– Что касается стрельцов, здесь вопрос сложный. Стрельцы и в славянских землях в редкость. В нашем княжестве в материковых землях их еще можно набрать[5]. Но уже на Руяне с этим проблемы. Стрельцов долго воспитывают, с самого детства обучают. А руяне народ нетерпеливый и слишком подвижный для долгого обучения. Я на всю свою сотню сумел только двоих найти. А что касается колдуна, то… Пригласи к себе Смеяна. В войне он помощник плохой, но в разведке равных себе не знает. Я слышал, все его становище Торольф или вырезал, или захватил, а он остался совсем одиноким человеком…
   – Овсень говорил об этом. Кажется, вырезал. А захватил детей или девушек…
   – Смеяну некуда возвращаться. Пригласи, пусть тебе помогает.
   – Я подумаю. Хотя я с большим желанием пригласил бы к себе Велемира вместе с его десятком стрельцов. А лучше и Смеяна, и Велемира. Но Велемир не согласится.
   – Я тоже так думаю. У Велемира своя служба и дружба. А Смеян согласиться может, хотя и здесь у меня уверенности нет. У Смеяна после гибели его становища не может быть хорошего отношения к твоим соплеменникам. Но все же попробуй.
   – Я попробую.
   Дварфы, вошедшие молча, некоторое время слушали разговор. Потом присели у огня на корточки, не желая пользоваться обычными для норвежских домов низенькими скамьями и древесными колодами. Ансгара это не смутило, потому что скамьями здесь вообще мало кто пользовался, предпочитая полежать на оленьей шкуре рядом с очагом. И сейчас на полу было разбросано множество таких шкур. А уж за стол, стоящий в другом конце зала, вообще никто, кроме самого юного конунга или его родителей, когда они были еще живы, в доме никогда не садился. И сам Ансгар сел сейчас только потому, что за стол сел сотник Большака, хотя с удовольствием сел бы на шкуру.
   – Что расскажете? – поинтересовался сотник, протягивая дварфам свою баклажку с вином.
   Дварфы молча замотали головами – от вина отказывались.
   – Мы все сделали, как надо… – сообщил Истлейв. – Договорились… Они переделают последний проход. Старый закроют, запекут и сделают непроникаемым, новый выведут, как вы сказали, в скалу. Оставят только тонкую стену, которую легко разрушить плечом. Кто захочет выйти в ту сторону, сразу свалится с обрыва.
   – Стражи с ними нет? Спрашивал?
   – Восемь воинов на выходе. Караулят, чтобы не ушли.
   – Я не понимаю… Они такие хорошие землекопы… Почему же тогда сами не могут сделать выход в другую сторону, чтобы спокойно уйти? – спросил конунг.
   – А что тогда Торольф сделает с их семьями?.. – спросил Истлейв, почесывая свою нерасчесанную бороду. – Жены и дети стали заложниками и сейчас сидят в Красных скалах тоже под охраной стражи. Если дварфы не будут копать или убегут, стража убьет женщин и детей. Так пригрозил Одноглазый. Мы именно с этой стражи, кстати, и собирались начать. Там двадцать воинов следят, чтобы не разбежались дети. Сначала надо освободить семьи, потом копатели сами выйдут. Так мы планировали.
   – Но там же, в Красных скалах, насколько я помню, есть подъемный мост, – сказал конунг. – Наверное, он поднят, чтобы никто не ушел. Как вы хотели туда попасть?
   – Мост для посторонних, – улыбнулся дварф, и улыбка совсем изменила его грубое лицо и сделала даже приятным и приветливым. – У нас свои ходы. Не забывай, конунг, что мы подземные жители. Для нас путешествовать под землей то же самое, что для вас плавать по воде. Это не слишком трудно, хотя там тоже есть свои опасности. Но не в наших краях. Опасности обычно встречаются в старых заброшенных подземельях, где любит поселяться всякая нечисть. В полуденной стороне Швеции много таких мест. Дварфов там истребили, а в подземельях живет нечисть. Есть нечисть из нелюдей, есть вообще непонятно какая. Я вот слышал о подземных драконах и великанских червях-людоедах. Эти людоеды одинаково поедают и людей и дварфов. И горе тому, кто туда сунется. Слышал я, в прошлом году четыре сотни шведов решили воспользоваться заброшенным подземельем по своим военным делам, и все там сгинули, когда нечисть на них полезла. Человека три, кажется, сумели спастись. Вышли седые и согбенные, без сил, без разума. Когда там дварфы жили, они за подземельями следили и нечисть не пускали своими заговорами. А теперь все проходы свободны. И под землей живет беда.
