Тихо... И спокойно, как никогда.
   Я шла к озеру, и ковер из опавших листьев еле слышно шуршал под моими ногами. В моих руках уже было нечто вроде букета из кленовых листьев, было бы желание - я смастерила бы из них нечто вроде осеннего венка.
    Короны...
   Сердце кольнуло тупой иглой боли. На краткое мгновение мне почудилось, что мир вокруг поплыл, меняя очертания, но я моргнула - и все стало на свои места.
   -- Любимая, ты в порядке? - На мои плечи лег тяжелый черный плащ, ниспадающий складками до самой земли, а затем Данте обнял меня со спины и прижал к себе. - Ты словно сама не своя. Что тебя беспокоит?
   -- Не знаю, - я прикрыла глаза, ощущая тепло его рук даже сквозь ткань плаща и куртку. - Все слишком...хорошо. Так не бывает.
   -- Мы это заслужили, - он еле ощутимо поцеловал меня в шею. - Я отказался от неба, а для тебя сама свадьба стала испытанием. Но мы ведь справились. Неужели мы не достойны этого счастья - быть вместе и...
   -- Быть свободными.
   -- Да. Именно. Разве мы не этого хотели? - Его руки чуть напряглись, а потом он развернул меня лицом к себе, ловя мой взгляд. - Ев, тебе плохо со мной? Ты жалеешь, что живешь не с человеком, а с оборотнем?
   -- Строго говоря, ты не оборотень, - начала я, но он покачал головой, отчего выбившиеся из низкого хвоста прядки волос почти скрыли шрам на левой щеке.
   -- У меня две ипостаси, и это для меня естественно. Я оборотень. Но ты так и не ответила. Ты жалеешь?
   -- Нет, - и это была правда. Я не жалела ни секунды с той ночи, когда проснулась от кошмара и осознала, что все плохое, случившееся в моей жизни - только сон, и не более того. - Не жалею. Я люблю тебя.
   Я не думала, что эти слова будет когда-нибудь так легко произнести, особенно ему. Но было ведь. И ответом мне было не едва заметное пожатие плеч и прохладный, спокойный голос, а теплая улыбка и крепкий поцелуй.
   Ветер донес пряный, чуть горьковатый запах дыма - горели листья, усыпавшие лужайку у нашего дома. Я уткнулась лицом в плечо Данте, закрывая глаза, а он только прижал меня к себе, гладя по волосам и шепча на ухо что-то ласковое. Наверное, я могла бы стоять так еще долго, но он вдруг спросил:
   -- Слушай, ты же вроде собиралась сегодня навестить Лексея Вестникова. Не передумала?
   -- Наставника...
    Пламя погребального костра, опаляющее лицо жаром. Знание волхва, бьющееся в груди невидимой птицей, седые прядки на висках и в коротко остриженной челке. Искры, летящие в суровую осеннюю ночь, в самую высь, к низко нависшим снеговым тучам. Беззвучные слезы, катящиеся по щекам, а рядом стоит мальчик, Ветер. Теперь уже мой ученик. Первый...
   -- Хочу, конечно. Когда отправимся?
   -- Да хоть сейчас, - он широко улыбнулся и вдруг подхватил меня на руки. - Моя прекрасная госпожа желает ехать немедленно?
   -- Желает, еще как! - Я рассмеялась, целуя Данте в щеку. Наставник жив. Здесьон жив! И не было ни погребального костра, ни ошеломляющей ясности от переданных знаний, ни рвущей душу утраты.
   -- Ваше желание будет выполнено. Как только я оседлаю Белогривого. Надеюсь, эта задержка не будет столь непозволительной? - Он направился по едва заметной тропке обратно к дому, все еще держа меня на руках. Легко - как ребенка. Даже в этой ипостаси он заметно сильнее обычного человека.
   -- Не будет...
   Через полчаса мы уже мчались на черном жеребце с белоснежной гривой. Я все же настояла на том, чтобы ехать за спиной Данте - конечно, приятно, когда любимый придерживает тебя за талию, когда ты сидишь на коне по-женски, но слишком уж неуютно, когда вредный жеребец только и ждет момента, чтобы показать "удаль молодецкую". А еще до ужаса непривычно было наблюдать на правой руке Данте узкое серебряное кольцо безо всяких узоров - близнеца того, что сейчас находилось на моем безымянном пальце. Мы женаты? Обручены? Да какая разница.
