Моя подруга Санька в период особо циничного отношения к жизни (читай, одиночества) делила мужиков по типам задниц. Обладателей по-женски пышных бедер она отодвигала за границы добра и зла, полагая, что мужчина с серьезными гормональными проблемами по определению не может быть пригодным к употреблению. В низшей предельно допустимой категории числились задницы просто толстые, обтянутые безразмерными штанами. Чуть выше по иерархической лестнице поднимались костлявые мощи, которые часто принадлежали свободным художникам и программистам, не снисходящим даже до утренней зарядки. На дальних подступах к совершенству маячили атлетичные, но слегка апатичные зады хорошо оплачиваемых клерков, чей сидячий образ жизни вступал в противоречие с регулярным посещением тренажерного зала, слегка смазывая усилия в борьбе за телесное совершенство. Журнально-идеальные седалища спортсменов и актеров, избравших амплуа героев-любовников заставляли Саньку восхищенно трепетать, но голову она теряла только при виде маленьких узких, изящно слепленных попок, полученный не в ходе долгих мучительных самоистязаний, а из щедрой руки природы. «Это настоящие самцы», — томно вздыхала она. А потом без памяти влюбилась в Олега, чей зад не выдерживал никакой критики.
— Чтобы больше узнать об айкидо, им нужно заниматься, — подытожил свой монолог тренер, — Если говорить формально — то это система самозащиты, строящаяся на использовании атак противника. Сначала я научу вас освобождаться от захватов, а потом нападать, зеркаля противника. Но прежде зарубите на своем хорошеньком носу: айкидо не терпит агрессии и самодовольства. Научитесь мириться с силой противника и вы сможете использовать ее в своих интересах. Вот так-то, — сенсей аккуратно коснулся моего носа и небрежным движением скользнул пальцем по губам. Определенно, он позволял себе слишком много, но ради выполнения высоких профессиональных задач я готова была смириться с его фамильярностью. Не могу сказать, что мне пришлось преодолевать отвращение.
Петру было лет сорок, он находился в расцвете мужской красоты и силы, знал это и с удовольствием пользовался внешностью для достижения личных целей. Что там Соня говорила по поводу его мужского достоинства? Определенно, оно у Пети было и от размеров детородного органа нисколько не зависело. Положительно, со мной творилось что-то неладное. Виртуальный романтик Алекс, знойным мачо Петр. Меня кидало из стороны в сторону, и ни от одной крайности я не могла отказаться.
Тренировка оказалась не такой простой, как я вообразила, наблюдая за ней со стороны. За общей разминкой следовала серия дыхательных упражнений, требующих сосредоточенности и одновременно расслабленности. Несложные доса (упраженения) чередовались со столь затейливыми заданиями, что уже через полчаса меня можно было выжать и выбросить. В группе вместе со мной занималось еще десять женщин разной степени подготовки. Каждой тренер уделял толику своего внимания, но акцент делал на новенькой, то есть на мне. Со слов Сони я знала, что на любой новый объект Петр непременно делает стойку. Это было мне на руку, я планировала не просто вытянуть из него информацию, но и понять, что он за тип, на что способен. Как и все не слишком развитые в умственном отношении люди, я полагала, что нет такого человека, которого я не могу вывести на чистую воду. Уж мой то зоркий глаз не просмотрит ни одной важной детали, уверяла я внутреннего критика. Да и чего греха таить, безобидный, как мне тогда казалось, флирт с Петей, грел мою душу. У меня и не было мысли изменить Лешке. Но станцевать ритуальный танец, предшествующий горизонтальной вольной борьбе, тянуло отчаянно. «Именно с этого и начинается разврат», — предупреждал внутренний критик. «Ничего подобного», — парировала я. Интересно, а как выглядит Алекс? Я боялась попросить у него фотографию, а он сам не предлагал. Вдруг, он страшный? Впрочем, с лица воду не пить. А вот если он низенький плешивый толстяк, возникнут проблемы. «Какие проблемы?? Что ты такое себе вообразила? У тебя что, серьезные планы?» — дурниной верещал внутренний голос. «Планы? — невинно переспросила я, — просто мне было бы приятно если бы Алекс оказался так же красив, как Петр, а Петр так же чуток и умен, как Алекс».
— Устала? Садись, подвезу, — приоткрыв дверь со стороны пассажирского кресла, радушно предложил Петр.
Я послушно плюхнулась в кресло. Без всяких задних мыслей. Просто не было сил идти.
— Сначала всегда трудно, но потом втянешься, — обнадежил меня сенсей.
Быстрее помру, чем привыкну, — подумала я и без спроса схватила большую пластиковую бутыль, стоявшую на полу. С утробным воем ополовинив ее, я блаженно откинула голову на высокую спину и сквозь прикрытые глаза минут пять лицезрела быстро мелькающий за окном городской пейзаж. Пейзаж был не тем. Мне же в другую сторону.
— Послушайте, высадите у метро. Совсем забыла, куда еду.
— Давай на ты? Не люблю формальности. Предлагаю отметить начало твоей спортивной карьеры легким ужином. Не перечь! Тебе сейчас тошно даже думать о еде, но поверь, я знаю, о чем говорю — правильно подобранное меню вернет тебя к жизни.
Это соответствовало моим внутренним пожеланиям, и я покорно позволила довезти себя до маленького японского кафе, где сырую рыбу подавали на грубых деревянных дощечках, а пахучий темный суп в больших глиняных мисках.
Ловко управляясь с палочками, Петр внимательно, без всякого ложного стеснения, изучал рельеф местности под названием Настя Голубкина. По выражению его лица сложно было сказать, доволен ли он увиденным. Его глаза оставались спокойными и вместе с тем немного шальными. Казалось, что за ними ничего не происходит, что они — занавес, а не зеркало души.
— Ты замужем? — в лоб спросил он.
— Это имеет отношение к айкидо? — вяло поинтересовалась я.
— К айкидо да, ко мне нет, — многозначительно молвил Петр и захватил из миски шепотку риса. Ловко окунув ее в соевый соус, он быстро отправил порцию в рот, тут же прихватил кусочек рыбьей плоти и медленно, словно удав кролика, засосал его внутрь. Выглядело это вызывающе, но Пете шла такая манера поведения.
