Страница:
Мне даже захотелось, чтобы кто-то за мной погнался. Только гнаться, кажется, было некому. Неизвестный мне стрелок-автоматчик, вероятно, не имел под рукой транспорта. Сестру хозяина можно только на танке возить. Амир ездит на старой «Волге», но она не в состоянии создать конкуренцию «Кадиллаку».
Тем не менее я гнал по дороге так, что из машины вылетали остатки разбитых стекол. И даже ветер, бьющий в глаза, мне не мешал, потому что это был ветер свободы, и он заставлял меня только жмуриться…
Сначала я оказался в одной камере вместе с дядей Васей и Ананасом. Камеры мы не выбирали по своему усмотрению, как и сокамерников. Нарушение, конечно, прав человека, и даже очевидное и вопиющее, но здесь на подобные мелочи не обращали внимания. Говоря честно, с Ананасом я меньше всего желал бы жить в одной камере, но право выбора мне никто, к сожалению, не предоставил. Как я понимаю, просто забыли о такой мелочи. Под светом тусклой коридорной лампочки еще по дороге к камере я увидел, что у Ананаса посинела и распухла правая скула. Мой кулак – высокохудожественная работа! – приложился к ней вполне конкретно. После такого удара, насколько я могу догадаться, обычно бывает сильная головная боль. Может быть, это и останавливало Ананаса от дальнейшего обострения отношений со мной. Старая истина – тупые головы просвещает только крепкий кулак. Но пройдет головная боль, а это может наступить через пару дней, и Ананас, я просто уверен, снова будет стремиться к получению боли, пока не схлопочет искомое в избытке. Однако в следующий раз, и это вопрос принципиальный, вопрос моей безопасности, я заставлю боль держаться дольше. Очень долго, насколько я знаю, мешает радоваться жизни перелом ребра. Я же ему, от всей широты своей души, сразу несколько сломаю, как только он ко мне спящему подкрадется. Пусть тогда одной работе радуется, если радоваться жизни не захотел. Но Ананасом зовут не меня, и потому я сам не намеревался сразу затевать боевые действия. Если ему нравится быть битым, он будет бит, но для этого пусть сам на скандал нарывается. Я человек неагрессивный, хотя и предпочитаю бить первым – это тоже вопрос личной безопасности.
Дауд, которого я считал организатором нашего похищения, и, следовательно, готов был при случае, который обязательно постараюсь найти, предъявить ему претензии, продал нас уже на следующий же день, не удостоив счастья поработать на него самого, и, таким образом, как классический аутентичный негодяй, попытался исчезнуть из моего мстительного поля зрения. И вообще, как я понял по суете и настороженным взглядам ментовского майора с автоматом, Дауда с какой-то стороны начали поджимать, и он стремился от нас быстрее избавиться. Его торопливость вовсе не говорила, что я не собираюсь предъявить ему счет, но рассчитываю это сделать не сразу. Помощники Дауда вывели всех в тот же двор, только уже на свету, когда нас можно было осмотреть и оценить во всей красе. Оценивать было что. Я один оказался уродом, не имеющим синего негритянского отлива в лице. Во втором контейнере, как я и предполагал, тоже были люди. Всего продавали шестнадцать рабов, но я не знал, все ли они ехали вместе с нами. Кто-то мог дожидаться открытия «магазина» и в подвалах дома. Но лица у всех были схожи. Видимо, от употребления однотипных напитков. Такие лица можно в любом городе наблюдать, и все они одно на другое похожи.
Во двор зашли какие-то новые люди. Они не были в камуфляжной форме, тем не менее, по-русски не разговаривали. Принципиально, как я понял. По-русски они только матерились, но матерились часто. Дауд к ним относился уважительно. Эти-то люди и подбирали себе рабов для исполнения любых работ и прихотей. Натуральный невольничий супермаркет, а не двор жилого коттеджа. Хотя, может быть, и даже скорее всего супермаркет нелицензированный. И я тоже стал предметом купли-продажи, вместе с другими моими собратьями по несчастью. Не очень приятно, но изначально бьет это только по гордости, а не по организму, и потому перетерпеть подобное было можно.
Покупатели рабов почему-то разговаривали с нами через переводчика, роль которого взял на себя Дауд. Не верилось, что эти взрослые мужики, которым уже за тридцать, живя в России, не знают русского языка. Но им нравилось, видимо, это показывать, они так свою национальную значимость лучше ощущали. По крайней мере, мне именно так показалось. Их, в первую очередь, интересовали те, кто работал на стройке. Выяснилось, что Ананас работал когда-то в молодости водителем автокрана именно на стройучастке в каком-то колхозе и потому строительное дело немного знает. Он сказал, что однажды, когда кран в ремонте был, его на два месяца в бригаду каменщиков поставили. Автокран ему, правда, во временное пользование и здесь не пообещали, но из нашего хилого и неровного строя сразу вывели и поставили в другом конце двора. После короткого разговора, видимо, как сокамерников Ананаса, туда же переставили и меня с дядей Васей, хотя лично мне дядя Вася казался малопригодным человеком для любой работы. И возраст, и фигура не говорили о крепком здоровье. Потом, подумав, туда же задвинули еще и старичка, что плакал и молился в контейнере. Внешне и от этого старичка толку никакого не было никому, кроме могильных червей, но его, кажется, отдавали чуть ли не бесплатно, вернее, в придачу к дяде Васе, потому новый хозяин и согласился. Кроме того, старик, как и дядя Вася, был очень худ, а новый хозяин непомерно толст, и посчитал, должно быть, что старики несильно его объедят.
Деньги перешли из рук толстяка в руки Дауда.
Дальше события развивались быстро. Нас четверых посадили в грузопассажирскую «Газель», но посадили не на заднее сиденье, где мы вполне могли бы и вчетвером поместиться, потому что плаксивый старик с дядей Васей по худобе своей занимали бы только одно место из трех, имеющихся в наличии, а в грузовой отсек. Но там, в отличие от контейнера, хотя бы ящики какие-то тяжелые и неподпрыгивающие стояли, и мешки с цементом лежали, так что можно было присесть. Плохо, что не было видно, куда нас везут, – грузовой отсек не имеет окон, а везли долго. Время ощущать я умею даже без часов. И я определил наш тряский путь в два с небольшим часа. Наконец «Газель» остановилась. Ее металлический кузов к тому времени успел основательно нагреться, и дышать внутри было нечем. Тем не менее нас не спешили выпустить, хотя всем должно было быть понятно, что находимся мы в газовой камере.
Я догадался правильно. Нас не выпускали, пока не приедет наш новый рабовладелец, а он ехал на своем седане «Кадиллак» не спеша, дорога была неважной. «Газель» еще справлялась с ней, а «Кадиллаку» с его низкими свесами спереди и сзади было трудно проехать, не цепляясь за почву.