   Самое сокровенное, самое оберегаемое желание было выполнено алконостом - моя жизнь изменилась, потому, что я никогда не падала в Небесный Колодец. Я не становилась Синей Птицей, оставаясь Еваникой Соловьевой, а значит, не было ни коронации, ни пропасти, разделившей меня и Данте, поэтому он сумел оставить за спиной аватаров и Темный Кров.
   -- Данте, а мы к Вильке заехать не сможем?
   -- Далековато до эльфийского государства-то ехать, - он усмехнулся, накрыв мою ладонь своей и заставляя Белогривого пригасить галоп. - Хотя, если очень хочешь - то можем попробовать. Только сначала придется ее предупредить, а то просто так к жене первого советника его эльфийского величества просто так не приедешь.
   -- Она за эльфа замуж вышла? - переспросила я, пытаясь сложить в уме два и два. Как же так, она ведь за Ритана вышла? Или нет?
   -- Это тебе виднее, ты у нее на свадьбе подружкой была.
   Да, была, но Ревилиэль выходила за дракона, Хранителя Алатырской Горы. Неужели из-за того, что моя судьба поменялась, Вилька и Ритан так и не повстречались?
   -- Лучше б она за дракона замуж вышла, - фыркнула я, но Данте услышал и осадил Белогривого так резко, что тот возмущенно заржал, становясь на дыбы. Я едва не свалилась на раскисшую лесную дорогу, с трудом удержавшись на крупе жеребца. - Что?
   -- Когда я в последний раз слышал о драконах, они брали под контроль Андарион. Не поработили, конечно - для Алатырской Горы это слишком...некрасиво было бы, но политика в небесном королевстве сейчас полностью под контролем драконьего царя. Поэтому... Не говори мне больше о драконах.
   Данте тронул бока Белогривого пятками, и тот почти сразу перешел на легкую рысь, а я сидела, крепко держась за талию бывшего аватара, и думала о том, что из-за меня мир между драконами и айранитами так и не был создан. И Вилька так и не повстречалась с Ританом. Значит, такова моя цена за личное счастье? Всего лишь за исполнившееся желание быть в стороне от власти и небесного королевства?
   Я никому ничего не должна, тем более, сейчас. Может, с эльфийским советником Вилья будет гораздо счастливее, чем с драконом-оборотнем. Но здесь жив Лексей Вестников, здесь есть Данте, и есть я. И самое главное - что здесь я не обречена на ненужную мне корону.
   Мы с Данте молчали, пока впереди не показались до боли знакомые ворота, за которыми ютилась низенькая наставникова избушка. Тот же пологий скат крыши, покрытый толстым слоем мха, тоненькая струйка дыма над трубой и распахнутые настежь ставни. Белогривый сам остановился в нескольких шагах до ограды, и звонко заржал.
   Скрипнула потемневшая от времени дубовая дверь, и на порог избушки вышел Лексей Вестников с неизменным посохом в руках. Такой, каким я его помнила, когда еще в той, другойжизни, пришла к нему просить помощи в неслыханном деле - я хотела тягаться с Дикой Охотой, забрать из ее свиты человека, айранита, без которого моя собственная жизнь лишалась смысла.
   Я неловко сползла по крупу Белогривого, сделала несколько неверных шагов к калитке, машинально открывая ее взмахом руки и заклинанием, въевшимся в память на долгие годы. Наставник широко улыбнулся и спустился с крыльца мне навстречу.
   -- Ванька! Давненько я тебя не видывал! Совсем старика не навещаешь, егоза.
   -- Наставник... - я неуверенно шагнула вперед, еще не до конца веря в происходящее, а потом порывисто обняла волхва, пряча лицо в складках серой накидки наставника.
   Не бывает такого, чтобы можно было повернуть время вспять, возвратить с того света тех, кто уже ушел - но алконост, похоже, не зря зовется сказочной птицей. Быть может, ее сила и состоит в том, чтобы менять события в переломном моменте жизни, после чего судьба идет по совершенно иному пути. Лучшему.
   -- Ну-ну, девонька, что с тобой? Будто бы год не виделись, - Лексей Вестников несколько неуверенно погладил меня по волосам. - В прошлом месяце ж только приезжала. Или тебе замужем так неуютно, что рада моему дому больше, чем своему? Так ты только слово скажи, я с мужем твоим потолкую. - Он отстранил меня, внимательно вглядываясь мне в лицо, ища признаки неудовлетворенности семейной жизнью. Вроде бы не нашел и слегка приподнял правую бровь.
   -- Ванька, у тебя точно все в порядке? Взгляд у тебя шалый какой-то.
