Самбук Ростислав Феодосьевич. Шифрованный счёт

   Усыпальница производила величественное впечатление: везде много золота, полированный гранит и мрамор, тяжёлый бархат. Аннет остановилась поражённая, постояла немного и шепнула Карлу, что святому Франциску лежать здесь, наверно, неуютно — он всю жизнь проповедывал аскетизм, а члены его ордена в своё время отказывались не только от роскоши — элементарных человеческих благ.
   Карл улыбнулся, вспомнив любопытного послушника, пышущего здоровьем, видно, потомки святого нищего ни в чем себе не отказывают. В конце концов, Карлу наплевать на образ жизни монахов. Он повёл Аннет обедать, поскольку часы показывали уже четвёртый час.
   Встали из-за стола в начале шестого, солнце клонилось уже к западу, и на площадь перед тратторией легли длинные тени. Карл поднялся на второй этаж, где им отвели комнаты, и принял душ. Извлёк из чемодана белую полотняную сорочку, она немного холодила и не прилипала к телу. Пиджак подержал в руке, только одна мысль о том, что нужно выйти в нем на уличную жару, вызвала отвращение.
   До встречи с Пфердменгесом оставалось несколько минут — они посидели втроём, не разговаривая: обо всем было уже переговорено, все волновались, но старались не показывать этого. Наконец Карл встал, помахал небрежно рукой.
   — Не задерживайся, — попросила Аннет.
   — Конечно. Мне приятнее смотреть на вас, чем на самого симпатичного духовника!
   Аннет и Гюнтер видели, как Карл миновал площадь, обошёл автобусы и исчез за углом собора. Ещё издалека увидел возле монастырских ворот послушника — тот сидел на скамейке в тени и читал молитвенник.
   Карл мог поспорить, что шустрый монах увидел его уже давно, но оторвал глаза от книжки только тогда, когда Карл сел рядом. Послушник сказал:
   — Вас ждут в саду. Я провожу.
   Отец Людвиг Пфердменгес гулял по тенистой аллее. Он берег своё здоровье и, когда только мог, старался двигаться и больше бывать на свежем воздухе. Увидев послушника с человеком, который просил у него аудиенции, остановился за деревом, разглядывая: никогда не помешает увидеть будущего собеседника раньше, чем он тебя; сколько раз отец Людвиг выигрывал на этом.
   Но внешность юноши, что шёл за монахом, ничего не подсказала Пфердменгесу: мог быть и философом, что изучает богословские науки, и посланцем оттуда — по старой привычке отец Людвиг даже в мыслях не уточнил — откуда: сколько их прошло через его руки, вначале эсэсовцев, которые сожгли где-то свои мундиры, потом просто курьеров или представителей организаций, которые желали наладить связи с эмигрантами в Испании или Южной Америке; раньше, правда, приезжали люди солидные, бывшие коллеги Пфердменгеса по партии, но потом стали появляться энергичные юнцы в клетчатых сорочках и даже в шортах. Отец Людвиг вначале косил на них глазом, однако постепенно привык, молодёжь подрастает, берет дело в свои руки, что и говорить, он сам в начале тридцатых годов был не старше этих парней.
   Отец Людвиг вышел из-за дерева, махнул рукой послушнику, чтобы исчез. Улыбнулся и поклонился посетителю: сделал жест, который можно было расценить как желание благословить, но молодой человек никак не отреагировал на него, и духовник указал ему на скамейку под кипарисом.
   Карл подождал, пока духовник сядет, и опустился рядом.
   Отец Людвиг первый нарушил молчание:
   — Мне передали, что у вас есть ко мне какое-то дело…
   Карл огляделся по сторонам и, не увидев никого, придвинулся к священнослужителю и спросил шёпотом:
   — Видели ли вы чёрный тюльпан?
   Какая-то тень промелькнула в глазах отца Людвига. Но только на секунду, потому что и дальше смотрел вопросительно и остро. Если он знал пароль, то проявил удивительную выдержку.
   — Ну а если и видел? — еле пошевелил губами.
