— И в вашу голову, конечно, закрались подозрения? — Марко никак не желал выходить из роли циничного критика.
   — Да. Можно сказать и так. Я думал, что же мне с этим делать. Честно говоря, не видел подходящих вариантов. Как бы вы поступили на моем месте? И тут как раз пришла Анастасия и показала мне снимки. И все стало понятно. Стало понятно, что он не ограничился разговорами.
   — Федор, — воскликнула я, — но почему вы мне ничего не сказали??
   — Я должен был еще раз все проверить. Убедиться. Ведь если я ошибался в своих выводах, я мог направить расследование в ложное русло.
   — Какой бред. Да мы уж решили бы, куда его направить. Вы настольно не уверены в наших умственных способностях?
   — Да, да, я совершил ошибку. Непростительную, ужасную.
   — Однако, не время посыпать голову пеплом…
   — Разумеется. После беседы с вами я дождался его очередного визита…
   — Господи, он мог бы давно быть у нас в руках!
   — Настя, мне очень сложно говорить, я почти на пределе своих сил, имейте сочувствие. Я попытался за ним проследить. Узнать о нем хоть что-то. Но он как зверь, вы знаете, у него даже аура звериная, я уже говорил это вам, он чувствовал опасность. Он потерялся через две минуты, после того как я незаметно отправился за ним. И все. С той поры я больше его не видел.
   Мы с Марко молчали, точно прибитые. Что тут можно было сказать?
   — Хорошо, — Марко вынул из кармана блокнотик, — вы можете сейчас просто описать его, а завтра приехать и составить фоторобот?
   — Нет, — грустно ответил Павловский.
   — То есть как нет?
   — Так. Я не видел его лица.
   — Федор! — не выдержала я, — что это за шутки? Что вы несете? Как это вы не видели его лица?
   — Он закрывал лицо тонким шарфом, прежде чем войти в приемную.
   — Невозможно поверить! — закричала я.
   — Почему? — удивился Павловский, — мне как раз не показалось это странным. Ведь он мог быть вполне публичной фигурой. Да и кто бы согласился вести такие беседы, демонстрируя глаза? Нет-нет, это было его обязательное условие, которое я, кстати, довольно спокойно принял. Могу вам сказать, что многие люди приходят ко мне в париках, в черных очках. Большие черные очки были и у него. Плюс шарф, который он просто поднимал выше перед приходом ко мне.
   — А рост, волосы, руки?
   — Рост чуть выше среднего, телосложение обычное, волосы короткие темные, но это мог быть и парик. Руки… Руки красивые, длинные ладони с сильными пальцами. Аккуратные ногти. Запястья, выдающие изначально астенический тип фигуры. Видимо, он не мало поработал над своим телом, чтобы добиться таких прямых плеч, такого торса. Даже под свободным пуловером было видно, как он силен физически.
   — То, что это был мужчина, вы можете гарантировать?
   — Несомненно. Это мужчина. И мужское начало в нем сильно, это чувствовалось.
   — Соня шантажировала вас именно этим?
   Павловский вздрогнул и побледнел еще больше.
   — Откуда вы знаете?
   — Да уж знаю.
   — Да, она своровала часть диктофонных записей, когда приходила ко мне за деньгами. Пыталась настаивать на том, что теперь я должен выделять ей больше. А я и так колоссальные суммы трачу на ее содержание.
   — Понятно. Скажите, в разговорах он упоминал какие-то бытовые подробности своей жизни, может быть, друзей, знакомых, пусть не по именам, хотя бы по приметам.
   — Практически нет. Однажды он случайно обмолвился… говоря о чем-то сказал, что это так же банально, как вид из его окна — кроны парка «Сокольники» и неизменное воронье по осени.

12. Убегая от черного человека

   Дождь закончился. Город, ошарашенный внезапной атакой небес, плавал в прозрачных лужах, в одну из которых угодила и я. Сняв туфли, босиком нырнула в сухое теплое чрево машины и даже зажмурилась от наслаждения. Оказаться под надежной защитой железного коня, которому по причине отсутствия мозгов не грозило безумие, было до щекотки приятно. Да уж… чем больше я узнаю людей, тем больше люблю животных. И машины.
   — Марко, что такое с вами случилось? — покосилась я на спутника.
   — Ничего, — буркнул он.
   — Вы обещали объяснить.
   — Да пожалуйста! Я объясню, как изволите. Этого вашего мага я не вижу!
   — В упор?
   — Самое время для иронии. Нет, я вижу его, так же, как вы. И не более того. Он ставит защиту.