   Открылась скрипучая тяжелая дверь, и вошел староста Хрольф. Посмотрел сурово на всех собравшихся у очага, пошевелил увесистым длинным носом и только потом шагнул вперед.
   – Что ты? – спросил Ансгар. – Отправил посыльных за другими старостами?
   – Отправил, конунг. Старосты вот-вот прибудут. Я по другому поводу. С верхней башни видно каких-то воинов. Они пришли со стороны Швеции и ушли в сторону Сухого оврага. Около двадцати человек.
   – Это не наши люди, – сказал Большака. – Наши в другой стороне и идут не из Швеции, а в Швецию. Ты посматривай за этими… Скоро события начнут развиваться стремительно, и нельзя оставить без внимания никого, кто окажется поблизости. Я думаю, это как раз те, что должны ворваться в этот Дом…
   – Вход в подземелье как раз в нижнем конце Сухого оврага, – заметил Истлейв.
   Староста словно бы не слышал эти слова и посмотрел на Большаку неприветливо.
   – Я ни за кем не посматриваю, сотник, – сказал Хрольф сдержанно. Ему явно не нравилось, что Ансгар окружил себя славянами и дварфами, вместо того чтобы положиться на своих людей. – Я только передал, что сказала стража с верхней башни.
   – Ну так пошли разведчиков, чтобы присмотрели за подозрительными воинами, – сказал Большака. – Или ты предлагаешь, чтобы я послал своих людей? Тогда я не понимаю, зачем вообще здесь нужен ты… Пошли, пошли людей… И спешно…
   – Выполняй, Хрольф, – мягко сказал Ансгар. – Сотник Большака командует обороной моего Дома, а нам нужно организовать оборону. Он знает, что говорит… Пусть разведчики просто заглянут туда, но в глубину не суются. По крайней мере, надо выяснить, шведы это или норвежцы. Нам сейчас опасны и те, и другие. Но, повторяю, осторожно… Иначе можно спугнуть…
   – Он командует обороной? И потому его воины заняли все площадки внешних стен? – спросил староста.
   – Именно потому, – сказал конунг твердо и даже в слегка повышенном тоне. – Ты должен помогать Большаке, что бы он ни попросил сделать. Это моя воля! И всем вместе распоряжаюсь только я, запомни. И не потерплю, чтобы кто-то мою волю не выполнял или выполнял неохотно. Кто выполнять не хочет, может убираться хоть к Торольфу Одноглазому… Только это ненадолго, потому что дни Торольфа сочтены…
   Хрольф кивнул слегка обиженно и вышел.
   – Ревнует… – с пониманием отметил Ансгар уже другим тоном. – Наш народ всегда принимает только своих и помогать хочет только своим. Мы не любим, когда нами командуют чужие. Но их всех следует сразу ставить на место и в дальнейшем держать жесткой рукой, иначе совсем от рук отобьются. Это еще наука моего отца…
* * *
   Дварфы вывели сотню Овсеня к обширным зарослям высокого кустарника, который они почему-то назвали лесом. Может быть, для них, учитывая их рост, это и был лес, но для всадников, тем более сидящих на лосях, местные заросли так кустарником и оставались и не могли скрыть ни самого всадника, ни даже лося без всадника.
   – Здесь надо спрятаться, – сообщил Херик.
   – По-моему, больше шансов спрятаться на городской площади, – хохотнув, возразил сотник Овсень. – Там, по крайней мере, среди торговых людей затеряться можно. Я не могу заставить лосей лежать, когда сам лягу. Им это всегда трудно, они ложатся только раненые или больные. А без этого лоси будут слишком заметны.
   Дварфы из всех животных общаются только с козами и даже собак не держат. Лосей, конечно, в жизни видели, но диких и издали. И потому не знали их повадок и возможностей. Херик обернулся на чью-то мысль из своей колонны, выслушал, кивнул и согласился с сотником.
   – Да, здесь вас будет видно, лучше отойти в Ломаный овраг. Но рядом с Ломаным оврагом проходит дорога к башне Гунналуга, и там следует быть особо осторожным.
   – Если овраг так же глубок, как высок этот лес, то нам и там не спрятаться… – предупредил Овсень. – Не лучше ли сразу поискать надежное убежище?