   — Неужели вы не припоминаете?
   Кожа на черепе отца Людвига разгладилась. Он улыбнулся Карлу, как ребёнку, казалось, сейчас погладит его по головке.
   — Я уже вышел из возраста, когда играют в прятки. Меня интересуют только книги.
   — Но вы должны помнить пароль, который дал вам Кальтенбруннер! — не выдержал Карл. — И назвать мне две цифры шифра.
   Отец Людвиг и дальше продолжал смотреть кротко.
   — Но я никогда в жизни не видел Кальтенбруннера, если вы имеете в виду того… — неуверенно качнул головой.
   — Да, обергруппенфюрера Эрнста Кальтенбруннера, — подтвердил Карл. Позиция монаха обескуражила и одновременно разозлила его: зачем же играть? — Вам доверили тайну государственной важности, и вы должны назвать мне две цифры.
   Кожа на черепе монаха собралась в морщинки.
   — Цифры шифра? — проворчал. — Вы имеете в виду… — Вдруг взгляд его просветлел: отец Людвиг вспомнил или наконец сообразил, что от него хотят. От банковского шифра?
   Карл кивнул машинально и, увидев, как загорелись глаза монаха, пожалел, что сразу выдал себя.
   — Я не знаю, что означают эти две цифры, вы должны назвать их, и все, — попробовал исправить ошибку Карл.
   — И кто же послал вас ко мне?
   — Не имею права назвать.
   Церковник посмотрел на него вопросительно. Задумался, не отводя глаз. Неожиданно спросил:
   — Вас послали только ко мне? Или ещё к кому-нибудь?
   — Вы хотите знать больше, чем вам полагается, — улыбнулся Карл.
   Монах сокрушённо покачал головой.
   — Вы ещё совсем молодой человек, и так мне…
   — Цифры! — жёстко оборвал его Карл.
   Наверно, отец Людвиг принял решение, так как погладил ладонью череп и произнёс примирительно:
   — Хорошо. Но нам придётся проехать тут недалеко… километров тридцать… Я сам отвезу вас.
   — Зачем? Неужели вы не помните цифры и пароль?
   Монах улыбнулся. Теперь его глаза не скрывались за веками, смотрели приветливо, открыто.
   — Мне приятно видеть вас, юноша, одного из нашей молодой гвардии. И я не отпущу вас так, у нас есть райский уголок, поедем, поужинаем, поговорим…
   Карл хотел отказаться, сославшись на то, что его ждут, но церковник смотрел действительно приветливо, в конце концов, он мог ставить условия — если не захочет назвать цифры, его не заставит сделать это сам папа римский!
   — Но у меня мало времени, — все же попытался возразить Карл.
   — Вы не один в Ассизи? — спросил отец Людвиг.
   Какой-то подводный риф скрывался в этом вопросе, и Карл на всякий случай соврал:
   — Те, кто послал меня, считают, что такое деликатное дело нельзя поручать нескольким.
   — Естественно, — подтвердил отец Людвиг. — Поехали, мой юный друг, — сказал льстиво, будто Карл и на самом деле был дорогим гостем. Пошутил: — Вы знаете, тяжело расставаться с тайной, которую сохранял столько лет.
   Карл кивнул. Монах был прав, и было бы нелепо отказываться от приглашения.
   Отец Людвиг провёл его через парк к монастырским хозяйственным постройкам и попросил подождать возле ворот. Сам вывел из гаража неновую уже машину, подозвал служителя и что-то сказал ему. Служитель направился к телефонной будке, монах выехал на «форде» за монастырские ворота и пригласил сесть Карла. Повёл машину по узким безлюдным улочкам. Они обогнули город и выскочили на шоссе, вдоль которого тянулись виноградники и оливковые рощи. «Форд» надрывно ревел, взбираясь на гору, оставляя за собой шлейф белой пыли.
   — У меня, — небрежно кивнул головой отец Людвиг, — там есть прекрасное вино. Такого в Италии нигде больше не найдёте.