   — О чем вы?
   — Это профессиональные штучки. Овладев некоторыми навыками, можно научить обманывать детектор лжи, вы это знаете?
   — Конечно знаю.
   — Ну так вот, существуют специальных техники, позволяющие заключать собственное сознание в такой… как сказать… кокон. В этом случае все внешние проявления, те, по которым я обычно и вычисляю людей, не будут соответствовать истинным раздражителям. Он ненавидит вас, но вы никогда этого не заподозрите. Он будет думать, как вас убить, а внешне это будет смотреться так, как будто он размышляет, какой десерт лучше подать. Все люди в большей или меньшей степени умеют делать, но некоторые в совершенстве. Ваш Павловский — гений обмана!
   — Никакой он не мой.
   — Хм… а то я не видел, как вы уши развесили.
   — Считаете, что он врал?
   — Не знаю. Эта как раз та ситуация, которую я просчитать не могу. Возможно, он скрытен от природы, возможно он развил в себе это качество во время практики. Но понять, что в его словах ложь, а что истина, я не могу.
   — Но и на слово вы ему не верите?
   — Не верю, если честно. Мне, Настя, кажется это нелепым, нелогичным. Как можно, обладая такими способностями, не догадаться об истинной сущности происходящего? Он якобы не знал, что клиент балуется практическими уроками. Ну не смешите меня!
   — Сейчас Григорий позвонит Верещагину и за Федором будет установлено наблюдение. Марко, вы считаете, что он мог придумать все это от начала до конца? Может, это он убивал?
   — Помните, когда мы оказались на месте обнаружения трупов Гетерсов, я впал в растерянность?
   — Да.
   — Так вот, именно тогда я впервые подумал о том, что наш противник умеет хорошо прятать свое сознание. Дело в том, что характеристики того места кардинально отличались от первого. Как будто действовал совершенно другой человек. Сегодня мы должны успеть побывать в Сокольниках, где нашли последнюю пару и в Медведково, где он избавился от тел Валевских.
   — И еще, мне кажется, это важно… Прошу вас, заедем буквально на десять минут в больницу. Там лежит девушка… Арина. Та самая, с которой все и началось.
   Марко не стал возражать и через полчаса наша представительная, в основном за счет итальянца, делегация, входила в уже знакомую палату.
* * *
   «Рискованная штука эта любовь с первого взгляда, когда она еще не видела его банковского счета, а он еще не видел ее в папильотках. Тем не менее в жизни оно бывает», — писал нежно любимый мной О. Генри. К чему я вдруг вспомнила классика? Всему виной Арина и Марко. Уже в первые секунды их знакомства что-то произошло. Это довольно сложно описать словами, придать впечатлениям такого рода устойчивые формы все равно что лепить из опары восьмигранник. Случилось. Стены в палате засветились карамельно-розовым цветом, поникший букетик ландышей, принесенный кем-то из гостей, воспрянул. В помещении отчетливо запахло озоном. Формально все осталось на своих местах. Поменялось лишь измерение.
   Возможно, Марко был героем детских снов Арины. Безвольная, мало приспособленная к жизни, она видела своего героя именно таким — добрым и большим. И чем больше, тем лучше. Опереться на такое монументально огромное плечо — мечта любой слабой женщины. Ни страсть, ни деньги не дадут такого наслаждение, как ощущение незыблемого покоя и защищенности. А уж если в придачу к этому милый избранник умен и состоятелен… Но обо всем этом Арина пока не знала. Она смотрела на Марко глазами, в которых восхищение боролось со страхом и стыдом. Запакованная в гипс, много дней не видевшая себя в зеркало, она являла собой печальное зрелище и боялась случайно показать свой восторг перед Марко. Ведь в этом случае он мог лишь пожалеть ее.
   Но и Марко накрыло неведомой волной. Вот уж не ожидала. Великан неловко топтался посреди палаты и все никак не решился присесть на слишком хрупкий для его седалища стул. В отличие от простых смертных, он мог позволить себе не обращать внимания на условности момента. Он легко мог представить Арину без гипса, такой, какой она была до трагедии и какой, возможно, станет после. Вот только знает ли он, что она с той печальной ночи женщина навсегда прикована к инвалидному креслу?
   — Перко? — спросил он меня, внезапно перейдя на итальянский, — она встанет! Она будет ходить. Бениссимо! Я счастлив с вами познакомиться, — залопотал он страшно диссонирующим с его внешностью фальцетом. Он был сейчас нелеп, как все люди, внезапно выброшенные из реальности. Он пасся на привольных угодьях Эрота. Хаос и Тартар не рисковали подходить ближе, чем на пушечный выстрел.
