с помощью правого глаза. Потому перебросил пистолет в правую руку, для твердости зажал ее левой и выстрелил в бегущего Амира. Амир и без того не очень спешил. По крайней мере, совершенно не спортивную сестру хозяина он обогнать даже не пытался. А когда пуля просвистела рядом с ним, он вообще упал в землю единственным оставшимся глазом и двумя руками прикрыл голову. Одновременно кончился запал у усатой толстушки. Запал вместе с дыханием. Она упала на колени, не в силах двигаться дальше. Но мои изможденные старички-бомжи и Ананас ходу только прибавили, он даже толстушке то ли на щеку, то ли на ус наступил. Она завизжала по-поросячьи, но подняться не смогла, хотя пыталась Ананаса ухватить за ногу рукой. Наблюдая все это, я совершенно забыл про хозяина. И, как оказалось, напрасно. Выстрел прогремел с близкого расстояния. Но, видимо, он не спешил убить меня. Пуля пролетела рядом с моей головой, хотя с такой дистанции промахнуться невозможно даже вдрызг пьяному человеку.
– Бросай пистолет, выходи из машины…
Я посмотрел через плечо. Обгадившаяся жар-птица целилась мне в голову через распахнутую заднюю дверцу машины. Я не подумал, что он может взять пистолет первого охранника. Это было моей ошибкой. Но я умею себя вести под пулями и под чужим стволом. Уже испытывал это ощущение, поэтому не сильно испугался. Бросил пистолет на переднее пассажирское сиденье и спокойно вышел из машины. Хозяин обежал вокруг капота и подставил ствол к моему животу, второй рукой обыскивая меня на предмет ношения другого оружия.
Наивный. Впрочем, наивность тут ни при чем. Просто он тоже не знал, что имеет дело с отставным солдатом спецназа ГРУ. А я хорошо знаю, что если пистолет или нож приставят к твоему телу, то следует в первую очередь развернуть корпус так, чтобы убрать его с линии возможного полета пули или давления острия ножа, и одновременно с этим правой рукой прижать запястье противника к своему животу. Давление на кисть, взятую на излом, осуществляется одновременно рукой и животом, а пистолет, как и нож, исполняет роль помогающего рычага. Пистолет в этом случае обязан упасть мне в левую руку. Что он с удовольствием и сделал. И я тут же пустил пулю в толстый живот хозяина.
Визг его ползущей сестры, казалось, был громче самого выстрела. Хозяин согнулся и упал на колени, одной рукой цепляясь за капот машины. Я хотел дать пинка по толстой физиономии, чтобы чуть-чуть добавить ей оттенков, но в это время раздалась автоматная очередь. Стреляли издалека, но прицельно, и пули пробили крышу и дверцу машины. Должно быть, автоматчик сидел на одном из верхних этажей старого дома, расположенного на соседнем участке. Я бы с такой дистанции не промахнулся бы из автомата. А он промахнулся. Да и очередь его была слишком длинной, чтобы оценить ее как приличную. Но автоматная стрельба меня подтолкнула к действию. Я осмотрелся, вытащил из кармана хозяина ключи от машины, потому что еще раньше заметил, что она заводится без ключей кнопкой. Но ключи для этого должны находиться в пределах двух метров от замка зажигания. То есть в моем кармане, куда я их сразу и сунул.
Заскочив в машину, я не стал повторять маневр хозяина, хотя был уверен, что он не в состоянии будет запрыгнуть на капот. Тем не менее сначала сдал назад, удостоившись за это еще одной автоматной очереди в многострадальный корпус автомобиля, а потом рванул вперед, перескочил через бордюр, расколов на множественные осколки передний свес, и быстро оказался рядом со своими бомжами. Машина была заднеприводная, поэтому мне легко удался маневр с разворотом на месте, когда совершается одновременное нажатие и на тормоз, и на акселератор. Бомжи заскочили в машину, а я вовремя «газанул». Вовремя потому, что следующая автоматная очередь выбила пыль из тротуарной плитки там, где только что разворачивалась машина.