 
   Пошёл одиннадцатый час, а Карл все не возвращался, и Аннет стала волноваться. Гюнтер не подавал вида, но и он тоже забеспокоился: может быть, им следовало идти вдвоём, по крайней мере, прикрывал бы Карла.
   В двенадцать они уже поняли: что-то случилось. Аннет предложила сообщить полиции, но Гюнтер, резонно ссылаясь на происшедшее в Загене, отказался.
   Карл не появился и утром. В шесть Аннет постучала Гюнтеру в номер — она не ложилась всю ночь, и они вышли на улицу.
   «Фольксваген» стоял там, где его поставили вчера вечером. Гюнтер обошёл вокруг него, зачем-то постучал ключами о стекло и предложил:
   — Ты пойдёшь в полицию и спросишь о Карле. Не называя фамилии Пфердменгеса.
   — Почему?
   — Возможно, мы зря волнуемся и вмешательство полиции испортит Карлу всю игру.
   — Но он мог хотя бы позвонить…
   Гюнтер только развёл руками. Да и что ответить?
   Сонный карабинер долго не мог понять, что надо этой красивой синьорине. Поняв, отрицательно покачал головой. Ночью не произошло никаких случаев, никто не звонил, и все в городе спокойно.
   Как зовут синьора, который пропал? Карл Хаген, швейцарский подданный? Странно, а сколько ему лет? Боже мой, карабинер подмигнул; в таком возрасте парни иногда знакомятся с девушками и не спешат домой. Нет, он не настаивает на своей версии и не хочет огорчать синьорину, но пусть она подождёт.
   Что ж, в этом совете было рациональное зерно, однако полицейский не знал, куда и к кому пошёл Карл Хаген. А она знала и не могла не представлять историй одна другой страшнее, и, если бы не было рядом Гюнтера, не выдержала бы и уже давно побежала к отцу Людвигу.
   В восемь часов Гюнтер предложил позавтракать, и Аннет согласилась только потому, что не могла больше терпеть вынужденную бездейственность — почти ничего не ела и смотрела на Гюнтера, удивляясь: как мог он жевать и пить, да ещё и подтрунивать над итальянской кухней?
   Опорожнив чашку кофе, Гюнтер вытер губы бумажной салфеткой и сказал:
   — Насколько я понимаю, у нас есть два выхода: или идти к этому Пфердменгесу, или отыскать того… послушника и попробовать выведать у него что-нибудь.
   — Да, конечно, — одобрила Аннет.
   — И в том и другом случае будет лучше, если сделаешь это ты.
   — Я? Но что я могу? — испугалась Аннет. Сама мысль о том, что надо идти к этому страшному Пфердменгесу, которого не видела, но уже считала страшным, была ужасной. — Да, что я могу? — повторила прищурившись.
   — Если пойду я, он поймёт, что тут что-то нечисто, — объяснил Гюнтер весомо. — Но сейчас мы ещё не будем беспокоить Пфердменгеса. Попробуем обработать послушника. Ну, тебе известно, как действовать… — не выдержал, чтоб хоть немного не отомстить. — Всякие там женские фокусы. Значит, так… Тебе необходимо увидеть отца Людвига. Но перед этим хочется узнать, как вести себя с такой высокой особой. Какие у него привычки, где был вчера, что делает сегодня? Да и вообще сама увидишь…
   — Вообще-то ты прав. — Аннет не могла не согласится с доводами Гюнтера, хотя и не представляла себе, как ей удастся обмануть послушника. Голова после бессонной ночи отяжелела, хотелось плакать. Гюнтер подвинул к ней стакан сухого вина со льдом, взяла машинально и выпила — стало немного лучше, и Аннет допила до конца. Вино сразу придало ей энергии.
   — Я пойду…
   — Хорошо, — согласился Гюнтер, — а я буду держаться неподалёку, и в случае необходимости зови.
   Они спустились к собору, Аннет обошла усыпальницу Франциска, призывая святого помочь ей, но тот не отозвался на её призыв, ибо послушника не было ни здесь, ни вблизи монастыря, и девушке ничего не оставалось, как бродить по двору, уже заполненному туристами.