Ананас не выдержал первым и постучал. Но стучал осторожно, словно с извинениями, только чтобы напомнить о себе, опасаясь, что про нас попросту забыли. Никто на подобное напоминание не отреагировал. Тем не менее минут через пятнадцать кузов открыли. Увидев недалеко «Кадиллак», я постарался вывалиться из кузова первым. И первым оказался перед необхватной женщиной, уткнувшей в заплывшие жиром бока тяжелые кулаки. Женщина пошевелила усами, оглядела каждого из нас сверху вниз, потом снизу вверх и фыркнула с явным неодобрением. Наша команда не произвела на нее впечатления. На меня она впечатления тоже произвела бы мало. Хотя я никогда не имел склонности к работорговле.
Я, грешным делом, подумал было, что это жена нашего новоиспеченного хозяина. И только потом из разговоров с другими работниками узнал, что это его сестра. Хозяина же пока видно не было. Но к нам подскочил какой-то волосатый человек, вполоборота стоя к усатой женщине, выслушал ее приказ и, плохо выговаривая русские слова, толчками погнал нас к одноэтажному кирпичному зданию. Здание было новое, аккуратно выложенное красным кирпичом и не походило на тюрьму. Тем не менее двери там были металлические, а на единственном окне висела массивная металлическая решетка. У окна за стареньким письменным столом сидел какой-то человек и рассматривал чертежи. Я успел только мельком увидеть, что это, видимо, проект стройки. Но читать чертежи и проекты я как чистый гуманитарий по образованию не умел, поэтому не заинтересовался.
– Пополнение? – спросил человек.
Он был явно не дагестанец, но по-русски разговаривал с каким-то странным акцентом, который я не смог разобрать. По крайней мере, не уральский, не сибирский и не акцент из средней полосы России. Но что-то южное в его словах слышалось отчетливо.
– Пополнение, – за всех ответил дядя Вася.
Я уже понял, что дядя Вася – человек авторитетный и к его слову прислушиваются и наш престарелый спутник, и даже Ананас, который всегда хотел казаться грозным или попросту опасным. Правда, не могу точно сказать, для кого он должен был представлять опасность. Придраться к дяде Васе он, кажется, не решался, богомольный старик вообще был словно бы не от мира сего и не реагировал ни на кого, а я Ананаса уже поставил на место. Тем не менее всю дорогу в «Газели» Ананас бил себя кулаком в ладонь, словно бы показывая, как он может любого стукнуть. Не знаю, как другим, но мне лично это было смешно. Наверное, потому еще, что я хорошо помню обязательное правило: если думаешь кого-то ударить, постарайся, чтобы противник узнал об этом только в сам момент удара.
– Бум знакомиться, – выпрямился человек над чертежами. – Я ваш новый начальник и буду вами командовать. Зовут меня Анастас.
– А меня – Ананас. Почти тезки. – Недавний подопечный моего кулака хотел и здесь показать себя, хотя и непонятно, с какой стороны, но наткнулся на жесткий взгляд нового начальника и шагнул за спину дяди Васи…
Вот так я и попал на новую работу. Не сказать, что работа слишком скверная, ее можно было бы терпеть, будь рабочий день покороче и кормежка получше.
Поскольку меня сочли каменщиком слишком низкой квалификации, видимо, благодаря моему цветущему возрасту, который работорговцам и рабовладельцам казался недостаточным для серьезного рабочего, мне доверили только мешать и подносить раствор для каменщиков, то есть заменили мной обыкновенную электрическую бетономешалку. Бетономешалка слишком много электричества, я слышал, жрет. Хотя, может быть, квалификация здесь у всех была одинаковая – никакая, но, чтобы мешать раствор, здоровья требовалось гораздо больше, чем, например, каменщику. А я физически выглядел, кажется, неплохо. Даже в сравнении с мощным Ананасом. Но он был именно мощным, даже слегка рыхлым, а я был не только мощным, но еще и жилистым, и без одежды выглядел более сильным. Сказывались девять лет тренировок до армии и один год в армии. Обычно такая жилистость ценится в трудовых делах и дает больше шансов в стремлении к трудовому подвигу. Беда лишь в том, что ни я и ни кто другой из нашей бригады к трудовым подвигам не стремился. А о боевых подвигах понятие имел я один, хотя и не афишировал это. Моя сумка, в которой хранились две медали, куда-то исчезла. Предполагаю, что исчезла она вместе с цыганами. Но я и не вспоминал про нее, поскольку ценного, кроме медалей, там ничего не было. А медали отмечают только то, что я и сам знаю…
Глава вторая
Тем не менее я гнал по дороге так, что из машины вылетали остатки разбитых стекол. И даже ветер, бьющий в глаза, мне не мешал, потому что это был ветер свободы, и он заставлял меня только жмуриться…
Сначала я оказался в одной камере вместе с дядей Васей и Ананасом. Камеры мы не выбирали по своему усмотрению, как и сокамерников. Нарушение, конечно, прав человека, и даже очевидное и вопиющее, но здесь на подобные мелочи не обращали внимания. Говоря честно, с Ананасом я меньше всего желал бы жить в одной камере, но право выбора мне никто, к сожалению, не предоставил. Как я понимаю, просто забыли о такой мелочи. Под светом тусклой коридорной лампочки еще по дороге к камере я увидел, что у Ананаса посинела и распухла правая скула. Мой кулак – высокохудожественная работа! – приложился к ней вполне конкретно. После такого удара, насколько я могу догадаться, обычно бывает сильная головная боль. Может быть, это и останавливало Ананаса от дальнейшего обострения отношений со мной. Старая истина – тупые головы просвещает только крепкий кулак. Но пройдет головная боль, а это может наступить через пару дней, и Ананас, я просто уверен, снова будет стремиться к получению боли, пока не схлопочет искомое в избытке. Однако в следующий раз, и это вопрос принципиальный, вопрос моей безопасности, я заставлю боль держаться дольше. Очень долго, насколько я знаю, мешает радоваться жизни перелом ребра. Я же ему, от всей широты своей души, сразу несколько сломаю, как только он ко мне спящему подкрадется. Пусть тогда одной работе радуется, если радоваться жизни не захотел. Но Ананасом зовут не меня, и потому я сам не намеревался сразу затевать боевые действия. Если ему нравится быть битым, он будет бит, но для этого пусть сам на скандал нарывается. Я человек неагрессивный, хотя и предпочитаю бить первым – это тоже вопрос личной безопасности.
Дауд, которого я считал организатором нашего похищения, и, следовательно, готов был при случае, который обязательно постараюсь найти, предъявить ему претензии, продал нас уже на следующий же день, не удостоив счастья поработать на него самого, и, таким образом, как классический аутентичный негодяй, попытался исчезнуть из моего мстительного поля зрения. И вообще, как я понял по суете и настороженным взглядам ментовского майора с автоматом, Дауда с какой-то стороны начали поджимать, и он стремился от нас быстрее избавиться. Его торопливость вовсе не говорила, что я не собираюсь предъявить ему счет, но рассчитываю это сделать не сразу. Помощники Дауда вывели всех в тот же двор, только уже на свету, когда нас можно было осмотреть и оценить во всей красе. Оценивать было что. Я один оказался уродом, не имеющим синего негритянского отлива в лице. Во втором контейнере, как я и предполагал, тоже были люди. Всего продавали шестнадцать рабов, но я не знал, все ли они ехали вместе с нами. Кто-то мог дожидаться открытия «магазина» и в подвалах дома. Но лица у всех были схожи. Видимо, от употребления однотипных напитков. Такие лица можно в любом городе наблюдать, и все они одно на другое похожи.