— Так что? — упрямо шел он к цели.
— Господи, что тебя так волнует мое семейное положение? Ты принципиальный противник браков?
— Да, и это тоже. Брак — самое фальшивое изобретение человечества.
— О господи, — скривилась я, — зачем столько пафоса?
— Могу поспорить, у тебя или неудачный брачный опыт или очень короткий.
У меня было и то, и другое, но посвящать Петра в нюансы душа не лежала.
— Послушай, — решилась я, — помнишь, мы говорили про Арину.
— Помню, — кивнул Петя.
— Все таки, насколько хорошо ты ее знал?
— В общих чертах. Я же уже говорил. У меня много учеников, довольно трудно удержать всех в голове.
— А Соню? Соню ты знал лучше?
— Скорее хуже. Соня — вещь в себе.
— Ты спал с ними?
— О господи… — Петя обреченно склонил голову, едва не касаясь столешницы.
— Пойми, у меня профессиональный интерес. Эти женщины оказались причастными к… в общем это неважно, но речь идет о жизни людей.
— Соня и так попортила нам немало крови. Мы ведь думали, она погибла. Слава богу, конечно, что все так счастливо для нее обернулось, но за эти дни я уже устал от вопросов по ее поводу.
— На мои вопросы ты пока так и не ответил.
— Спал… Эта формулировка меня умиляет. Поверь, степень моей с ними близости никак не связана с нашим разговором, вообще с тобой.
— А при чем здесь вообще я?
— Вот-вот. Ты — совсем иной случай, чем они.
Петр уставился мне в глаза, непрозрачно намекая, что уж со мной легкой интрижки со скорым постельным завершением быть не может, тут все и глубже и серьезней. Странный человек. По сути он говорил убийственно пошлые банальности. Однако, это не смешило, не раздражало.
— И все-таки, — занудно гнула я свою линию.
— И все-таки я бы не хотел копаться во всем этом. Поверь, было что-то или не было, я не имею отношения к тайнам этих дам.
— А ты был в среду у кафе «Вагиз»?
— Это что за кафе?
Я подсказала, на какой улице оно находится.
— Кажется был, точно не помню, когда именно. Но там рядом магазин автозапчастей, я часто в нем бываю.
Может, действительно случайность? Но Арина в бреду вспоминала Петю, вспоминала наряду с мужем. Конечно, причиной тому могли быть именно любовные воспоминания и ничего более. Но…
— А клуб «Пантера»? Говорит тебе что-то это название.
Я его поймала лишь благодаря тому, что из-под маски рассеянности внимательно фиксировала каждое движение тренера, даже легкое дерганье лицевого мускула не могло бы ускользнуть от меня. На полсекунды, а может и меньше, скулы Пети отвердели, а в глазах промелькнула паника. Но он мог бы дать фору любому японцу по части владения собой. Моментально лицо приобрело прежние очертания, глаза успокоились.
— «Пантера»… что-то знакомое. Это что? Ресторан?
— Клуб. Вполне легальное, но в некотором роде злачное заведение.
— Может и бывал, я же хозяйством не обременен, могу использовать досуг, как заблагорассудится. Проще сказать, в каком клубе я не был. Я, знаешь ли, веду свободный образ жизни. Я открыт для общения, для новых контактов. А про Арину я тебе вот что скажу, раз уж не в силах победить твое любопытство. Если я ее не запомнил, то значит, там и нечего было запоминать.
Петя довез меня до самого дома, лихо притормозил у подъезда. Я была уверена, что он попытается меня поцеловать, но Петя повел себя в высшей степени странно. Как и накануне тренировки, одним пальцем он коснулся моего носа и медленно повел его вниз, по пути раздвинув губы и спустившись потом до груди. Совершенно бесстрастно он прочертил линию от соска до соска и аккуратно убрал руку.
— Пока, увидимся, — щелкнула автоматическая кнопка на двери, предлагая мне вежливо удалиться.
Я не успела ни обидеться, ни возмутиться, ни дать ему в морду. А подумать как следует, так ни то, ни второе, ни третье не имело никакого смысла.
После нашего странного разговора в кафе, этот загадочный красавец стал вызывать у меня противоречивые чувства. Он все еще был мне интересен, но между его обликом и характером, которых несмотря на тщательную маскировку пробивался сквозь уверенную расслабленность было некое противоречие. И это меня напрягало.
— С чем связан вопрос? — напрягся милый. Он не терпел даже мысли о том, что я опять встряла в опасную историю. Последнее время он вообще все чаще и чаще принимался разглагольствовать о моей неженской работе. Я слушала и не спорила. Бросать работу я не собиралась, но и ссориться с мужем в планы не входило. И он был прав, и я права. Мы оба искренне считали, что работа — не главное, что в жизни есть ценности и посильнее бессменной трудовой вахты. Однако, как ни крути, именно работа позволяла все эти ценности а) иметь, б) ценить. К тому же бог миловал, мы не занимались стопроцентно рутинным трудом. Конечно, текучка заедала. Лешкина психиатрическая практика не часто баловала эксклюзивными случаями, а мне приходилось порой месяцами копаться в чужом белье, занятии скучном и не слишком осмысленном. Но уж когда выпадал случай! Нет, меня не вытащить из этого расследования и танком. Но Лешка не поймет всей подоплеки. К сожалению или к счастью, временами он недооценивает уровень моей самодостаточности, ему кажется, что мой удел — до конца жизни влачить безмятежное существование. Что именно этого я всегда хотела, именно это и есть мое настоящее призвание.
— Интерес связан с работой, — просто ответила я, — но не моей. Я даже не сильно слукавила, к убийствам семейных пар формально наше Бюро не имело никакого отношения.
— Ага, — недоверчиво покосился на меня Лешка, — ответить тебе подробно?
— Подробно я все равно не пойму. Ты в общем скажи.
— Если в общем, то все что угодно. Опять же что понимать под спусковым крючком? Первый срыв?