За рулем я чувствовал себя неплохо. Хотя никогда таким транспортным средством не пользовался, однако был уверен, что если кто-то попытается меня догнать, то я объясню популярно, как можно ездить, если совсем не жалеть машину. А что мне было жалеть ее, с какой такой стати?
«Кадиллак» въезжал во двор. За рулем, как обычно, сидел сам хозяин. Справа от ворот лежала целая куча бутового камня, которым должны были обкладывать фундамент и нулевой цикл строящегося дома. За кучей камней спрятаться можно, но что это мне дало бы? Где-то там, за моей спиной, уже вопила благим матом сестра хозяина. Я даже представил себе на бегу, как браво топорщатся при крике ее усы. Наверное, и сам хозяин, и его охрана сразу обратят внимание на этот крик. И другие люди из местных, что работают здесь же, сбегутся. А их тоже человек, кажется, шесть или семь, и они будут явно не на моей стороне, хотя к ним хозяин относится ненамного лучше, чем к рабам.
Решение созрело мгновенно. Другого пути развития событий я просто не видел. И, вместо того чтобы сбавить скорость и спрятаться за грудой камней, я свернул на выложенную тротуарной плиткой дорожку и прибавил скорости. Я много раз раньше видел, как хозяин заезжает в ворота. Он всегда газует. Любит человек въезжать в свой обширный двор резко. Так и сейчас получилось. Хозяин газанул, «Кадиллак» влетел во двор, а я бежал ему навстречу. Времени у хозяина, чтобы остановить машину, уже не было. Он успел только коснуться ногой педали тормоза, даже слегка надавил на нее, что привело только к желаемому для меня результату – сам хозяин ткнулся носом в руль, и точно так же ощутили резкое торможение охранники, один на переднем сиденье, второй на заднем. То есть им было совсем не до бегущего навстречу летящей машине человека. Ни охранники, ни уж тем более Ананас не смогли бы сделать то, что сделал я. А я сделал. Потому что у меня мышцы не были забиты железом, я был быстр, легок и скоординирован.
Надо сказать, я всегда с трепетным уважением относился к хорошим машинам. С бо́льшим уважением, чем к их обладателям. Хотя и свою собственную, старенькую и многократно побитую до того, как она ко мне попала, «девятку» я уважал, кстати, не меньше. Но посидеть за рулем «Кадиллака», конечно же, хотел. Ну, если уж не за рулем, то на капоте, что мне и удалось в полной мере. Я сел на него и успел растопырить ноги. К моему счастью, мои камуфляжные штаны и плотный рабочий фартук оказались крепкими, и осколки стекла ничего мне не ампутировали, хотя, конечно, сидеть и лежать на спине еще несколько дней будет проблематично. Но зато я удачно справился с главной задачей. Обе мои растопыренные ноги угодили в цель точно так, как я хотел. Каблуки удалили хозяина и охранника с переднего сиденья, отбросив их на спинки сидений и дополнительно ударив о подголовники. А я, подогнув колени, влетел в салон машины, все же порезав лицо стеклом, задел при перевороте и, кажется, разбил затылком плафон внутреннего освещения и упал прямо на второго охранника, ударив его в лицо лбом.
Охранники были слишком накаченные, чтобы быстро соображать и так же быстро действовать. Сообразить-то они, может быть, и сообразили, но вот сигналы мозга дошли до утяжеленных мышц слишком поздно. Я действовал быстрее и, пока второй охранник не очухался после моего удара, вытащил у него из подмышечной кобуры пистолет, даже затвор успел передернуть, чтобы дослать патрон в патронник, и выстрелил ему в шею.