Во двор зашли какие-то новые люди. Они не были в камуфляжной форме, тем не менее, по-русски не разговаривали. Принципиально, как я понял. По-русски они только матерились, но матерились часто. Дауд к ним относился уважительно. Эти-то люди и подбирали себе рабов для исполнения любых работ и прихотей. Натуральный невольничий супермаркет, а не двор жилого коттеджа. Хотя, может быть, и даже скорее всего супермаркет нелицензированный. И я тоже стал предметом купли-продажи, вместе с другими моими собратьями по несчастью. Не очень приятно, но изначально бьет это только по гордости, а не по организму, и потому перетерпеть подобное было можно.
Покупатели рабов почему-то разговаривали с нами через переводчика, роль которого взял на себя Дауд. Не верилось, что эти взрослые мужики, которым уже за тридцать, живя в России, не знают русского языка. Но им нравилось, видимо, это показывать, они так свою национальную значимость лучше ощущали. По крайней мере, мне именно так показалось. Их, в первую очередь, интересовали те, кто работал на стройке. Выяснилось, что Ананас работал когда-то в молодости водителем автокрана именно на стройучастке в каком-то колхозе и потому строительное дело немного знает. Он сказал, что однажды, когда кран в ремонте был, его на два месяца в бригаду каменщиков поставили. Автокран ему, правда, во временное пользование и здесь не пообещали, но из нашего хилого и неровного строя сразу вывели и поставили в другом конце двора. После короткого разговора, видимо, как сокамерников Ананаса, туда же переставили и меня с дядей Васей, хотя лично мне дядя Вася казался малопригодным человеком для любой работы. И возраст, и фигура не говорили о крепком здоровье. Потом, подумав, туда же задвинули еще и старичка, что плакал и молился в контейнере. Внешне и от этого старичка толку никакого не было никому, кроме могильных червей, но его, кажется, отдавали чуть ли не бесплатно, вернее, в придачу к дяде Васе, потому новый хозяин и согласился. Кроме того, старик, как и дядя Вася, был очень худ, а новый хозяин непомерно толст, и посчитал, должно быть, что старики несильно его объедят.
Деньги перешли из рук толстяка в руки Дауда.
Дальше события развивались быстро. Нас четверых посадили в грузопассажирскую «Газель», но посадили не на заднее сиденье, где мы вполне могли бы и вчетвером поместиться, потому что плаксивый старик с дядей Васей по худобе своей занимали бы только одно место из трех, имеющихся в наличии, а в грузовой отсек. Но там, в отличие от контейнера, хотя бы ящики какие-то тяжелые и неподпрыгивающие стояли, и мешки с цементом лежали, так что можно было присесть. Плохо, что не было видно, куда нас везут, – грузовой отсек не имеет окон, а везли долго. Время ощущать я умею даже без часов. И я определил наш тряский путь в два с небольшим часа. Наконец «Газель» остановилась. Ее металлический кузов к тому времени успел основательно нагреться, и дышать внутри было нечем. Тем не менее нас не спешили выпустить, хотя всем должно было быть понятно, что находимся мы в газовой камере.
Я догадался правильно. Нас не выпускали, пока не приедет наш новый рабовладелец, а он ехал на своем седане «Кадиллак» не спеша, дорога была неважной. «Газель» еще справлялась с ней, а «Кадиллаку» с его низкими свесами спереди и сзади было трудно проехать, не цепляясь за почву.
Ананас не выдержал первым и постучал. Но стучал осторожно, словно с извинениями, только чтобы напомнить о себе, опасаясь, что про нас попросту забыли. Никто на подобное напоминание не отреагировал. Тем не менее минут через пятнадцать кузов открыли. Увидев недалеко «Кадиллак», я постарался вывалиться из кузова первым. И первым оказался перед необхватной женщиной, уткнувшей в заплывшие жиром бока тяжелые кулаки. Женщина пошевелила усами, оглядела каждого из нас сверху вниз, потом снизу вверх и фыркнула с явным неодобрением. Наша команда не произвела на нее впечатления. На меня она впечатления тоже произвела бы мало. Хотя я никогда не имел склонности к работорговле.
Я, грешным делом, подумал было, что это жена нашего новоиспеченного хозяина. И только потом из разговоров с другими работниками узнал, что это его сестра. Хозяина же пока видно не было. Но к нам подскочил какой-то волосатый человек, вполоборота стоя к усатой женщине, выслушал ее приказ и, плохо выговаривая русские слова, толчками погнал нас к одноэтажному кирпичному зданию. Здание было новое, аккуратно выложенное красным кирпичом и не походило на тюрьму. Тем не менее двери там были металлические, а на единственном окне висела массивная металлическая решетка. У окна за стареньким письменным столом сидел какой-то человек и рассматривал чертежи. Я успел только мельком увидеть, что это, видимо, проект стройки. Но читать чертежи и проекты я как чистый гуманитарий по образованию не умел, поэтому не заинтересовался.
– Пополнение? – спросил человек.
Он был явно не дагестанец, но по-русски разговаривал с каким-то странным акцентом, который я не смог разобрать. По крайней мере, не уральский, не сибирский и не акцент из средней полосы России. Но что-то южное в его словах слышалось отчетливо.
– Пополнение, – за всех ответил дядя Вася.
Я уже понял, что дядя Вася – человек авторитетный и к его слову прислушиваются и наш престарелый спутник, и даже Ананас, который всегда хотел казаться грозным или попросту опасным. Правда, не могу точно сказать, для кого он должен был представлять опасность. Придраться к дяде Васе он, кажется, не решался, богомольный старик вообще был словно бы не от мира сего и не реагировал ни на кого, а я Ананаса уже поставил на место. Тем не менее всю дорогу в «Газели» Ананас бил себя кулаком в ладонь, словно бы показывая, как он может любого стукнуть. Не знаю, как другим, но мне лично это было смешно. Наверное, потому еще, что я хорошо помню обязательное правило: если думаешь кого-то ударить, постарайся, чтобы противник узнал об этом только в сам момент удара.
– Бум знакомиться, – выпрямился человек над чертежами. – Я ваш новый начальник и буду вами командовать. Зовут меня Анастас.
– А меня – Ананас. Почти тезки. – Недавний подопечный моего кулака хотел и здесь показать себя, хотя и непонятно, с какой стороны, но наткнулся на жесткий взгляд нового начальника и шагнул за спину дяди Васи…
Вот так я и попал на новую работу. Не сказать, что работа слишком скверная, ее можно было бы терпеть, будь рабочий день покороче и кормежка получше.
