Страница:
— Привет. — Пожилая женщина приветливо улыбнулась. — Я Эдит Фэй, мать Ричарда. А вы, наверное, Элен Майли. Входите. Дикки спустился вниз купить имбирного эля. Он сейчас вернется.
— Благодарю вас. — Элен улыбнулась. — Юк… Юк… Дик ни разу не говорил мне о вас. Я думала…
— Я полагаю, он хотел сделать сюрприз. — Миссис Фэй улыбнулась. — Позвольте, я возьму вашу сумку. Какой замечательный мех.
— Какая замечательная квартира. — Элен улыбнулась. — Должно быть вы…
— Она чересчур просторна для двоих. — Миссис Фэй улыбнулась. — Пожалуйста, зовите меня Эдит. Дикки и его друзья меня всегда так зовут. Да, с тех пор, как умер мистер Фэй, мы с Дикки частенько говорили о том, что хорошо бы переехать в квартиру поменьше и посовременнее — но вы конечно знаете, сколько придется платить за квартиру в новом доме. Присаживайтесь сюда, Элен — ведь я могу вас так называть? — и мы с вами поболтаем, пока не вернется Дикки. Я так рада, что вы смогли к нам заскочить. Я как раз на днях говорила Дикки: «Дикки, почему бы твоим друзьям не заходить к нам почаще? А то я сижу дома день за днем, вечер за вечером». Конечно, на самом деле я не одинока. Дикки такое утешение для меня…
— Конечно, миссис Фэй. — Элен улыбнулась. — Я уверена…
— Эдит. — Она улыбнулась. — Пожалуйста, зовите меня Эдит. В прошлом году я серьезно заболела — сердце, знаете ли, — так лучшей няни, чем Дикки невозможно представить. Уверяю вас, он выполнял малейшее мое желание. Я всегда говорила, что хороший ребенок — это благословение свыше. Особенно когда каждый день читаешь о детях, убивающих своих родителей топорами или чем-то еще. Ваши родители живы, Элен?
— Нет. Они умерли.
— Какая жалость, что они покинули этот мир. Но вы должны верить, моя дорогая, что их души бессмертны и теперь они обрели свое счастье.
— Да, — сказала Элен.
— Вы живете с родственниками, дорогая? Или с друзьями?
— Нет, я живу одна.
— О, моя дорогая, это так опасно. Я читала на днях об одной молодой женщине, которая жила одна, и этот монстр проследил за ней, когда она шла с работы домой однажды вечером и в прихожей… Ну, конечно, газета в подробности не вдавалась — они никогда не вдаются, особенно «Таймс» — это единственная газета, которую мистер Фэй допускал в этом доме, все остальные просто барахло, говаривал он, — так вот, бедная девушка уже никогда не будет такой, как прежде, я уверена. Вы к какой церкви принадлежите, Элен?
— Ну… — Элен закашлялась. — Видите ли, я не…
— Мы должны держаться старых добрых традиций — вы согласны со мной, моя дорогая? Церковь, любовь к Родине и несколько старых друзей. Я говорила…
Вошел ее сын, сгибаясь под тяжестью пакетов с покупками. У него хватило совести покраснеть.
— Ну, — сказал он с улыбкой, незаметной, словно складка на твидовом костюме. — Я вижу, вы уже познакомились. Хорошо.
— Право же, тебе не следовало обременять себя всем этим, — строго сказала его мать. — Надо было распорядиться, чтобы они доставили все сами. Слава богу, мы тратим у них достаточно, чтобы пользоваться этой услугой. Мужчины не знают самых простых вещей — не правда ли, моя дорогая? Мистер Фэй был точно таким же. Пошлешь его за головкой чеснока, а он вернется с ростбифом. Очень удобно для тех, кто стремится что-нибудь продать. Теперь отнеси пакеты на кухню, дорогой. Масло положи в холодильник, яйца на полку. Консервы положи в правый стенной шкаф, а имбирный эль поставь на полочку под раковиной.
— Да, Эдит. Хочешь чего-нибудь выпить? — обратился он к Элен.
— Да, Дикки.
— Мне маленький стаканчик портвейна, дорогой. Ты знаешь, что сказал доктор. Сердце, — пояснила она Элен. — Я должна быть очень осторожна. Свежая зелень и жареное мясо — вот все, что я могу себе позволить, да разве еще маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Какое прелестное платье. В этом году носят все в обтяжку, не так ли?
— Ну, не совсем так, Эдит, — сказала Элен. — У меня замечательный портной, и после того, как я покупаю узкое платье, я иду к нему и примеряю его. Затем делаю глубокий вдох, и он подгоняет его по фигуре. Конечно, стоит съесть оливку и уже выглядишь, как беременная, но зато сидит отлично, не правда ли?
— Ах, эта погода, — горестно сказала миссис Фэй. — Последнее время так часто идет дождь. Право же, осень теперь совсем не та, что раньше — согласны, дорогая? Я помню, как мы гуляли с мистером Фэем в октябре и вечера были такие теплые, что достаточно было накинуть тонкий шарф. Дикки, ты взял эти… Ну… ничего страшного. Просто они были нашим свадебным подарком, Элен, и осталось только четыре бокала. Я очень дорожу ими и боюсь как бы с ними ничего не случилось.
— Эдит, — угрюмо произнес он.
— Я буду осторожна, — пообещала Элен. — Спасибо, Юк… Юк… Дикки. Ну, не вижу повода не выпить.
— Бог мой, — сказала Эдит, — мне нравятся остроумные женщины.
Они сделали по глотку, посмотрели друг на друга, обменялись улыбками, сделали еще по глотку, вновь посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Ну, — сказала Эдит, глядя на Элен блестящими и холодными, как камушки глазами, — разве не замечательно?
— Как дела на работе? — хриплым голосом спросил он.
— Все о'кей, — ответила она. — Лоеб и…
— Элен работает в отделе общественной информации, Эдит, — торопливо сказал он. — Они публикуют сведения о новых продуктах и тому подобное.
— Как интересно, — сказала Эдит. — О, не ставьте сюда ваш бокал, дорогая; я боюсь, что останется след. Дикки, подай те салфетки, которые я вышила для тебя. Ты ими никогда не пользуешься. Они в бельевом шкафу на верхней полке, рядом с кружевными салфетками. Мужчины так неприспособлены к домашнему хозяйству, вы не согласны со мной, дорогая? Мистер Фэй был точно такой же. Он вечно умудрялся опрокинуть вазу или ударить ботинком о ножку стола. Я часто говорила ему: «Мистер Фэй, — говорила я, — ты может быть и в самом деле хороший торговец сассафрасом note 12, но ты самое неуклюжее создание, какое когда-либо видел свет». И знаете, что он мне отвечал?
— Нет. Что отвечал мистер Фэй?
— Он говорил: «Ну, дорогая моя, ты поклялась быть со мной и в радости и в горе, и я боюсь, что второго тебе достанется больше».
— Бог мой, — сказала Элен, — как я люблю остроумных мужчин. Спасибо, Дикки. Какая замечательная салфеточка. И вышита бечевкой от бакалейной сетки. Это остроумно, Эдит.