Честно говоря, я думал, что пистолет у охранника травматический. Но пуля травматического пистолета осталась бы в горле, а эта прошила шею навылет. Тем лучше. Я развернулся и, еще не все видя, ударил наотмашь второго охранника пистолетом по голове. Здесь ошибиться и промахнуться было сложно. Если бы не попал пистолетом, попал бы предплечьем, что тоже не очень приятно, потому что этот удар-отмах у меня отработан на боксерском мешке до предельной резкости. Но я удачно попал именно рукояткой пистолета, который в моей руке снова выстрелил, продырявив крышу автомобиля. А следующий выстрел был уже прицельным. И тоже в шею охраннику. Но оставался еще хозяин, который по весу равнялся, по моим прикидкам, двум качкам-охранникам. Правда, по качеству мышц, заплывших жиром, он уступал даже им. Хозяин вывалился из машины, двигатель которой уже заглох, и я, недолго думая, наставил на него пистолет:
– Живо, поработай, свинья жирная! Вытаскивай своих парней и садись со мной рядом.
Хозяин бегом обежал капот, не отрывая взгляда от провожающего его ствола пистолета, и не просто вытащил тела охранников, а выбросил их с силой и без всякого стеснения. Потом полой яркой рубашки, изображающей целую стаю жар-птиц, вытер пот с лица и сел на переднее пассажирское сиденье. Даже плюхнулся, а не сел. Я перебросил пистолет в левую руку.
– Много у тебя рабов?
Хозяин что-то пробормотал на своем языке. Я понял из сказанного даже меньше, чем он желал мне сообщить.
– По-русски отвечай!
Он продолжал говорить по-своему, шлепая мокрыми дрожащими губами. Понятно, перепуган до смерти. Ему есть что терять, а терять он не привык, привык все под себя, под свой объемный живот подгребать. Но это вовсе не причина для того, чтобы забыть русский язык, которым он наверняка владеет. Не может он им не владеть.
– Мне от твоей болтовни толку мало. Ты мне нужен только в том случае, если будешь говорить то, что мне нужно.
Хозяин замолчал и согласно закивал отвислым тройным подбородком.
– Повторяю вопрос. Сколько у тебя рабов?
– Только твоя бригада. Больше нет. Я впервые, я впервые взял…
Русским он владел намного лучше своей сестры и говорил почти без акцента. Если бы не дрожащие губы, вообще все было бы понятно без вслушивания в слова. А так приходилось вслушиваться.
– Где живет Дауд?
– Я не знаю…
– А где ты нас покупал? Забыл?
– Это не его дом. Он в Москве живет.
– Фамилия Дауда!
– Магометов. Дауд Магометов.
Со стороны стройки к машине бежала, распушив усы, хозяйская сестра. За ней, зажимая рукой выбитый глаз, спотыкался Амир. А дальше, слегка отстав, к машине спешила моя команда бомжей. Я хотел, было, спросить у хозяина, где мы сейчас находимся, но вовремя увидел включенный в машине навигатор и, сообразив, что смогу обойтись без вопроса, крикнул ему:
– Пошел вон! От тебя воняет…
От него в самом деле воняло сильнее, чем от моих бомжей. Он обгадился с перепугу по полной программе. Хозяин из машины не вышел, а вывалился на бок и уполз куда-то, стараясь как можно быстрее исчезнуть из поля зрения моего пистолета. Я посчитал его перепуганным окончательно, и потому не опасался схлопотать с этой стороны какую-нибудь гадость.