Поскольку меня сочли каменщиком слишком низкой квалификации, видимо, благодаря моему цветущему возрасту, который работорговцам и рабовладельцам казался недостаточным для серьезного рабочего, мне доверили только мешать и подносить раствор для каменщиков, то есть заменили мной обыкновенную электрическую бетономешалку. Бетономешалка слишком много электричества, я слышал, жрет. Хотя, может быть, квалификация здесь у всех была одинаковая – никакая, но, чтобы мешать раствор, здоровья требовалось гораздо больше, чем, например, каменщику. А я физически выглядел, кажется, неплохо. Даже в сравнении с мощным Ананасом. Но он был именно мощным, даже слегка рыхлым, а я был не только мощным, но еще и жилистым, и без одежды выглядел более сильным. Сказывались девять лет тренировок до армии и один год в армии. Обычно такая жилистость ценится в трудовых делах и дает больше шансов в стремлении к трудовому подвигу. Беда лишь в том, что ни я и ни кто другой из нашей бригады к трудовым подвигам не стремился. А о боевых подвигах понятие имел я один, хотя и не афишировал это. Моя сумка, в которой хранились две медали, куда-то исчезла. Предполагаю, что исчезла она вместе с цыганами. Но я и не вспоминал про нее, поскольку ценного, кроме медалей, там ничего не было. А медали отмечают только то, что я и сам знаю…
Глава вторая
Мне думалось, что за рулем такой машины меня поймать просто невозможно. И, скорее всего, был прав. Благодаря своей спортивной реакции и курсу экстремального вождения, пройденному в армии, я в самом деле неплохо водил машину. Автоматные очереди вреда двигателю и каким-то серьезным системам «Кадиллака» не нанесли, а неудобство езды без лобового стекла вполне могу перенести. В скорости передвижения я видел свою силу и наше общее спасение.
– Куда едем? – спросил Ананас с заднего сиденья.
– Куда глаза глядят. Подальше… – ответил за меня дядя Вася, сидевший на переднем пассажирском сиденье. – Согласен со мной, тезка?
– Согласен, – ответил богомольный старик.
– А ты, оказывается, здорово бегаешь. Я думал, мне придется тебя тащить, а ты быстрее меня до машины добрался. Что ты там шептал на бегу? Я не разобрал.
– Только одно повторял: «Господи, помилуй!»
– Помиловал?
– Не просто помиловал, но и помог.
– Удивил ты меня, Василий, – сказал и Ананас. – Вообще, думал, ты бегать не умеешь, разве что от ментов. А ты и меня обогнал.
Так я узнал, как зовут нашего старика.
Вскоре на нашем горизонте все же появились те, кто желал бы со мной потягаться в водительском мастерстве. Их стремление познакомиться было подкреплено парой автоматных стволов. Причем автоматчики вышли на дорогу заранее, до того как сумели рассмотреть машину, из чего я сделал вывод, что кто-то в доме рабовладельцев позвонил знакомым ментам и те пытаются нас тормознуть. Что это не пост ДПС, догадаться было нетрудно, машины ДПС имеют соответствующие крупные надписи. Кроме того, сотрудники дорожной полиции ходят обычно в сигнальных жилетах, а мент, который жезлом приказывал нам прижаться к обочине и остановиться, к ДПС никакого отношения не имел. Автоматчики встали по обе стороны дороги.
– Не останавливайся! – дядя Вася тоже распознал ловушку. – У них все местные менты куплены. Эти специально по наши души здесь встали.
– Отстреливаться надо, – сказал Ананас, и я увидел в его руке пистолет, который я под направленным на меня толстым хозяином стволом бросил на переднее сиденье. Значит, успел ухватить.
Я передал свой пистолет дяде Васе, а сам включил сигнал поворота и начал притормаживать. Машина вела себя послушно. Но глупо повели себя автоматчики. Они не стали ждать, а сразу, как увидели мое желание остановиться, двинулись к нам.
– Ваши правые, мой – левый, – скомандовал я. – Не боитесь с ментами схлестнуться?
– Всю жизнь только этим и занимаемся, – усмехнулся Ананас.
Автоматическая коробка передач позволила мне остановиться, даже не переключаясь в режим «парковки» или «нейтралки», просто прижал посильнее тормоз. А это означало, что с положения селектора «драйв» я смогу резко сорваться с места одним только нажатием на педаль акселератора.
– Посмотрим, может, они лояльные, – предположил я, потому что вступать в столкновение с полицией как-то изначально не входило в мои планы, как не входило и желание контактировать с ними на предмет оказания нам помощи.
– Не верь чужим речам, а верь своим глазам, – пословицей ответил старик Василий. – А глаза говорят, что они специально ради нас вышли на дорогу. Здесь не горный район, где все машины проверяют.
– Может быть, – почти согласился я, хотя знал, что проверки осуществляются не только в горных районах, сам в таких проверках принимал участие.
Менты подходить не торопились. Сначала с нескольких шагов рассматривали машину. Не нас, а именно машину, которую, как я предположил, они хорошо знали. Интереса к нам они пока не демонстрировали, только головами покачивали, перебрасываясь друг с другом отдельными короткими фразами на своем языке. Можно было подумать, что это случайная проверка. Обычно при случайной проверке просят выйти из машины. Но я хорошо помнил слова нашего заместителя командира батальона по воспитательной работе – майора Коновалова, что русские в подобной ситуации примут сторону правого, а кавказцы примут сторону кавказца, поэтому надежды на местных ментов у меня не было никакой. Как, впрочем, и у моих спутников. Тем более автоматчики, не акцентируя на нас внимания, все же не отводили от машины стволы своих «тупорылых»[5] автоматов. Это мне сразу не понравилось. Скорее всего они ждали команды.
– Готовьсь! – скомандовал я. – Стрелять по первому подозрительному движению.
Подозрительное движение не заставило себя ждать.
Мент с жезлом, видимо, старший в этой группе, зашел со стороны моей дверцы и вдруг резко рявкнул:
– Выходи из машины, руки за голову!
К этому моменту диспозиция была такая: мент с жезлом стоял против моей дверцы метрах в трех. Один из автоматчиков стоял справа от «Кадиллака» примерно у середины кузова, чтобы контролировать и передние, и задние сиденья. Дистанция была тоже около трех метров. Чуть дальше и впереди, почти посередине дороги, встал второй автоматчик.
Дядя Вася и Ананас выстрелили одновременно. Ананас в автоматчика, дядя Вася в мента с жезлом. Пуля дяди Васи пролетела у меня под носом, чуть не задев, но выстрел оказался точным. Пуля попала менту в голову. Не рассматривая, насколько удачным был выстрел Ананаса, я убрал ногу с тормоза и надавил на акселератор. Колеса даже пробуксовали на старом асфальте, но быстро сцепились с ним, и мент впереди не успел ни выстрелить, ни отскочить. От удара об капот он вылетел на противоположную полосу движения. Автомат остался валяться на дороге. Я затормозил, чтобы поднять его, и только тогда посмотрел за свою спину. Ананас стрелял своему автоматчику прямо в грудь. Пуля ударила в бронежилет мощно, но, конечно, не пробила его. Автоматчик встал на четвереньки, повернувшись к нам увесистым задом, в который я тут же дал очередь. И не поленился за вторым автоматом сбегать. На ногу я всегда был легок и уже через несколько секунд вернулся за руль «Кадиллака».
