Он ушел. А Попова вдруг захлопотала, засуетилась.
- Что же я, клуша, о чае-то заговорила, когда добрый ужин собирать надо. Гость-то ко мне какой приехал, с Волги, от самого Сергея Николаевича... Извиняйте, как вас по батюшке-то величать? Вениамин...
- Александрович, - улыбнулся я. - Но зачем же по отчеству, Аграфена Меркурьевна? Просто называйте - Веня. Я же вам в сыновья гожусь. У ваг. ведь был сын?
- Был сыночка у меня, был, - закивала она. - А вам об этом Сергей Николаевич рассказывал?
- Да, - ответил я. - Но я и без него о том знал...
Я чувствовал, что не могу найти каких-то очень важных слов, необходимых сейчас. А она молча смотрела на меня, и в ее широко раскрытых невидящих глазах будто застыли вопросы: что ты за человек? зачем приехал с Волги ко мне домой?
- Знали? - ответила она наконец. - Как же так?
- Сейчас скажу... Вот только с духом соберусь...
- А что так тяжко-то?
- Аграфена Меркурьевна, тут ведь вместо поселка когда-то деревня Варваровка была?
- Она самая, - кивнула Попова.
- И вы здесь с самого рождения своего?
- Тут родилась, - подтвердила женщина, - тут и помру. А что тебе с того, что родилась я в Варваровке, Веня?
- Очень это для меня много значит, Аграфена Меркурьевна. Вы себе и представить не можете, как много.
- Ой, не пойму я тебя никак, Веня...
- Сейчас, сейчас, - заторопился я. - Да вы только не волнуйтесь.
- Э-э, милый ты мой, ты сам-то не волнуйся, я ж по голосу-то слышу, как ты с сердцем говоришь. Угадала ли?
- Угадали, Аграфена Меркурьевна, - ответил тихо я. - Я ведь, Аграфена Меркурьевна, этого часа, может быть, всю свою жизнь ждал. Скажите, ваш муж кузнецом был?
- Кузнецом.
- И других кузнецов до войны не было в Варваровке? Скажем, в тридцать пятом году?
- Один мой и был. Хороший кузнец, уважали его люди.
- И сын ваш родился в тридцать пятом году, правда?
- Верно. Но не пойму я... Зачем, извиняйте, меня выспрашиваете о том? Это ушло уже все...
Она волновалась, называя меня то на "ты", то на "вы".
- Тут, знаете, Аграфена Меркурьевна, какая история получается... - Я облизнул губы, потянулся к графину, налил воды в стакан, выпил, поставил стакан на место. - Простите, Аграфена Меркурьевна, а не довелось ли вам в том же году выкормить своей грудью еще одного ребенка?
- В тридцать пятом? - переспросила она. И лицо ее тронула улыбка. Было такое. Как же забыть... Помню, привез как-то зимой один мужчина, высокий, молодой совсем, жену в нашу деревню. На сносях она была. В больницу вез. Но то ли с пути сбились, то ли лошадь везти отказалась по тайге. Иной раз у нас такое бывало. Почует лошадь дикого зверя, и тут уж ничего не сделаешь с ней. Не пойдет, и все!.. Так что было дальше?.. А, ну так и было... Разрешилась его жена от бремени, да только померла, бедная. Молоденькая, ох, как жалко, когда молоденькие гибнут! У меня ведь и муж нестарым погиб. При пожаре. За общественное добро жизнь положил, зерно спасать стал. И сыночка мой тоже два годика только пожил...
Аграфена Меркурьевна всхлипнула. По ее щеке - одинокая - скатилась слеза.
- Да и брат у меня, Алешенька, совсем молоденький был, когда на фронт ушел. Чтобы не вернуться... И осталась я одна на всей земле. Вот и ослепла. Давно уж. Но жить нужно. Люди помогают. Ох-хо... Что же я, старая, на себя-то все повернула? Да... Когда такое несчастье случилось, я и взяла ребеночка к себе. Мать - на то она и мать. Если одного прокормишь, то и второй голодным не останется. Не погибать же мальчонке. И муженек мой сказал: "Молодец ты, Аграфенушка, справедливо рассудила. Будто двух мы с тобой сыновей родили. Пусть растет крепким на твоем молоке..." Вот так все и было. А почему вас это интересует-то?
- Потому что я и есть тот мальчонка, Аграфена Меркурьевна. Веня. Я вас давно разыскать хотел, да не знал, как найти. Случайно все вышло...
- Господи, сила твоя! - пробормотала Попова.
И вдруг, найдя и прижав к своей груди мою голову, с причитаниями заплакала. Я понимал, что сейчас она прижимает, голубит своего сына. Она плакала, потому что такие бурные воспоминания на нее нахлынули вмиг, что только слезами и можно их было смыть. Материнскими слезами...
Потом долго сидели мы с Аграфеной Меркурьевной за столом. И она рассказывала мне о том, как ушел в сорок первом на фронт ее брат. Последний, кто остался у нее в жизни А потом пришло извещение, что пропал он без вести. Да так больше и не обнаружился. Только в сорок четвертом она вдруг получила письмо от бывшего фронтовика Сергея Николаевича Храмова. Писал он, что служил вместе с ее братом Алексеем Кропотовым - ее девичья фамилия Кропотова - в одной летной части. Вылетели они однажды на задание, и их сбили фашистские зенитки. Выбросились на парашютах, но попали к немцам в тыл. Долго пробирались к своим. Наткнулись на немцев. И Алексей прикрыл его, Сергея Храмова, своей грудью. Друга спас от смерти, а сам погиб. Умирая, он просил Сергея разыскать свою сестру, дал адрес. Помочь попросил - по мере возможностей.
- С тех пор мы и переписываемся, - говорила Аграфена Меркурьевна. Хороший он человек, Сергей Николаевич-то. Душевный. Уж как он мне помог - и говорить не буду. И деньгами... А главное - вниманием, словом теплым... Все к себе приглашает жить. Но куда я, старуха, поеду? У него жена, двое детишков. Не могу людей стеснять. Он на будущее лето обещался приехать: мол, дом подремонтирую, по хозяйству чего сделаю. Да я отговариваю их с Надеждой. Жену его так зовут.
- Да, да, знаю я Надежду Николаевну, - добавил я. - Славная женщина.
- Да что вы! - Она вдруг перекрестилась. - Ангел настоящий, а не человек! Когда они мне деньги прислали в первый раз, я воспротивилась. Но она сама мне написала письмо, уж такое душевное, такое хорошее! Очень просила не отказываться... Вот... Значит, вы и есть тот самый мальчонка, да? Господи, вот радость-то для меня выпала какая...
- А когда вам Сергей Николаевич последний раз написал? - осторожно спросил я.
- Так ведь только три дня как прислал телеграмму! Вы разве не знаете?
- Нет... - замялся я. - Я эти дни в другом городе находился, в Волжанске. А он-то сам в Старогорове...
- А, ну да, ну да, - закивала она. - Три дня назад прислал телеграмму. Просил выслать все документы, письма и фотографии Алешенькины. Хочет книгу о нем написать. Я уже все приготовила. Хотите взглянуть?
- С удовольствием!
Значит, инженер сюда не пожалует. Но зачем ему понадобились документы, письма и фотографии Алексея Кропотова?
- Вот он, мой братик! - с гордостью произнесла Аграфена Меркурьевна, раскрывая передо мной семейный альбом.
Я едва не зажмурился. С фотографий на меня смотрел... "инженер Храмов".
24
Разумеется, он выглядел моложе. На тридцать лет. Но это был он! То же длинное, "лошадиное" лицо. Тот же крупный нос. Волевой подбородок. И глубоко запавшие глаза.