С левой руки я стрелял, честно скажу, всегда скверно, я привык прицеливаться с помощью правого глаза. Потому перебросил пистолет в правую руку, для твердости зажал ее левой и выстрелил в бегущего Амира. Амир и без того не очень спешил. По крайней мере, совершенно не спортивную сестру хозяина он обогнать даже не пытался. А когда пуля просвистела рядом с ним, он вообще упал в землю единственным оставшимся глазом и двумя руками прикрыл голову. Одновременно кончился запал у усатой толстушки. Запал вместе с дыханием. Она упала на колени, не в силах двигаться дальше. Но мои изможденные старички-бомжи и Ананас ходу только прибавили, он даже толстушке то ли на щеку, то ли на ус наступил. Она завизжала по-поросячьи, но подняться не смогла, хотя пыталась Ананаса ухватить за ногу рукой. Наблюдая все это, я совершенно забыл про хозяина. И, как оказалось, напрасно. Выстрел прогремел с близкого расстояния. Но, видимо, он не спешил убить меня. Пуля пролетела рядом с моей головой, хотя с такой дистанции промахнуться невозможно даже вдрызг пьяному человеку.
– Бросай пистолет, выходи из машины…
Я посмотрел через плечо. Обгадившаяся жар-птица целилась мне в голову через распахнутую заднюю дверцу машины. Я не подумал, что он может взять пистолет первого охранника. Это было моей ошибкой. Но я умею себя вести под пулями и под чужим стволом. Уже испытывал это ощущение, поэтому не сильно испугался. Бросил пистолет на переднее пассажирское сиденье и спокойно вышел из машины. Хозяин обежал вокруг капота и подставил ствол к моему животу, второй рукой обыскивая меня на предмет ношения другого оружия.
Наивный. Впрочем, наивность тут ни при чем. Просто он тоже не знал, что имеет дело с отставным солдатом спецназа ГРУ. А я хорошо знаю, что если пистолет или нож приставят к твоему телу, то следует в первую очередь развернуть корпус так, чтобы убрать его с линии возможного полета пули или давления острия ножа, и одновременно с этим правой рукой прижать запястье противника к своему животу. Давление на кисть, взятую на излом, осуществляется одновременно рукой и животом, а пистолет, как и нож, исполняет роль помогающего рычага. Пистолет в этом случае обязан упасть мне в левую руку. Что он с удовольствием и сделал. И я тут же пустил пулю в толстый живот хозяина.
Визг его ползущей сестры, казалось, был громче самого выстрела. Хозяин согнулся и упал на колени, одной рукой цепляясь за капот машины. Я хотел дать пинка по толстой физиономии, чтобы чуть-чуть добавить ей оттенков, но в это время раздалась автоматная очередь. Стреляли издалека, но прицельно, и пули пробили крышу и дверцу машины. Должно быть, автоматчик сидел на одном из верхних этажей старого дома, расположенного на соседнем участке. Я бы с такой дистанции не промахнулся бы из автомата. А он промахнулся. Да и очередь его была слишком длинной, чтобы оценить ее как приличную. Но автоматная стрельба меня подтолкнула к действию. Я осмотрелся, вытащил из кармана хозяина ключи от машины, потому что еще раньше заметил, что она заводится без ключей кнопкой. Но ключи для этого должны находиться в пределах двух метров от замка зажигания. То есть в моем кармане, куда я их сразу и сунул.
Заскочив в машину, я не стал повторять маневр хозяина, хотя был уверен, что он не в состоянии будет запрыгнуть на капот. Тем не менее сначала сдал назад, удостоившись за это еще одной автоматной очереди в многострадальный корпус автомобиля, а потом рванул вперед, перескочил через бордюр, расколов на множественные осколки передний свес, и быстро оказался рядом со своими бомжами. Машина была заднеприводная, поэтому мне легко удался маневр с разворотом на месте, когда совершается одновременное нажатие и на тормоз, и на акселератор. Бомжи заскочили в машину, а я вовремя «газанул». Вовремя потому, что следующая автоматная очередь выбила пыль из тротуарной плитки там, где только что разворачивалась машина.
За рулем я чувствовал себя неплохо. Хотя никогда таким транспортным средством не пользовался, однако был уверен, что если кто-то попытается меня догнать, то я объясню популярно, как можно ездить, если совсем не жалеть машину. А что мне было жалеть ее, с какой такой стати?