— Допустим.
— Тут может быть очень много роковых деталей, каждая из которых так или иначе влияет на процесс. Но есть и общие моменты. Не каждый человек, потенциально способный на безумство, я так понимаю, тебя интересуют прежде всего люди, предрасположенные к насилию, совершает преступление. Личинка при определенной температуре может никогда не трансформироваться в насекомое. Постепенно она просто умрет. Но влажность и тепло сделают свое дело, кокон вскроется. В случае с человеком, потенциально одержимом манией, все происходит примерно так же, только в роли тепла и влаги выступает стресс. Не обязательно отрицательный. Это может быть смена места жительства, переход на другую работу, смена партнера. Но чаще все-таки толчковое событие носит негативный характер.
— Искать надо среди несчастных?
— Да, я бы даже уточнил, среди тех, у кого в жизни произошли изменения, скорее плохие. Но тут вот какая трудность. Когда мы имеем дело с аномальной психикой, в роли значимого фактора могут выступать вещи, для обычного человека почти незаметные. То, мимо чего ты пройдешь сто раз, для него может стать символом. Маньяков сложно ловить, потому что их логика, их ощущение жизни очень сильно отличается от обычного.
— Это как-то проявляется внешне?
— Бытует мнение, что нет. Но лично я склоняюсь к тому, что однозначно проявляется. Мания — это ведь не только страсть к насилию. Это любое навязчивое состояние, череда ощущений, эмоций, желаний, мотивы которых несопоставимы по значимости с накалом испытываемых человеком страстей. Внешне люди с такими заморочками обязательно проявляют себя. Неожиданными вспышками гнева по пустяковым поводам, неумением забывать обиды, переключаться. Только человек, одержимый манией может одновременно помнить миллионы нюансов, имеющих отношение к его идефикс и быть совершенно отстраненным по отношению к текущей ситуации. Улавливаешь образ?
— Вялый апатичный человек, сосредоточенный на себе и подверженный приступам гнева почти на пустом месте?
— Если очень грубо, то да. Но это лишь один возможный вариант. Могут быть типажи грубее, мягче, весельчаки-балагуры и мрачные буки. Дело не в этом. В характере маньяка, презентуемом общественности, обязательно должна быть некая нелогичность. Допустим, душа компании, не знающий слова «нет», вряд ли станет пинать ногой случайно подвернувшуюся бездомную собаку. А неотесанный амбал с тремя извилинами, да и то в кулаках, наоборот, не станет с собачкой сюсюкать. Если первый пинает, а второй сюсюкает, это подозрительно. Понятна логика? Не надо привязываться к частностям, тут важно понять принцип.
— Да, Леш, я понимаю, вполне.
Нелогичность характера… Хм, это любопытно. Как минимум, одного такого человека я уже знаю.
— Настюх, все-таки не нравится мне твой интерес, колись, во что вы с Гришкой опять влипли?
— Зай, нет причин волноваться, — я обняла Лешку за плечи, доверчиво устроила голову на его плече. Ни дать ни взять белая пушистая овечка.
— Когда ты говоришь, что нет причин волноваться, я покрываюсь холодным потом, — Лешка мягко отстранил меня и ушел в душ.
Все-таки он очень умный, мой Лешка. Умный, сильный, мудрый. Ах, если бы ему чуть-чуть добавить легкости и широты Алекса…
«Мне кажется очень важным, — писал он в очередном послании, — не только прощать людям недостатки, потому что не и не может быть идеальных созданий, но и видеть их потенциал. Стася (свои письма я подписывала именно этим, никогда не используемым в реальной жизни производным от имени), ты удивительный человек, это не для красного словца. Впервые в жизни я общаюсь с женщиной, с которой могу говорить на равных, которая старается вырваться за рамки обыденности. Ты ничего не говоришь про свою работу… Что ж, мы договорились не обременять друг друга деталями, но мне кажется, ты на своем месте. Только реализованный творчески и профессионально человек, может быть так логичен, так свободен в своих рассуждениях. Я уверен, ты очень способная. Что касается того, что порой близкие нас не замечают, то конечно и у меня бывают такие моменты. Не так уж редко…»
5. Клубника для пантеры
* * *
До того, как пустить меня в зал, Петр долго и нудно читал лекцию. Цель занятий по его словам — не только филигранное владение дзе, боевой палкой и бокенном, мечом, но и достижение истинного кокю. Что такое истинное кокю, я уточнить не решилась. Но слово не произвело на меня должного впечатления.— Чтобы больше узнать об айкидо, им нужно заниматься, — подытожил свой монолог тренер, — Если говорить формально — то это система самозащиты, строящаяся на использовании атак противника. Сначала я научу вас освобождаться от захватов, а потом нападать, зеркаля противника. Но прежде зарубите на своем хорошеньком носу: айкидо не терпит агрессии и самодовольства. Научитесь мириться с силой противника и вы сможете использовать ее в своих интересах. Вот так-то, — сенсей аккуратно коснулся моего носа и небрежным движением скользнул пальцем по губам. Определенно, он позволял себе слишком много, но ради выполнения высоких профессиональных задач я готова была смириться с его фамильярностью. Не могу сказать, что мне пришлось преодолевать отвращение.
Петру было лет сорок, он находился в расцвете мужской красоты и силы, знал это и с удовольствием пользовался внешностью для достижения личных целей. Что там Соня говорила по поводу его мужского достоинства? Определенно, оно у Пети было и от размеров детородного органа нисколько не зависело. Положительно, со мной творилось что-то неладное. Виртуальный романтик Алекс, знойным мачо Петр. Меня кидало из стороны в сторону, и ни от одной крайности я не могла отказаться.