   Кажется, мы здесь зависнем надолго, подумала я. Соседки Арины по палате проявили куда больше такта, чем я. Их словно ветром сдуло. Та, что со сломанной рукой, здоровой конечностью прихватила меня за рукав и выдернула следом за собой в коридор.
   — Жалко девку, — сокрушалась она, плюхнувшись на кушетку, — вот угораздило ее. И ведь одна одинешенька, никто к ней ходит, никто ни яблочка, ни пирожков домашних не принесет.
   Женщины смотрели на меня укоризненно. Черт, надо было попросить Лизавету. Она и по части пирогов мастерица, и утешить в минуты печали и слабости может, как никто другой.
   — Видный мужчина какой, — вздохнула с завистью дама с переломанными ногами, кто же он ей будет?
   — Знакомый, — я не стала вдаваться в детали, но про себя подумала, что очень скоро это знакомство перерастет рамки случайного. А у Арины ни документов, ни официально подкрепленного прошлого. А если он позовет ее замуж? А если он захочет увезти ее с собой? Эк, ты, Настенька, размечталась. Мне так не хватало позитива, что я с упоением кинулась фантазировать на тему чужой личной жизни. «Без тебя разберутся», — сказал мне внутренний голос. Дай то Бог.
* * *
   Из палаты Марко вышел спустя сорок минут, я засекала, с улыбкой младенца на ярко разрумянившемся лице. Глаза его сияли, губы сияли, щеки сияли и даже кончик антично красивого носа сиял. Какие серийники? Какие нерасследованные убийства? Все зло мира легко отлетало с подошв его ботинок, отстукивающих вдохновенную чечетку по бетонной дорожке больничного двора.
   Приставать к нему с делами было настоящий хамством, но в нужные моменты мне присуще и эта неприятное качество.
   — Марко, мы сначала едем в Медведково или в Сокольники?
   — Что? — очнулся он от сладких грез.
   Я повторила. Марко подумал и сказал, что ему все равно.
   Любовь сыграла с ним злую шутку. За какой то час он поглупел на девяносто позиций из ста, все его замечательные способности не давали должного эффекта. Как ответственный человек, он старательно топтал все еще огороженный заградительной лентой пятачок на задворках парка, он даже прополз по земле метра два, но едва ли учуял что-то помимо запахов райского сада, а звучавший в его голове трубный брачный зов заглушал даже орущее в припаркованной рядом машине радио. Что уж говорить о более тонких материях.
   — О, Настенька, я понимаю, как это все некстати, мне так жаль, — сокрушался он.
   — Да ладно, с кем не бывает, — пожала я плечами.
   — Со мной не было! Вы верите мне? Со мной ни разу такого еще не было.
   — Сколько вам лет, юноша?
   — Сорок два. Мне всего сорок два года. Вся жизнь еще впереди! Вы понимаете, у меня вся жизнь еще впереди!
   — Марко, честное слово, я все понимаю. Но давайте подумаем о тех, для кого жизнь уже в прошлом. Вспомните пожалуйста о цели своего визита в Москву, соберитесь! Арина, она же никуда не денется. Она выздоровеет, все будет хорошо. А сейчас нам надо работать. Работать.
   — Да, да, я соберусь. Погодите. Давайте выпьем вина сегодня вечером, а? Я приглашаю вас в ресторан! Давайте на чуть-чуть, вот прямо на столечко, — Марко прихватил кончик своего мизинца, — забудем о грустном.
   — Все, что угодно. Ресторан, баня, девочки. Но сейчас мне нужно от вас одно. Сравните это место с теми, где мы уже были.
   Марко еще немного побродил меж деревьев.
   — Да, его почерк отличается и здесь. Словно это место выбирал уже третий человек. И кстати, он действительно живет здесь рядом. Уверенность, с которой он избавился от трупов, говорит о том, что эту местность он знает, как свои пять пальцев. Вот видите ту точку. Она чуть дальше и на первый взгляд просматривается в куда меньшей степени. Но если сместиться на два шага левее, станет очевидно — ее видно из охранной будки. Между деревьями есть просвет. А вот здесь, на достаточно открытом пространстве, он почти не рисковал. Скорее всего, действовал машинально, не задумываясь о подоплеке своего выбора. Но такая машинальность как раз и достигается в случае, когда бывал в этом месте не раз. Возможно, он выгуливал здесь собаку или катался на велосипеде. Хотя, скорее всего, собака. Для велосипеда негодная дорожка.