— Благодарю вас, дорогая. Как вы думаете, вы бы хотели полдюжины таких салфеток для дома?
— О, я не моргу…
— Мне совсем недолго их вышивать, к тому же у меня полно бечевки. Я уже вышила их для всех моих знакомых и должна сказать, что они всем пришлись весьма кстати. Я начну вышивать для вас завтра. Вы бы хотели, чтобы узор был в виде листьев, Элен?
— Да, это было бы…
— Или может быть вы предпочли бы шахматную клетку?
— Ну, или…
— Но я всегда говорю, что в шахматной клетке слишком много мужского. Я думаю, что для девушки больше подойдет узор в виде листьев.
— Можно мне еще виски, Дикки? — спросила Элен.
— Бог мой, — улыбаясь, сказала миссис Фэй, — кое-кого мучит жажда. Дикки, может, ты принесешь сырные крекеры? Только положи их на поднос. И я сделала несколько сандвичей с крессом note 13. Крекеры в коробке на верхней полке, а сандвичи на нижней полке в холодильнике. Можешь взять деревянный поднос, который тетя Эвелин прислала с Гавайев.
— Я знаю, Эдит, — его голос раздавался слабо. — Я знаю.
Элен рассмотрела ее: резкие черты лица, очень короткая шея и блеклые, тщательно причесанные волосы. Вздувшиеся вены образовывали выпуклый узор на обутых чулками старческих ногах.
— Ну. — Она улыбнулась Элен. — Не правда ли, очень мило?
— У вас есть еще дети? — в отчаянии спросила Элен.
— Нет. — Она нахмурилась и выпрямилась, словно ответ на этот вопрос костью застрял у нее в горле. — Дикки мой единственный ребенок. Была еще маленькая девочка, но мы предпочитаем не говорить о ней.
— О… — сказала Элен. — Простите меня…
— Она была бы на год старше Дикки, но для нашей семьи она умерла. Может быть, это резко, но честно. Мы никогда о ней не говорим.
— Простите. Я не хотела…
— Она сама выбрала свой путь, — продолжала миссис Фэй, разглаживая складки своего синего шелкового платья, — и теперь ей придется идти по нему самостоятельно. Мы делали все, что могли, но она решила отвергнуть нашу любовь и заботу. Теперь пусть страдает. Я уверена, что она страдает. Пожалуйста не думайте, что мы жестоки, моя дорогая, но чему быть, того не миновать. Я предпочитаю не говорить о ней.
— Конечно.
— У нее были такие задатки. — Эдит вздохнула. — Такие задатки. Но она сама от всего отказалась, просто оттолкнула от себя все обеими руками. Трагедия, моя дорогая. Подлинная трагедия. Однажды, возможно, я вам расскажу эту историю целиком и вы поймете. Но это слишком болезненно…
— Вот и я, — сказал он. — Выпивка и кое-что на закуску. Эдит, как насчет еще одного стаканчика портвейна?
— Не сейчас, дорогой. Ты знаешь, что говорит доктор. Почему бы тебе не присесть и не поболтать с нами. Из тебя сегодня слова не вытянешь.
— Я был занят, — запротестовал он, — я готовил…
— У Дикки так мало знакомых женщин, — сказала миссис Фэй, обращаясь к Элен. — Право же, я думаю, что мальчик его возраста должен больше общаться с женщинами. Но конечно, это так трудно. Теперь уж нет таких вечерних мероприятий, какие устраивали в мое время. И ведь ни в чем нельзя быть уверенным, не так ли?
— Да, — согласилась Элен, — ни в чем нельзя быть уверенным.
— Конечно, у него много друзей и они часто навещают нас. Бог мой, мы иногда веселимся совсем как в старое доброе время. Вы играете в «червонку» note 14, моя дорогая?
— Нет.
— Но я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие. Мистер Фэй был просто самый настоящий медведь, когда я вышла за него замуж. Вечно дымил своей трубкой, прожигал себе дыры в карманах пиджака и разбрасывал все вокруг. Я уверена, что оказала на него облагораживающее воздействие. «Эдит, — признался он мне однажды, — Бог сделал меня мужчиной, но ты сделала меня джентльменом». Я никогда этого не забуду.
— Вы не возражаете, если я закурю? — спросила Элен.
— Конечно нет, моя дорогая. Я этого не одобряю, но знаю, что такое привычки. Дикки, подай Элен пепельницу. Голубую с неровными краями. Зажги ей спичку, Дикки. Что у тебя за манеры? Бог мой, вы кажется выронили фотографию из сумочки, моя дорогая. Ваши родители? Я бы с удовольствием взглянула.
— О, нет, — Элен сглотнула. — Нет, это так… Это не родители. Знакомый. Просто знакомый. Боже мой, какие вкусные сандвичи. Как вы их делаете?
— Как… — сказала Эдит, несколько изумленная. — Просто режете кресс и кладете на хлеб. Не забудьте намазать побольше масла. Право же очень просто, моя дорогая.
— Надо будет запомнить, — кивнула Элен. — Они очень вкусные. Ну, все это было очень мило, в самом деле очень мило. Но сейчас, боюсь, мне надо бежать.
— Так скоро? — спросил он, и его полное лицо обвисло. — Ты ведь только пришла.
— Вы в самом деле не можете побыть еще, Элен?
— Нет, — твердо сказала она. — Мне в самом деле пора. Я завтра еду к друзьям в Филадельфию. На крестины. Поезд очень рано. Я должна хорошенько выспаться. Так что простите меня, Эдит, я должна идти. Большое спасибо за угощение. Мне все очень понравилось.
— Ну… раз вам в самом деле пора. Я надеюсь, мы еще увидимся. Дикки говорил мне о вас так часто, что я почувствовала себя обязанной познакомиться с вами. Вы произвели сильное впечатление на моего ребенка, Элен.
— Это очень мило, — Элен улыбнулась. — Ну, еще раз спасибо вам за все.
— Возможно, в следующий раз, когда вы будете у нас, ваши салфетки уже будут готовы, — сказала миссис Фэй, рассматривая темные пятнышки на своих руках.
— Замечательно. Жду с нетерпением. Доброй ночи, Эдит. Было очень приятно. Доброй ночи, Дикки. Нет, нет, не спускайся. Я сама найду дорогу. Я возьму такси.
Она накинула лису и вышла с любезной улыбкой. Улыбка оставалась на ее лице, пока двери лифта не скрыли ее от глаз провожающих. Тогда она скорчила гримасу своему отражению на полированной поверхности.
— Надо было разбить ее вонючие бокалы, — пробормотала она в ярости.
10
11
— Благодарю вас. — Элен улыбнулась. — Юк… Юк… Дик ни разу не говорил мне о вас. Я думала…
— Я полагаю, он хотел сделать сюрприз. — Миссис Фэй улыбнулась. — Позвольте, я возьму вашу сумку. Какой замечательный мех.