   – Овраг всех вас скроет… – сказал Херик. – Там, в дополнение ко всему, по краям растут такие же кусты, как здесь. Меня только дорога беспокоит. Нас могут с нее увидеть, а это плохо. Я провожу вас и останусь с вами, а мои братья уйдут работать. Когда нужно будет, они позовут нас. И сразу попроси своих стрелочников убивать всех воронов, что будут летать поблизости… Издали они кажутся черными, но на самом деле они синие. Это не живые птицы, это частицы Гунналуга, которых он из себя самого создал…
   – Стрельцов… – поправил Овсень. – Стрелочник – это мастер, который делает стрелы.
   – Стрельцов, запомни это… – назидательно добавил Извеча, высовываясь из-за спины Овсеня и грозя пальцем.
   – Стрельцов… – согласился дварф. – Поехали в овраг…
   – Поехали. Велемир, ты слышал урок?[6]
   – Мы готовы. – Велемир показал, что и он сам, и все его стрельцы уже держат в руках и луки, и стрелы и готовы отреагировать на приближение любой птицы, даже не ворона. Стрельцов предупреждать и надобности не было. Они всегда сами реагировали на обстановку и готовились заранее, не дожидаясь приказа.
   Путь занял немного времени, и птиц в это время поблизости не оказалось, хотя слышалось откуда-то со стороны громкое карканье. Сам овраг, как оказалось, сбегал со склона холма извилистой, как молния, ломаной линией и больше походил бы на трещину в земной поверхности, если бы не имел плоского дна, по которому, видимо, весной, в пору таяния снегов, сбегала в сторону моря целая талая река. Там, где река натыкалась на камни или скалы, она резко сворачивала в сторону, образуя изгиб оврага. И шла прямо до следующих камней или скал.
   – Спрятаться лучше в нижнем участке, – подсказал Херик. – Верхние участки просматриваются снизу, с дороги. А поверху дорога уже в сторону уходит, и оттуда нижние участки оврага не видно.
   – Дорогу нам так и так следует блокировать, чтобы отрезать колдуна от всякой связи и чтобы никто не помешал нам. Это тоже работа для стрельцов. Они никого не пропустят.
   – Это хорошо бы… – согласился дварф.
   – Где башня? – спросил Овсень.
   – Слышишь карканье?
   – Не глухой…
   – Это слуги Гунналуга кормят воронов. Башня на противоположном склоне, со стороны моря.
   – Много у колдуна слуг?
   – Нет. Обычно два-три человека. Изредка бывает больше. Он берет слуг и стражников из Дома Синего Ворона и часто меняет их. Они сами боятся и не хотят ему служить. Постоянно у него живет только одна старушка, сама немного колдунья. Ходит по дому и время от времени проклинает Гунналуга. Он на проклятия только смеется… Говорят, что она в чем-то ему помогает, готовит какие-то зелья, и потому он ведьму терпит. И еще там есть кузнец-убийца. Его хотели повесить, но Гунналуг взял его к себе. Есть еще шестеро стражников. Десять дней одни стражники дежурят, десять дней другие, потом третьи. Все из Дома Синего Ворона. Гунналуг сам выбирает, кто пойдет к нему, и всегда старается взять разный состав. Некоторые, правда, подолгу дежурят. Как колдуну захочется. Но в целом состав меняется. Он берет самых сильных, но приходят оттуда они все ослабленными. И еще, я слышал такое, он подбирает тех, кто его больше всего боится.
   – Понятно. Вурдалачит. Добряна! – позвал сотник волкодлачку. – Проверь овраг…
   Волкодлачка серой молнией метнулась со склона, и вскоре ее хвост мелькнул уже перед первым поворотом. С быстротой волка не может сравниться быстрота даже самого резвого коня, поэтому ждать пришлось не слишком долго.
   – Мне всегда казалось, что такие башни должны строить на вершинах. – Велемир заметил, что Добряна уже возвращается, и первым пустил Верена через кусты на крутой склон, чтобы спуститься в Ломаный овраг.