– Нормально отработали, – заметил дядя Вася.
– Что же здесь нормального? Если раньше мы могли на помощь закона надеяться, то теперь со всех сторон гонимы будем.
– И что нам остается? – спросил старик Василий, тоже не разделяющий мнения дяди Васи.
– Нам остается прорываться туда, где можно на нее надеяться.
– Это куда? – усмехнулся Ананас. – Я в нашей стране помощи ниоткуда не жду.
– А в какой стране ты ее ждешь? – спросил старик Василий.
Ананас не ответил. А мне стало не до разговоров, потому что дорога на этом участке была разбита до безобразия, а я снова «погнал», и следовало соблюдать внимательность. На одной реакции на такой дороге не удержишься…
– Ошибок мы допустили кучу, – сказал дядя Вася, когда дорога стала получше и я повел машину более ровно. Он размышлял спокойно, как мудрый руководитель.
– Когда действия спонтанные, ошибок не избежать, – сказал я. – Но лучше их анализировать, чтобы не допускать в дальнейшем.
– Соглашусь… – Дядя Вася потер стволом пистолета свой нос.
– Пистолет на предохранитель поставь, – подсказал я. – В противном случае это будет нашей главной ошибкой.
Дядя Вася ошибку признал и тут же большим пальцем поднял предохранитель в верхнее положение. Когда человек признает не только чужие, но и свои ошибки, с ним можно плодотворно работать. Под плодотворной работой я понимаю взаимовыгодность действий.
– А теперь к общим ошибкам перейдем, – предложил я.
– Главная ошибка, что начали мы без подготовки, спонтанно. – Я уже давно понял, что дядя Вася не просто бомж, а бомж с каким-то богатым прошлым. По крайней мере, он и говорит грамотно, и английский понимает. – А подобное мероприятие должно начинаться после серьезной подготовки и иметь хоть какое-то обоснование.
– Я не планировал организовывать общий побег, – честно ответил я. – У меня возникла конфликтная ситуация, выходом из которой был только побег. И я решил бежать.
– Действовал ты красиво, – усмехнулся Ананас. – Я еще там, в контейнере, когда ты мне въехал кулачком, понял, что ты не просто рядовой…
– Я просто рядовой, – твердо сказал я. – Вернее, уже уволенный в запас рядовой.
– В этом никто и не сомневается, – качнул головой дядя Вася. – Вопрос в том, рядовой каких войск.
– Спецназ ГРУ. Военная разведка.
– Понятно. Диверсант.
– Да. Кроме того, мастер спорта по боксу в среднем весе. Тоже порой слегка выручает. Потому и был уверен, что смогу убежать. Меня мама дома ждет, не хочу ее расстраивать.
– А зачем нас с собой взял? – спросил старик Василий.
– А как не взять! Вижу, вы ко мне бегом несетесь. Не бросать же…
– Спасибо, – произнес старик, как мне показалось, непривычное для него слово. Он тоже, скорее всего, не так прост, как кажется. Да и у каждого из бомжей есть свое прошлое, в разной степени интересное для посторонних. По крайней мере, сам дядя Вася к тезке относится с уважением. Я уже заметил.
– Но, если ты спецназовец, вдвойне непростительны ошибки, которые ты допустил, – заметил дядя Вася. – Разбор полетов проводить будем? Или ты самовлюбленный тип, который критики не терпит? Ты скажи, я могу со своим понятием и не соваться в твои пассионарные дела, в них я разбираюсь исключительно за счет логического мышления.
– Ну, и умный же ты, дядя Вася! – воскликнул Ананас. – Я из твоей пламенной речи только отдельные слова понял.
– А моя пламенная речь обращена не к тебе. С тобой я попроще разговаривать буду, и все поймешь. Договорились?
– Хоп.
– Ну что, рядовой Саня, готов выслушать меня или нет желания? Если что, я в претензии не буду. Я необидчивый, потому что меня по жизни много обижали, и обижаться устал еще много лет назад. Еще при советской власти.
– Я слушаю…
Вообще-то я не ожидал услышать ничего толкового, но, несмотря на уверения в его собственной необидчивости, не хотелось обижать дядю Васю. Opinion on the part can always be true[6].
– Во шпрехают… – то ли восхитился, то ли возмутился Ананас. – Ни хрена не понимаю, как та тетка усатая…
– И не надо, – ответил дядя Вася. – К тебе обратятся с другими словами. А пока, рядовой Саня, я тебе скажу, что ты сразу повел себя неправильно. Я понимаю, что такое вспылить, взорваться. И если уж начал, то продолжать следовало. Это естественно. Здесь все нормально. Первая твоя ошибка была допущена, когда ты позволил хозяину пистолет добыть. Я, когда бежал, видел, как он его вытаскивает, кричал тебе, но ты не слышал. Правда, потом ты сам ситуацию и исправил.
– Признаю, – кивнул я, не отрывая взгляда от дороги. – А вторая ошибка?
– Как солдат, тем более как солдат спецназа ГРУ, ты, рядовой Саня, обязан знать значение связи при ведении любых боевых операций. А нашу операцию ты должен считать боевой.
– Трудно не согласиться. Связь нужна, – снова согласился я.
– Когда ты обыскивал карманы хозяина в поисках ключей, ты обязан был забрать себе его трубку.
Я вдруг вспомнил, что трубка мне в руки не попалась, хотя я прохлопал хозяина по всем карманам и ключи нашел только в последнем. Но не может такой состоятельный человек, человек деловой, судя по всему, бизнесмен, обходиться в современном мире без трубки. Однако я трубку не нашел. Что это значило? Я быстро сориентировался и понял, что это могло значить. Между сиденьями переднего ряда, сразу позади глубоких подстаканников, находился большой бокс, прикрытый обитой кожей крышкой. У нашего комбата в автомобиле трубка убиралась именно туда, вставлялась в специальное гнездо-держатель и автоматически подсоединялась к громкой связи и к монитору мультимедийной системы. Я тут же, не глядя, нашел, как открывается эта крышка, поднял ее, вытащил трубку и передал дяде Васе.
– С ошибкой согласен наполовину. Про трубку я не вспомнил, это да. Но там ведь ситуация была слишком острая и думалось о другом. Тут еще и этот автоматчик появился… Если бы трубка была у хозяина, я нашел бы ее и забрал. Но ее там не было. Значит, она лежала здесь. Проверьте, сколько денег на счету, и можете звонить куда угодно.
– Я не умею такими пользоваться, – сказал дядя Вася и вернул мне трубку. – Там сенсорное управление. Сам работай.
