Маргит Сандему
Паромщик

   Давным-давно, сотни лет тому назад, отправился Тенгель Злой в пустынную землю, чтобы продать душу Сатане.
   Именно от него и пошел род Людей Льда.
   Все мыслимые земные блага были обещаны Тенгелю, но взамен по крайней мере один его потомок в каждом поколении должен был служить Дьяволу и исполнять его злую волю. Избранных отличали по-кошачьи желтые глаза, означавшие, что их обладатель наделен колдовской силой. И однажды, согласно преданию, на свет появится тот, кто будет обладать сверхъестественным могуществом, большим, чем мир когда-либо видел.
   Проклятие тяготеет над родом до тех пор, пока не будет найден зарытый Тенгелем Злым сосуд, который он использовал для приготовления ведьминского варева, способного вызвать Князя Тьмы.
   Так гласит легенда.
   Но не все в ней было правдой.
   На самом деле случилось так, что Тенгель Злой обнаружил Источник Жизни и выпил мертвой воды. Ему была обещана вечная жизнь и власть над человечеством, но взамен он должен был продать своих потомков злым силам. В те годы обстоятельства не благоприятствовали его восхождению на престол мирового господства, и тогда ему пришлось впасть в глубокий сон, ожидая, пока не наступят на земле лучшие времена. Кувшин с мертвой водой он повелел закопать.
   И теперь Тенгель Злой нетерпеливо ждет сигнала, который должен разбудить его.
   Но однажды в 16 веке был рожден необычный потомок Людей Льда. Он попытался обратить зло в добро и был за это прозван Тенгелем Добрым. Эта сага повествует о его семье, прежде всего о женщинах его рода.
   Одна из них, Шира, в 1742 году вновь обрела Источник Жизни, из которого смогла набрать живой воды, прекращающей действие воды зла. Но никто так и не нашел погребенный кувшин. Все время существует опасность, что Тенгель Злой может проснуться.
   Известно, что он скрывается где-то на юге Европы, и что заколдованная флейта может разбудить его. Поэтому-то Люди Льда так боятся любых флейт.

1

   Очень долго длился его сон…
   Глубоко внизу в мрачном подземелье, на юге, вдали от жилья Людей Льда, Тенгель Злой открыл свои древние глаза.
   Это происходило медленно, ему стоило большого труда приподнять веки, отяжелевшие от старости и покрытые серым прахом.
   Наконец, собрав последние силы, он открыл их. Желтые зрачки с трудом привыкали к сырому полумраку, стелившемуся вокруг. Казалось, что Тенгель Злой отвык от света, но на самом деле зрение его было все так же зорко. Он направил свой взор вдаль, к покинувшим его Людям Льда.
   Сон его в течение многих столетий не был ровным и одинаково глубоким. Время от времени он бывал потревожен. Кто-то из потомков пытался найти закопанный котел с водой в долине Людей Льда, и тогда приходилось напрягать все силы, чтобы защитить драгоценность. Спящий не мог пошевелиться. Глубокий сон сковал его мозг, неистовый бег мыслей замедлился, поэтому смертельно опасная воля не могла проявиться полностью. Но Тенгелю все же удавалось посылать в долину свой призрак, сотканный из полупрозрачных волокон тумана. Много раз плод его воображения бывал там, отпугивая излишне самонадеянных и дерзких.
   Труднее всего пришлось ему в тот раз, когда в долину отправились Хейке и Тула. Хейке, один из могущественнейших потомков, один из тех, кто восстал против Тенгеля Злого, угрожал ему заклинаниями, оставшимися от первых Людей Льда. Это был тяжелый момент, поставивший под сомнение силу Тенгеля к сопротивлению. Но еще хуже стало, когда Тула, эта проклятая девчонка, натравила на него четырех демонов.
   Отвратительное воспоминание!
   После случившегося Тенгелю Злому пришлось долго отлеживаться в глубоком сне, чтобы снова собраться с силами.