   – На вершинах у нас строят сторожевые башни, но они всегда на свету. А колдун не любит солнечного света и построил башню на полуночной стороне, куда не всегда доходит солнце, но порой доходит с моря туман. И башня часто просто торчит из тумана. Даже ворот не видно. С верхней площадки, которая вместо крыши, в хорошую погоду всегда можно море рассмотреть. Так говорили строители, что башню строили. И Гунналуг часто стоит там, раскинув руки, и смотрит на море. Куда-то на полночь. И в туман тоже смотрит. А другим туда подниматься запрещено под страхом смерти. Это колдовское место, заговоренное, и даже в отсутствие Гунналуга никто туда не взойдет. Боятся…
   За Вереном в овраг двинулись другие лоси и кони. Если лоси проблем не испытывали, то коням крутой спуск давался тяжело. Кони хорошо поднимаются по такому склону, но спускаться не любят. Тем не менее всадники правили именно туда, и послушные животные повиновались, и спуск прошел благополучно. В Ломаном овраге устроиться смогли все и даже смогли растянуться вдоль одной из стен оврага, чтобы случайный взгляд со стороны никого нечаянно не выхватил. Однако, чтобы случайного взгляда и вовсе избежать, Овсень, по привычке соблюдая осторожность, выставил во все стороны по паре наблюдателей. Если появится что-то, внушающее подозрение, один из наблюдателей побежит докладывать сотнику, а второй продолжит наблюдение. Стрельцы тоже, даже не дожидаясь команды Овсеня, растянулись вдоль всего участка оврага, что заняла сотня, и осматривали небо.
   Два ворона появились в небе вскоре, но прилетели совсем с другой стороны, а вовсе не оттуда, откуда недавно слышалось активное карканье. И летели они очень целенаправленно, зная, куда направляются. Херик сотнику показал пальцем.
   – От Дома Конунга… Там смотрели, летят докладывать…
   – Стрельцы не пропустят…
   – Велемир не пропустит… – добавил Извеча.
   Стрельцы, в самом деле, наблюдали за птицами, и едва те оказались над оврагом, где их направленный полет вдруг прервался, и вороны начали кружить, высматривая, кто там прячется, как две стрелы сорвались с луков. Эти длинные стрелы не знали промаха, и вороны с тяжелым треском упали в кусты.
   – Стрелы заберите… – послал Овсень.
   Стрельцы ушли за стрелами и вернулись быстро.
   – Овсень, это другие птицы. Эти не исчезают…
   – Клювы и когти стальные?
   – Да, кованые…
   – А где вы видели тех, что исчезают? – спросил заинтересованный Херик.
   Заметно было, что его этот вопрос волнует. Пришлось рассказать.
   – Неужели и в такую даль Гунналуг добирается? – удивился дварф.
   – Посланцы его добирались… – поправил Овсень. – А почему тебя так интересуют исчезающие птицы?
   – В наших подземельях несколько месяцев назад появились крысы… Мы крыс не любим и всегда для них ловушки ставим, чтобы не воровали припасы и заразу всякую не приносили. А эти умные, все ловушки обходят. Тогда стали засады ставить, с луками… Застрелишь такую, только взять захочешь – крысы нет, одна стрела остается…
   – И стрела в синей крови… – подсказал Извеча.
   – Точно… – подтвердил Херик.
   – Это значит, что Гунналуг следил за вами… – сообщил Овсень. – Думал, наверное, где-то вас использовать.
   – Он готовился захватить семьи землекопов, – предположил дварф. – Крысы появлялись в их домах в Красных скалах. Но, может быть, и другое что-то мыслил. Это все было уже давно, когда подкоп под Дом Конунга и не нужен был. Тогда еще Кьотви был жив. Да-да, значит, Гунналуг что-то другое удумывал…
   – Может, что-то против Кьотви имел, – предположил Овсень.
   – Да разве сейчас угадаешь…
   – Всадники… – подал голос Живан. – Трое… Коней гонят со всей мочи, хлещут без жалости…
   – Попросить их остановиться? – поинтересовался уже спустившийся с седла Велемир.
   – Осторожнее… Они лошадьми затопчут… – предупредил дварф. – В башню могут гнать только люди из Дома Синего Ворона или люди ярла Торольфа Одноглазого. И те и другие ни с кем считаться не хотят и не видят, когда кого-то растопчут. Недавно затоптали конями нашу женщину с ребенком. Две недели, как похоронили их…
   – Я вежливо попрошу, – ответил стрелецкий десятник, вытащил из тула три стрелы и направился к краю оврага.
   Велемир наложил одну стрелу на лук, две зажал между пальцами левой руки, как обычно делал, когда стрелял четырьмя стрелами. Выглянул, чуть-чуть подумал, присматриваясь и выжидая приближения всадников, потом поднял лук. Стрелы полетели одна за другой с минимальным интервалом. Дварф, видя такую скорость стрельбы, только языком зацокал и не удержался, подскочил к краю, чтобы выглянуть.