Я ничего не сказал Аграфене Меркурьевне. Не мог сказать. Мы договорились, что все документы ее брата, письма, фотографии я захвачу с собой и отдам Сергею Николаевичу. Аграфена Меркурьевна даже обрадовалась моему предложению.
- Слава богу! А то бы извелась: вдруг на почте затеряются, - частила она. - Только когда они ему больше не нужны будут, пускай обратно их вышлет. Не забудете сказать?
- Не беспокойтесь! - заверил я ее. - Скоро вы их получите назад в целости и сохранности...
Мы сердечно распрощались с Аграфеной Меркурьевной, и я ушел, зная теперь, кто такой "инженер Храмов". Двадцать девять лет назад Алексей Кропотов пропал без вести, чтобы вскоре обернуться Сергеем Николаевичем Храмовым. Теперь он снова пропал. Кем же он обернется ныне?
...На следующий день я возвратился в Волжанск. Доложил обо всем полковнику Зорину и генералу Хазарову. И тут же сел составлять запросы по Алексею Меркурьевичу Кропотову.
За два дня, что я отсутствовал, особых событий не произошло. Васютин, который "прилип" к Валентину Петухову, сообщил, что тот ни с кем не встречался и к нему никто не приходил. Домашнего телефона у Петуховых не было. В школе он вел себя замкнуто, на переменках как-то потерянно бродил по коридору.
Максимов меня проинформировал, что Баранов, работавший на ткацкой фабрике, уже два месяца лежит в больнице - на исследовании. Никто, кроме представителей фабкома, к нему не приходил. Таким образом, в списке остались лишь два реальных кандидата на роль "Волка". Если, конечно, версия, что подростками руководит опытный уголовник, бандит и грабитель, проживающий в Волжанске или где-то в его пригороде, окажется истиной. Но даже если такой "Волк" реально существует, он вполне мог оказаться и человеком не из нашего списка. Затаившийся, замаскировавшийся... И тогда вся надежда на ребят...
И, наконец, третий вариант. Преступник, стрелявший в "Храмова", но попавший в Сурина, а затем убивший Казакова - не из нашего списка и никак не связан с ребятами. "Волк-одиночка"... Вариант маловозможный, но не допустить его мы не имеем права.
Пока же мы держим на.контроле претендентов на роль "Волка": Василия Трофимовича Старостина, работающего в объединении "Волжансклифт", и Степана Игнатьевича Харитонова. Последний освободился недавно, в прошлом году. Он тем более привлекает наше внимание, что осужден был за вооруженный грабеж. Что мы знаем о Харитонове? Сравнительно молод, сорок пять лет. Часто выпивает. Живет один. Приводит к себе женщин, постоянно меняет их. Бывают у него и подростки. Лично я склоняюсь к тому, что вплотную надо заняться как раз им, не забывая, естественно, про Старостина...
- Да, разумеется, вы правы, - негромко произнес Горюнов, когда я изложил ему свои соображения. - Харитонов и Старостин. А может быть, кто-то еще... Все это так. Но меня в данном случае волнует конкретный материал. Он легонько постучал пальцем по папочке, лежащей перед ним. - Здесь протоколы моих бесед с молодыми людьми. Вы их еще не читали. Без вас я поговорил с вашими "протеже" - Колей Соленовым и Милочкой Снегиревой. Так вот, все они, безусловно, вызывают подозрение. Но не более того! Что у нас есть конкретного, кроме подозрений? Факты - где они, факты? Нет их, к сожалению. И в то же самое время я, как и вы, чувствую, что стоит пробиться хотя бы одному настоящему, весомому факту, как объявятся и другие. Поэтому нам с вами остается только одно: терпеливо работать. Заниматься конкретным делом: встречаться с людьми, разговаривать с ними; выполнять тот комплекс мероприятий, который мы наметили. И анализировать, анализировать, анализировать!.. Ну, ладно, вы пока читайте, а мне необходимо отлучиться на полчасика.
Горюнов вышел, я углубился в чтение протоколов. Роман Николаевич оказался прав. Ничего конкретного ни Соленов, ни Снегирева не сказали. Милочка - та с одного на другое перескакивала, а Николай, как и Родин с Пахомовым, как и Казаков, избрал своей тактикой умолчание. Сокрытие...
Мы, конечно, все узнаем, но без добровольного признания хотя бы одного из подозреваемых парней на это придется потратить больше времени. А времени у нас нет, потому что в городе находится опасный вооруженный преступник, который силой своей злой воли объединил и держит в кулаке целую группу подростков. Возможно, убийство Герарда Казакова было совершено им как раз для того, чтобы продемонстрировать свою жестокую силу остальным. И закрепить свою власть над ребячьими душами. В таком случае становилось понятным и упорное молчание ребят. Их волю сломал страх перед вожаком. И даже лишение свободы могло показаться тому же Родину избавлением.
Как же этот взрослый преступник смог подчинить своему влиянию стольких ребят? Чем взял их? Почему они доверились ему - такие разные. Конечно, если и в самом деле существовал этот "Волк". Все-таки пока мы лишь отрабатывали версию. Всего лишь версию. В которую, правда, уже верили. Раздался телефонный звонок.
- Подполковник Бизин слушает.
- Вениамин Александрович!.. Здравствуйте, это Васютин. Я нахожусь недалеко от дома Михаила Усова. Тут телефонная будка...
- Ну-ну, - оживился я.
- Только что Валентин Петухов пришел к Усову. Что мне делать, когда Петухов выйдет? Оставаться там, где я сейчас? Или продолжать наблюдение за Петуховым?
- Олег! Наблюдай за Валентином Петуховым. Только за ним! Это сейчас крайне важно. И смотри, чтоб он тебя не "засек"! А к дому Усова я сейчас кого-нибудь подошлю из наших.
- Напротив его дома - скверик. Там две скамейки. Великолепный наблюдательный пункт, Вениамин Александрович.
- Ясно... Спасибо, Олег!..
В половине пятого Горюнов начал допрос Проталина, того самого парня, которого я застал у Соленова дома. Увидев меня за одним из столов, Проталин буквально оцепенел.
- Садись, Феликс, - добродушно сказал я. - Вижу, что узнал. Роман Николаевич, мы ведь с этим юношей старые знакомые.
- Тем лучше! Значит, разговор легче пойдет.
ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ДОПРОСА ФЕЛИКСА ПРОТАЛИНА.
"...ВОПРОС. Но лично вы, Проталин, знали, что Гера.рд Казаков связан с "какой-то шайкой", как вы выразились?
ОТВЕТ. Да, в самых общих чертах... Казаков иногда говорил нам с Николаем Соленовым, что они "ходят на дело" и, мол, как "здорово чувствовать себя суперменом. Захочешь - заставишь любую букашку дрожать и молить о пощаде!.."
ВОПРОС. А конкретно какие-нибудь фамилии, имена или клички Казаков называл вам?
ОТВЕТ. Нет, честное слово!
ВОПРОС. За что Казакова избили в парке? И кто?
ОТВЕТ. Кто избил - не знаю. А за что? Думаю, за то, что он захотел порвать с шайкой.
ВОПРОС. Почему вы так думаете?
ОТВЕТ. Он последнее время ходил хмурым. И сказал мне: "Надоело все. Пора кончать. Это уже пахнет керосином".
ВОПРОС. А вам с Николаем Соленовым он не предлагал вступить в их...
ОТВЕТ. Я понял, я понял, товарищ следователь! Но такие игры не для нас. Поверьте!..
ВОПРОС. Расскажите поподробнее о вашем Друге Валентине Петухове.
ОТВЕТ. Он не мой друг. Он приятель Казакова. И я ничего о нем не знаю. Мы и не здоровались даже!