   -- Может, просто счастливый, а? - предположила я, оглядываясь на Данте, распрягавшего Белогривого в сторонке от крыльца, поближе к воротам.
   -- Да не похоже. Счастье - оно иначе выглядит. Без горечи, которую ты сейчас прячешь в глазах. - Наставник покачал головой, тяжело опираясь на кленовый посох. - Ладно уж, захочешь - расскажешь. А пока - проходи. Думаю, что говорить тебе "чувствуй себя, как дома", излишне.
   Я проследовала за Лексем Вестниковым в светлую горницу, знакомую мне с детства, и ничуть с тех пор не изменившуюся, разве что в сухих сборах, развешанных вдоль стен, появилось много новых, которые я, как ни старалась, не могла распознать. Вытертую плетеную дорожку посреди горницы, заменила новая, длинная лавка, обычно стоявшая у стола, была отодвинута к стене, а на ее прежнем месте появились две, поменьше и покороче, но с полировкой и вычурным узором. Наверное, я бы так и стояла на пороге горницы, если бы Данте осторожно не подтолкнул меня в спину.
   -- Ванька, проходи, садись за стол, да и мужа своего не забудь.
   -- Его забудешь, как же, - фыркнула я, уловив в светлых глазах наставника искорки смеха, но за стол, тем не менее, не торопилась, посматривая в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. - Наставник, а все книги у вас по-прежнему на чердаке в сундуке хранятся?
   -- Разумеется, где же им еще быть? - Волхв легким пассом заставил вскипеть воду в пузатом, начищенном до блеска медном самоваре, и, сняв со стены небольшой "веник" высушенных трав, принялся готовить какой-то отвар с запахом свежей, только что сорванной земляники. - А тебе что-то конкретное надо? Вань, ты же знаешь, что содержимое этих книг хранится у меня в первую очередь в голове, все остальное - наследие, так сказать, для потомков.
   -- Мне про алконоста узнать надо. Поподробнее, - призналась я, усаживаясь на лавочку у потемневшего от времени длинного стола.
   -- Эх, Ванька, Ванька, - вздохнул наставник, размешивая отвар в глиняных кружках. - Плохо я учил тебя, ой плохо. Про алконостов тебе я рассказывал, даже не раз, но ты, видимо, меня не слушала. Ладно, расскажу снова, чай, не убудет. - Наставник приосанился и хорошо поставленным, ровным и размеренным голосом человека, привыкшего к тому, что каждое его слово будет услышано, начал говорить об алконостах. Я же сидела, машинально теребя мочку уха, и пыталась заново осознать сказанное.
   У простых людей алконосты считаются райскими птицами, живущими на небесах. Крестьянские легенды утверждают, что именно алконосты встречают душу умершего в раю и провожают ее к новому дому, где душе этой надлежит жить до тех пор, пока Всевышний не решит вернуть ее на землю в новом обличье. Считается, что у самого алконоста голова девичья, тело птичье, оперение белое, крылья белые с золотым окаймлением, а голос сладок, как сама любовь, и человек, заслышав пение "райской" птицы, уже не сможет сбросить эти чары самостоятельно.
   -- Правда, поют алконосты не очень-то и часто, - продолжал наставник, ставя передо мной и Данте по кружке с ароматным настоем. - Чаще всего орут отнюдь не райскими голосами, особенно, если застигнуть алконоста врасплох. Тогда их воплю может и баньши позавидовать. Да и девичьей головы я у них ни разу не видел - птица как птица...
   -- А когда они поют? - негромко поинтересовалась я, словно наяву услышав сладкий, как мед, голос, от переливов которого веки наливались свинцовой тяжестью, ноги отказывались повиноваться, а душа радовалась, как никогда в жизни.
   -- Алконостов, как ни странно, привлекает горе. И чем оно сильнее, тем привлекательней для "птицедевы". Говорят, алконосты своим пением могут подарить отчаявшемуся новую надежду, исполнить заветное желание, но я с такими "счастливчиками" не сталкивался. - Наставник уселся на соседнюю лавку, задумчиво оглаживая длинную седую бороду, аккуратно подстриженную, в которой волосок лежал к волоску. Всегда удивлялась, когда он находил время на столь тщательный уход за собой, с его-то занятостью и постоянными разъездами. - Вот сирин-птицу, наоборот, можно привлечь радостью, счастьем, но сирин, в отличие от алконоста, несет только беды и горе. Можно сказать, что сирин и алконост - птицы, которые не дают нарушиться равновесию в человеческих сердцах, только, по правде говоря, лучше бы люди искали равновесия сами, без оглядки на "райских" птиц.