Я, так же не глядя, вставил трубку в прежнее гнездо в подлокотнике. Это было несложно сделать даже вслепую, поскольку взгляда от дороги при той высокой скорости, на которой я ехал, лучше было не отрывать. Дорога опять стала никудышной, и я уже почувствовал, что раздолбал «Кадиллаку» всю подвеску. Теперь каждая неровность дороги отвечала пробоем в корпус. Должно быть, разлетелись амортизаторы.
– Когда остановимся, я попробую кое с кем поговорить.
– Тогда перейдем к следующей ошибке. Она, на мой взгляд, существенна. Нам необходимо было захватить кого-то с собой. Или хотя бы допросить на месте, чтобы узнать элементарное – свое местонахождение.
Не думая долго, я протянул руку и нажал кнопку «NAVI» на передней панели. На мониторе тотчас высветилась карта с короткой стрелкой на дороге.
– Зачем? Допрос под обстрелом чреват последствиями. Не всегда автоматчики стреляют мимо, иногда и в людей попадают. Стрелка на дороге – это мы. Навигационная система работает исправно и покажет, куда нам ехать, где мы находимся, рассчитает любой маршрут, который мы затребуем.
Дядя Вася покачал головой и вынужден был признать:
– Далеко техника шагнула с тех пор, как я от людей ушел. У меня, в общем-то, все. Куда мы сейчас едем?
– Пока прямо. Дорога ведет в Каспийск, хотя до него еще далеко. Но я предполагаю, что машину нам следует бросить до того, как нас обнаружат. Иначе придется от погони уходить, а это не слишком приятно.
– Я, видимо, плохо владею современной обстановкой, – сказал дядя Вася. – Решай сам, как нам поступать.
А я вдруг почувствовал, что не могу, как раньше, называть его на «ты».
– Дядя Вася, вопрос разрешите?
– Валяй!
– До того как… До того как стать бомжом, вы чем занимались?
Он хмыкнул, цыкнул и задумался. Но потом все же ответил:
– До этого я был полковником ПГУ[7] КГБ СССР. Знаешь, что это такое?
– Знаю.
– Хочешь спросить, как я бомжом стал? Вижу, спросить хочешь, но такт проявляешь.
– Как?
– После путча. Я был его активным участником, не по приказу, а по совести. Я понимал, в какую пропасть толкает страну Горбачев, и понимал, что представляет собой Ельцин, который тогда рвался к власти. Я любил свою страну и желал ей добра. Но большинство моих соотечественников хотело перемен. И получило их. А меня после провала путча отовсюду прогнали, лишили звания. Спасибо за то, что не посадили, хотя в Лефортове продержали три месяца. И сделали бомжом, о чем я сейчас, в определенном настроении находясь, ничуть не жалею. Только вот рабство мне не нравится.
– Ну, ты, дядя Вася, даешь… – протянул Ананас. – Мне говорили, что ты из военных, но я не верил. Думал, какой военный станет нашу жизнь терпеть?
– А многим ли она хуже той, другой жизни, которой живет наш, к примеру, сегодняшний хозяин? Или другие, подобные ему. Чем они лучше? Чем их дворцы и квартиры лучше подвалов? Обилием вещей и чистой одеждой? А зачем мне все это?
– Человек родится ни с чем и ничего не может с собой забрать после смерти, – изрек старик Василий, поддерживая мысль дяди Васи. – Ни полный денег сейф, ни машину, ни дом, ни даже жену или любовницу. И потому большой грех – стремиться к накопительству…
– Внимание. Предлагаю решить вопрос общим голосованием, – заявил я. – Впереди у нас большой поселок. На въезде, как говорит навигатор, пост ДПС. Нас не просто могут тормознуть, а обязательно тормознут из-за внешнего вида нашей машины. Никого, надеюсь, ветром не продуло?
– Мы не только ветра, мы даже сквозняков не боимся, – за всех ответил Ананас.
– На посту ДПС нам захотят задать тот же самый вопрос – не продуло ли кого ветром. А ребята там дежурят с автоматами. После любого ответа нас расстреляют, как оказавших вооруженное сопротивление. Так обычно делается, если кого-то надо уничтожить. А им уже приказали нас уничтожить, как я понимаю ситуацию, поэтому обязательно будут тормозить под прицелами автоматов.
– И что ты предлагаешь? – прекратил пустой треп дядя Вася. – Как в таких случаях действует спецназ ГРУ? Обучи неумелых воевать.
– Куда едем? – спросил Ананас с заднего сиденья.
– Куда глаза глядят. Подальше… – ответил за меня дядя Вася, сидевший на переднем пассажирском сиденье. – Согласен со мной, тезка?
– Согласен, – ответил богомольный старик.
– А ты, оказывается, здорово бегаешь. Я думал, мне придется тебя тащить, а ты быстрее меня до машины добрался. Что ты там шептал на бегу? Я не разобрал.
– Только одно повторял: «Господи, помилуй!»
– Помиловал?
– Не просто помиловал, но и помог.
– Удивил ты меня, Василий, – сказал и Ананас. – Вообще, думал, ты бегать не умеешь, разве что от ментов. А ты и меня обогнал.
Так я узнал, как зовут нашего старика.
Вскоре на нашем горизонте все же появились те, кто желал бы со мной потягаться в водительском мастерстве. Их стремление познакомиться было подкреплено парой автоматных стволов. Причем автоматчики вышли на дорогу заранее, до того как сумели рассмотреть машину, из чего я сделал вывод, что кто-то в доме рабовладельцев позвонил знакомым ментам и те пытаются нас тормознуть. Что это не пост ДПС, догадаться было нетрудно, машины ДПС имеют соответствующие крупные надписи. Кроме того, сотрудники дорожной полиции ходят обычно в сигнальных жилетах, а мент, который жезлом приказывал нам прижаться к обочине и остановиться, к ДПС никакого отношения не имел. Автоматчики встали по обе стороны дороги.
– Не останавливайся! – дядя Вася тоже распознал ловушку. – У них все местные менты куплены. Эти специально по наши души здесь встали.
– Отстреливаться надо, – сказал Ананас, и я увидел в его руке пистолет, который я под направленным на меня толстым хозяином стволом бросил на переднее сиденье. Значит, успел ухватить.
Я передал свой пистолет дяде Васе, а сам включил сигнал поворота и начал притормаживать. Машина вела себя послушно. Но глупо повели себя автоматчики. Они не стали ждать, а сразу, как увидели мое желание остановиться, двинулись к нам.
– Ваши правые, мой – левый, – скомандовал я. – Не боитесь с ментами схлестнуться?
– Всю жизнь только этим и занимаемся, – усмехнулся Ананас.
Автоматическая коробка передач позволила мне остановиться, даже не переключаясь в режим «парковки» или «нейтралки», просто прижал посильнее тормоз. А это означало, что с положения селектора «драйв» я смогу резко сорваться с места одним только нажатием на педаль акселератора.