ВОПРОС. Ой ли?
ОТВЕТ. Ну... Кивком если...
ВОПРОС. А какие отношения были между Милой Снегиревой и Сергеем Родиным?
ОТВЕТ. Товарищеские. Так, наверное...
ВОПРОС. Кем работает ваш отец?
ОТВЕТ. У меня нет отца. Он бросил нас.
ВОПРОС. А мать?
ОТВЕТ. Она переводчица.
ВОПРОС. Скажите, Феликс, вам никогда не доводилось встречать Казакова с высоким пожилым мужчиной в штормовке?
ОТВЕТ. В штор... Нет, не доводилось.
ВОПРОС. Понятно. Что ж, спасибо...
ОТВЕТ. Я свободен? Могу идти?
ВОПРОС. Да, да, разумеется. Только последний вопрос у меня.
ОТВЕТ. Пожалуйста, товарищ следователь. Это так ужасно, что Гера погиб, и я...
ВОПРОС. Вот именно, Феликс. Скажите мне, пожалуйста, что велел вам говорить на допросе Хряк?
ОТВЕТ. Ничего он мне не... Что?! Какой Хряк? О чем вы?.. Я никакого Хряка...
ВОПРОС. Будет, юноша... И давайте поговорим серьезно. Ну, ну, без слез... Вы же взрослый человек, почти мужчина. И игры вы для себя выбрали взрослые. Кто такой Хряк?
ОТВЕТ. Его зовут Иваном...
ВОПРОС. Феликс, не надо лгать! Вам же хуже от этого будет. Хряк - это Михаил Усов. Адрес его назвать?
ОТВЕТ. Но ведь он... на свободе?
ВОПРОС. Ах, вот что вас смущает! Вы думаете, если Усов не задержан, значит, все идет по-старому? Мы ничего, не знаем, слово Хряка по-прежнаму для вас закон, и поэтому вы должны лгать и всячески изворачиваться? Напрасно вы так думаете, Проталин! Напрасно. Да, Усов пока на свободе. И сейчас меня интересует прежде всего, как сильно увязли вы, Феликс Проталин, в преступной деятельности...
ОТВЕТ. Честное слово, я только раз...
ВОПРОС. Когда? Конкретно! Число, месяц? Ну!..
ОТВЕТ. Седьмого августа. На улице Менделеева...
ВОПРОС. Вы участвовали в ограблении женщины, так?
ОТВЕТ. Да. Участвовал...
ВОПРОС. Кто ударил женщину? Вы?
ОТВЕТ. Нет, что вы! Он... Хряк. Он подошел к ней и ударил обломком кирпича.
ВОПРОС. А что же делали вы?
ОТВЕТ. Я... я... только выхватил из ее рук сумку. Но потом я отдал ее Петуху. Честно!
ВОПРОС. Кто еще был с вами седьмого августа?
ОТВЕТ. Все ходили... Это было наше, как сказал Хряк, боевое крещение.
ВОПРОС. Кто входит в вашу преступную группу?
ОТВЕТ. Родин, Пахомов, Петухов, Соленов. Ну, и Казаков входил...
ВОПРОС. Вы сказали, Проталин, что седьмого августа у вас было "боевое крещение"... Н-да... Во время войны я командовал ротой. И пришлось нам принять бой жаркий, в котором полегло тридцать восемнадцатилетних мальчишек. Все из одной школы, Проталин. И приняли они свое боевое крещение геройски. И погибли. Героями... Как же вы смеете употреблять такие святые слова - боевое крещение? Ведь вы ударили и ограбили женщину! Кто возглавлял вашу преступную группу? Быстро, Проталин!
ОТВЕТ. Хряк... То есть Михаил Усов...
ВОПРОС. Опять лжете!
ОТВЕТ. Правда это! Правду я говорю! Правду!!!
ВОПРОС. Без истерики, пожалуйста! Вы не кисейная барышня, а современный, здоровый юноша. Пора бы и настоящим мужчиной стать. Впереди вас ожидают испытания, Проталин, не скрою. Поэтому довольно лгать!
ОТВЕТ. Но я вам правду говорю! Хряк нами ко-командовал.
ВОПРОС. Не верю! Знаете, почему не верю? Усов за свою жизнь прочитал, наверное, две с половиной книги. И не могу я поверить, что такой тип мог встать над группой в общем-то неглупых ребят. И не только встать "над", но и держать всех в узде! Он был. для вас чем-то вроде надсмотрщика - это его стихия. А главарь у вас другой. Кто? Назовите его, Феликс!
ОТВЕТ. Не знаю... Честное слово, не знаю. Я попал к ним через Соленова, а Николая затащил Герка Казаков...
ВОПРОС. По цепочке, значит?
ОТВЕТ. Выходит, так...
ВОПРОС. Из-за чего подрались Родин и Пахомов?
ОТВЕТ. Пахомов сказал, что не будет ничем... ну, таким заниматься. И тогда Хряк велел Родину пырнуть его ножом. Сначала купить бутылку вина, а потом вроде как изобразить драку. А в драке чего не бывает. А мы должны были распространить слух, будто они поссорились из-за Верки Пименовой.
ВОПРОС. Кто убил Казакова?
ОТВЕТ. Хряк. Я так думаю, конечно!
ВОПРОС. А кто избил Казакова в парке?
ОТВЕТ. Мы все его били. Так велел Хряк. Он сказал, что мы теперь одно целое. Вместе пируем, вместе танцуем, вместе на дело идем. И если кого-нибудь одного из нас обидят, то мстить тоже будем сообща. А что нам всем теперь будет?
ВОПРОС. Суд решит, Проталин. Суд... А за что вы избили Казакова?
ОТВЕТ. Хряк сказал нам, что скоро мы будем брать Дом быта. А Герка отказался. Тогда Хряк сказал, что мы все должны его избить. Чтоб он понял, что такое коллектив...
ВОПРОС. У Хряка есть татуировка на правой руке?
ОТВЕТ. Да. Сердце изображено. Пронзенное стрелой..."
В 19.15 позвонил Олег Васютин и сообщил, что Петухов уже сидит в кафе на улице Огарева. Явно кого-то ждет. Я немедленно выслал туда двух сотрудников.
В 19.30 в кабинет Хазарова, где мы теперь все находились, вошел старший лейтенант Максимов и положил на стол список лиц, работающих вместе с механиком кондитерской фабрики Новиковым и находящихся с ним в приятельских отношениях, Среди них значился и Василий Старостин, обслуживающий грузовые лифты фабрики.
В 19.45 следователь прокуратуры Горюнов получил санкцию прокурора на арест всех участников преступной группы.
Тотчас же мы - Григорьев, Максимов, проводник с собакой и я - выехали на улицу Новоалексеевскую, где жил очень интересующий нас лифтер объединения "Волжансклифт" Старостин.
Уже в машине по рации я узнал от Хазарова, что снова звонил лейтенант Васютин. Идя за Петуховым, который вышел из кафе, Олег оказался на Новоалексеевской улице; Петухов направился прямо к дому, где живет Софья Козырева. Васютин сообщил также, что он ясно видел, как во двор дома входил инженер "Храмов".
Кирилл Борисович передал Васютину, что оперативная группа уже в пути, и приказал никаких действий не предпринимать и в дом не входить.
Мы мчались со скоростью сто двадцать километров в час, включив освещение и сигналы. Жались к домам люди; сторонились машины; постовые ГАИ мгновенно перекрывали движение: нам давали "зелёную улицу".
...Мы подоспели вовремя. На полу, заломив руку Старостину, весь в крови лежал Олег Васютин; другую руку лифтера прижимал к полу инженер "Храмов". В угол комнаты зажался насмерть перепуганный Валентин Петухов. А в дверях стояла и, широко распахнув глаза, смотрела на все происходящее молодая женщина. Судя по всему - Софья Козырева.