Тренировка оказалась не такой простой, как я вообразила, наблюдая за ней со стороны. За общей разминкой следовала серия дыхательных упражнений, требующих сосредоточенности и одновременно расслабленности. Несложные доса (упраженения) чередовались со столь затейливыми заданиями, что уже через полчаса меня можно было выжать и выбросить. В группе вместе со мной занималось еще десять женщин разной степени подготовки. Каждой тренер уделял толику своего внимания, но акцент делал на новенькой, то есть на мне. Со слов Сони я знала, что на любой новый объект Петр непременно делает стойку. Это было мне на руку, я планировала не просто вытянуть из него информацию, но и понять, что он за тип, на что способен. Как и все не слишком развитые в умственном отношении люди, я полагала, что нет такого человека, которого я не могу вывести на чистую воду. Уж мой то зоркий глаз не просмотрит ни одной важной детали, уверяла я внутреннего критика. Да и чего греха таить, безобидный, как мне тогда казалось, флирт с Петей, грел мою душу. У меня и не было мысли изменить Лешке. Но станцевать ритуальный танец, предшествующий горизонтальной вольной борьбе, тянуло отчаянно. «Именно с этого и начинается разврат», — предупреждал внутренний критик. «Ничего подобного», — парировала я. Интересно, а как выглядит Алекс? Я боялась попросить у него фотографию, а он сам не предлагал. Вдруг, он страшный? Впрочем, с лица воду не пить. А вот если он низенький плешивый толстяк, возникнут проблемы. «Какие проблемы?? Что ты такое себе вообразила? У тебя что, серьезные планы?» — дурниной верещал внутренний голос. «Планы? — невинно переспросила я, — просто мне было бы приятно если бы Алекс оказался так же красив, как Петр, а Петр так же чуток и умен, как Алекс».
* * *
Когда походкой докера, отработавшего три смены подряд и от души залившего усталость, я выходила из спортивного комплекса, романтика была моей последней ценностью. Бутылка воды без газа, теплая ванна, мягкий диван — вот три кита счастья. Черная «Лада Калина», притеревшая меня слева, не вызвала в душе ничего, пусть даже отдаленно напоминающего радость.— Устала? Садись, подвезу, — приоткрыв дверь со стороны пассажирского кресла, радушно предложил Петр.
Я послушно плюхнулась в кресло. Без всяких задних мыслей. Просто не было сил идти.
— Сначала всегда трудно, но потом втянешься, — обнадежил меня сенсей.
Быстрее помру, чем привыкну, — подумала я и без спроса схватила большую пластиковую бутыль, стоявшую на полу. С утробным воем ополовинив ее, я блаженно откинула голову на высокую спину и сквозь прикрытые глаза минут пять лицезрела быстро мелькающий за окном городской пейзаж. Пейзаж был не тем. Мне же в другую сторону.
— Послушайте, высадите у метро. Совсем забыла, куда еду.
— Давай на ты? Не люблю формальности. Предлагаю отметить начало твоей спортивной карьеры легким ужином. Не перечь! Тебе сейчас тошно даже думать о еде, но поверь, я знаю, о чем говорю — правильно подобранное меню вернет тебя к жизни.
Это соответствовало моим внутренним пожеланиям, и я покорно позволила довезти себя до маленького японского кафе, где сырую рыбу подавали на грубых деревянных дощечках, а пахучий темный суп в больших глиняных мисках.
Ловко управляясь с палочками, Петр внимательно, без всякого ложного стеснения, изучал рельеф местности под названием Настя Голубкина. По выражению его лица сложно было сказать, доволен ли он увиденным. Его глаза оставались спокойными и вместе с тем немного шальными. Казалось, что за ними ничего не происходит, что они — занавес, а не зеркало души.
— Ты замужем? — в лоб спросил он.
— Это имеет отношение к айкидо? — вяло поинтересовалась я.
— К айкидо да, ко мне нет, — многозначительно молвил Петр и захватил из миски шепотку риса. Ловко окунув ее в соевый соус, он быстро отправил порцию в рот, тут же прихватил кусочек рыбьей плоти и медленно, словно удав кролика, засосал его внутрь. Выглядело это вызывающе, но Пете шла такая манера поведения.
— Так что? — упрямо шел он к цели.
— Господи, что тебя так волнует мое семейное положение? Ты принципиальный противник браков?
— Да, и это тоже. Брак — самое фальшивое изобретение человечества.
— О господи, — скривилась я, — зачем столько пафоса?
— Могу поспорить, у тебя или неудачный брачный опыт или очень короткий.
У меня было и то, и другое, но посвящать Петра в нюансы душа не лежала.
— Послушай, — решилась я, — помнишь, мы говорили про Арину.
— Помню, — кивнул Петя.
— Все таки, насколько хорошо ты ее знал?
— В общих чертах. Я же уже говорил. У меня много учеников, довольно трудно удержать всех в голове.
— А Соню? Соню ты знал лучше?
— Скорее хуже. Соня — вещь в себе.
— Ты спал с ними?
— О господи… — Петя обреченно склонил голову, едва не касаясь столешницы.
— Пойми, у меня профессиональный интерес. Эти женщины оказались причастными к… в общем это неважно, но речь идет о жизни людей.
— Соня и так попортила нам немало крови. Мы ведь думали, она погибла. Слава богу, конечно, что все так счастливо для нее обернулось, но за эти дни я уже устал от вопросов по ее поводу.
— На мои вопросы ты пока так и не ответил.
— Спал… Эта формулировка меня умиляет. Поверь, степень моей с ними близости никак не связана с нашим разговором, вообще с тобой.
— А при чем здесь вообще я?
— Вот-вот. Ты — совсем иной случай, чем они.
Петр уставился мне в глаза, непрозрачно намекая, что уж со мной легкой интрижки со скорым постельным завершением быть не может, тут все и глубже и серьезней. Странный человек. По сути он говорил убийственно пошлые банальности. Однако, это не смешило, не раздражало.
— И все-таки, — занудно гнула я свою линию.
— И все-таки я бы не хотел копаться во всем этом. Поверь, было что-то или не было, я не имею отношения к тайнам этих дам.
— А ты был в среду у кафе «Вагиз»?
— Это что за кафе?
Я подсказала, на какой улице оно находится.
— Кажется был, точно не помню, когда именно. Но там рядом магазин автозапчастей, я часто в нем бываю.