   — У него есть собака?
   — Есть. Или была. Скорее всего. Впрочем, это неважно.
   В Медведково все повторилось. Формально от тела всякий раз избавлялись одним и тем же способом. Но по факту это делали четыре разных человека.
   — Как такое может быть?
   — Не знаю, — Марко искренне недоумевал, — давайте дождемся завтрашнего дня и посмотрим на результаты мониторинга. Сдается мне, нас ждут сюрпризы. Настя, вы обещали ресторан, вино, а еще баню и девочек!
   — Ресторан и вино обещали вы. А насчет бани и девочек я передумала.
* * *
   Днем из города детства вернулась Санька. Я успела лишь коротко переговорить с ней по телефону, но по ее интонациям поняла, что настроение у девушки на нуле. А чего она, собственно, хотела? Явиться прекрасной загорелой нимфой в тихо умирающий от безработицы районный городок и ждать, что прежние знакомые, застывшие в прошлом, встретят ее с распростертыми объятиями? Их радость за Саньку означала бы признание собственной никчемности. Глупо рассчитывать на подобное великодушие. Подружки хвастались детьми, у некоторых старшие уже заканчивали школу, демонстрировали фотографии, сделанные на семейных дачах, кормили Саньку домашними деликатесами и уверенностью в правильности именно своей жизни вселяли в мою подругу комплексы, по величине сопоставимые с черными дырами. В эти черные дыры легко ухали ее заморские одежки, приобретенный на чужбине лоск и беглое знание итальянского. О муже, который пока вовсе даже и не муж, и вовсе говорить нечего. Чем она могла похвастаться? Тем, что с родителями раз в году видится? Бездетностью? Шатким социальном статусом? Ее ценности, наложенные на посконный быт, меркли. Цена ее достижений была столь же нелепа в глазах родных и близких, как «Феррари», купленная для поездок на огород. Что составляет счастье человека? Дети, дом, большая крепкая семья. Женатого мужика, уж не самого завалящего, можно найти и здесь. Незачем для этого в неведомую Италию ломиться.
   В общем, презентация славного города Рио-де-Жанейро, читай Милана, с треском провалилась. Как и Шуре Балагонову, Санькиным друзьям детства, мегаполис, где все поголовно ходят в белых штанах, казался местностью, недостойной ноги серьезного человека. К тому же, даже не читая «Золотого теленка», они интуитивно догадывались, что Остап плохо кончил.
   — Да не расстраивайся ты так, — тормошила я Саньку.
   Жаждущий настоящей русской экзотики Марко из всех предложенных выбрал грузинскую кухню. Я знаю несколько грузинских ресторанов, где кормят средне и даже плохо, но мало — нигде. Стол ломился от тяжести блюд.
   — А я не расстраиваюсь, — Санька с наслаждением откусила от горячего, исходящего маслом хачапури, — растолстела тут, уже юбка не сходится. Вот представляешь, в Италии, сколько ни ем, только худею, а тут начинается.
   — В Италии твое тело приходит в согласие с душой, — улыбнулся Марко, — а душа у тебя легкая, точно горная газель, вах!
   За считанные секунды он научился копировать грузинский акцент и даже перенял у черноволосой быстроногой официантки несколько замысловатых грузинских оборотов. Он пребывал на седьмом небе. Ничто, ну ничто к этому не располагало, а громиле хоть бы хны. Может, его переполненное информацией сознание уже произвело тайные прогнозы, судя по его довольному лицу, обнадеживающие. Хотя, скорее всего он просто влюблен. Как школьник, впервые за четыре десятка прожитых лет.
   Гришка составить нам компанию отказался. В то время как мы старались насладиться изобильным ужином, он стоял над душой у группы аналитиков, сортирующих видео. Ребята отказывались знакомить его с результатами, прежде, чем они завершат работу. Зато позвонил из Германии Федоткин и сказал, хотя это пока и не наверняка, что удалось обнаружить целых два помещения, в которых мог скрываться убийца во время своих вакханалий. В настоящее время их пристально изучают эксперты.