25
У Васютина оказалось сквозное ранение в левую руку, выше локтя. Олег потерял много крови. Он, конечно, не собирался нарушать приказ генерала Хазарова, но когда услышал крики Софьи Козыревой о помощи, то, не колеблясь, бросился под выстрел убийцы, Чтобы спасти жизнь другому человеку. А пуля снова предназначалась инженеру "Храмову" - Алексею Меркурьевичу Кропотову... И снова она нашла другого человека - на этот раз лейтенанта Васютина.
Превозмогая боль, не обращая внимания на кровь из раны, Олег ринулся на Старостина. Он подсечкой свалил преступника с ног, выбил из его руки пистолет. Но Старостин не думал сдаваться. Пытаясь дотянуться до горла Олега, он хрипло кричал обезумевшему от страха Петухову, который словно окаменел: "Бей его табуреткой по голове, гаденыш! Иначе не жить тебе, знай, из-под земли достану!.." Именно этот хриплый, яростный крик вывел из оцепенения Кропотова. Он бросился на помощь Васю-тину, оторвал от его горла руку Старостина и, навалившись всем телом, прижал ее к полу. Уже поверженный, преступник, хрипя и ругаясь, долго еще продолжал выкручиваться. Пока не ворвались в комнату мы.
На Старостина надели наручники и увели вместе с Петуховым.
Кропотов стоял около дверей. Он спросил меня:
- А мне что делать? Тоже... в тюрьму?
- Вам? - Я пристально смотрел на него. - Вам я предлагаю завтра утром явиться в управление внутренних дел. Сегодняшнюю ночь найдете где переночевать? А то...
- Найду, найду, - заторопился Кропотов.
- Мы ждем вас. И не вздумайте снова в бега удариться, Алексей Меркурьевич!
- А я и не думал убегать от вас, - криво усмехнулся Кропотов. Впрочем, считайте, как хотите. - Он остро взглянул на меня: - Значит, вы все-таки узнали...
- Вы напрасно сомневались в этом, Кропотов!
Я имел право задержать его, но мне хотелось, чтобы инженер "Храмов" сам пришел к нам.
Утром у подъезда управления я увидел Кропотова.
- Я пришел, Вениамин Александрович, - тихо произнес он.
- Очень хорошо. Пройдемте в бюро пропусков. Вам выпишут пропуск, и мы поднимемся ко мне. Хотя...
- Что "хотя"? - Он вздрогнул.
- Если вы решили рассказать всю правду о себе, то имеет смысл сразу встретиться со следователем прокуратуры Романом Николаевичем Горюновым. Он ведет это дело.
- Вениамин Александрович, если у вас найдется время, - заговорил он неуверенно, - я хотел бы сначала все рассказать вам. А уж потом... Потом кому полагается...
В бюро пропусков Кропотов вдруг спросил:
- Вы узнали обо мне, побывав у моей сестры?
- Да, - кивнул я.
- Я очень виноват перед ней, Вениамин Александрович...
- Да, Алексей Меркурьевич, вы очень виноваты перед ней!
- Как она живет? Как она... вообще?
- Она слепа. Весь мир для нее - ночь. Но она видит его светлым. Благодаря участию людей. А вас она помнит... Алешенькой!
- Понимаю, - пробормотал он. - Вы считаете меня низким человеком?
Я ничего не ответил ему, лишь пожал плечами.
Кропотову выписали пропуск, и мы поднялись ко мне.
- Вы не станете возражать, если я включу магнитофон? - спросил я.
- Как вам будет угодно...
ИСПОВЕДЬ АЛЕКСЕЯ МЕРКУРЬЕВИЧА КРОПОТОВА, ЗАПИСАННАЯ НА МАГНИТОФОН ПОДПОЛКОВНИКОМ БИЗИНЫМ.
"...Да, почти тридцать лет я, Алексей Кропотов, живу под чужим именем. А началось все шестого октября сорок первого года. Часть, в которой я служил, была окружена немцами при обороне Вязьмы. До этого проклятого шестого октября я сражался, как все. И о том, что могу погибнуть, не думал. Отбивался батальон, и я отбивался; поднимались в контратаку все, и я бежал вперед, крича "Ура!". Нет, до шестого октября труса я не праздновал. Уходили мы тогда, осенью сорок первого, на восток. Сначала большими силами пытались вырваться. Не получилось. Я и сейчас иногда ночами просыпаюсь от явственного крика в ушах: "Немцы справа! Немцы слева!.." А то и гул танков слышу. И автоматные очереди. Страшная это штука - окружение... Потом разбились на группки по нескольку человек. В грязь зарывались и все ползли, ползли... Терялись, снова находились и опять терялись... Потом я остался один. Сам не знаю, как это вышло. Вот тогда-то меня и стала терзать мысль: только бы уцелеть! Кто я был в те годы? Мальчишка. И жизни, по сути дела, не видел. Но уже успел полюбить ее.
И тут я встретил на пути его... Василия Старостина. Помню, когда я, держа в руках "трехлинейку" без патронов, пробирался через какую-то чащобу, Василий появился передо мною из-за деревьев. Одет он был в гражданскую одежду, поверх костюма - телогрейка, на голове шапка-ушанка. Я вскинул винтовку и крикнул: "Руки вверх! Стрелять буду!" А он махнул рукой и ответил: "Ты бы хоть затвор для виду передернул, аника-воин!" И спокойно сел на землю... Старостин сказал мне, что наши войска полностью разбиты и, мол, нечего теперь лезть на рожон - о себе думать надо. Я решил, что он предлагает сдаться в плен, и отказался. Однако Василий переходить к фашистам не собирался. "Что ж ты будешь делать?" - спросил я его. Вместо ответа Старостин подошел ко мне, вырвал винтовку и, вытащив затвор, швырнул его в одну сторону, а винтовку - в другую. Я так устал от шатаний, от постоянного страха попасть в руки врага, от голода, что не нашел в себе сил протестовать, сопротивляться... Вот так я оказался дезертиром. К сожалению, иногда достаточно один неверный шаг сделать, потом и другие грехи прилипнут... Не успел я опомниться, как вором стал. Оказывается, Старостин до войны был вором. Я, когда узнал об этом, бежать от него попытался. А куда бежать - кругом уже немцы были! Да и не получилось, хотя я попробовал. Василий догадался, что я задумал, и избил меня. Страшно, до крови. Дьяволом он мне тогда казался, а не человеком... У него было поразительное, звериное чутье на опасность. А опасаться приходилось всех: сначала немцев и полицаев, а потом - когда линию фронта перешли - и своих. Клянусь вам, я хотел сразу же явиться в милицию или к первому же патрулю подойти, попросить отконвоировать меня в военкомат. Но Василий сказал, он точно насквозь меня видел: "Учти, как обнаружишься, сразу к стенке поставят - и пулю в лоб!" Запугал так, что я беспрекословно тащился за ним, как хвост... Прячась от своих, по ночам, добрались мы аж до самой Москвы, вернее, недалеко от нее остановились. И тут в одном поселке Старостин впервые приказал мне совершить самостоятельную кражу. Потом еще... Как стыдно было! Однажды я взбунтовался: закричал, что так больше жить не могу, воровать не буду и пойду в милицию, признаюсь, что я дезертир. Лучше любое наказание, чем такая жизнь, сказал я ему. Василий опять избил меня. Бил и приговаривал: "Это тебе за "не могу"! А это - за милицию! Душу из тебя выну, слизняк, сучий потрох!.." Он действовал на меня так же, наверное, как удав на кролика; парализовывал волю, замораживал мышцы.