— Какая замечательная квартира. — Элен улыбнулась. — Должно быть вы…
— Она чересчур просторна для двоих. — Миссис Фэй улыбнулась. — Пожалуйста, зовите меня Эдит. Дикки и его друзья меня всегда так зовут. Да, с тех пор, как умер мистер Фэй, мы с Дикки частенько говорили о том, что хорошо бы переехать в квартиру поменьше и посовременнее — но вы конечно знаете, сколько придется платить за квартиру в новом доме. Присаживайтесь сюда, Элен — ведь я могу вас так называть? — и мы с вами поболтаем, пока не вернется Дикки. Я так рада, что вы смогли к нам заскочить. Я как раз на днях говорила Дикки: «Дикки, почему бы твоим друзьям не заходить к нам почаще? А то я сижу дома день за днем, вечер за вечером». Конечно, на самом деле я не одинока. Дикки такое утешение для меня…
— Конечно, миссис Фэй. — Элен улыбнулась. — Я уверена…
— Эдит. — Она улыбнулась. — Пожалуйста, зовите меня Эдит. В прошлом году я серьезно заболела — сердце, знаете ли, — так лучшей няни, чем Дикки невозможно представить. Уверяю вас, он выполнял малейшее мое желание. Я всегда говорила, что хороший ребенок — это благословение свыше. Особенно когда каждый день читаешь о детях, убивающих своих родителей топорами или чем-то еще. Ваши родители живы, Элен?
— Нет. Они умерли.
— Какая жалость, что они покинули этот мир. Но вы должны верить, моя дорогая, что их души бессмертны и теперь они обрели свое счастье.
— Да, — сказала Элен.
— Вы живете с родственниками, дорогая? Или с друзьями?
— Нет, я живу одна.
— О, моя дорогая, это так опасно. Я читала на днях об одной молодой женщине, которая жила одна, и этот монстр проследил за ней, когда она шла с работы домой однажды вечером и в прихожей… Ну, конечно, газета в подробности не вдавалась — они никогда не вдаются, особенно «Таймс» — это единственная газета, которую мистер Фэй допускал в этом доме, все остальные просто барахло, говаривал он, — так вот, бедная девушка уже никогда не будет такой, как прежде, я уверена. Вы к какой церкви принадлежите, Элен?
— Ну… — Элен закашлялась. — Видите ли, я не…
— Мы должны держаться старых добрых традиций — вы согласны со мной, моя дорогая? Церковь, любовь к Родине и несколько старых друзей. Я говорила…
Вошел ее сын, сгибаясь под тяжестью пакетов с покупками. У него хватило совести покраснеть.
— Ну, — сказал он с улыбкой, незаметной, словно складка на твидовом костюме. — Я вижу, вы уже познакомились. Хорошо.
— Право же, тебе не следовало обременять себя всем этим, — строго сказала его мать. — Надо было распорядиться, чтобы они доставили все сами. Слава богу, мы тратим у них достаточно, чтобы пользоваться этой услугой. Мужчины не знают самых простых вещей — не правда ли, моя дорогая? Мистер Фэй был точно таким же. Пошлешь его за головкой чеснока, а он вернется с ростбифом. Очень удобно для тех, кто стремится что-нибудь продать. Теперь отнеси пакеты на кухню, дорогой. Масло положи в холодильник, яйца на полку. Консервы положи в правый стенной шкаф, а имбирный эль поставь на полочку под раковиной.
— Да, Эдит. Хочешь чего-нибудь выпить? — обратился он к Элен.
— Да, Дикки.
— Мне маленький стаканчик портвейна, дорогой. Ты знаешь, что сказал доктор. Сердце, — пояснила она Элен. — Я должна быть очень осторожна. Свежая зелень и жареное мясо — вот все, что я могу себе позволить, да разве еще маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Какое прелестное платье. В этом году носят все в обтяжку, не так ли?
— Ну, не совсем так, Эдит, — сказала Элен. — У меня замечательный портной, и после того, как я покупаю узкое платье, я иду к нему и примеряю его. Затем делаю глубокий вдох, и он подгоняет его по фигуре. Конечно, стоит съесть оливку и уже выглядишь, как беременная, но зато сидит отлично, не правда ли?
— Ах, эта погода, — горестно сказала миссис Фэй. — Последнее время так часто идет дождь. Право же, осень теперь совсем не та, что раньше — согласны, дорогая? Я помню, как мы гуляли с мистером Фэем в октябре и вечера были такие теплые, что достаточно было накинуть тонкий шарф. Дикки, ты взял эти… Ну… ничего страшного. Просто они были нашим свадебным подарком, Элен, и осталось только четыре бокала. Я очень дорожу ими и боюсь как бы с ними ничего не случилось.
— Эдит, — угрюмо произнес он.
— Я буду осторожна, — пообещала Элен. — Спасибо, Юк… Юк… Дикки. Ну, не вижу повода не выпить.
— Бог мой, — сказала Эдит, — мне нравятся остроумные женщины.
Они сделали по глотку, посмотрели друг на друга, обменялись улыбками, сделали еще по глотку, вновь посмотрели друг на друга и улыбнулись.
— Ну, — сказала Эдит, глядя на Элен блестящими и холодными, как камушки глазами, — разве не замечательно?
— Как дела на работе? — хриплым голосом спросил он.
— Все о'кей, — ответила она. — Лоеб и…
— Элен работает в отделе общественной информации, Эдит, — торопливо сказал он. — Они публикуют сведения о новых продуктах и тому подобное.
— Как интересно, — сказала Эдит. — О, не ставьте сюда ваш бокал, дорогая; я боюсь, что останется след. Дикки, подай те салфетки, которые я вышила для тебя. Ты ими никогда не пользуешься. Они в бельевом шкафу на верхней полке, рядом с кружевными салфетками. Мужчины так неприспособлены к домашнему хозяйству, вы не согласны со мной, дорогая? Мистер Фэй был точно такой же. Он вечно умудрялся опрокинуть вазу или ударить ботинком о ножку стола. Я часто говорила ему: «Мистер Фэй, — говорила я, — ты может быть и в самом деле хороший торговец сассафрасом note 12, но ты самое неуклюжее создание, какое когда-либо видел свет». И знаете, что он мне отвечал?
— Нет. Что отвечал мистер Фэй?
— Он говорил: «Ну, дорогая моя, ты поклялась быть со мной и в радости и в горе, и я боюсь, что второго тебе достанется больше».
— Бог мой, — сказала Элен, — как я люблю остроумных мужчин. Спасибо, Дикки. Какая замечательная салфеточка. И вышита бечевкой от бакалейной сетки. Это остроумно, Эдит.
— Благодарю вас, дорогая. Как вы думаете, вы бы хотели полдюжины таких салфеток для дома?
— О, я не моргу…
— Мне совсем недолго их вышивать, к тому же у меня полно бечевки. Я уже вышила их для всех моих знакомых и должна сказать, что они всем пришлись весьма кстати. Я начну вышивать для вас завтра. Вы бы хотели, чтобы узор был в виде листьев, Элен?
— Да, это было бы…
— Или может быть вы предпочли бы шахматную клетку?