Может, действительно случайность? Но Арина в бреду вспоминала Петю, вспоминала наряду с мужем. Конечно, причиной тому могли быть именно любовные воспоминания и ничего более. Но…
— А клуб «Пантера»? Говорит тебе что-то это название.
Я его поймала лишь благодаря тому, что из-под маски рассеянности внимательно фиксировала каждое движение тренера, даже легкое дерганье лицевого мускула не могло бы ускользнуть от меня. На полсекунды, а может и меньше, скулы Пети отвердели, а в глазах промелькнула паника. Но он мог бы дать фору любому японцу по части владения собой. Моментально лицо приобрело прежние очертания, глаза успокоились.
— «Пантера»… что-то знакомое. Это что? Ресторан?
— Клуб. Вполне легальное, но в некотором роде злачное заведение.
— Может и бывал, я же хозяйством не обременен, могу использовать досуг, как заблагорассудится. Проще сказать, в каком клубе я не был. Я, знаешь ли, веду свободный образ жизни. Я открыт для общения, для новых контактов. А про Арину я тебе вот что скажу, раз уж не в силах победить твое любопытство. Если я ее не запомнил, то значит, там и нечего было запоминать.
Петя довез меня до самого дома, лихо притормозил у подъезда. Я была уверена, что он попытается меня поцеловать, но Петя повел себя в высшей степени странно. Как и накануне тренировки, одним пальцем он коснулся моего носа и медленно повел его вниз, по пути раздвинув губы и спустившись потом до груди. Совершенно бесстрастно он прочертил линию от соска до соска и аккуратно убрал руку.
— Пока, увидимся, — щелкнула автоматическая кнопка на двери, предлагая мне вежливо удалиться.
Я не успела ни обидеться, ни возмутиться, ни дать ему в морду. А подумать как следует, так ни то, ни второе, ни третье не имело никакого смысла.
После нашего странного разговора в кафе, этот загадочный красавец стал вызывать у меня противоречивые чувства. Он все еще был мне интересен, но между его обликом и характером, которых несмотря на тщательную маскировку пробивался сквозь уверенную расслабленность было некое противоречие. И это меня напрягало.
* * *
— Лешк, скажи мне как врач, что служит спусковым крючком для маньяка?— С чем связан вопрос? — напрягся милый. Он не терпел даже мысли о том, что я опять встряла в опасную историю. Последнее время он вообще все чаще и чаще принимался разглагольствовать о моей неженской работе. Я слушала и не спорила. Бросать работу я не собиралась, но и ссориться с мужем в планы не входило. И он был прав, и я права. Мы оба искренне считали, что работа — не главное, что в жизни есть ценности и посильнее бессменной трудовой вахты. Однако, как ни крути, именно работа позволяла все эти ценности а) иметь, б) ценить. К тому же бог миловал, мы не занимались стопроцентно рутинным трудом. Конечно, текучка заедала. Лешкина психиатрическая практика не часто баловала эксклюзивными случаями, а мне приходилось порой месяцами копаться в чужом белье, занятии скучном и не слишком осмысленном. Но уж когда выпадал случай! Нет, меня не вытащить из этого расследования и танком. Но Лешка не поймет всей подоплеки. К сожалению или к счастью, временами он недооценивает уровень моей самодостаточности, ему кажется, что мой удел — до конца жизни влачить безмятежное существование. Что именно этого я всегда хотела, именно это и есть мое настоящее призвание.
— Интерес связан с работой, — просто ответила я, — но не моей. Я даже не сильно слукавила, к убийствам семейных пар формально наше Бюро не имело никакого отношения.
— Ага, — недоверчиво покосился на меня Лешка, — ответить тебе подробно?
— Подробно я все равно не пойму. Ты в общем скажи.
— Если в общем, то все что угодно. Опять же что понимать под спусковым крючком? Первый срыв?
— Допустим.
— Тут может быть очень много роковых деталей, каждая из которых так или иначе влияет на процесс. Но есть и общие моменты. Не каждый человек, потенциально способный на безумство, я так понимаю, тебя интересуют прежде всего люди, предрасположенные к насилию, совершает преступление. Личинка при определенной температуре может никогда не трансформироваться в насекомое. Постепенно она просто умрет. Но влажность и тепло сделают свое дело, кокон вскроется. В случае с человеком, потенциально одержимом манией, все происходит примерно так же, только в роли тепла и влаги выступает стресс. Не обязательно отрицательный. Это может быть смена места жительства, переход на другую работу, смена партнера. Но чаще все-таки толчковое событие носит негативный характер.
— Искать надо среди несчастных?
— Да, я бы даже уточнил, среди тех, у кого в жизни произошли изменения, скорее плохие. Но тут вот какая трудность. Когда мы имеем дело с аномальной психикой, в роли значимого фактора могут выступать вещи, для обычного человека почти незаметные. То, мимо чего ты пройдешь сто раз, для него может стать символом. Маньяков сложно ловить, потому что их логика, их ощущение жизни очень сильно отличается от обычного.
— Это как-то проявляется внешне?
— Бытует мнение, что нет. Но лично я склоняюсь к тому, что однозначно проявляется. Мания — это ведь не только страсть к насилию. Это любое навязчивое состояние, череда ощущений, эмоций, желаний, мотивы которых несопоставимы по значимости с накалом испытываемых человеком страстей. Внешне люди с такими заморочками обязательно проявляют себя. Неожиданными вспышками гнева по пустяковым поводам, неумением забывать обиды, переключаться. Только человек, одержимый манией может одновременно помнить миллионы нюансов, имеющих отношение к его идефикс и быть совершенно отстраненным по отношению к текущей ситуации. Улавливаешь образ?
— Вялый апатичный человек, сосредоточенный на себе и подверженный приступам гнева почти на пустом месте?
— Если очень грубо, то да. Но это лишь один возможный вариант. Могут быть типажи грубее, мягче, весельчаки-балагуры и мрачные буки. Дело не в этом. В характере маньяка, презентуемом общественности, обязательно должна быть некая нелогичность. Допустим, душа компании, не знающий слова «нет», вряд ли станет пинать ногой случайно подвернувшуюся бездомную собаку. А неотесанный амбал с тремя извилинами, да и то в кулаках, наоборот, не станет с собачкой сюсюкать. Если первый пинает, а второй сюсюкает, это подозрительно. Понятна логика? Не надо привязываться к частностям, тут важно понять принцип.