- Что же я, клуша, о чае-то заговорила, когда добрый ужин собирать надо. Гость-то ко мне какой приехал, с Волги, от самого Сергея Николаевича... Извиняйте, как вас по батюшке-то величать? Вениамин...
- Александрович, - улыбнулся я. - Но зачем же по отчеству, Аграфена Меркурьевна? Просто называйте - Веня. Я же вам в сыновья гожусь. У ваг. ведь был сын?
- Был сыночка у меня, был, - закивала она. - А вам об этом Сергей Николаевич рассказывал?
- Да, - ответил я. - Но я и без него о том знал...
Я чувствовал, что не могу найти каких-то очень важных слов, необходимых сейчас. А она молча смотрела на меня, и в ее широко раскрытых невидящих глазах будто застыли вопросы: что ты за человек? зачем приехал с Волги ко мне домой?
- Знали? - ответила она наконец. - Как же так?
- Сейчас скажу... Вот только с духом соберусь...
- А что так тяжко-то?
- Аграфена Меркурьевна, тут ведь вместо поселка когда-то деревня Варваровка была?
- Она самая, - кивнула Попова.
- И вы здесь с самого рождения своего?
- Тут родилась, - подтвердила женщина, - тут и помру. А что тебе с того, что родилась я в Варваровке, Веня?
- Очень это для меня много значит, Аграфена Меркурьевна. Вы себе и представить не можете, как много.
- Ой, не пойму я тебя никак, Веня...
- Сейчас, сейчас, - заторопился я. - Да вы только не волнуйтесь.
- Э-э, милый ты мой, ты сам-то не волнуйся, я ж по голосу-то слышу, как ты с сердцем говоришь. Угадала ли?
- Угадали, Аграфена Меркурьевна, - ответил тихо я. - Я ведь, Аграфена Меркурьевна, этого часа, может быть, всю свою жизнь ждал. Скажите, ваш муж кузнецом был?
- Кузнецом.
- И других кузнецов до войны не было в Варваровке? Скажем, в тридцать пятом году?
- Один мой и был. Хороший кузнец, уважали его люди.
- И сын ваш родился в тридцать пятом году, правда?
- Верно. Но не пойму я... Зачем, извиняйте, меня выспрашиваете о том? Это ушло уже все...
Она волновалась, называя меня то на "ты", то на "вы".
- Тут, знаете, Аграфена Меркурьевна, какая история получается... - Я облизнул губы, потянулся к графину, налил воды в стакан, выпил, поставил стакан на место. - Простите, Аграфена Меркурьевна, а не довелось ли вам в том же году выкормить своей грудью еще одного ребенка?
- В тридцать пятом? - переспросила она. И лицо ее тронула улыбка. Было такое. Как же забыть... Помню, привез как-то зимой один мужчина, высокий, молодой совсем, жену в нашу деревню. На сносях она была. В больницу вез. Но то ли с пути сбились, то ли лошадь везти отказалась по тайге. Иной раз у нас такое бывало. Почует лошадь дикого зверя, и тут уж ничего не сделаешь с ней. Не пойдет, и все!.. Так что было дальше?.. А, ну так и было... Разрешилась его жена от бремени, да только померла, бедная. Молоденькая, ох, как жалко, когда молоденькие гибнут! У меня ведь и муж нестарым погиб. При пожаре. За общественное добро жизнь положил, зерно спасать стал. И сыночка мой тоже два годика только пожил...
Аграфена Меркурьевна всхлипнула. По ее щеке - одинокая - скатилась слеза.
- Да и брат у меня, Алешенька, совсем молоденький был, когда на фронт ушел. Чтобы не вернуться... И осталась я одна на всей земле. Вот и ослепла. Давно уж. Но жить нужно. Люди помогают. Ох-хо... Что же я, старая, на себя-то все повернула? Да... Когда такое несчастье случилось, я и взяла ребеночка к себе. Мать - на то она и мать. Если одного прокормишь, то и второй голодным не останется. Не погибать же мальчонке. И муженек мой сказал: "Молодец ты, Аграфенушка, справедливо рассудила. Будто двух мы с тобой сыновей родили. Пусть растет крепким на твоем молоке..." Вот так все и было. А почему вас это интересует-то?
- Потому что я и есть тот мальчонка, Аграфена Меркурьевна. Веня. Я вас давно разыскать хотел, да не знал, как найти. Случайно все вышло...
- Господи, сила твоя! - пробормотала Попова.
И вдруг, найдя и прижав к своей груди мою голову, с причитаниями заплакала. Я понимал, что сейчас она прижимает, голубит своего сына. Она плакала, потому что такие бурные воспоминания на нее нахлынули вмиг, что только слезами и можно их было смыть. Материнскими слезами...
Потом долго сидели мы с Аграфеной Меркурьевной за столом. И она рассказывала мне о том, как ушел в сорок первом на фронт ее брат. Последний, кто остался у нее в жизни А потом пришло извещение, что пропал он без вести. Да так больше и не обнаружился. Только в сорок четвертом она вдруг получила письмо от бывшего фронтовика Сергея Николаевича Храмова. Писал он, что служил вместе с ее братом Алексеем Кропотовым - ее девичья фамилия Кропотова - в одной летной части. Вылетели они однажды на задание, и их сбили фашистские зенитки. Выбросились на парашютах, но попали к немцам в тыл. Долго пробирались к своим. Наткнулись на немцев. И Алексей прикрыл его, Сергея Храмова, своей грудью. Друга спас от смерти, а сам погиб. Умирая, он просил Сергея разыскать свою сестру, дал адрес. Помочь попросил - по мере возможностей.
- С тех пор мы и переписываемся, - говорила Аграфена Меркурьевна. Хороший он человек, Сергей Николаевич-то. Душевный. Уж как он мне помог - и говорить не буду. И деньгами... А главное - вниманием, словом теплым... Все к себе приглашает жить. Но куда я, старуха, поеду? У него жена, двое детишков. Не могу людей стеснять. Он на будущее лето обещался приехать: мол, дом подремонтирую, по хозяйству чего сделаю. Да я отговариваю их с Надеждой. Жену его так зовут.
- Да, да, знаю я Надежду Николаевну, - добавил я. - Славная женщина.
- Да что вы! - Она вдруг перекрестилась. - Ангел настоящий, а не человек! Когда они мне деньги прислали в первый раз, я воспротивилась. Но она сама мне написала письмо, уж такое душевное, такое хорошее! Очень просила не отказываться... Вот... Значит, вы и есть тот самый мальчонка, да? Господи, вот радость-то для меня выпала какая...
- А когда вам Сергей Николаевич последний раз написал? - осторожно спросил я.
- Так ведь только три дня как прислал телеграмму! Вы разве не знаете?
- Нет... - замялся я. - Я эти дни в другом городе находился, в Волжанске. А он-то сам в Старогорове...
- А, ну да, ну да, - закивала она. - Три дня назад прислал телеграмму. Просил выслать все документы, письма и фотографии Алешенькины. Хочет книгу о нем написать. Я уже все приготовила. Хотите взглянуть?
- С удовольствием!
Значит, инженер сюда не пожалует. Но зачем ему понадобились документы, письма и фотографии Алексея Кропотова?
- Вот он, мой братик! - с гордостью произнесла Аграфена Меркурьевна, раскрывая передо мной семейный альбом.
Я едва не зажмурился. С фотографий на меня смотрел... "инженер Храмов".
24
Разумеется, он выглядел моложе. На тридцать лет. Но это был он! То же длинное, "лошадиное" лицо. Тот же крупный нос. Волевой подбородок. И глубоко запавшие глаза.