   – А где всадники? – не понял Херик. – Коней вижу, а где всадники?
   – Лежат… – объяснил десятник просто. – Кони дальше проскакали, а всадники дорогу оседлали… С дороги не упадешь… Оттуда только унести можно…
   – Живан… – кивнул сотник.
   – Унесу… – согласился Живан и сделал знак своим людям.
   Пятеро сразу присоединились к десятнику.
   – И лошадей поймайте… – подсказал Извеча. – Чтобы лошади в башню не ушли…
   – И лошадей… – повторил Овсень. – Слышите, что мудрый домовушка приказал!
   За лошадьми отправилось три всадника. Их лошади легко преодолели подъем и выскочили из оврага. Чужая лошадь может не подпустить постороннего человека пешим. Но всадника подпустит почти всегда. И потому поимка лошадей не составила труда.
   – Херику лошадь… – распорядился Извеча.
   Дварф вдруг посветлел темным лицом, не веря, что ему могут сделать такой подарок. Может быть, лошадь подземному жителю была и не нужна, тем не менее покрасоваться верховым дварфу хотелось бы.
   Вои подвели одну из лошадей, с полной серьезностью выполнив приказ Извечи.
   – Стремена подтяните, – продолжал домовушка командовать.
   Вои и это выполнили. И отдали повод дварфу.
   Херик долго примерялся, как ему поднять ногу, чтобы забраться в седло, потом просто отложил в сторону тяжелый щит и легко сам, без всякой посторонней помощи запрыгнул в седло. И сразу сел плотно, словно там и родился. Вои подали ему щит.
   Но Херик щит принял не глядя, сам рассеянно уставившись в сторону, словно что-то пытался услышать. Он действительно слышал, но слышал то, что было недоступно человеческим ушам. Только один Извеча еще мог уловить такой зов, но Извеча не знал языка дварфов. Тем не менее что-то понял:
   – Нас уже зовут?..
   – Нас уже зовут… – повторил Херик. – Они прорыли проход в подвал. Только… Только там нет твоей жены и дочери…
* * *
   Старосты четырех виков собирались там же, перед каменным очагом в общей комнате. И привычно расселись и разлеглись прямо на полу, подложив под себя оленьи шкуры. Все они были уважаемыми людьми, но Ансгар предпочел не заводить долгий разговор и не собирался расспрашивать гостей о жизни в виках, хотя давно уже не был дома, и спросить должен был хотя бы из простой вежливости. Его сейчас интересовали лишь собственные дела, и он этого не скрывал. И даже умышленно подчеркивал свой интерес только к ним, чтобы сразу провести грань, разделяющую того юного Ансгара, которого помнили жители виков раньше, вежливого и доброжелательного сына конунга, с этим Ансгаром – полноценным конунгом. Ансгар и припомнить случая не мог, чтобы отец его сам поинтересовался тем, как живут люди в виках. Если им что-то требовалось, они приходили к Кьотви и просили, как о милости. Если что-то требовалось ему, то он с них просто спрашивал. О равноправии речи быть не могло. И Ансгар взял на вооружение ту же политику, что старостам с непривычки казалось, может быть, слегка странным. Но длинный меч на боку юноши подтверждал, что он имеет право спрашивать так.
   – У нас сложная ситуация. Мы вступили в открытое противостояние не только с ярлом Торольфом Одноглазым, который пытается меня уничтожить, чтобы занять место конунга. Причем пытается сделать это прямо здесь, в доме, который намеревается разграбить и свалить все на дварфов. С этим мы сможем бороться. Сами дварфы нам помогут. Но против нас еще и Дом Синего Ворона, и, возможно, через некоторое время поднимется шведский Дом Еталандов. Удара можно ждать с любой стороны. Торольфу в дополнение ко всему помогает колдун Гунналуг, с чем мы тоже должны считаться. Положение слегка смягчает только то, что Еталанды и поддерживающие их шведские ярлы в настоящий момент идут войной на Дом Синего Ворона, и в это время находится в плавании к дальним берегам их верховный ярл, и Синим Воронам во главе с Гунналугом будет не до нас и не до Одноглазого ярла. Поэтому, пока шведы воюют между собой, нам следует успеть разобраться с ярлом Торольфом. Но и для этого нужны все силы и решительность. Выборы конунга назначены на послезавтра…
   – Уже на завтра, конунг… – поправил Хрольф. – Новый день уже наступил.
   Ансгар глянул в окно, за которым давно уже было светло.