   Но разве он совсем не переживал мгновений удачи?
   Его гадкие глаза скользили туда-сюда; медленно и с наслаждением устремлялся желто-серый взгляд в темноту в поиске более приятных событий среди мира воспоминаний.
   Не все его избранные потомки оказались отступниками. (Тут перед наполненным ненавистью взором Тенгеля Злого снова на минуту предстал Тенгель Добрый, обративший проклятие вспять и поднявший презренных наследников против своего великого предка.)
   Да, у Тенгеля Злого был повод для радости. Он многое помнил. Взять хотя бы того красавца, который много лет назад отрезал голову своей жене. Или вспомнить Колгрима, хотя из него ничего так и не вышло. Не считая, естественно, что он убил опасного Тарье, но ведь это сам Тенгель Злой управлял его поступками. Сельве тоже был подходящим человеком для Тенгеля Злого. А Ульвар! О, тот был, наверное, самым многообещающим. Проклятие! Из-за Ульвхедина весь этот лицемерный сброд оказался испорчен! И все же, Ульвар был хорош.
   Флейты! Всякий раз, когда какой-либо потомок находил колдовскую флейту, росла сила и мощь Тенгеля Злого. Тула обнаружила одну такую, но помешала та дьявольская свора покойников, противостоявших Тенгелю. Но даже эта ее несовершенная, дилетантская игра на флейте помогла ему. Он взбодрился. Сил прибавилось настолько, что Тенгель начал открывать глаза. Сначала просто попытался слегка, а теперь вот сумел сделать это.
   Он мигнул веками всего лишь единственный раз, только чтобы вновь пережить знакомое ощущение, и одно это незначительное движение подняло зловонное облачко пепельно-серой пыли в пустой комнате вокруг него.
   Незатейливая игра на флейте разбудила его ровно настолько, чтобы он смог направить одного из своих глупых родственников к Эльдафьорду, где находилась собственная флейта Тенгеля Злого, которую он так постыдно потерял.
   Эльдафьорд… Эскиль ведь уже был там. Тогда почти все было подготовлено, чтобы разбудить Тенгеля Злого. Руками самого Хейке, одного из самых сильных его противников. При этой мысли в черной душе Тенгеля заклокотал зловещий смех.
   Но теперь пред его взором появилась ОНА . Та, ужасная! Та, отвратительная! Тенгеля передернуло от ненависти при горьком воспоминании. Та, которой удалось завладеть живой водой!
   Шира, его смертельный враг.
   И флейта, его драгоценная флейта! ОНА испортила ее навсегда.
   Злоба резала его тело, словно множество ножей.
   Нет, он не должен больше думать о стыде и унижении.
   В душе он возрадовался снова. Ибо вспомнил, как у него однажды появился новый потомок. Звали его Ульвар, и был он верным последователем Тенгеля Злого. Ульвар нашел похожую флейту — по совету Тенгеля, конечно, — и даже одно это знание делало злобного праотца сильнее.
   Но и та флейта тоже была уничтожена.
   И теперь Тенгель не знал больше ни об одной.
   Проклятый сброд, испачканный в его крови! Все время, пока он лежал здесь заколдованный, приходилось следить за ними, чтобы не расстроили, не испортили его планы.