Я ничего не сказал Аграфене Меркурьевне. Не мог сказать. Мы договорились, что все документы ее брата, письма, фотографии я захвачу с собой и отдам Сергею Николаевичу. Аграфена Меркурьевна даже обрадовалась моему предложению.
- Слава богу! А то бы извелась: вдруг на почте затеряются, - частила она. - Только когда они ему больше не нужны будут, пускай обратно их вышлет. Не забудете сказать?
- Не беспокойтесь! - заверил я ее. - Скоро вы их получите назад в целости и сохранности...
Мы сердечно распрощались с Аграфеной Меркурьевной, и я ушел, зная теперь, кто такой "инженер Храмов". Двадцать девять лет назад Алексей Кропотов пропал без вести, чтобы вскоре обернуться Сергеем Николаевичем Храмовым. Теперь он снова пропал. Кем же он обернется ныне?
...На следующий день я возвратился в Волжанск. Доложил обо всем полковнику Зорину и генералу Хазарову. И тут же сел составлять запросы по Алексею Меркурьевичу Кропотову.
За два дня, что я отсутствовал, особых событий не произошло. Васютин, который "прилип" к Валентину Петухову, сообщил, что тот ни с кем не встречался и к нему никто не приходил. Домашнего телефона у Петуховых не было. В школе он вел себя замкнуто, на переменках как-то потерянно бродил по коридору.
Максимов меня проинформировал, что Баранов, работавший на ткацкой фабрике, уже два месяца лежит в больнице - на исследовании. Никто, кроме представителей фабкома, к нему не приходил. Таким образом, в списке остались лишь два реальных кандидата на роль "Волка". Если, конечно, версия, что подростками руководит опытный уголовник, бандит и грабитель, проживающий в Волжанске или где-то в его пригороде, окажется истиной. Но даже если такой "Волк" реально существует, он вполне мог оказаться и человеком не из нашего списка. Затаившийся, замаскировавшийся... И тогда вся надежда на ребят...
И, наконец, третий вариант. Преступник, стрелявший в "Храмова", но попавший в Сурина, а затем убивший Казакова - не из нашего списка и никак не связан с ребятами. "Волк-одиночка"... Вариант маловозможный, но не допустить его мы не имеем права.
Пока же мы держим на.контроле претендентов на роль "Волка": Василия Трофимовича Старостина, работающего в объединении "Волжансклифт", и Степана Игнатьевича Харитонова. Последний освободился недавно, в прошлом году. Он тем более привлекает наше внимание, что осужден был за вооруженный грабеж. Что мы знаем о Харитонове? Сравнительно молод, сорок пять лет. Часто выпивает. Живет один. Приводит к себе женщин, постоянно меняет их. Бывают у него и подростки. Лично я склоняюсь к тому, что вплотную надо заняться как раз им, не забывая, естественно, про Старостина...
- Да, разумеется, вы правы, - негромко произнес Горюнов, когда я изложил ему свои соображения. - Харитонов и Старостин. А может быть, кто-то еще... Все это так. Но меня в данном случае волнует конкретный материал. Он легонько постучал пальцем по папочке, лежащей перед ним. - Здесь протоколы моих бесед с молодыми людьми. Вы их еще не читали. Без вас я поговорил с вашими "протеже" - Колей Соленовым и Милочкой Снегиревой. Так вот, все они, безусловно, вызывают подозрение. Но не более того! Что у нас есть конкретного, кроме подозрений? Факты - где они, факты? Нет их, к сожалению. И в то же самое время я, как и вы, чувствую, что стоит пробиться хотя бы одному настоящему, весомому факту, как объявятся и другие. Поэтому нам с вами остается только одно: терпеливо работать. Заниматься конкретным делом: встречаться с людьми, разговаривать с ними; выполнять тот комплекс мероприятий, который мы наметили. И анализировать, анализировать, анализировать!.. Ну, ладно, вы пока читайте, а мне необходимо отлучиться на полчасика.
Горюнов вышел, я углубился в чтение протоколов. Роман Николаевич оказался прав. Ничего конкретного ни Соленов, ни Снегирева не сказали. Милочка - та с одного на другое перескакивала, а Николай, как и Родин с Пахомовым, как и Казаков, избрал своей тактикой умолчание. Сокрытие...
Мы, конечно, все узнаем, но без добровольного признания хотя бы одного из подозреваемых парней на это придется потратить больше времени. А времени у нас нет, потому что в городе находится опасный вооруженный преступник, который силой своей злой воли объединил и держит в кулаке целую группу подростков. Возможно, убийство Герарда Казакова было совершено им как раз для того, чтобы продемонстрировать свою жестокую силу остальным. И закрепить свою власть над ребячьими душами. В таком случае становилось понятным и упорное молчание ребят. Их волю сломал страх перед вожаком. И даже лишение свободы могло показаться тому же Родину избавлением.
Как же этот взрослый преступник смог подчинить своему влиянию стольких ребят? Чем взял их? Почему они доверились ему - такие разные. Конечно, если и в самом деле существовал этот "Волк". Все-таки пока мы лишь отрабатывали версию. Всего лишь версию. В которую, правда, уже верили. Раздался телефонный звонок.
- Подполковник Бизин слушает.
- Вениамин Александрович!.. Здравствуйте, это Васютин. Я нахожусь недалеко от дома Михаила Усова. Тут телефонная будка...
- Ну-ну, - оживился я.
- Только что Валентин Петухов пришел к Усову. Что мне делать, когда Петухов выйдет? Оставаться там, где я сейчас? Или продолжать наблюдение за Петуховым?
- Олег! Наблюдай за Валентином Петуховым. Только за ним! Это сейчас крайне важно. И смотри, чтоб он тебя не "засек"! А к дому Усова я сейчас кого-нибудь подошлю из наших.
- Напротив его дома - скверик. Там две скамейки. Великолепный наблюдательный пункт, Вениамин Александрович.
- Ясно... Спасибо, Олег!..
В половине пятого Горюнов начал допрос Проталина, того самого парня, которого я застал у Соленова дома. Увидев меня за одним из столов, Проталин буквально оцепенел.
- Садись, Феликс, - добродушно сказал я. - Вижу, что узнал. Роман Николаевич, мы ведь с этим юношей старые знакомые.
- Тем лучше! Значит, разговор легче пойдет.
ИЗ МАГНИТОФОННОЙ ЗАПИСИ ДОПРОСА ФЕЛИКСА ПРОТАЛИНА.
"...ВОПРОС. Но лично вы, Проталин, знали, что Гера.рд Казаков связан с "какой-то шайкой", как вы выразились?
ОТВЕТ. Да, в самых общих чертах... Казаков иногда говорил нам с Николаем Соленовым, что они "ходят на дело" и, мол, как "здорово чувствовать себя суперменом. Захочешь - заставишь любую букашку дрожать и молить о пощаде!.."
ВОПРОС. А конкретно какие-нибудь фамилии, имена или клички Казаков называл вам?
ОТВЕТ. Нет, честное слово!
ВОПРОС. За что Казакова избили в парке? И кто?
ОТВЕТ. Кто избил - не знаю. А за что? Думаю, за то, что он захотел порвать с шайкой.
ВОПРОС. Почему вы так думаете?
ОТВЕТ. Он последнее время ходил хмурым. И сказал мне: "Надоело все. Пора кончать. Это уже пахнет керосином".
ВОПРОС. А вам с Николаем Соленовым он не предлагал вступить в их...
ОТВЕТ. Я понял, я понял, товарищ следователь! Но такие игры не для нас. Поверьте!..
ВОПРОС. Расскажите поподробнее о вашем Друге Валентине Петухове.
ОТВЕТ. Он не мой друг. Он приятель Казакова. И я ничего о нем не знаю. Мы и не здоровались даже!