— Да, Леш, я понимаю, вполне.
Нелогичность характера… Хм, это любопытно. Как минимум, одного такого человека я уже знаю.
— Настюх, все-таки не нравится мне твой интерес, колись, во что вы с Гришкой опять влипли?
— Зай, нет причин волноваться, — я обняла Лешку за плечи, доверчиво устроила голову на его плече. Ни дать ни взять белая пушистая овечка.
— Когда ты говоришь, что нет причин волноваться, я покрываюсь холодным потом, — Лешка мягко отстранил меня и ушел в душ.
Все-таки он очень умный, мой Лешка. Умный, сильный, мудрый. Ах, если бы ему чуть-чуть добавить легкости и широты Алекса…
«Мне кажется очень важным, — писал он в очередном послании, — не только прощать людям недостатки, потому что не и не может быть идеальных созданий, но и видеть их потенциал. Стася (свои письма я подписывала именно этим, никогда не используемым в реальной жизни производным от имени), ты удивительный человек, это не для красного словца. Впервые в жизни я общаюсь с женщиной, с которой могу говорить на равных, которая старается вырваться за рамки обыденности. Ты ничего не говоришь про свою работу… Что ж, мы договорились не обременять друг друга деталями, но мне кажется, ты на своем месте. Только реализованный творчески и профессионально человек, может быть так логичен, так свободен в своих рассуждениях. Я уверен, ты очень способная. Что касается того, что порой близкие нас не замечают, то конечно и у меня бывают такие моменты. Не так уж редко…»
5. Клубника для пантеры
В офисе давно следовало навести порядок, но у Лизаветы последнее время руки не доходили. Наплыв заказчиков увеличил объемы документации, которую ей приходилось вести. Да и телефон звонил чуть не ежеминутно. Большая часть звонков была откровенным мусором, но часть оседала в виде заказов. Вот и сейчас телефон трезвонил, не умолкая, а Лизавета висела на мобильном. Звонил ее драгоценный муж, прервать которого она не согласилась бы и под угрозой увольнения.
— Да, кисик, да, мой хороший, конечно сделаю. Что? Куплю обязательною К Марье Васильевне уже съездила, да, котлетки ей отвезла, пироги какие она любит. Да, мой хороший, конечно, буду пораньше.
Лизавета была настоящей русской женщиной. Русоволосой пышнотелой красавицей с золотым сердцем и жертвенным характером. Своего кисика она только что в зубах не носила. Не перечила ему ни в чем, с легкостью волокла на плечах все заботы по дому, опекала ворчливую свекровь, давно впавшую в старческий маразм, решала многочисленные проблемы детей, не только своих, но и племянников мужа. И ни разу я не слышала в ее голосе раздражения. Ей нравилось курицей носиться вокруг эгоистичного семейства, ублажая их и обихаживая. Порой я откровенно завидовала нашей бессменной помощнице. Должно быть, у нее покойно и светло на душе. Она давно ответила на все сложные философские вопросы, определилась со своим местом в жизни и не роптала, совершенно искренне полагая, что все идет именно так, как надо. И возможно, была права. Куда больше чем я, при каждом удобном случае сводящая дебет и кредит личной жизни.
Гришка сидел над бумажным ворохом, сортируя его на стопочки. Перед тем, как определиться с местом для очередной бумажки, он долго сверлил ее взглядом, складывая лоб гармошкой и пыхтя от напряжения.
— Привет бумажным крысам, — бросила я ему и выставила на стол увесистую бутылку кваса. Дыхание весны становилось все более жарким, почти летним.
— Сама ты крыса, — искренне обиделся Гришка и потрогал засунутую за ухо сигарету. С рождением дочки он пытался бросить курить, но пока без особого успеха.
— Удалось пробить клуб? — свернув обмен любезностями, перешла я к делу.
— Да что его пробивать. У них сайт есть, все подробно описано. И московская «Пантера», и немецкая, в одном направлении работают. Бизнес не сильно оборотистый, но стабильный.
— Фу, гадость какая все-таки, — скривилась я.
— Да ладно тебе, — небрежно обронил Гришка, — не будь дилетантом. Сексуальные утехи для пар, все в рамках закона. Свальный грех в Уголовном кодексе не прописан.
— Утехи для пар и маньяков, теперь я понимаю, откуда ветер дует.
— Ты о чем?
— Кляпы у них во рту… чулочки, лифчики… кажется, у нас объявился еще один блюститель нравственности.
— Да, — кивнул Гришка, — похоже на то. Немецкие коллеги поют тебе осанну и готовы оказать любое содействие. Если бы не твоя визитка, они бы на этот клуб никогда не вышли. Такие развлечения не больно афишируют. Никто из знакомых убитых даже не подозревал, где супруги отрываются чуть ли не еженедельно. Администрация клуба их сразу признала. Умоляли не выносить сор из избы, но куда там. Завтра все немецкие газеты выйдут с заголовками «Объявлена охота на свингеров».
— Хорошо, а что нам делать при таком раскладе?
— Брать пантеру за рога.
— Нет у пантеры рогов.
— Ну за хвост.
— А вот это опасно.
— Ничего не попишешь, служба такая. Насть, я бы сам управился, вопросов нет, но Олька кормящая мать, куда ее в такое заведение?
— Гриш, погоди, ты на что намекаешь?
— Я разве намекаю? Открытым текстом говорю — надо наведаться в это гнездо разврата.
— Мне?
— Ну а кому? Сходите с Лешкой, разведаете обстановку. Заодно, хи-хи, развлечетесь.
— Да не пойду я.
— Насть, ты не думай. Там все цивильно, вход больше ста баксов, шелупон не пойдет. Удовольствие без насилия, не хочешь — не надо, можно просто потусоваться.
— Елки, а может, без этого обойдемся?