   Как раз сейчас круг его последователей был ослаблен. Во всем роду был лишь один избранный, единственная девушка — и та была почти ничем. Кажется, ее звали Бенедикте, о, он знал почти все о Людях Льда. Потому что возле черного источника зла Тенгель был наделен вечной жизнью — и властью над человечеством. Полной власти у него еще не было, ибо он был парализован сном. Но из своего тайного логова он мог отслеживать судьбы Людей Льда; особенно судьбы избранных. И все зло в мире было дано ему с помощью земли и воздуха, огня, воды и камня, пяти символов — древних покровителей Людей Льда. Ведь когда он нашел Источник Жизни и выпил мертвой воды, эти стихии тоже стали его рабами, его средством достичь высшего Знания. Однажды он почти было завладел властью над всей землей…
   О, как он раскаивался, как он сожалел о пришедшей к нему тогда мысли погрузиться в сон! Ведь он был предан! Предан своими! Сотни раз Тенгель раскаивался, тысячи раз бесновался и неистовствовал, но безо всякой пользы. Он был околдован, и ему предстояло оставаться неподвижным до тех пор, пока не найдут новую флейту с магическим звучанием или какую угодно, лишь бы на ней можно было сыграть нужный сигнал.
   Эта не находившая выхода злость отняла у него силы. Тенгель прикрыл свои жуткие глаза и сконцентрировался на происходящем сейчас. Это было несложно, флейта вернула ему способность видеть предметы, находящиеся вдалеке. Только лишь тело все еще оставалось слабым, скованным. Поэтому его опасная для всего живого оккультная мощь не могла быть использована полностью; до сих пор она была лишь слабым предзнаменованием того, что произойдет однажды.
   Теперь, даже если сама по себе Бенедикте была нулем, пустым местом, ему надо было бдительно наблюдать за ней. Потому что она была одной из «них», из избранных. Неверные, они пытаются бороться с Тенгелем Злым. В одиночку Бенедикте не сможет сделать ровным счетом ничего, но если ей помогут…
   Нет, он должен быть осторожен с этой идиотской девчонкой.
   А что, если направить ее по дороге, которая приведет к верной гибели?
   Да! Как раз можно будет избавиться и от этого проклятого заточения.
   Но все должно свершиться в тайне.
   Глаза Тенгеля Злого мерцали в темноте. По телу пробежала дрожь, пронизывая холодом страха. Какое-то место… Откуда-то грозила другая опасность. Шира была не единственной. Он не знал того, другого, потенциально опасного. Тот исчез, спрятался от своего злобного прародителя. Но Тенгель Злой чувствовал, как этот другой силен, адски силен!
   Поэтому избавиться от девушки надо тайно. Там, где тот неизвестный и опасный человек не сможет найти ее и прийти на выручку.
   Мысли Тенгеля обострились, в сознании как будто что-то копошилось и протягивало длинные, извивающиеся щупальца над миром, обследуя земли на Севере…
   Проснулось одно воспоминание.
   Верно, он помнит то место, удаленное от человеческого жилья. На редкость скверное, он сам это знал, ведь был там однажды по пути на юг.
   Оно было связано с самим злом. Тенгель почувствовал себя хорошо, когда провел там некоторое время.
   Он запомнил кое-что… Тенгель сосредоточился, напрягся, чтобы оживить картину давних событий.
   Ну да! Паромщик! Конечно, это он.
   В нем снова неслышно забулькал зловещий смех. Паромщик, без сомнения, точно он!
   Было забавно работать с этим человеком. Тенгель размышлял, как же он мог упустить такое незабываемое воспоминание. После того как он покинул ту местность, уже прошло несколько сотен лет. Было бы интересно разузнать…
 
   Прекрасная деревня в горах Норвегии была осквернена еще задолго до его прибытия туда. Она была так заражена примесью откровенного зла, что по телу Тенгеля снова пробежала невольная дрожь, на этот раз от удовольствия. Итак, это было абсолютно подходящее место, чтобы разделаться с доброй Бенедикте.
   Громадная, несокрушимая мысленная сила Тенгеля Злого должна направить девушку туда.
   Но все должно произойти как бы невзначай, окольными путями, ведь действовать напрямик сейчас нельзя. Каким же образом ему осуществить этот план?
   Словно гигантский паук, он начал плести длинные, тонкие и прочные сети. Приятное развлечение для злейшего существа на свете, воплотившего в себе саму ненависть.