   – Да, я просто оговорился. Выборы уже завтра. К вечеру сегодняшнего дня мне нужны все воины, которых можно собрать по нашим викам. Каждый, кто в состоянии держать оружие, может пригодиться. Повторяю – к вечеру, когда я буду уже расставлять отдельные отряды по местам, а кое-кого, возможно, и отправлю с заданием. А до этого я хотел бы посмотреть, что мы смогли собрать и на кого я могу рассчитывать. Вскоре я вынужден буду сделать одно дело. Для этого мне придется уехать. Вернусь я после обеда. К тому времени в каждом вике должна быть собрана рать. Я приеду посмотреть… Сейчас кто-то может сказать, сколько человек готов выставить?
   – Я запретил рыбакам выходить в море. Не до того… У меня семьдесят шесть человек, конунг, – первым доложил большеносый Хрольф. – Все уже готовы выступить, как только ты прикажешь. Каждый ждет команды в доспехах и при оружии. Чтобы не сидели без дела, я приказал пока делать стрелы. Они нам сгодятся…
   Недавний строгий голос и окрик, похоже, возымели действие. Староста уже начал понимать, что имеет дело с настоящим конунгом, а не с вежливым наследником, которого следует учить жизни. И разговаривал не как с мальчиком, которого разрешается порой даже пожурить и перед которым можно проявлять собственные чувства, а как с человеком, который не потерпит ослушания. В глазах Ансгара отчетливо читались твердость и воля конунга Кьотви. Меч последнего конунга, видимо, передавал не только силу, но и характер.
   – Мы уже обсуждали состав дружин. У всех, я думаю, будет примерно такое же количество воинов, если поставить в строй и молодежь, – сказал другой староста. – Стариков мы считать не будем…
   – Если брать молодежь, – добавил Хрольф, – я, кстати, еще два десятка наберу. Когда-то и молодым парням приходит время брать оружие в руки, а сейчас момент очень подходящий, чтобы сделать из мальчишек мужчин.
   – Хорошо. Молодежи пора брать оружие в руки. Я сам молод, – согласился Ансгар. – Времени у нас мало, и потому не буду вас задерживать. Все свободны, кроме Хрольфа. Хрольф, узнай, что там с разведкой из Сухого оврага? Я слышал шум во дворе. Наверное, они вернулись…
   Старосты молча встали. Все они помнили Ансгара добродушным мальчишкой, с которым можно было поговорить, как нельзя было поговорить с самим конунгом Кьотви, суровым и соблюдающим привилегии титула. Но, вернувшись из последнего плавания, Ансгар стал неузнаваемо другим. Это уже была почти копия Кьотви. По крайней мере, распоряжался он точно так же, как отец – коротко и по существу, и не спрашивая чужого мнения. Юноша стал настоящим конунгом, и старосты это уже понимали. Тем не менее эта метаморфоза ставила их в затруднительное положение. Но от старых привычек уже пора было отказываться. И никто не проявил желания запросто пообщаться с Ансгаром или возразить ему. И, тем более, показать небрежение в деле.
   Едва они вышли, встал и сам Ансгар.
   – Пока ты, Большака, все вино в доме не выпил, нам тоже пора делами заняться. Не то воин из тебя получится…
   – У тебя в доме вина не хватит, чтобы я стал пьяным, конунг, – усмехнулся Большака. – Я был пьяным в жизни только однажды, когда мы захватили целое судно с грузом италийского вина. Больше со мной такого не случалось. Но делами заниматься пора с вином или без него. Я вижу, и наши друзья дварфы посматривают на нас косо. Что, Хаствит, пора?
   Хаствит кивнул трижды.
   – Пора уже… – сказал Истлейв. – Работа внизу вот-вот закончится…
   – Сейчас выслушаем разведку, – Ансгар услышал шаги за дверью, – потом решим, как будем действовать.
   Дверь открылась. Староста Хрольф ввел молодого худощавого воина с бородкой, что еще не успела оформиться в настоящую бороду. Тот выглядел слегка растерянно и посматривал то на Ансгара, то на Большаку.
   – Ты был в Сухом овраге? – спросил конунг.
   – Да. Я со своим десятком обошел весь овраг по одному краю, потом по другому. Шли крадучись, чтобы нас не видели. С трудом нашли шведов. Они засели в кустах внизу. Но переговаривались и выдали себя. Там явно устроена засада, но на кого можно устраивать засаду в этом месте, я понять не могу…