— Надо со старожилами поговорить. Там наверняка есть постоянные клиенты, которые в курсе всего, что надо и не надо. К тому же это сообщество довольно тесное, все спят под одним одеялом. Если в последнее время происходило что-то странное, они могут подкинуть информацию.
— Ох, — простонала я, — ну вот только этого мне не хватало. Как я Лешке такое предложу?
— А ты попробуй. Откажется, пойдешь со мной.
— Нет, только не это! — замахала я руками. Оказаться в подобном заведении с Гришкой все равно что пойти к гинекологу с папой.
— Смотри, я тут уже приблизительно прикинул, кто из родных и близких Валевских может быть нам полезен. Пока ты будешь развлекаться, мы с Ваней займемся грустной рутинной работой. Кстати, где этот юный следопыт? Опять проспал?
— Ванюш, — ласково пыталась внушить ему наш незаменимый агнел-хранитель, — дорога от твоего дома до офиса не оплачивается. Тем более такси, тем более такое дорогое.
— Но Лизавета Потаповна, я опаздывал!
— Вставать надо раньше, мой золотой. Нет, не настаивай, за такси платить не стану.
Расстроенный Федоткин просочился в наш кабинет и долго демонстративно пересчитывал тощую пачку купюр. Наивный, он еще не знал, что все эти сиротские жесты не задевают наши жестокие сердца. Был бы проще, попросил бы прибавки к жалованью. Мы бы дали. Наверное.
— Будешь делиться успехами? — спросила я.
— Да какие успехи, Анастасия Петровна! Та дама со странностями чудит чем дальше, тем больше. Я категорически отчаялся найти смысл в ее действиях. То она на дороге в проститутском прикиде прохлаждается. А теперь еще чуднее забаву придумала.
— Что на этот раз? — поднял голову от бумаг Гришка.
— Торговала полдня. На рынке.
— Чем?
— Селедкой.
— Ты шутишь?
— Нисколько. По той же схеме работали. Утром из дома в приличном прикиде, потом в ту контору. Вышла в мешке каком-то вместе плаща, волосы всклокоченные, ботинки драные. Довез ее кавалер до оптового рынка и поставил у бочки с селедкой. Грязь кругом, мат-перемат, а она знай себе селедочку нахваливает. Я тоже у нее купил, она дешевле, чем соседи, отдавала.
— А дальше? — меня уже начинала интриговать эта затейливая дама.
— Да все. Распродала товар, сдала выручку, и этот чернявый опять ее отвез переодеться, а потом домой.
— Но она ведь не каждый день так чудит? — уточнил Гришка.
— Не каждый. Но когда не чудит, сидит дома или ходит в салон красоты. Или по магазинам. Ничего интересного.
— Квас хорош, — похвалил Гришка, наливая пенистым хлебным напитком второй стакан. Мы с Ваней тоже приложились от души.
Поигрывая клубничкой у плотоядно растянутых губ, Петя вовсю наслаждался процессом завоевания очередной крепости. Я ему не мешала. К тому же смотреть на него было — одно удовольствие. Его лицо не относилось к тем, которые запоминаешь на всю оставшуюся жизнь, но весь облик в целом производил сокрушительное впечатление. Не какие-то отдельные части, хотя многие из них несомненно были хороши, а манера вести себя, легкая и вместе с тем сильная грация гепарда, железобетонная уверенность в себе, которая не придавливала собеседника, а защищала.
— Ты восстановилась после тренировки? — да, а еще у него был приятный, чуть хрипловатый голос.
— Побаливают мышцы, — призналась я.
— Так и должно быть, — уверил Петр и вальяжно погладил меня по коленке. Странно. Восхищаясь мужчиной на расстоянии, при телесном контакте с ним я замирала от непонятного, слегка неприятного ощущения. Примерно то же самое я испытывала на приеме у дантиста. Ласковый и внимательный доктор, прежде чем усадить меня в кресло, всегда ободряюще хлопал по спине. Такая у него была прелюдия перед долгой пыткой.
— Да, кисик, да, мой хороший, конечно сделаю. Что? Куплю обязательною К Марье Васильевне уже съездила, да, котлетки ей отвезла, пироги какие она любит. Да, мой хороший, конечно, буду пораньше.
Лизавета была настоящей русской женщиной. Русоволосой пышнотелой красавицей с золотым сердцем и жертвенным характером. Своего кисика она только что в зубах не носила. Не перечила ему ни в чем, с легкостью волокла на плечах все заботы по дому, опекала ворчливую свекровь, давно впавшую в старческий маразм, решала многочисленные проблемы детей, не только своих, но и племянников мужа. И ни разу я не слышала в ее голосе раздражения. Ей нравилось курицей носиться вокруг эгоистичного семейства, ублажая их и обихаживая. Порой я откровенно завидовала нашей бессменной помощнице. Должно быть, у нее покойно и светло на душе. Она давно ответила на все сложные философские вопросы, определилась со своим местом в жизни и не роптала, совершенно искренне полагая, что все идет именно так, как надо. И возможно, была права. Куда больше чем я, при каждом удобном случае сводящая дебет и кредит личной жизни.
Гришка сидел над бумажным ворохом, сортируя его на стопочки. Перед тем, как определиться с местом для очередной бумажки, он долго сверлил ее взглядом, складывая лоб гармошкой и пыхтя от напряжения.
— Привет бумажным крысам, — бросила я ему и выставила на стол увесистую бутылку кваса. Дыхание весны становилось все более жарким, почти летним.
— Сама ты крыса, — искренне обиделся Гришка и потрогал засунутую за ухо сигарету. С рождением дочки он пытался бросить курить, но пока без особого успеха.
— Удалось пробить клуб? — свернув обмен любезностями, перешла я к делу.
— Да что его пробивать. У них сайт есть, все подробно описано. И московская «Пантера», и немецкая, в одном направлении работают. Бизнес не сильно оборотистый, но стабильный.
— Фу, гадость какая все-таки, — скривилась я.
— Да ладно тебе, — небрежно обронил Гришка, — не будь дилетантом. Сексуальные утехи для пар, все в рамках закона. Свальный грех в Уголовном кодексе не прописан.