   Она увидела послушника, когда уже не верила во встречу, — тот направлялся от монастырских ворот прямо к ней через площадь. Аннет замерла: ей показалось, что послушник подойдёт и скажет что-то страшное, но тут же отогнала эту мысль. Наверное, его послал к ней Карл, стало быть, не надо волноваться.
   Девушка пошла навстречу, улыбаясь, но вдруг заметила — послушник шёл, уставясь в мостовую, перебирал чётки и шептал молитву.
   Позвала:
   — Синьор, минутку, синьор! — Послушник, наверно, не слыхал, а если и слышал, то подумал, что зовут кого-нибудь другого, поскольку продолжал идти дальше, не поднимая глаз. Аннет вспомнила, что Карл разговаривал с ним по-французски, и повысила голос: «Mon frere!»
   Он резко обернулся, двинулся к Аннет, но остановился в двух шагах. Взглянул пристально, щеки его покраснели.
   — Мадемуазель что-то хотела спросить? — стыдливо улыбнулся.
   Они молчали, но Аннет пришла в себя и сказала:
   — Хозяин траттории, — кивнула на вывеску, — говорит, что вы можете устроить встречу с отцом Людвигом.
   — Он слишком высокого мнения обо мне, — смутился юноша.
   — Говорили, что вы такой добрый и умный. Я ещё вчера хотела увидеть вас, но не нашла.
   — Отец Людвиг уехал и поручил мне одно дело.
   У девушки ёкнуло сердце. Спросила быстро:
   — Уехал? С кем-нибудь или один?
   Послушник отступил. То ли взяла верх врождённая подозрительность, то ли имел приказ держать язык за зубами.
   — У святого отца нет привычки… — начал, но девушка, поняв, что допустила оплошность, улыбнулась и перебила:
   — Какое это имеет значение? Я просто хотела знать, скоро ли он возвратится?
   — Он вернулся ещё ночью.
   — Значит, я могу надеяться?
   — Вряд ли… Говорил, что сразу после обеда… — послушник запнулся.
   Аннет подняла руку, словно хотела дотронуться до него, спросила:
   — Если вы будете свободны после обеда, может, выкроите часок-другой и покажете мне Ассизи? С гидами так неинтересно.
   Лицо послушника расплылось в улыбке. Переступив с ноги на ногу, произнёс с сожалением:
   — В это время никак не могу.
   — Почему?
   — Должен отвезти отца Людвига.
   — А позже? — Аннет кокетливо опустила глаза. — Отец Людвиг вернётся вечером?
   — Он нет, но я буду здесь.
   — А если ваш учитель передумает?
   — Его не будет несколько дней, — заверил послушник. — Я только отвезу его, а сам назад. Вы надолго в Ассизи?
   — Ещё не знаю… — вздохнула Аннет.
   — Я вам покажу все ассизские святыни. — Послушник спрятал в карман чётки. — Кроме того, у меня есть мотороллер, — предложил нерешительно, — и мы сможем…
   — О-о, как чудесно! — захлопала в ладоши Аннет. — Так когда мы встретимся?
   — В пять у входа в собор.
   — Отлично.
   Послушник поклонился и засеменил прочь. Девушка смотрела ему вслед, юноша перед тем, как повернуть за угол, оглянулся и кивнул издалека.
   Аннет, вспомнив его жадные глаза, прищурилась. Махнула Гюнтеру, который вертелся чуть ли не рядом, и направилась к отелю. Почувствовала такую усталость, что села бы здесь прямо на мостовую и не двигалась. Еле поднялась к себе на второй этаж и упала в кресло. Гюнтер стоял рядом и молчал. Аннет была благодарна ему за то, что не спешил.
   — Вчера вечером монах ездил куда-то — начала, и сразу вся усталость исчезла, будто хорошо проспала всю ночь и только что приняла душ. — И сегодня уезжает сразу после обеда.
   — Ну и что? — не понял Гюнтер.