2

   Луна виднелась за темными тучами, которые проносились по небу. Время от времени бледный круг луны показывался между ними и бросал короткий холодный отблеск голубовато-зеленого света на дом, стоявший на гребне холма.
   Это был большой двухэтажный особняк со множеством окон, отражавших лунный свет. Может быть, когда-то он и был покрашен, но теперь серая древесина проступала среди полос отслоившейся краски. Черепица заросла мхом, и столбы под верандой прогнили сверху донизу. На первом этаже за старомодными гардинами было заметно слабое свечение; второй этаж выглядел безлюдным, в его окнах висели потрепанные остатки портьер.
   Когда луна снова скрылась за облаками, дом предстал во всей своей угрюмости. Но вот внезапно показался мимолетный отблеск в окнах второго этажа — слабый и рассеянный, словно кто-то нес стеариновую свечу за многослойной занавесью паутины.
   Луна вышла опять, и свет тут же исчез.
   Но не было никого на дороге, ведущей к холмистой гряде, кто бы увидел это. Не было желающих посетить дом, как и тех, кто бы согласился повстречать живущих там, да и не было ни у кого стремления выяснить, почему этот дом пользовался такой дурной славой. Он напоминал дом с привидениями, да и был на самом деле им, как утверждали окрестные жители. Говорили даже о криках в ночи и других не менее странных вещах.
   Только луне было позволено любить этот дом. Пришел день, и луна погасла.
 
   Гури Мартинсен ослабила туго затянутый воротник и обмахнула лицо перчатками. Она была полной женщиной тридцати пяти лет, ее красное лицо блестело от пота. На ней была неудобная юбка с турнюром, шляпа сползла на лоб и держалась лишь на заколках.
   — Нет, я больше не в силах ступить и шага. Я спущусь вниз к реке и отдохну.
   Ее муж слегка раздраженно поставил чемодан перед собой. Ему тоже было жарко.
   — Гури, у нас мало времени. Уже поздно, и тетушки ждут нас.
   Гури как раз спускалась вниз к реке.
   — Ты сказал, что здесь от станции недалеко. А мы уже идем целую вечность!
   — Вечность, — пробормотал он. — Всегда ты преувеличиваешь.
   Но он должен был признать, что дорога оказалась значительно длиннее, чем запомнилось ему. Как же давно он был здесь последний раз! В то время и железных дорог-то не было.
   — Пойдем, Сисель, — позвала жена их восьмилетнюю дочь.
   Сисель боязливо ступала по траве, тщедушная маленькая девочка с редкими, светлыми волосами и взглядом, который как будто всегда просил прощения. Ее отец покорно вздохнул и поплелся следом.
   — Но нам нельзя надолго задерживаться, — крикнул он. — Время идет, а нам надо идти дальше.
   Сисель всунула свою маленькую ручонку в папину ладонь.
   — Можно мне остаться с вами? — протянула она жалобно.
   — Мы ведь уже говорили об этом. Папа и мама отправляются в первую в своей жизни заграничную поездку. Нам надо немного побыть одним, ты пойми. Тебе придется пока пожить у дедушкиных сестер. Они наверняка добрые, а мы скоро вернемся.
   Уве Мартинсен надеялся, что его тетки окажутся приятными. Он не видел родственниц с детства. Тогда он слегка побаивался их. Но это было давно; они наверняка оттаяли на старости лет. Уве было известно об оригинальности тетушек, ведь вся остальная семья с ними не общалась. Но Гури и он планировали разбить лед, оставив Сисель у бабушек (и избавившись от нее на время). Три очаровательные старушки…
   Им будет так приятно заполучить малышку к себе в дом! Раз уж они живут в деревне и все такое…
   Сисель больше не говорила о поездке. Все равно не поможет.
   Вместо этого она начала бегать вдоль берега, пока родители сидели и отдыхали каждый на своем камне. Сисель была такая легкая и худенькая, что жара от палящего солнца не беспокоила ее. Она рассматривала всякие чудесные камешки на песке и бросала изредка какой-нибудь из них в протекавшую рядом воду.