— Ну, или…
— Но я всегда говорю, что в шахматной клетке слишком много мужского. Я думаю, что для девушки больше подойдет узор в виде листьев.
— Можно мне еще виски, Дикки? — спросила Элен.
— Бог мой, — улыбаясь, сказала миссис Фэй, — кое-кого мучит жажда. Дикки, может, ты принесешь сырные крекеры? Только положи их на поднос. И я сделала несколько сандвичей с крессом note 13. Крекеры в коробке на верхней полке, а сандвичи на нижней полке в холодильнике. Можешь взять деревянный поднос, который тетя Эвелин прислала с Гавайев.
— Я знаю, Эдит, — его голос раздавался слабо. — Я знаю.
Элен рассмотрела ее: резкие черты лица, очень короткая шея и блеклые, тщательно причесанные волосы. Вздувшиеся вены образовывали выпуклый узор на обутых чулками старческих ногах.
— Ну. — Она улыбнулась Элен. — Не правда ли, очень мило?
— У вас есть еще дети? — в отчаянии спросила Элен.
— Нет. — Она нахмурилась и выпрямилась, словно ответ на этот вопрос костью застрял у нее в горле. — Дикки мой единственный ребенок. Была еще маленькая девочка, но мы предпочитаем не говорить о ней.
— О… — сказала Элен. — Простите меня…
— Она была бы на год старше Дикки, но для нашей семьи она умерла. Может быть, это резко, но честно. Мы никогда о ней не говорим.
— Простите. Я не хотела…
— Она сама выбрала свой путь, — продолжала миссис Фэй, разглаживая складки своего синего шелкового платья, — и теперь ей придется идти по нему самостоятельно. Мы делали все, что могли, но она решила отвергнуть нашу любовь и заботу. Теперь пусть страдает. Я уверена, что она страдает. Пожалуйста не думайте, что мы жестоки, моя дорогая, но чему быть, того не миновать. Я предпочитаю не говорить о ней.
— Конечно.
— У нее были такие задатки. — Эдит вздохнула. — Такие задатки. Но она сама от всего отказалась, просто оттолкнула от себя все обеими руками. Трагедия, моя дорогая. Подлинная трагедия. Однажды, возможно, я вам расскажу эту историю целиком и вы поймете. Но это слишком болезненно…
— Вот и я, — сказал он. — Выпивка и кое-что на закуску. Эдит, как насчет еще одного стаканчика портвейна?
— Не сейчас, дорогой. Ты знаешь, что говорит доктор. Почему бы тебе не присесть и не поболтать с нами. Из тебя сегодня слова не вытянешь.
— Я был занят, — запротестовал он, — я готовил…
— У Дикки так мало знакомых женщин, — сказала миссис Фэй, обращаясь к Элен. — Право же, я думаю, что мальчик его возраста должен больше общаться с женщинами. Но конечно, это так трудно. Теперь уж нет таких вечерних мероприятий, какие устраивали в мое время. И ведь ни в чем нельзя быть уверенным, не так ли?
— Да, — согласилась Элен, — ни в чем нельзя быть уверенным.
— Конечно, у него много друзей и они часто навещают нас. Бог мой, мы иногда веселимся совсем как в старое доброе время. Вы играете в «червонку» note 14, моя дорогая?
— Нет.
— Но я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие. Мистер Фэй был просто самый настоящий медведь, когда я вышла за него замуж. Вечно дымил своей трубкой, прожигал себе дыры в карманах пиджака и разбрасывал все вокруг. Я уверена, что оказала на него облагораживающее воздействие. «Эдит, — признался он мне однажды, — Бог сделал меня мужчиной, но ты сделала меня джентльменом». Я никогда этого не забуду.
— Вы не возражаете, если я закурю? — спросила Элен.
— Конечно нет, моя дорогая. Я этого не одобряю, но знаю, что такое привычки. Дикки, подай Элен пепельницу. Голубую с неровными краями. Зажги ей спичку, Дикки. Что у тебя за манеры? Бог мой, вы кажется выронили фотографию из сумочки, моя дорогая. Ваши родители? Я бы с удовольствием взглянула.
— О, нет, — Элен сглотнула. — Нет, это так… Это не родители. Знакомый. Просто знакомый. Боже мой, какие вкусные сандвичи. Как вы их делаете?
— Как… — сказала Эдит, несколько изумленная. — Просто режете кресс и кладете на хлеб. Не забудьте намазать побольше масла. Право же очень просто, моя дорогая.
— Надо будет запомнить, — кивнула Элен. — Они очень вкусные. Ну, все это было очень мило, в самом деле очень мило. Но сейчас, боюсь, мне надо бежать.
— Так скоро? — спросил он, и его полное лицо обвисло. — Ты ведь только пришла.
— Вы в самом деле не можете побыть еще, Элен?
— Нет, — твердо сказала она. — Мне в самом деле пора. Я завтра еду к друзьям в Филадельфию. На крестины. Поезд очень рано. Я должна хорошенько выспаться. Так что простите меня, Эдит, я должна идти. Большое спасибо за угощение. Мне все очень понравилось.
— Ну… раз вам в самом деле пора. Я надеюсь, мы еще увидимся. Дикки говорил мне о вас так часто, что я почувствовала себя обязанной познакомиться с вами. Вы произвели сильное впечатление на моего ребенка, Элен.
— Это очень мило, — Элен улыбнулась. — Ну, еще раз спасибо вам за все.
— Возможно, в следующий раз, когда вы будете у нас, ваши салфетки уже будут готовы, — сказала миссис Фэй, рассматривая темные пятнышки на своих руках.
— Замечательно. Жду с нетерпением. Доброй ночи, Эдит. Было очень приятно. Доброй ночи, Дикки. Нет, нет, не спускайся. Я сама найду дорогу. Я возьму такси.
Она накинула лису и вышла с любезной улыбкой. Улыбка оставалась на ее лице, пока двери лифта не скрыли ее от глаз провожающих. Тогда она скорчила гримасу своему отражению на полированной поверхности.
— Надо было разбить ее вонючие бокалы, — пробормотала она в ярости.
10
Чарльз Леффертс издал звук, похожий на треск рвущегося шелка. Он конвульсивно дернулся в темноте.
— Боже мой, — выдохнул он, — похоже, ты внастроении.
— Я убью тебя, — сказала она.
— Элен…
— Заткнись, — проговорила она, — сегодня ты подохнешь, как собака.
Глухой смешок, которым он ответил, тут же превратился в визг.
— Ты полегче своими зубами, — проворчал он. — Успокойся.
— Я не успокоюсь. Вот тебе — это мой узор в виде листьев. А вот это — моя шахматная клетка.
— Какого черта, о чем ты? — изумился он, затем снова взвыл и попытался увернуться.
— Бог сделал тебя мужчиной, — глухим голосом проговорила она. — Я делаю тебя джентльменом.
Он вертелся, изгибаясь, фыркая и стеная.
— И в радости и в горе, — бормотала она. — Это относится к первому. Кружевные салфетки в шкафу для белья.