   -- Наставник, - я задумчиво отхлебнула из чашки, ощущая на языке пряный, чуть горьковатый травяной привкус. - А алконост может изменить судьбу человека? Так, чтобы все сложилось так, как хотелось бы?
   Лексей Вестников только настороженно посмотрел на меня, еле заметно покачав головой.
   -- Насколько мне известно, все судьбы мира находятся в руках Прядильщицы, и только она может повернуть судьбу человека вспять, или же оставить все, как есть. Только она в силах изменить Узор. Или же в руках Всевышнего единого бога - это уж зависит от того, кто во что верит. В любом случае, не "райским" птицам под силу изменить судьбу человека.
   -- Так значит...- Я отставила в сторону кружку, безучастно наблюдая за тем, как тает пар над горячим отваром. Поднялась с лавки, кланяясь в пояс старому волхву. - Мне надо кое-куда сходить. Я не надолго, только пройдусь по лесу.
   -- Я с тобой, - Данте встал следом, но я лишь головой покачала.
   -- Не надо. Я сама хочу, - от его попытки обнять я уклонилась. Потому что не захочу никуда уходить. Никогда.
   Я не слышала, что он мне ответил, да и не нужно оно мне было. Я уже шла через старые сени, пропитанные запахом целебных трав, душистой смолы и древесного дыма. Печально скрипнула, словно прощаясь, входная дверь, затворяясь с негромким стуком. Белогривый проводил меня взглядом, и снова опустил голову, безжалостно уничтожая наставникову грядку с какими-то мелкими белесыми цветочками. Вопреки обыкновению, старая калитка затворилась за мной без единого звука. Значит, так и должно быть. Я высмотрела среди поникших кустов почти засыпанную листвой тропинку и поспешила по ней.
   
   Поляну, где я повстречала алконоста, я нашла далеко не сразу - пришлось изрядно поплутать, выискивая нужную. Наконец, когда я все же выбралась из частого ельника, то увидела на засыпанной палой листвой прогалинке кривую березу. Тонкий, белесый ствол тянулся к небу острыми сучками, оголившимися с месяц назад, зато земля под ними была устлана ковром из "золота берегинь" - пожелтевших березовых листьев. Место - то самое, только алконоста нигде не видно. Да и откуда ему взяться, если горя, раздирающего душу, уже нет - только непонятный страх пополам с беспокойством, но для белой "птицедевы" этого недостаточно...
   Воздух над кривой березой затрепетал, пошел рябью, словно вода от брошенного камня, а затем за светлым, наполовину ободранным стволом соткался человек в красновато-коричневых свободных одеждах. Из-под капюшона блеснули ярко-зеленые змеиные глаза с узкой щелью зрачка, по плечу туники соскользнула серебристо-белая вьющаяся прядь.
   -- Ритан? - вот уж кого не чаяла здесь встретить. - Откуда ты здесь взялся?
   -- Так значит, ты меня все-таки помнишь, - Страж Алатырской Горы выдохнул с видимым облегчением и шагнул ко мне навстречу. - Я уже боялся, что не сумею тебя отыскать в твоих иллюзиях.
   -- Иллюзиях? - я села там, где стояла. Значит, это все - только сон, мираж. Алконост заставила меня поверить в реальность происходящего, но на самом деле я просто сплю. И вижу самый прекрасный, самый реалистичный сон из всех, какие только у меня были.
   -- Именно что, - Ритан подошел ко мне, протягивая руку и помогая встать. - Алконост не могла выполнить твое желание, но и не выполнить его она не могла. Поэтому она заставила тебя поверить в то, что все вокруг - реально. Но это не так. Ты лежишь на этой самой поляне, тебя охраняет разумный волк, который никак не соглашался меня к тебе подпускать. Боялся, наверное, что я причиню тебе вред. А я хотел всего лишь найти тебя. И помочь проснуться...
   Топот копыт и треск ломающихся сучьев заставили меня вздрогнуть и обернуться на звук. К кривой березе выехал Данте на Белогривом, и короткий - не двуручник из темной стали, без которого я просто не могла себе представить чернокрылого аватара - меч с шорохом выскользнул из поясных ножен, поймав блик заходящего осеннего солнца на лезвие.
   -- Ева! Куда ты... - Данте соскочил с седла и подошел к нам с Ританом, держа меч в опущенной руке. - Кто это?