ВОПРОС. Ой ли?
ОТВЕТ. Ну... Кивком если...
ВОПРОС. А какие отношения были между Милой Снегиревой и Сергеем Родиным?
ОТВЕТ. Товарищеские. Так, наверное...
ВОПРОС. Кем работает ваш отец?
ОТВЕТ. У меня нет отца. Он бросил нас.
ВОПРОС. А мать?
ОТВЕТ. Она переводчица.
ВОПРОС. Скажите, Феликс, вам никогда не доводилось встречать Казакова с высоким пожилым мужчиной в штормовке?
ОТВЕТ. В штор... Нет, не доводилось.
ВОПРОС. Понятно. Что ж, спасибо...
ОТВЕТ. Я свободен? Могу идти?
ВОПРОС. Да, да, разумеется. Только последний вопрос у меня.
ОТВЕТ. Пожалуйста, товарищ следователь. Это так ужасно, что Гера погиб, и я...
ВОПРОС. Вот именно, Феликс. Скажите мне, пожалуйста, что велел вам говорить на допросе Хряк?
ОТВЕТ. Ничего он мне не... Что?! Какой Хряк? О чем вы?.. Я никакого Хряка...
ВОПРОС. Будет, юноша... И давайте поговорим серьезно. Ну, ну, без слез... Вы же взрослый человек, почти мужчина. И игры вы для себя выбрали взрослые. Кто такой Хряк?
ОТВЕТ. Его зовут Иваном...
ВОПРОС. Феликс, не надо лгать! Вам же хуже от этого будет. Хряк - это Михаил Усов. Адрес его назвать?
ОТВЕТ. Но ведь он... на свободе?
ВОПРОС. Ах, вот что вас смущает! Вы думаете, если Усов не задержан, значит, все идет по-старому? Мы ничего, не знаем, слово Хряка по-прежнаму для вас закон, и поэтому вы должны лгать и всячески изворачиваться? Напрасно вы так думаете, Проталин! Напрасно. Да, Усов пока на свободе. И сейчас меня интересует прежде всего, как сильно увязли вы, Феликс Проталин, в преступной деятельности...
ОТВЕТ. Честное слово, я только раз...
ВОПРОС. Когда? Конкретно! Число, месяц? Ну!..
ОТВЕТ. Седьмого августа. На улице Менделеева...
ВОПРОС. Вы участвовали в ограблении женщины, так?
ОТВЕТ. Да. Участвовал...
ВОПРОС. Кто ударил женщину? Вы?
ОТВЕТ. Нет, что вы! Он... Хряк. Он подошел к ней и ударил обломком кирпича.
ВОПРОС. А что же делали вы?
ОТВЕТ. Я... я... только выхватил из ее рук сумку. Но потом я отдал ее Петуху. Честно!
ВОПРОС. Кто еще был с вами седьмого августа?
ОТВЕТ. Все ходили... Это было наше, как сказал Хряк, боевое крещение.
ВОПРОС. Кто входит в вашу преступную группу?
ОТВЕТ. Родин, Пахомов, Петухов, Соленов. Ну, и Казаков входил...
ВОПРОС. Вы сказали, Проталин, что седьмого августа у вас было "боевое крещение"... Н-да... Во время войны я командовал ротой. И пришлось нам принять бой жаркий, в котором полегло тридцать восемнадцатилетних мальчишек. Все из одной школы, Проталин. И приняли они свое боевое крещение геройски. И погибли. Героями... Как же вы смеете употреблять такие святые слова - боевое крещение? Ведь вы ударили и ограбили женщину! Кто возглавлял вашу преступную группу? Быстро, Проталин!
ОТВЕТ. Хряк... То есть Михаил Усов...
ВОПРОС. Опять лжете!
ОТВЕТ. Правда это! Правду я говорю! Правду!!!
ВОПРОС. Без истерики, пожалуйста! Вы не кисейная барышня, а современный, здоровый юноша. Пора бы и настоящим мужчиной стать. Впереди вас ожидают испытания, Проталин, не скрою. Поэтому довольно лгать!
ОТВЕТ. Но я вам правду говорю! Хряк нами ко-командовал.
ВОПРОС. Не верю! Знаете, почему не верю? Усов за свою жизнь прочитал, наверное, две с половиной книги. И не могу я поверить, что такой тип мог встать над группой в общем-то неглупых ребят. И не только встать "над", но и держать всех в узде! Он был. для вас чем-то вроде надсмотрщика - это его стихия. А главарь у вас другой. Кто? Назовите его, Феликс!
ОТВЕТ. Не знаю... Честное слово, не знаю. Я попал к ним через Соленова, а Николая затащил Герка Казаков...
ВОПРОС. По цепочке, значит?
ОТВЕТ. Выходит, так...
ВОПРОС. Из-за чего подрались Родин и Пахомов?
ОТВЕТ. Пахомов сказал, что не будет ничем... ну, таким заниматься. И тогда Хряк велел Родину пырнуть его ножом. Сначала купить бутылку вина, а потом вроде как изобразить драку. А в драке чего не бывает. А мы должны были распространить слух, будто они поссорились из-за Верки Пименовой.
ВОПРОС. Кто убил Казакова?
ОТВЕТ. Хряк. Я так думаю, конечно!
ВОПРОС. А кто избил Казакова в парке?
ОТВЕТ. Мы все его били. Так велел Хряк. Он сказал, что мы теперь одно целое. Вместе пируем, вместе танцуем, вместе на дело идем. И если кого-нибудь одного из нас обидят, то мстить тоже будем сообща. А что нам всем теперь будет?
ВОПРОС. Суд решит, Проталин. Суд... А за что вы избили Казакова?
ОТВЕТ. Хряк сказал нам, что скоро мы будем брать Дом быта. А Герка отказался. Тогда Хряк сказал, что мы все должны его избить. Чтоб он понял, что такое коллектив...
ВОПРОС. У Хряка есть татуировка на правой руке?
ОТВЕТ. Да. Сердце изображено. Пронзенное стрелой..."
В 19.15 позвонил Олег Васютин и сообщил, что Петухов уже сидит в кафе на улице Огарева. Явно кого-то ждет. Я немедленно выслал туда двух сотрудников.
В 19.30 в кабинет Хазарова, где мы теперь все находились, вошел старший лейтенант Максимов и положил на стол список лиц, работающих вместе с механиком кондитерской фабрики Новиковым и находящихся с ним в приятельских отношениях, Среди них значился и Василий Старостин, обслуживающий грузовые лифты фабрики.
В 19.45 следователь прокуратуры Горюнов получил санкцию прокурора на арест всех участников преступной группы.
Тотчас же мы - Григорьев, Максимов, проводник с собакой и я - выехали на улицу Новоалексеевскую, где жил очень интересующий нас лифтер объединения "Волжансклифт" Старостин.
Уже в машине по рации я узнал от Хазарова, что снова звонил лейтенант Васютин. Идя за Петуховым, который вышел из кафе, Олег оказался на Новоалексеевской улице; Петухов направился прямо к дому, где живет Софья Козырева. Васютин сообщил также, что он ясно видел, как во двор дома входил инженер "Храмов".
Кирилл Борисович передал Васютину, что оперативная группа уже в пути, и приказал никаких действий не предпринимать и в дом не входить.
Мы мчались со скоростью сто двадцать километров в час, включив освещение и сигналы. Жались к домам люди; сторонились машины; постовые ГАИ мгновенно перекрывали движение: нам давали "зелёную улицу".
...Мы подоспели вовремя. На полу, заломив руку Старостину, весь в крови лежал Олег Васютин; другую руку лифтера прижимал к полу инженер "Храмов". В угол комнаты зажался насмерть перепуганный Валентин Петухов. А в дверях стояла и, широко распахнув глаза, смотрела на все происходящее молодая женщина. Судя по всему - Софья Козырева.