   Девочка нагнулась, чтобы ближе разглядеть что-то, блестевшее на дне, прямо у берега. Что бы это могло быть? Она опустила руку, почувствовала, как поток подхватил ее, но все-таки достала предмет.
   Разжав кулак, она увидела, что это была просто монета со странным узором. Похоже на какие-то буковки или значки. Монета была в плачевном состоянии, вряд ли кто-то взял бы ее себе, но девочка тщательно вытерла ее о траву и положила в карман. Мама позвала дочку, и Сисель вернулась к родителям. Они снова продолжили свой изнуряющий путь вдоль берега.
   — А ты уверен, что мы правильно идем? — спросила Гури своего мужа.
   У него уже не было прежней уверенности.
   — Должно быть, да, — сказал он с тяжелым сердцем. — Но, с другой стороны, мы теперь были бы уже на месте. Здесь все так переменилось с тех пор, как я был ребенком. Железная дорога и …
   — Дурная голова! — фыркнула Гури. — Ну так спроси вон тех мальчишек возле лесопилки!
   Они действительно сбились с пути. Лишь через несколько часов они снова вышли на нужную дорогу.
 
   С некоторым недоумением они рассматривали дом на вершине холма. Уже опустились сумерки, ветра в этот вечер не было, и снова взошла луна. Ее изумрудный, струящийся свет освещал знакомый дом.
   — Что за страшный замок с привидениями! — прошептала Гури. — Твои тетки действительно живут здесь?
   — Адрес правильный. Но это хуже, чем я ожидал, — сообщил Уве. — Его не ремонтировали сотню лет.
   Сисель ничего не сказала. Ее трясло от страха.
   — Но ведь они охотно приглашали девочку, — Уве попытался успокоиться.
   — Ну спасибо, если ты называешь это «охотно», — ответила Гури. — «Девочка может приехать. Но мы рассчитываем, конечно, на скромное вознаграждение». И точка.
   — Они же старые и наверняка бедные, — вступился за теток Уве. — Пойдем, внутри, должно быть, находиться приятнее.
   Хриплый звонок прозвучал, когда потянули за шнур возле входа. Через некоторое время дверь приоткрылась на дюйм, не больше. Дверная цепочка была туго натянута.
   — Добрый вечер, — бесстрашно поздоровался Уве, обращаясь к щели. — Это мы, привезли девочку.
   Дверь медленно отворилась, и семью впустили в прихожую, обставленную черной мебелью и скудно освещенную старомодной лампой.
   — Здравствуйте, здравствуйте, тетя… мм-м… Герд, давно мы не виделись! — произнес Уве.
   Сисель уставилась на огромную камею и на два рыбьих глаза над ней. Тетя Герд с тусклыми, безжизненными волосами выглядела расплывшейся. У двери стояла такая же бледная, но более худая старшая сестра, Агнес. В комнате сидела пухлая младшая сестра Беата, она была поглощена пасьянсом и жевала конфеты.
   — Проходите, — проквакала тетя Герд. — Поздно вы заявились.
   Уве пролепетал что-то о том, как они заблудились, и после взаимных приветствий тетя Агнес отрубила:
   — Деньги на стол, Уве! Твой отец всегда был небрежен с деньгами, так что лучше будет, если мы получим плату за девочку немедленно. После отпуска у тебя, наверное, не останется ни гроша. Я подсчитала почем нынче жилье и хлеб. К тому же мы вычтем за дрова, износ мебели и за другие убытки. И не забудь почасовую оплату для нас, ведь за твоей дочерью нужен присмотр. Двадцать пять крон будет вполне приемлемо, не так ли?
   — Двадцать пять крон? — вскрикнула Гури ошеломленно. — За восемь дней? Нет, но…
   — Да, мы можем потребовать и тридцать.