   — Как же ты не можешь сообразить? Вчера вечером Пфердменгес исчез. Если бы Карл остался в Ассизи, пришёл бы в отель. Следовательно, они поехали вместе, и Карл не вернулся. Ездили куда-то недалеко, поскольку отец Людвиг ночью был уже в монастыре. Сегодня монах снова едет, наверно, туда же. Кроме того, предупредил, что будет отсутствовать несколько дней.
   — Что-то в этом есть, — потёр лоб Гюнтер. — Хотя… Расскажи, о чем ты разговаривала с прощелыгой в сутане? Он почти облизывался, глядя на тебя!
   — Оставь… — недовольно поморщилась Аннет. — Я назначила ему свидание в пять, и если нужно ещё что-нибудь вытянуть из него… — она взяла предложенную Гюнтером сигарету, хотя и не курила, затянулась, закашлялась. Бросила и повторила в деталях разговор с послушником.
   Гюнтер слушал, не перебивая, сделал вывод:
   — Хитрый, пройдоха. Ты права, за святым отцом надо следить. Жаль, не узнала, куда они едут.
   — Говорил, недалеко. Я думала: не стоит расспрашивать. Ещё передаст своему учителю, и если за этим что-то кроется…
   — Правильно, — похвалил Гюнтер. — Итак, послушник назначил тебе встречу…
   — Не паясничай! Сейчас около одиннадцати? В монастыре обедают в два, ты иди, а я немного отдохну…
   В два часа они поставили «фольксваген» в ряд с другими машинами под жёлтым рекламным щитом заправочной станции, на которой чёрный змей выдыхал ярко-красное пламя.
   Миновать эту станцию отец Людвиг не мог, только после неё дороги расходились в трех направлениях: налево — на Терни и затем Рим, прямо — на Флоренцию и направо — в горы.
   Аннет заставила заднее сиденье какими-то коробками, бросила туда плащи и уселась на сиденье так, что её совсем не было видно. Сама же видела все, что делалось на шоссе за «фольксвагеном».
   Машины проносились редко, было время дневного затишья, когда основная масса туристов уже приехала, а уезжать было ещё рано. По шоссе сновали преимущественно малолитражные «фиаты» с местными номерами. Аннет и Гюнтер жадно всматривались в них, поскольку не знали, на какой машине ездит Пфердменгес.
   — Они… — вдруг прошептала Аннет, будто её кто-нибудь мог услышать. — Да, они… — отвернулась от шоссе. — Видишь серый «форд»?
   Гюнтер нагнулся над щитком управления, посматривая искоса.
   Да, за рулём знакомый им послушник, а рядом старый человек в сутане.
   «Форд» проехал мимо заправочной и медленно повернул направо по дороге, ведущей в горы. Гюнтер ловко вывел свою машину на шоссе. Не спешил: серый «форд» сейчас никуда не денется, на такой дороге все равно больше шестидесяти километров не сделаешь, да и, слава богу, пылища, почти не видно, что делается сзади.
   «Форд» ехал быстро — послушник спешил на свидание! — «фольксваген» швыряло на выбоинах, но Гюнтер не отставал, сохраняя дистанцию в полкилометра. Встречные машины попадались редко, дорога пролегала преимущественно между виноградниками, Аннет поискала её в атласе, но не нашла. Миновали село, за оливковой рощей перевалили через гребень высокого холма, внизу открылась зелёная долина с синей гладью озера, к берегу которого прилепилось небольшое селение. Туда вела такая же покрытая щебнем дорога, и «форд» уже повернул на неё.
   Гюнтер притормозил и, подождав, пока «форд» исчезнет за деревьями, тоже повернул к озеру.
   На центральной улице городка разместились две или три лавчонки и траттория с открытой верандой под тентом. Миновали последний дом, но нигде не обнаружили серого «форда»: возле строений стояло несколько «фиатов» да красный «рено». Дорога за посёлком круто шла к виноградникам. Гюнтер, бормоча что-то сквозь зубы, развернулся и поехал назад. Теперь «фольксваген» катился по инерции. Гюнтер все время тормозил, останавливаясь на перекрёстках: договорились, что будут смотреть: он — налево, Аннет — направо. Проехали лавчонку с шариковыми ручками, зажигалками и ещё какой-то мелочью на витрине.
   Аннет вдруг воскликнула:
   — Видишь, он там, внизу!
   Гюнтер остановился за углом, вышел и огляделся.
   Прекрасная двухэтажная вилла возвышалась над озером в саду. «Форд» не заехал во двор, его оставили под деревом около ворот.
   Гюнтер быстро развернулся. Возможно, им следовало бы припрятать свою машину — швейцарские номера не так часто встречаются в этом посёлке, и незачем мозолить всем глаза. Подъехал к траттории — хозяин выбежал на веранду, и Гюнтер, с трудом вспоминая итальянские слова, объяснил, что им понравилось озеро и они хотели бы задержаться здесь, вот только куда поставить машину и найдётся ли ужин.
   Хозяин закивал радостно, побежал открывать ворота, залопотал, поднимая глаза к небу, и Гюнтер понял, что только в этой траттории они могут съесть настоящие спагетти, такие спагетти можно съесть только в раю и здесь, потому что их готовит сам хозяин, а лучшего специалиста не найти во всей округе.
   Они прошли со двора в узкий и темноватый зал траттории. Здесь стояли длинные столы из грубых досок, посуда на стойке была из дешёвого толстого зеленоватого стекла, но вино, которое нацедил из бочки хозяин, понравилось Гюнтеру, хотя и стоило на треть дешевле минеральной воды, которую пила Аннет.
   Пока они утоляли голод, мимо траттории проскочил серый «форд»: послушник не солгал — возвращался один. Гюнтер предупредил хозяина: они пойдут на озеро и могут задержаться, но тот заверил, что спагетти будут в любое время, кроме того, у него есть свободная комната, и, если синьорине понравится здесь, можно переночевать.
   Между прочим Гюнтер спросил, кому принадлежит чудесная вилла над озером. Хозяин сложил руки, будто молился, и учтиво объяснил, что в ней живёт очень важный человек, имя которого известно в самом Ватикане: святой отец осчастливил их посёлок, приобретя этот домик ещё во время войны. Но жаль, сейчас он редко приезжает сюда, в вилле живёт только его слуга, которого местные жители недолюбливают за хмурость, но что поделаешь — немец, старый холостяк, а пожалуй, нет на свете больших нелюдимов, чем закоренелые холостяки.
   Болтовню этого толстяка можно было слушать весь день, он прямо-таки источал из себя добродушие и говорил бы беспрерывно — не так-то легко найти слушателей в таком маленьком посёлке, но Аннет оборвала лавочника: жара, и ей хочется купаться…
   К озеру вела тропинка прямо от траттории, и они пошли между апельсиновыми деревьями. Не доходя до озера, Гюнтер полез в кусты, отделявшие апельсиновый сад от улицы, за ними тянулся высокий забор из острых металлических прутьев, дальше начинались какие-то густые колючие заросли, которые скрывали виллу от нескромных взглядов. От железной калитки к зданию вела замощённая бетонными плитками дорожка.
   Гюнтер оставил Аннет в кустах следить за тем, что происходит у входа, а сам решил обойти вокруг усадьбы. Только он исчез, как на дорожке появились двое — отец Людвиг и его слуга. Они шли медленно, монах, очевидно, наставлял слугу, ибо тот кивал и отвечал что-то односложное, а отец Людвиг энергично жестикулировал и все говорил: жаль, Аннет не могла услышать ни одного слова.
   Слуга вывел из гаража мотоцикл и открыл ворота. Выкатив машину и, оставив её на улице, аккуратно закрыл ворота, отдал ключи монаху. Ничего не сказав, направился к мотоциклу. Уже хотел заводить, но обернулся — забыл шлем на скамейке в саду. Отец Людвиг, стоявший у калитки, произнёс насмешливо, и Аннет слышала теперь каждое его слово:
   — Не забудь на обратном пути голову. И завтра утром заезжай.
   Куда должен был заехать слуга, Аннет так и не узнала, тот завёл мотор и уехал. Монах посмотрел вслед, постоял немного и медленно пошёл к вилле.
   Скоро вернулся Гюнтер, и Аннет рассказала ему обо всем, что видела.
   — Вероятно, до завтрашнего дня монах будет один, — констатировал Гюнтер. — А я там нашёл довольно удобное место, чтобы перелезть: кусты совсем низкие и неколючие.
   — Подождём до вечера?
   Гюнтер задумался.
   — А может сейчас? Уже начало пятого, а святой кабан привык в это время отдыхать. Послушник говорил, что встаёт в пять. Я полезу, а ты и дальше следи за входом.
   Продираясь сквозь заросли, Гюнтер поцарапал руки и лицо. Сейчас он стоял за заботливо ухоженным цветником, всматривался в закрытые жалюзи окна, будто на самом деле мог что-либо разглядеть за ними.
   Тишина и только птицы щебечут на деревьях. Держась кустов, Гюнтер обошёл дом и чуть не натолкнулся на обвитую плющом и глицинией беседку. Осторожно раздвинул ветки, заглянул внутрь и испуганно отшатнулся: на тахте лежал отец Людвиг — Гюнтер мог дотянуться рукой до его головы.
   Юноша присел, затаив дыхание. Потом пробежал несколько метров, что отделяли его от клумб с какими-то высокими красными цветами, спрятался там. Только сейчас немного пришёл в себя: если отец Людвиг молчит до сих пор, значит, или не заметил его, или спит. Переждал ещё несколько минут и пополз к беседке. Обогнул её и заглянул так, чтобы увидеть лицо монаха. Так и есть — старик спал.
   Теперь Гюнтер не раздумывал. Прошмыгнул к вилле — двери не были закрыты, он прикрыл их за собой и на цыпочках пробежал по узкому полутёмному коридору.
   Коридор заканчивался ступеньками на второй этаж, слева дверь вела на кухню, её не прикрыли, и Гюнтер увидел немытую посуду, кастрюлю на столе. Осторожно открыл дверь напротив. Наверно, здесь жил слуга: узкая кровать, застеленная суконным одеялом, несколько ружей на стене и охотничьи трофеи — голова кабана, птицы, какие-то шкурки. Шкаф, стол, два стула — все.
   Следующая дверь дальше вела в большую гостиную с цветастым ковром во весь пол. В комнате стояли старомодные, но удобные диваны и кресла, обтянутые кожей, шкафы с книгами. Очевидно, монах принимал здесь гостей и не отказывался от мирских соблазнов, потому что стол под торшером был заставлен бутылками с разноцветными наклейками.
   Гюнтер осмотрел ещё одну комнату. Она предназначалась для столовой — простенок между окнами занимал сервант с посудой, рядом стоял дубовый круглый стол и такие же стулья с резными спинками.
   Юноша уже хотел подняться на второй этаж, но заметил под лестницей узкую дверь, обитую стальными полосками. Наверно, она вела в подвал. Гюнтер на всякий случай нажал на ручку, и дверь сразу поддалась, открыв крутые каменные ступеньки.
   Внизу горела лампочка. Осторожно ступая, Гюнтер спустился и увидел просторное помещение без окон, настоящий каменный мешок с низким потолком. Но это был не погреб — вместо бочек здесь стояли две кушетки и стол, а пол покрывал грубый шерстяной ковёр.
   Двое дверей, дубовых и тоже обитых металлом, вели из этой каменной гостиной. Гюнтер дёрнул за ручку ближней — не поддалась, вторая тоже закрыта.
   Парень хотел уже возвращаться, но услыхал за дверью не то шорох, не то стоны. Прислушался, приложив ухо к дубовым доскам, — действительно за дверью кто-то был.
   Гюнтер поцарапал дверь и затих. Стояла такая тишина, что, казалось, звенело в ушах.
   И вдруг стон.
   Юноша переступил с ноги на ногу. Что делать? А-а, все равно, хуже не будет. Спросил громко:
   — Эй, кто там?