25
У Васютина оказалось сквозное ранение в левую руку, выше локтя. Олег потерял много крови. Он, конечно, не собирался нарушать приказ генерала Хазарова, но когда услышал крики Софьи Козыревой о помощи, то, не колеблясь, бросился под выстрел убийцы, Чтобы спасти жизнь другому человеку. А пуля снова предназначалась инженеру "Храмову" - Алексею Меркурьевичу Кропотову... И снова она нашла другого человека - на этот раз лейтенанта Васютина.
Превозмогая боль, не обращая внимания на кровь из раны, Олег ринулся на Старостина. Он подсечкой свалил преступника с ног, выбил из его руки пистолет. Но Старостин не думал сдаваться. Пытаясь дотянуться до горла Олега, он хрипло кричал обезумевшему от страха Петухову, который словно окаменел: "Бей его табуреткой по голове, гаденыш! Иначе не жить тебе, знай, из-под земли достану!.." Именно этот хриплый, яростный крик вывел из оцепенения Кропотова. Он бросился на помощь Васю-тину, оторвал от его горла руку Старостина и, навалившись всем телом, прижал ее к полу. Уже поверженный, преступник, хрипя и ругаясь, долго еще продолжал выкручиваться. Пока не ворвались в комнату мы.
На Старостина надели наручники и увели вместе с Петуховым.
Кропотов стоял около дверей. Он спросил меня:
- А мне что делать? Тоже... в тюрьму?
- Вам? - Я пристально смотрел на него. - Вам я предлагаю завтра утром явиться в управление внутренних дел. Сегодняшнюю ночь найдете где переночевать? А то...
- Найду, найду, - заторопился Кропотов.
- Мы ждем вас. И не вздумайте снова в бега удариться, Алексей Меркурьевич!
- А я и не думал убегать от вас, - криво усмехнулся Кропотов. Впрочем, считайте, как хотите. - Он остро взглянул на меня: - Значит, вы все-таки узнали...
- Вы напрасно сомневались в этом, Кропотов!
Я имел право задержать его, но мне хотелось, чтобы инженер "Храмов" сам пришел к нам.
Утром у подъезда управления я увидел Кропотова.
- Я пришел, Вениамин Александрович, - тихо произнес он.
- Очень хорошо. Пройдемте в бюро пропусков. Вам выпишут пропуск, и мы поднимемся ко мне. Хотя...
- Что "хотя"? - Он вздрогнул.
- Если вы решили рассказать всю правду о себе, то имеет смысл сразу встретиться со следователем прокуратуры Романом Николаевичем Горюновым. Он ведет это дело.
- Вениамин Александрович, если у вас найдется время, - заговорил он неуверенно, - я хотел бы сначала все рассказать вам. А уж потом... Потом кому полагается...
В бюро пропусков Кропотов вдруг спросил:
- Вы узнали обо мне, побывав у моей сестры?
- Да, - кивнул я.
- Я очень виноват перед ней, Вениамин Александрович...
- Да, Алексей Меркурьевич, вы очень виноваты перед ней!
- Как она живет? Как она... вообще?
- Она слепа. Весь мир для нее - ночь. Но она видит его светлым. Благодаря участию людей. А вас она помнит... Алешенькой!
- Понимаю, - пробормотал он. - Вы считаете меня низким человеком?
Я ничего не ответил ему, лишь пожал плечами.
Кропотову выписали пропуск, и мы поднялись ко мне.
- Вы не станете возражать, если я включу магнитофон? - спросил я.
- Как вам будет угодно...
ИСПОВЕДЬ АЛЕКСЕЯ МЕРКУРЬЕВИЧА КРОПОТОВА, ЗАПИСАННАЯ НА МАГНИТОФОН ПОДПОЛКОВНИКОМ БИЗИНЫМ.
"...Да, почти тридцать лет я, Алексей Кропотов, живу под чужим именем. А началось все шестого октября сорок первого года. Часть, в которой я служил, была окружена немцами при обороне Вязьмы. До этого проклятого шестого октября я сражался, как все. И о том, что могу погибнуть, не думал. Отбивался батальон, и я отбивался; поднимались в контратаку все, и я бежал вперед, крича "Ура!". Нет, до шестого октября труса я не праздновал. Уходили мы тогда, осенью сорок первого, на восток. Сначала большими силами пытались вырваться. Не получилось. Я и сейчас иногда ночами просыпаюсь от явственного крика в ушах: "Немцы справа! Немцы слева!.." А то и гул танков слышу. И автоматные очереди. Страшная это штука - окружение... Потом разбились на группки по нескольку человек. В грязь зарывались и все ползли, ползли... Терялись, снова находились и опять терялись... Потом я остался один. Сам не знаю, как это вышло. Вот тогда-то меня и стала терзать мысль: только бы уцелеть! Кто я был в те годы? Мальчишка. И жизни, по сути дела, не видел. Но уже успел полюбить ее.
И тут я встретил на пути его... Василия Старостина. Помню, когда я, держа в руках "трехлинейку" без патронов, пробирался через какую-то чащобу, Василий появился передо мною из-за деревьев. Одет он был в гражданскую одежду, поверх костюма - телогрейка, на голове шапка-ушанка. Я вскинул винтовку и крикнул: "Руки вверх! Стрелять буду!" А он махнул рукой и ответил: "Ты бы хоть затвор для виду передернул, аника-воин!" И спокойно сел на землю... Старостин сказал мне, что наши войска полностью разбиты и, мол, нечего теперь лезть на рожон - о себе думать надо. Я решил, что он предлагает сдаться в плен, и отказался. Однако Василий переходить к фашистам не собирался. "Что ж ты будешь делать?" - спросил я его. Вместо ответа Старостин подошел ко мне, вырвал винтовку и, вытащив затвор, швырнул его в одну сторону, а винтовку - в другую. Я так устал от шатаний, от постоянного страха попасть в руки врага, от голода, что не нашел в себе сил протестовать, сопротивляться... Вот так я оказался дезертиром. К сожалению, иногда достаточно один неверный шаг сделать, потом и другие грехи прилипнут... Не успел я опомниться, как вором стал. Оказывается, Старостин до войны был вором. Я, когда узнал об этом, бежать от него попытался. А куда бежать - кругом уже немцы были! Да и не получилось, хотя я попробовал. Василий догадался, что я задумал, и избил меня. Страшно, до крови. Дьяволом он мне тогда казался, а не человеком... У него было поразительное, звериное чутье на опасность. А опасаться приходилось всех: сначала немцев и полицаев, а потом - когда линию фронта перешли - и своих. Клянусь вам, я хотел сразу же явиться в милицию или к первому же патрулю подойти, попросить отконвоировать меня в военкомат. Но Василий сказал, он точно насквозь меня видел: "Учти, как обнаружишься, сразу к стенке поставят - и пулю в лоб!" Запугал так, что я беспрекословно тащился за ним, как хвост... Прячась от своих, по ночам, добрались мы аж до самой Москвы, вернее, недалеко от нее остановились. И тут в одном поселке Старостин впервые приказал мне совершить самостоятельную кражу. Потом еще... Как стыдно было! Однажды я взбунтовался: закричал, что так больше жить не могу, воровать не буду и пойду в милицию, признаюсь, что я дезертир. Лучше любое наказание, чем такая жизнь, сказал я ему. Василий опять избил меня. Бил и приговаривал: "Это тебе за "не могу"! А это - за милицию! Душу из тебя выну, слизняк, сучий потрох!.." Он действовал на меня так же, наверное, как удав на кролика; парализовывал волю, замораживал мышцы.