   Лешка сидел грустный. Встряску, которую нам всем устроил Филипп, далась ему особенно тяжело. Он и прежде испытывал комплекс вины перед сыном. Ему казалось, что он из рук вон плохой отец, что времени ребенку уделяет мало, а когда уделяет — не умеет найти правильный подход. От давней юношеской любви, не отмеченной штампом в паспорте, у него была еще и старшая дочь, Леночка. Хорошенькая, как ангел, и зловредная, как исчадие ада. В общем, почти многодетный папаша. Но есть люди, которые никогда, даже в старости, не ощущают себя родителями. Нет, они вполне способны нежно и трепетно заботиться о потомстве. Но родитель, это не столько служба бесплатной помощи, сколько социальный статус. С этим у милого были проблемы. Он изначально не воспринимал отпрысков, как детей. Они были для него равными и совершенно автономными существами. Читать им мораль он считал таким же странным, как выговаривать ровеснику коллеге за небрежный вид или неподобающее поведение в обществе. Наверное есть детки, которые понимают и ценят такой подход. Но тот же Филипп… По моему мнению, ежовые рукавицы были столь же необходимы для его здоровья, как регулярно принимаемые поливитамины.
   — Что-то вы, Настя, совсем загрустили, — попытался растормошить меня Марко, — устали?
   — Устала, — честно призналась я.
   — Зря я вас вытащил, вам бы наверное лучше всего поспать.
   — Ладно, вы можете быть реабилитированы. Скажите, когда все это кончится?
   Марко задумался. Отхлебнул густого красного вина.
   — В каком-то смысле это уже закончилось, — сделал он неожиданное признание. Вот только в каком… Я не знаю. Но, образно говоря, нити судьбы уже сплетены.
   — Уууу, — сморщилась я, — ну только вот этого не надо, а?
* * *
   Результаты анализа видеоархивов Анжелы и Зигфрида, а также вытрясенных вместе с душой пленок, бережно хранимым, прав был Марко, Дмитрием Коньковым, повергли нас в шок. Ровно двадцать раз в разные дни, в разных ситуациях и комбинациях там мелькал …Петя. Были там и другие косвенные свидетели, люди, успевшие прикоснуться к личной жизни Валевских. Но никто не был представлен так вопиюще! В клубе под Бонном он был не менее семи раз. Несмотря на тусклое, расплывчатое изображение, не узнать его было невозможно. Широкие плечи, уверенная сильная походка, небрежно стянутые в косицу черные волосы. Он везде, даже среди голых толстых немцев, смотрелся королем. Пару раз вместе с ним мелькала Соня. Один раз в Москве и один раз в Германии.
   Петя, Петя…. Нет, шокировало нас не то, что правда оказалась какой-то слишком уж неожиданной. Бывало и хуже. Но она валялась у нас под ногами весь этот месяц. Мы ходили о нее, спотыкались, мы буквально стукались о нее своими тупыми лбами. И ни разу не потрудились протянуть руку и взять то, что лежит на самом виду.
   А как умело он разыграл истерику! Да, Марко и в этот раз не ошибся, Петр умеет изолировать истинную суть своей души, с легкостью карточного шулера подтасовывать мотивы своего поведения, плакать вам в лицо, смеясь при этом в душе и ничем, ни малейшим намеком не проявлять намерения. Теперь я была уверена, что и эти нелепые сцены с обнюхиванием собственных ботинок, и легенды и мифы о детских комплексах были невинными шалостями человека, ведущего большую игру. Скрывая ее, он кидал нам мелкие косточки, отвлекающие внимание.
   — Как же так, как же так, — бил кулаком по столу Гришка, — Насть, погоди, может ошибка?
   — Гриш, ну какая ошибка? Ну посуди сам! На твоей памяти хоть раз бывали такие совпадения?
   — Нет…
   — Ну вот и я о том же. А то, что на данный момент он просто исчез, растворился, это тебе ни о чем не говорит?
   — Да ладно, все понятно. Лоханулись мы, конечно, страшно.
   — Проблема не в этом. Проблема в том, где теперь его искать.
   — Ума не приложу.
   Петр-Пантера, даже имя его было созвучно выбранной кличке, ни по одному из известных адресов, конечно же, не нашелся. Ни друзья, ни знакомые, ни соседи не видели его вот уже несколько дней. В полку его бывших любовниц числилось не менее полутысячи женщин, но кинув все силы на их поиски, подопечные Верещагина в итоге остались с носом. Большая часть девушек и думать о Пете давно забыла. А меньшая, не столь легко простившаяся с ним, сама хотела бы знать, где этот мачо. В числе меньших оказалась и Соня.
* * *
   — Просто уверена, вы ошиблись, — твердила нам девушка, — этого не может быть, потому что не может быть никогда! Пол? Убийца? Маньяк?