– Посмотрим, может, они лояльные, – предположил я, потому что вступать в столкновение с полицией как-то изначально не входило в мои планы, как не входило и желание контактировать с ними на предмет оказания нам помощи.
– Не верь чужим речам, а верь своим глазам, – пословицей ответил старик Василий. – А глаза говорят, что они специально ради нас вышли на дорогу. Здесь не горный район, где все машины проверяют.
– Может быть, – почти согласился я, хотя знал, что проверки осуществляются не только в горных районах, сам в таких проверках принимал участие.
Менты подходить не торопились. Сначала с нескольких шагов рассматривали машину. Не нас, а именно машину, которую, как я предположил, они хорошо знали. Интереса к нам они пока не демонстрировали, только головами покачивали, перебрасываясь друг с другом отдельными короткими фразами на своем языке. Можно было подумать, что это случайная проверка. Обычно при случайной проверке просят выйти из машины. Но я хорошо помнил слова нашего заместителя командира батальона по воспитательной работе – майора Коновалова, что русские в подобной ситуации примут сторону правого, а кавказцы примут сторону кавказца, поэтому надежды на местных ментов у меня не было никакой. Как, впрочем, и у моих спутников. Тем более автоматчики, не акцентируя на нас внимания, все же не отводили от машины стволы своих «тупорылых»[5] автоматов. Это мне сразу не понравилось. Скорее всего они ждали команды.
– Готовьсь! – скомандовал я. – Стрелять по первому подозрительному движению.
Подозрительное движение не заставило себя ждать.
Мент с жезлом, видимо, старший в этой группе, зашел со стороны моей дверцы и вдруг резко рявкнул:
– Выходи из машины, руки за голову!
К этому моменту диспозиция была такая: мент с жезлом стоял против моей дверцы метрах в трех. Один из автоматчиков стоял справа от «Кадиллака» примерно у середины кузова, чтобы контролировать и передние, и задние сиденья. Дистанция была тоже около трех метров. Чуть дальше и впереди, почти посередине дороги, встал второй автоматчик.
Дядя Вася и Ананас выстрелили одновременно. Ананас в автоматчика, дядя Вася в мента с жезлом. Пуля дяди Васи пролетела у меня под носом, чуть не задев, но выстрел оказался точным. Пуля попала менту в голову. Не рассматривая, насколько удачным был выстрел Ананаса, я убрал ногу с тормоза и надавил на акселератор. Колеса даже пробуксовали на старом асфальте, но быстро сцепились с ним, и мент впереди не успел ни выстрелить, ни отскочить. От удара об капот он вылетел на противоположную полосу движения. Автомат остался валяться на дороге. Я затормозил, чтобы поднять его, и только тогда посмотрел за свою спину. Ананас стрелял своему автоматчику прямо в грудь. Пуля ударила в бронежилет мощно, но, конечно, не пробила его. Автоматчик встал на четвереньки, повернувшись к нам увесистым задом, в который я тут же дал очередь. И не поленился за вторым автоматом сбегать. На ногу я всегда был легок и уже через несколько секунд вернулся за руль «Кадиллака».
– Нормально отработали, – заметил дядя Вася.
– Что же здесь нормального? Если раньше мы могли на помощь закона надеяться, то теперь со всех сторон гонимы будем.
– И что нам остается? – спросил старик Василий, тоже не разделяющий мнения дяди Васи.
– Нам остается прорываться туда, где можно на нее надеяться.
– Это куда? – усмехнулся Ананас. – Я в нашей стране помощи ниоткуда не жду.
– А в какой стране ты ее ждешь? – спросил старик Василий.
Ананас не ответил. А мне стало не до разговоров, потому что дорога на этом участке была разбита до безобразия, а я снова «погнал», и следовало соблюдать внимательность. На одной реакции на такой дороге не удержишься…
– Ошибок мы допустили кучу, – сказал дядя Вася, когда дорога стала получше и я повел машину более ровно. Он размышлял спокойно, как мудрый руководитель.
– Когда действия спонтанные, ошибок не избежать, – сказал я. – Но лучше их анализировать, чтобы не допускать в дальнейшем.
– Соглашусь… – Дядя Вася потер стволом пистолета свой нос.
– Пистолет на предохранитель поставь, – подсказал я. – В противном случае это будет нашей главной ошибкой.
Дядя Вася ошибку признал и тут же большим пальцем поднял предохранитель в верхнее положение. Когда человек признает не только чужие, но и свои ошибки, с ним можно плодотворно работать. Под плодотворной работой я понимаю взаимовыгодность действий.
– А теперь к общим ошибкам перейдем, – предложил я.
– Главная ошибка, что начали мы без подготовки, спонтанно. – Я уже давно понял, что дядя Вася не просто бомж, а бомж с каким-то богатым прошлым. По крайней мере, он и говорит грамотно, и английский понимает. – А подобное мероприятие должно начинаться после серьезной подготовки и иметь хоть какое-то обоснование.
– Я не планировал организовывать общий побег, – честно ответил я. – У меня возникла конфликтная ситуация, выходом из которой был только побег. И я решил бежать.
– Действовал ты красиво, – усмехнулся Ананас. – Я еще там, в контейнере, когда ты мне въехал кулачком, понял, что ты не просто рядовой…
– Я просто рядовой, – твердо сказал я. – Вернее, уже уволенный в запас рядовой.
– В этом никто и не сомневается, – качнул головой дядя Вася. – Вопрос в том, рядовой каких войск.
– Спецназ ГРУ. Военная разведка.
– Понятно. Диверсант.
– Да. Кроме того, мастер спорта по боксу в среднем весе. Тоже порой слегка выручает. Потому и был уверен, что смогу убежать. Меня мама дома ждет, не хочу ее расстраивать.
– А зачем нас с собой взял? – спросил старик Василий.
– А как не взять! Вижу, вы ко мне бегом несетесь. Не бросать же…
– Спасибо, – произнес старик, как мне показалось, непривычное для него слово. Он тоже, скорее всего, не так прост, как кажется. Да и у каждого из бомжей есть свое прошлое, в разной степени интересное для посторонних. По крайней мере, сам дядя Вася к тезке относится с уважением. Я уже заметил.
– Но, если ты спецназовец, вдвойне непростительны ошибки, которые ты допустил, – заметил дядя Вася. – Разбор полетов проводить будем? Или ты самовлюбленный тип, который критики не терпит? Ты скажи, я могу со своим понятием и не соваться в твои пассионарные дела, в них я разбираюсь исключительно за счет логического мышления.
– Ну, и умный же ты, дядя Вася! – воскликнул Ананас. – Я из твоей пламенной речи только отдельные слова понял.
– А моя пламенная речь обращена не к тебе. С тобой я попроще разговаривать буду, и все поймешь. Договорились?
– Хоп.
– Ну что, рядовой Саня, готов выслушать меня или нет желания? Если что, я в претензии не буду. Я необидчивый, потому что меня по жизни много обижали, и обижаться устал еще много лет назад. Еще при советской власти.