   -- Видишь, он даже не знает, кто я. А настоящий Чернокрыл хорошо знает меня в лицо. - Страж положил ладонь мне на плечо, еле ощутимо сжал. - Он - тоже часть твоего сна. Этот мир существует только до тех пор, пока ты спишь. Когда ты проснешься - он исчезнет.
   -- А если и так - то что? - я посмотрела на Данте, не веря своим ушам. А он спокойно убрал меч в ножны, серьезно глядя мне в глаза. - Что есть жизнь, если не иллюзия? Ева, он прав. Я существую только для тебя и ради тебя, и это не просто красивые слова. Как только ты уйдешь, я исчезну. Навсегда. Я просто перестану существовать. И весь этот мир, в котором твой наставник жив, Вилья в полном порядке, а тебя не гнетет бремя короны - тоже.
   Данте шагнул ко мне, протянул мне руку.
   -- Я действительно тебя люблю. Не потому, что это желание твоего сердца. А потому, что весь этот мир и все существа в нем - отражения. И я по сути - лишь отражение того Данте, который ждет тебя за пределами этого сна. Я люблю тебя потому, что он тоже любит, но мне, в отличие от него, хватило силы воли и решимости, чтобы быть с тобой. И бороться за тебя. Но если ты уйдешь... То я даже не умру. Я просто перестану существовать.
   -- Ритан... а что будет, если я не вернусь обратно? - голос тихий-тихий, почти надломленный, кажется, что совсем не мой. Ладонь Стража напряглась на моем плече - и вдруг соскользнула с него.
   -- Ты никогда не проснешься. Ветер останется без наставника, Данте - без женщины, ради которой он готов пожертвовать всем, Андарион - без королевы. Ревилиэль тоже никогда не проснется, потому что мне нужна твоя помощь. Без тебя я не смогу добраться до мага, проклявшего Вилью, и она так и останется в переплетении священных лоз, пока не умрет. Драконы не могут заставлять кого-то выбирать свою судьбу. Это не в наших правилах. Я не стану силой уводить тебя отсюда, но прошу все же.. подумать. Твоя судьба - и выбор тоже твой.
   На несколько долгих секунд у меня действительно возникло огромное искушение - оставить все, как есть. Ничего не делать, ничего не менять. Ведь это так просто - плыть по течению реки, а не барахтаться, пытаясь выгрести к берегу. А что до водопада в конце - так жизнь каждого рано или поздно заканчивается. Я раз за разом игнорировала собственные желания, и пусть даже принятые решения оказывались в итоге наименьшим злом - но хотелось-то мне другого. Я ошибалась, пытаясь совместить чуждое мне раньше понятие долга не просто перед конкретно взятым разумно мыслящим существом, а перед целым народом, с собственными стремлениями. Попытка стать дипломатом провалилась в свое время с треском, управлять народом я до сих пор толком не умею, единственное, что у меня неплохо получается - это защищать Андарион, да и то благодаря силе истинной королевы. Ну, еще договор с драконами пошел на пользу. На то, чтобы обучится искусству составлять крупные торговые договоры, издавать правильныеуказы и корректировать законодательство, у меня уйдут долгие годы. Без помощи Аранвейна это было бы еще сложнее. И часто случалось так, что я, лежа в королевской опочивальне, с безупречным интерьером, богатой и уютной, думала - зачем оно мне все надо? Нет, вопрос стоял иначе. Зачем это нужно от меня? По всему выходило - что если бы существовала замена "айранита-талисмана", истинного короля, то я бы в тот же день сложила бы с себя все полномочия и умотала куда глаза глядят. Главное - подальше, где во мне не узнают королеву. Бывшую королеву.
   Но права оказалась пословица, гласящая "Если не я - то кто?". Принцип, конечно, правильный, пусть и во многом высокопарный, но оправдывающий себя раз за разом. Насколько проще было бы объявить наследника новой династии, тем самым переложив на его плечи все проблемы, связанные с королевской властью. Сомневаюсь, что меня в открытую осудили бы - для айранитов я почти ребенок, впрочем, иногда мне самой кажется, что так оно и есть. Ну, нету во мне величия, присущего королям. Нет стремления раз за разом жертвовать собой ради благополучия своего народа. Впрочем, держать народ в "железном кулаке" мне тоже не хочется.
   Так легко и просто сейчас было бы сказать Ритану "Уходи", вернуться в объятия любимого мужчины и постараться убедить себя, что страшный сон закончился, а настоящее, счастливое и безмятежное - вот оно, под руками.