— Ты пьяна? — изумился он. — О, боже мой, Элен.
— Свежая зелень и жареное мясо, — сказала она, — да разве что маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Кроме октября, когда достаточно одного тонкого шарфа.
— Ты ненормальная, — решил он.
— Общайся, — шептала она. — Общайся, негодяй.
— Вот тебе, — сказал он, постепенно приходя в игривое настроение. — И еще!
— Да, — задыхаясь шептала она, — мы должны держаться старых добрых традиций.
— И еще, — добавил он.
— Я очень удобна для тех, кто стремится что-нибудь продать, — стонала она. — Пошли меня за головкой чеснока, а я вернусь с ростбифом. Будь осторожнее, негодник. Это свадебный подарок, и я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. На верхней полке, дорогой. Крекеры на верхней полке.
— Боже. О-о-о!..
— Я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие.
Ее голос замер.
Они замолчали.
Он выбрался из постели, принял душ, припудрил подмышки, зажег сигару и забрался обратно в постель. Кончик сигары светился в темноте. Он протянул ее Элен. Она затянулась.
— Бог мой, — сказала она, — меня проняло до самых печенок.
Они передавали друг другу сигару, комната постепенно наполнялась клубами дыма.
— Мой народ никогда не будет воевать с твоим народом, — задумчиво проговорила она. — Это хорошо. Мы будем жить в мире в стране больших сосен.
— Тебе повезло, что ты застала меня, — сказал он. — Я уже собирался уходить, когда услышал твой звонок.
— Ага, — кисло сказала она, — я везучая.
— Да что с тобой такое? — изумленно спросил он. — Пребываешь в своем настроении типа «Все-мужчины-подлецы»? Боже мой, ты когда-нибудь стрижешь ногти на ногах?
— До чего же я тебя презираю, — задумчиво произнесла она. — Если б я только знала заранее, что ты действуешь, как наркотик…
— Давай-ка, расскажи дядюшке Чарли. Кто довел тебя до жизни такой?
Она набрала полный рот дыму и выдула в темноту кольцо идеальной формы. Затем аккуратно положила окурок в пепельницу, стоявшую на полу. Повернулась на бок, придвинулась поближе к нему и провела рукой по его волосам.
— Ты лысеешь, — сказала она.
— Пошла ты к черту! — завопил он, и она рассмеялась, увидев испуг на его лице.
Слегка поглаживая его кончиками пальцев, она рассказала ему все о Ричарде Фэе и недавнем визите к нему. Он слушал молча, вздрагивая, когда она вставляла свой холодный палец ему в пупок или дергала за волосы на ногах.
— Так что теперь все кончено, — сказала она.
— Нет, — серьезно сказал он, — я так не думаю. Он теперь будет тянуться к тебе еще сильнее, чем раньше. Разумеется, он послушное дитя Эдит, но теперь он встретил человека, которого она боится. Он постарается доказать свою мужскую независимость встречами с тобой — и тем самым насолить Эдит. К тому же Дикки понял, что тебе не нравится Эдит, и от этого ты понравилась ему еще больше.
— Спасибо, доктор Фрейд, — сказала она. — Открой рот и закрой глаза, я преподнесу тебе сюрприз.
Он повиновался, и она сдержала свое обещание.
Он положил ноги на стену и, изгибаясь, перебирал ими до тех пор, пока не оказался стоящим на голове. Он посмотрел на нее и сказал:
— Значит, говоришь, ему около сорока? Бедняга. Думаю, тебе придется выйти за него замуж, детка.
— И тогда ты сможешь от меня избавиться?
— А что это меняет? Нет, просто для того, чтобы дать ему немножко пожить отдельно от Эдит. У него хорошая работа? Значит, из вас получится образцовая американская семья.
— Ты очень мил, — сказала она. — Я и не знала, что ты можешь быть таким милым. Но какого черта, дорогой мой, — мне нужен мужчина, а ему нужна нянька. Так не пойдет. У меня есть идея получше.
Он весело рассмеялся, отчего его живот затрясся.
— Нет, благодарю, — сказал он.
— Ты когда-нибудь собираешься жениться?
— Не-ка.
— Почему нет?
— А с чего вдруг? В чем преимущество? Приведи мне хоть один убедительный довод.
— Кончится тем, что ты превратишься в вонючего старикашку из меблированных комнат, щиплющего за задницу молоденьких девочек в парке удовольствия ради.
— Мне все это говорят. — Он вздохнул. — А почему не изящным стариком, живущим в «Уолдорфе» note 15 и щиплющим за задницу юную фотомодель?
— Неужели ты не хочешь сына, который бы унаследовал твою репутацию жеребца, сукин ты сын? Неужели ты не хочешь иметь семью?
— Черт побери, нет. Если бы детей держали в шкафу под замком до достижении ими восемнадцатилетнего возраста, я был бы только счастлив.
— Неужели тебе никогда не бывает одиноко?
— Конечно бывает. Иногда. А кому не бывает? Самая одинокая женщина, которую я знаю, имеет состоятельного мужа, трех детей и прекрасный дом. Что это доказывает?
— Ты вкусный — знаешь об этом, красавчик? Ты пахнешь кедром и кожа у тебя сладкая на вкус. Может быть, я тебя просто съем.
— Давай, — сказал он.
— Я тебе нравлюсь, правда ведь?
— Конечно.
— Я думаю, в глубине своей грязной, извращенной души ты по-своему меня любишь.
— Ты думаешь?
— Иначе ты бы не встречался со мной.
— Это игра, — сказал он. — А ты хороший игрок.
— Сколько времени у тебя заняло, чтобы выучить все эти глупости?
— Мы опять будем ссориться?
— А почему бы и нет? — сердито осведомилась она.
— Шантаж. Обыкновенный шантаж.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
— Женщины ложатся со мной спать, потому что хотят меня. Но им обязательно нужно убедить себя, что это большая любовь, а не самый обыкновенный флирт. Поэтому, когда я отказываюсь участвовать в их игре, они на меня обижаются. Я грязный, отвратительный и по закону должен быть кастрирован. Я лишил их того, что для них дороже жизни. Поэтому они вынуждены рыдать, кричать и называть меня разными обидными словами, чтобы вернуть себе самоуважение.
— Ты наверное знаешь о женщинах все, правда?
— Очень немного, — неожиданно признал он, — но примерно в сто раз больше, чем знает о них среднестатистический муж. Так что не пытайся меня надуть, детка. Тебе нравятся наши забавы ничуть не меньше, чем мне.
— Больше, — сказала она.
— Хорошо, пусть даже больше. Так зачем же нападать на меня, когда все кончено? Ты даешь, и я даю. Ты получаешь, и я получаю. Мы равны. Вот и все.
— А… черт, — пробормотала она и закинула ноги на стену, рядом с ним.
Он повернулся к ней и окинул взглядом ее тело. Оно было гладким, стройным и матово отсвечивало в темноте.
— Бьюсь об заклад, что если б у меня были титьки побольше, ты бы на мне женился.
— Не-ка. Ты как раз подходишь к такой погоде. Позже, в конце ноября или в декабре я сменю свою куртку на теплый костюм. Перестану пить джин с тоником и переключусь на виски. Тогда я тебя брошу и найду себе телку посочнее. Но сейчас ты как раз. У тебя тело для осени — понимаешь, что я хочу сказать?
Она попыталась разозлиться, но не смогла.
— Я не могу воспринимать тебя всерьез. — Она засмеялась.
Он отыскал место у нее под ребром и провел по нему своим искусным языком; она подскочила на два фута над кроватью и выпрямилась.
— Никто не может. — Он вздохнул.
— Боже мой, — выдохнул он, — похоже, ты внастроении.
— Я убью тебя, — сказала она.
— Элен…
— Заткнись, — проговорила она, — сегодня ты подохнешь, как собака.
Глухой смешок, которым он ответил, тут же превратился в визг.
— Ты полегче своими зубами, — проворчал он. — Успокойся.
— Я не успокоюсь. Вот тебе — это мой узор в виде листьев. А вот это — моя шахматная клетка.
— Какого черта, о чем ты? — изумился он, затем снова взвыл и попытался увернуться.
— Бог сделал тебя мужчиной, — глухим голосом проговорила она. — Я делаю тебя джентльменом.
Он вертелся, изгибаясь, фыркая и стеная.
— И в радости и в горе, — бормотала она. — Это относится к первому. Кружевные салфетки в шкафу для белья.
— Ты пьяна? — изумился он. — О, боже мой, Элен.
— Свежая зелень и жареное мясо, — сказала она, — да разве что маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Кроме октября, когда достаточно одного тонкого шарфа.
— Ты ненормальная, — решил он.
— Общайся, — шептала она. — Общайся, негодяй.
— Вот тебе, — сказал он, постепенно приходя в игривое настроение. — И еще!
— Да, — задыхаясь шептала она, — мы должны держаться старых добрых традиций.
— И еще, — добавил он.
— Я очень удобна для тех, кто стремится что-нибудь продать, — стонала она. — Пошли меня за головкой чеснока, а я вернусь с ростбифом. Будь осторожнее, негодник. Это свадебный подарок, и я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. На верхней полке, дорогой. Крекеры на верхней полке.
— Боже. О-о-о!..
— Я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие.
Ее голос замер.
Они замолчали.
Он выбрался из постели, принял душ, припудрил подмышки, зажег сигару и забрался обратно в постель. Кончик сигары светился в темноте. Он протянул ее Элен. Она затянулась.
— Бог мой, — сказала она, — меня проняло до самых печенок.
Они передавали друг другу сигару, комната постепенно наполнялась клубами дыма.
— Мой народ никогда не будет воевать с твоим народом, — задумчиво проговорила она. — Это хорошо. Мы будем жить в мире в стране больших сосен.
— Тебе повезло, что ты застала меня, — сказал он. — Я уже собирался уходить, когда услышал твой звонок.
— Ага, — кисло сказала она, — я везучая.
— Да что с тобой такое? — изумленно спросил он. — Пребываешь в своем настроении типа «Все-мужчины-подлецы»? Боже мой, ты когда-нибудь стрижешь ногти на ногах?
— До чего же я тебя презираю, — задумчиво произнесла она. — Если б я только знала заранее, что ты действуешь, как наркотик…
— Давай-ка, расскажи дядюшке Чарли. Кто довел тебя до жизни такой?
Она набрала полный рот дыму и выдула в темноту кольцо идеальной формы. Затем аккуратно положила окурок в пепельницу, стоявшую на полу. Повернулась на бок, придвинулась поближе к нему и провела рукой по его волосам.
— Ты лысеешь, — сказала она.
— Пошла ты к черту! — завопил он, и она рассмеялась, увидев испуг на его лице.
Слегка поглаживая его кончиками пальцев, она рассказала ему все о Ричарде Фэе и недавнем визите к нему. Он слушал молча, вздрагивая, когда она вставляла свой холодный палец ему в пупок или дергала за волосы на ногах.
— Так что теперь все кончено, — сказала она.
— Нет, — серьезно сказал он, — я так не думаю. Он теперь будет тянуться к тебе еще сильнее, чем раньше. Разумеется, он послушное дитя Эдит, но теперь он встретил человека, которого она боится. Он постарается доказать свою мужскую независимость встречами с тобой — и тем самым насолить Эдит. К тому же Дикки понял, что тебе не нравится Эдит, и от этого ты понравилась ему еще больше.
— Спасибо, доктор Фрейд, — сказала она. — Открой рот и закрой глаза, я преподнесу тебе сюрприз.
Он повиновался, и она сдержала свое обещание.
Он положил ноги на стену и, изгибаясь, перебирал ими до тех пор, пока не оказался стоящим на голове. Он посмотрел на нее и сказал:
— Значит, говоришь, ему около сорока? Бедняга. Думаю, тебе придется выйти за него замуж, детка.
— И тогда ты сможешь от меня избавиться?
— А что это меняет? Нет, просто для того, чтобы дать ему немножко пожить отдельно от Эдит. У него хорошая работа? Значит, из вас получится образцовая американская семья.
— Ты очень мил, — сказала она. — Я и не знала, что ты можешь быть таким милым. Но какого черта, дорогой мой, — мне нужен мужчина, а ему нужна нянька. Так не пойдет. У меня есть идея получше.
Он весело рассмеялся, отчего его живот затрясся.
— Нет, благодарю, — сказал он.
— Ты когда-нибудь собираешься жениться?
— Не-ка.
— Почему нет?
— А с чего вдруг? В чем преимущество? Приведи мне хоть один убедительный довод.
— Кончится тем, что ты превратишься в вонючего старикашку из меблированных комнат, щиплющего за задницу молоденьких девочек в парке удовольствия ради.
— Мне все это говорят. — Он вздохнул. — А почему не изящным стариком, живущим в «Уолдорфе» note 15 и щиплющим за задницу юную фотомодель?
— Неужели ты не хочешь сына, который бы унаследовал твою репутацию жеребца, сукин ты сын? Неужели ты не хочешь иметь семью?
— Черт побери, нет. Если бы детей держали в шкафу под замком до достижении ими восемнадцатилетнего возраста, я был бы только счастлив.
— Неужели тебе никогда не бывает одиноко?
— Конечно бывает. Иногда. А кому не бывает? Самая одинокая женщина, которую я знаю, имеет состоятельного мужа, трех детей и прекрасный дом. Что это доказывает?
— Ты вкусный — знаешь об этом, красавчик? Ты пахнешь кедром и кожа у тебя сладкая на вкус. Может быть, я тебя просто съем.
— Давай, — сказал он.
— Я тебе нравлюсь, правда ведь?
— Конечно.
— Я думаю, в глубине своей грязной, извращенной души ты по-своему меня любишь.
— Ты думаешь?
— Иначе ты бы не встречался со мной.
— Это игра, — сказал он. — А ты хороший игрок.
— Сколько времени у тебя заняло, чтобы выучить все эти глупости?
— Мы опять будем ссориться?
— А почему бы и нет? — сердито осведомилась она.
— Шантаж. Обыкновенный шантаж.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
— Женщины ложатся со мной спать, потому что хотят меня. Но им обязательно нужно убедить себя, что это большая любовь, а не самый обыкновенный флирт. Поэтому, когда я отказываюсь участвовать в их игре, они на меня обижаются. Я грязный, отвратительный и по закону должен быть кастрирован. Я лишил их того, что для них дороже жизни. Поэтому они вынуждены рыдать, кричать и называть меня разными обидными словами, чтобы вернуть себе самоуважение.
— Ты наверное знаешь о женщинах все, правда?
— Очень немного, — неожиданно признал он, — но примерно в сто раз больше, чем знает о них среднестатистический муж. Так что не пытайся меня надуть, детка. Тебе нравятся наши забавы ничуть не меньше, чем мне.
— Больше, — сказала она.
— Хорошо, пусть даже больше. Так зачем же нападать на меня, когда все кончено? Ты даешь, и я даю. Ты получаешь, и я получаю. Мы равны. Вот и все.
— А… черт, — пробормотала она и закинула ноги на стену, рядом с ним.
Он повернулся к ней и окинул взглядом ее тело. Оно было гладким, стройным и матово отсвечивало в темноте.
— Бьюсь об заклад, что если б у меня были титьки побольше, ты бы на мне женился.
— Не-ка. Ты как раз подходишь к такой погоде. Позже, в конце ноября или в декабре я сменю свою куртку на теплый костюм. Перестану пить джин с тоником и переключусь на виски. Тогда я тебя брошу и найду себе телку посочнее. Но сейчас ты как раз. У тебя тело для осени — понимаешь, что я хочу сказать?
Она попыталась разозлиться, но не смогла.
— Я не могу воспринимать тебя всерьез. — Она засмеялась.
Он отыскал место у нее под ребром и провел по нему своим искусным языком; она подскочила на два фута над кроватью и выпрямилась.
— Никто не может. — Он вздохнул.
11
— Ничего интересного, дорогая, — бормотала Элен, старясь удержать трубку, прижав ее подбородком к плечу и ища в сумочке сигареты. — Слонялась по комнате, пересчитала все стены и заменила шнурки в своих замечательных сапожках. Короче, был очень скучный вечер. Лучше ты расскажи мне: получилось у тебя с Верблюдом?
Пегги Палмер издала нервный смешок.
— Душка, приготовься к самому большому сюрпризу в своей жизни.
— У него два члена?
— Нет, лучше. Я выхожу замуж.
— Пегги. Боже мой. Пегги Палмер, расскажи мне об этом! Расскажи мне все-все! Бог мой, как это произошло?
— Ну, слушай, дорогая. Я звоню из телефонной будки, поэтому мне придется быть краткой. Но мне просто не хватило терпения добраться до дому; я так хотела сообщить тебе об этом.
— Ну так рассказывай!
— Ну, мы пришли в этот отель, о котором я тебе вчера говорила. Я должна тебе сказать, что он вовсе не скряга. Он тут же распорядился, чтобы посыльный принес нам бутылку шампанского. Маленькую. Ты б видела этого посыльного, дорогуша. Очаровательнейший малыш с черными вьющимися волосами и пуговицами…
— К черту посыльного! — проворчала Элен. — Дальше!
— Ну, мы выпили по бокалу шампанского, он рассмеялся и сказал, что надеется, что я знаю для чего мы здесь, и я сказала да, и он сказал, что сейчас пойдет в ванную и даст мне шанс определиться.
— Определиться?
— Да, он так сказал. Бог мой, Элен, он был там не меньше часу. Я уж думала, что он умер.
— Мужики меня просто убивают, дорогая. Просто убивают. Что на тебе было?
— Мои новые пижамные шорты и блузка — купила на распродаже в Блумингдейле, знаешь, шифоновые, отделанные белыми кружевами. Наконец он вышел совершенно голый, худой как спичка и погасил свет.
— И?
Пегги тяжело вздохнула.
— Кролик, — мягко сказала она. — Чертов кролик. Быстрый? Олимпийский чемпион. А как кряхтел! Я даже испугалась, дорогуша. Подумала, что у него грыжа открылась или еще что. Ну, потом мы лежим молча, и я думаю как глупо было платить двадцать долларов за комнату за такое короткое время — но, разумеется, мы провели в ней сутки, и никто нас не гнал и не торопил. Такая замечательная комната с двуспальной кроватью и шкафом, который…
— О, да черт с ней, с комнатой! — не выдержала Элен. — Что с предложением?
— Ну вот, мы лежим молча, и вдруг он начинает свистеть.
— Свистеть?
— Да, так посвистывать сквозь зубы. Мне показалось это совершенно не к месту, и я сказала ему об этом, но он сказал, что ему нравится свистеть в постели и что мне лучше привыкнуть к этому, поскольку мне предстоит часто это слышать. Ну, я сперва не поняла и сказала ему, что цыплят по осени считают и что одна ласточка весны не делает, и с чего он взял, что я буду часто слышать его свист в постели? И тогда он сказал, что слышал, будто муж и жена проводят много времени вместе в постели, и тут, Элен, у меня просто остановилось сердце. Говорю тебе, оно просто остановилось.
— Охотно верю, — с готовностью сказала Элен. — И что дальше?
— Ну, естественно я решила припереть его к стенке и прямо спросила, является ли это предложением, и он сказал…
— Простите, ваше время истекло, — раздался голос в трубке. — Пожалуйста, опустите десять центов за следующие три минуты разговора.
— Послушайте, оператор, — в отчаянии проговорила Пегги, — у меня нет больше мелочи, а это очень важно.
— Мне очень жаль, — сказала оператор, — но ваше время истекло.
— Вот вредная! — сказала Элен.
— Я не вредная, — обиделась оператор. — Но в конце концов у нас есть определенные нормы и правила, которым мы должны подчиняться.
— Этой девушке только что было сделано предложение выйти замуж, — гневно проговорила Элен, — и вы врываетесь в разговор как раз в тот момент, когда она мне об этом рассказывает.
— Ну, я конечно желаю вам всего самого наилучшего, — сказала оператор, — но все же… Вот что, мисс. Почему бы вам не дать своей подруге номер таксофона, из которого вы звоните? Тогда она сможет вам перезвонить.
— Хорошая мысль, Пег, — сказала Элен. — Назови мне свой номер.
Пегги назвала.
— Оставайся на месте, — сказала Элен, — повесь трубку, а я сейчас наберу твой номер. Спасибо вам большое, оператор.
— Меня зовут Фрэнсис, — с достоинством сказала оператор. — Всегда рада помочь. Хочу пожелать вам всего наилучшего, Пегги.
— Взаимно, — сказала Пегги. — Перезвони мне, Элен.
— И что дальше? — нетерпеливо спросила Элен, набрав номер Пегги. — Ты как раз приперла его к стенке, когда Фрэнсис нас прервала.
— Какая она милая, — сказала Пегги. — Жаль, я не знаю ее адреса, чтобы послать открытку или что-нибудь в этом духе. Ну вот, как я уже сказала, я прямо спросила его, означает ли это, что он делает мне предложение, и он сказал: да, означает. Затем он спросил меня, можно ли ему поцеловать меня, и я сказала о'кей, но и только, потому что я не думаю, что помолвка — это основание для занятий сексом до свадьбы, и он сказал, что полностью со мной согласен, и все что он хотел, это поцеловать меня. Потом он поцеловал меня, отвернулся и очень быстро уснул, но понятно, мне-то было не до сна. Я собиралась выбраться из комнаты и позвонить тебе, но потом я подумала, что не стоит, потому что вдруг он проснется, а меня нет, и что он тогда подумает? Сегодня утром мы встали поздно и пошли чего-нибудь перекусить. Затем мы посмотрели два фильма на Сорок второй улице — «Тварь из грязного болота» и «Горячие дьяволы в раю». «Тварь» была так себе, но «Горячие дьяволы» советую посмотреть. Там была сцена, дорогуша, я просто не знаю, как им разрешили ее показывать. Конечно, он снят в Швеции, но все же… Ну вот и все собственно, теперь я помолвлена и выхожу замуж.
Пегги Палмер издала нервный смешок.
— Душка, приготовься к самому большому сюрпризу в своей жизни.
— У него два члена?
— Нет, лучше. Я выхожу замуж.
— Пегги. Боже мой. Пегги Палмер, расскажи мне об этом! Расскажи мне все-все! Бог мой, как это произошло?
— Ну, слушай, дорогая. Я звоню из телефонной будки, поэтому мне придется быть краткой. Но мне просто не хватило терпения добраться до дому; я так хотела сообщить тебе об этом.
— Ну так рассказывай!
— Ну, мы пришли в этот отель, о котором я тебе вчера говорила. Я должна тебе сказать, что он вовсе не скряга. Он тут же распорядился, чтобы посыльный принес нам бутылку шампанского. Маленькую. Ты б видела этого посыльного, дорогуша. Очаровательнейший малыш с черными вьющимися волосами и пуговицами…
— К черту посыльного! — проворчала Элен. — Дальше!
— Ну, мы выпили по бокалу шампанского, он рассмеялся и сказал, что надеется, что я знаю для чего мы здесь, и я сказала да, и он сказал, что сейчас пойдет в ванную и даст мне шанс определиться.
— Определиться?
— Да, он так сказал. Бог мой, Элен, он был там не меньше часу. Я уж думала, что он умер.
— Мужики меня просто убивают, дорогая. Просто убивают. Что на тебе было?
— Мои новые пижамные шорты и блузка — купила на распродаже в Блумингдейле, знаешь, шифоновые, отделанные белыми кружевами. Наконец он вышел совершенно голый, худой как спичка и погасил свет.
— И?
Пегги тяжело вздохнула.
— Кролик, — мягко сказала она. — Чертов кролик. Быстрый? Олимпийский чемпион. А как кряхтел! Я даже испугалась, дорогуша. Подумала, что у него грыжа открылась или еще что. Ну, потом мы лежим молча, и я думаю как глупо было платить двадцать долларов за комнату за такое короткое время — но, разумеется, мы провели в ней сутки, и никто нас не гнал и не торопил. Такая замечательная комната с двуспальной кроватью и шкафом, который…
— О, да черт с ней, с комнатой! — не выдержала Элен. — Что с предложением?
— Ну вот, мы лежим молча, и вдруг он начинает свистеть.
— Свистеть?
— Да, так посвистывать сквозь зубы. Мне показалось это совершенно не к месту, и я сказала ему об этом, но он сказал, что ему нравится свистеть в постели и что мне лучше привыкнуть к этому, поскольку мне предстоит часто это слышать. Ну, я сперва не поняла и сказала ему, что цыплят по осени считают и что одна ласточка весны не делает, и с чего он взял, что я буду часто слышать его свист в постели? И тогда он сказал, что слышал, будто муж и жена проводят много времени вместе в постели, и тут, Элен, у меня просто остановилось сердце. Говорю тебе, оно просто остановилось.
— Охотно верю, — с готовностью сказала Элен. — И что дальше?
— Ну, естественно я решила припереть его к стенке и прямо спросила, является ли это предложением, и он сказал…
— Простите, ваше время истекло, — раздался голос в трубке. — Пожалуйста, опустите десять центов за следующие три минуты разговора.
— Послушайте, оператор, — в отчаянии проговорила Пегги, — у меня нет больше мелочи, а это очень важно.
— Мне очень жаль, — сказала оператор, — но ваше время истекло.
— Вот вредная! — сказала Элен.
— Я не вредная, — обиделась оператор. — Но в конце концов у нас есть определенные нормы и правила, которым мы должны подчиняться.
— Этой девушке только что было сделано предложение выйти замуж, — гневно проговорила Элен, — и вы врываетесь в разговор как раз в тот момент, когда она мне об этом рассказывает.
— Ну, я конечно желаю вам всего самого наилучшего, — сказала оператор, — но все же… Вот что, мисс. Почему бы вам не дать своей подруге номер таксофона, из которого вы звоните? Тогда она сможет вам перезвонить.
— Хорошая мысль, Пег, — сказала Элен. — Назови мне свой номер.
Пегги назвала.
— Оставайся на месте, — сказала Элен, — повесь трубку, а я сейчас наберу твой номер. Спасибо вам большое, оператор.
— Меня зовут Фрэнсис, — с достоинством сказала оператор. — Всегда рада помочь. Хочу пожелать вам всего наилучшего, Пегги.
— Взаимно, — сказала Пегги. — Перезвони мне, Элен.
— И что дальше? — нетерпеливо спросила Элен, набрав номер Пегги. — Ты как раз приперла его к стенке, когда Фрэнсис нас прервала.
— Какая она милая, — сказала Пегги. — Жаль, я не знаю ее адреса, чтобы послать открытку или что-нибудь в этом духе. Ну вот, как я уже сказала, я прямо спросила его, означает ли это, что он делает мне предложение, и он сказал: да, означает. Затем он спросил меня, можно ли ему поцеловать меня, и я сказала о'кей, но и только, потому что я не думаю, что помолвка — это основание для занятий сексом до свадьбы, и он сказал, что полностью со мной согласен, и все что он хотел, это поцеловать меня. Потом он поцеловал меня, отвернулся и очень быстро уснул, но понятно, мне-то было не до сна. Я собиралась выбраться из комнаты и позвонить тебе, но потом я подумала, что не стоит, потому что вдруг он проснется, а меня нет, и что он тогда подумает? Сегодня утром мы встали поздно и пошли чего-нибудь перекусить. Затем мы посмотрели два фильма на Сорок второй улице — «Тварь из грязного болота» и «Горячие дьяволы в раю». «Тварь» была так себе, но «Горячие дьяволы» советую посмотреть. Там была сцена, дорогуша, я просто не знаю, как им разрешили ее показывать. Конечно, он снят в Швеции, но все же… Ну вот и все собственно, теперь я помолвлена и выхожу замуж.