   — Нет, спасибо, сойдемся на двадцати пяти, — вздохнула Гури.
   Это был почти весь их бюджет на поездку.
   — А где она будет жить? — поинтересовался Уве.
   — Мы выбрали коричневый салон, — сказала тетя Герд. — У нас нет лишних спален, а в коричневом салоне стоит часть менее ценной мебели. Для нас будет лучше, если она будет спать там.
   Мнение самой Сисель, естественно, не учитывалось.
   — Но это не значит, что она сможет распоряжаться мебелью как захочет, — вмешалась тетя Агнес. — Это фамильные реликвии, и мы к ним сильно привязаны.
   «Часть мебели» было слабо сказано, старухи явно поскромничали. Комната напоминала магазин с барахлом, которое антиквар уже не рассчитывал продать, там стояла мебель разных эпох в загадочных сочетаниях, и вычурные предметы сомнительной ценности занимали все свободное место. Уве прокладывал себе дорогу к расшатанной кровати, пробираясь между столами и стульями, этажерками и раскрашенными гипсовыми статуями.
   — Здесь ты будешь спать, Сисель, — успокоительно сказал он девочке, но по ее полным слез глазам увидел, что вся эта затея оставить дочку в доме у теток оказалась ужасной ошибкой. Отец понимал ее, он и сам бы не стал здесь жить.
   Гури отозвала его в сторону для разговора с глазу на глаз. Она выглядела недовольной.
   — Неужели нельзя оставить Сисель у кого-нибудь другого?
   Уве покачал головой.
   — Слишком поздно.
   — Теперь нам придется заночевать! — заявила Гури. — Из-за этого целый день пропадет. Но, по крайней мере, мы составим девочке компанию. Правда, в этой комнате мы не сможем остаться, здесь слишком мало места.
   После множества жалоб и возражений сестры согласились, чтобы родственники легли в дальней комнате. Но вначале Уве поклялся заплатить за ночлег. Тетки утверждали, что это принесет им совершенно ненужные дополнительные хлопоты.
   Когда они получили от Уве тяжелым трудом заработанные деньги, их довольные лица говорили о возможности компромисса.
 
   Сисель стояла у окна. В ярком лунном свете виднелись лишь самые крупные звезды. Если от Ориона провести черту, то получатся чьи-то плечи. А еще маленькие злые глазки и рот с кривой ухмылкой.
   Луна освещала коричневый салон, который назывался так вполне заслуженно. Свет падал на кровать несчастной Сисель, которая лежала под одеялом и изредка всхлипывала. Восемь бесконечных дней и ночей ей предстояло провести в этом ужасном доме среди неприветливых теток! Вот если бы ей разрешили остаться с папой и мамой! Но они твердят о том, чтобы «побыть немного одним», «попытаться что-то сохранить» и о других глупостях.
   Она должна завтра сбежать, подумалось девочке. Ей было все равно куда, замерзнет ли она, умрет с голоду или получит солнечный удар, придется ли ей ночевать в лесу. Все, что угодно лучше, чем эти холодные старухи и их страшный дом!
   Внезапно Сисель замерла и высунула голову из-под одеяла. Было трудно различить отдельные предметы в странной меблировке, но она и не видела ничего необычного. Она только слышала что-то. Что-то неопределенное.
   Ее отделяли от родителей несколько комнат. Звать на помощь не имело смысла. Да она и не смела кричать. Подумать только, а вдруг и впрямь еще кто-то находится в комнате?
   Но нет, она слышала этот звук не рядом с собой. Он шел сверху. Шаркающие шаги на верхнем этаже. Пустом.
   Кто-то ходит там, наверху, скорее, крадется на цыпочках. Половицы скрипят и повизгивают.
   Тем не менее Сисель немного успокоилась. Кто бы ни бродил там, наверху, он не смог бы достать ее.