— Утехи для пар и маньяков, теперь я понимаю, откуда ветер дует.
— Ты о чем?
— Кляпы у них во рту… чулочки, лифчики… кажется, у нас объявился еще один блюститель нравственности.
— Да, — кивнул Гришка, — похоже на то. Немецкие коллеги поют тебе осанну и готовы оказать любое содействие. Если бы не твоя визитка, они бы на этот клуб никогда не вышли. Такие развлечения не больно афишируют. Никто из знакомых убитых даже не подозревал, где супруги отрываются чуть ли не еженедельно. Администрация клуба их сразу признала. Умоляли не выносить сор из избы, но куда там. Завтра все немецкие газеты выйдут с заголовками «Объявлена охота на свингеров».
— Хорошо, а что нам делать при таком раскладе?
— Брать пантеру за рога.
— Нет у пантеры рогов.
— Ну за хвост.
— А вот это опасно.
— Ничего не попишешь, служба такая. Насть, я бы сам управился, вопросов нет, но Олька кормящая мать, куда ее в такое заведение?
— Гриш, погоди, ты на что намекаешь?
— Я разве намекаю? Открытым текстом говорю — надо наведаться в это гнездо разврата.
— Мне?
— Ну а кому? Сходите с Лешкой, разведаете обстановку. Заодно, хи-хи, развлечетесь.
— Да не пойду я.
— Насть, ты не думай. Там все цивильно, вход больше ста баксов, шелупон не пойдет. Удовольствие без насилия, не хочешь — не надо, можно просто потусоваться.
— Елки, а может, без этого обойдемся?
— Надо со старожилами поговорить. Там наверняка есть постоянные клиенты, которые в курсе всего, что надо и не надо. К тому же это сообщество довольно тесное, все спят под одним одеялом. Если в последнее время происходило что-то странное, они могут подкинуть информацию.
— Ох, — простонала я, — ну вот только этого мне не хватало. Как я Лешке такое предложу?
— А ты попробуй. Откажется, пойдешь со мной.
— Нет, только не это! — замахала я руками. Оказаться в подобном заведении с Гришкой все равно что пойти к гинекологу с папой.
— Смотри, я тут уже приблизительно прикинул, кто из родных и близких Валевских может быть нам полезен. Пока ты будешь развлекаться, мы с Ваней займемся грустной рутинной работой. Кстати, где этот юный следопыт? Опять проспал?
* * *
Но бледный юноша с горящим взором, похожий скорее на недокормленного поэта, чем на сыщика, уже топтался в приемной, пытаясь растрясти Лизавету на оплату транспортных расходов.— Ванюш, — ласково пыталась внушить ему наш незаменимый агнел-хранитель, — дорога от твоего дома до офиса не оплачивается. Тем более такси, тем более такое дорогое.
— Но Лизавета Потаповна, я опаздывал!
— Вставать надо раньше, мой золотой. Нет, не настаивай, за такси платить не стану.
Расстроенный Федоткин просочился в наш кабинет и долго демонстративно пересчитывал тощую пачку купюр. Наивный, он еще не знал, что все эти сиротские жесты не задевают наши жестокие сердца. Был бы проще, попросил бы прибавки к жалованью. Мы бы дали. Наверное.
— Будешь делиться успехами? — спросила я.
— Да какие успехи, Анастасия Петровна! Та дама со странностями чудит чем дальше, тем больше. Я категорически отчаялся найти смысл в ее действиях. То она на дороге в проститутском прикиде прохлаждается. А теперь еще чуднее забаву придумала.
— Что на этот раз? — поднял голову от бумаг Гришка.
— Торговала полдня. На рынке.
— Чем?
— Селедкой.
— Ты шутишь?
— Нисколько. По той же схеме работали. Утром из дома в приличном прикиде, потом в ту контору. Вышла в мешке каком-то вместе плаща, волосы всклокоченные, ботинки драные. Довез ее кавалер до оптового рынка и поставил у бочки с селедкой. Грязь кругом, мат-перемат, а она знай себе селедочку нахваливает. Я тоже у нее купил, она дешевле, чем соседи, отдавала.
— А дальше? — меня уже начинала интриговать эта затейливая дама.
— Да все. Распродала товар, сдала выручку, и этот чернявый опять ее отвез переодеться, а потом домой.
— Но она ведь не каждый день так чудит? — уточнил Гришка.
— Не каждый. Но когда не чудит, сидит дома или ходит в салон красоты. Или по магазинам. Ничего интересного.
— Квас хорош, — похвалил Гришка, наливая пенистым хлебным напитком второй стакан. Мы с Ваней тоже приложились от души.
* * *
После обеда неожиданно позвонил Петр. Я не ждала от него второго шага так быстро и несколько растерялась. Моего замешательства хватило, чтобы он принял молчание за согласие и быстро назначил встречу в чопорной кофейне, где из серьезной еды только салаты, а из спиртного — пижонские коктейли.Поигрывая клубничкой у плотоядно растянутых губ, Петя вовсю наслаждался процессом завоевания очередной крепости. Я ему не мешала. К тому же смотреть на него было — одно удовольствие. Его лицо не относилось к тем, которые запоминаешь на всю оставшуюся жизнь, но весь облик в целом производил сокрушительное впечатление. Не какие-то отдельные части, хотя многие из них несомненно были хороши, а манера вести себя, легкая и вместе с тем сильная грация гепарда, железобетонная уверенность в себе, которая не придавливала собеседника, а защищала.
— Ты восстановилась после тренировки? — да, а еще у него был приятный, чуть хрипловатый голос.
— Побаливают мышцы, — призналась я.
— Так и должно быть, — уверил Петр и вальяжно погладил меня по коленке. Странно. Восхищаясь мужчиной на расстоянии, при телесном контакте с ним я замирала от непонятного, слегка неприятного ощущения. Примерно то же самое я испытывала на приеме у дантиста. Ласковый и внимательный доктор, прежде чем усадить меня в кресло, всегда ободряюще хлопал по спине. Такая у него была прелюдия перед долгой пыткой.