   — Расскажите про ваши с ним отношения. На этот раз подробно и главное, честно, — я не собиралась выслушивать ее вопли и возражения. Сейчас мне нужно было только одно — узнать, где этот нелюдь может скрываться.
   — Да я вам и не врала, — пожала она плечами, — просто не стала тогда вдаваться в подробности.
   На все встречи я ходила теперь вместе с Марко. Хотя правильнее было бы сказать, что это я ходила с Марко. Он бы и без меня конечно справился. Но последние два дня под волной обрушившийся на него влюбленности ему требовался поводырь.
   Возмущение Сони выглядело убедительно. Она не заламывала руки, не рвала на себе волосы, она смеялась нам в лицо, как только слышала о Пете.
   — Понимаете, Пол, он славный, милый, хотя слегка замороченный. Ему бы может и хотелось быть злодеем, да пошиб, уверяю вас, не тот. Мордой он на злодея не вышел! Так, мелкая сошка, прихлебатель.
   — О чем вы?
   — О том, что если он и мог бы быть негодяем, то совсем не таким. Он мог бы придушить корысти ради, я допускаю, ради бога. Но то, что вы мне сейчас тут понарассказывали, это ну ни в какие ворота не лезет. Уж я то его знаю.
   — Вот и расскажите, хорошая моя, — тронул ее за плечо Марко, — все, что вы о нем знаете. Начинайте. И не ограничивайте себя в подробностях. Мы располагаем временем.
   Соня от прикосновения брезгливо дернулась и машинально потерла плечо.
   — Мы познакомились с ним полтора года назад, когда я пришла записываться в секцию, — начала она.
   — Позвольте сразу же вас перебить. Откуда интерес к айкидо? Это было случайный выбор?
   — Практически да. Я развелась с мужем, перешла а статус красивой одинокой женщины. Красивая одинокая женщина должна уметь за себя постоять. Посидела в интернете на форумах, послушала, что люди говорят и выбрала айкидо. Нападать я не собиралась, а для самозащиты лучшего не придумать. Вы согласны?
   Марко кивнул.
   — Петя уже на первой встрече на меня стойку сделал. По глазам поняла — кобель, каких поискать. Но хорош! Одна задница чего стоит. А какие плечи, какая спина… Извините, я увлеклась. Я подумала, почему бы и нет? У нас все быстро закрутилось. Вечером он меня на свидание пригласил, вроде как поужинать. Но понятно, что ужином ограничиться не удалось. Месяца полтора мы активно встречались, а потом на убыль пошло. С моей подачи. Красивый мужик для постели все-таки не самый удачный вариант. Больно уж себя любит. А я тоже себя люблю. И тут у нас принципиальное противоречие вышло. Да и как сказать… ммм… ну в общем не больно то он был и силен. На новенького еще так сяк, а потом… Думала, останутся хорошие отношения, к тому же баб вокруг него море, было на что отвлечься. Ан нет, запал он на меня.
   По словам Сони Петя отчаянно не хотел, чтобы их отношения заканчивались. Одолевал ее звонками, дарил шикарные подарки, старался как-то развлечь.
   — Он был готов на все! Даже на верность, хотя вот на этом я не настаивала.
   — Погодите, — остановил ее Марко, — не очень стыкуется.
   — Что? — напряглась девушка.
   — Милая моя, вы посмотрите на себя.
   — В чем дело? — Соня машинально ощупала свое лицо руками, пробежалась по белоснежному спортивному костюму, в котором нас встретила.
   — Откуда так много белого? А? Вас же колотит от любого прикосновения! Вы боитесь не то что грязи, вас каждая пылинка из себя выводит. И вот я думаю… Как же девушка с такой манией чистоты могла легко вступить в сексуальный, простите, контакт с непроверенным, по сути чужим человеком? Да еще прощать ему измены. Ходить с ним на оргии и что еще там. А? Объясните мне.
   — Просто я люблю белый цвет. Я аккуратна, при чем здесь мания? — Соня явно занервничала, лицо ее пошло ярко-розовыми пятнами.
   — Так в чем вы тогда неискренни? В своей любви к белому или в распущенности?
   — Да ничего подобного! Что вы мне тут голову морочите? Одно с другим никак не связано. И я не распущена, я современный человек, только и всего.
   — Угу, — кивнул головой Марко, — продолжайте.
   — Вы сбили меня. И вообще, я не могу рассказывать, когда мне не верят.
   — Ничего, ничего, — утешил ее коллега, — мы вам верим. Вот вы сейчас объяснили и мы сразу поверили.