   Возник новый звук. Девочка узнала его, она слышала такой же много раз из родительской спальни. Приглушенное поскрипывание кровати. Размеренное и ритмичное. Ей никогда не нравился этот звук, хотя она и не знала, что он означал. Обычно он усиливался через некоторое время, а затем Сисель всегда чувствовала толчки в стену и слышала учащенные сильные вздохи.
   Эти звуки пробуждали в ней неясное чувство неудовлетворенности и разочарования.
   Там наверху продолжался скрип, прямо как дома, он становился сильнее и быстрее — и вдруг стало тихо. Через мгновение Сисель опять услышала прежние шаркающие шаги.
   Все стихло, и она снова забралась под одеяло.
   Дорога очень утомила ее. В конце концов она заснула.
   Спала она тревожно. Все вокруг грохотало, звенело и трещало.
   Необычайно пугающий сон, полный сильных и страшных звуков.
 
   Внезапно она проснулась, словно дрожь пробежала по телу. Ее разбудил настоящий шум, резкий хлопок и удар. Но теперь это было в комнате, без всякого сомнения!
   Луна светила все так же ярко. Сисель всматривалась в темноту, ее сердце готово было разорваться, зубы стучали. Она жалобно застонала.
   Что-то в комнате было не так, но что?
   Ну да! Кто-то, должно быть, только что был здесь, ведь те два стула возле стола посреди комнаты были развернуты к ней, словно кто-то отпихнул их или споткнулся. А где же столик у стены?
   Здесь разве не было маленького столика? Разве вместо него лежала эта перевернутая статуя негра?
   Может быть, папа заходил чтобы проверить как она спит? И наверное, споткнулся…
   Она не была очень-то уверена с этим столом, может, его и не было вовсе. А скульптура вполне могла все время спокойно лежать, ведь в этой комнате ничего не разберешь, так все заставлено.
   Это наверняка папа приходил.
   Она выдохнула, отдышалась как будто после бега. На ее осторожное «Папа?» никто не ответил. Ну да, он ушел к себе и лег спать. Сисель опустила голову и закрыла глаза.
   Но мгновенно открыла их снова. Что-то скреблось и шуршало на полу. Она вглядывалась снова и снова в темноту, но там все было тихо.
   Но вот…
   Сердце замерло, словно боялось биться.
   Ее взгляд упал на огромное зеркало на подставке, украшенной ужасными узорами непонятного стиля и эпохи. В зеркале отражалась часть комнаты, которая раньше была скрыта от глаз Сисель.
   И девочка увидела высокую этажерку, полную отвратительных ваз, раковин и безделушек, которая медленно двигалась, скользя наискосок по полу в ее часть комнаты.
   Сисель закричала, выпрыгнула из кровати, натыкаясь на мебель, которой здесь вечером не было, и бросилась наружу. Проносясь сквозь комнаты с диким криком, она, естественно, разбудила весь дом.
   — Что это, что случилось? — испуганно спрашивали ее полусонные родители.
   Тетки появились незамедлительно, и, выслушав невнятные объяснения девочки, зажгли по свече и вошли в коричневый салон.
   Там царил неописуемый хаос. Мерцающий свет выхватывал из темноты опрокинутую мебель и предметы интерьера, оказавшиеся в другом конце комнаты, вдребезги разбитый фарфор и ящики для белья, вытащенные наружу.
   — Вы только посмотрите! — вымолвила тетя Агнес, вначале надолго лишившаяся дара речи. — Неплохо для восьмилетнего ребенка!
   — Ну не Сисель же это натворила, — пытался протестовать Уве.
   — Вы ведь не думаете, что она смогла передвинуть вон тот шкаф?
   Нет, сестры должны были с этим согласиться.
   — Но кто тогда был здесь? — спросила тетя Беата, круглая, как шарик, в своем потрепанном утреннем халате. — Ты ходишь во сне, Уве?