   И одновременно чересчур сложно. Пусть даже я и смогу сейчас закрыть глаза на правду, но память никуда не денется. В ней останется и Ветер, с потерянным, по-детски расстроенным лицом, и теплые глаза наставника в момент, когда он передавал мне с таким трудом накопленные знания, и мертвенно-бледная Вилья на ложе из Животворных Лоз. Не вправе я уходить сейчас...
   -- Идем, Ритан, - слова сорвались с губ в оглушающей тишине. Данте едва заметно улыбнулся, делая шаг ко мне навстречу.
   -- Почему-то я знал, что ты поступишь именно так. Ты не могла бы поступить иначе. - Улыбка стала шире, но одновременно - чуть горше, как будто улыбаться приходилось через боль.
   -- Я тебя разочаровала?
   -- Напротив. Наверное, если бы ты поступила иначе, тогда я мог разочароваться в тебе. - Долгий взгляд глаза в глаза, еле ощутимое прикосновение его пальцев к моей щеке. - За это я тебя и люблю. И буду любить, пока не исчезну.
   Он опустился на одно колено, бережно беря мою ладонь в руки и касаясь пальцев легким поцелуем, а потом прижался к ним щекой.
   -- Только вспоминай обо мне...
   -- Забыть точно не получится. Никогда.
   Вот и все.
   Ритан взял меня за руку, потянул по направлению к кривой березе.
   Мир вокруг дрогнул, очертания деревьев стали размываться, будто бы раньше они отражались на водной глади, а теперь кто-то кинул в озеро камень, и изображение пошло рябью. Только Данте, поднявшийся с колена, оставался таким же четким, таким же... живым. Он коснулся кончиками пальцев губ, потом груди точно над сердцем.
   Скомканное, никудышное прощание... Но, если бы мы вздумали прощаться так, как нам обоим хотелось - я бы точно не нашла в себе сил уйти, а он - отпустить.
   Страж Алатырской Горы сжал мою ладонь с такой силой, что я охнула от нахлынувшей боли, а затем земля словно ушла из-под ног, в глазах потемнело...
   ...И почти сразу прояснилось.
   
Глава 16.
   Ладислав проснулся еще затемно, садясь на накрытой одеялами широкой лавке в горнице и прислушиваясь к тишине, окутавшей дом едва ощутимой пеленой. Еле слышно скреблась мышь в подполье, негромко потрескивали, догорая, дрова в нутре беленой печи, за плотно прикрытыми ставнями завывал северный ветер.
   "Волчий час". Тот самый, когда сон наиболее глубок и беспробуден, когда подлунная нежить обретает наибольшую силу, а колдовать волхвам-стихийникам становится ох как трудно. Час, когда Грань наиболее близка к миру живых.
   А еще это час силы некромантов. Тех, кто живет в "тени жизни", кто всегда одной ногой по ту сторону Грани, и чья сила - это тщательно контролируемый ручеек, вытекающей из прохудившейся плотины, сдерживающей неистовую, беснующуюся, страшную "реку".
   Ладислав спустил ноги с лавки и встал, ощущая босыми ступнями гладкие, холодные доски пола. Неторопливо прошелся туда-обратно по плетеной дорожке, окончательно просыпаясь, а затем наклонился, откидывая ее в сторону и открывая небольшой квадратный люк, ведущий в подвал, где вкусно пахло съестным. Жаль, конечно, если та бестия продукты перепортит в запале, но с другой стороны.. кому теперь нужны эти запасы? Еваника-то птица перелетная, один день здесь, а на другой - уже кто знает, да и мальчишка теперь от нее ни на шаг. Так и так пропадать запасам Лексея, хотя кто его, старика, знал? Может, у него подвал тоже заклинаниями оплетен, как паутиной, и продукты сохраняются гораздо дольше, чем им полагается...
   Создав себе небольшой зеленовато-желтый светлячок, Ладислав осмотрел подвал. Стены и потолок крепкие, люк тоже должен выдержать... Плохо то, что земляной пол покрыт всего лишь дощатым настилом, но если все сделать правильно, то даже родная стихия не поможет той дриаде - слишком давно уже эта земля является фундаментом дома, настолько, что избушка сделалась ее частью, "вросла", словно дерево корнями. С другой стороны - в случае, если ушедшая скорбеть в лес Еваника была права, и дриаду действительно донимает призрачная свора, то некроманту даже не придется особенно стараться, чтобы добиться желаемого - страх дитя Древа сделает за него большую часть работы. Нужно будет только направить этот страх в нужное русло.