– Я слушаю…
Вообще-то я не ожидал услышать ничего толкового, но, несмотря на уверения в его собственной необидчивости, не хотелось обижать дядю Васю. Opinion on the part can always be true[6].
– Во шпрехают… – то ли восхитился, то ли возмутился Ананас. – Ни хрена не понимаю, как та тетка усатая…
– И не надо, – ответил дядя Вася. – К тебе обратятся с другими словами. А пока, рядовой Саня, я тебе скажу, что ты сразу повел себя неправильно. Я понимаю, что такое вспылить, взорваться. И если уж начал, то продолжать следовало. Это естественно. Здесь все нормально. Первая твоя ошибка была допущена, когда ты позволил хозяину пистолет добыть. Я, когда бежал, видел, как он его вытаскивает, кричал тебе, но ты не слышал. Правда, потом ты сам ситуацию и исправил.
– Признаю, – кивнул я, не отрывая взгляда от дороги. – А вторая ошибка?
– Как солдат, тем более как солдат спецназа ГРУ, ты, рядовой Саня, обязан знать значение связи при ведении любых боевых операций. А нашу операцию ты должен считать боевой.
– Трудно не согласиться. Связь нужна, – снова согласился я.
– Когда ты обыскивал карманы хозяина в поисках ключей, ты обязан был забрать себе его трубку.
Я вдруг вспомнил, что трубка мне в руки не попалась, хотя я прохлопал хозяина по всем карманам и ключи нашел только в последнем. Но не может такой состоятельный человек, человек деловой, судя по всему, бизнесмен, обходиться в современном мире без трубки. Однако я трубку не нашел. Что это значило? Я быстро сориентировался и понял, что это могло значить. Между сиденьями переднего ряда, сразу позади глубоких подстаканников, находился большой бокс, прикрытый обитой кожей крышкой. У нашего комбата в автомобиле трубка убиралась именно туда, вставлялась в специальное гнездо-держатель и автоматически подсоединялась к громкой связи и к монитору мультимедийной системы. Я тут же, не глядя, нашел, как открывается эта крышка, поднял ее, вытащил трубку и передал дяде Васе.
– С ошибкой согласен наполовину. Про трубку я не вспомнил, это да. Но там ведь ситуация была слишком острая и думалось о другом. Тут еще и этот автоматчик появился… Если бы трубка была у хозяина, я нашел бы ее и забрал. Но ее там не было. Значит, она лежала здесь. Проверьте, сколько денег на счету, и можете звонить куда угодно.
– Я не умею такими пользоваться, – сказал дядя Вася и вернул мне трубку. – Там сенсорное управление. Сам работай.
Я, так же не глядя, вставил трубку в прежнее гнездо в подлокотнике. Это было несложно сделать даже вслепую, поскольку взгляда от дороги при той высокой скорости, на которой я ехал, лучше было не отрывать. Дорога опять стала никудышной, и я уже почувствовал, что раздолбал «Кадиллаку» всю подвеску. Теперь каждая неровность дороги отвечала пробоем в корпус. Должно быть, разлетелись амортизаторы.
– Когда остановимся, я попробую кое с кем поговорить.
– Тогда перейдем к следующей ошибке. Она, на мой взгляд, существенна. Нам необходимо было захватить кого-то с собой. Или хотя бы допросить на месте, чтобы узнать элементарное – свое местонахождение.
Не думая долго, я протянул руку и нажал кнопку «NAVI» на передней панели. На мониторе тотчас высветилась карта с короткой стрелкой на дороге.
– Зачем? Допрос под обстрелом чреват последствиями. Не всегда автоматчики стреляют мимо, иногда и в людей попадают. Стрелка на дороге – это мы. Навигационная система работает исправно и покажет, куда нам ехать, где мы находимся, рассчитает любой маршрут, который мы затребуем.
Дядя Вася покачал головой и вынужден был признать:
– Далеко техника шагнула с тех пор, как я от людей ушел. У меня, в общем-то, все. Куда мы сейчас едем?
– Пока прямо. Дорога ведет в Каспийск, хотя до него еще далеко. Но я предполагаю, что машину нам следует бросить до того, как нас обнаружат. Иначе придется от погони уходить, а это не слишком приятно.
– Я, видимо, плохо владею современной обстановкой, – сказал дядя Вася. – Решай сам, как нам поступать.
А я вдруг почувствовал, что не могу, как раньше, называть его на «ты».
– Дядя Вася, вопрос разрешите?
– Валяй!
– До того как… До того как стать бомжом, вы чем занимались?
Он хмыкнул, цыкнул и задумался. Но потом все же ответил:
– До этого я был полковником ПГУ[7] КГБ СССР. Знаешь, что это такое?
– Знаю.
– Хочешь спросить, как я бомжом стал? Вижу, спросить хочешь, но такт проявляешь.
– Как?
– После путча. Я был его активным участником, не по приказу, а по совести. Я понимал, в какую пропасть толкает страну Горбачев, и понимал, что представляет собой Ельцин, который тогда рвался к власти. Я любил свою страну и желал ей добра. Но большинство моих соотечественников хотело перемен. И получило их. А меня после провала путча отовсюду прогнали, лишили звания. Спасибо за то, что не посадили, хотя в Лефортове продержали три месяца. И сделали бомжом, о чем я сейчас, в определенном настроении находясь, ничуть не жалею. Только вот рабство мне не нравится.
– Ну, ты, дядя Вася, даешь… – протянул Ананас. – Мне говорили, что ты из военных, но я не верил. Думал, какой военный станет нашу жизнь терпеть?
– А многим ли она хуже той, другой жизни, которой живет наш, к примеру, сегодняшний хозяин? Или другие, подобные ему. Чем они лучше? Чем их дворцы и квартиры лучше подвалов? Обилием вещей и чистой одеждой? А зачем мне все это?
– Человек родится ни с чем и ничего не может с собой забрать после смерти, – изрек старик Василий, поддерживая мысль дяди Васи. – Ни полный денег сейф, ни машину, ни дом, ни даже жену или любовницу. И потому большой грех – стремиться к накопительству…
– Внимание. Предлагаю решить вопрос общим голосованием, – заявил я. – Впереди у нас большой поселок. На въезде, как говорит навигатор, пост ДПС. Нас не просто могут тормознуть, а обязательно тормознут из-за внешнего вида нашей машины. Никого, надеюсь, ветром не продуло?
– Мы не только ветра, мы даже сквозняков не боимся, – за всех ответил Ананас.
– На посту ДПС нам захотят задать тот же самый вопрос – не продуло ли кого ветром. А ребята там дежурят с автоматами. После любого ответа нас расстреляют, как оказавших вооруженное сопротивление. Так обычно делается, если кого-то надо уничтожить. А им уже приказали нас уничтожить, как я понимаю ситуацию, поэтому обязательно будут тормозить под прицелами автоматов.
– И что ты предлагаешь? – прекратил пустой треп дядя Вася. – Как в таких случаях действует спецназ ГРУ? Обучи неумелых воевать.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента